Res judikata: возвращение к истокам (Т.М. Белозерская, "Законодательство", N 12, декабрь 2013 г.)

Res judikata: возвращение к истокам

В настоящее время единого толкования понятия правовой определенности (res judikata) не существует. В уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации термин "правовая определенность" не закреплен*(1). Среди современных исследователей возникают споры о сущности, значении и пределах действия res judikata.

Многие юристы рассматривают данное понятие как обозначение принципа судопроизводства, который нашел отражение в решениях Европейского суда по правам человека*(2). Обзор практики Верховного Суда РФ свидетельствует о том, что правовая определенность рассматривается именно как принцип судебного разбирательства*(3).

Полагаем, чтобы верно понять сущность и значение res judikata, следует прежде всего обратиться к истории появления и развития указанного понятия в уголовно-процессуальном праве России.

Итак, рассмотрим основные этапы эволюции термина "правовая определенность" в отечественной уголовно-процессуальной науке.

Непоколебимость приговоров в дореволюционном уголовном процессе

В дореволюционной науке термин "правовая определенность" не употреблялся, не было его и в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. Несмотря на это все юристы признавали важность устойчивости судебных приговоров, вступивших в законную силу. На первом этапе эволюции правовую определенность рассматривали как возможность обжалования приговора в строго ограниченных пределах.

И.Я. Фойницкий писал, что "установление разнообразных гарантий спокойного и полного разбирательства в первой инстанции имеет своей задачей обеспечение постановления ею справедливого приговора. И весьма существенные интересы как личности, так и общежития нашли бы наиболее полное удовлетворение, если бы этим разбирательством могло заканчиваться все судебное по делу производство; достигалась бы быстрота процесса, в самой высшей мере могли бы быть выполнены требования непосредственности судебного разбора и его дешевизны, и начало устойчивости, незыблемости судебных решений (res judicata pro veritate habetur), обеспечивающие устойчивость самого правопорядка, получило бы наивысшее выражение"*(4). Нельзя не согласиться с автором в том, что "если бы судебный пересмотр обусловливался единственно и всецело задачами обеспечения правильности судебных решений и единства судебной деятельности, то его следовало бы допустить до бесконечности. Между тем судебный порядок признан к жизни практическими интересами общежития и должен прежде всего удовлетворять им. Для построения судебного пересмотра открывается дальнейшая задача, состоящая в том, чтобы устойчивость и прочность правопорядка не были им поколеблены, чтобы сила и значение судебных решений уважались и не были пустым звуком, словом, задача обеспечения непоколебимости судебных решений"*(5).

С.И. Викторский указывал на необходимость обеспечения авторитета приговоров: "Приговор, вошедший в законную силу, должен быть незыблем и бесповоротен - иначе он потеряет всю силу своего авторитета; res veritate habetur. Это положение признано всюду, почему и возобновление дел строго ограничено очень немногими случаями"*(6).

Представляется, что в данном контексте авторитет приговоров является одним из проявлений авторитетности государственной власти в целом.

Рассматривая данную проблему с точки зрения границ обжалования, С.В. Познышев подчеркивал, что необходимость обжалования вытекает из принципа достижения материальной истины и из очевидной потребности по возможности предотвратить судебные ошибки. В то же время начало непоколебимости судебных приговоров и необходимость по возможности освободить процесс от всего, что может задерживать его постановку и исполнение судебных решений, приводят к выводу о желательности строгой регуляции обжалования, при которой было бы затруднено затягивание дел неосновательными жалобами*(7). Автор определяет основной принцип, который следует иметь в виду при обсуждении вопросов обжалования: приговор признается постановленным правильно, пока он не отменен новым судебным рассмотрением его в высшей инстанции. Из этого принципа вытекают следующие тезисы.

Недопустимость так называемого ревизионного порядка, который существовал в инквизиционном процессе и заключался в том, что приговоры восходили в вышестоящую инстанцию независимо от жалоб на них участвующих лиц, просто в силу веления закона. Уголовные дела последовательно переходили из судов первой инстанции в уголовные палаты, в департаменты сената, общее их собрание, в государственный совет.

