Соотношение международного гуманитарного права и международного права прав человека в рамках процесса фрагментации международного права (М.В. Исупова, "Российский юридический журнал", N 5, сентябрь-октябрь 2013 г.)

Соотношение международного гуманитарного права и международного права прав человека в рамках процесса фрагментации международного права

Проведен анализ фрагментации международного права на примере международного гуманитарного права (МГП) и международного права прав человека (МППЧ). Автор изучил условия фрагментации применительно к данным отраслям международного права. Сделаны выводы о том, что во время вооруженного конфликта положения МГП противоречат нормам МППЧ, так как в этих условиях обязанности по обеспечению прав человека не приостанавливаются. Констатируется, что решение Международного суда ООН об использовании при вооруженном конфликте МГП как lex specialis, а МППЧ как lex generalis не поддерживается региональными судами. В отношениях МГП и МППЧ возникает фрагментация, и это означает, что необходимо обеспечить единство практики правоприменения.

В соответствии с докладами Комиссии международного права ООН*(1) (далее - КМП ООН) одной из основных тенденций развития современного международного права является фрагментация, в рамках которой возникают коллизии норм и режимов, методов и техник*(2). Более того, в связи с ростом числа отношений, регулируемых МП, и интенсивности их развития таких юридических коллизий становится все больше. В частности, ряд авторов*(3) утверждают, что процессы фрагментации имеют место во взаимодействии международного гуманитарного права (далее - МГП) и международного права прав человека (далее - МППЧ).

Понятие и значение фрагментации МП

Существует множество определений фрагментации*(4), ее трактуют как "разделение общества на группы, влекущее рост перегородок и противоречий между нормами"*(5), "эрозию общего международного права", приводящую к противоречиям в юриспруденции и утрате определенности*(6). Однако характеризовать фрагментацию как негативное и отрицательное явление в корне неверно, так как:

во-первых, фрагментация не вредит и не мешает стабильному и эффективному развитию МП. Более того, как отметила Исследовательская группа КМП ООН, "фрагментация - это естественное следствие экспансии МП в современном мире"*(7). Следовательно, процессы фрагментации не "перечеркивают" МП, а представляют собой продолжение и развитие МП;

во-вторых, КМП ООН в докладе указала, что среди прочего фрагментация носит позитивный характер, и перечислила некоторые положительные аспекты процессов фрагментации. Так, фрагментацию можно рассматривать как свидетельство жизнеспособности МП в современном мире; предваряющее фрагментацию увеличение количества норм, режимов и институтов может укрепить МП (в отношении регионального МП и международных организаций) и демонстрирует распространение МП на новые сферы и области. При этом Исследовательская группа КМП ООН указала, что существуют и нежелательные последствия распространения МП на новые области, но не назвала эти последствия*(8). Можно предположить, что основным таким последствием выступает увеличение количества международно-правовых режимов*(9);

в-третьих, фрагментация - это отнюдь не новое явление (ранее данные явления назывались плюрализм норм*(10), разнообразие норм, увеличение числа подсистем в международном праве*(11), рост количества и появление противоречий между источниками МП*(12)). Следовательно, противопоставление фрагментации тем или иным "положительным" процессам прошлого изначально ошибочно.

КМП ООН в докладе представила наиболее простое, нейтральное и, на мой взгляд, самое удачное определение: фрагментация - это появление специализированных и относительно автономных сфер функционирования и структуры общества.

В литературе выделяют два составных элемента, или два условия, фрагментации*(13):

1) возникновение коллизии правовых норм;

2) отсутствие единого и согласованного способа решения данной коллизии, т.е. общепринятого правила, по которому в ситуации коллизии приоритет отдается той или иной норме.

Следовательно, чтобы понять, имеет ли место фрагментация в отношениях МГП и МППЧ, необходимо определить, отвечают ли отношения данных отраслей названным условиям.

