Общий взгляд на развитие российской науки государственного права в ХIХ - начале ХХ века. Статья вторая (В.А. Томсинов, "Законодательство", N 10, октябрь 2013 г.)

Общий взгляд на развитие российской науки государственного права в ХIХ - начале ХХ века. Статья вторая*(1)

Смерть императора Николая I, случившаяся 18 февраля 1855 г., и вступление на императорский престол его сына Александра II повлекли за собой перемены в атмосфере русского общества, создавшие условия для более открытого и свободного обсуждения социально-экономических и политических проблем страны, состояния системы государственного управления и законодательства Российской империи, недостатков в функционировании как отдельных государственных органов, так и российской государственности в целом. Это открывало простор для дальнейшего развития науки государственного права в России.

Первым ярким свидетельством произошедшей в начале правления Александра II либерализации общественной атмосферы стала записка "Дума русского во второй половине 1855 года", составленная в конце августа 1855 г. Курляндским гражданским губернатором П.А. Валуевым. Он указал на право русского патриота откровенно говорить о бедах своего Отечества и высказал мнение о том, что главные причины неудач России в Крымской войне следует искать в неудовлетворительном состоянии российского государственного управления и в недостатках организации верховной государственной власти.

"Вопрос о причинах, объясняющих наши неудачи и нынешнее затруднительное положение нашего отечества, - писал Петр Александрович, - естественно возникает в сердце каждого русского. Он восстает пред нами при каждой новой вести о постигающих нас бедствиях; он терзает нас, когда мы слышим торжествующие крики Запада. Можем ли мы и должны ли мы уклониться от рассмотрения этого вопроса? Разве нам запрещено мыслить? Духовная сила мысли, свыше нам данная, не есть ли одно из орудий служения престолу и отечеству?"*(2).

Эти вопросы, предполагавшие очевидные ответы, задавали критический тон всему содержанию записки. Главным объектом, на который автор обрушивал критику, была российская администрация. П.А. Валуев, прослуживший 24 года чиновником, хорошо знал ее пороки, поэтому разоблачительные сентенции в записке были в высшей степени убедительными и звучали как приговор: "Благоприятствует ли развитию духовных и вещественных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления? Отличительные черты его заключаются в повсеместном недостатке истины, в недоверии правительства к своим собственным орудиям и в пренебрежении ко всему другому. Многочисленность форм подавляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь"*(3).

Подвергая критике состояние российского государственного управления, П.А. Валуев воздерживался от прямого порицания недостатков государственного строя Российской империи. Но его высказывания о низком качестве законов и о слабости правительства, проистекающей от чрезмерной централизации государственной власти, косвенно затрагивали организацию и деятельность государства в целом. "У нас сам закон, - отмечал он, - нередко заклеймен неискренностью. Мало озабочиваясь определительной ясностью выражений и практическою применимостью правил, он смело и сознательно требует невозможного. Он всюду предписывает истину и всюду предопределяет успех; но не пролагает к нему пути и не обеспечивает исполнения своих собственных требований. Кто из наших начальников или далее из подчиненных может точно и последовательно исполнить все, что ему вменено в обязанность действующими постановлениями? Для чего же вменяется в обязанность невозможное? Для того, чтобы, в случае надобности, было на кого обратить ответственность! Справедливо ли это? Не в том дело, справедливость или несправедливость, точное или неточное соблюдение закона, смотря по обстоятельствам, заранее предусмотрены. Во главе многих узаконений наших надлежало бы напечатать два слова, которые не могут быть переведены на русский язык: "restriction mentale"*(4)"*(5).

Недостатки организации правительственной власти Валуев связывал с тем, что она была доведена по каждой отдельной части "до высшей степени централизации", но взаимные связи этих частей оказались слабыми, "шаткими". "Каждое министерство, - указывал он, - действует, по возможности, особняком и ревностно применяется к правилам древней системы уделов. Централизация имеет целью наивозможно большее влияние высших властей на все подробности управления и на этом основании значительно стесняет в иерархическом порядке власть административных инстанций. Но масса дел, ныне восходящих до главных начальств, превосходит их силы. Они, по необходимости, должны предоставлять значительную часть этих дел на произвол своих канцелярий"*(6).

