Доктрина верховенства права и судебные правовые позиции (С.А. Грачева, "Журнал российского права", N 4, апрель 2014 г.)

Доктрина верховенства права и судебные правовые позиции

Статья посвящена вопросам определения природы и сущности верховенства права как доктрины и общеправового принципа. Исследуется соотношение верховенства права с важнейшими отечественными правовыми принципами - верховенства национальной конституции, верховенства закона и правового государства. В работе делается акцент на оценке содержательных характеристик верховенства права в решениях и выраженных в них правовых позициях некоторых международных и национальных судебных органов.

В современной правовой мысли довольно распространенным становится использование категории "верховенство (господство) права" (rule of law) в контексте рассмотрения различных правовых явлений, на которой все чаще сосредотачивается внимание исследователей*(1). При этом диапазон мнений и подходов к назначению и содержанию данного правового феномена довольно широк - от уверенного признания верховенства права в качестве "инструмента правового возрождения", "внутреннего состояния правопорядка" и наделения его высоким правовым значением до категоричного отрицания необходимости выделения верховенства права в ряду других правовых явлений.

Недостаточная определенность содержания категории верховенства права во многом обусловлена дискуссионностью и отсутствием однозначных ответов на ключевые вопросы, способных дать представление о данном феномене. Каковы правовая основа и содержание верховенства права? Что понимается под правом в рассматриваемом случае и над актами каких видов и уровней регулирования оно обладает верховенством? Что подразумевается под обеспечением верховенства права и каковы его механизмы? Целесообразны ли выделение и оценка верховенства права в качестве самостоятельного правового явления для развития правовой доктрины и практики?

Известно, что доктрина верховенства права как некая система взглядов на устройство и развитие правовой действительности формировалась на протяжении нескольких столетий, при этом исторически ее "родиной" принято считать систему общего англосаксонского права, где впервые было определено ее содержание, впоследствии позволившее утвердить верховенство права в качестве фундаментального конституционного принципа английского права. Традиционно первым доктринальным источником представлений о верховенстве права признается труд английского ученого А.В. Дайси об основах государственного права Англии*(2). Им были концептуально обоснованы значение и сущность верховенства права, в том числе выделены такие составляющие этого явления, как недопущение злоупотребления администрацией ее властью, подчинение всех подданных страны английским законам и судам, судебная защита прав и свобод человека.

Современные теоретики английского конституционного права обогатили представления о верховенстве права, сделав акцент на ограничении публичной власти с помощью права, на определении связанности деятельности судов только правом, а не законом, и на особом значении судебной власти в деле защиты прав и свобод человека. При этом важное внимание уделяется взаимосвязи верховенства права с общепризнанными принципами международного права и фундаментальными правами человека, гарантированными Всеобщей декларацией прав человека 1948 г. и Конвенцией о защите прав человека и основных свобод 1950 г.*(3)

В современном мире постулаты доктрины верховенства права начиная с середины XX в. постепенно приобретают развитие и обновление на наднациональном уровне, а ключевым источником формирования представлений о верховенстве права становятся международно-правовые акты. При этом, несмотря на то что требования по утверждению и соблюдению принципа верховенства права закреплены во многих соответствующих актах (международных договорах, соглашениях, декларациях и хартиях, уставах и документах ведущих межгосударственных организаций), особое значение все же имеет такое регулирование верховенства права, действенность которого обеспечивается специальными механизмами его гарантирования. В этом контексте оправданно проанализировать в первую очередь правовые акты европейских межгосударственных организаций.

Так, положения о верховенстве права определены основополагающими документами Совета Европы. Преамбула Устава Совета Европы 1949 г. провозглашает приверженность его учредителей духовным и моральным ценностям, которые являются общим достоянием их народов и подлинным источником принципов свободы личности, политической свободы и верховенства права, лежащих в основе любой истинной демократии. Статья 3 Устава обязывает каждого члена Совета Европы признавать принцип верховенства права и принцип, в соответствии с которым все лица, находящиеся под его юрисдикцией, должны пользоваться правами и основными свободами. Конвенцией о защите прав человека и основных свобод также определяются положения о приверженности государств-участников принципу верховенства права и правам человека. При этом предусматриваются некоторые меры ответственности за нарушение данных предписаний, в частности за грубое нарушение положений ст. 3 Устава, обязывающих признавать принцип верховенства права, может быть приостановлено право на представительство любого члена Совета Европы, а Комитет Министров может предложить ему выйти из состава Совета (ст. 8 Устава). Вместе с тем, несмотря на признание обеспечения верховенства права одной из основных задач Совета Европы, в его нормативных документах отсутствует конкретный перечень составляющих верховенства права и требований к его обеспечению.

