Вопросы системного влияния материального права на цивилистический процесс (Д.Б. Абушенко, "Российский юридический журнал", N 3, май-июнь 2013 г.)

Вопросы системного влияния материального права на цивилистический процесс

Статья посвящена проблемам системного влияния материального права на цивилистический процесс. Автор отмечает, что такое влияние проявляется в основаниях наделения определенных субъектов статусом лиц, участвующих в деле, материально-правовые признаки используются при определении компетентного суда. Дана оценка и другим аспектам проявления материально-правового регулирования в гражданском и арбитражном процессе. Кроме того, рассматривается и обратная ситуация: воздействие судебных актов на материально-правовые отношения.

Последние два десятилетия в Российской Федерации наблюдается резкое обновление материально-правового законодательства. Это вызвано как объективными потребностями, связанными с усложнением и развитием гражданского оборота, так и явными законодательными просчетами, когда применение того или иного нормативного правового акта выявляет нежизнеспособность или даже вредность определенных законоположений. Однако чем бы ни вызывались частые законодательные новации в области материального права, современный цивилистический процесс обязан иметь такой инструментарий, который бы обеспечивал эффективную защиту субъективных прав и охраняемых законом интересов. По большому счету для процессуальных отраслей неважно, сколь успешным окажется привнесение в материальное право того или иного института. Задача законодателя применительно и к гражданскому, и к арбитражному процессу, как нам представляется, состоит в том, чтобы, не подрывая стабильности действующего процессуально-правового регулирования, обеспечить синхронное появление таких процессуально-правовых механизмов, которые бы учитывали особенности материально-правовой природы вновь появившихся конструкций, специфику их судебной защиты.

Безусловно, данные особенности не всегда вызывают необходимость корректировки процессуального регламента. Как правило, в силу универсальности процессуальной формы возникновение новых материально-правовых институтов или изменение правовой регламентации существующих не требуют вмешательства в процессуальную материю. Однако встречаются случаи, когда корректировка процессуального законодательства необходима, когда существующее правовое регулирование процессуально-цивилистических процедур катастрофически отстает от уже изменившегося материального законодательства.

В этом плане первейшей задачей процессуальной науки нам видится выстраивание таких моделей, которые соответствовали бы потребностям оборота и позволяли бы заинтересованным субъектам получить эффективную судебную защиту. Такие модели, хотя по своей правовой природе и являются процессуальными, тем не менее должны не только органично вплетаться в уже существующую процессуально-правовую ткань, но и учитывать возможное воздействие на спорное или установленное материальное правоотношение.

Но для того, чтобы выстраивание процессуальных моделей было действительно эффективным, важно понять те направления влияния материального права на цивилистический процесс, которые могли бы быть охарактеризованы как системные. Именно системное влияние задает определенный вектор, именно оно (иногда пусть и не явно) пронизывает базовые начала и основные институты цивилистического процесса.

Итак, в чем же проявляется системное влияние материального права на цивилистический процесс? Здесь, как нам представляется, нужно отметить следующее.

Во-первых, влияние материального права на выделяемые в цивилистическом процессе виды судопроизводства очевидно. Арбитражный процессуальный кодекс РФ*(1) (далее - АПК РФ) и Гражданский процессуальный кодекс РФ*(2) (далее - ГПК РФ) структурно построены по модели, в основе которой лежит именно деление на виды судопроизводства. Не вдаваясь в проблематику отнесения тех или иных производств к самостоятельным видам, укажем, что как в АПК РФ, так и в ГПК РФ законодатель довольно четко выделяет исковое производство (разд. II АПК РФ, подразд. II разд. II ГПК РФ), производство из административных и иных публично-правовых отношений (разд. III АПК РФ, подразд. III разд. II ГПК РФ), особое производство (гл. 27 АПК РФ, подразд. IV разд. II ГПК РФ). Каждый из этих видов, безусловно, имеет свою специфическую материально-правовую основу: исковое производство традиционно характеризуется равенством материально-правового положения сторон, производство из административных и иных публично-правовых отношений - наличием отношений власти и подчинения, особое - отсутствием спора о праве.

