Догма структуры субъективного гражданского права (развенчание традиционной концепции) (Е.Я. Мотовиловкер, "Законы России: опыт, анализ, практика", N 12, декабрь 2013 г.)

Догма структуры субъективного гражданского права (развенчание традиционной концепции)

I. Концепция. Практически каждый отечественный теоретик как советского, так и постсоветского периода, раскрывая в учебнике (да и не только) категорию "субъективное право", выскажется по двум пунктам: определение и структура. В духе старой, доброй традиции он сначала воспроизведет замшелое "мера возможного и дозволенного поведения", а затем обнаружит в субъективном праве как минимум два элемента: правомочие требования и правомочие на собственные действия*(1). "Каждое субъективное гражданское право, - пишет В.А. Белов, - всегда состоит из двух правомочий - не больше и не меньше - возможности совершения собственных действий и возможности требования чужих действий"*(2).

Прочтя "каждое", пытливый читатель поинтересуется: "На какие свои действия кроме действий должника имеет право кредитор?

По мнению Е.А. Крашенинникова, таких действий - два. Это, во-первых, заявление требования должнику и, во-вторых, принятие предложенного должником исполнения. "Возможность предъявления требования совместно с возможностью принятия предложенного исполнения, - пишет он, - составляет правомочие на совершение определенных действий самим управомоченным лицом", которое вместе с правомочием требования входит в состав субъективного права*(3).

Итак, по мысли автора, каждое субъективное право имеет в своей структуре три элемента, состоит из трех возможностей. Обладая обязательственным правом, кредитор непременно обладает: 1) правом на действия должника (правомочием требования); 2) правом заявить требование должнику и 3) правом принять исполнение*(4). Реализация, скажем, права покупателя на передачу товара продавцом складывается из трех действий: 1) заявление покупателем требования; 2) передача продавцом товара и 3) принятие товара покупателем.

Что ж, проверим эту конструкцию на логичность и соответствие базовым терминам юриспруденции.

II. Абсурдность правомочия на принятие исполнения. Для начала проникнем в смысл принятия исполнения.

1. Смысл принятия исполнения. Вопрос первый. Что означает "исполнение", которое принимает кредитор? Какую действительность оно отражает? Очевидно, - результат, образующийся из совершения должником требуемых кредитором действий. Так, например, исполняя обязанность по передаче товара, продавец доставляет его к подъезду покупателя. Результат налицо: вещь находится в обусловленном договором месте. Дальше должник предлагает кредитору принять товар.

Вопрос второй. Почему в процессе исполнения продавцом обязанности, скажем, по передаче товара возникает необходимость его принятия покупателем? Потому что целью такого исполнения выступает переход владения, а данный результат не может наступить в силу одних только действий продавца по передаче. Цель исполнения будет достигнута только тогда, когда покупатель ответит на передачу действиями, обозначающими факт поступления предоставленного товара в сферу его обладания (скажем, протянет руку, чтобы взять вещь с прилавка, или подпишет акт приема- передачи). Если в ситуации доставки покупатель не примет товар, то исполнение продавцом своей обязанности останется безрезультатным и, следовательно, неоконченным.

Вывод. Акт принятия кредитором исполнения преследует цель: завершить начатое должником исполнение и, следовательно, является заключительным эпизодом процесса реализации права требования кредитора, в котором он же и участвует.

2. Стратегический довод конструкторов правомочия на принятие. "Но действия кредитора по принятию исполнения, - возразят структуралисты, - не могут служить средством реализации его правомочия требования, так как последнее всегда реализуется действиями должника. Следовательно, действие кредитора по принятию исполнения может рассматриваться лишь как средство осуществления правомочия на его собственные положительные действия"*(5). Если для реализации права кредитора помимо действий должника требуются еще действия правообладателя, значит данное "субъективное право не может не заключать в себе наряду с правомочием требования правомочие на свои действия"*(6). Иначе говоря, по мнению Е.А. Крашенинникова и А.В. Власовой, к идее существования правомочия на принятие в рамках субъективного права приводит:

во-первых, мысль о том, что в осуществлении права требования не может быть места какому-либо действию правообладателя*(7), а в принятии исполнения - действию должника;

а, во-вторых, последующее умозаключение: раз акт принятия участвует в реализации субъективного права, но не участвует в реализации права требования, значит он заслуживает быть представленным в структуре субъективного права собственным правомочием (наряду с правомочием требования). Вот, собственно, и весь довод.