В связи с этим определяющее значение для развития задач и характеристик верховенства права имеют правовые позиции Европейского суда по правам человека, созданного на основе названной Конвенции, в ведении которого находятся все вопросы ее толкования и применения. ЕСПЧ интерпретирует принцип верховенства права как верховенство прав и свобод человека и приоритетность их обеспечения и защиты. По мнению Суда, верховенство права выступает понятием, присущим всем статьям Конвенции*(4). При этом данная категория не только употребляется в практике ЕСПЧ в общем смысле, но и получает преломление через определенные права человека и относительно конкретные обстоятельства. Так, Суд в своих решениях указывал на то, что верховенство права в гражданско-правовых и иных делах трудно себе представить без возможности получить доступ к правосудию*(5). Принцип верховенства права подразумевает помимо прочего, что вмешательство органов исполнительной власти в права отдельных лиц должно находиться под эффективным контролем, который обычно обеспечивается судебной системой*(6). Из принципа верховенства права вытекает необходимость судебного контроля за законностью задержания или заключения под стражу*(7). Суд полагает не соответствующей ценностям Конвенции (общему наследию политических традиций, идеалов свободы и верховенства права) выдачу государством - участником Конвенции преступника, скрывающегося от правосудия, другому государству, когда заведомо известно или имеются веские основания полагать, что он может быть подвергнут пыткам либо станет жертвой бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания*(8). ЕСПЧ, раскрывая различные аспекты (проявления) верховенства права, оценивает их как условия - гарантии его действенности: в частности, в одном из решений Суд оценил установленную ст. 5 Конвенции систему гарантий от произвольного лишения свободы (принципы защиты физической неприкосновенности и личной безопасности индивида) как необходимое условие действия верховенства права*(9). Европейский суд также уделяет внимание качеству национального законодательного регулирования и правовой определенности. Так, ЕСПЧ подчеркнул, что непротиворечие принципу верховенства права является одним из критериев оценки качества закона, которым должны регламентироваться в соответствии с рядом статей Конвенции допустимое вмешательство публичных властей в осуществление гарантированных прав, а также их допустимые ограничения*(10).

Тем самым верховенство права в рамках Совета Европы обеспечивается созданием минимального уровня гарантирования конвенционных прав и свобод и процедурно реализуется посредством признания прав индивидов на обращение в ЕСПЧ, осуществляющий международный судебный контроль создания государствами условий обеспечения субъективных прав личности, предусмотренных Конвенцией. В контексте правового пространства Совета Европы, как справедливо отмечается исследователями, верховенство права выражается через естественно-правовые представления о правах человека, утверждающие их неоткроированность, до- и внезаконотворческий характер, а практика толкования и применения Конвенции Европейским судом являет собой прекрасный образец юридизации естественно-правовых воззрений*(11).

Следует заметить, что некоторые итоги относительно представлений о верховенстве права, его содержательных характеристик с учетом практики ЕСПЧ и некоторых доктринальных изысканий были подведены на заседаниях Европейской комиссии за демократию через право. В частности, в одном из докладов были определены необходимые составляющие верховенства права: законность (верховенство закона), правовая определенность, запрещение произвола, доступ к правосудию в независимых и беспристрастных судах, соблюдение прав человека, недискриминация и равенство перед законом*(12).

Вместе с тем оценка доктрины верховенства права как концептуального обоснования обеспечения прежде всего верховенства стандартов уважения и защиты прав и свобод человека, в том числе при участии наднациональных правозащитных структур, не является единственным вариантом ее понимания и интерпретации. Иная оценка доктрины представлена правом Европейского Союза (в прошлом - Европейского Сообщества), где верховенство права приобрело ведущее значение в числе общих принципов Союза (свободы, демократии, уважения прав человека, недопущения дискриминации и др.), несмотря на отсутствие его закрепления в учредительных документах и иных нормативных правовых актах организации.

При анализе принципа верховенства права в праве Европейского Союза (ЕС) особое внимание уделяется верховенству европейского наднационального права по отношению к национальному праву, т.е. акцент делается на более высокую юридическую значимость права ЕС в сравнении с правовыми актами его государств-участников. Доктрину верховенства права Союза принято выражать через позиции приоритетности норм общеевропейского права над национальным правом (государств-членов), непротиворечивости и соответствия положений национального права праву ЕС*(13). Такое понимание верховенства права основывается на концепции "наднациональности" при построении взаимосвязей и взаимоотношений внутри межгосударственной организации, членство в которой сопровождается ограничением государствами своих суверенных прав при передаче полномочий наднациональной организации в установленных сферах, реализованной в практике рассматриваемого западноевропейского интеграционного объединения*(14).

