К вопросу о "революционных" изменениях и насильственном захвате власти (И.Н. Кузнецов, "Гражданин и право", N 9, сентябрь 2012 г.)

К вопросу о "революционных" изменениях и насильственном захвате власти

В юридической литературе под революцией в большинстве случаев подразумевается способ перехода от одной общественно-экономической формации к другой, что предполагает процесс перемен посредством активных действий самих граждан, в массе вовлеченных в политическую борьбу*(1). Понимание указанного феномена во многом базируется на характеристике социального конфликта как "антагонизма прав и их обеспечения, политики и экономики, гражданских свобод и экономического роста и вдобавок постоянного конфликта между группами, удовлетворенными и требующими удовлетворения своих интересов. Социальная база политических разногласий остается такой же классовой, как и служащие их рупором партийные структуры, что в прошлом нередко становилось причиной революций"*(2).

Небезынтересными в этом плане представляются автору статьи и рассуждения о том, что внутри каждого отдельного народа существует структура, состоящая из определенных элементов, которые, находясь между собой во взаимосвязях, могут оказывать влияние друг на друга; если этому взаимовлиянию придать урегулированный характер, то процесс развития народа может протекать плавно, управляемо, упреждая неожиданные или даже случайные потрясающие жизнь народа события, наподобие политических, экономических и социальных радикальных перемен, именуемых революциями.

Оценки революции можно обнаружить и в современных официальных документах. "В прошлом веке, - отметил Д.А. Медведев в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации, - ценой неимоверных усилий аграрная фактически неграмотная страна была превращена в одну из самых влиятельных по тем временам индустриальных держав, которая лидировала в создании ряда передовых технологий того времени: космических, ракетных, ядерных. Но в условиях закрытого общества, тоталитарного политического режима эти позиции невозможно было сохранить. Советский Союз, к сожалению, так и остался индустриально-сырьевым гигантом и не выдержал конкуренции с постиндустриальными обществами"*(3). Из этого, по мнению О.А Андреевой, следует, что "Октябрьская революция явилась средством модернизации всего общественного организма России и предоставила новый простор для развития ее производительных сил. То, что ее производственные отношения, и в особенности надстроечные, со временем стали тормозом развития общественного характера производства, явилось не следствием революции, а результатом ложной политики, стремящейся к установлению административно-командной системы. Революция оказалась не только социальным, но и духовным явлением, так как наряду с революционной ломкой материальных основ общества, т.е. способа производства, шел и процесс осмысления теоретических проблем революции, причем и с противоположных позиций. Кроме того, революция привела к установлению республиканского строя в России, который стал основой ее конституционного и демократического развития"*(4).

Как думается, наиболее актуальный характер имеет теоретико-правовое исследование не только отдельных "революционных" событий (хотя, безусловно, Октябрьская революция 1917 г. оказала кардинальное влияние на последующее развитие российского государства и права), но и в целом феномена насильственной трансформации общественного строя, базирующегося не на эволюционном, а на насильственном факторе. Можно, в общем, разделить мнение о важном значении гносеологической проблемы "соотношения общего и единичного в исторических событиях, в данном случае в революциях. Если видеть в истории только единичное событие... неизбежно придешь к выводу о неприменимости к ним общих понятий, существующих только в сознании историка. Итогом будет невозможность научного познания общества. Действительно, единичное без общего непознаваемо, но единичное без общего и не существует. Общее, что присуще всем революциям, - прогрессивный и качественный характер изменений. Любая революция - уникальное событие, но уникальность его не абсолютна. Невладение диалектикой приводит историков к отрицанию фактов революции"*(5). Фактически аналогичной позиции придерживаются и некоторые зарубежные исследователи, отмечая опасность "односторонней унитарной концепции, интерпретирующей весь процесс в понятиях какого-либо фактора. Европейская революция была и политической, и экономической, и научной, хотя ни одна из этих революций не явилась причиной остальных. Все они явились "параллельными опытами" органического процесса изменения, преобразовавшего западное общество и западное сознание на протяжении XX в."*(6).