Однако, рассуждая только таким образом (опираясь исключительно на субъекта действия), авторы оставляют обоснование правомочия на принятие без какого-либо анализа его содержания, т.е. без всякого размышления над значением принятия и его соотношения с исполнением. Между тем на фоне понимания этих смыслов предпринятая Е.А. Крашенинниковым и А.В. Власовой попытка развернуть свой стратегический довод: а) оборачивается высказываниями, грубо искажающими логику употребляемых терминов, и б) погружает "правомочие принять исполнение" в лоно вопиющих противоречий, подчеркивающих его абсурдность.

3. Противоречие первое: несовместимость правомочия с принятием. Подоплека несостоятельности "правомочия кредитора принять исполнение" кроется в том, что оно создано структуралистами в противоположность, "в пику" праву кредитора на действие должника, мыслится ими как антипод права требования и, следовательно, держится на размежевании принятия и исполнения. Придав действию кредитора по принятию значение реализации своего правомочия, известные авторы исключили данный акт из сферы осуществления требования и тем самым зачеркнули его смысл - доводить начатое должником исполнение до конечного результата.

С одной стороны, термин "право на свои действия", присоединившись к принятию исполнения, искажает природу последнего. Почему? Потому что "право" ("правомочие") требует от своего действия реализации его и только его. Следовательно, возможность совершения лицом некоторого действия может называться правом только в том случае, если это действие интересует субъекта само по себе как таковое, а не в связи с удовлетворением какого-либо другого интереса*(8). Вот и получается, что "правомочие", в силу логики термина, превращает "принятие" в нечто несуразное:

а) отнимает у него подчиненность цели исполнения, возводя в ранг самодостаточного действия, и

б) создает иллюзию существования у кредитора особого интереса в принятии. Как будто принятие направлено на что-то иное, чем исполнение. Как будто принятие товара реализует иную потребность покупателя, чем предоставление товара продавцом.

С другой стороны, проникновение в смысл принятия исполнения обнаруживает совершенную никчемность и бестолковость его правомочия. Какой толк постулировать право кредитора на свое действие, помогающее завершить реализацию его же права требования? Никакого. Зачем кредитору специальное право на эпизод деяния, если он имеет право на все деяние? Несерьезно как-то в ситуации кормления больного с ложечки вести речь о его праве открывать рот.

4. Противоречие второе: прерванное исполнение. Достоверность "правомочия принять исполнение" аннулируется еще и выводом структуралистов о полном завершении исполнения обязанности актом его предложения должником и отсутствии участия последнего в принятии. Там "царствует" кредитор, реализующий свое право на принятие. "Принятие исполнения, - пишет А.В. Власова, - предполагает законченность процесса деятельности должника по созданию и подготовке к сдаче кредитору предмета или результата исполнения. Обязанность уже исполнена должником, и кредитору остается лишь принять предложенное ему исполнение"*(9).

Однако разве трудно увидеть, что подготовка товара к сдаче покупателю, скажем, доставка, знаменует обращение к нему продавца с требованием принять вещь? Разве должник, предложивший кредитору исполнение, похож на субъекта, завершившего свое дело? Нет. Он похож на субъекта, ждущего от кредитора принятия, жаждущего убедиться, что это действие состоялось, и самому принять "принятие исполнения". Только тогда (никак не раньше) он вправе сказать себе: "Я исполнил свою обязанность".

Так почему Е.А. Крашенинников и А.В. Власова "не хотят" замечать очевидного: процесс исполнения обязанности завершается не предложением исполнения, а его принятием? Потому что, будучи озабоченными доказательством наличия в структуре субъективного права правомочия на свое действие, они видят в принятии исполнения только и исключительно действие кредитора и совершенно не желают видеть наличия у должника, предложившего исполнение, законного интереса в принятии исполнения кредитором. Пройдя мимо этого смысла, структуралисты объявили предложение исполнения последним актом должника, жестко отделив его от принятия*(10), и тем самым сотворили абсурд. Если, по А.В. Власовой, предложив покупателю взять доставленный товар, продавец "умывает руки", то зачем он вообще делает такое предложение? Вопреки мнению структуралистов принятие не является "чистым" действием кредитора, реализующим его право на это действие". Без участия должника, вне отношения с ним, в одиночку кредитор не сможет принять исполнение. Ведь, занимаясь этим, кредитор отвечает должнику на его предложение и, значит, удовлетворяет его заинтересованность в принятии. Какой же смысл давать ответ в отсутствие того, кто ждет ответа?