При этом впервые придал и впоследствии развивал такое видение верховенства права Суд Европейского Союза. Наиболее примечательным является дело "Коста против Э. Н. Е. Л.", в решении от 15 июля 1964 г. по которому было провозглашено прямое признание верховенства права Европейского Сообщества по отношению к праву государств-членов, определена его приоритетность над национальным правом. Судом отмечалось, что нормативные правовые акты, изданные на основе положений, содержащихся в учредительном договоре, не могут быть отменены или изменены любыми внутригосударственными актами, поскольку это может самым негативным образом сказаться на правовой основе и системе всего Сообщества. Также определялась обязанность судебных органов государств-членов соблюдать и применять право Европейского Сообщества. Такая оценка верховенства права, по сути, воспроизводилась в последующих решениях Суда. В частности, в 1970 г. Суд ЕС отметил, что юридическая природа принятой государством меры не имеет значения для принципа верховенства права ЕС и фундаментальные права, гарантированные конституционным правом государства, не могут являться основаниями для оспаривания верховенства права ЕС*(15). В 1977 г. Суд указал на обязанность любого национального суда применять право Сообщества и необходимость оставлять без внимания положения национального права, противоречащие ранее принятым или более поздним правовым нормам, составляющим содержание актов Сообщества*(16).

Таким образом, можно констатировать, что концепция верховенства права весьма успешно воспринята европейским наднациональным правом и ее оценка получает новое измерение. При этом на уровне европейского правового пространства судебные правовые позиции, несомненно, становятся основным источником развития представлений о верховенстве права, а субъектами их формирования выступают наднациональные судебные учреждения (Суд ЕС, ЕСПЧ), вырабатывающие единые критерии оценки этой доктрины в национальных правопорядках, находящихся в пределах их юрисдикции.

В целом благодаря деятельности многих наднациональных учреждений и международных организаций (включая Организацию Объединенных Наций, Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе, Организацию экономического сотрудничества и развития) наблюдается тенденция универсализации восприятия верховенства права как общеправового принципа. Соответствующие организации предпринимают попытки проработать содержательную сторону верховенства права прежде всего на уровне докладов, резолюций и иных рекомендательных актов, однако при этом зачастую формируя достаточно широкое понимание данной категории. Так, в рамках ОЭСР отмечено, что верховенство права состоит из таких элементов, как наличие единых для людей основных правил и ценностей, которыми они согласились быть связанными (конституционализм), государственная власть должна управляться законом, толкование законов дают независимые и беспристрастные суды*(17).

Верховенство права становится неким индикатором демократического развития современных государств, что подтверждается проектом "The World Justice Project", ежегодно публикующим индекс верховенства права по странам мира, включающего восемь показателей: ограничение власти государства, отсутствие коррупции, порядок и безопасность, фундаментальные права, открытость правительства, правоприменение, гражданское правосудие и уголовное правосудие.

В то же время об "универсализме" верховенства права свидетельствует только активное распространение его провозглашения как принципа правового развития, с помощью которого нередко обосновывается то или иное правовое явление, разрешается вопрос о конкуренции правовых ценностей. Однако это отнюдь не указывает на универсальность его понимания и содержательной интерпретации. Подобное положение обусловлено широкой свободой толкования верховенства права с точки зрения юридического значения такого "права" в системе возможных правовых регуляторов, его ценностно-правового насыщения, источниковой основы формирования и развития. При этом особенно актуальны вопросы о том, образует ли рассматриваемое право общепризнанные принципы международного права, возможно ли в право включать различные правовые регуляторы, в том числе судебные правовые позиции, или же стоит ограничивать его только совокупностью установлений основополагающих правовых актов?

Тем самым сохраняется несколько измерений оценки верховенства права, что иллюстрируется на примере фрагментации представлений о верховенстве права в рамках европейского правового пространства. Так, в праве ЕС посредством верховенства права утверждается высшая юридическая сила объективного права ЕС, в то время как верховенство права Совета Европы служит способом выражения высшей значимости субъективных прав и свобод человека, прежде всего гарантированных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод.

