О соотношении понятий "уголовно-правовой запрет" и "запрещающая уголовно-правовая норма" (С.А. Маркунцов, "Российский юридический журнал", N 2, март-апрель 2013 г.)

О соотношении понятий "уголовно-правовой запрет" и "запрещающая уголовно-правовая норма"

Рассматриваются подходы к определению структуры запрещающей уголовно-правовой нормы. Автор обосновывает вывод о том, что концепция трехэлементной конструкции логической нормы права к нормативно-правовым предписаниям Особенной части Уголовного кодекса РФ не применима.

В науке уголовного права существуют "вечные" вопросы и проблемы, каждое новое поколение ученых-юристов пытается предложить свой подход к их рассмотрению. К числу таких вопросов относится вопрос о структуре запрещающей нормы Особенной части УК РФ.

Нормы права, о которых пойдет речь в этой статье, трактовались по-разному: "типичные для уголовного права нормы-запреты, наиболее полно отражающие отраслевую специфику"*(1), "нормы-запреты, составляющие особенную часть уголовного законодательства"*(2), "нормы, устанавливающие уголовную ответственность за совершение преступлений"*(3) и т.д. В данной статье нормы Особенной части УК РФ, содержащие уголовно-правовые запреты, будут называться уголовно-правовыми нормами (или запрещающими уголовно-правовыми нормами). Анализ литературы показывает, что при характеристике механизма уголовно-правового регулирования именно указанные нормы находятся в центре внимания исследователей*(4).

В дореволюционный период ученые-криминалисты рассматривали уголовно-правовые нормы как безусловные категорические предписания и как элемент уголовного закона. Так, Н.С. Таганцев считал, что уголовные законы всегда содержат две части: описание того посягательства, которое запрещается под страхом наказания (часть определительная, или диспозитивная), и указание на саму ответственность (часть карательная, или санкция). Наличие этих частей - необходимое свойство всякого уголовного закона*(5). А.О. Кистяковский утверждал, что уголовный закон состоит из двух частей: а) определительной, или диспозитивной, и б) утвердительной, или санкционирующей. Первая содержит определение известного действия, в котором всегда подразумевается его запрещение или предписание; вторая - санкцию этого запрещения, или наказание*(6). Аналогичной позиции придерживаются и некоторые современные ученые*(7).

Большинство ученых советского периода, рассматривая уголовно-правовую норму как разновидность правовой нормы, пытались обосновать ее трехэлементную структуру. В качестве элементов выделяли диспозицию, слитую с гипотезой, и санкцию (Я.М. Брайнин), гипотезу и диспозицию, слитую с санкцией (С.Н. Братусь)*(8). В.Н. Кудрявцев выделял гипотезу, признаки которой сформулированы в нормах Общей части, диспозицию и санкцию, размещенные законодателем в нормах Особенной части *(9). В.Д. Филимонов придерживается схожей позиции по поводу структуры "норм, устанавливающих уголовную ответственность за совершение преступлений"*(10). Данный подход к рассмотрению структуры запрещающей уголовно-правовой нормы отражен в ряде современных учебников по уголовному праву*(11). Одновременно он все чаще подвергается критике.

Уже в советский период высказывались и иные мнения о структуре запрещающей уголовно-правовой нормы. В.Г. Смирнов писал о том, что "нормы Особенной части уголовного законодательства состоят только из двух структурных частей: гипотезы и диспозиции"*(12). Такой подход зафиксирован и в ряде учебников по советскому уголовному праву*(13). Схожей позиции придерживаются некоторые современные ученые. Так, А.В. Иванчин полагает, что каждой охранительной уголовно-правовой норме (содержащей в гипотезе преступление) корреспондирует регулятивная уголовно-правовая норма, запрещающая это преступление совершать; "запрещая совершение определенных деяний и подкрепляя запреты наказаниями, правотворец прямо выражает в статье Особенной части гипотезу и диспозицию охранительной уголовно-правовой нормы... этого вполне достаточно для понимания адресатом того факта, что уголовный закон не только наказывает за совершение преступлений, но и запрещает их"*(14). Такой подход к рассмотрению структуры запрещающей уголовно-правовой нормы тоже отражен в современных учебниках по уголовному праву*(15).