Впрочем, некоторые авторы, исследующие тенденции и проблемы современных революций, считают, что "необходима политика, противоположная политике нынешнего правительства. В качестве двигателя экономического развития должен рассматриваться внутренний рынок, особенно массовое потребление. Необходимо проводить политику низкой нормы процента для поддержания потребления и помощи мелким производителям. Экономическая основа для консолидации демократии в России лежит в обеспечении внутреннего рынка"*(7).

Имеет место и мнение о том, что в "современной историко-правовой науке отсутствует реалистическая концепция революционного переустройства общества по причине деформации глобализацией его социальной структуры. Социальная стратификация приобрела нестабильный вид, где национальный рабочий может быть замещен в любой момент гастарбайтером, а национальное производство - переместиться при необходимости в другие страны с иной социальной структурой, чем в метрополии. Тем самым революционным настроениям, если они возникнут, будет нанесен сокрушительный удар, так как станет неизвестно, за что бороться, то ли за возвращение производства в метрополию, а вместе с ним и эксплуатации, то ли за выдворение гастарбайтеров, что никак не решает задачи классической социальной революции"*(8). Так, В.Д. Зорькин справедливо отмечает: "Часто говорят, что Россия исчерпала лимиты на революцию. Однако, к примеру, Украина - вчерашняя часть России - уж точно не сочла, как мы видим по недавнему оранжевому периоду, лимиты на революцию исчерпанными. Но то, что Россия исчерпала лимиты на катастрофу, очевидно всем. Войдя через катастрофу в XX в. и выйдя из него тоже через катастрофу, Россия должна научиться отличать новые гибкие методы регуляции общества от примитивного ослабления регуляции, ведущего к катастрофе"*(9).

Действительно, к примеру, революция во Франции "при всей красоте первоначальных лозунгов привела к якобинскому террору"*(10). "Когда эти несчастные овцы сломали загон, - писал Э. Берк о Французской революции, - и освободились даже не от уз, а от покровительства всей совокупности принципов естественного авторитета и легитимного соподчинения, они становятся естественной жертвой самозванцев..."*(11).

В теории и истории государства и права используются термины "государственный переворот", "реформа", "насильственный захват власти", "революция". Причем, как полагает автор, последние указывают на менее легитимный и "жесткий" характер происходящих изменений в государственно-правовой формации. Как отмечает, в частности, Р.А. Ромашов, "государственный переворот - внезапный неконституционный захват власти, незаконная смена правящей элиты в целом (президента, правительства, персонала управленческих структур), которые не связаны с какими-либо коренными изменениями политического режима, социальных и экономических отношений. Разновидностью государственного переворота является путч (нем. Putsch) - свержение или попытка свержения правительства с помощью части армии, группы офицеров"*(12). Революция же, по мнения А.Р. Ромашова это - "коренной переворот в жизни общества, который приводит к ликвидации предшествующего общественного и политического строя и установлению новой власти. Общее для революции и государственного переворота - коллективный и противозаконный (применительно к законодательству, действующему на момент совершения переворота (революции) характер политического действия, а также стремление с помощью пропаганды легитимизировать это событие. Различает эти понятия то обстоятельство, что источником государственного переворота обычно бывает заговор, причем организованный внутри самих государственных институтов. Источником революции является наличие революционной ситуации, выражающейся в кризисе всей государственной системы - неспособности "верхов" править и нежелании "низов" жить по-старому. Кроме того, для революции необходимо наличие движущей силы - революционных масс и организующей и управляющей организации - революционной партии"*(13).

Противоправные насильственные захваты власти сопровождают человечество на всем пути его исторического развития. Как отмечают исследователи, истолкованием их содержания и природы занимались в разное время специалисты различных отраслей знания; при этом каждый из них не только своеобразно раскрывал содержание исследуемого явления, но и предлагал его собственное определение*(14). Поэтому даже в одних и тех же науках и в одно и то же время могут встречаться разные наименования одного и того же явления. Так, еще в начале XX в. использовался термин "бунтовщичество"*(15). Такой подход был обусловлен еще и тем, что всякие восстания против властей в уголовном законодательстве Российской империи именовались общепринятым термином "бунт"*(16). Исследования "захвата власти" связаны и с именем Ч. Ломброзо, который рассматривал бунты как противоправное средство изменения существующего строя, в некоторых случаях "добавляя" к ним цареубийство*(17).

