Совершенствование механизма прокурорского надзора в уголовном процессе (А. Гурин, "Законность", N 10, октябрь 2013 г.)

Совершенствование механизма прокурорского надзора в уголовном процессе

Процессуальный статус прокурора претерпел существенные изменения в связи с принятием Федерального закона от 5 июня 2007 г. "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации". Прокурор на досудебной стадии уголовного судопроизводства прекратил активно влиять на ход расследования, направляя его в сторону установления истины, поскольку фактически утратил полномочия руководителя и организатора уголовного преследования.

Вместе с тем механизм прокурорского надзора был и остаётся основной и действенной формой государственного контроля за исполнением на территории страны законов, в первую очередь, обеспечивающих неотъемлемые конституционные права лиц, вовлечённых в сферу уголовного судопроизводства, как на государственную защиту от преступных посягательств, так и свободу, личную неприкосновенность.

В силу своего статуса прокурор призван обеспечить основные конституционные гарантии всем арсеналом предоставленных ему сил и средств, которые, несмотря на пересмотр его роли в уголовном процессе, исторически являются эффективным процессуальным рычагом воздействия на нарушения законности прежде всего по сигналам участников уголовного судопроизводства в досудебной его стадии.

В связи с этим дискуссионный характер приобрёл вопрос и о процессуальной недостаточности прав надзирающего прокурора.

Изменения УПК, внесённые Федеральным законом от 28 декабря 2010 г. N 404-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием деятельности органов предварительного следствия", существенно расширили полномочия прокурора на досудебной стадии уголовного судопроизводства, что, несмотря на неоднозначные отклики среди практических работников сферы правопорядка и в научной среде, положительным образом отразилось на результативности мер прокурорского реагирования и оперативности прокурорского вмешательства в целях устранения нарушений закона.

Результаты прокурорской деятельности, статистические данные свидетельствуют о повышении в последние годы доверия граждан к институту прокуратуры.

Вместе с тем законодательная динамика корректировки уголовно-процессуального закона, в применении которого вряд ли допустим субъективизм, ежедневно диктует правоприменителю необходимость поиска процессуально-правовых механизмов разрешения различных ситуаций.

В условия законодательной неопределённости поставлен и прокурор, который, к примеру, в случае установления им факта невиновности обвиняемого при изучении уголовного дела, поступившего в предусмотренном процессуальным законом порядке от органа расследования, лишён возможности прекращения в отношении такого лица незаконного уголовного преследования.

Практика прокурорского надзора свидетельствует о том, что прокурор в палитре предоставленных процессуальным законом полномочий по устранению допущенных нарушений в таких случаях реализует право возвращения уголовного дела в орган расследования в порядке, определённом п. 2 ч. 1 ст. 221 УПК.

Ранее действовавшая до законодательных изменений 2007 г. редакция ст. 221 УПК закрепляла полномочие прокурора прекращать уголовное дело либо уголовное преследование в отношении отдельных обвиняемых полностью или частично.

Поскольку одной из основных задач прокурора является обеспечение эффективного и действенного надзора за процессуальной деятельностью органов дознания и предварительного следствия, а также незамедлительное реагирование на допущенные нарушения закона, восстановление нарушенных прав, полагаем, что отсутствие, в соответствии с действующим УПК, у прокурора полномочий по прекращению уголовного дела (уголовного преследования) как эффективного инструмента недопущения следственных ошибок при раскрытии и расследовании преступлений, а также их устранения не может не вызывать обоснованных возражений.

Подтверждением изложенному служит и аргументированная позиция В. Крюкова, который совершенно обоснованно отмечает, что цели надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного расследования требуют совершенствования форм механизма воздействия прокурорского надзора на этом направлении, в том числе наделения полномочиями отменять незаконные и необоснованные постановления следователя. Предоставление такого права прокурору наряду с расширением контрольных функций суда позволило бы повысить эффективность процессуального механизма, обеспечивающего успешное решение задач органами предварительного расследования*(1).

По смыслу положений ч. 1 ст. 37 УПК, принятие решения о прекращении уголовного дела или уголовного преследования следует из надзорной функции прокурора.

Также необходимо отметить, что акты прокурорского надзора, вынесенные в силу п. 3 ч. 2 ст. 37 УПК, не во всех случаях позволяют прокурору при осуществлении надзорной деятельности эффективно реагировать на нарушения, допущенные должностными лицами следственных органов, поскольку в рамках этой "громоздкой" процедуры прокурор лишь предлагает руководителю отменить незаконное решение подчинённого следователя, а при несогласии вынужден обращаться к вышестоящему руководителю органа следствия, что исключает своевременность устранения нарушений закона, а в отдельных случаях может привести к утрате доказательств, свидетельской базы и, как следствие, - к нарушениям конституционных прав граждан.

Возвращение прокурору права своим постановлением прекратить незаконное уголовное преследование было бы серьёзной процессуальной гарантией исключения случаев ущемления конституционных прав граждан в досудебной стадии уголовного процесса, а также фактов превышения полномочий в отношении подозреваемых (обвиняемых).

В пользу такого рассуждения можно отнести активно высказываемые в последнее время мнения юристов-практиков. С. Зайцев обоснованно полагает, что не способствуют реализации правозащитной функции прокуратуры и нормы УПК, предусматривающие прекращение уголовного дела исключительно органами предварительного расследования. Является нонсенсом, что согласно действующей редакции ст. 37 УПК прокурор не может прекратить незаконное уголовное преследование не только на стадии предварительного расследования, но даже на стадии утверждения обвинительного заключения*(2).