Судебный приговор не может быть пересмотрен, если на него не поступило жалобы или протеста от участвующего в деле лица. Сам суд, постановивший приговор, не может ходатайствовать о его пересмотре или исправлении, даже если сознает допущенные погрешности. Исключение составляет только юридическая невозможность исполнения приговора.

Высшая инстанция сама не может войти в обсуждение тех частей приговора, на которые не принесено жалобы или протеста. Восстановление нарушенной подсудности и обсуждение правильности поставленных перед присяжными вопросов является исключением*(8).

Полагаем, что данные положения надежно ограждают судебный приговор от необоснованного обжалования и являются с учетом предлагаемых границ обжалования актуальными, если их рассматривать в контексте толкования категории правовой определенности Европейским судом по правам человека.

Для В.К. Случевского прежде всего имеет значение вступление приговора в законную силу: "Для того, чтобы состоявшийся уголовный приговор получил непререкаемое, судебное значение, делающее его исполнимым, нужно, чтобы он вступил в законную силу. Вступивший в законную силу приговор приобретает свойство неизменяемости, покоящееся на презумпции, что в основании его лежит материальная истина и правильное применение уголовного закона"*(9). Вместе с тем указанный автор подчеркивает, что законная сила состоявшегося судебного приговора стоит вне всякой зависимости от правильности самого приговора. Приговор может быть неправилен как в отношении фактическом, так и в отношении юридическом, и тем не менее он будет иметь силу судебного приговора и как таковой должен неуклонно быть исполнен, если, за истечением сроков обжалования или за неимением законных способов обжалования, на него не может быть принесена установленным порядком жалоба или протест*(10).

Итак, на первом этапе эволюции правовая определенность понималась, во-первых, как презумпция истинности вступившего в законную силу приговора, обеспечивающая его авторитет, устойчивость и незыблемость; во-вторых, как строгая регуляция обжалования приговоров и недопустимость нарушения условий обжалования; в-третьих, как положение, обеспечивающее быстроту процесса и, следовательно, соблюдение практических интересов общества.

Советский уголовный процесс: свобода обжалования или res judikata?

В советском уголовном процессе правовая определенность отрицалась как таковая. Тем не менее советские исследователи оперировали такими понятиями, как авторитет и качество судебных приговоров. Справедливость судебного приговора обеспечивалась, по их мнению, прежде всего возможностью его обжалования в установленном порядке.

Так, А.Я. Вышинский писал о том, что судебный приговор и судебное решение имеют громадное значение не только в силу формальных требований, но и в силу своего морального и общественно-политического веса. Задача повышения качества судебной деятельности есть прежде всего задача повышения качества судебных приговоров. Только тот судебный приговор или судебное решение оправдывают свое значение и служат своей цели, которые исключают какое бы то ни было сомнение в их правильности*(11). Автор подчеркивал: "Кассационная и ревизионная деятельность соответствующих судебных органов преследует не только задачи правильного разрешения конкретных дел и конкретных вопросов судебной практики. Она преследует также и задачи охраны судебного авторитета, стоящего в прямой зависимости от того, насколько удовлетворительно работает суд, насколько его деятельностью обеспечено осуществление в стране правосудия"*(12).

По мнению Э.Ф. Куцовой, одна из задач обжалования приговоров состоит в том, чтобы гарантировать законность и обоснованность приговоров советского суда. Институт обжалования приговоров и рассчитан на то, чтобы вскрывать ошибки, допускаемые при решении дел, и тем самым предотвращать возможность вступления в законную силу незаконных и необоснованных приговоров. В связи с этим задача охраны авторитета советского суда находится в прямой зависимости от правильности, законности и обоснованности его приговоров*(13).

Не вызывает сомнения, что приведенные утверждения авторов верны. Вместе с тем в современном демократическом государстве "постоянный контроль за деятельностью судов первой инстанции со стороны вышестоящих судов", о котором пишет Э.Ф. Куцова и который "является свидетельством подлинного, социалистического демократизма"*(14), неприменим. Такие действия, наоборот, являются препятствием для независимого осуществления судами своих полномочий.