Тенденция универсализации самой категории верховенства права также проявляется на уровне ее восприятия национальными конституционно-правовыми системами, при этом иногда данный термин встречается в текстах национальных конституций. Например, Конституцией Хорватии верховенство права определено в числе высших ценностей конституционного строя Республики (ст. 3); согласно Конституции Украины в стране признается и действует принцип верховенства права (ст. 8). В целом восприятие верховенства права национальными правопорядками происходит повсеместно, даже при отсутствии его нормативно-правового закрепления, что в первую очередь обусловлено участием государств в межгосударственной интеграции и активной имплементацией (внедрением) в национальные правовые системы общеправовых принципов и норм.

В России верховенство права стало оцениваться в качестве общепризнанного правового принципа и даже основы конституционного строя после вхождения страны в Совет Европы, сопровождаемого также ратификацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод и признанием обязательной юрисдикции ЕСПЧ. Однако правовые условия восприятия принципа верховенства права уже были заложены Конституцией РФ, согласно которой Россия признается частью мирового сообщества, определена концепция ее развития в качестве демократического правового государства, гарантированы права и свободы человека согласно общепризнанным принципам и нормам международного права.

Вместе с тем верховенство права, несмотря на "узнаваемость" в последнее время, все же для большинства государств (включая Россию) остается неким инородным и не вполне определенным правовым явлением. Его фактическое воплощение на национальном уровне во многом зависит от разрешения ряда вопросов, обусловленных прежде всего проблемой сосуществования и сочетаемости верховенства права с традиционными "государственническими" правовыми категориями и институтами, считающимися неотъемлемыми национальными правовыми ценностями демократического развития.

Во-первых, возникает проблема взаимосвязи и соотнесения верховенства права и принципа верховенства национальной конституции. Так, актуален вопрос о степени отождествления данных принципов правового развития в связи с тем, что многие конституционные ценности являются, по сути, конституционным воплощением цивилизационных и общепризнанных правовых ценностей (наиболее яркой иллюстрацией служит институт основных прав и свобод человека). В этом смысле обеспечение верховенства права сопоставимо с обеспечением верховенства конституционных принципов и норм.

В то же время в контексте принципов верховенства права и верховенства национальной конституции, имеющих различную природу и назначение, иногда по-разному могут рассматриваться и оцениваться одинаковые правовые явления и институты, вполне возможна конкуренция этих принципов в контексте сложившейся конституционно-правовой ситуации.

Во-вторых, иногда верховенство права ассоциируется и даже отождествляется с категорией "верховенство закона", что, несомненно, искажает суть современной идеи верховенства права, которая, по сути, трактуется в свете позитивистского правопонимания. В рамках такого видения право выступает только результатом нормативно-устанавливающей деятельности государства или законом (в широком смысле), обладающим высшей юридической силой в системе правовых актов и ценностей, тем самым не препятствуя авторитарным проявлениям государственной власти.

Вместе с тем обеспечение действенности принципа верховенства права вряд ли возможно без признания и воплощения в правовой жизни принципа верховенства закона, выраженного прежде всего в требовании неукоснительного соблюдения и следования законам всеми лицами, находящимися в пределах юрисдикции государства, и внутригосударственными органами власти. При этом осуществление верховенства закона не должно обеспечиваться в ущерб верховенству права. На последнее, в частности, обратил внимание ЕСПЧ, отметив, что непротиворечие принципу верховенства права - одно из требований к качеству закона (внутреннего позитивного права), которым должны регламентироваться в соответствии с рядом статей названной Конвенции допустимое вмешательство публичных властей в осуществление гарантированных прав, а также допустимые ограничения данных прав*(18).

Следует отметить, что принцип верховенства права во многом обогащает современное понимание верховенства закона, которое получает в свете верховенства права содержательное развитие, в частности, за счет наполнения его также международными договорными установлениями и необходимостью создания механизмов реализации принципа pacta sunt servanda ("договоры должны выполняться"). Такое развитие осуществляется и в связи с указанием пределов законодательного воздействия на общественные отношения. Благодаря подобному "обогащению" верховенство закона становится более эффективным инструментом обеспечения демократичности правового развития.

В-третьих, исторически делается акцент на вопросе соотношения верховенства права и правового государства, которые нередко воспринимаются либо как взаимозаменяемые, либо как взаимодополняющие правовые явления, что предопределяется некоторой общностью их назначения, обусловленного необходимостью обеспечения связанности публичной власти правом, а также отрицательным отношением к исключительно формальному (легистскому) пониманию правовой определенности. Традиционно принято считать, что именно государствам континентальной правовой системы присуща доктрина правового государства, базирующаяся на концепции писаной конституции как высшего закона страны, в то время как в государствах англосаксонского права основой конституционного развития выступает верховенство права, формирующееся в стенах судебных учреждений. При этом именно принцип правового государства (а не верховенство права), в котором сделан акцент на природу государства и устройство публичной власти, получил закрепление в подавляющем большинстве конституционных текстов. В то же время редко встречается национальная конституция, в которой одновременно определены и принцип верховенства права, и принцип правового государства.