"Как показывает современная действительность, - пишет П.А. Кабанов, - одним из самых распространенных в мире видов политической преступности, направленной против органов государственной власти, являются насильственные захваты власти, вооруженные мятежи (революции), порождающие кровопролитные гражданские войны"*(18). Бунтовская преступность отличается наибольшей общественной опасностью, большими человеческими и материальными потерями для общества. Это обусловлено тем, что в подобные преступления вовлекается большое количество участников с обеих сторон, т.е. как со стороны защитников существующего режима, так и со стороны его противников. Примерами подобного рода богата и новейшая российская история*(19). По мнению В.В. Лунеева, противоправным актом насильственного захвата власти на небольшой срок служит августовский путч 1991 г., совершенный в Советском Союзе членами ГКЧП во главе с вице-президентом СССР Г. Янаевым, премьер-министром СССР В. Павловым, председателем КГБ СССР В. Крючковым. Таким же деянием являлось и противостояние Президента Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации осенью 1993 г.*(20)

Однако особое внимание к проблеме насильственного захвата власти на постсоветском пространстве было привлечено после неконституционной смены политических режимов в начале XXI в.*(21) В их числе события: в Грузии ("революция роз"), Украине ("оранжевая революция"), насильственное отстранение от власти Президента Киргизии А.А. Акаева, вооруженный мятеж в городе Андижан (Узбекистан)*(22). Как отмечают исследователи, указанные "революции", как и вооруженный мятеж 12-14 мая 2005 г. в Андижане, были заранее подготовленными против органов власти этих государств извне*(23). По данным председателя КГБ Республики Беларусь С. Сухоренко, весной 2006 г. группой оппозиционеров и зарубежных представителей готовился противоправный захват власти в этом государстве*(24).

"Как видно из приведенных примеров, - отмечает П.А. Кабанов, - бунтовские преступления совершаются довольно часто в основном на постсоветском пространстве, находившемся на протяжении последних пятнадцати лет в затяжном политическом и экономическом кризисе. Однако подобные политические преступления совершались и совершаются и за пределами территории бывшего СССР"*(25). Подтверждением, по мнению указанного автора, служит тот факт, что в сентябре 1998 г. была предпринята неудачная попытка вооруженного захвата власти в Албании 300 вооруженными сторонниками лидера Демократической партии Албании - Сали Бериши*(26). По данному факту правоохранительными органами было проведено предварительное расследование, в результате которого С. Берише предъявили обвинение в попытке вооруженного захвата власти*(27). В начале февраля 2004 г. произошел вооруженный мятеж в Гаити под руководством Луи Жоделя Шамблана с целью свержения президента этого государства Жана Бертрана Аристида*(28).

В России на всем протяжении ее исторического развития постоянно имели место попытки насильственного захвата власти. Так, Н.И. Костомаров в качестве примера отмечает расправу с Андреем Боголюбским. "Андрей... постоянно жил в селе Боголюбове; там постиг его конец*(29). Менее известный факт - расправа над князем Михаилом (Тверским). "Москвичи, - пишет Н.И. Костомаров, - придумали иным способом расправиться Михаилом. Митрополит Алексий и великий князь приглашали "любовно" Михаила приехать в Москву на третейский суд... Михаил приехал: его взяли под стражу"*(30). Какие последствия имел такого рода захват власти? "Таковы последствия неловкой московской политики, - пишет этот историк, - думая сломить силу опасного тверского князя, они сделали его еще опаснее для себя и легкомысленно навлекли на свою землю беду нового врага (Литву. - И.К.), который до этого времени, постоянно занятый другими войнами и делами собственной страны, не делал никаких покушений на Московскую землю"*(31).

К числу примеров современного насильственного захвата власти вооруженным путем исследователи относят действия незаконных вооруженных формирований в августе-сентябре 1999 г. в Республике Дагестан*(32). В результате проведения контртеррористической операции на Северном Кавказе только в период с 1999 по 2006 г. было установлено 18 фактов попыток насильственного захвата власти и 13 фактов вооруженного мятежа, а также 67 случаев публичных призывов к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации или иной экстремистской деятельности*(33).

