События на Украине и реакция западных государств: попытка международно-правового анализа (В.Л. Толстых, "Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2014 г.)

События на Украине и реакция западных государств: попытка международно-правового анализа

Статья содержит юридический анализ противостояния украинских властей и сторонников европейской интеграции в конце ноября - начале декабря 2013 г. Рассматриваются силовой разгон демонстрантов и реакция на него западных стран с позиций принципа пропорциональности. Сделана попытка определить природу невоенного вмешательства во внутренние дела. Затрагивается проблема злоупотребления правом в публичной сфере.

События, происходившие на Украине в конце ноября - начале декабря 2013 г., очень важны как для самой Украины, выбирающей геополитический и культурологический вектор развития, так и для России, заинтересованной в добрососедских отношениях с Украиной. Напомним хронологию событий*(1). В течение последних лет Украина и ЕС готовились заключить соглашение об ассоциации, в конце ноября 2013 г. планировалось его подписание в Вильнюсе на саммите ЕС. В последний момент президент Украины отказался от подписания, мотивировав это отсутствием анализа возможных последствий и неготовностью ЕС предоставить Украине финансово-экономическую помощь. После этого в стране начались протесты; президента и правительство обвинили в нежелании учитывать европейские устремления общества. В ночь на 30 ноября власти попытались ликвидировать лагерь сторонников европейской интеграции на Майдане Независимости, применение силы было явно непропорциональным. После этого акции протеста приобрели массовый характер; во главе протестующих встали три оппозиционные партии, к требованиям о подписании соглашения были добавлены требования о наказании виновных за силовой разгон, об отставке правительства и перевыборах. Протестующие построили баррикады, захватили несколько зданий и заблокировали доступ к правительственным зданиям. 1 декабря радикалы предприняли попытку штурма здания администрации президента, 8 декабря снесли памятник Ленину. Власти признали, что применение силы было несоразмерным, и согласились возобновить действия по подписанию соглашения. Одновременно они сконцентрировали в центре Киева правоохранительные формирования для защиты и деблокирования правительственных зданий. 11 декабря эти формирования попытались вытеснить демонстрантов, однако не добились успеха.

Особенностью данного противостояния стало пристальное внимание к нему западных государств. Иностранные политики осудили применение силы против протестующих и призвали власти не применять ее снова, провести расследование и соблюдать свободы слова и собраний. Многие призвали к диалогу и выразили поддержку европейским устремлениям Украины и готовность возобновить процедуры подписания соглашения об ассоциации. Некоторые предложили помощь в урегулировании, констатировали неспособность властей наладить диалог и разрешить кризис. Соответствующие заявления были сделаны послами (США, Великобритании, ЕС), главами и представителями МИД (Литвы, Польши, Германии, Чехии, Венгрии, Словакии, Хорватии, Швейцарии, Швеции, Италии, Франции, Канады, США), главами государств и правительств (Эстонии, Литвы, Польши), отдельными парламентариями (США, Польша), другими должностными лицами (министром Великобритании по делам Европы, министром обороны США, вицепрезидентом США, представителем президента США, представителем Кабинета министров Германии). От имени международных организаций выступили должностные лица ЕС (Комиссар по вопросам расширения и политики добрососедства, Верховный представитель по иностранным делам, председатель Европейского парламента, председатель Европейской комиссии), генеральные секретари Совета Европы, НАТО, ООН. Часть заявлений была адресована властям, часть - обеим сторонам конфликта, часть - протестующим. Германия, Литва, Польша, Швеция, США и ЕС проявили наибольший интерес к событиям; другие государства ограничились одним или двумя выступлениями.

Наиболее резкой стала Резолюция Европейского парламента от 12 декабря 2013 г. "Последствия вильнюсского саммита и будущее "Восточного партнерства", в частности в отношении Украины". Европейский парламент назвал отказ от подписания соглашения об ассоциации "упущенной возможностью для украинских устремлений" и призвал подписать его как можно скорее. Он приветствовал "европейские устремления украинцев, проявившиеся во время демонстраций", и выразил солидарность с протестующими, осудил применение силы и призвал власти уважать права человека, освободить арестованных и вступить в переговоры с протестующими. Европарламент также осудил "политическое и экономическое давление" России на Украину и призвал государства ЕС и Комиссию к "адекватному ответу", в том числе в форме контрмер. Он высказался за досрочные выборы на Украине и предложил создать посредническую миссию ЕС*(2). Представители США и ЕС также заявили о возможности введения санкций против украинских властей. Особняком стоят немногочисленные заявления, осуждающие действия оппозиции, вмешательство западных стран, попытки решить вопросы неконституционным путем (депутат Литовского сейма, глава МИД Польши). Наиболее последовательной в этом смысле была реакция России (Президент, Государственная дума, глава МИД).