Однако, как было отмечено, под влиянием международных и европейских интеграционных процессов верховенство права получает самостоятельное признание и закрепление в странах континентального права, становясь неким подкреплением демократизма их правового развития и принципиальной основой современного правопорядка. Следует отметить, что принцип правового государства наряду с другими основами конституционного строя в достаточной мере характеризует наличие благоприятных условий восприятия и реализации верховенства права в рамках национальной правовой системы.

Тем самым можно констатировать, что восприятие и признание верховенства права в конституционно-правовых системах не дает однозначного решения проблемы сочетания этой доктрины с традиционно существующими национальными правовыми концепциями и принципами. При этом наблюдается процесс автономизации рассматриваемой доктрины в ряду существующих и, соответственно, обособленное исследование верховенства права как самостоятельного правового явления.

Между тем попытки оценки верховенства права и "примирения" этой доктрины с другими правовыми концепциями и принципами активно предпринимаются на уровне высших судебных органов государств. Этому содействует необходимость развития представлений о важнейших конституционно-правовых явлениях в условиях современных вызовов, в числе которых проблемы защиты прав и свобод человека, самоограничения публичной власти и пределов ее допустимого воздействия, взаимодействия и взаимовлияния международного и национального права, соотношения судейского усмотрения, активизма и правотворчества. Обращает на себя внимание то, что в отечественной правовой мысли постепенно формируются представления о развитии верховенства права в первую очередь как судебной доктрины при практически пассивном участии законодателя и науки*(19).

В рамках деятельности высших судебных органов, и прежде всего конституционных судов, в конечном счете обеспечивается непосредственное применение верховенства права и гарантируется его действенность на уровне национальных правопорядков. В России особенно активным проводником идей верховенства права, особенно в том смысле, в котором они понимаются в праве Совета Европы, стал Конституционный Суд РФ.

Верховенство права в конституционно-судебной практике рассматривается в качестве универсального принципа наряду с принципами гуманизма, справедливости и равенства, общепризнанными в современных демократических государствах, а также указываются отдельные аспекты верховенства права, в том числе получившие выражение в Конституции РФ (принцип неприкосновенности собственности, право на личную неприкосновенность и др.)*(20). Как справедливо отмечает Г.А. Гаджиев, наибольшее количество велений в адрес законодателя Конституционный Суд РФ вывел из принципов верховенства права и правового государства, обогатив правовой арсенал российских юристов представлениями о таких принципах, как принцип правовой определенности, принцип публичной достоверности правовых норм и принцип соразмерности ограничений. Требование правовой определенности появилось как выявленный Конституционным Судом один из аспектов принципа верховенства права*(21).

Важно отметить, что КС РФ редко оперирует в практике собственно понятием "верховенство права", в основном предпочитая обращаться при оценке правовых явлений к конституционным установлениям и терминологии, зачастую используя категорию "правовое государство", сущность которой раскрывается во многих его позициях. Так, Судом было отмечено, что конституционный принцип правового государства, возлагающий на Российскую Федерацию обязанность признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина как высшую ценность, предполагает установление такого правопорядка, который должен гарантировать каждому государственную защиту его прав и свобод*(22). В другом своем решении КС РФ обозначил, что правовое государство по сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно обеспечивает безопасность граждан, охрану и защиту их прав и законных интересов, эффективное восстановление в правах. Поэтому в Российской Федерации как правовом государстве человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а их признание, соблюдение и защита - обязанностью государства; права и свободы человека и гражданина в Российской Федерации признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. Они определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием; государственная защита прав и свобод человека и гражданина гарантируется на основе принципа юридического равенства*(23). Требования правового государства предполагают обязанность обеспечивать эффективную защиту прав и свобод человека посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости, на основе законодательно закрепленных критериев, которые в нормативной форме предопределяют, в каком суде и в какой процедуре подлежит рассмотрению конкретное дело, позволяющих суду (судье), участникам процесса, иным заинтересованным лицам избежать правовой неопределенности в данном вопросе*(24).

