Конституционный вопрос в России в 60-х - начале 80-х годов XIX века (к 130-летию гибели императора Александра II). Статья одиннадцатая (В.А. Томсинов, "Законодательство", N 1, январь 2012 г.)

Конституционный вопрос в России в 60-х - начале 80-х годов XIX века (к 130-летию гибели императора Александра II). Статья одиннадцатая*(1)

26 апреля 1881 г. обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев направил Александру III новое письмо: "Ваше Императорское Величество! Вновь являюсь и всеподданнейше прошу не погневаться за настойчивость и ежедневную докуку. Не по своей воле и не по своему вызову стал я известен Вашему Величеству и увидел доверчивое Ваше к себе расположение. Итак, в нынешние часы, когда душа моя ежеминутно болит и трепещет за Вас и за Россию, - как могу я молчать или бездействовать и покоиться?

Спешу представить Вашему Величеству выработанную мною редакцию манифеста, в коей каждое слово мною взвешено. По моему убеждению, редакция эта совершенно соответствует потребности настоящего времени. Вся Россия ждет такого манифеста и примет его с восторгом, разумеется, кроме безумных людей, ожидающих конституции. Граф С.Г. Строганов вполне согласен с этим и вполне доволен редакцией, которую я сегодня ему показывал. Кроме его, никто не знает об этом.

Вы изволите усмотреть, что тут с намерением выражена твердая воля охранять самодержавную власть, - самое существенное, после чего должны уже замолкнуть толки, что сегодня или завтра явится конституция, - выражено желание не творить еще новые учреждения, но водворить порядок и правду в существующих, выражена безвозвратность освобождения крестьян, в опровержение злостных толков о том, что хотят свободу"*(2).

Сознавая, в какой зависимости от общественного мнения пребывал молодой государь в первые дни своего царствования, Константин Петрович стремился успокоить его на сей счет. "И в России, и за границей этот манифест должен произвесть самое благодетельное действие", - уверял он Александра III, добавляя для надежности явный вымысел: "Я знаю, что и там ждут с нетерпением и удивляются, как ничего нет до сих пор".

Стремясь исключить для своего венценосного ученика все возможности к отступлению, обер-прокурор Святейшего Синода приложил к данному письму собственноручно написанный текст манифеста и пообещал представить завтра утром другой экземпляр, переписанный рукой писца.

Вместе с тем Победоносцев позаботился и о том, чтобы Александр III не занимал свой ум размышлениями о том, как и когда удобнее всего обнародовать манифест: он подсказал, какой случай был бы наиболее подходящим для этого: "Итак, если Ваше Величество подлинно имеет, - в чем не сомневаюсь, - твердую волю не допускать учреждений безумных, гибельных для России, умоляю Вас, не остановитесь заявить свою волю всенародно; как изволите увидеть, в редакции нет ничего резкого.

Случай к этому представляется прекрасный. В среду Вы изволите приехать в Петербург, на парад, в первый раз после погребения. Молчание, бывшее до сих пор, и уединение объясняется естественным впечатлением после такой катастрофы. Но, в первый раз после погребения появляясь в столицу, Вы являетесь с словом к народу, содержащим в себе как бы общую программу царствования и призыв к ободрению сил и деятельности. Понятно становится, что в первую минуту манифест 1 марта был только формальным заявлением".

Среда наступала через три дня. Понимая, что если Александр III захочет посоветоваться с кем-либо из сановников относительно содержания манифеста, то удобный момент для его обнародования будет упущен, Константин Петрович старался убедить государя принять документ в первоначальной редакции и без раздумий. "Смею сказать еще, - внушал он императору, - нет надобности и советоваться о манифесте и о редакции. Дело ясное до очевидности само по себе: я боюсь, что если призовутся советники, то многие из них скажут: зачем? Не лучше ли оставить намерения государя в неизвестности, дабы можно было ожидать всего от нового правительства. Но в этой неизвестности и состоит величайшее зло в настоящую минуту и великое смущение для всех русских людей. Ведь слышал же я, в присутствии Вашего Величества сказано было, что вся Россия ждет новых учреждений, которые были предложены. Смею уверить Ваше Величество, что это ложь, ненамеренная, по всей вероятности, но горькое, роковое самообольщение мысли, не знающей вовсе России и народа. От такого-то заблуждения в правительстве мы теперь шатаемся как пьяные, и его может разрушить только слово Вашего Величества, не допускающее двоякого толкования"*(3).