Впрочем, нельзя не учитывать в процессе анализа тех или иных революционных изменений роль и значение конкретного исторического этапа. "Революции, - утверждает О.А. Андреева, - всегда должны быть сориентированы по временной шкале. Английская буржуазная революция явно была ориентирована в прошлое, Октябрьская революция - в будущее что касается Великой французской революции, то, по аналогии, можно предположить, что она была направлена в вечность, то есть рассчитана на реализацию вечных идеалов"*(34). В этом контексте "образ этой революции до конца еще не исчерпан, так как содержит в себе формальную возможность построения цивилизованного, демократического и даже бесклассового общества. Дело в том, что ее идеологи вдохновлялись возвышенными целями, и ничто сегодня не препятствует осуществить их в полном объеме и в буквальном значении - в ходе постепенной эволюции социального и правового государства, в котором единственным носителем суверенитета является народ"*(35).

В этом плане теория общественного договора, созданная английским мыслителем Дж. Локком, легла в основу самого прогрессивного учения о происхождении государства и права. Огромную роль эта доктрина сыграла в образовании независимой республики в Новом Свете*(36). Немалая заслуга в этом принадлежит той оригинальной интерпретации, которой ее подвергли отцы-основатели США, среди которых - политик, правовед, второй президент Америки Дж. Адамс*(37). Согласно ей, социальному бытию человека предшествовало недолгое "естественное состояние", с присущим ему индивидуализмом; от него берут начало "естественные права" - на жизнь, свободу и собственность, и для их защиты люди объединились в общество, а затем выделили в нем политическую власть, делегировав прерогативы суда и решения общих дел. "При этом, - отмечает Ю.М. Головко, - естественные права сохранялись за каждым. Правитель занимал положение опекуна и третейского судьи. При нарушении этих оговоренных условий он лишался доверия социума, и, реализовав право на революцию, народ определял более подходящего на такую роль"*(38).

Ученые утверждают, что существуют "абсолютно императивные закономерности", нарушить которые даже формально невозможно*(39). В частности, сочетание систематического злоупотребления властью на фоне плохого социального положения народа неизбежно ведет только к одному результату - к крупным социальным потрясениям с ротацией правящего истеблишмента, ибо в данном случае срабатывает "право народа на революцию", входящее в группу непосредственно социальных прав, которые выступают "прямым и ближайшим выражением объективных социальных закономерностей, условий жизни людей... действуют как таковые, вне форм нормативного опосредования... действуют как объективно императивные социальные требования, притязания народа, наций, групп, индивидов"*(40).

Итак, как полагает автор статьи, наиболее актуальный характер имеет теоретико-правовое исследование не только отдельных "революционных" событий, но и в целом феномена насильственной трансформации общественного строя, базирующегося не на эволюционном, а на насильственном факторе. В истории государства и права используются термины "государственный переворот", "реформа", "насильственный захват власти", "революция"; причем последний указывает на менее легитимный и "жесткий" характер происходящих изменений в государственно-правовой формации. Так, "насильственный захват власти" представляет собой ее неконституционную и, в общем, антиправовую узурпацию, смену правящей элиты (президента, правительства, персонала управленческих структур), которая не связана с какими-либо эволюционными изменениями социальных и экономических отношений. "Революция" предполагает процесс "искусственной" трансформации общественных отношений посредством активных действий самих граждан, вовлеченных в политическую борьбу. Революция обуславливает ликвидацию предшествующего общественного и политического строя и установление новой власти на основе использования кризиса государственной системы "революционно настроенными массами", организованной, как правило, "революционной" партией.

И.Н. Кузнецов,

соискатель Российской академии адвокатуры и нотариата,

помощник нотариуса г. Москвы

"Гражданин и право", N 9, сентябрь 2012 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Андреева О.А. Феномен революции в истории государства и права // История государства и права. 2010. N 19. С. 2-5.

*(2) Там же.

*(3) Медведев Д.А. Послание Президента РФ Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета. 2009. 13 ноября. С. 3.

*(4) Андреева О.А. Указ. изд. С. 4-5.

*(5) Завалько Г.А. Понятие "революция" в философии и общественных науках. М., 2005. С. 258.

*(6) Доусон К.Г. Боги революции / Пер. с англ. М., 2002. С. 10.