При этом КС РФ указал на взаимосвязь принципов правового государства и верховенства права, рассматривая один принцип как необходимую составляющую содержания другого принципа. Судом отмечено, что в Российской Федерации, правовая система которой основана на принципе верховенства права как неотъемлемом элементе правового государства, право каждого на судебную защиту предполагает обеспечение всем субъектам права свободного и равного доступа к правосудию, осуществляемому независимым и беспристрастным судом на основе состязательности и равноправия сторон, а также охрану их прав и законных интересов не только от произвола законодательной и исполнительной власти, но и от ошибочных решений суда*(25). Конституционные принципы правового государства, основанного на верховенстве права и правовой демократии, предполагают в целях поддержания гражданского мира и согласия необходимость установления нормативно-правового регулирования, которое обеспечивало бы цивилизованные формы разрешения избирательных споров, что делает наиболее востребованными именно судебные механизмы защиты избирательных прав*(26).

Вместе с тем в связи с обеспечением верховенства национальной конституции, положения которой согласно действующему законодательству являются исключительным критерием оценки конституционности проверяемого нормативного правового акта и выявления его конституционно-правового смысла, актуализируется вопрос обеспечения КС РФ принципа верховенства права в аспекте права наднационального.

Своими позициями Конституционный Суд определяет связанность всех национальных правовых норм как конституционными нормами, так и общеправовыми принципами и стандартами, в том числе формируемыми в наднациональной судебной практике, однако при этом, как правило, формально обозначая собственную привязанность исключительно к положениям Конституции РФ. Тем самым критерием оценки конституционности национальных правовых норм выступают не только конституционные нормы, но также и международно-правовые стандарты, с которыми КС РФ соизмеряет и собственные выводы, подчеркивая соответствие конституционных и международных правовых регуляторов друг другу. В этом случае верховенство права, по сути, дополняет и служит основой развития конституционно-судебного обеспечения верховенства Конституции.

Однако вполне допустима возможность столкновения международно-правовых и конституционных регуляторов - положений учредительных актов наднационального образования, ратифицированных международных договоров и национальной конституции или позиций международного судебного учреждения и органа конституционного правосудия. В основе такого столкновения, как правило, лежат вопросы ценностного отношения к праву, в том числе развития конституционной аксиологии.

В правовой практике соответствующие проблемы уже обозначились. В последнее время ЕСПЧ было принято несколько решений, критически оценивающих российскую конституционно-правовую практику. Так, появление соответствующих проблем ознаменовало решение ЕСПЧ от 7 октября 2010 г. по делу "Маркин против России", содержащее негативную оценку российского законодательства по вопросу предоставления отпуска по уходу за ребенком мужчинам-военнослужащим и позиций КС РФ о конституционности такого регулирования. 4 июля 2013 г. было принято решение ЕСПЧ по делу "Анчугов и Гладков против России", констатировавшее нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод уже в связи с положениями Конституции РФ (ч. 3 ст. 32), согласно которым граждане, содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда, не имеют права избирать органы государственной власти.

В свете сказанного важным и переломным моментом в процессе восприятия международного права в национальной правовой системе стало принятие КС РФ постановления от 6 декабря 2013 г. N 27-П о проверке конституционности положений ГПК РФ в той мере, в которой они допускают пересмотр вступившего в законную силу судебного постановления при наличии противоположных правовых позиций КС РФ и ЕСПЧ относительно соответствия примененных при рассмотрении конкретного дела норм национального законодательства положениям Конституции РФ и Конвенции о защите прав человека и основных свобод, создавая тем самым препятствия для правильного разрешения дела.

В рамках постановления Конституционный Суд обозначил механизм разрешения коллизионных ситуаций, по сути, возникающих между международно-правовыми и конституционными актами в аспекте проблемы конкуренции правовых позиций ЕСПЧ и КС РФ. При подтверждении необходимости "безусловного" исполнения окончательных постановлений ЕСПЧ решением КС РФ в определенной мере ограничиваются возможности прямого применения международного права в национальных судах при наличии расхождения в оценке конституционности (конвенционности) применяемого законоположения в позициях соответственно КС РФ и ЕСПЧ, одновременно претендующих на разрешение конституционно-правовой ситуации. В этом случае суд общей юрисдикции, предполагающий применить "спорные" законоположения для разрешения возникшей правовой ситуации, связывается обязательством обратиться с запросом о проверке конституционности соответствующих законодательных норм в КС РФ, который определяет возможные конституционные способы реализации постановления ЕСПЧ. Иное может поставить под сомнение верховенство Конституции РФ, обладающей в правовой системе Российской Федерации высшей юридической силой по отношению к любым правовым актам, действующим на территории России. В связи с этим можно констатировать, что КС РФ закрепил за собой право "последнего слова" при возникновении конфликта конституционных и международных регуляторов в контексте возможных коллизий между выводами судов.