Коллизия норм МГП и МППЧ

Единого понимания и определения термина "коллизия норм права" не существует. Одни авторы (например, Н.Г. Александров) определяют коллизию как существование по одному и тому же вопросу нескольких норм, "расходящихся по содержанию друг с другом"*(14), тем самым включая в коллизию права и такое явление, как конкуренция норм права (связь общих и специальных норм или общих и исключительных норм, при которой общие нормы регламентируют род (или вид) отношений, а специальные - их вид или подвид). При конкуренции норм специальные нормы ограничивают объем, сферу регулирования общих норм, делают изъятия из них*(15). Эту позицию поддерживают и иные авторы*(16). Другие ученые, напротив, представляют коллизии норм права как частный случай конкуренции норм права*(17), т.е. в данном случае родовым понятием признается не коллизия норм права, а конкуренция. Как самостоятельные явления коллизию и конкуренцию норм права предлагают рассматривать В.Н. Кудрявцев и Н.И. Матузов, по мнению которых конкуренция норм не является частным случаем коллизий, так как "в коллизии находятся нормы, противоречащие одна другой", а "конкуренция представляет собой различие по объему и степени обобщенности единых по своей сути и направленности норм"*(18). Как отмечает М.А. Занина, кардинальное отличие этих явлений друг от друга состоит в том, что если коллизия норм права, как правило, представляет собой дефект в работе законодателя, то конкуренция норм права есть необходимый способ связи норм права*(19). На мой взгляд, такое размежевание неприменимо к МП, в котором нет единого законодателя и его ошибок. Иностранные авторы*(20) (в том числе члены КМП ООН) также оперируют только термином "коллизия норм". Более того, по сути, конкуренция и коллизия норм характеризуют одно и то же правовое явление - отражают несогласованность в системе права - и влекут одинаковые последствия, так как ставят правоприменителя в ситуацию выбора норм. Таким образом, по моему мнению, необходимости в разделении данных понятий нет, под "коллизией норм права" должно пониматься расхождение или противоречие между нормативными правовыми актами, регулирующими одни и те же или смежные правоотношения.

Непосредственно в источниках МППЧ ситуация соблюдения прав человека во время вооруженного конфликта не рассматривается, но в ст. 4 Международного пакта о гражданских и политических правах установлено, что во время чрезвычайного положения в государстве, при котором жизнь нации находится под угрозой и о наличии которого официально объявляется, участвующие в пакте государства могут принимать меры в отступление от своих обязательств по настоящему пакту (кроме права на жизнь, запрета пыток, запрета рабства, запрета лишения свободы в связи с нарушением договорных обязательств, запрета произвольного или незаконного вмешательства в личную и семейную жизнь человека, права на неприкосновенность жилища, тайну корреспонденции, запрета незаконного посягательства на честь и репутацию и некоторых других). Очевидно, что война может и должна относиться к таким чрезвычайным ситуациям. Следовательно, исходя из буквального толкования ст. 4 можно сделать парадоксальный вывод о том, что в условиях войны право на жизнь нарушаться не должно.

Женевские конвенции 1949 г.*(21) рассматривают соблюдение права на жизнь в условиях вооруженного конфликта следующим образом: ст. 3 Женевской конвенции о защите жертв войны устанавливает запрет на посягательство на жизнь и физическую неприкосновенность лиц, относящихся к раненым, больным и гражданскому населению, при вооруженном конфликте немеждународного характера. В соответствии со ст. 12 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях строго запрещается любое посягательство на жизнь и личность раненых и больных, в частности запрещается добивать или истреблять их, подвергать их пыткам, проводить над ними биологические опыты, преднамеренно оставлять их без медицинской помощи или ухода, предумышленно создавать условия для их заражения. В ст. 32 Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны для вооруженного конфликта международного характера предусмотрена иная формулировка: "Запрещение каких-либо мер, способных причинить физическое страдание или привести к уничтожению покровительствуемых лиц из числа гражданского населения, распространяется не только на убийства, пытки, телесные наказания, увечья и медицинские или научные опыты, но равным образом и на всякое другое грубое насилие". Согласно ст. 13 Женевской конвенции об обращении с военнопленными "с военнопленными следует всегда обращаться гуманно. Любой незаконный акт или бездействие со стороны держащей в плену державы, приводящие к смерти военнопленного, находящегося в ее власти, или ставящие здоровье военнопленного под серьезную угрозу, запрещаются и будут рассматриваться как серьезные нарушения настоящей Конвенции".

