Пути реформирования российского уголовного законодательства (А.В. Наумов, "Законы России: опыт, анализ, практика", N 10, октябрь 2013 г.)

Пути реформирования российского уголовного законодательства

Действующий Уголовный кодекс Российской Федерации был принят в 1996 г. и вступил в действие с 1 января 1997 г. Прежний Кодекс (УК РСФСР 1960 г.) исходил (что, естественно, не могло быть иначе) из классовых начал советского уголовного права, из приоритета идеологии социализма (коммунизма) и приверженности всех уголовно-правовых институтов командно-административной системе и централизованной плановой экономике. К моменту же принятия нового Кодекса российское общество перешло совсем в другую эпоху, и уголовное законодательство должно было быть адекватно происходившим в стране социально-политическим и экономическим процессам. Новое время потребовало создания нового уголовного кодекса, основанного на совершенно иных исходных принципах, на отказе от старой идеологии и признании новой. УК РФ 1996 г. и стал таким законодательным актом, в основу которого была положена идеология приоритета общечеловеческих ценностей относительно всех других (включая классовые и национальные), решительного поворота к проблеме уголовно-правовой охраны прав и свобод человека как основополагающей идее уголовного законодательства, соответствию уголовно-правовых запретов рыночной экономике, общепризнанным принципам и нормам международного права. Эти новые идеологические приоритеты полностью соответствовали и новой (1993 г.) Конституции Российской Федерации.

Известно, что любые законы со временем отстают от темпов общественных преобразований, и в них необходимо вносить определенные поправки. При этом для правотворческого процесса важно установить правильное соотношение динамизма и стабильности законодательства, разумное сочетание которых является источником развития права. В настоящее время ход законопроектных работ в части изменений и дополнений Уголовного кодекса характеризуется явным перекосом в сторону динамизма в ущерб стабильности. В действующий УК РФ внесены сотни поправок (редакция ряда статей менялась уже несколько раз). В связи с этим распространенной в российской науке уголовного права является позиция о том, что УК РФ настолько "плох", что никакими изменениями его не исправить и что нужен новый кодекс*(1). Другая точка зрения заключается в положительной в целом оценке действующего УК РФ, что действующий Уголовный кодекс в основном соответствует социально-экономическим и политическим условиям жизни современного общества, а в целях более эффективного внесения в него поправок в направлении его совершенствования предлагается подготовка новой редакции УК РФ*(2).

От чего, однако, зависит ответ на вопрос о том, что является более предпочтительным: принятие нового Уголовного кодекса или принятие его новой редакции? Какие критерии должны быть положены в основу решения этого вопроса? Думается, что это тот случай, когда ответ на него не определяется количеством обнаруженных в Кодексе недостатков, т.е. когда их количество не переходит в качество - в необходимость принятия нового Кодекса и невозможность подправить дефекты действующего новой редакцией. В основе Уголовного кодекса, как и любого кодифицированного законодательного акта любой отрасли права, лежат, в первую очередь, не внутренние отраслевые принципы, а надотраслевые - социально-политические, определяющие основы общественного и государственного устройства страны. Как известно, они четко зафиксированы в Конституции Российской Федерации, в ее статьях об основах конституционного строя. Именно эти принципы являются фундаментом и каркасом любого отраслевого законодательства, и, в первую очередь, кодифицированного. Другое дело, что приближенность тех или иных конституционных основ к определенной отрасли права может значительно различаться и определяться спецификой соответствующей отрасли права, что, например, легко увидеть на привязанности их к уголовному или уголовно-процессуальному, гражданскому или административному праву. Для уголовного права это, в первую очередь, ст.ст. 2, 8, 13 и 15 Конституции. Именно эти конституционные нормы определяют содержание, например, и ст. 1 УК РФ о конституционных и международно-правовых основах уголовного законодательства, и ст. 2 УК о задачах Уголовного кодекса, и структуру Особенной части Кодекса. Это и положение Конституции о том, что высшей, т.е. самой главной ценностью является человек, его права и свободы и что первейшая и самая главная обязанность государства - это признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина; и провозглашение экономики как рыночной, предполагающей единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержку конкуренции, свободу экономической деятельности, равенство и одинаковую защиту всех форм собственности. И когда эти конституционные начала будут изменены, тогда пойдет речь (само собой) о замене прежнего Кодекса, не отвечающего новым (другим) началам, новым Уголовным кодексом.

