О пределе уступчивости (А. Киселев, "эж-ЮРИСТ", N 49, декабрь 2013 г.)

О пределе уступчивости

Уважение прав человека - основное обязательство государства согласно ст. 1 Европейской конвенции по правам человека. Однако, судя по делу К. Маркина, Европейскому суду уважение прав человека дается легче, чем КС РФ. Почему? Попробуем ответить на этот вопрос, сравнив работу КС РФ и ЕСПЧ.

Краткая история вопроса

КС РФ 6 ноября 2013 года в открытом заседании рассмотрел дело о проверке конституционности п. 3 и 4 ч. 4 ст. 392 Гражданского процессуального кодекса РФ по запросу Президиума Ленинградского окружного военного суда, приостановившего производство по кассационной жалобе по делу К. Маркина, которому ранее ЕСПЧ присудил компенсацию за нарушение государством ст. 8 и 14 Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ).

Нарушение было усмотрено в том, что закон предусматривал право на отпуск по уходу за ребенком только для женщин-военнослужащих, то есть дискриминировал военнослужащих-мужчин в праве на уважение личной жизни по половому признаку. КС РФ по жалобе истца до решения Европейского суда вынес определение, которым жалоба была признана недопустимой, поскольку примененный в деле закон не нарушал его права. Разница между правовыми позициями обеих палат ЕС и КС РФ относительно прав заявителя заставила президиум задуматься о том, какая из них имеет приоритет в случае коллизии, так как ч. 4 ст. 392 ГПК РФ на этот вопрос не отвечает.

На наш взгляд, КС РФ допустил две ошибки, которые ему же и придется исправлять. Разберемся, почему и как это произошло.

Кто виноват?

КС РФ Определением от 15.01.2009 N 187-О-О К. Маркину отказал в принятии его конституционной жалобы к производству, поскольку она не отвечала требованиям допустимости, предъявляемым п. 1 ст. 97 ФКЗ от 21.07.1994 N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации". По мнению КС РФ, оспариваемые нормы не нарушали прав заявителя. Однако на первый взгляд между несоблюдением требований допустимости и ненарушением конституционных прав заявителя есть разница. Закон, не затрагивающий права заявителя, точно не может нарушать их. Но, если закон права затрагивает, жалобу следует принимать.

Для того чтобы установить соответствие или несоответствие Конституции РФ примененного закона проводится слушание. Но согласно п. 3 § 23 Регламента КС РФ, если обращение, по мнению соответствующего подразделения секретариата КС, явно не соответствует иным требованиям ФКЗ N 1-ФКЗ, то это подразделение с согласия руководителя секретариата КС вправе подготовить проект определения КС РФ и передать его на изучение судей и последующее вынесение для рассмотрения в заседании Конституционного Суда.

Данному положению предшествует предписание п. 2, в соответствии с которым сотрудник секретариата КС РФ уведомляет заявителя, если обращение не соответствует требованиям ФКЗ N 1-ФКЗ, о несоблюдении которых секретариат уполномочен уведомить заявителя. Последнее процитированное положение отсылает нас к ст. 40 данного ФКЗ, содержащей случаи, в которых имеет место его применение. Все они касаются формальной стороны обращения.

Таким образом, п. 3 § 23 Регламента КС РФ касается именно соблюдения критериев допустимости. К сожалению, на практике граница между ненарушением прав заявителя и их незатрагиванием примененным законом часто стирается, что и влечет вынесение определений о признании жалобы недопустимой. Это произошло и с жалобой К. Маркина. Вместо того чтобы в судебном заседании рассмотреть жалобу заявителя, КС РФ предпочел отказать в ее принятии вообще. Несмотря на то что мотивировочная часть определения выглядит убедительно, представляется, что уже было известно о подаче заявителем жалобы в ЕСПЧ.

Зачем приняли запрос?