Свою записку П.А. Валуев передал для прочтения генерал-адмиралу великому князю Константину Николаевичу и нескольким сановникам, имевшим репутацию либералов. Через них записка "Дума русского во второй половине 1855 года" была распространена в русском образованном обществе. Примечательно, что высказанные в ней мысли о состоянии российского государственного управления получили одобрение не только в среде интеллектуалов, критически настроенных по отношению к любому правительству, но и со стороны многих высших сановников империи.

Брат императора Александра II, возглавлявший Морское министерство, в декабре 1855 г. даже издал специальный приказ, в котором, процитировав то место из валуевской записки, где утверждалось, что "многочисленность форм подавляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь" и что "в творениях нашего официального многословия нет места для истины", приказал "сообщить эти правдивые слова всем лицам и местам морского ведомства", от которых в начале будущего года ожидаются отчеты за нынешний год, и повторить им, что он как глава морского ведомства требует в упомянутых отчетах "не похвалы, а истины, и в особенности откровенного и глубоко обдуманного изложения недостатков каждой части управления и сделанных в ней ошибок"*(7).

О том, что и сам Александр II отнесся вполне одобрительно к записке "Дума русского во второй половине 1855 года", в которой главной причиной поражения России в Крымской войне называлось неудовлетворительное состояние российского государственного управления, свидетельствует дальнейший успешный ход карьеры П.А. Валуева*(8). Его критические замечания были восприняты в императорской семье как проявление с его стороны стремления более плодотворно послужить престолу и Отечеству.

Император не предпринимал специальных мер для либерализации духовной атмосферы в обществе, но и разливавшуюся в образованном классе волну свободомыслия не считал нужным сдерживать чрезмерными запретами. Профессор Санкт-Петербургского университета А.В. Никитенко оставил в своем дневнике запись о весьма примечательном в этом отношении разговоре о цензуре, произошедшем 11 марта 1859 г. между ним и Александром II. "Есть стремления, - говорил ему государь, - которые не согласны с видами правительства. Надо их останавливать. Но я не хочу никаких стеснительных мер. Я очень желал бы, чтобы важные вопросы рассматривались и обсуживались научным образом; наука у нас еще слаба. Но легкие статьи должны быть умерены, особенно касающиеся политики"*(9). Приведенные слова Александра II означают, что его величество был готов допустить свободу высказываний по вопросам политической жизни, но только не в публицистических статьях, а в научных произведениях.

Между тем в российских газетах и журналах печаталось все больше материалов, подвергавших критике государственное управление в Российской империи. Это вызывало тревожные настроения в правительстве. Министр народного просвещения А.С. Норов, в ведении которого находилась цензура, счел необходимым представить государю императору всеподданнейший доклад по этому поводу, в котором предлагал принять меры в качестве ответа на появление в российских периодических изданиях подобных публикаций. Александр II одобрил предложение А.С. Норова. 14 ноября 1857 г. министр издал во исполнение повеления его величества следующее распоряжение: "Относительно появляющихся в периодических изданиях суждений слишком смелых, касающихся вопросов государственных и стремящихся к нововведениям. Цензоры обязаны с неослабною прозорливостью вникать в дух сочинений и, покровительствуя науке*(10), не давать хода вредным умозрениям; конечно, не должно смешивать благородные желания улучшений с тенденциями к политическим преобразованиям; но сии последние нередко облекаются в благовидные наружные формы. Оттого цензоры должны усугубить просвещенную строгость при рассмотрении подобных статей"*(11).

Несмотря на принятые меры, статьи, содержавшие суждения "слишком смелые, касающиеся вопросов государственных и стремящиеся к нововведениям", продолжали появляться во все большем количестве*(12). Атмосфера свободомыслия, способствовавшая более глубокому обсуждению проблем российской государственности, утверждалась в русском образованном обществе в конце 50-х - начале 60-х годов XIX в. не благодаря, а вопреки правительству. Это признавали и сами царские сановники, а среди них - даже М.А. Корф, выступавший против предоставления ученым, писателям, журналистам большей свободы суждений о существующих политических порядках. Модест Андреевич начал заниматься проблемами цензуры с 1848 г. - сначала в составе учрежденного 27 февраля под председательством князя А.С. Меншикова временного комитета для рассмотрения действий цензуры и соблюдения журналами их программы, а затем в качестве члена созданного вместо последнего 2 апреля указанного года под председательством Д.П. Бутурлина постоянного Комитета для высшего надзора за духом и направлением книгопечатания. Данный комитет действовал до 6 декабря 1855 г. Последние восемь месяцев его существования Корф занимал в нем должность председателя*(13).