Помимо заявлений имели место иные формы реагирования. В МИД Литвы, Польши и Швеции были вызваны украинские послы. Отдельные западные политики посетили Киев и Майдан и встретились с представителями властей, оппозиции и протестующими (главы МИД Хорватии, Польши, Канады, ФРГ*(3), экспрезиденты Грузии и Молдавии, заместитель Государственного секретаря США, парламентарии США и Польши, Верховный представитель ЕС по иностранным делам). Некоторые политики выступили на Майдане, а члены польского парламента установили там свою палатку. Глава МИД Украины заявил, что европейские политики должны не подбадривать манифестантов, а призывать их к диалогу. Вместе с тем власти не уклонялись от контактов с иностранными представителями, не препятствовали их встречам с оппозицией и протестующими и возобновили переговоры о подписании соглашения.

Объектами международно-правового анализа могут выступать как действия украинских властей, так и реакция иностранных государств.

В первом случае следует рассмотреть отказ от подписания соглашения, соблюдение властями свобод слова и собраний, усилия властей по расследованию правонарушений и установлению диалога с оппозицией. Квалификация большинства действий не вызывает проблем. Так, отказ от подписания соглашения, безусловно, является правом Украины как суверенного государства, даже если он не соответствовал ожиданиям ЕС и части нации. Установление диалога с оппозицией не признается международно-правовым обязательством властей, хотя, конечно, может способствовать урегулированию кризиса. Расследование правонарушений можно рассматривать как позитивное обязательство, вытекающее из ст. 11 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее - Конвенция 1950 г.). От государства в данном случае требуется проявить "должную заботливость" (due diligence), т.е. принять все необходимые и разумные в данных обстоятельствах меры для установления виновных и их наказания. Эти меры в настоящий момент принимаются: власти сделали ряд заявлений, возбудили уголовные дела и осуществили первичные процессуальные действия.

Свобода собраний провозглашается в ст. 20 Всеобщей декларации прав человека, ст. 21 Пакта о гражданских и политических правах, ст. 11 Конвенции 1950 г.; свобода слова - в ст. 19 Всеобщей декларации, ст. 19 Пакта, ст. 10 Конвенции 1950 г. Обе свободы не относятся к jus cogens и могут быть ограничены в интересах безопасности, общественного порядка, охраны здоровья, нравственности и прав других лиц. Ограничения должны соответствовать принципу пропорциональности: преследовать законные цели; быть адекватными (обеспечивать достижение целей), необходимыми (осуществляться в наиболее мягких формах) и пропорциональными stricto senso (соответствовать важности целей).

Европейский суд по правам человека вынес несколько решений, конкретизирующих положения ст. 10 и 11 Конвенции 1950 г., некоторые из них могут оказаться полезными (по делу "Объединенная коммунистическая партия Турции и др. против Турции" от 30 января 1998 г.; по делу "Станков и Объединенная македонская организация "Илинден" против Болгарии" от 2 октября 2001 г.; по делу "Христианско-демократическая народная партия против Молдовы" от 14 февраля 2006 г.; по делу "Ойа Атаман против Турции" от 5 декабря 2006 г.*(4)). ЕСПЧ неоднократно подчеркивал, что национальные власти обладают дискрецией при определении характера вмешательства, тем не менее ЕСПЧ может решать, было ли вмешательство пропорциональным, доводы властей - достаточными, а их оценка приемлемой. Вмешательство допускается только тогда, когда оно обусловлено нуждами демократического общества (неотложными социальными нуждами).

Если демонстранты не участвуют в актах насилия, государственным органам важно продемонстрировать определенный уровень толерантности. В решении по делу "Эва Мольнар против Венгрии" от 7 октября 2008 г. Суд счел, что разгон демонстрации преследовал законную цель предотвращения беспорядков и защиты прав других лиц. Он отметил, что рассматриваемые события были результатом незаконной демонстрации, блокировавшей главный мост в центре Будапешта, и что заявитель участвовала в последующей демонстрации на площади Кошута, цель которой заключалась в поддержке тех, кто проводил незаконную демонстрацию на мосту. Суд подчеркнул, что демонстранты собрались на площади Кошута около 13 ч, заявитель к ним присоединилась около 19 ч, в то время как полиция не разгоняла демонстрацию примерно до 21 ч. Суд решил, что в этих обстоятельствах заявитель имела достаточно времени, чтобы показать свою солидарность с другими демонстрантами. В итоге установлено, что вмешательство в свободу собраний не было необоснованным.

В свете практики ЕСПЧ действия украинских властей 30 ноября 2013 г. могут быть квалифицированы как нарушение обязательств по ст. 11 Конвенции 1950 г. Данные действия были обоснованы законной целью (первое условие): в центре Киева сосредоточены государственные и негосударственные учреждения, находятся важные транспортные развязки, проживает много людей; постоянное нахождение на центральной площади города лагеря протестующих затрудняло функционирование учреждений и создавало очевидные неудобства для жителей. Ликвидация лагеря могла устранить соответствующие затруднения и неудобства (второе условие). У властей, однако, имелись альтернативные средства достижения законных целей, главное место среди которых занимал диалог с протестующими и оппозицией; власти могли ввести пространственные и временные ограничения (например, запретить ночные протесты), установить зоны безопасности возле правительственных объектов, предложить протестующим переместиться в другое место. Эти средства не были использованы; по всей видимости, такая возможность даже не рассматривалась. Вместе с тем власти могли счесть, что, поскольку свобода собраний была реализована, а требования протестующих озвучены, дальнейшее занятие центральной площади столицы не было необходимым. Такой вывод имел право на существование, но его автоматическим следствием не был вывод о допустимости силового разгона.