Принятие запроса Президиума Ленинградского окружного суда не может не удивлять. Согласно ст. 102 ФКЗ N 1-ФКЗ запрос суда допустим, если закон подлежит, по мнению суда, применению в рассматриваемом им конкретном деле. В приведенном нормоположении ясно прослеживается доверие к суду, рассматривающему конкретное дело, непоколебимая вера в то, что суд при подготовке к разбирательству установит точно, какие нормы права подлежат применению. Иначе пришлось бы допустить, что по запросу суда может быть осуществлен абстрактный нормоконтроль, чего Конституционный Суд всегда избегает по причине отсутствия у него такого полномочия.

В силу того что в отношении заявителя было принято определение об отказе в принятии жалобы, исключается применение п. 3 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, предусматривающего пересмотр вступившего в силу решения по новым обстоятельствам, если постановлением КС РФ по жалобе заявителя будет признан не соответствующим Конституции РФ примененный в его деле закон. Постановления не было, значит, у президиума не было оснований для запроса.

Кроме того, в Определении КС РФ от 05.02.2004 N 134-О "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Центрального районного суда города Челябинска о проверке конституционности части второй статьи 238 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" были высказаны требования к подобным запросам.

Во-первых, "суд общей юрисдикции, исходя из презумпции конституционности действующих законодательных норм, не вправе произвольно, немотивированно отказаться от применения в конкретном деле соответствующих положений федерального закона, а обязан дать им оценку и, придя к выводу об их несоответствии Конституции Российской Федерации, привести в решении правовые аргументы в доказательство своей позиции. В противном случае само судебное решение является незаконным".

Во-вторых, далее указывается, что "основанием для направления запроса суда в Конституционный Суд Российской Федерации является убежденность суда в неконституционности примененных или подлежащих применению норм, аргументированная правовыми доводами, приведенными в процессуальном документе, принимаемом судом в установленной законом форме".

КС РФ имеет практику отказов судам в удовлетворении запросов. Применительно к теме выделим определения КС РФ от 25.12.2003 N 510-О, от 04.03.2004 N 74-О и от 03.04.2007 N 336-О-О, в которых была тщательно проверена необходимость применения конкретной нормы. Следует отметить, что в ряде случаев КС РФ отказывает в принятии запроса к рассмотрению, когда конституционность нормы очевидна либо суд некорректно ее толкует. В последнем приведенном Определении от 04.03.2004 N 74-О было указано на невозможность применения нормы исходя из обстоятельств дела. Что мог указать президиум военного суда в своем запросе, если норма не могла быть применена? И наконец, конституционность какой статьи он намеревался проверить?

Постановлением от 06.12.2013 N 27-П КС РФ на основании ст. 68 N 1-ФКЗ прекратил дело в части проверки конституционности п. 3 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ. Чтобы придать делу больше определенности, КС РФ указал президиуму окружного суда на необходимость запроса о конституционности тех норм материального закона, которые были признаны ЕСПЧ нарушающими вышеназванное конвенционное право.

Кто кому должен уступать?

В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы права и нормы международных договоров являются составной частью российской правовой системы и имеют приоритет над нормами российского законодательства. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, принятая в Риме 4 ноября 1950 года, была ратифицирована Россией в редакции Протокола N 11 и вступила в силу 1 ноября 1998 года. С этого момента граждане России получили право обращаться в Европейский суд по правам человека, если считают себя жертвами нарушения положений Конвенции и протоколов к ней, когда они исчерпали все внутренние средства правовой защиты, в полном соответствии с ч. 3 ст. 46 Конституции РФ.