Кроме того, материально-правовая природа самым очевидным образом видна и в тех структурно обособленных производствах, которые по тем или иным причинам не всеми исследователями признаются в качестве самостоятельных видов, но своим появлением обязаны именно специфике определенных материально-правовых отношений. Например, в гл. 28 АПК РФ законодатель устанавливает особенности рассмотрения корпоративных споров, которые как некая родовая категория объединяют конкретные виды споров именно по материально-правовому признаку (ст. 225.1 АПК РФ).

Во-вторых, системное влияние материального права на цивилистический процесс проявляется применительно к основаниям наделения определенных субъектов статусом лиц, участвующих в деле, а также к некоторым базовым конструкциям, выработанным процессуальной наукой для этой группы субъектов. К примеру, лицо может приобрести статус третьего лица, заявляющего самостоятельные требования относительно предмета спора, только при условии, что в отношении предмета спора у него имеется такое притязание, которое по своему характеру является материально-правовым. В свою очередь обязательный признак третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора, - его материально-правовая связь с одной из спорящих сторон.

Выработанная процессуальной наукой категория ненадлежащего ответчика также основана на материально-правовом критерии: ненадлежащий ответчик есть лицо, привлеченное к участию в деле в качестве ответчика и не являющееся носителем спорной материально-правовой обязанности.

Обращение к материальным правам и обязанностям обнаруживается и применительно к институту процессуального соучастия (ч. 2 ст. 46 АПК РФ, ч. 2 ст. 40 ГПК РФ).

Процессуальное правопреемство по действующему законодательству также базируется исключительно на фактах материального права (ч. 1 ст. 48 АПК РФ, ч. 1 ст. 44 ГПК РФ).

В-третьих, не вызывает сомнений и то, что материальное право самым непосредственным образом затрагивает такую системообразующую процессуальную конструкцию, как иск. Дело в том, что традиционно выделяемые элементы иска (его предмет и основание), конечно же, не могут быть поняты в отрыве от таких материально-правовых категорий, как способ правовой защиты и юридический факт материального права.

В-четвертых, материально-правовые признаки (критерии) используются при разрешении вопросов, связанных с определением компетентного суда.

Для института подведомственности можно указать на общие критерии подведомственности дел арбитражным судам (субъектный состав участников материально-правового спора и его характер, который предполагает связь с предпринимательской или иной экономической деятельностью), а также на специальную подведомственность дел арбитражным судам, которая определяется исключительно по материально-правовому критерию - виду материально-правового спора (ч. 1 ст. 33 АПК РФ).

Применительно к подсудности также традиционно используется инструментарий материального права - за основу разграничения берется указание на конкретные категории дел (например, федеральные арбитражные суды округов рассматривают в качестве суда первой инстанции заявления о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок - ч. 3 ст. 34 АПК РФ).

В-пятых, материальное право самым непосредственным образом определяет ряд категорий института доказывания. Так, определение предмета доказывания базируется прежде всего на подлежащих применению нормах материального права. Относимость доказательств также учитывает связь между доказательством и фактами, входящими в предмет доказывания. Специальные правила, смещающие бремя доказывания, как правило, являются следствием особых материально-правовых отношений. Например, именно исходя из превалирующего положения публичного органа в материально-правовом отношении в арбитражном процессе на него возлагается обязанность доказывать соответствие оспариваемого ненормативного правового акта закону или иному нормативному правовому акту; законность принятия оспариваемого решения, совершения оспариваемых действий (бездействия); наличие у органа или лица надлежащих полномочий на принятие оспариваемого акта, решения; совершение оспариваемых действий (бездействия); обстоятельства, послужившие основанием для принятия оспариваемого акта, решения, совершения оспариваемых действий (бездействия) (ч. 5 ст. 200 АПК РФ). Схожая норма существует и в гражданском процессе (ч. 1 ст. 249 ГПК РФ).