Отвечая в 1864 г. на вопрос, почему в России перед началом реформ вдруг резко расширилась свобода печати, он высказал следующее весьма любопытное мнение: "Еще очень недавно надзор цензурный, со стороны его действительности, не оставлял ничего желать. Происшедшая с того времени перемена не была последствием преднамеренного, заранее обдуманного плана. В постановлениях цензурных не последовало в истекшие годы никаких существенных изменений: в цензоры назначались люди не менее благонадежные; напротив, увеличенное содержание и другие преимущества еще облегчили выбор вполне способных к этой должности; попечения высшего правительства о предупреждении заблуждений печати не прекращались и не ослабевали; напротив, никогда не было столько, сколько в последнее время, забот и стараний о бдительнейшем надзоре за литературою. Были создаваемы даже особые учреждения собственно с целью направлять общественное мнение*(14), но все усилия в окончательном результате приводили к последствиям прямо противным желаемому. Причину сему можно, очевидно, искать в изменении той обстановки, той атмосферы, которою прежде окружена была цензура и которая делала существование ее естественным и логическим. Появились новые условия жизни, везде бывшие смертным приговором цензуре. Оказалось, что когда в обществе возникает истинная потребность свободно высказываться, правительству делается невозможным противодействовать сему, потребность эта обращается в неудержимую силу, от которой не спасется и официальный круг, ибо и он дышит одним воздухом со всеми. Мы беспрестанно видели это на событиях истекших годов. Цензоры, прежде пользовавшиеся репутацией строгости, вдруг стали на все смотреть сквозь пальцы"*(15) (выделено мной. - В.Т.).

Приведенные слова М.А. Корфа раскрывают глубинную тайну либерализации цензурной политики государственной власти в России в конце 50-х - начале 60-х годов XIX в. Умный, проницательный царский сановник называет главным двигателем этого процесса общественную силу, а именно возникшую в обществе потребность "свободно высказываться", которая оказалась настолько мощной, что захватила и людей из высшего, правительственного круга. Цензоры, как и многие другие чиновники, попали под влияние данной общественной силы, вследствие чего цензурный гнет над печатными изданиями стал смягчаться как бы сам собой, без указаний свыше.

Правительство не было равнодушным наблюдателем перемен в общественных настроениях, оно пыталось приспособить к ним цензурную деятельность. Первая мера в данном направлении касалась ее организации. По Уставу о цензуре, высочайше утвержденному 22 апреля 1828 г., цензура была учреждена при Министерстве народного просвещения, в рамках которого для ее осуществления было создано Главное управление цензуры*(16). Под его руководством в Санкт-Петербурге, Москве, Риге, Вильно, Киеве, Одессе и Тифлисе действовали цензурные комитеты, а в Дерпте, Ревеле и Казани - отдельные цензоры. Вместе с тем функции цензуры было поручено исполнять университетам, ряду министерств (иностранных дел, финансов, внутренних дел, военному министерству), а также Второму и Третьему отделениям собственной его императорского величества канцелярии.

10 марта 1862 г. Главное управление цензуры было упразднено, его правомочия и обязанности были возложены непосредственно на министра народного просвещения. Одновременно наблюдение за тем, чтобы в книгах, периодических изданиях и в других произведениях печати "не появлялось ничего противного цензурным правилам", было возложено на Министерство внутренних дел*(17).

12 мая 1862 г. император Александр II утвердил так называемые Временные правила по цензуре, которые должны были действовать "до пересмотра всех постановлений по делам книгопечатания"*(18). Они состояли всего из тринадцати статей, но тем не менее закрепили довольно серьезные нововведения в области порядка и характера осуществления цензуры.