Оценке подлежит и характер операции: она была неожиданной и стремительной; предпринята в ночное время, т.е. тогда, когда протестующие наиболее беззащитны; правоохранители использовали резиновые дубинки; имели место случаи избиения протестующих*(5). Все это свидетельствует о том, что операция была предпринята не только для разгона лагеря, но и для устрашения противников власти. Значит, условие использования наиболее мягких форм (третье условие) не соблюдалось. Также не соблюдено и условие пропорциональности stricto senso (четвертое условие): власти не попытались обеспечить баланс между защищаемыми ими интересами и интересами протестующих.

После описанных действий властей акции протеста приобрели постоянный, организованный и массовый характер. Фактически на Майдане было организовано небольшое поселение: с палатками, налаженной системой обогрева, питания и медицинских услуг, административными центрами, размещенными в захваченных зданиях, насыщенной публичной жизнью, включающей политические выступления и культурные мероприятия. Для многих Майдан стал символом стремления к свободе, отражением казацких традиций, проявлением народной солидарности.

Эстетика Майдана, однако, не должна затмевать политических и юридических аспектов. Во-первых, Майдан стал пространством, на которое не распространяется юрисдикция государства, что само по себе является вызовом властям и демонстрацией пренебрежения по отношению к принципу общеобязательности права. Во-вторых, Майдан стал опорой оппозиции, использующей его в борьбе за власть и заинтересованной в том, чтобы конфликт между протестующими и властями продолжался до тех пор, пока оппозиция не получит желаемые выгоды. В-третьих, Майдан стал местом принятия важнейших внешнеполитических решений; причем в принятии этих решений участвуют не только внутренние, но и внешние факторы. Наконец, в-четвертых, Майдан не стал и изначально не мог стать альтернативой государственным институтам; в этом смысле, каким бы большим ни было его влияние, оно должно не исключать, но скорее стимулировать поиск решений в рамках существующих конституционных механизмов либо создание новых механизмов, способных обеспечить такой поиск.

Особенности противостояния делают возможной эскалацию конфликта. В международных отношениях есть примеры подобных противостояний, служащие предостережением участникам украинских событий. Один из них - инцидент в Уал-Уал, рассмотренный в решении третейского суда от 3 сентября 1935 г. Власти итальянского Сомали контролировали район Уал-Уал, а Эфиопия полагала, что он является частью ее территории. В ноябре 1934 г. в этот район прибыл эфиопский отряд, у которого возник конфликт с уже находящимся там итальянским отрядом. Для разрешения разногласий было предложено провести расследование. На период расследования между отрядами была проведена разграничительная линия. В течение 10 дней эфиопский и итальянский отряды оставались на своих позициях, которые иногда разделяло не более двух метров, с оружием в руках, испытывая недоверие друг к другу и провоцируя друг друга. Оба отряда получили подкрепления. 5 декабря, вследствие выстрела, происхождение которого спорно, началось сражение. В конце концов эфиопы бежали, оставив на поле боя 130 погибших и значительное число раненых. Итальянские потери составили 30 погибших и сотню раненых. Арбитры сочли, что инцидент стал следствием неблагоприятного стечения обстоятельств: роковой выстрел мог быть случайным, как и другие выстрелы, раздававшиеся до него; вполне закономерно, что в условиях нервозности, возбуждения и подозрительности он повлек столь прискорбные последствия. Арбитры пришли к выводу, что Италия не несет ответственности за данный инцидент; ее власти предприняли ряд мер для его предотвращения и не были заинтересованы в нем. Эфиопия также не была заинтересована в конфликте, однако концентрация сил вблизи итальянских позиций могла произвести впечатление наличия агрессивных намерений.

После 30 ноября квалификация украинских протестов с позиций ст. 11 Конвенции 1950 г. выглядит несколько иной, чем до этой даты. С одной стороны, требования протестующих приобрели более значимый и обоснованный характер, степень публичности отстаиваемых интересов резко возросла. С другой стороны, массовость и сила протестов создали серьезную угрозу для других интересов, которые власть обязана защищать: интересов всего населения Украины, нуждающегося в бесперебойном осуществлении государственных функций (во время протестов власти вряд ли уделяют должное внимание социальному обеспечению, образованию, обороне и т.д.); интересов жителей центральных районов Киева; интересов предприятий и учреждений, размещенных в центре Киева.