Своеобразным симбиозом представлений о структуре запрещающей уголовно-правовой нормы, на наш взгляд, выступает позиция В.С. Прохорова, Н.М. Кропачева и А.Н. Тарабаева. Ученые полагают, что "схема конструкции уголовно-правовой нормы может быть представлена в таком виде: при условиях, указанных в норме (гипотеза), запрещено совершать следующие действия (диспозиция) во избежание определенных норм и последствий (санкция) - таков позитивный аспект уголовно-правового регулирования; если же требование нормы нарушено (гипотеза), суд должен применить к виновному следующие меры (диспозиция) - таков ретроспективный аспект уголовно-правовой нормы. Уголовно-правовая норма, естественно, едина в функциях: охраняя, она регулирует и, регулируя - охраняет"*(16). Данная позиция неоднократно подвергалась критике, прежде всего за то, что, по мнению ее авторов, две составные части одной нормы права имеют различных адресатов в контексте позитивного и ретроспективного аспектов уголовно-правового регулирования.

На современном этапе развития науки уголовного права ученые предлагают все больше доводов в пользу отказа от трехэлементной структуры нормы. Ю.Е. Пудовочкин и С.С. Пирвагидов указывают, что "специфика норм Особенной части уголовного права состоит в том, что их структура может быть определена различным образом, в зависимости от адресата нормы... Если рассматривать уголовно-правовую норму в ее адресованности отдельному лицу, то следует признать, что имеющееся в статьях Особенной части УК РФ описание признаков состава преступления выступает в качестве диспозиции нормы... в то время как описанная в этой же статье Особенной части модель наказания будет выступать в качестве санкции... В этом случае норма права будет носить запретительный характер. Если же рассматривать норму уголовного права в ее адресованности государственным органам как второму участнику отношения, то описание признаков состава преступления следует рассматривать в качестве гипотезы, т.е. условия, при котором государственный орган может выполнить предписание относительно применения того или иного вида наказания, описание которого будет образовывать диспозицию нормы. При таком взгляде норма права становится управомочивающей"*(17). Данное мнение близко к позиции ученых, объясняющих структуру запрещающих уголовно-правовых норм с точки зрения их адресованности в контексте позитивного или ретроспективного аспекта уголовно-правового регулирования.

Несколько более сложную, но схожую структуру уголовно-правовой нормы предлагает Ю.В. Грачева. Исходя из учения С.С. Алексеева о существовании норм-предписаний и логических норм, она приходит к выводу, что "логическая уголовно-правовая норма объединяет регулятивную и охранительную нормы-предписания... реализация одной нормы-предписания исключает реализацию другой нормы-предписания, объединенных одной логической нормой... логическая уголовно-правовая норма четырехчленна, т.е. состоит из гипотезы и диспозиции регулятивной нормы-предписания и диспозиции (второй гипотезы. - С.М.) и санкции охранительной нормы-предписания... логическая уголовно-правовая норма не тождественна статье Особенной части УК и включает предписания, закрепленные как в Общей, так и в Особенной частях Уголовного кодекса"*(18). В целом положительно оценивая такой подход к рассмотрению структуры уголовно-правовой нормы*(19), отметим, что добавление к понятиям "статья Особенной части УК РФ", "состав преступления" (если определять его с позиций нормативистского подхода) понятий "логическая норма" и "норма-предписание" представляется явно искусственным и избыточным. Безусловно, выделение нормы-предписания и логической нормы как разных уровней теоретической абстракции оправданно с позиций теории права, но оно не имеет функционального значения с позиций уголовного права. М.А. Тулиглович, полагая, что "структура нормы в узком смысле зависит от вида уголовно-правового предписания", и выделяя регулятивные и охранительные предписания Особенной части УК РФ, указывает, что "структура регулятивного предписания состоит из диспозиции и санкции, а охранительного - из гипотезы и диспозиции"*(20). Таким образом, автор диссертационного исследования "Структура уголовно-правовой нормы" в итоге выделяет структурные элементы уже в рамках правовых предписаний, оперируя при этом и понятием "норма права".