Таким образом, несмотря на разницу формулировок, Женевские конвенции защищают право на жизнь всех категорий лиц, не относящихся к комбатантам, однако Дополнительный протокол I к Женевским конвенциям от 8 июня 1977 г. вводит понятие военного преимущества и решение о нападении и, как следствие, жертвах среди гражданского населения ставит в зависимость от этого самого преимущества (ст. 51, 52, 57). Следовательно, в отдельных случаях право на жизнь раненых, больных, военнопленных может быть нарушено без признания данных действий нарушением норм МГП. Также очевидно, что в условиях вооруженного конфликта, как внутригосударственного, так и международного, регулярно нарушается право на жизнь комбатантов.

Итак, во время вооруженного конфликта положения МГП противоречат нормам МППЧ, что наиболее ярко проявляется в защите права на жизнь. В связи с тем что во время вооруженных конфликтов обязанности по обеспечению прав человека не приостанавливаются, коллизия МГП и МППЧ существует.

Применение принципа lex specialis derogat lege generali в качестве решения коллизии норм МГП и МППЧ

Римские юристы для разрешения коллизий выработали три классических правила:

1) иерархическое: "вышестоящий закон отменяет действие нижестоящего",

2) темпоральное: "последующий закон отменяет действие предыдущего",

3) содержательное: "специальный закон отменяет действие общего".

Международный суд ООН в консультативном заключении относительно правовых последствий строительства стены на оккупированной палестинской территории от 9 июля 2004 г. отметил, что одни права могут быть вопросами исключительно МГП; другие - вопросами исключительно стандартов в области прав человека; третьи - вопросами, охватываемыми обеими этими отраслями международного права; чтобы ответить на поставленный перед ним вопрос, Суд должен будет принять во внимание обе эти отрасли международного права, а именно стандарты в области прав человека и как lex specialis МГП. При этом взаимосвязь между этими принципами и иными нормами толкования и разрешения коллизий не может быть определена каким-либо общим путем. Вопрос о преобладании того или иного соображения, т.е. вопрос о том, что значимее: конкретность или время появления нормы, - решается с учетом контекста.

Согласно принципу lex spedalis derogat lege generali в случае, когда две или более нормы касаются одного и того же предмета, приоритет отдается более конкретной норме. Таким образом, норма никогда не бывает "общей" или "специальной" в абстрактном значении, а всегда выступает таковой по отношению к какой-либо другой норме. Значит, МГП никогда не бывает специальным по отношению к МППЧ. Например, в отношении запрета пыток, предусмотренного обеими отраслями МП, определение понятия "пытка" черпается из нормы МППЧ как специальной*(22).

Позиция МС ООН была подтверждена в деле "Демократическая Республика Конго против Уганды"*(23) и в деле "Грузия против России"*(24). Однако и в консультативном заключении, и в упомянутых делах МС ООН воздержался от непосредственной оценки взаимодействия указанных отраслей права. Коснувшись запрета произвольного лишения жизни, он не обратился к вопросу о том, являются ли обязательства по соблюдению прав человека абсолютными или зависят от толкования правовых норм, положенных в основу права вооруженных конфликтов как отрасли. В решении по делу о строительстве стены на оккупированной палестинской территории Суд проанализировал лишь "третьи" права, регулируемые нормами обеих отраслей международного права, оставив без внимания иные права, подпадающие под действие только одной отрасли. В деле "Демократическая Республика Конго против Уганды" Суд сделал более общий анализ характера взаимодействия стандартов прав человека и МГП, тем не менее исследование было осуществлено в рамках раскрытия содержания конкретных вопросов: права на жизнь, запрета пыток и защиты детей во время вооруженных конфликтов.

К сожалению, правовые различия в обеспечении защиты человека в мирное время и в период вооруженных конфликтов в решениях Европейского суда по правам человека игнорируются. Так, в решениях "Исаева, Юсупова, Басаева против России", "Гончарук против России", "Тангиева против России" Суд, признавая факт вооруженного конфликта, даже не рассматривал вопрос об обращении к нормам МГП. Специалисты, занимающиеся МППЧ, поясняют, что в данном случае положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод имеют приоритет по причине регионального характера, а также того факта, что задачей ЕСПЧ является обеспечение соблюдения обязательств, предусмотренных исключительно Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и Протоколами к ней, а не всем массивом международных договоров (ст. 19 Конвенции).