Возможно ли, однако, принятие нового Уголовного кодекса без изменения содержания государственно-политического и общественного строя? Да, возможно. В единственном случае - при кардинальной смене уголовной политики, вызванной также кардинальными изменениями государственного и общественно-политического плана. Так было, например, в 1960 г. Как и Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., принятый тогда Уголовный кодекс знаменовал отказ от самых тяжких наследий сталинизма в уголовно-правовой сфере (например, отказ от применения уголовного закона по аналогии, значительную декриминализацию: уголовная ответственность была отменена за более чем сорок деяний, невиданная для того времени либерализация системы наказаний), что в соединении с новым уголовно-процессуальным законодательством (с его отказом от внесудебных мер уголовного преследования) означало значительный шаг вперед в направлении демократизации социалистического общества (то, что именуется "хрущевской оттепелью"). В этом случае произошло действительно кардинальное изменение уголовной политики. В настоящее же время таких кардинальных изменений, требующих адекватного отражения в уголовном законодательстве, не просматривается (по крайней мере, с такими конкретными предложениями "революционного" характера представители уголовно-правовой, криминологической и пенитенциарной науки не выступали)*(3).

Каковы же основные недостатки действующего Уголовного кодекса, "многожды" умноженные законодателем? Их, действительно, много, но тем не менее они могут быть сведены к основному - потере Кодексом необходимой системности как важнейшему условию его применения, вызванной не поддающейся логике частотой внесения в него законодателем изменений. Результатом этого явилось существование в Кодексе норм, противоречащих одна другой и ставящих правоприменителя перед выбором, какую же из них надо применять? Ведь все они - законные. В качестве примера приведем нормы о назначении наказания по совокупности преступлений. Допустим, лицо осуждается за убийство при отягчающих обстоятельствах (к примеру, по п. "ж" ч. 2 ст. 105 УК РФ) и за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью при особо отягчающих обстоятельствах (ч. 4 ст. 111 УК РФ). В соответствии с ч. 4 ст. 56 УК виновному может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок не более 25 лет, а согласно ч. 3 ст. 69 УК окончательное наказание в виде лишения свободы не может превышать более чем наполовину максимальный срок наказания в виде лишения свободы, предусмотренный за наиболее тяжкое из совершенных преступлений. Максимальный срок лишения свободы, предусмотренный санкцией ч. 2 ст. 105 УК, - 20 лет, "приплюсовываем" к нему еще "половину", т.е. 10 лет, и получаем в сумме 30 лет. Как быть в этом случае судье? Какой из двух норм следует руководствоваться?

Не преувеличиваем ли мы, однако, проблему частоты внесения законодателем кажущихся ему необходимых изменений, приводящих не только к бессистемности Уголовного кодекса, но и к его нестабильности? Ответ на этот вопрос может быть получен с учетом хотя бы исторического опыта. В связи с этим сравним правотворческую (законодательную) на этот счет в сфере уголовного права современную практику отечественного законодателя с его же предшествующим в досоветский и советский периоды опытом.

Известно, что действующий УК РФ за не такой уж значительный период его существования изменился столь интенсивно, что от его первоначальной редакции мало что и осталось. Приведем подсчеты, сделанные Л.Л. Кругликовым: "Всего в Общей части Уголовного кодекса РФ 1996 г. (при 104 статьях в первоначальной редакции) по состоянию на 5 мая 2011 г. изменены и дополнены 52, что составляет 50%, из них 20 статей изменялись не единожды, утратили силу три нормы.., появилось пять новых статей... Основная доля изменений и дополнений приходится на Особенную часть УК: из 256 статей в первоначальной редакции не подвергались корректировке только 18 (7,0%), пять статей утратили силу.., а появилось новых 35 статей. Подверглись изменению 2 раза - 98 статей, 3 раза - 79, 4 раза - 29, 5 раз - 15 статей, 6 раз - 7 статей, 7 раз - 1 статья..."*(4).

Отдельные периоды действия УК характеризуются "сверхинтенсивностью" вносимых в него изменений. Так, например, за шесть месяцев, а именно, с 20 декабря 2010 г. по 20 июня 2011 г. внесенные в УК изменения затронули 126 статей Кодекса (приблизительно треть всех его статей). За последнюю неделю 2010 г. в течение четырех дней были внесены изменения в четыре статьи УК (т.е. наша Дума всерьез "кромсала" Кодекс):

23 декабря - в ст. 145.1; 27 декабря - в ст. 162; 28 декабря - в ст. 92 и 29 декабря - в ст. 261.