Справедливы рассуждения Н.Н. Полянского о том, что приговор, вступивший в законную силу, равнозначен закону по конкретному делу. Как государство заинтересовано в стабильности законов, так оно заинтересовано и в стабильности приговоров. Спокойствие отдельных граждан входит составной частью в общественное спокойствие, которое поддерживается и охраняется государством. Советское государство не может не принимать мер к устранению таких условий, при которых над гражданами, уже по суду оправданными или уже отбывшими наказание, висел бы дамоклов меч в виде возможности вторичного привлечения к ответственности за одно и то же преступление*(15). Однако далее автор указывает: "Еще решительнее начало объективной истины как определяющее структуру советского уголовного процесса проявляется в институте пересмотра в порядке надзора решений и приговоров, вошедших в законную силу. Необходимость такого пересмотра вытекает из самой природы советского уголовного процесса, который не может примириться с формальным признанием начала истины как направляющего начала, без обеспечения всех средств к достижению объективной истины. Советское право признает первенство материальной истины над той формальной истиной, которой удовлетворяется буржуазное судебное право, когда оно провозглашает: "Res judicata pro veritate habetur"*(16). Таким образом, суждения автора противоречивы.

Ю.М. Грошевой, например, вообще полагал, что сила приговора вытекает из его правосудности, а не из презумпции истинности, которая вряд ли имеет достаточно оснований для существования. Неотменимость, по мнению автора, не может быть отнесена к свойствам приговора, так как она не характеризует этот процессуальный акт и, по сути, ничего собой не выражает. В самом деле, в основе стабильности приговора лежит не его неотменимость, а законность и обоснованность. В отношении приговора, с достоверностью установившего объективную истину в рассмотренном уголовном деле, не может стоять вопрос о его отмене. Если же приговор незаконный и необоснованный, то он во всех без исключения случаях подлежит отмене или изменению в порядке судебного надзора*(17).

Мысли В.И. Каминской по данной проблеме также содержат в себе противоречие. С одной стороны, она признает, что к числу презумпций, вызванных целью обеспечения нормального и налаженного в интересах государства отправления государством функций правосудия, относится действующая в различных странах в разном объеме презумпция истинности судебного приговора. Государство, независимо от того, какие выводы диктуются жизненным опытом в отношении справедливости и истинности выносимых его судами решений и приговоров, заинтересовано в поддержании их авторитета. Воспитание уважения к суду и его решениям среди населения немыслимо, если государство не признает авторитетности суда и для самого себя и своих органов*(18). В основе всякой судебной работы лежит общепринятая презумпция: Res judicata pro veritate habetur - судебный приговор следует рассматривать как истину. Она служит выражением авторитета суда, его работы и в этом смысле является не только правовой, но и общей презумпцией*(19). С другой стороны, по мнению В.И. Каминской, "презумпция истинности судебного приговора является неоспоримой презумпцией во всех формах, в которых она находит выражение в буржуазном праве, причем связующая сила вступившего в законную силу приговора признается за ним также и в тех случаях, когда он основан на неправильном установлении фактов или применении закона и поэтому объективно ведет к ложным результатам. Совершенно иное содержание имеет презумпция истинности судебного приговора, действующая в советском праве. Советское правосознание не удовлетворяется формальной истиной. Оно никогда не примирилось бы с тем, чтобы в целях поддержания внешнего авторитета судебной власти считать истиной то, что на деле является "вопиющей несправедливостью". А именно такой смысл приобретает презумпция истинности судебного приговора в буржуазном праве"*(20).

Таким образом, на втором этапе эволюции res judikata также понималась как презумпция истинности судебного приговора. Однако, к сожалению, эта презумпция оставалась оспоримой и после вступления приговора в законную силу. В советском уголовном процессе всегда помнили об авторитете судебных приговоров и о необходимости обеспечения высокого качества судебной деятельности в целом, однако правовая определенность судебных решений умалялась ввиду отношения к ней как к буржуазному институту, который противоречил принципу материальной истины.