В поддержку протестующих можно привести авторитетное мнение М. Вальцера, в соответствии с которым сила или слабость внутреннего сопротивления тирании есть индикатор легитимности сопротивления и внешней помощи. В свою очередь защитники властей могли бы опереться на мнение К. Хадсона, полагающего, что сила сопротивления отражает лишь силу оппозиции, но не действительные предпочтения и устремления народа*(6). К. Хадсон обращает также внимание на то, что следствием подхода М. Вальцера выступает признание легитимным государства, способного принудить своих граждан к повиновению. Как бы то ни было, баланс между двумя группами интересов должен быть предметом постоянного внимания, обсуждения и согласования. В решении по делу "Объединенная коммунистическая партия Турции и др. против Турции" от 30 января 1998 г. ЕСПЧ указал: "Одной из основных черт демократии является возможность, которую она предоставляет для решения проблем страны путем диалога, не прибегая к насилию, даже в случае многолетних, затянувшихся проблем. Демократию питает свобода выражения мнения" (пар. 57).

Перспективы Майдана пока не ясны, однако в случае, если главные проблемы, вызвавшие протесты, будут решены, их продолжение может быть квалифицировано как злоупотребление правом. Действие концепции злоупотребления правом в публичной сфере не считается общепринятым и четким, однако она не выглядит несовместимой с конституционным и международным правом. Пример ее нормативного закрепления - ст. 12 Конституции Японии 1947 г. ("Народ должен воздерживаться от каких бы то ни было злоупотреблений этими свободами и правами и несет постоянную ответственность за использование их в интересах общественного благосостояния"). Необходимость обращения к этой концепции в целом не вызывает сомнений. Неспособность определить отношение к акциям сексуальных меньшинств и экологов (инцидент с судном "Arctic Sunrise"), самоидентификации религиозных и национальных меньшинств, использованию интернета для распространения безнравственной информации, - все это свидетельствует о том, что баланс прав человека и государственных интересов должен быть переосмыслен. Ж. Бодрийяр справедливо указывал: "Свобода слова существует лишь тогда, когда это слово является "свободным" выражением индивидуума. Если же под словом понимать двойственную, сопричастную, антагонистическую, обольстительную форму выражения, тогда понятие свободы слова теряет всякий смысл"*(7).

При квалификации действий западных стран следует опираться на принцип невмешательства, закрепленный в Декларации о принципах международного права 1970 г. Согласно данному принципу ни одно государство или группа государств не имеет права вмешиваться прямо или косвенно по какой бы то ни было причине во внутренние и внешние дела любого другого государства. Вследствие этого вооруженное вмешательство и все другие формы вмешательства или всякие угрозы, направленные против правосубъектности государства или против его политических, экономических и культурных основ, признаются нарушением международного права. Ни одно государство не может ни применять, ни поощрять применение экономических, политических мер или мер иного характера с целью добиться подчинения себе другого государства в осуществлении им своих суверенных прав и получения от этого любых преимуществ.

В решении по делу о военной деятельности в Никарагуа от 27 июня 1986 г. Международный суд ООН сделал попытку уточнить содержание этого принципа: "...В соответствии с общепринятыми формулировками данный принцип запрещает любому государству или группе государств вмешиваться прямо или косвенно во внутренние или внешние дела другого государства. Запрещенное вмешательство должно, таким образом, касаться вопросов, которые в соответствии с принципом государственного суверенитета каждое государство вправе решать самостоятельно. Одним из них является вопрос о выборе политической, экономической, социальной и культурной системы и об определении внешней политики. Вмешательство незаконно, когда для того, чтобы повлиять на данный выбор, который должен быть свободным, используются средства принуждения. Этот элемент принуждения, являющийся конститутивным для запрещенного вмешательства и составляющий саму его сущность, особенно очевиден в случае вмешательства, связанного с применением силы, будь то в прямой форме военных действий либо в косвенной форме поддержки подрывной или террористической вооруженной деятельности внутри другого государства" (пар. 205).

Принцип невмешательства запрещает как военные, так и невоенные формы вмешательства, однако практика его применения касается главным образом первых: нарушением признается и непосредственное применение силы, и поддержка вооруженных повстанцев (решение МС ООН по делу о военной деятельности в Никарагуа, решение МС ООН по делу о военной деятельности на территории Конго от 19 декабря 2005 г.). Этот аспект принципа невмешательства вполне ясен.

Запрет невоенных форм вмешательства был продекларирован, однако так и не был уточнен посредством судебной практики или иным официальным образом. Причин несколько. Во-первых, принцип невмешательства вошел в международное право тогда, когда границы государств еще были прочными. Ограниченная международная коммуникация, высокий авторитет государства и "холодная война" ставили естественный заслон невоенным формам вмешательства. Широкие возможности для невоенного вмешательства открылись только в эпоху глобализации. Во-вторых, конец XX в. охарактеризовался достижением сверхдержавами и в целом государствами, способными влиять на развитие международного права, относительного консенсуса. Вмешательство западных стран в события в Югославии, Ираке, Ливии, Сирии не вызвало серьезных международных разногласий, способных стимулировать развитие теории невоенного вмешательства. В-третьих, и это самое важное, во второй половине XX в. права человека завоевали себе статус важнейшей международной ценности, способной оправдать почти любое невоенное вмешательство.