У будущего историка может сложиться впечатление, что Дума была уголовно-правовой.

История развития российского уголовного законодательства досоветского периода свидетельствует совсем об ином подходе к соотношению его стабильности и динамизма. Проследим на этот счет историю Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., действовавшего с определенными изменениями вплоть до октября 1917 г. и отмененного фактически сразу же Советским правительством после завоевания власти большевиками. Это Уложение дважды претерпело кардинальные изменения. В новой редакции Уложение было принято в 1866 г. в связи с отменой крепостного права в 1861 г. и другими важнейшими реформами (в особенности судебной реформы 1864 г. и реформы полиции 1862 г.). Уложение в этой редакции исключило телесные наказания из общего перечня наказаний (с оговоркой, что "в случае явной невозможности подвергнуть виновных заключению ни в работном доме, ни в тюрьме оно может для лиц, не "изъятых" по закону от телесных наказаний, быть заменено наказанием розгами". В результате принятия Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (1864 г.), из Уложения было исключено 652 статьи о "маловажных" преступлениях и проступках. В 1885 г. Уложение было переиздано в новой редакции. Это было сделано в связи с необходимостью учесть все законодательные акты уголовно-правового характера, принятые с 1866 г. по 31 декабря 1885 г. Заслуживает внимания законодательная техника осуществления изменений в новой редакции Уложения. Нумерация статей в этом издании была сохранена такой же, какой она была в редакции 1866 г. Достигнуто это было следующим образом: номера отмененных и исключенных статей были "оставлены на месте", а при них вместо текста статей сделаны оговорки об их отмене или исключении; каждая же новая статья обозначалась номером предыдущей статьи с дополнительной цифрой справа наверху". И хотя последняя статья Уложения редакции 1885 г. обозначена под номером 1711, в действительности Уложение этой редакции насчитывало лишь 1560 статей. Уложение в этой редакции (с некоторыми внесенными позднее в него изменениями, а также с учетом частично вступившего в силу Уголовного уложения 1903 г.) действовало, как уже отмечалось, до Октябрьской революции 1917 г.

Советский правотворческий опыт в сфере уголовного законодательства резко отличается от дореволюционного. Законодатель не заботился о стабильности уголовного закона, а превратил его в рабочий инструмент для решения текущих политических и социально-экономических задач. Так, за небольшой срок действия первого советского уголовного кодекса (УК РСФСР 1922 г.) в него (до применения заменившего его УК РСФСР 1926 г.) было внесено примерно 80 изменений (по количеству вновь принятых законодательных актов уголовно-правового характера). Но это было лишь начало. Интенсивность изменений УК РСФСР 1926 г. значительно превышала таковые в предыдущем Кодексе. Вот как это выглядело в разбивке по годам: 1926-1929 гг. - 92 уголовно-правовых акта РСФСР и СССР; в 1930-1933 гг. - соответственно 40 и 40; в 1934-1937 гг. - 26 и 42; в 1938-1941 гг. - 4 и 23; 1941-1945 гг. - 10 общесоюзных актов; 1945 (после войны) - 1948 гг. - 0 и 9; 1948-1953 гг. - 2 и 4; с 1954 г. законодатель вернулся к довоенной практике постоянного (перманентного) внесения многочисленных изменений в уголовное законодательство. Но такой интенсивности, такого "динамизма" уголовного законодательства, как в настоящее время, в истории Отечества еще не было. Тут безусловная "пальма первенства" - за нынешней властью. Но "опыт" "кройки и шитья" Уголовного кодекса заимствован именно из советских времен. Советский законодатель превратил уголовный закон в постоянный (ежегодно, а порой и ежемесячно) рабочий инструмент достижения своих политических и социально-экономических целей. При этом уголовное право рассматривалось как необходимый инструмент насилия и принуждения (что вполне вытекало из марксистско-ленинских основ построения социализма). В тоталитарном государстве это вполне срабатывало. Именно с помощью уголовного права Сталин и партийная верхушка решили задачу ускоренной коллективизации сельского хозяйства и столь же ускоренной индустриализации, а также подавления малейших ростков оппозиции. И весь так называемый "большой террор" 1930-х гг. был оформлен с помощью выстроенного под это уголовного и уголовно-процессуального права. Все это было возможно лишь в рамках тоталитарного государства. И уже первые проявления хрущевской "оттепели" (начиная с его антисталинского доклада на XX съезде КПСС) дали "трещину" в выстроенном "саркофаге" тоталитаризма, а свобода горбачевской перестройки "добила" его совсем.