В.П. Коняхин, поясняя наличие различных подходов к определению структуры уголовно-правовой нормы, пишет, что в основе этого лежит нерешенность (а нередко и игнорирование) одной из самых старых проблем теории права и государства - проблемы соотношения содержания и формы права. Всякая попытка перенести закономерности структурирования содержания права на форму его выражения приводит к неразрешимому формально-логическому противоречию, поскольку элементы структуры содержания права и элементы структуры формы его выражения никогда не совпадают*(21). А.И. Ситникова полагает, что смешиваются не понятия и даже не структурная организация статей и норм уголовного закона, разными являются методологические подходы: 1) изолированное рассмотрение норм Особенной части ведет к выделению двухкомпонентной структуры либо к расщеплению одного из элементов при попытке выделить три элемента; 2) синтез уголовно-правовых предписаний Общей и Особенной частей позволяет сконструировать из имеющегося нормативного материала трехкомпонентную логическую норму*(22).

Отчасти проблему различных подходов к определению структуры уголовно-правовой нормы действительно можно объяснить названными причинами. Однако основная причина, на наш взгляд, состоит в рассмотрении данных вопросов на различных уровнях теоретической абстракции. Как указывает С.С. Алексеев, норма-предписание и логическая норма - "реально существующие различные первичные явления структуры права... различные уровни теоретической абстракции, на которых сначала фиксируется существование норм-предписаний и логических норм, а затем в одном понятии отражаются их общие черты"*(23). Представляется, что некоторые ученые, пытаясь предложить очередную оригинальную идею, объясняющую строение запрещающей уголовно-правовой нормы, окончательно запутались в различных уровнях теоретической абстракции.

Одновременно С.С. Алексеев указывает, что термины "нормативное предписание" и "норма права" являются синонимами*(24). Когда же к термину "норма права" добавляется слово "логическая", то речь идет о композиции, закономерных связях между предписаниями или их элементами*(25). Полагаем, что использование терминов "нормативное предписание" и "норма права" в качестве синонимов избыточно и не вполне обоснованно, поскольку в теории права устоялось различное их понимание; при этом ученый оперирует еще и термином "норма-предписание". Выделение понятия "логическая норма права" как абстрактного теоретического понятия качественно иного уровня также считаем несколько искусственным.

С.С. Алексеев рассматривает нормативные предписания в качестве элементов структуры права. Нормативно-правовое предписание - малоисследованная категория в теории права. В ходе развития теоретических представлений о нормативно-правовых предписаниях в науке сформировались несколько подходов к определению места этой категории в понятийном аппарате теории права. Одни ученые (Л.Ф. Апт, Н.Н. Вопленко, А.В. Мицкевич, А.С. Пиголкин и др.), отождествляя нормативно-правовое предписание с текстом статей нормативного акта, признают его начальной категорией системы законодательства. Другие авторы (С.С. Алексеев, В.К. Бабаев и др.) полагают, что нормативно-правовое предписание есть первичный элемент системы права или одна из подструктур системы права. Третьи исследователи считают, что нормативно-правовое предписание выступает универсальной категорией, объединяющей систему законодательства и систему права*(26).

В основе дискуссии в самом общем виде лежит вопрос о том, следует ли считать нормативно-правовое предписание минимальной структурной частью текста нормативного акта или минимальным правовым велением. М.Л. Давыдова обоснованно утверждает, что "...признание нормативно-правового предписания начальным элементом системы права неизбежно приводит к понижению теоретического значения категории правовой нормы (в ее классическом понимании), так как правовая норма либо приравнивается к другим правовым велениям, выполняющим вспомогательные функции в системе права, либо перестает восприниматься как первооснова права"*(27). Представляется, что именно этот довод не позволил ученым советского периода рассматривать нормативные предписания как самостоятельный элемент системы права, а вынудил предлагать несколько искусственные конструкции. Так, С.С. Алексеев утверждает, что "под нормативным правовым предписанием следует понимать элементарное, цельное, логически завершенное государственно-властное веление нормативного характера, непосредственно выраженное в тексте нормативного юридического акта", "в нормативных предписаниях наиболее ярко выражено органическое единство содержания и внешней формы в праве. Нормативное предписание - это первичная, элементарная частица самой правовой материи (курсив автора. - С.М.), с которой совпадает исходная единица правового текста"*(28). В то же время полагаем, что именно эти выводы С.С. Алексеева заставили многих ученых задуматься о структуре нормы права и правовой природе нормативных предписаний, они подняли данную проблематику на принципиально новый, более высокий уровень исследования.