*(7) Смолин О.Н. Новейшая революция в России и перспективы социализма XXI века // Свободная мысль XXI. 2007. N 11. С. 17.

*(8) Андреева О.А. Указ. Соч. С. 4-5.

*(9) Зорькин В.Д. Правовое будущее России // Журнал российского права. 2011. N 10. С. 7-16.

*(10) Ильягуев Д.М. Государство - дитя общества: проблемы формирования государства и влияния общества на социально-политическую ориентацию публичной власти // Государственная власть и местное самоуправление. 2011. N 12. С. 39.

*(11) Берк Э. Правление, политика и общество / Пер с англ. М., 2001. С. 420.

*(12) Ромашов Р.А. Февральская революция 1917 г. как фактор трансформации российской государственности // История государства и права. 2007. N 23. С. 22.

*(13) Там же.

*(14) См.: Кабанов П.А. Бунтовская преступность как один из видов политической преступности: понятие, признаки, социальная опасность // История государства и права. 2008. N 8. С. 33-36.

*(15) См.: Пусторослев П.П. Государственные преступления относительно Государственной Думы // Вестник права. 1906. N 2. С. 75-116.

*(16) См.: Демидов Ю. Гражданские беспорядки: современность и история вопроса // Российская юстиция. 1994. N 12. С. 41-42.

*(17) См.: Ломброзо Ч., Ляски Р. Политическая преступность и революция по отношению к праву, уголовной антропологии и государственной науке / Пер. с ит.; Предисл. проф. И.А. Исаева. СПб, 2003. С. 70; Ломброзо Ч. Преступление. Новейшие успехи науки о преступнике. Анархисты / Пер с ит.; Сост. и предисл. В.С. Овчинского. М., 2004. С. 6-7, 206-207; он же. Гениальность и помешательство. Анархисты. Политическая преступность / Пер. с ит.; М.; СПб, 2003. С. 311.

*(18) Кабанов П.А. Указ. изд. С. 34.

*(19) См. там же.

*(20) См.: Лунеев В.В. Политическая преступность // Криминология: Учебник под ред. В.Н. Кудрявцева и В.Е. Эминова. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1999. С. 331-332.

*(21) См.: Кабанов П.А. Указ. изд. С. 34.

*(22) См.: Выжутович В. "Бархат" совместного производства // Российская газета. 2005. 7 июля.

*(23) См.: Третьяков В. Вступая в 2005-й // Политический класс. 2005. N 6. С. 2-3; От Буденновска к Андижану // Российская газета. 2005. 16 июня.

*(24) См.: Ефанов В. Белорусский КГБ нашел грузинский след // Российская газета. 2006. 17 марта.

*(25) Кабанов П.А. Указ. изд. С. 34-35.

*(26) См.: там же.

*(27) См.: Лукьянов Ф. Тирана: попытка переворота сорвана // Российская газета. 1998. 19 сентября.

*(28) См.: Макарычев М. Бандиты в роли мятежников // Российская газета. 2004. 18 февраля; Все на баррикады // Российская газета. 2004. 25 февраля.

*(29) Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 2010. С. 60.

*(30) Там же.

*(31) Там же.

*(32) См.: Кабанов П.А. Указ. изд. С. 34-35.

*(33) См. подробнее: Преступность, криминология, криминологическая защита / Под ред. проф. А.И. Долговой. М., 2007. С. 355.

*(34) Ветютнев Ю.Ю. Право и революция: победа формы над содержанием // Философия права. 2008. N 1. С. 36.

*(35) Андреева О.А. Указ. изд. С. 5.

*(36) См.: Головко Ю.М. Теория общественного договора и естественных прав в интерпретации Дж. Адамса (1735-1826) // История государства и права. 2011. N 24. С. 12-14.

*(37) См. там же.

*(38) Там же.

*(39) См.: Романчук И.С. Причинная обусловленность закономерностей генезиса и функционирования государственной власти // Российский юридический журнал. 2011. N 5. С. 22.

*(40) См также.: Алексеев С.С. Право: методологические подходы к исследованию // Вопросы философии. 1983. N 3. С. 116-117; Теория права. М., 1994. С. 62.