Правда, справедливости ради, следует сказать, что истинными "пионерами" использования уголовного права в качестве рабочего инструмента для решения важнейших политических и социально-экономических задач, стоящих перед государством, были все-таки не большевики. Все началось с Временного правительства, созданного в результате Февральской революции 1917 г. Оно пыталось принятием уголовных законов предупредить и пресечь погромы анархистски настроенной части народных масс и в конечном счете приход к власти большевиков. Суровые уголовно-правовые санкции за забастовки железнодорожников, за спекуляцию (в особенности продуктами), за публичные призывы к погромам и даже (!) за "появление в публичном месте в состоянии опьянения", увы, не смогли (да и не могли) предотвратить следующую революцию, или переворот, происшедший в октябре 1917 г. "Опыт" Временного правительства почти в точности повторил М.С. Горбачев. В последний год "перестройки" были приняты достаточно суровые уголовные законы, например Закон "Об ответственности за нарушение единства территории Союза ССР" и другие в этом же направлении уголовно-правовые акты, разумеется, не сумевшие предотвратить распада Союза ССР (сближает тех и других законодателей и принятие ими антиалкогольного законодательства).

В связи с этим любой законодатель должен твердо усвоить реальные "возможности" уголовного закона как инструмента для достижения политических и социально-экономических целей.

В каком направлении предлагается реформировать действующий УК РФ? Вот одно из них. У всех "на слуху" критика верховной властью судебной практики, "злоупотребляющей" назначением наказания в виде лишения свободы за преступления небольшой тяжести*(5). Да, такой "грех" у судов имелся и имеется. Но какой же законодательный вывод из него был сделан? Да самый простой. Был принят Федеральный закон от 7 марта 2011 г. N 26-ФЗ*(6), отменивший нижние пределы наказания в виде лишения свободы за преступления, предусмотренные примерно 70 статьями Особенной части УК, в том числе и за некоторые тяжкие и особо тяжкие преступления. И теперь, например, за "групповой и вооруженный" разбой законным наказание будет в два месяца лишения свободы (!). В связи с этим в этой статье речь пойдет о другом аспекте судебной практики, на наш взгляд, не менее ошибочном, но почему-то не привлекающем внимание специалистов.

Известно, что либерализация уголовной политики в области назначения наказания за преступления, не являющиеся тяжкими, должна уравновешиваться другой ее (политики) составляющей - применением самых строгих мер наказания к лицам, совершившим тяжкие и особо тяжкие преступления. В уголовном законодательстве это обеспечивается целым рядом нормативных положений и, в первую очередь, достаточно суровыми уголовно-правовыми санкциями за совершение особо опасных преступлений. К сожалению, реализация на практике соответствующих параметров назначения наказания чаще всего уж очень далека от законодательных установок.

Проиллюстрируем сказанное лишь статистическими данными (Верховного Суда РФ) о назначении в 2007 г. наказаний за: убийство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105 УК); умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111 УК); разбой при особо отягчающих обстоятельствах (ч. 4 ст. 162 УК); незаконные производство, сбыт или пересылку наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов при особо отягчающих обстоятельствах (ч. 3 ст. 228.1 УК). Практика назначения наказания за убийство при отягчающих обстоятельствах в сопоставлении с законодательными санкциями за эти преступления (лишение свободы на срок от 8 до 20 лет, либо пожизненное заключение, либо не применяемая в настоящее время, но и не отмененная законодательно смертная казнь) выглядит следующим образом: пожизненное лишение свободы назначалось в 0,6% случаев, наказание свыше 15 и до 20 лет лишения свободы - в менее чем 14%. Очевидно, что "резервы" санкции как очень строгого наказания за указанное преступление используются в минимальной мере (в связи с этим, например, все дебаты о реальном возвращении в систему наказаний смертной казни лишены какой-либо "судейской" основы: дай Бог, чтобы востребованным стало пожизненное лишение свободы как ее альтернатива или хотя бы в половине случаев наказание в виде лишения свободы выносилось, разумеется, в рамках санкции, но ближе к ее максимуму).

Так же (или даже более впечатляюще) обстоит дело и с назначением наказания по ч. 4 ст. 111 УК (санкция - лишение свободы на срок до 15 лет) и по ч. 4 ст. 162 УК (санкция - лишение свободы на срок от 8 до 15 лет со штрафом или без такового), а также и по ч. 3 ст. 228.1 УК (санкция - лишение свободы на срок от 8 до 15 лет со штрафом или без такового). И здесь "резервы" действующих санкций также практически не используются: их верхние пределы "урезаны" судебной практикой едва ли не полностью.