В практике высших судов государств встречаются и другие подходы к восприятию международного права, в частности, связанные с утверждением верховенства наднационального права по отношению ко всем внутригосударственным актам, включая конституционные регуляторы. Такие подходы особенно присущи практике ряда судов государств - членов ЕС, что обусловлено особенностями участия в соответствующем интегративном объединении. В частности, это находит выражение уже на предварительном этапе рассмотрения дела конституционными судами при обращении их к процедуре вынесения решения в преюдициальном порядке Судом ЕС, а также в следовании стандартам права ЕС при вынесении судебных решений*(27).

В целом можно констатировать, что правовые позиции высших судебных органов, в особенности конституционных судов, становятся важнейшим инструментом обеспечения доктрины верховенства права и реализации ее в правовой жизни. При этом наблюдается и обратная связь - влияния на судебную власть верховенства права как важнейшего доктринального и правового инструмента развития судебного усмотрения и активизма, унификации национальных судебно-правовых практик и утверждения в них надпозитивных общеправовых ценностей.

В настоящее время воспринятая отечественной правовой практикой доктрина верховенства права, несомненно, открывает дополнительные перспективы и возможности имплементации международного права, развития национальной правовой системы в контексте обеспечения прав и свобод человека и суверенизации личности, оптимизации деятельности органов публичной власти и пределов их допустимого воздействия на общественные отношения, укрепления самостоятельности судебной власти.

Библиографический список

Баренбойм П.Д. Концепция Зорькина-Танчева о соотношении современных доктрин верховенства права и правового государства // Законодательство и экономика. 2011. N 10.

Баренбойм П.Д. Разграничение, конвергенция или замена доктрин правового государства и верховенства права? // Законодательство и экономика. 2013. N 4.

Варламова Н. Верховенство права - базовый принцип европейской системы защиты прав человека // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 2002. N 3.

Гаджиев Г. Принцип правовой определенности и роль судов в его обеспечении // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. N 4.

Гаджиев Г.А. О судебной доктрине верховенства права // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. N 4.

Дайси А.В. Основы государственного права Англии: Введение в изучение английской конституции / пер., доп. по 6-му англ. изд. О.В. Полторацкой; под ред. П.Г. Виноградова. 2-е изд. М., 1907.

Дедов Д.И. Доктрины верховенства права и правового государства как методология философии права // Доктрины правового государства и верховенства права в современном мире: сб. ст. / отв. ред. В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм. М., 2013.

Зорькин В.Д. Верховенство права и встреча цивилизаций // Журнал конституционного правосудия. 2008. N 1.

Зорькин В.Д. Верховенство права и конституционное правосудие // Журнал российского права. 2005. N 12.

Капустин А.Я. Международные организации в глобализирующемся мире. М., 2010.

Лафитский В.И. Принцип верховенства права в этико-правовом измерении // Журнал российского права. 2007. N 9.

Марченко М.Н. Верховенство права Европейского союза по отношению к национальному праву государств-членов // Журнал российского права. 2009. N 5.

Михайлов А. Принципы верховенства права и преемственности права в английской правовой доктрине. URL: http://blog.pravo.ru/blog/3305.html.

Недзел Н.Е. Верховенство права или правовое государство: откуда мы пришли и куда мы идем? // Доктрины правового государства и верховенства права в современном мире: сб. ст. / отв. ред. В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм. М., 2013.

Трстеньяк В. Принцип верховенства в праве Европейского союза и роль конституционных судов государств-членов // Международное правосудие. 2012. N 2.

Хабриева Т.Я. На путях создания российской модели правового государства // Доктрины правового государства и верховенства права в современном мире: сб. ст. / отв. ред. В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм. М., 2013.

С.А. Грачева,

кандидат юридических наук, старший научный сотрудник отдела

теории законодательства Института законодательства и

сравнительного правоведения при Правительстве

Российской Федерации

"Журнал российского права", N 4, апрель 2014 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Зорькин В.Д. Верховенство права и встреча цивилизаций // Журнал конституционного правосудия. 2008. N 1; Он же. Верховенство права и конституционное правосудие // Журнал российского права. 2005. N 12; Хабриева Т.Я. На путях создания российской модели правового государства // Доктрины правового государства и верховенства права в современном мире: сб. ст. / отв. ред. В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм. М., 2013; Гаджиев Г.А. О судебной доктрине верховенства права // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. N 4; Баренбойм П.Д. Концепция Зорькина - Танчева о соотношении современных доктрин верховенства права и правового государства // Законодательство и экономика. 2011. N 10; Он же. Разграничение, конвергенция или замена доктрин правового государства и верховенства права? // Законодательство и экономика. 2013. N 4; Лафитский В.И. Принцип верховенства права в этико-правовом измерении // Журнал российского права. 2007. N 9.