Таким образом, с одной стороны, для решения коллизии норм МГП и МППЧ существует правило lex specialis derogat lege generali, а с другой - на практике его применение не универсально и не единообразно (в частности, порой оно игнорируется правоприменителями). Следовательно, второй элемент фрагментации (единый и согласованный способ решения коллизии) также отсутствует, а значит, в отношениях МГП и МППЧ действительно возникает такое явление, как фрагментация, что означает отнюдь не патовость сложившейся ситуации, а лишь то, что правоприменителям необходимо обеспечить единство практики его применения.

М.В. Исупова,

аспирант УрГЮА (Екатеринбург)

"Российский юридический журнал", N 5, сентябрь-октябрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Доклад Комиссии международного права: 55-я сессия. "Фрагментация международного права: трудности, обусловленные диверсификацией и расширением сферы охвата международного права" (5 мая - 6 июня и 7 июля - 8 августа 2003 г.). Нью-Йорк, 2003 // URL: http://untreaty.un.org/ilc/reports/2003/russian/chp10.pdf.

*(2) Malcolm N. Shaw. International Law. Cambridge, 2008. P. 67.

*(3) См., например: Флек Д. Международное право между фрагментацией и интеграцией: вызовы для теории и практики // Рос. юрид. журн. 2011. N 6.

*(4) Плотников А.В. Эволюция доктринальных подходов к пониманию и оценке фрагментации международного права // Рос. юрид. журн. 2013. N 3.

*(5) Там же.

*(6) Zimmermann A., Hoffmann R. Unity and Diversity of International Law. Berlin, 2006. Р. 32.

*(7) Доклад Комиссии международного права: 55-я сессия. "Фрагментация международного права: трудности, обусловленные диверсификацией и расширением сферы охвата международного права" (5 мая - 6 июня и 7 июля - 8 августа 2003 г.). § 497, 498, 500.

*(8) Там же.

*(9) Плотников А.В. Указ. соч.

*(10) La Rosa O.S. Unity and pluralism in public international law. Leiden, 2001.

*(11) Marschik A. Too much order? The impact of special secondary norms on the unity and efficacy of the international legal system // European Journal of International Law. 1998. N 9. Р. 213.

*(12) Nicolaidis K., Tong J.L. Diversity or cacophony? The continuing debate over new sources of international law // Michigan Journal of International Law. 2005. N 25. Р. 1250.

*(13) Плотников А.В. Указ. соч.

*(14) Александров Н.Г. Законность и правоотношения в советском обществе. М., 1955. С. 3.

*(15) Черданцев А.Ф. Толкование права и договора. М., 2003. С. 172.

*(16) Власенко Н.А. Коллизионные нормы в советском праве. Иркутск, 1984. С. 23.

*(17) Ершов В.В., Ершова Е.А. Трудовой договор. М., 2001. С. 12-13.

*(18) Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 2001. С. 214; Матузов Н.И. Коллизии в праве: причины, виды и способы разрешения // Правоведение. 2000. N 5.

*(19) Занина М.А. Коллизии норм права равной юридической силы (понятие, причины, виды): моногр. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2010.

*(20) Флек Д. Указ. соч.; Pulkowski D. Narratives on fragmentation: international law between unity and multiplicity // European Association of International Law. 2006; URL: http://www.esil-sedi.eu/fichiers/en/Pulkowski_670.pdf.

*(21) Сборник международных договоров. Т. I (часть вторая): Универсальные договоры. Женева, 1994.

*(22) Валеев Р.М. Международная и внутригосударственная защита прав человека: учеб. М., 2011 // ИПС "Гарант".

*(23) ICJ. Case Concerning Armed Activities on the Territory of the Congo (Dem. Rep. Congo v. Uganda). Judgment of 19 December 2005 // ICJ Reports. 2005. 168. Par. 215-220.

*(24) ICJ. Case Concerning Application of the International Convention on the Elimination of All Forms of Racial Discrimination, Decision of 15 October 2008 // ILM. 2008. 1013. 134. Par. 112.