Таким образом, акт принятия исполнения в силу причины, вызывающей возможность (скорее необходимость) его совершения, по сути есть взаимодействие сторон обязательства, складывающееся из получения должником от кредитора согласия принять результат исполнения и фактических действий по принятию. Веселенькое, однако, занятие наблюдать, как покупатель в одиночку принимает оставленный у его ворот товар. Это начитавшийся Е.А. Крашенинникова и А.В. Власову продавец решил, что с доставкой вещи исполнение им обязанности по передаче завершено, а покупательское право требования реализовано, и отбыл восвояси: пускай теперь кредитор-покупатель реализовывает свое право на принятие.

5. Противоречие третье: бессмысленность права на отказ от принятия. Квалифицировав возможность принятия исполнения как право кредитора на собственные действия, структуралисты тем самым допустили существование у него права воздержаться от принятия. Это и понятно. Интерес, содержащийся в таком праве, может быть удовлетворен только самим правообладателем. Значит, имея право на собственные действия, лицо находится вне правоотношения с кем бы то ни было, в пространстве своего усмотрения и с юридической точки зрения свободно в решении вопроса "реализовать - не реализовать".

Между тем анализ основания возникновения самой возможности принятия исполнения, соединенный с раскладом интересов сторон, выставляет право кредитора на отказ от принятия исполнения мнимой величиной.

Предлагая исполнение, должник: а) не просто информирует кредитора о совершении действия, б) но требует от него принятия результата содеянного. Ведь принятие свидетельствует об удовлетворенности кредитора исполнением, а именно этот факт образует конечную цель, которую преследует лицо, осуществляющее обязанность. Подрядчику не нужна изготовленная им вещь. Ему нужно, чтобы заказчик забрал ее и выплатил вознаграждение.

Теперь представим, что кредитор не принял предложенное ему исполнение: покупатель не явился в место, куда продавец доставил товар; заказчик не пришел к подрядчику для получения результата работы. Что означает такое поведение кредитора в координатах термина "договорное обязательство"?

Оно означает: а) самовольный выход кредитора из правоотношения на стадии завершения должником требуемого действия; б) аннулирование кредитором своего согласованного с должником и удовлетворенного им интереса, в) т.е. запрещенный правом односторонний отказ от исполнения договора*(11).

Чем может обернуться для должника непринятое исполнение? Напрасным трудом, убытками, неполученным вознаграждением, проблемой реализации результата исполнения. Ясно, что законодатель не мог пройти мимо столь вероломного нарушения договоренности и наделил пострадавшего от уклонения (просрочки) кредитора должника правом на защиту: здесь и возмещение убытков (п. 2 ст. 408 ГК), и продажа подрядчиком результата работы (п. 6 ст. 720 ГК), и иск продавца о принятии товара (п. 3 ст. 484 ГК).

Так имеет кредитор право воздержаться от принятия исполнения? В свете представленного размышления - вопрос риторический. Где это видано, чтобы лицо имело право на правонарушение? И какой смысл говорить о праве кредитора принять исполнение, если совершения этого действия требует должник, создавший кредитору все условия для принятия?

На самом деле вызванная предложением исполнения возможность его принятия предстает, с одной стороны, принадлежащей должнику возможностью удовлетворения своего законного интереса в действии кредитора, т.е. правом требования, а с другой - лежащей на кредиторе необходимостью совершить действие, удовлетворяющее законный интерес должника, т.е. обязанностью.

Вот и решающий вывод. Процесс реализации права требования кредитора, или, что то же самое, процесс исполнения обязанности должника усложняется возникающим в момент предложения исполнения правоотношением по принятию результата исполнения, где должник - правообладатель, а кредитор - обязанный.

Представленные выше рассуждения демонстрируют точность и обоснованность взгляда профессора М.М. Агаркова, согласно которому "...обязанность кредитора принять исполнение (и соответственно этому - право должника) является не только отношением дополнительным к основному отношению в обязательстве, но и неотделимым от него. Оно является чисто вспомогательным отношением, так как единственная его цель направлена на исполнение должником его основной обязанности"*(12).

Противоречие четвертое: крах концептуального обобщения. Адепты "правомочия принять исполнение" неустанно подчеркивают, что оно выступает элементом любого субъективного гражданского права. Однако непредвзятый, но пристальный взгляд легко обнаружит отдельные обязательственные права, реализация которых обходится без акта принятия кредитором исполнения. Такое положение дел объясняется характером действия должника, точнее, особенностью его результата. А результат таков, что должнику нет никакой необходимости предлагать кредитору принять совершенное исполнение. Сделавшему стрижку парикмахеру незачем предлагать ее клиенту. Результат - на голове. Исполнение бардом заказанной песни исключает ее последующее принятие. Спетое не принимается.