*(2) См.: Дайси А.В. Основы государственного права Англии: Введение в изучение английской конституции / пер., доп. по 6-му англ. изд. О.В. Полторацкой; под ред. П.Г. Виноградова. 2-е изд. М., 1907.

*(3) Подробнее см.: Михайлов А. Принципы верховенства права и преемственности права в английской правовой доктрине. URL: http://blog.pravo.ru/blog/3305.html; Недзел Н.Е. Верховенство права или правовое государство: откуда мы пришли и куда мы идем? // Доктрины правового государства и верховенства права в современном мире: сб. ст. / отв. ред. В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм. М., 2013; Дедов Д.И. Доктрины верховенства права и правового государства как методология философии права // Там же.

*(4) См.: Стенфорд против Соединенного Королевства. Решение ЕСПЧ от 28 мая 2002 г.

*(5) См.: Голдер против Соединенного Королевства. Решение ЕСПЧ от 21 февраля 1975 г.

*(6) См.: Класс и другие против ФРГ. Решение ЕСПЧ от 6 сентября 1978 г.

*(7) См.: Броган и другие против Соединенного Королевства. Решение ЕСПЧ от 29 ноября 1988 г.

*(8) См.: Соиринг против Соединенного Королевства. Решение ЕСПЧ от 7 июля 1989 г.

*(9) См.: Энгель и другие против Нидерландов. Решение ЕСПЧ от 8 июня 1976 г.

*(10) См.: Круслин против Франции. Решение ЕСПЧ от 24 апреля 1990 г.

*(11) См.: Варламова Н. Верховенство права - базовый принцип европейской системы защиты прав человека // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 2002. N 3. С. 153.

*(12) См.: Доклад о верховенстве права, принятый на 86-м пленарном заседании Европейской комиссии за демократию через право (Венеция, 25-26 марта), 4 апреля 2011 г. CDL-AD(2011)003rev, исследование N 512/2009. URL: http://online.zakon.kz/Document/?doc_id=31150625#sub_id=11.

*(13) Подробнее см.: Марченко М.Н. Верховенство права Европейского союза по отношению к национальному праву государств-членов // Журнал российского права. 2009. N 5; Трстеньяк В. Принцип верховенства в праве Европейского союза и роль конституционных судов государств-членов // Международное правосудие. 2012. N 2. 

*(14) Подробнее см.: Капустин А.Я. Международные организации в глобализирующемся мире. М., 2010. С. 194-198.

*(15) См.: Дело "Общество с ограниченной ответственностью "Интернацьонале Хандельсгезельшафт". Решение Суда ЕС от 17 декабря 1970 г. N 11/70.

*(16) См.: Дело "Финансовая администрация Италии против "Симменталь СПА". Решение Суда ЕС от 9 марта 1978 г. N 106/77.

*(17) См.: Доклад о верховенстве права, принятый на 86-м пленарном заседании Европейской комиссии за демократию через право (Венеция, 25-26 марта), 4 апреля 2011 г. CDL-AD(2011)003rev, исследование N 512/2009.

*(18) См.: Круслин против Франции. Решение ЕСПЧ от 24 апреля 1990 г.

*(19) См.: Гаджиев Г. О судебной доктрине верховенства права. С. 13. 

*(20) См. постановления КС РФ от 27 февраля 2009 г. N 4-П, от 22 апреля 2011 г. N 5-П.

*(21) См.: Гаджиев Г. Принцип правовой определенности и роль судов в его обеспечении // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. N 4. С. 16-17. 

*(22) См. постановление КС РФ от 25 апреля 2001 г. N 6-П.

*(23) См. постановление КС РФ от 21 ноября 2002 г. N 15-П.

*(24) См. определение КС РФ от 4 июня 2013 г. N 882-О.

*(25) См. постановление КС РФ от 2 июля 2013 г. N 16-П.

*(26) См. постановление КС РФ от 22 апреля 2013 г. N 8-П.

*(27) Подробнее см.: Трстеньяк В. Указ. соч.