После этих фраз Победоносцев заявлял, как бы назначая день для восстания: "Манифесту следует, кажется, быть данным из Петербурга, 29 апреля"*(4).

Завершалось же это удивительное письмо словами, которые могли быть сказаны только совершенно неопытному государю или человеку, пребывавшему в крайней степени растерянности. "Если Вы изволите одобрить мысль и редакцию, - обращался обер-прокурор Святейшего Синода к императору, - благоволите накануне призвать к себе министра юстиции и вручить ему бумагу для изготовления манифеста к Вашему подписанию"*(5).

В 9 часов вечера 28 апреля министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов собрал у себя на совещание министров, присутствовавших неделей раньше на заседании в гатчинской резиденции Александра III. Кроме них были приглашены великий князь Владимир Александрович и обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев. Собравшиеся обсудили сначала составленную великим князем записку с предложением об устройстве особых следственных комиссий, во главе с центральной, для расследования государственных преступлений. Против данного предложения резко выступил Лорис-Меликов, указав на отрицательные результаты работы подобных комиссий, учреждавшихся ранее. Министра внутренних дел поддержал министр юстиции Д.Н. Набоков, и, поскольку великий князь ничего не мог добавить в подкрепление своего предложения, оно было отвергнуто.

Далее была рассмотрена записка о предметах ведомства департамента государственной полиции.

Последние два вопроса касались деятельности земств. Лорис-Меликов предложил внести поправки в некоторые статьи Положения о земских и городских учреждениях, которые могли бы позволить привлечь земцев к обсуждению законопроектов, имеющих целью улучшение благосостояния крестьян. Д.А. Милютин, описывая в дневнике ход совещания, указал, что все присутствовавшие на нем одобрили данное предложение, против него выступил, по его словам, "лишь Победоносцев, который опять поднял вопрос о значении земства; обычным своим докторальным, широковещательным тоном опять начал доказывать вред выборного начала вообще, опасность привлечения "местных сил" и допускал только разве вызов экспертов, по назначению самого правительства"*(6). Сам Константин Петрович, зная заранее о повестке совещания, писал государю днем 28 апреля о своей позиции по вопросу о привлечении представителей земств к законосовещательной деятельности: "Слышу, что на сегодняшний вечер соберут нас к совещанию. По моему мнению, дело это ведется не так, как было предположено. Я ожидал, что мы соберемся немедленно и будем между собой объясняться и сговариваться, а выходит, что нас соберут и, вероятно, будут предлагать нам заранее приготовленные предположения, т.е. вносить в совещание проекты. Говорят мне со стороны, что и сегодня будет какое-то учреждение местных земских комитетов для обсуждения вопросов разного рода. Если так, то я принужден буду возражать, - если не против существа меры, то против ее своевременности. Потребность настоящей минуты совсем не та: теперь дело не в новых учреждениях, а в восстановлении нормального течения дел, в восстановлении порядка, в успокоении взволнованных умов. Всякое предположение о новых учреждениях в настоящую минуту будет только возбуждать новые толки и даст пищу смущению, которое прежде всего необходимо успокоить. Когда оно успокоится, тогда можно будет обсуждать и эти вопросы"*(7).

Хотя К.П. Победоносцев был единственным, кто выступил против предложения министра внутренних дел, участники совещания не решились с ним спорить и поддержали высказанное великим князем Владимиром Александровичем компромиссное мнение о необходимости "на первый раз ограничиться призывом из губерний небольшого числа известных правительству дельных и вполне благонадежных людей, собственно только для предварительного обсуждения самого вопроса о порядке призыва представителей земства к обработке известных законопроектов в тех случаях, когда правительство признает это полезным"*(8).

Говоря эти слова, великий князь вспомнил события 1 марта 1881 г. Согласно его рассказу, покойный император успел утром того рокового дня утвердить своей подписью доклад Лорис-Меликова о привлечении к законосовещательной деятельности общественных представителей. Дождавшись, когда министр внутренних дел покинет его кабинет, Александр II повернулся к присутствовавшим при подписании великим князьям и сказал: "Я дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции"*(9).