Нетрудно понять бессмысленность самой постановки вопроса о наличии в структуре подобных субъективных прав правомочия кредитора принять исполнение. Какое может быть право на действие, если нет самого действия?

Мы же вправе констатировать: к несостоятельности самой мысли о структурированности любого обязательственного права правомочием кредитора на принятие добавляется крах этой идеи как концептуального обобщения.

III. Абсурдность правомочия заявить требование должнику. Мысль о непременном существовании в любом обязательственном праве правомочия кредитора на собственные действия Е.А. Крашенинников подкрепляет вторым его проявлением - правомочием предъявления требования.

Обоснование выглядит так: "Заявляя требование должнику, кредитор совершает действие в осуществление своего права. Однако, как это ни представляется парадоксальным, оно не является средством осуществления заключенного в этом праве правомочия требования, ибо последнее всегда реализуется действиями должника. Когда кредитор заявляет требование обязанному лицу, он осуществляет не свое правомочие требования, а принадлежащую ему возможность предъявить это требование, которая входит в содержание его субъективного права"*(13).

1. Логика автора. Действие кредитора по заявлению требования участвует в реализации субъективного права и должно иметь там свое правомочие. Но вот незадача: данный акт ничуть не реализует правомочие требования. Что же он реализует? Эврика! Он реализует собственную возможность, т.е. возможность своего совершения, которая и есть правомочие внутри субъективного права.

2. Критический анализ. Согласимся с нашим автором в том, что предъявление требования ни на шаг не вступает в пространство осуществления права требования, поскольку лишь выражает заинтересованность кредитора в этом осуществлении. Волеизъявление "Я желаю этого", естественно, находится за рамками "этого".

Бесспорно и то, что акт заявления требования реализует возможность заявления. Всякое действие реализует возможность самого себя.

Но логично ли только на основании банальной тавтологии: "предъявляя требование, его обладатель реализует возможность предъявить требование" объявлять эту возможность правомочием, находящимся структуре субъективного права кредитора?

Логично, считает Е.А. Крашенинников, потому что, "заявляя требование должнику, кредитор совершает действие в осуществление своего субъективного права".

Здесь, однако, усомнимся и спросим у автора: "Каким это образом предъявление требования реализует субъективное право?" Он не ответит, он завершил обоснование. Что ж, ответим мы. Никаким, хотя бы потому, что акт заявления требования предшествует действиям должника, которые начинают и образуют реализацию права кредитора, и, следовательно, совершается за пределами осуществления права. Но если в пространстве реализации субъективного права нет места для заявления требования (оно занято исполнением обязанности), то, значит, в самом праве нет места для возможности такого действия и эта возможность не может считаться правомочием.

Таким образом, анализ манеры обоснования Е.А. Крашенинниковым идеи правомочия заявить требование с логической неизбежностью приводит к выводу об ее полной несостоятельности. Случилось это потому, что практически всю свою аргументационную энергию ученый потратил на "открытие" истины: "обращение кредитора с требованием реализует только собственную возможность". Главный же довод: данное действие кредитора участвует в реализации самого обязательственного права - оказался проходной фразой, отражающей смутное ощущение автора, что акт предъявления требования имеет некоторое отношение к этой реализации.

Между тем у пытливого читателя непременно возникнет желание довести это ощущение до ясности, подумав над смыслом заявления требования и его соотношении с реализацией так называемого субъективного права.

3. Смысл заявления требования. Почему, собственно, обладающее правом требования лицо вынуждено заявлять требование обязанному?

Ответ таков. В силу особенностей юридического факта отдельные обязательственные права возникают: а) без определенности срока их реализации должником (например, в договоре займа не указан срок возврата долга) или б) без знания должником личности обладателя требования (например, в случае выдачи чека).

Очевидно, что до устранения таких неопределенностей говорить о наличии у должника полноценной обязанности как необходимости совершить требуемое действие нелогично. Акт предъявления кредитором требования должнику как раз и призван избавить существующее субъективное право от обозначенных выше неопределенностей и поставить должника перед необходимостью совершить требуемое действие. Только с предъявлением чека "на плечи" банка ляжет обязанность осуществить платеж чекодержателю, ибо только тогда к банку придет осознание: кому, почему и сколько необходимо заплатить по чеку.