Res judikata как принцип судебного разбирательства в современном уголовном процессе

В настоящее время, по нашему мнению, правовая определенность должна пониматься именно как принцип судебного разбирательства. При таком видении res judikata означает устойчивость, незыблемость, неотменимость судебного решения, вступившего в законную силу.

Именно в этом смысле res judikata получила закрепление в решениях Европейского суда по правам человека*(21), в том числе обязательных в отношении Российской Федерации.

Так, по мнению Европейского суда по правам человека, принцип правовой определенности предполагает, что стороны не вправе добиваться пересмотра судебного решения, вступившего в законную силу, лишь в целях повторного рассмотрения дела и вынесения нового решения. Полномочия вышестоящих судов в части отмены или внесения изменений в окончательные и подлежащие исполнению судебные решения должны осуществляться в целях исправления существенных судебных ошибок. Одна лишь возможность существования двух точек зрения по делу не может служить основанием для пересмотра. Отклонение от этого принципа допустимо, но является оправданным, только если это вызвано наличием существенных и бесспорных обстоятельств*(22). Действительный способ использования возможности пересмотра уголовного дела не должен нарушать саму суть справедливого судебного разбирательства. Другими словами, право возобновить уголовное судопроизводство должно осуществляться органами государственной власти так, чтобы был максимально соблюден справедливый баланс между интересами лица и необходимостью обеспечить эффективность системы отправления правосудия по уголовным делам*(23).

С точки зрения Т.В. Трубниковой, включая в содержание права на справедливое судебное разбирательство необходимость реализации принципа правовой определенности, Европейский суд по правам человека исходит из того, что вообще право на судебное разбирательство, гарантированное п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., должно толковаться в свете преамбулы к данной Конвенции, в соответствующей части которой принцип господства права признается частью общего наследия договаривающихся государств. Одним из основополагающих аспектов господства права является принцип правовой определенности. Применительно к сфере действия ст. 6 этой Конвенции принцип правовой определенности рассматривается Европейским судом по правам человека в двух аспектах: как правовая определенность самих судебных решений и как право на устойчивость судебного решения, вступившего в законную силу*(24).

Некоторые современные юристы критикуют практику механического переноса положений, записанных в постановлениях Европейского суда по правам человека, на российскую правовую почву, так как эти попытки "порой приводят к далеко не бесспорным, а по существу антидемократическим изменениям отечественного законодательства и судебной практики. В данном отношении весьма характерны изменения, которые со ссылкой на принцип правовой определенности были в последнее время внесены в институт пересмотра судебных постановлений в порядке надзора"*(25). Авторы считают, что отечественные суды склонны трактовать этот принцип именно так, что любое решение, независимо от его правильности по существу, должно быть стабильным, а законодатель, до минимума сокращая сроки подачи надзорных жалоб, фактически создает объективные препятствия для обращения в надзорный суд.

Ю.Ю. Берестнев, М.В. Виноградов приводят решение Европейского суда по правам человека, которое само нарушает принцип правовой определенности: в деле "Алексенцева и 28 других против Российской Федерации" Суд изменил свою позицию, ранее трижды высказанную, и восстановил жалобы заявителей в списке рассматриваемых дел, не имея никаких оснований для такого восстановления, поскольку правовая определенность предполагает уважение принципа res judicata и самим Судом в своей практике, а не только властями государств-ответчиков*(26).

Необходимо отметить, что Европейский суд по правам человека имеет существенное влияние на становление в России справедливого судебного разбирательства. Однако негативные эпизоды в деятельности этого органа говорят нам о проблеме неоднозначного толкования res judikata, которая до сих пор остается не урегулированной, в том числе на международном уровне.

Подводя итоги рассмотрению третьего этапа эволюции res judikata, отметим, что правовая определенность является важным принципом судебного разбирательства, поскольку если спорящие стороны могут просто пересмотреть разрешенный ранее спор, то не будет ни конца судебной тяжбе, ни начала судейского авторитета. Окончательность судебного конфликта является не только чертой судопроизводства, но и необходимым условием существования судебной власти.

Таким образом, понятие правовой определенности в отечественном уголовном процессе можно рассматривать с точки зрения трех исторических этапов, а именно дореволюционного, советского и современного.