Первая статья Временных правил по цензуре предписывала не допускать в произведениях печати "нарушения должного уважения к учению и обрядам христианских исповеданий, охранять неприкосновенность Верховной власти и ее атрибутов, уважение к Особам Царствующего Дома, непоколебимость основных законов, народную нравственность, честь и домашнюю жизнь каждого"*(19).

Второй статьей запрещалось допускать к печати сочинения и статьи, излагающие "вредные учения социализма и коммунизма, клонящиеся к потрясению или ниспровержению существующего порядка и к водворению анархии"*(20).

Третья статья устанавливала правило, обязывавшее цензоров "при рассмотрении сочинений и статей о несовершенстве существующих у нас постановлений дозволять к печати только специальные ученые рассуждения, написанные тоном приличным предмету и притом касающиеся таких постановлений, недостатки которых обнаружились уже на опыте"*(21). Это правило открывало новые возможности для юридической науки: ей было позволено стать инструментом критики действующего законодательства.

Четвертой статьей предписывалось "в рассуждениях о недостатках и злоупотреблениях администрации не допускать печатания имен лиц и собственного названия мест и учреждений"*(22). Тем самым косвенно признавалась возможность печатать произведения, посвященные критике состояния государственного управления в России. Данная статья имела прямое отношение к науке государственного права: ученые-государствоведы получали возможность при соблюдении установленного запрета публиковать произведения, содержавшие критику состояния современного им российского государственного управления. Правда, согласно пятой статье Временных правил по цензуре такая критика дозволялась "только в книгах, заключающих не менее десяти печатных листов, и в тех периодических изданиях, на которые подписная цена с пересылкою не менее семи рублей в год"*(23).

В силу последней статьи рассматриваемого документа все постановления и распоряжения относительно цензуры, изданные с 1828 г. до 1 января 1862 г., за исключением специально указанных в приложении к Временным правилам, отменялись.

Таким образом, Временные правила по цензуре, высочайше утвержденные 12 мая 1862 г., можно с полным основанием считать законом, благоприятствовавшим развитию в России государственно-правовой науки.

Дальнейшее совершенствование цензуры сдерживалось из-за отсутствия эффективной системы правосудия, построенной на принципах гласности, состязательности и независимости судов от администрации.

Следующий значимый для цензурной деятельности законодательный акт появился спустя пять месяцев после начала судебной реформы - 6 апреля 1865 г. Это был именной указ, данный Сенату, "О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати"*(24). Он освобождал от предварительной цензуры в Санкт-Петербурге и Москве: 1) все выходившие повременные издания, издатели которых сами изъявляли на это желание, 2) "все оригинальные сочинения объемом не менее 10-ти печатных листов и 3) все переводы объемом не менее 20-ти печатных листов"*(25). Повсеместно же от предварительной цензуры освобождались все издания правительства, академий, университетов, ученых обществ и установлений, "все издания на древних классических языках и переводы с сих языков"*(26).

В случаях, когда в освобожденных от предварительной цензуры повременных и других печатных изданиях обнаруживалось нарушение закона, они подлежали судебному преследованию. Если же в повременных изданиях замечалось вредное направление, то их можно было подвергнуть административному взысканию.

Третья статья указа от 6 апреля 1865 г. устанавливала, что "заведывание делами цензуры и печати вообще сосредотачивается при Министерстве внутренних дел, под высшим наблюдением министра, во вновь учреждаемом Главном по сим делам управлении"*(27).

Спустя пятьдесят лет после издания этого законодательного акта, увенчавшего цензурную реформу Александра II, профессор-государствовед императорского Александровского университета в Гельсингфорсе С.А. Корф написал в своем учебнике по русскому государственному праву: "В отличие от западной русская наука государственного права еще очень молода; только в середине XIX в. находим мы начало ее самостоятельности и окончательное выделение в качестве особой дисциплины из общего правоведения. Главными причинами такому позднему обособлению государ [ственного] права были, во 1-х, общая слабая разработанность наук правоведения, во 2-х, политическое давление и цензурные условия, лишавшие исследователей русской государственности необходимой им свободы научной работы, а в 3-х, недостаточное, в начале XIX в., развитие русской культуры и тогдашнего умственного уровня русского общества"*(28).

Следует заметить, что применительно ко второй трети XIX в. фактор цензурного гнета, лишавшего русских государствоведов необходимой свободы научной работы, был самым главным тормозом в развитии государственно-правовой науки в России.