Невоенное вмешательство часто обосновывается при наличии скрытой "повестки дня". Несоответствие "официальных" целей гуманитарной интервенции действительным мотивам вмешательства - важнейшая проблема современного международного права, нуждающаяся в широком обсуждении, в процессе которого вполне возможна реабилитация некоторых марксистских тезисов. Ф. Аллот справедливо указывает: "Так называемые "права человека" в легалистических формулировках и технократические программы "хорошего управления" проявили себя как новые формы вековой маски, которая скрывает эксплуатацию и угнетение многих немногими. Демократический капитализм является социальной системой, в которой многие ведут неудовлетворительную жизнь для того, чтобы немногие могли иметь возможность вести удовлетворительную жизнь. Немногие затем находят сотни путей для того, чтобы обернуть эту возможность в источник страдания для них самих и для других. Двадцатое столетие преподнесло нам еще раз урок, который является таким же старым, как и человеческое общество. Единственной константой в человеческой социальной истории является безжалостная (ruthless) самозащита социальной привилегии. Единственное человеческое право, которое является универсально обеспеченным, - это право богатого стать еще богаче"*(8). А. Карти пишет: "...Тенденция все больше склоняется к манипуляции согласием посредством заинтересованных групп, которые отражают экономические и военные интересы. Результатом является насильственный консенсус. Поскольку права человека не могут быть основаны на объективном понимании ценности человека или разума, консенсус, необходимый для достижения решений в демократиях, является все более подверженным принудительной манипуляции (общеизвестной как spin), вызывающей отчуждение и выход из политического процесса"*(9).

Сложность определения невоенного вмешательства неоднократно подчеркивалась в доктрине. Х.Э. де Аречага отмечает: "Существует, несомненно, какая-то разделительная линия между законными убеждением и переговорами, посредством которых государства стараются повлиять друг на друга, и принуждением или насилием, противоречащим нормам международного права". При определении принуждения, по мнению автора, могут помочь принципы доброй воли, добрососедства, сотрудничества, а также законность конкретных практических действий*(10). А. Кассесе пишет: "Встает вопрос о том, охватывает ли запрет вмешательства во внутренние дела других государств также такие вмешательства, которые не принимают форму посылки или угрозы посылки военных самолетов и кораблей, но включают: экономическое давление или даже экономическое принуждение; действия, направленные на политическую дестабилизацию; провоцирование, разжигание и финансирование беспорядков в иностранном государстве. Кроме того, можно задаться вопросом, запрещает ли международное право использование сильными государствами более тонких форм недолжного вмешательства, таких как радиопропаганда, экономический бойкот, неоказание экономической помощи или воздействие на международные валютные и финансовые институты с целью экономического удушения слабых государств"*(11).

Невоенное вмешательство в дела другого государства, безусловно, отличается от вмешательства в область прав человека. Первое не основывается на применении силы: государства вынуждены сообразовываться с принципом суверенного равенства и действовать в рамках горизонтальных правоотношений. Второе же всегда базируется на реальном или потенциальном применении силы. Тем не менее в обоих случаях происходит вмешательство в волевую сферу. Воля определяется как "сознательное и целенаправленное регулирование человеком своей деятельности"*(12), "способность к выбору цели деятельности и внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления"*(13). При этом "по своей структуре волевое поведение распадается на принятие решения и его реализацию"*(14). Вмешательство в волевую сферу в связи с этим можно определить как ситуацию, при которой один субъект препятствует другому субъекту принимать решение (формировать волю) и (или) реализовывать его (реализовывать волю). Вмешательство в сферу прав человека преимущественно препятствует реализации воли. Государство не может препятствовать формированию воли человека; оно, как правило, не обладает необходимыми для этого ресурсами. Особенностью же вмешательства во внутренние дела другого государства выступает то, что оно может состоять не только в создании препятствий для реализации воли*(15), но и в создании препятствий для ее формирования. В этом смысле международное право сталкивается с феноменом, не известным праву прав человека.

Формирование воли государства представляет собой сложный политический процесс, участниками которого являются государства, политические партии, религиозные организации и другие элементы политической системы. Как и формирование воли человека, формирование воли государства представляет собой внутренний процесс, т.е. процесс, ограниченный пределами политического "организма", из которого исключены внешние субъекты и воздействия. Наличие внешних субъектов и их поведение, безусловно, учитываются внутренними субъектами, однако учет не означает инкорпорации; внешние факторы остаются динамическими источниками информации. Внутренние субъекты при этом обладают монополией на взаимодействие с нацией, выступающей источником государственного суверенитета. Аналог данной монополии - естественная монополия человека согласовывать действия органов своего тела.

Вмешательство во внутренние дела состоит в преодолении границ политического "организма" и проникновении в него, например когда иностранное государство взаимодействует с одними частями политического организма и создает помехи для функционирования других частей (при этом взаимодействие с государством в целом, конечно, правомерно, поскольку это взаимодействие двух автономных организмов). Такое проникновение представляет собой нарушение естественных законов функционирования политического "организма", оно неизбежно вызывает разбалансировку, разъединение, разобщение политического "организма", отдаление его элементов друг от друга, а в крайнем случае - распад организма либо атрофию отдельных его элементов. Механистический эффект проникновения состоит в том, что, меняя характер взаимодействия элементов политического "организма", такое проникновение неизбежно влияет на результаты взаимодействия, в том числе на принимаемые политические решения. Непосредственный интеллектуальный эффект проникновения может быть не достигнут, что, однако, не должно создавать иллюзии отсутствия проникновения. Такой иллюзии не должно создавать и согласие политического "организма" на проникновение или его пассивность по отношению к проникновению. Следовательно, в качестве невоенного вмешательства можно рассматривать взаимодействие иностранного государства с отдельными субъектами внутреннего политического процесса.