Вечернее совещание у Лорис-Меликова закончилось в первом часу ночи, но его участники разошлись не сразу. Как только великий князь покинул их, министр юстиции Д.Н. Набоков сообщил, что подготовлен текст высочайшего манифеста, который будет завтра опубликован, и показал его печатный оттиск. Реакция министров на это сообщение была крайне резкой. Военный министр Д.А. Милютин писал о ней в своем дневнике: "Такая неожиданная новость поразила нас, как громом: какой манифест? Кем он изготовлен? С кем советовался государь? Сконфуженный Победоносцев объявил, что это произведение его пера; что вчера государь призвал его в Гатчину и приказал сочинить манифест с тем, чтобы сегодня он был напечатан, а завтра, по прибытии государя в Петербург, обнародован"*(10).

Председатель Комитета министров П.А. Валуев не присутствовал на этом совещании, но кто-то из участников рассказал ему о том, что происходило вечером 28 апреля в кабинете Лорис-Меликова. 2 мая Петр Александрович записал в своем дневнике рассказ о реакции министров на новость о манифесте: "Министр юстиции приехал поздно и молчал. Около полуночи великий князь уехал. Тогда Набоков заявил о манифесте. - Какой манифест? Общее изумление. Набоков предъявляет бумагу. - Откуда? - От Победоносцева. Печатается. Завтра будет разослан. Затем перекрестные вопросы и бурная сцена, в которой, как говорят, министр финансов совершенно выходил из себя, предлагал всем коллективно подать в отставку, с экстренным поездом ехать в Гатчину (к Александру III. - В.Т.) и пр., и пр. ..."*(11).

Через день Валуев узнал, что рукопись высочайшего манифеста была получена министром юстиции не от Победоносцева, а прислана государем - с поручением подготовить ее к публикации. Набоков немедленно выполнил этот приказ и на совещание принес уже печатный оттиск манифеста. Но еще днем он сообщил о готовящемся к опубликованию манифесте министру внутренних дел. Придя на совещание, министр юстиции передал текст этого документа для прочтения Лорис-Меликову и министру финансов А.А. Абазе. И оба министра прочитали его еще во время совещания*(12). Тем не менее их реакция на манифест оказалась весьма нервной и бурной. Данный факт свидетельствует о том, что М.Т. Лорис-Меликов и его сторонники были всерьез настроены на проведение в России политической реформы, открывающей путь к участию общественных представителей к законодательной деятельности и, следовательно, к установлению конституционного правления. Более того, они связывали с такой реформой свою дальнейшую служебную карьеру. В связи с этим любопытен и факт, сообщенный Набоковым. 30 апреля 1881 г. министр юстиции был на докладе у Александра III, и его величество якобы сказал, что несколько раз требовал от министра внутренних дел проекта манифеста или объявления о нем в "Правительственном вестнике", но Лорис-Меликов уклонился от выполнения этих государевых приказов.

Все это означает, что Александр III в первые месяцы своего царствования столкнулся с настоящей политической оппозицией. Ее составила группа самых влиятельных в его окружении сановников - людей, занимавших ключевые должности в правительстве, а именно посты председателя Комитета министров, министра внутренних дел, министра финансов, министра юстиции, военного министра, и обладавших поддержкой в императорской фамилии - со стороны ряда великих князей. Они имели план преобразования самодержавно-монархического правления в России в конституционно-монархическое и сознавали себя вполне могущественной группировкой для того, чтобы провести его в жизнь, поэтому действовали совершенно свободно, игнорируя в ряде случае даже распоряжения государя.

Успешно противостоять этой группировке мог только человек выдающего ума, непреклонной воли и твердых идейных убеждений - при этом пользовавшийся полным доверием у молодого императора. Такой личностью и был К.П. Победоносцев*(13). Ему удалось убедить Александра III выступить решительно в защиту самодержавия и против каких-либо попыток ограничения верховной государственной власти. При этом Константин Петрович подчеркивал, что выступает против привлечения представителей общества к участию в законосовещательной деятельности не потому, что является противником каких-либо перемен в государственном строе, но оттого, что ясно сознает несвоевременность их в сложившейся в России политической обстановке. Победоносцев внушал своему венценосному ученику, что не о новых учреждениях необходимо думать в условиях социальной нестабильности, но о восстановлении государственного порядка, утверждении законности, об успокоении взволнованного общественного сознания.