С.А. Корф, обращаясь к периоду правления Николая II, отмечал, что издание Свода законов и влияние западной исторической школы, "давшей в руки исследователей русского права новый, более совершенный научный метод", способствовало дальнейшему развитию отечественного правоведения, однако "тяжелый политический гнет Николаевского царствования, впрочем, невольно заставлял ученых интересоваться преимущественно далеким историческим прошлым, научная разработка коего не встречала столько цензурных препятствий"*(29).

Произошедшие в России в конце 50-х - первой половине 60-х годов XIX в. перемены в характере цензурной деятельности стимулировали переориентацию государствоведов с историко-правовых исследований государственных учреждений России на изучение современных им институтов российской государственности. Перемены были обусловлены отчасти спонтанной либерализацией общественной атмосферы, отчасти цензурной реформой, которая была осуществлена правительством в 1862-1865 гг. Она освободила государственно-правовую науку от чрезмерных ограничений. Материал об историческом развитии российского государства, содержащийся в многочисленных книгах и статьях, стал плодородной почвой, на которой быстро начала расти самостоятельная отечественная наука государственного права.

Уже в 1866 г. появился первый настоящий учебник по отечественному государствоведению - "Русское государственное право" Ивана Ефимовича Андреевского. Вышел, правда, только первый том, в котором излагались введение к учебному курсу государственного права и первая часть его - "О правительстве"*(30). Характеризуя этот учебник, С.А. Корф подчеркнул: "Автор был типичным полицеистом, заимствовавшим из Германии систему изложения своих лекций; но на него оказало огромное влияние вышеназванное развитие в России исторической школы; изложению истории институтов он уделяет вследствие этого весьма видное место. Немалое влияние оказала на Андреевского эпоха реформ 60-х годов; не раз можно заметить, что автора одухотворяла надежда на конституционное завершение начатых реформ; он объективно рисует нам картину госуд [арственного] строя того времени"*(31).

Содержание учебника И.Е. Андреевского по русскому государственному праву составили лекции по этому предмету, которые он читал наряду с лекциями по полицейскому праву. А первые его научные труды, и в том числе магистерская диссертация, были посвящены истории русского права*(32). О своем увлечении историческим направлением в правоведении сам Иван Ефимович написал в предисловии к рассматриваемому учебнику следующее: "Если исторический метод в каждом праве, как я вполне убежден, самый надежный и плодотворный, то в деле изучения русского государственного права это - единственно верный и возможный путь. Особенно плодотворным представляется мне такое историческое изучение русского государственного права в настоящее время: великие преобразования, совершаемые в русской государственной жизни царем-освободителем, могут быть поняты и осуществлены только при верном изучении их связи с прошедшим"*(33).

Вступая в новую историческую эпоху, русская наука государственного права не теряла достижений, которые приобрела в прошлом.

Список литературы

1. Андреевский И.Е. Русское государственное право. Т. 1: Введение и часть 1: О правительстве. СПб.; М., 1866.

2. Валуев П.А. Дума русского во второй половине 1855 года // Русская старина. 1893. Т. 79. N 9.

3. Высочайше утвержденные временные правила по цензуре. 12 мая 1862 г. // 2-ПСЗРИ. Т. 37. N 38270.

4. Дневник Александра Васильевича Никитенко. 1859 г. // Русская старина. 1890. Т. 68. N 10.

5. Именной указ, данный Сенату 6 апреля 1865 г., "О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати" // 2-ПСЗРИ. Т. 40. N 41988. С. 396.

6. Корф С.А. Русское государственное право. Ч. 1. М., 1915.

7. Материалы, собранные особою комиссиею, высочайше учрежденною 2 ноября 1869 г., для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати: В 5 ч. Ч. 1. СПб., 1870.

8. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год. Напечатан по распоряжению Министерства народного просвещения. СПб., 1862.

В.А. Томсинов,

доктор юридических наук,

профессор юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

"Законодательство", N 10, октябрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Статью первую см.: Законодательство. 2013. N 9.

*(2) Валуев П.А. Дума русского во второй половине 1855 года // Русская старина. 1893. Т. 79. N 9. С. 505-506.