Отсюда следует, что акт предъявления требования, имея своим назначением актуализацию обязанности, выступает условием, необходимым для реализации права требования. Предъявляя требование, правообладатель приближает свой законный интерес в действии обязанного к удовлетворению, а само право требования - к реализации. По этой причине кредитор не имеет отдельного юридического интереса в заявлении требования должнику, раз это действие служит его интересу в реализации требования. Значит, нет никакого смысла говорить об его отдельном праве на это действие*(14). Так получается, что возможность кредитора заявить требование сама по себе не имеет какого-либо юридического значения и не может считаться его правомочием. Тем более не может находиться в структуре так называемого субъективного права, место которого занимает одно только право требования.

Заключение. Главная причина логического банкротства отстаиваемой Е.А. Крашенинниковым и А.В. Власовой мысли о нахождении в структуре обязательственного права кредитора правомочий на свои действия лежит в абсолютной предвзятости их обоснования. Своими рассуждениями о заявлении требования и принятии исполнения автор обслуживает идею структуры субъективного права, а не исследует действительность. Естественно, что такая закрепощенность мышления оборачивается потерей смысла терминов, многочисленными логическими ошибками, уходом от сути дела. А суть дела такова, что и предъявление требования должнику, и принятие его исполнения являются действиями кредитора, которые служат реализации права требования (только служат по-разному: первое - ее обусловливает, второе - завершает), т.е. подчинены удовлетворению законного интереса кредитора в действии должника. Следовательно, не имеют собственных законных интересов, а значит и своих правомочий.

Лицо, обладающее правом требования, обладает субъективным правом, в котором нет ничего кроме права требования и которое, следовательно, и есть право требования.

Библиографический список

1. Агарков М.М. Избранные труды по гражданскому праву. Т. 1. М., 2002.

2. Белов В.А. Гражданское право. Общая часть: учебник. М., 2002.

3. Власова А.В. Структура субъективного гражданского права. Ярославль, 1998.

4. Гражданское право. Том 1: учебник / под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2002.

5. Иоффе О.С. Советское гражданское право. М., 1967.

6. Крашенинников Е.А. Содержание субъективного гражданского права // Очерки по торговому праву. Вып. 13. Ярославль, 2006.

7. Крашенинников Е.А. Ценные бумаги на предъявителя. Ярославль, 1995.

8. Теория государства и права: учебник / под ред. Н.Г. Александрова. М., 1974.

Е.Я. Мотовиловкер,

кандидат юридических наук,

доцент кафедры гражданского права и процесса

Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова

"Законы России: опыт, анализ, практика", N 12, декабрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., например: Иоффе О.С. Советское гражданское право. М., 1967. С. 88-89; Теория государства и права: учебник / под ред. Н.Г. Александрова. М., 1974. С. 582-583; Гражданское право. Том 1: учебник / под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2002. С. 316-317.

*(2) Белов В.А. Гражданское право. Общая часть: учебник. М., 2002. С. 540.

*(3) См.: Крашенинников Е.А. Ценные бумаги на предъявителя. Ярославль, 1995. С. 46.

*(4) В силу того, что последние два права образуют правомочие на собственные действия, Е.А. Крашенинников называет их субправомочиями (см.: Крашенинников Е.А. Указ. соч. С. 46).

*(5) Власова А.В. Структура субъективного гражданского права. Ярославль, 1998. С. 23.

*(6) Крашенинников Е.А. Содержание субъективного гражданского права // Очерки по торговому праву. Вып. 13. Ярославль, 2006. С. 10.

*(7) "В этой определенности правомочия требования как правомочия на чужие действия, - пишет Е.А. Крашенинников, - заложено, что оно находит свое осуществление только в действиях должника..." (Крашенинников Е.А. Ценные бумаги на предъявителя. С. 45).

*(8) Например, именно потому, что отказ от исполнения договора подряда выступает самостоятельным, отдельным от его обязательственных требований интересом заказчика, законодатель, признавая данный интерес, наделяет заказчика правом на отказ.

*(9) Власова А.В. Указ. соч. С. 84.

*(10) См.: Крашенинников Е.А. Содержание субъективного гражданского права. С. 10.

*(11) Предоставив заказчику право отказаться от исполнения договора подряда, законодатель оговаривает, что оно прекращает свое существование, как только подрядчик завершит выполнение работы (ст. 717 ГК).

*(12) Агарков М.М. Избранные труды по гражданскому праву. Т. 1. М., 2002. С. 277.

*(13) Крашенинников Е.А. Ценные бумаги на предъявителя. С. 45.

*(14) Когда посетитель кафе просит у официанта меню, он реализует не свое право просить меню, а добивается реализации права требовать принести меню.