Рассматриваемое в этом ключе поведение западных государств на Украине, безусловно, признается вмешательством. Его проявлениями стали: комментирование и определение легитимности действий отдельных участников внутреннего политического процесса; проведение с ними встреч и заключение с ними политических договоренностей; солидаризация с отдельными участниками политического процесса и участие в организуемых ими акциях; обращения к нации в отсутствие разрешения государства, эту нацию представляющего; синхронизация собственных требований с требованиями оппозиции; использование средств массовой информации, в том числе украинских, для поддержки отдельных участников внутреннего политического процесса и дискредитации других. Результатами вмешательства стали изменение соотношения политических сил и пересмотр решения о подписании соглашения об ассоциации.

Вмешательство во внутренние дела, как и вмешательство в сферу прав человека, может быть правомерным. При определении его правомерности также может применяться принцип пропорциональности, выступающий в качестве общего принципа права цивилизованных наций*(16). В связи с этим действия западных стран подлежат рассмотрению в свете четырех условий пропорциональности.

Цели вмешательства могут быть признаны законными только в том случае, если они не затрагивают внутренние дела государства. В Резолюции "Определение внутренней сферы и ее последствий" от 29 апреля 1954 г. Институт международного права указал: "Внутренняя сфера - это сфера государственной деятельности, где компетенция государства не ограничена международным правом. Содержание этой сферы зависит от международного права и изменяется по мере его развития... Принятие международного обязательства по вопросу, относящемуся к внутренней сфере, исключает для стороны данного обязательства возможность ссылаться на внутреннюю сферу в отношении любого вопроса, относящегося к толкованию или применению данного обязательства" (ст. 1, 3). Западные страны обосновывали свое вмешательство заботой о правах человека, что позволяет им ссылаться на договорные обязательства Украины (Конвенция 1950 г. и Пакт 1966 г.), региональные обычаи в сфере прав человека и универсальные обычаи in stato nascente, отражающие концепции гуманитарной интервенции*(17) и ответственности за защиту.

Одновременно ряд действий западных государств позволяет предположить, что главной целью вмешательства было заключение соглашения об ассоциации. Решение о заключении соглашения, безусловно, является внутренним делом Украины, при этом делом очень ответственным. В настоящее время существует зона свободной торговли между Украиной и странами Таможенного союза. В случае заключения соглашения будет установлена зона свободной торговли между Украиной и ЕС. Европейские товары, цены на которые резко упадут, станут доминировать на украинском рынке. Для вытесняемых украинских товаров главным станет рынок стран ТС. Защищая своих производителей, страны ТС должны будут отказаться от зоны свободной торговли и ввести в отношении украинских товаров таможенный тариф, что лишит украинскую промышленность российского рынка и приведет ее к кризису; результатом станет большая экономическая и политическая зависимость от ЕС. Это объясняет осторожность украинских властей и подтверждает противоправность действий, направленных на принуждение Украины к подписанию соглашения.

Вопрос о соотношении гуманитарных целей и целей, связанных с соглашением, очень важен. Если доказать, что гуманитарные цели выдвигались лишь как предлог для достижения экономических целей и, соответственно, покрывались последними, тогда вмешательство западных государств в целом может быть квалифицировано как противоправное. В соответствии с Декларацией ООН о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств от 9 декабря 1981 г. принцип невмешательства включает "обязанность государства воздерживаться от использования или искажения вопросов о правах человека в качестве средства вмешательства во внутренние дела государств, оказания давления на другие государства или создания атмосферы недоверия и беспорядка в пределах государств и между государствами или группами государств".

Косвенных доказательств первичности экономических целей довольно много: стремление западных государств решить вопрос о подписании соглашения до урегулирования кризиса; несоответствие реакции европейских государств на нарушения прав человека их реакции на нарушения в других странах; привязывание вопроса о правах человека к вопросу об экономическом сотрудничестве. Прямые доказательства, однако, отсутствуют: ясно, что западные страны будут настаивать на приоритете гуманитарных целей и на том, что их заявления по поводу соглашения осуществлялись в рамках нормального переговорного процесса. В связи с этим точка зрения, в соответствии с которой первое условие пропорциональности (законность целей) выполнено, имеет право на существование (как и противоположная точка зрения).

Некоторые действия западных государств не связаны непосредственно с заявленными гуманитарными целями: к их числу относятся выступления на Майдане, установление контактов с оппозицией, комментирование общей политики украинских властей в украинских средствах массовой информации, предложения о посредничестве. Данные действия окончательно утратили смысл после того, как власти предоставили гарантии неприменения силы*(18) и начали расследование нарушений, совершенных 30 ноября. Значит, второе условие пропорциональности (адекватность вмешательства) не соблюдено.