Влияет или нет такая практика на состояние борьбы с преступностью? Сейчас, правда, в моде другая, более "скромная" формулировка: "наказание есть инструмент сдерживания и контроля преступности" (хотя, думается, что различие между указанными формулировками в значительной мере метафорическое - разве сдерживание роста преступности не есть борьба с ней?). Попутно "всплывает" и традиционный вопрос о том, является ли суд органом борьбы с преступностью? Если исходить из уголовно-процессуального законодательства, то, мягко говоря, не все так однозначно. А вот на основании законодательства уголовного следует ответить категорически: да, несомненно, суд является органом борьбы с преступностью (сдерживание ее роста). Ответ заключается в азбучных истинах насчет того, что такое уголовное наказание, кем и в каких целях оно применяется? В ст. 43 УК РФ четко определяется, что наказание применяется судом, в том числе и в целях предупреждения совершения преступлений. То есть, как ни переоценивай процессуальный принцип состязательности судебного процесса по уголовным делам, с точки зрения уголовного права наказание есть инструмент борьбы с преступностью, который используется судом и только судом. Инструмент этот по своей карательной направленности - самый жесткий из всех имеющихся правовых средств (иного человечество не изобрело).

В свете отмеченного можно сказать, что практика назначения наказания за тяжкие и особо тяжкие преступления является неоправданно мягкой и снисходительной к лицам, их совершившим, и не отвечает целям борьбы с наиболее опасными преступлениями. Никто, разумеется, не посягает на судейское усмотрение при назначении наказания, но то, что его следовало бы сузить, представляется необходимым. Мы любим сравнивать, как обстоит дело (с чем-либо) "у нас" и "у них", т.е. в Европе или Америке. Там в основу построения уголовно-правовых санкций кладется принцип абсолютно-определенных санкций, иногда в сочетании с альтернативными. Например, в УК Франции умышленное убийство наказывается 30 годами тюремного заключения (ст. 221-1), а умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах - пожизненным заключением (ст. 221-2). То есть никакого судейского усмотрения при этом не существует. В уголовном законодательстве США для суда остается выбор, но лишь минимальный, как выбор между строгим и очень строгим наказанием. Так, по УК штата Калифорния убийство при отягчающих обстоятельствах наказывается смертной казнью, пожизненным лишением свободы без возможности условно-досрочного освобождения или тюремным заключением на срок от 25 лет и до пожизненного (§ 190). Но что нам Европа и Америка? Они далеко. Вспомним собственную историю. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, действовавшем в России до октября 1917 г., за убийство при особо отягчающих обстоятельствах (к таковому относилось лишь убийство отца или матери) наказание устанавливалось в виде лишения всех прав состояния и каторжных работ без срока (ст. 1449).

Я далек от того, чтобы призывать законодателя отказаться от конструирования в Уголовном кодексе относительно определенных санкций (такая правотворческая практика сложилась с первого советского уголовного кодекса - УК РСФСР 1922 г. - и во многом себя оправдала). Однако снизить уровень "размаха" между нижним и верхним пределами уголовно-правовых санкций за многие преступления, в частности за указанные выше особо тяжкие преступления, следовало бы. Представляется, что в таких случаях заложена серьезная коррупционная составляющая Уголовного кодекса (обвинительный приговор с наказанием в размере, допустим, в виде одного года лишения свободы за вооруженный и совершенный в группе разбой будет формально законным).

Значительные резервы снижения уровня судейского усмотрения (а также усмотрения вообще правоприменителя) при решении вопроса об уголовной ответственности лица, совершившего преступление, содержатся и в ряде норм Общей части УК РФ. В первую очередь это относится к нормам об освобождении от уголовной ответственности и наказания. Так, например, в ст. 75 УК РФ сформулировано пять (!) условий освобождения от уголовной ответственности. Но даже при этом формулировка закона связывает решение данного вопроса с усмотрением правоприменителя (лицо "может быть освобождено от уголовной ответственности"). В то же время ст. 80.1 УК РФ освобождение от наказания в связи с изменением обстановки категорически связывает лишь с условиями, указанными в этой статье, не оставляя места для усмотрения правоприменителя. Сказанное применительно к ст. 75 УК РФ относится и к ст. 76 УК об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим, и к ч. 1 ст. 90 УК об освобождении несовершеннолетнего от уголовной ответственности, и к ч. 1 ст. 92 УК об освобождении от наказания несовершеннолетнего, а также к примечаниям к ст. 337 (самовольное оставление части или места службы) и ст. 338 (дезертирство) УК РФ, предполагающим усмотрение правоприменителя при решении вопроса об освобождении военнослужащих от уголовной ответственности в случае, если совершение преступного деяния явилось следствием стечения тяжелых обстоятельств. Плюсы такого усмотрения достаточно призрачны, а минусы отчетливо видны (хотя бы как наличие определенных коррупционных возможностей правоприменителя).