Утром 29 апреля обер-прокурор Святейшего Синода обратился к Александру III с очередным письмом: "Ваше императорское величество, - писал Победоносцев. - Вчера вечером Набоков принес в заседание министров манифест, который был прочитан по отъезде в. к. Владимира Александровича. Смущение было общее, но, кроме смущения, у некоторых явно выказывалась досада. Лорис-Меликов и Абаза прямо сочли себя обиженными - они с Милютиным удивлялись, можно ли было после того заседания 21 марта, где государь "выразил доверие к ним" и, так сказать, вступил с ними в "соглашение", издать такой акт без совещания с ними. И Лорис, и Абаза заявили свое намерение просить об увольнении. Спрашивали, кто писал манифест. Разумеется, я сказал, что писал я по приказанию Вашего Величества. Затем я молчал, пока они говорили, - не потому, что я не имел что сказать, но для того, чтоб они не подумали, что я говорю от Вашего имени.

Но теперь хочу доложить Вашему Величеству, что нравственное Ваше отношение к этому делу и к министрам совершенно незыблемо, и напрасно они хотели бы, может быть, выставить, что Вы как будто нарушили какой-то мнимый завет Ваш с ними. Никакого завета в этом смысле, сколько я знаю, не было: он существует в их воображении.

Я сказал бы им: если вы столь легкомысленны, что обижаетесь, то вам же хуже. Вы не конституционные министры. Какое право имели бы вы требовать, чтобы государь обращался в важных случаях к народу не иначе, как через вас или по совещанию с вами. Он считает себя самодержавным государем и хочет иметь к народу прямую волю и прямое слово. Если б еще слово его противоречило ходу вашего управления и мешало вам делать ваше дело, - вы были бы в затруднении. Но что вы находите в этом обращении государя к народу, кроме того, что в народе само собою разумеется, что составляет связь его с государем, и что в последнее время смущало всех русских людей под каким-то тяжким сомнением. Это слово государя не может мешать вам, и вы можете только ему радоваться. Изъявлять претензию на то, что государь предоставляет в важных случаях самому себе держать слово к народу, - по меньшей мере странно.

Вот что сказал бы я им и что теперь хочу выразить Вашему Императорскому Величеству. Только что встало утро 29 числа, - многие за Вас молятся, да сохранит господь и да благословит!"*(14).

Приведенное письмо показывает, что Константин Петрович был, помимо прочего, еще и глубоким психологом: он хорошо понимал, какие струны души молодого императора надо задеть, чтобы побудить его к решительному поступку.

* * *

29 апреля 1881 г. был обнародован в форме высочайшего манифеста начертанный Победоносцевым текст воззвания Александра III к народу России, гласивший: "Объявляем всем верным Нашим подданным:

Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.

Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицом Всевышнего Бога, веруя, что предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит нас Своею Всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всем свете известного любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на принадлежащий Нам труд Правления.

В Бозе почивший Родитель Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ее и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования - освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян-владельцев, всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд, и подданных Своих, коих всех без различия соделал он навсегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна во веки!

Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, - есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.

Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений.

Да ободрятся же пораженные смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сению Ее и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ее.

Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, - к утверждению веры и нравственности, - к доброму воспитанию детей, - к истреблению неправды и хищения, - к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Родителем"*(15).

На следующий день после издания этого манифеста М.Т. Лорис-Меликов подал прошение об отставке с поста министра внутренних дел. 4 мая 1881 г. Александр III удовлетворил это прошение. Через день был уволен с поста министра финансов А.А. Абаза. 22 мая был отправлен в отставку военный министр Д.А. Милютин. 4 октября 1881 г. был снят с поста председателя Комитета министров П.А. Валуев.

С оппозицией самодержавному правлению, гнездившейся в самом центре управления Российской империей, было покончено.

Победоносцев мог, казалось бы, успокоиться на достигнутом. Но он воевал не с людьми, а с идеями и потому не чувствовал себя победителем. Идея конституционного и парламентского правления, которая считалась им чрезвычайно опасной для России, укоренилась в то время едва ли не во всех развитых европейских государствах. Ее семя, брошенное в российскую почву в 60-е годы XIX в., вполне могло в любой момент дать новые ростки и в обществе, и в правительстве. Поэтому обер-прокурор Святейшего Синода продолжал свою войну против нее. И спустя два года после восшествия Александра III на престол Константин Петрович не упускал случая, дабы напомнить императору о вреде парламента для государства и о страшной опасности, которую его величество преодолел изданием 29 апреля 1881 г. грозного манифеста о незыблемости самодержавной власти в России.