Стоит заметить, что полномочие КС РФ проверять конституционность международных договоров, не вступивших в законную силу, было предусмотрено уже на момент подписания Конвенции в 1996 году. Были ли тогда основания считать этот международный договор противоречащим российской Конституции? Нет, как и сейчас нет оснований так считать. Нормы Конвенции и протоколов к ней отличаются от эквивалентных конституционных норм скорее юридической техникой, чем содержанием. Даже автономность используемых терминов не идет во вред правам ни россиян, ни государства. Иное дело - практика, иногда заходящая дальше самих норм. Но и на этот упрек Европейский суд находит ответ. В текстах особых мнений судей, приложенных к постановлению по жалобе К. Маркина, можно прочитать, что Конвенция задумана как "живой" документ, способный развиваться во времени. Таким образом, эволюция прецедентной практики Конвенции и протоколов призвана развивать и стандарты жизни во всех государствах-участниках.

Если России не по пути с Советом Европы, то Конвенцию и неудобные протоколы нужно денонсировать, то есть выходить из Совета Европы, просто чтобы не быть связанными этими документами в их интерпретации Европейским судом. В противном случае в отношении ЕКПЧ сохраняет силу принцип pacta sunt servanda, даже несмотря на то что международный договор в его толковании оказывается dura lex.

В буквальном прочтении ч. 3 ст. 46 Конституции РФ предполагает, что Большая палата Европейского суда оказывается истиной в последней инстанции, последним рубежом. Но, по нашему убеждению, КС РФ под силу конкурировать с ЕСПЧ, по крайней мере, когда спор касается применимого права, а не фактов дела. В последнем случае все претензии необходимо адресовать судам общей юрисдикции или арбитражным судам (ради справедливости, жалоб российских юридических лиц меньше во много раз). Вопрос лишь в доверии Конституционному Суду РФ, обязанному выявлять дисбаланс интересов на уровне нормы и требовать пересмотра дела, так как суды общей юрисдикции не компетентны принимать решения относительно легитимности введения применяемых мер вторжения в конституционные и конвенционные права, а также их соразмерности, если закон не предоставил альтернативу.

Дело К. Маркина показывает, что провокационный вопрос уступчивости может возникнуть каждый раз именно в спорах человека и гражданина с государством. Он решается на уровне КС РФ в спорах о соблюдении баланса конституционных прав каждой из спорящих сторон, и заявителю дается отрицательный ответ сомнительной обоснованности, когда признается конституционной норма, признаваемая впоследствии Европейским судом несовместимой с нормами Конвенции и/или протоколов.

Выходит, что вопрос уступчивости прежде всего решается на уровне КС РФ, когда он признает конституционной норму, легитимность которой при проверке Европейским судом впоследствии оказывается совсем не очевидной. Вопрос уступок касается отношений человека и гражданина с государством в лице КС РФ.

Уступит Конституционный Суд - возможно, и не потребуется обращение в Страсбургский суд, так как заявитель в случае пересмотра дела и удовлетворения его требований утратит статус жертвы. Значит, в уступках участвует и вся система судов общей юрисдикции и арбитражных судов России, когда спор идет только о фактах и/или применении норм, соответствующих или приведенных в соответствие Конституции путем исключения их неконституционного толкования. А ЕСПЧ только выступает как сторонний эксперт, дающий свое заключение, последовательность, объективность, компетентность и беспристрастность которого презюмируются согласно общим принципам права. Судя по недавним принятым постановлениям, уступать Конституционный Суд РФ умеет. Но Постановление КС РФ от 06.12.2013 N 27-П вряд ли можно рассматривать как попытку консенсуса, так как постановлениям ЕСПЧ отведена совсем не та роль, которая была задумана при внесении п. 4 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ. КС РФ фактически создал новую норму, обязывающую суды общей юрисдикции (да и арбитражные суды тоже) в случае выявления коллизии между позициями ЕСПЧ и КС РФ относительно спорной нормы делать запрос в КС РФ, который и разрешит конфликт. Тем самым КС РФ поставил себя выше ЕСПЧ, лишая смысла многие жалобы россиян и признавая конституционную жалобу более приоритетным средством защиты, чем жалобу в Страсбург.

А. Киселев,

юрист,

г. Киров

"эж-ЮРИСТ", N 49, декабрь 2013 г.