В-шестых, правила распределения судебных расходов, безусловно, ретранслируют в цивилистический процесс общие идеи, содержащиеся в гражданском законодательстве применительно к восстановлению нарушенных материальных прав (к примеру, положение о том, что лицо, чье право нарушено, имеет право требовать возмещения расходов, которые оно произвело для восстановления нарушенного права, - ст. 15 Гражданского кодекса РФ*(3)).

В-седьмых, логика процессуально-правового регулирования такого института, как судебное решение, продиктована материально-правовой составляющей. Это касается внутреннего строения самого итогового судебного акта и тех особенностей, которые не может игнорировать процессуальный законодатель в силу специфики материально-правовых отношений (например, особенностей резолютивной части решения - ст. 171-175 АПК РФ, ст. 205-207 ГПК РФ).

В-восьмых, следует обратить внимание на соглашения, заключение которых допускается в цивилистическом процессе. Одни из них (к примеру, мировое соглашение) явно имеют двойственную правовую природу, а материально-правовая основа выступает как необходимая предпосылка для конструирования самого института. Другие - внешне дистанцированы от материального права (соглашение по фактическим обстоятельствам, соглашение о подсудности). Тем не менее смеем утверждать, что и здесь есть проявление материально-правового начала, по крайней мере, в той части, которая связана с вопросами заключения таких соглашений и основаниями их недействительности. Конечно, вряд ли процессуальная доктрина может отвергнуть выработанные материальным правом подходы к заключению договоров, к основаниям признания сделок недействительными и т.п.*(4)

Полагаем, что проявления системного влияния материального права на цивилистический процесс следует отграничивать от "частных вкраплений" материального права в процессуальную ткань. Если системное влияние можно сравнить с неким остовом, на который нанизывается конкретное процессуально-правовое регулирование, то "частные вкрапления" - это лишь некий отголосок уже существующих в материальном праве конструкций. Такие конструкции вполне жизнеспособны и без их ретрансляции в процессуальные нормы, их существование никак не влияет на необходимость создания корреспондирующих процессуально-правовых моделей. Однако по определенным причинам законодатель считает необходимым выстроить некие "мостки" между материальным и процессуальным законодательством. Например, изменение способа исполнения судебного акта целиком и полностью основывается на материально-правовых подходах. По большому счету если вдруг по какой-либо причине законодатель вообще исключит данный институт из цивилистического процесса, то никакого особого порока в правовом регулировании не возникнет - нормы, установленные материальным законодательством, так же будут наделять кредитора в конкретных случаях правом требовать изменения материального обязательства. Однако исключение самой возможности модифицировать способ исполнения судебного акта повлечет для кредитора необходимость использовать иной процессуальный инструментарий.

Отграничение системного влияния материального права на цивилистический процесс от "частных вкраплений" материального права в процессуальную ткань важно еще, на наш взгляд, и потому, что любая корректировка процессуального законодательства (в пограничной с материальным правом сфере) должна учитывать "первооснову" нормы. Там, где это затрагивает область системного влияния материального права на цивилистический процесс, вторжение должно быть максимально осторожным и продуманным. Законодатель, к примеру, может поменять какие-то базовые подходы к возмещению судебных расходов. Однако следует помнить, что материальное право уже давно выработало правила, регламентирующие возмещение расходов, понесенных в связи с восстановлением нарушенных материальных прав. И справедливость возложения таких расходов на сторону, не исполнившую обязанность, не вызывает сомнений. Подобная формальная корректировка процессуально-правовой материи будет означать вторжение в то, что воспринимается в материальном праве как некий постулат. Это, однако, не означает, что нормы, в которых проявляется системное влияние материального права на цивилистический процесс, вообще не должны корректироваться. Понятно, что и здесь существуют конструкции, которые требуют более отточенного юридико-технического инструментария. Более того, применительно к определенным системообразующим процессуальным институтам (в частности, институту процессуального правопреемства) есть вполне серьезные основания к тому, чтобы отказаться от их корреляции с материальным правом*(5). Тем не менее повторим: вторжение в область системного влияния материального права на цивилистический процесс требует самой серьезной проработки, необходимо как вдумчивое доктринальное обоснование, так и выявление возможного негативного эффекта в межотраслевом плане.