Эта точка зрения созвучна как в целом стремлению уголовно-процессуальной практики в современных условиях к расширению "процессуального влияния" прокурора на досудебной стадии уголовного судопроизводства, так и позиции многих прокуроров-практиков, сложившейся в повседневной работе на местах.

Думается, что ситуация, когда прокурор лишён процессуальной возможности прекратить незаконное уголовное преследование, не в полной мере согласуется и с положениями п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК, наличием возможности отказаться от государственного обвинения (ч. 4 ст. 37 УПК), как того требует в определённых случаях ч. 7 ст. 246 УПК, а также практикой осуществления функций прокуратуры во многих странах.

Уголовное преследование - это, прежде всего, процессуальные действия стороны обвинения, и, наделяя прокурора правом отказаться от уголовного преследования, современный УПК содержит излишний запрет прекратить уголовное преследование в случае, когда прокурор пришёл к выводу, что нет доказательств вины подозреваемого (обвиняемого).

Заметим, что диспозиция ст. 24 УПК прямо предусматривает, что возбуждённое уголовное дело подлежит прекращению в связи с наличием к тому, помимо прочих, формальных оснований.

При этом очевидно, что сдерживающая роль прокуратуры, в том числе по применению в связи с нарушениями закона мер административной ответственности по отношению к представителям правоохранительных органов, не сможет обеспечить надлежащий режим законности в их деятельности.

Противоречив законодатель и при регламентации полномочий прокурора по оценке результатов расследования в отношении лица, к которому следствие "предлагает" принять меры медицинского характера.

В силу ч. 5 ст. 439 УПК уголовное дело с постановлением о направлении его в суд следователь передаёт прокурору, который принимает одно из следующих решений:

1) об утверждении постановления следователя и о направлении уголовного дела в суд;

2) о возвращении уголовного дела следователю для производства дополнительного расследования;

3) о прекращении уголовного дела по основаниям, указанным в п. 1 ч. 1 ст. 439.

Пункт 1 ч. 1 ст. 439 УПК наделяет прокурора правом прекращения уголовного дела и уголовного преследования, в том числе за отсутствием состава преступления.

Анализ норм УПК в их совокупности, и прежде всего положений ст. 221 и 439 УПК, позволяет констатировать, что в этом случае нарушен принцип единообразия норм уголовно-процессуального закона.

В свою очередь, необходимость сведения к "общему знаменателю" нормативно-правовой регламентации полномочий прокурора на досудебной стадии уголовного судопроизводства очевидна.

Выходом из создавшейся ситуации является чёткое закрепление в ч. 1 ст. 221 УПК и ч. 2 ст. 37 УПК права прокурора прекращать незаконное уголовное преследование (уголовное дело), что послужит ещё одним значимым рычагом укрепления законности в сфере уголовно-правовых отношений.

Иными словами, именно целью повышения эффективности защиты конституционных прав граждан, преумножением правозащитного потенциала органов прокуратуры в сфере уголовного судопроизводства, а не ведомственными интересами объясняется назревшая необходимость наделения прокурора правом прекращать незаконное уголовное преследование, причём как на стадии изучения уголовного дела в порядке ст. 221 УПК, так и после получения в соответствии со ст. 172 УПК сведений о предъявлении лицу обвинения.

Следует отметить, что такое право в механизме реализации прокурором надзорных полномочий стало бы эффективным процессуальным инструментом по устранению нарушений требований процессуального закона, а также восстановлению прав участников уголовного процесса и обеспечению их доступа к правосудию в разумный срок, что, без сомнений, будет положительно воспринято на практике, в том числе участниками уголовного процесса со стороны защиты.

При этом автор солидарен с мнением В. Платонова, полагающего, что после вынесения "за скобки" предварительного расследования отлаженного десятилетиями механизма прокурорского надзора следователи получили почти неограниченные полномочия, а прокуратура лишилась возможности возбуждения дел, осуществления надзора и контроля за ходом расследования, в связи с чем было бы правильно, чтобы государственный обвинитель руководил и сбором доказательств защиты гражданина со стороны государства*(3).

Вместе с тем, на наш взгляд, не следует полностью возвращаться к модели прокурорских полномочий, закреплённой в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. или в действовавшей до 2007 г. редакции Уголовно-процессуального кодекса. Необходимо согласиться с точкой зрения А. Долговой о том, что прокурор должен иметь право вмешиваться в деятельность по расследованию, но только в связи с нарушением закона*(4).

В заключение наших рассуждений уместно отметить, что интенсивное обновление федерального законодательства в сфере уголовного судопроизводства практические работники оценивают не только как вполне отвечающее социально-экономической ситуации, но и как требующее устранения существующих законодательных противоречий, поскольку работа системы органов правопорядка, в том числе и прокурора, должна соответствовать потребностям современности.

А. Гурин,

старший прокурор отдела по надзору за следствием управления

по надзору за уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной

деятельностью прокуратуры Курской области

"Законность", N 10, октябрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Крюков В.Ф. Уголовное преследование в досудебном производстве. М., 2010, с. 302.

*(2) См.: Зайцев С. Актуальные проблемы защиты прав граждан в уголовном судопроизводстве. - Законность, 2012, N 8, с. 3-6.

*(3) См.: Интернет-портал "Российской газеты" http://www.rg.ru/2012/10/11/sledstvie.html.

*(4) См.: Долгова А.И. Прокурорский надзор в советском уголовном судопроизводстве: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1968, с. 94.