Несмотря на невоенный характер, вмешательство западных государств было существенным. Реакция на нарушения не ограничилась требованиями проведения расследования и соблюдения гражданских свобод; наряду с этим были поставлены вопросы о перевыборах, пересмотре условий политического консенсуса, переориентации внешней политики, крупномасштабных экономических реформах. Были созданы условия для усиления давления на правительство со стороны оппозиции, часть которой выдвигает откровенно националистические лозунги. Действия западных государств производили впечатление системных и согласованных, что значительно усиливало их эффект. В совокупности с другими факторами они вызвали последствия, не имеющие отношения к гуманитарной сфере или имеющие к ней косвенное отношение (возобновление процедур подписания соглашения; парламентский кризис; изменение условий диалога между властями и оппозицией, разрастание протестов и приобретение ими постоянного характера). Определение влияния вмешательства и других факторов не является необходимым; достаточно установить, что вмешательство представляло собой один из главных факторов. В этих обстоятельствах третье условие пропорциональности (необходимость вмешательства) нельзя считать соблюденным.

Нарушение третьего условия становится очевидным при сравнении реакции западных государств на украинские события и на события в Турции летом 2013 г. Столкновения властей и протестующих в Турции носили гораздо более ожесточенный характер, чем столкновения на Украине. Турецкие волнения начались вследствие попытки властей уничтожить парк Гези, после разгона демонстрации они приобрели массовый и политический характер. Полиция неоднократно применяла силу (газ, резиновые пули и водометы), протестующие строили баррикады. В ходе столкновений были арестованы тысячи человек, некоторые - в своих квартирах, около восьми тысяч были ранены, пять человек погибли в столкновениях с полицией. Тем не менее правительство так и не отказалось от уничтожения парка, а премьер-министр Турции назвал протесты антидемократическими.

Реакция ЕС и США на события в Турции была сдержанной. Представитель государственного департамента США заявил: "Мы верим, что долгосрочная стабильность, безопасность и процветание Турции наилучшим образом гарантируются поддержанием фундаментальных свобод слова, собраний и ассоциации, которые, как представляется, и реализуют эти люди"*(19). Европейский парламент выразил соболезнования семьям погибших, осудил чрезмерное применение силы, призвал к соблюдению гражданских прав, освобождению задержанных и уважению свободы прессы, осудил реакцию турецкого правительства и одобрил действия турецкого президента, сделал несколько общих замечаний относительно принципов демократии и социальной политики*(20). Европейская комиссия осудила непропорциональное применение силы, призвала к соблюдению гражданских прав и указала, что ограничения должны соответствовать Конвенции 1950 г. МИД Голландии, Венгрии, Великобритании, Италии, Германии, Австрии, Франции, Ирака, Ирана и Сирии осудили чрезмерное применение силы и призвали к соблюдению гражданских прав и диалогу. Глава МИД Испании заявил, что ЕС не должен "стараться давать уроки". Относительная мягкость реакции вполне может быть объяснена тем, что Турция является членом НАТО, государством, связанным с ЕС соглашением об ассоциации, и одним из главных стратегических партнеров США и ЕС в исламском мире. Данное сравнение ясно демонстрирует опосредованность реакции на нарушения прав человека глобальными политическими и экономическими соображениями.

Пропорциональность stricto senso предполагает поддержание баланса между интересами: интересом Украины в невмешательстве в ее внутренние дела и интересом западных государств в обеспечении прав человека. В данном случае баланс выглядит смещенным: интерес западных государств был защищен ценой умаления достоинства суверенного государства и создания препятствий для свободного решения им целого спектра вопросов внутренней и внешней политики. В то время как правительство Украины старалось (пусть не всегда и не в полную меру) выполнить свои обязательства в сфере прав человека и предоставила западным государствам все возможности для мониторинга ситуации и участия в ее урегулировании, западные страны не проявили встречной сдержанности и уважения к украинскому суверенитету.

Украинские события актуализировали на постсоветском пространстве принцип невмешательства, нуждающийся в уточнении с учетом новой конфигурации международного правопорядка. Дела, связанные с нарушением данного принципа, имеют определенные судебные перспективы, поэтому соответствующее уточнение может быть осуществлено не только доктриной, но и международными судами. Украинские события также показали хрупкость государственного суверенитета в современном мире и незащищенность государства от воздействия наднациональных объединений, крупных государств и средств массовой информации. В связи с этим возникают вопросы об определении границ противодействия вмешательству, действии концепции злоупотребления правом, четком разграничении ответственности наднационального объединения и его членов, а в более широком смысле - вопрос об изменении вектора развития международного права в сторону его исходного публичного начала.

Список литературы

Allott Ph. The Health of Nations. Society and Law beyond the State. Cambridge, 2004.

Cannizzaro E. Diritto Internazionale. Torino, 2012.

Carty A. Philosophy of International Law. Edinburgh, 2007.

Cassese A. International Law. 2nd ed. Oxford, 2005.