Совокупность социальных причин необходимости реформирования действующего УК РФ можно свести к двум основным их разновидностям. Во-первых, в наличии существенных пробелов в уголовно-правовом регулировании либо (что чаще всего имеет место) в излишней криминализации соответствующих деяний, объявленных на сегодняшний день преступными и уголовно наказуемыми. Обнаруженные на этот счет дефекты уголовного закона нарушают социально-политические и экономические основы государства и его политики, закрепленные в Конституции. На постсоветском пространстве это связано чаще всего с отрицательным воздействием уголовного закона и особенностей его применения правоохранительными органами и судом на бизнес и экономику и нарушение основных прав и свобод граждан при применении уголовного закона в сфере правосудия по уголовным делам. Ко второй разновидности относятся выявленные в процессе правоприменения существенные изъяны техники уголовного закона, что преимущественно заключается, как отмечалось, в нарушении системности в конструировании уголовно-правовых запретов и нередко несогласованности одних с другими. Сказанное возлагает на теоретиков и разработчиков предполагаемой реформы очень серьезные обязанности, от надлежащего выполнения которых зависит успех или неудача в осуществлении решаемых ими задач по реформированию (модернизации) уголовного законодательства.

В российской уголовно-правовой науке более десяти лет назад вышла фундаментальная монография краснодарского юриста В.П. Коняхина "Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права"*(7), в которой (хотелось бы, чтобы разработчики новой редакции УК не упустили из внимания это монографическое исследование, по справедливости способное служить учебным и практическим пособием для специалиста-практика правотворческого процесса реформирования-модернизации уголовного законодательства) автор предостерегает, во-первых, относительно возможной "искусственной поспешности с принятием нового УК, вызванного скорее политической конъюнктурой, нежели крайним обострением назревшей социальной потребности", во-вторых, насчет дефицита (при этом. - АН) глубоких теоретических разработок по проблемам систематизации Общей части уголовного права, в том числе по проблемам технологии и юридической техники законотворчества в области уголовного права", и, в-третьих, "относительно организационно-правового несовершенства механизма (в том числе процедур) подготовки и обсуждения проекта УК"*(8).

Таковы общие подходы к обсуждению проблемы нового УК. Из конкретных направлений его разработки позволим себе остановиться на двух. Во-первых, на проблеме терминологии Уголовного кодекса, в особенности разъяснения и конкретизации определенных понятий, содержащихся в Кодексе как составляющей официального толкования соответствующих терминов самим законодателем, и, во-вторых, на давно обсуждавшейся в уголовно-правовой науке проблеме деления уголовно наказуемых деяний на преступления и проступки.