*(3) Там же. С. 508-509.

*(4) Скрытость в мыслях.

*(5) Валуев П.А. Указ. соч. С. 509.

*(6) Там же. С. 510-511.

*(7) Приказ е. и. высочества генерал-адмирала, данный на имя г. управляющего Морским министерством, вице-адмирала Врангеля в декабре 1855 года // Русская старина. 1891. Т. 70. N 5. С. 359.

*(8) 21 апреля 1858 г. П.А. Валуев был определен на должность директора 2-го департамента Министерства государственных имуществ. 12 апреля 1859 г. император присвоил ему чин тайного советника, а спустя пять дней пожаловал в свои статс-секретари, оставив в прежней должности. 1 января 1861 г. Валуев был назначен управляющим делами Комитета министров, 23 апреля того же года он стал управляющим Министерством внутренних дел и сенатором. 9 ноября 1861 г. Александр II утвердил его в должности министра и в чине действительного тайного советника.

*(9) Дневник Александра Васильевича Никитенко. 1859 г. // Русская старина. 1890. Т. 68. N 10. С. 156.

*(10) В оригинале - "покровительствуя науку".

*(11) По высочайшему повелению, воспоследовавшему по всеподданнейшему докладу министра народного просвещения. Распоряжение 14 ноября 1857 года // Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год. СПб., 1862. С. 418.

*(12) В качестве наиболее яркого примера таких статей можно назвать опубликованные в 1859 г. в журнале "Русский вестник" очерки "О реформах в гражданском судопроизводстве". Их автором был К.П. Победоносцев, имевший репутацию консерватора (см.: Русский вестник. М., 1859. Т. 21. Июнь. Кн. 2. С. 541-581; Т. 22. Июль. Кн. 1. С. 5-34; Кн. 2. С. 153-190).

*(13) Основным же местом государственной службы М.А. Корфа с 18 октября 1849 г. был пост директора императорской Публичной библиотеки. 6 декабря 1861 г. он был уволен с этой должности и назначен главноуправляющим Второго отделения собственной его императорского величества канцелярии. 27 февраля 1864 г. его переместили на место председателя департамента законов Государственного совета.

*(14) В данном случае имеется в виду высочайше учрежденный 24 января 1859 г. Комитет по делам книгопечатания, который предназначался способствовать "правильному" (т. е. соответствующему видам правительства) направлению русской литературы.

*(15) Материалы, собранные особою комиссиею, высочайше учрежденною 2 ноября 1869 г., для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати: В 5 ч. Ч. 1. СПб., 1870. С. 59.

*(16) Устав о цензуре. 22 апреля 1828 г. // 2-ПСЗРИ. Т. 3. N 1979. С. 460.

*(17) Именной указ, данный Сенату 10 марта 1862 г., "О преобразовании цензурного управления и упразднении канцелярии министра народного просвещения" // 2-ПСЗРИ. Т. 37. N 38040. С. 182.

*(18) Высочайше утвержденные временные правила по цензуре. 12 мая 1862 г. // 2-ПСЗРИ. Т. 37. N 38270. С. 430.

*(19) Там же.

*(20) Там же.

*(21) Там же.

*(22) Там же.

*(23) Там же. С. 430-431.

*(24) См.: 2-ПСЗРИ. Т. 40. N 41988. С. 396.

*(25) Там же.

*(26) Там же.

*(27) Там же.

*(28) Корф С.А. Русское государственное право. Ч. 1. М., 1915. С. 7.

*(29) Там же. С. 8.

*(30) См.: Русское государственное право. Сочинение Ивана Андреевского, доктора государственного права, ординарного профессора полицейского права в императорском С.-Петербургском университете. Т. 1: Введение и часть 1: О правительстве. СПб.; М., 1866.

*(31) Корф С.А. Указ. соч. С. 9.

*(32) См., напр.: О правах иностранцев в России до вступления Иоанна III на престол великого княжества Московского. Рассуждение, представленное юридическому факультету Императорского Санкт-Петербургского университета кандидатом юридического факультета по разряду наук юридических Иваном Андреевским для получения степени магистра государственного права. СПб., 1854.

*(33) Андреевский И.Е. Русское государственное право. Т. 1. С. II.