М.Л. Давыдова, обосновывая представление о невозможности отождествления нормативно-правового предписания только с формой или только с содержанием права, при этом определяет правовую норму как тип нормативно-правового предписания. Соглашаясь с мнениями многих правоведов (С.С. Алексеев, A.М. Сырых, А.Ф. Черданцев и др.) о взаимном соответствии между нормативно-правовым предписанием и предложением текста нормативного акта, автор указывает, что в ряде случаев нормативно-правовое предписание может быть выражено частью предложения, в качестве примера приводит текст ст. 158 УК РФ, который содержит два нормативно-правовых предписания*(29). Налицо противоречивость суждений.

По мнению В.П. Коняхина, нормативное предписание - это не норма права, а структурный элемент правовой нормы*(30). Такое мнение ученого достаточно убедительно. Но более обоснованной представляется точка зрения Д.В. Ходукина, который утверждает, что структура нормативного предписания объективно обусловливается структурностью нормы права. Это означает, что в отдельном нормативном предписании может быть выражен, как минимум, один из трех основных элементов структуры нормы права, максимум, три (гипотеза, диспозиция и санкция - вместе)*(31). Соглашаясь с последним утверждением ученого, отметим, что логическая структура нормы права во многом обусловлена характером и структурой нормативного предписания или их совокупности. Конструкция логической правовой нормы в ряде случаев показывает лишь взаимосвязь и взаимообусловленность нормативно-правовых предписаний, которая, впрочем, бывает очень условной.

В запрещающей уголовно-правовой норме, точнее, в тех положениях, которые размещены в рамках конкретных статей Особенной части УК РФ, содержатся, минимум, два предписания, на что указывали еще дореволюционные ученые-криминалисты. С позиции логической структуры их можно объединить в некие связки "если - то" либо "то - иначе" (в зависимости от того, какого подхода придерживаться). Данные логические конструкции достаточно условны. Л.Л. Кругликов, проиллюстрировав смещение элементов диспозиции в санкцию уголовно-правовых норм, пришел к выводу о том, что это "свидетельствует о нестабильности и условности деления нормы на элементы, тогда как, бесспорно, этого нет в запретах"*(32).

Мнения о том, что между диспозицией и санкцией в структуре запрещающей уголовно-правовой нормы нет логической связи, периодически звучали в науке уголовного права. О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский считали, что к числу обязательных элементов структуры уголовно-правовой нормы относятся только гипотеза и диспозиция. Санкция же необязательно должна входить в состав элементов данной нормы. Охрана юридических норм может быть обеспечена посредством санкций, содержащихся в других юридических нормах*(33). Е.Я. Мотовиловкер справедливо полагал, что концепция трехчленной структуры правовой нормы, по сути, отрицает правонарушение как юридический факт*(34). Данную точку зрения разделяют и обосновывают некоторые современные ученые*(35). Представляется, что концепция трехэлементной конструкции логической нормы права применительно к нормативно-правовым предписаниям Особенной части УК РФ является не более чем фикцией. Все это приводит к выводу о том, что в реальности именно правовое предписание есть первичный элемент в системе (структуре) права. Еще одним доводом выступает то, что ученые в контексте "построения" уголовного закона предлагают оперировать различными юридическими конструкциями: конструкциями составов преступлений и конструкциями санкций статей Особенной части УК РФ*(36).

По сути нормативно-правовое предписание - это элементарное, цельное, логически завершенное государственно-властное веление нормативного характера, непосредственно выраженное в тексте нормативного правового акта. Нормативно-правовое предписание выступает универсальной категорией, объединяющей систему законодательства и систему права. Это "строительный материал", без которого начальные элементы этих систем немыслимы*(37). При этом нормативно-правовое предписание - первичная ячейка (звено) системы права.

Уголовно-правовой запрет - это базовое (основное) нормативно-правовое предписание, ядро запрещающей уголовно-правовой нормы, отражающее ее основное назначение. Исходя из сказанного вполне логичными выглядят слова А.Э. Жалинского о том, что уголовное право есть совокупность (но в принципе не система) предписаний, принятых в определенном порядке, имеющих заданную форму и, по всеобщим надеждам, некоторое содержание или некоторую определенность*(38).