Описывая государю 11 марта 1883 г. гонения со стороны правительства Австро-Венгрии на русских людей, проживавших на территории этой страны, Победоносцев счел необходимым заметить: "В разноплеменном составе государства австрийское правительство вынуждено считаться с представителями той партии, которая в данную минуту имеет силу в парламенте. Министры, состоя в зависимости не от единой воли монарха, а от игры партий в парламенте, для того, чтоб сохранить свое положение и удержаться на местах своих, входят в сделку с господствующими партиями и принуждены исполнять их волю вопреки истинным интересам государства. И так выходит, что государством правят эти партии; в их духе и по их указаниям назначаются местные администраторы, при содействии коих производится фальшивая игра в выборы, которые суть не что иное, как ложь, и так фальшивыми представителями народа поддерживается фальшивое парламентское большинство и фальшивое направление целого правительства. Нельзя себе представить, сколько проистекает отсюда лжи и беззакония и какое распространяется хищение и взяточничество. Члены парламента, имея министров в своем распоряжении, торгуют и местами, и казенными сделками и подрядами. Это явление - обычное более или менее всюду, где водворилось парламентское правительство"*(16).

Перейдя затем к проблемам России, Победоносцев не удержался от восклицания: "Как же безумны, как же ослеплены были те quasi-государственные русские люди, которые задумали обновить будто бы Россию и вывесть правительство из смуты и крамолы посредством учреждения какой-то палаты представителей! Как были легкомысленны те, которые готовы были уступить им и принять сочиненный рецепт, как лекарство от болезни, состоявшей в расслаблении власти. Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лорис-Меликова и друзей его"*(17).

В конце своего письма Константин Петрович повторил мысль, которую на протяжении всей истории с проектом Лорис-Меликова внушал Александру III, а именно, что парламентское правление есть "самая страшная опасность" для России. "Доколе жив, не оставлю этой веры, - заверял он государя, - не перестану твердить то же самое и предупреждать об опасности. Болит моя душа, когда вижу и слышу, что люди, власть имущие, но, видно, не имущие русского разума и русского сердца, шепчутся еще о конституции"*(18).

Список литературы

1. Дневник генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1879-1881 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2010.

2. Валуев П.А. Дневник 1877-1884. Пг., 1919.

3. Манифест от 29 апреля 1881 года "О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России" // 3-ПСЗРИ. Т. 1. N 118.

4. Письма Победоносцева к Александру III: В 2 т. М., 1925-1926.

В.А. Томсинов,

доктор юридических наук, профессор юридического факультета

МГУ им. М.В. Ломоносова

"Законодательство", N 1, январь 2012 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Предыдущие статьи см.: Законодательство. 2011. N 3-12.

*(2) Письмо К.П. Победоносцева к Александру III от 26 апреля 1881 года // Письма Победоносцева к Александру III. Т. 1. С. 331-332.

*(3) Там же. С. 332-333.

*(4) Там же. С. 333.

*(5) Там же.

*(6) Дневник генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1879-1881 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2010. С. 317.

*(7) Письмо К.П. Победоносцева к Александру III от 28 апреля 1881 г. // Письма Победоносцева к Александру III: В 2 т. Т. 1. М., 1925. С. 333-334.

*(8) Дневник генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1879-1881. С. 318.

*(9) Цит. по: Там же.

*(10) Там же.

*(11) Валуев П.А. Дневник 1877-1884. Пг., 1919. С. 163.

*(12) См.: Там же. С. 165.

*(13) Жизнеописание К.П. Победоносцева см.: Томсинов В.А. Константин Петрович Победоносцев (1827-1907): человек, государственный деятель и правовед // Победоносцев К.П. Юридические произведения / Под ред. и с биографическим очерком В.А. Томсинова М.: Зерцало; Гарант, 2012. С. 9-216.

*(14) Письмо К.П. Победоносцева к Александру III от 29 апреля 1881 г. // Письма Победоносцева к Александру III: В 2 т. Т. 1. С. 334-335.

*(15) Манифест от 29 апреля 1881 года "О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России" // 3-ПСЗРИ. Т. 1. N 118. С. 53-54.

*(16) Письмо К.П. Победоносцева к Александру III от 11 марта 1883 г. // Письма Победоносцева к Александру III: В 2 т. Т. 2. М., 1926. С. 9-10.

*(17) Там же. С. 12.

*(18) Там же. С. 13.