Проблема терминологии Уголовного кодекса является исключительно важной, так как самой распространенной причиной ошибок правоприменителя в применении соответствующих норм уголовного закона является неясность языкового выражения воли законодателя в тексте статьи закона, в том числе и уголовного. В особенности это касается употребления в законе оценочных понятий типа "существенный вред", "тяжкие последствия" и др., содержание которых определяется не законом, а правосознанием правоприменителя исходя из конкретных обстоятельств дела. Использование таких понятий объясняется стремлением законодателя дать субъекту применения уголовного закона (в первую очередь - суду) возможность максимального учета фактических обстоятельств конкретного уголовного дела, а также требований изменяющихся условий жизни и общества. Вместе с тем существование в законодательстве оценочных понятий создает определенные трудности в толковании и применении соответствующих уголовно-правовых норм. Анализ судебных ошибок, допускаемых при квалификации преступлений, свидетельствует о том, что практические работники нередко допускают ошибки в толковании именно этих понятий. Однако это вовсе не значит, что законодатель должен отказаться от их употребления. Дело заключается не в исключении последних из уголовного законодательства, а в сведении до минимума возможности правоприменительных издержек, которые в них заложены, т.е. в дальнейшем совершенствовании законодательных формулировок этих понятий. Одной из форм последнего и является расшифровка их (и других терминов) непосредственно в тексте Уголовного кодекса. Правотворческий в этом отношении опыт зарубежных стран свидетельствует о том, что проблема эта может решаться по-разному. Так, в УК некоторых стран (например, Франции, Испании) расшифровка определенных терминов осуществляется только при описании соответствующих составов преступлений в рамках диспозиций статей УК (т.е. без вынесения решения этого вопроса в определенную статью либо определенную главу или раздел Кодекса). В этом, разумеется, своя логика. В УК других стран соответствующие разъяснения терминов даются либо, чаще всего, в специальных разделах (например, в УК Голландии), либо в отдельной статье УК (например, в УК Болгарии). Заслуживает внимания особенность решения этого вопроса в УК ФРГ. В нем воплощен в некотором роде комбинированный способ толкования соответствующих понятий, используемых в Кодексе. Во-первых, для этого существует особая глава Кодекса (гл. 2 "Понятия, используемые в законе"), состоящая из двух параграфов. Кроме того, в некоторых главах Особенной части для этого предусмотрены специальные параграфы ("определение понятий") - в разд. 13 ("Преступные деяния против сексуального самоопределения") и в разд. 28 ("Общеопасные преступные деяния"). Представляется, что такой опыт может быть использован следующим образом. Так, в проекте УК Республики Казахстан в одной статье УК (ст. 9 "Разъяснение некоторых понятий, содержащихся в настоящем Кодексе") предусмотрено разъяснение нескольких десятков (!) терминов и понятий, что делает данную статью слишком "перегруженной". Примерно половина из них приходится на понятия, математически конкретизирующие размеры причинения преступлением соответствующего материального вреда (ущерба - например, в месячных расчетных показателях. Представляется, что в целях будущей стабильности нового УК разъяснение последних понятий (они подвижны и динамичны) можно было бы оставить в виде их определений в соответствующих статьях Особенной части УК либо в конце определенных глав (и в этом случае данные разъяснения будут относиться ко всем тем составам преступлений, которые сконструированы в этих главах с учетом конкретизации оценочных понятий).

Следует отметить, что в уголовном законодательстве некоторых зарубежных государств в разделах (главах) об уголовном законе сформулированы нормы о специфических требованиях, предъявляемых к толкованию уголовного закона и его пределам. Такой опыт в Российской Федерации зафиксирован, например, в связи с разработкой Концепции модернизации уголовного законодательства в экономической сфере. Так, в числе других предложений de lege ferenda в нее были включены и следующие:

расширительное толкование уголовного закона запрещается, за исключением толкования норм об освобождении от уголовной ответственности и наказания и норм об обстоятельствах, смягчающих наказание;

институты, понятия и термины гражданского и других отраслей законодательства, используемые в настоящем Кодексе, применяются в том значении, в каком они используются в этих отраслях законодательства;

сделка и (или) иное действие, явившееся основанием для возникновения, изменения или прекращения гражданских, земельных, налоговых и иных правоотношений, законность которых подтверждена вступившим в законную силу судебным решением, не может рассматриваться как общественно опасное деяние, пока судебное решение не опровергнуто в предусмотренном законом порядке;

лишение свободы назначается только в тех случаях, когда в силу тяжести совершенного преступления и данных о личности осужденного к нему нельзя применить более мягкое наказание, если оно предусмотрено в санкции статьи Особенной части *(9).