В самом общем виде уголовно-правовой запрет можно охарактеризовать как уголовно-правовое нормативное предписание, закрепленное в нормах уголовного закона (в нормах Особенной части УК РФ) и конкретизированное в нормах Общей части УК РФ и в ряде случаев в иных нормативных правовых актах, устанавливающее обязанность лица не совершать (воздерживаться от совершения) общественно опасные деяния, признаваемые уголовным законом преступлениями. Уголовно-правовые запреты регламентируют границы поведения субъектов уголовно-правового воздействия, тогда как нормативно-правовые предписания, содержащие наказание за потенциальное нарушение уголовно-правового запрета, легитимируют возможность применения "насилия" государством за совершение соответствующих деяний. Последние нормативно-правовые предписания по существу являются производными и вспомогательными по отношению к первым. Они напрямую зависят от вида, социальной обусловленности уголовно-правовых запретов и ряда других факторов.

Итак, понятия "уголовно-правовой запрет" и "запрещающая уголовно-правовая норма" не тождественны, употребление их в качестве синонимов неверно. Запрещающая уголовно-правовая норма внешне не совпадает с уголовно-правовым запретом, так как содержит (исходя из УК РФ) два нормативно-правовых предписания. Использование трехэлементной "классической" конструкции логической нормы права применительно к нормативно-правовым предписаниям Особенной части УК РФ изначально выступает фикцией. Это подтверждается многочисленными спорами по поводу структуры запрещающей уголовно-правовой нормы, которые продолжаются и в настоящее время. Представляется ошибочным объединение разных по своей правовой природе нормативно-правовых предписаний, адресованных различным субъектам, в рамках искусственной конструкции логической нормы права. В идеале в контексте уголовного права необходимо отказаться от данной конструкции как не отражающей отраслевой специфики соответствующих правовых предписаний. В качестве первичной структурной единицы системы уголовного права следует рассматривать нормативно-правовое предписание. Уголовно-правовой запрет нужно признать исходным, базовым нормативно-правовым предписанием; элементарным, самостоятельным, цельным, логически завершенным структурным элементом уголовного права, отражающим основное назначение соответствующей отрасли права.

С.А. Маркунцов,

кандидат юридических наук,

доцент Национального исследовательского университета

"Высшая школа экономики" (Москва)

"Российский юридический журнал", N 2, март-апрель 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Пикуров Н.И. Уголовное право в системе межотраслевых связей: моногр. Волгоград, 1998.

*(2) Яцеленко Б.В. Правоположения в уголовном праве // Государство и право. 2000. N 6. С. 34.

*(3) Филимонов В.Д. Норма уголовного права. СПб., 2004. С. 43-46.

*(4) Яцеленко Б.В. Указ. соч. С. 34.

*(5) Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Часть общая. Лекции. СПб., 1902. Т. 1. С. 151.

*(6) Кистяковский А.О. Элементарный учебник общего уголовного права. М., 1907. С. 33.

*(7) И.Я. Козаченко полагает, что "среди всех структурных элементов уголовного закона (статьи) (выделено мной. - С.М.) приоритетное положение должна занимать гипотеза... помимо гипотезы уголовный закон заключает в себе еще две части: первая указывает на запрещенное деяние, образующее собой данное преступление, и называется диспозицией; вторая излагает последствия такого деяния, т.е. назначение наказания, и называется санкцией" (Полный курс уголовного права: в 5 т. / под ред. А.И. Коробеева. Т. I: Преступление и наказание. СПб., 2008. С. 201).

*(8) Подробнее см.: Энциклопедия уголовного права: Уголовный закон. СПб., 2005. Т. 2. С. 46.

*(9) Кудрявцев В.Н. Общая теория классификации преступлений. М., 1972. С. 70.

*(10) Подробнее см.: Филимонов В.Д. Норма уголовного права. С. 78-241.

*(11) Обосновывая обозначенный подход, Г.А. Есаков указывает, что понимаемая таким образом запретительная уголовно-правовая норма приобретает качественное своеобразие, оставаясь вместе с тем "классической" правовой нормой (Уголовное право. Общая часть: учеб. / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М., 2008. С. 23).

*(12) Смирнов В.Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 35.

*(13) См., например: Советское уголовное право. Общая часть / под общ. ред. В.М. Чхиквадзе. М., 1959. С. 60-61; Советское уголовное право: Часть Общая / под ред. П.И. Гришаева, Б.В. Здравомыслова. М., 1982. С. 38-39.

*(14) Иванчин А.В. Законодательная техника и ее роль в российском уголовном правотворчестве. М., 2011. С. 93-94.