На первом этапе изучению res judikata дореволюционные юристы придавали большое значение в деле достижения справедливого судебного разбирательства. Вместе с тем еще В.К. Случевский, как и многие другие исследователи, указывал на два противоположных интереса: "Система обжалования судебных приговоров слагается под влиянием необходимости соблюсти требование непоколебимости судебных приговоров, с одной стороны, а с другой - дать возможность восторжествовать справедливости. Полное удовлетворение этих двоякого рода требований представляется в высшей степени трудным, но невозможность достижения идеала не может еще служить причиной к уклонению от изыскания средств для приближения к нему"*(27).

Критика res judikata на втором этапе имела под собой одну основную причину - в буржуазном уголовном процессе не ставилось целью достижение объективной истины. Многие положительные черты принципа правовой определенности не были даже отмечены советскими учеными. Вообще говорить о том, что в советском уголовном процессе действительно существовала материальная истина, можно лишь со ссылкой на закрепление соответствующего положения в законодательстве и исходя из того, что у вышестоящего суда была "своя" материальная истина, которая также могла быть оспорена.

В настоящее время правовая определенность как принцип уголовного процесса России нуждается в глубокой теоретической проработке, требует дальнейшего развития теоретических подходов к его пониманию с учетом предыдущей исторической эволюции.

Тем более что в смежных областях права (в гражданском и арбитражном процессах) к принципу res judikata обращаются гораздо чаще, чем в уголовном процессе*(28).

В решениях Конституционного Суда РФ res judikata также находит отражение. Так, Конституционный Суд РФ разъяснил, что любой пересмотр вступившего в законную силу судебного решения, направленный на реализацию конституционных гарантий охраны достоинства личности и судебной защиты прав потерпевшего, объективно вступает в противоречие с принципом правовой определенности и стабильности прав. Между тем и отсутствие какой-либо возможности пересмотра окончательного судебного решения свидетельствовало бы о нарушении баланса между принципами правовой определенности, стабильности прав, non bis in idem и принципом неотвратимости наказания*(29).

По нашему мнению, принцип правовой определенности препятствует затягиванию процесса, волоките при рассмотрении дел, способствует повышению стабильности и предсказуемости правовых отношений, повышает качество и авторитетность судебных решений.

При этом данный принцип не может быть признан абсолютным. В каждом конкретном случае необходимо обеспечить баланс между принципом правовой определенности, основанным на презумпции истинности и непоколебимости вступившего в законную силу судебного решения, и правом на обжалование, которое должно защищать общество и конкретных граждан от судебной ошибки.

Список литературы

1. Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в советском уголовном процессе. М., 1948.

2. Куцова Э.Ф. Обжалование приговоров в советском уголовном процессе: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1951.

3. Познышев С.В. Элементарный учебник русского уголовного процесса. М., 1913.

4. Полянский Н.Н. Очерк развития советской науки уголовного процесса. М., 1960.

5. Случевский В.К. Учебник русского уголовного процесса. Ч. 1: Судоустройство. М., 2008.

6. Трубникова Т.В. Право на справедливое судебное разбирательство: правовые позиции Европейского суда по правам человека и их реализация в уголовном процессе Российской Федерации: Учебное пособие. Томск, 2011.

7. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1907. Т. 2.

Т.М. Белозерская,

аспирантка кафедры уголовного процесса,

правосудия и прокурорского надзора юридического

факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

"Законодательство", N 12, декабрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Термин "правовая определенность" имеет два основных значения: 1) ясность, недвусмысленность правовой нормы и 2) соблюдение принципа res judicata - неопровержимости судебных решений, вступивших в законную силу. В данной статье мы будем рассматривать правовую определенность во втором значении.

*(2) См., напр.: Кажлаев С.А. Об учете принципов правовой определенности при придании обратной силы судебным актам // Закон. 2010. N 1. С. 145-150; Мусин В.А. Интерпретация принципа правовой определенности в новейшей прецедентной практике Европейского суда по правам человека и проблема судебного надзора в России // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2009. N 5. С. 6-12; Терехова Л.А. Достижение принципа правовой определенности в надзорной инстанции арбитражного суда // Закон. 2009. N 8. С. 57-62; Ярцев Р.В. Надзорное производство в контексте принципа правовой определенности // Мировой судья. N 3. 2010. С. 13-17.