Проблема классификации уголовно наказуемых деяний на преступления и проступки связана с дифференциацией уголовной ответственности и наказания и соответствует отечественным, на этот счет, законодательным традициям (такое деление существовало в дореволюционном российском законодательстве: в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., в том числе и в его последней редакции 1885 г., действовавшей в России до Октябрьской революции 1917 г.), а также в современной правотворческой практике многих зарубежных государств (например, ФРГ, Испании, Голландии; УК Франции кроме преступлений и проступков знает еще категорию нарушений как наименее тяжких уголовно наказуемых деяний). Вместе с тем конкретное правотворческое решение этого вопроса осуществляется в УК тех стран, где данная идея реализована в уголовном законодательстве по-разному, а именно в двух вариантах. В УК одних стран (например, ФРГ) преступления и проступки не отделены законодателем одни от других непосредственно в тексте статей Особенной части УК. Напротив, в других (например, УК Испании, УК Голландии) проступки выделяются в самостоятельный раздел (книгу) Кодекса. В чем заключается преимущество последнего способа отделения проступков от преступлений? В том, что это освобождает правоприменителя от дополнительных усилий по отнесению того либо другого уголовно наказуемого деяния к преступлению или проступку. Почему же, например, тот же немецкий законодатель предпочел иной подход к решению этого вопроса? Думается, по единственной причине: немецкий правоприменитель при отнесении соответствующего деяния к проступку (а не к преступлению) связан лишь установлением двух видов наказания - лишением свободы на срок менее одного года и денежным штрафом (и эти санкции не являются основанием для отнесения соответствующих деяний к преступлениям) и ничем другим. В тех же условиях, когда для вычленения из уголовно наказуемых деяний проступка необходимо учитывать (как, например, в проекте нового УК Республики Казахстан) несколько видов наказания (штрафа, исправительных работ, привлечения к общественным работам, ареста, а также наказания за деяния, наказуемые с применением административной преюдиции), вполне возможен и вариант законодательного выделения проступков в самостоятельный раздел Кодекса. Однако в этом случае отнесение того или иного деяния к преступлению или проступку (для любого правоприменителя) будет затруднено и в связи с тем, что два вида наказания (штраф и исправительные работы) предусматриваются как за совершение преступления, так и за совершение проступка.

Кроме указанного технического аспекта решения проблемы дифференциации уголовно наказуемых деяний на преступления и проступки имеет и ее принципиальное значение для криминализации соответствующих уголовно наказуемых деяний и их статистического учета. Очевидно, что категория уголовных проступков тесно переплетается с административно наказуемыми нарушениями. И в этом смысле важно определить перспективу их "перетекания" из Уголовного кодекса в Кодекс об административных правонарушениях или, наоборот, из последнего в первый. Ожидаемые результаты такой правотворческой операции необходимо тщательно просчитывать и прогнозировать. И наиболее принципиальным в этом случае будет решение вопроса о том, сократит ли такая "операция" количество предусмотренных Кодексом уголовно наказуемых деяний или, наоборот, оно возрастет за счет административно наказуемых правонарушений. То есть произойдет такое реформирование Уголовного кодекса в сторону декриминализации или криминализации соответствующих деяний.

При решении вопроса о дифференциации уголовно наказуемых деяний на преступления и проступки следует тщательно продумать и особенности уголовно-правовых последствий выделения уголовных проступков не только в определении видов и размеров уголовного наказания за их совершение, но и специфики решения вопросов о порядке назначения наказания, освобождения от уголовной ответственности и наказания за их совершение, вопросов, связанных с судимостью, и некоторых других.

Библиографический список

1. Гаухман Л. Нужен новый УК // Законность. 1998. N 7.

2. Концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере. М.: Фонд Либеральная миссия, 2010.

3. Коняхин В.П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. Санкт-Петербург: Юридический центр Пресс, 2002.

4. Кругликов Л.Л. Изменения в уголовном законодательстве Российской Федерации. 1997 - май 2011 г. Архангельск, 2011.

5. Милюков С.Ф. России нужен новый Уголовный кодекс // Пять лет действия УК РФ: итоги и перспективы. М., 2003.

6. Наумов А. Проблемы кодификации российского уголовного законодательства: новый Уголовный кодекс или новая редакция Кодекса? // Уголовное право. 2009. N 4.

А.В. Наумов,

доктор юридических наук, профессор

"Законы России: опыт, анализ, практика", N 10, октябрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., например: Гаухман Л. Нужен новый УК // Законность. 1998. N 7. С. 22-25; Милюков С.Ф. России нужен новый Уголовный кодекс // Пять лет действия УК РФ: итоги и перспективы. М., 2003. С. 42.

*(2) См., например: Пять лет действия УК РФ: итоги и перспективы. М., 2003. С. 17.

*(3) Подробнее см.: Наумов А. Проблемы кодификации российского уголовного законодательства: новый Уголовный кодекс или новая редакция Кодекса? // Уголовное право. 2009. N 4. С. 44-48.

*(4) См.: Кругликов Л.Л. Изменения в уголовном законодательстве Российской Федерации. 1997 - май 2011 г. Архангельск, 2011. С. 35.

*(5) Российская газета. 2009. 25 февр.

*(6) СЗ РФ. 2011. N 11. Ст. 1495.

*(7) Санкт-Петербург: Юридический центр Пресс, 2002.

*(8) Коняхин В.П. Указ. соч. С. 129-130.

*(9) См.: Концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере. М.: Фонд Либеральная миссия, 2010.