*(15) См., например: Уголовное право России. Общая часть / под ред. А.И. Рарога. М., 2009. С. 24 и др.

*(16) Прохоров В.С., Кропачев Н.М., Тарабаев А.Н. Механизм уголовно-правового регулирования: норма, правоотношение, ответственность. Красноярск, 1989. С. 43-44.

*(17) Пудовочкин Ю.Е., Пирвагидов С.С. Понятие, принципы и источники уголовного права: сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств. СПб., 2003. С. 39.

*(18) Грачева Ю.В. Судейское усмотрение в применении уголовно-правовых норм: проблемы и пути их решения: моногр. / отв. ред. А.И. Чучаев. М., 2011. С. 33.

*(19) Необходимо отметить, что определение структуры запрещающих уголовно-правовых норм с позиции разделения регулятивных и охранительных норм также подвергается критике в теории права. Так, А.И. Илалутдинов пишет, что "вторая гипотеза понимается как отрицание диспозиции (ее нарушение), в то время как сама диспозиция содержит возможность отрицания предлагаемой модели поведения... выделение отрицания диспозиции в качестве самостоятельной гипотезы как элемента нормы права, на наш взгляд, представляется неверным, поскольку выбор между соблюдением или нарушением правила поведения ставит только диспозиция... Исходя из этого следует, что охранительной нормы как таковой не существует, так как в ней отсутствует самостоятельная гипотеза: условием осуществления санкции является один из вариантов реализации диспозиции... в данном случае мы можем говорить лишь об охранительном предписании...". Подробнее см.: Илалутдинов А.И. Элементы нормы права и их внутреннее строение // Право. Журн. Высшей школы экономики. 2012. N 1. С. 39-40.

*(20) Тулиглович М.А. Структура уголовно-правовой нормы: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2006.

*(21) Коняхин В.П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. СПб., 2002. С. 207.

*(22) Ситникова А.И. Законодательная текстология уголовного права: моногр. М., 2011. С. 172.

*(23) Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 43.

*(24) Такой подход был воспринят и некоторыми специалистами по уголовному праву. В частности, В.Д. Филимонов утверждает, что "нормативные предписания по существу ничем не отличаются от обычных норм уголовного права" (Филимонов В.Д. Правовой институт - основное звено в системе уголовного права // Системность в уголовном праве: материалы II Российского конгресса уголовного права, состоявшегося 31 мая - 1 июня 2007 года. М., 2007. С. 438).

*(25) Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 83.

*(26) Подробнее см.: Давыдова М.Л. Нормативно-правовые предписания в российском законодательстве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2001. С. 12.

*(27) Давыдова М.Л. Нормативно-правовые предписания в российском законодательстве: дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2001. С. 115.

*(28) Алексеев С.С. Структура советского права. С. 81-83.

*(29) Давыдова М.Л. Нормативно-правовые предписания в российском законодательстве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. С. 8, 12, 13.

*(30) Коняхин В.П. Указ. соч. С. 185.

*(31) Ходукин Д.В. Юридические предписания. Иркутск, 2006. С. 27.

*(32) Подробнее см.: Кругликов Л.Л. Элементы диспозиции в санкции уголовного закона // Вопросы совершенствования уголовно-правового регулирования: межвуз. сб. науч. тр. Свердловск, 1988. С. 34-39.

*(33) Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории и права. М., 1973. С. 160.

*(34) Мотовиловкер Е.Я. Теория регулятивного и охранительного права. Воронеж, 1990. С. 7-8.

*(35) Подробнее см.: Грачева Ю.В. Указ. соч. С. 26-27; Иванчин А.В. Указ. соч. С. 89-91.

*(36) См., например: Кругликов Л.Л., Спиридонова О.Е. Юридические конструкции и символы в уголовном праве. СПб., 2005. С. 66-141; Филимонов В.Д. Норма уголовного права. С. 188-195, 219-241; Зубкова В.И. Проблемные вопросы построения санкций в уголовном законе РФ // Научные основы уголовного права и процессы глобализации: материалы V Российского конгресса уголовного права (27-28 мая 2010 г.). М., 2010. С. 676-681 и др.

*(37) Давыдова М.Л. Нормативно-правовые предписания в российском законодательстве: учеб. пособие. Волгоград, 2001. С. 10.

*(38) Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. М., 2008. С. 185.