*(3) См., напр.: постановление Президиума Верховного Суда РФ от 2 июня 2010 г. N 68-П10 // СПС "Гарант"; определения Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 24 мая 2011 г. N 24-В11-1, от 19 июня 2012 г. по делу N 18-КГ12-2, от 20 июля 2012 г. N 16-В12-10 // Там же.

*(4) Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1907. Т. 2. С. 362.

*(5) Там же. С. 517-519.

*(6) Викторский С.И. Русский уголовный процесс: Учебное пособие. М., 1997. С. 421-422.

*(7) Познышев С.В. Элементарный учебник русского уголовного процесса. М., 1913. С. 302-304.

*(8) Там же. С. 308.

*(9) Случевский В.К. Учебник русского уголовного процесса. Ч. 1: Судоустройство. М., 2008. С. 395.

*(10) Там же. С. 396.

*(11) Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М., 1950. С. 5-13.

*(12) Там же. С. 40.

*(13) Куцова Э.Ф. Обжалование приговоров в советском уголовном процессе: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1951. С. 22.

*(14) Там же. С. 64.

*(15) Полянский Н.Н. Очерк развития советской науки уголовного процесса. М., 1960. С. 212.

*(16) Там же. С. 139, 212.

*(17) Грошевой Ю.М. Проблемы формирования судейского убеждения в уголовном судопроизводстве. Харьков, 1975. С. 99-100.

*(18) Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в советском уголовном процессе. М., 1948. С. 4.

*(19) Там же. С. 115.

*(20) Там же. С. 120, 124.

*(21) См., напр.: постановления ЕСПЧ по делу "Моорен против Германии" от 9 июля 2009 г. (жалоба N 11364/03), по делу "Эдуард Чистяков против Российской Федерации" от 9 апреля 2009 г. (жалоба N 15336/02), по делу "Ленченков и другие против Российской Федерации" от 21 октября 2010 г. (жалобы N 16076/06, 42096/06, 44466/06 и 25182/07).

*(22) Постановление ЕСПЧ по делу "Праведная против Российской Федерации" от 18 ноября 2004 г. (жалоба N 69529/01).

*(23) Постановление ЕСПЧ по делу "Фадин против Российской Федерации" от 27 июля 2006 г. (жалоба N 58079/00).

*(24) Трубникова Т.В. Право на справедливое судебное разбирательство: правовые позиции Европейского суда по правам человека и их реализация в уголовном процессе Российской Федерации: Учебное пособие. Томск, 2011. С. 244.

*(25) Боннер А.Т., Котов О.Ю. Принцип правовой определенности в практике Европейского суда по правам человека // Закон. 2008. N 4. С. 199-211.

*(26) См.: Берестнев Ю.Ю., Виноградов М.В. Европейский суд по правам человека и его практика: принцип правовой определенности или quodlicetjovi, nonlicetbovi? // Российская юстиция. 2006. N 11. С. 64-77.

*(27) Случевский В.К. Указ. соч. С. 405.

*(28) См., напр.: Андреева Т.К. Обеспечение принципа правовой определенности при рассмотрении дел в порядке надзора ВАС РФ // Право и экономика. 2009. N 3. С. 63-68; Клейменов А.Я. Об установлении в российском гражданском и арбитражном процессе последствий отказа ответчика от права на предъявление встречного иска // Закон. 2011. N 4. С. 116-117; Никитин С.В. Реформирование проверочных инстанций в гражданском судопроизводстве и реализация принципа правовой определенности // Российское правосудие. 2009. N 3 (35). С. 52-59.

*(29) Постановление Конституционного Суда РФ от 16 мая 2007 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности положений статей 237, 413 и 418 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Курганского областного суда" // СПС "Гарант"; определение Конституционного Суда РФ от 19 июня 2012 г. N 1164-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ивашкина Василия Николаевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 144, 145 и 448 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" // Там же; и др.