Безусловно, взвешенной должна быть и корректировка "частных вкраплений" материального права в процессуальную ткань. Отметим, однако, что здесь затрагиваются такие вопросы, которые вполне могут иметь альтернативное нормативно-правовое регулирование: от тщательной проработки в процессуальном регламенте действия того или иного материально-правового института до исключения каких-либо специальных процессуально-правовых норм, с этим институтом связанных.

Обратимся к обратному процессу: влиянию судебных актов на материально-правовые отношения. Полагаем, что базовый подход к самой возможности корректировки материального правоотношения судебным актом должен состоять в следующем.

По общему правилу даже малейшие вкрапления в процессуальную материю, так или иначе изменяющие действие материального права, должны быть недопустимы. Логика здесь проста: сторона материального правоотношения не должна получать преимуществ только потому, что имело место обращение к судебной защите; само материальное правоотношение должно обладать некой стабильностью, "устойчивостью" от возможных судебных процедур, по его поводу возникших.

Тем не менее из этого общего посыла, конечно же, должны быть исключения. В самом общем плане они вызываются:

а) либо особыми судебными процедурами, смысл и назначение которых как раз и состоят во вторжении в материальное правоотношение или (что более точно) в материально-правовую сферу (преобразовательные иски, банкротные процедуры, разрешение вопросов, связанных с дееспособностью физических лиц, и т.п.);

б) либо настоятельной необходимостью особой правовой регламентации соединения материальной и процессуальной правовой ткани. Здесь речь идет о случаях, когда возникновение, изменение или прекращение материального правоотношения не может не оказать влияния на уже возникшее процессуальное правоотношение. Поэтому более эффективным будет такое правовое регулирование, которое обеспечит органичное "вплетение" материально-правового института (зачет встречных однородных требований, новация, цессия и т.п.) в уже известные процессуальные конструкции (предъявление встречного иска, мировое соглашение, процессуальное правопреемство и т.п.). И именно такое "вплетение" в качестве необходимого следствия может повлечь определенную корректировку материально-правового института. Однако подобная корректировка должна иметь объективную границу, которая обусловливается связующими нитями согласования с природой соответствующего процессуально-правового института.

Д.Б. Абушенко,

кандидат юридических наук,

доцент УрГЮА (Екатеринбург)

"Российский юридический журнал", N 3, май-июнь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) СЗ РФ. 2002. N 30. Ст. 3012.

*(2) Там же. N 46. Ст. 4532.

*(3) СЗ РФ. 1994. N 32. Ст. 3301.

*(4) Отметим, что вопросы системного влияния материального права на цивилистический процесс в контексте воздействия материального права на элементы процессуальной формы исследовал Р.Е. Гукасян. По его мнению, такое воздействие ограничивается четырьмя направлениями:

"а) материальные правоотношения оказывают влияние на определение предмета и основания иска;

б) по модели материальных правоотношений формируется состав участвующих в деле лиц, имеющих материально-правовой интерес в деле;

в) с учетом материальных правоотношений определяются предмет доказывания в гражданском деле, а также допустимость доказательств для отдельных видов правоотношений;

г) нормы материального права определяют способы защиты нарушенных или оспоренных субъективных прав..." (Гукасян Р.Е. Влияние материально-правовых отношений на форму процесса в исковом производстве // Вопр. теории и практики гражданского процесса: межвуз. науч. сб. Саратов, 1976. Вып. 1. С. 31).

*(5) Абушенко Д.Б. Согласованное волеизъявление заинтересованных субъектов как основание процессуального правопреемства в цивилистическом процессе // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. N 4. С. 16-21; N 5. С. 5-8; N 6. С. 33-38.