European Parliament resolution of 12 December 2013 on the outcome of the Vilnius Summit and the future of the Eastern Partnership, in particular as regards Ukraine // URL: http://www.europarl.europa.eu.

European Parliament resolution of 13 June 2013 on the situation in Turkey // URL: http://www.europarl.europa.eu.

Hudson K. A. Justice, Intervention, and Force in International Relations. Reassessing just war theory in the 21st century. Routledge, 2009.

URL: http://www.bbc.co.uk/news/world-europe-22732139.

Аречага Х.Э. де. Современное международное право. М., 1983.

Бодрийяр Ж. Прозрачность зла / пер. Л. Любарской, Е. Марковской. М., 2000.

Избранные решения Европейского суда по правам человека. Статья 11 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод / сост. К. Баранов, В. Громова, Н. Звягина, Д. Макаров. М., 2012.

Практика Европейского суда по правам человека и российская правовая система / под ред. Д.В. Красикова. Саратов, 2006.

Философская энциклопедия / под ред. Ф.В. Константинова. М., 1960. Т. 1.

Философский энциклопедический словарь / под ред. Л.Ф. Ильичева, П.Н. Федосеева, С.М. Ковалева, В.Г. Панова. М., 1983.

В.Л. Толстых,

доктор юридических наук, доцент,

заведующий кафедрой международного права

Новосибирского государственного университета (Новосибирск)

"Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2014 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Использовалась информация с сайтов РИА "Новости", ИТАР-ТАСС, Интерфакс, ИА "Униан". Анализ сделан по состоянию на 18 декабря 2013 г.

*(2) European Parliament resolution of 12 December 2013 on the outcome of the Vilnius Summit and the future of the Eastern Partnership, in particular as regards Ukraine // URL: http://www.europarl.europa.eu.

*(3) Кризис совпал с проходящим в начале декабря заседанием Совета министров иностранных дел ОБСЕ.

*(4) Избранные решения Европейского суда по правам человека. Статья 11 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод / сост. К. Баранов, В. Громова, Н. Звягина, Д. Макаров. М., 2012.

*(5) Сам факт применения специальных средств против протестующих не может считаться нарушением Конвенции 1950 г. 25 марта 2013 г. французская полиция применила слезоточивый газ в отношении участников трехсоттысячной демонстрации против однополых браков. 14 ноября 2012 г. власти Испании использовали слезоточивый газ, дубинки и резиновые пули против профсоюзных демонстраций в Барселоне и Мадриде, десятки человек были ранены и задержаны.

*(6) Hudson K. A. Justice, Intervention, and Force in International Relations. Reassessing just war theory in the 21st century. Routledge, 2009. P. 33.

*(7) Бодрийяр Ж. Прозрачность зла / пер. Л. Любарской, Е. Марковской. М., 2000. C. 127.

*(8) Allott Ph. The Health of Nations. Society and Law beyond the State. Cambridge, 2004. P. 92.

*(9) Carty A. Philosophy of International Law. Edinburgh, 2007. P. 198.

*(10) Аречага Х.Э. де. Современное международное право. М., 1983. С. 176.

*(11) Cassese A. International Law. 2nd ed. Oxford, 2005. P. 54-55.

*(12) Философская энциклопедия / под ред. Ф.В. Константинова. М., 1960. Т. 1. С. 284.

*(13) Философский энциклопедический словарь / под ред. Л.Ф. Ильичева, П.Н. Федосеева, С.М. Ковалева, В.Г. Панова. М., 1983. С. 90.

*(14) Там же.

*(15) Государство, оккупировавшее территорию другого государства, препятствует последнему реализовывать властные предписания в отношении данной территории.

*(16) Идею отнесения данного принципа к принципам права цивилизованных наций поддерживает Энцо Канницаро (Cannizzaro E. Diritto Internazionale. Torino, 2012. P. 128-131), из отечественных авторов - А.В. Должиков (Практика Европейского суда по правам человека и российская правовая система / под ред. Д.В. Красикова. Саратов, 2006. С. 47-48).

*(17) Еще Ф. де Виториа (1486-1546) писал: "...Бог дал каждому заповедь, касающуюся его соседа. Все варвары являются нашими соседями, - следовательно, любой, особенно принцы, может защищать их от тирании и угнетения. Следующее доказательство гласит: "Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?" (Притчи Соломона. 24:11). Это касается не только настоящего момента, когда кого-то придают смерти; также можно принуждать варваров полностью отказаться от таких обычаев. Если они откажутся сделать это, им может быть объявлена война... их владыки могут быть заменены, а новые владыки поставлены. Не имеет значения, что все варвары согласны с такого рода ритуалами и жертвами, или то, что в данном случае они отказываются принимать испанцев как своих освободителей". Цит. по: Hudson K. A. Op. cit. P. 24-25.

*(18) Президент Украины сделал соответствующие заявления 13 декабря по итогам общенационального круглого стола и 15 декабря по итогам встречи с американскими сенаторами.

*(19) URL: http://www.bbc.co.uk/news/world-europe-22732139.

*(20) European Parliament resolution of 13 June 2013 on the situation in Turkey // URL: http://www.europarl.europa.eu.