Решения международного суда ООН и правопорядок Российской Федерации (А.В. Должиков, "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2012 г.)

Решения международного суда ООН и правопорядок Российской Федерации*(1)

Рассматривается воздействие решений Международного суда ООН на российский правопорядок и перспективы заимствования отечественной наукой и правопорядком оптимальных приемов судейской техники, встречающихся в практике международного правосудия.

В настоящее время очевидно влияние деятельности международных судов (далее - МС) и принимаемых ими решений (далее - РМС) на правопорядок Российской Федерации, в том числе практику судов. РМС лишь сравнительно недавно стали полноценным предметом анализа в отечественной юриспруденции. В связи с этим в теории и практике возникает значительное число вопросов, требующих решения. Целью представленной статьи выступает критическое осмысление юридической техники структурирования судебных актов российских судов с точки зрения международных стандартов.

На первый взгляд то, какие элементы включаются во вводную часть РМС, может показаться несущественным. Например, номер дела или дата имеют преимущественно справочный характер. В МС ООН ведется Общий список (General List), т.е. реестр, где перечислены дела в хронологическом порядке. Такие элементы РМС носят технический характер, но в зарубежной доктрине есть противники этого мнения. По мнению одного из наиболее авторитетных специалистов в области международного правосудия Ш. Розена, "вопрос Общего списка Международного суда - не только технический административный вопрос, но и вопрос юридический"*(2). Историческая предпосылка создания Общего списка еще в Постоянной палате международного правосудия Лиги Наций (далее - ППМП) состояла в "предотвращении возможности предоставить приоритет одному делу по отношению к другому, которое было включено в список раньше"*(3).

Кроме того, анализ количественных характеристик позволяет оценить общую нагрузку органов международного правосудия. По данным официального сайта МС ООН, с 22 мая 1947 г. по 20 апреля 2012 г. в Общий список было включено лишь 152 дела*(4). На 31 июля 2011 г. на стадии рассмотрения находилось 15 дел, в том числе 1 дело в порядке консультативной юрисдикции. С 1 августа 2010 г. по 31 июля 2011 г. МС ООН провел публичные слушания только по 5 спорам. За тот же период МС ООН вынес только 4 решения, разрешающих дела по существу или выносящихся на стадии предварительных возражений*(5). Таким образом, уже вводная часть РМС позволяет идентифицировать дело и выявить некоторые сущностные аспекты рассматриваемого спора.

При анализе РМС важно учитывать специфику судебного органа и его место в межгосударственной системе. В ней исторически отсутствовали, в отличие от национальных правопорядков, полноценные юрисдикционные органы. Разрешение же межгосударственных споров носило исключительно волюнтаристский характер, т.е. полностью зависело от согласия государств, выражаемого ими в явной или подразумеваемой форме. Данная ограниченность международного правосудия в полной мере характеризует и МС ООН. Несмотря на его определение в ст. 92 Устава ООН от 26 июня 1945 г.*(6) (далее - Устав) в качестве главного судебного органа и распространенное в доктрине наименование "Мировой суд" (наряду с его предшественницей - ППМП), фактическое правовое положение этого органа зависит от доброй воли государств, ему не подчиняются иные МС. На последнее обстоятельство прямо указывается в решении Апелляционной палаты Международного трибунала по бывшей Югославии от 2 октября 1995 г. по делу "Обвинитель против Душко Тадича" (Prosecutor v. Dusko Tadic): "Международное право, поскольку в нем отсутствует централизованная структура, не предусматривает единой судебной системы... каждый суд представляет собой самодостаточную систему"*(7). Тем не менее МС ООН - единственный МС, имеющий универсальную (распространяется на все государства-члены ООН) и общую (охватывает наибольший круг международных споров) компетенцию.

Одновременно РМС как правовой материал достаточно редко используются в отечественном правопорядке. К настоящему моменту в практике российских судов нет ни одной ссылки на решения МС ООН. Безусловно, большинство из них касаются международных споров, а содержащиеся в них правовые позиции не всегда затрагивают дела, рассматриваемые рядовым российским судьей. Вместе с тем следует согласиться с мнением Х. Лаутерпахта о том, что "даже в делах, в которых от Суда требуют разрешить исключительно вопросы факта, возникает возможность - даже и необходимость - в применении и установлении норм права общего характера"*(8). Поэтому использование РМС важно в плане интерпретации общих принципов и норм международного права, применяемых все чаще национальными судьями при разрешении сугубо внутренних споров.

Анализ персонального состава МС может иметь значение при оценке возможного влияния персональных убеждений отдельных судей и их зависимости от государств, участвующих в деле. В международном праве нормативно закрепляется принцип независимости судей МС ООН. В соответствии со ст. 2 Статута Международного суда от 26 июня 1945 г.*(9) (далее - Статут) его состав определяется как коллегия независимых судей, устанавливается ряд гарантий, обеспечивающих такую независимость (ст. 16).

Вместе с тем не все авторы поддерживают идею независимости судей МС. В частности, Э. Познер и Дж. Йоо настаивают на эффективности исключительно зависимых МС, под которыми понимают органы ad hoc, состоящие из судей, контролируемых правительствами посредством возможности переназначения или угрозы возмездия. По мнению американских ученых, такие трибуналы "выносят решения, которые отражают интересы государств в тот период, в который последние представляют спор на рассмотрение суда"*(10).

Отчасти данная точка зрения отражает реальное положение дел в анализируемой сфере. Независимость судей МС ООН ставится под сомнение передачей дел в камеры для разбора отдельного дела (п. 2 ст. 26 Статута) и назначением государством судей ad hoc (п. 2 ст. 31 Статута). В международной доктрине также критикуется общая процедура назначения судей МС ООН. Указывая на ее расхождение с нормативными основами, Д.Р. Робертсон характеризует фактический способ назначения судей МС ООН как довольно примитивную схему, основанную на комбинации геополитического и географического положения*(11).

Возможное влияние на судей МС ООН правительств демонстрирует его действующий состав. В частности, большинство из них были представителями государств в ООН или связанных с ней институциях (М. Беннуна, Х. Овада, Л. Скотников, П. Томка, А.А. Юсуф); руководящими работниками министерств иностранных дел и приравненных к ним национальных органов (Дж. Е. Донохью, Р. Абраам); членами Комиссии международного права ООН (Дж. Гайя, Б. Сепульведа-Амор, С. Ханьцинь). В то же время часть из них были прежде судьями иных МС (М. Беннуна, Д. Себутинде, А.А.К. Триндаде). Лишь незначительное число судей до занятия должности выступали профессорами международного права (К. Гринвуд) или национальными судьями (К. Кит, Д. Бандари)*(12). Конечно, такое распределение судей по группам условно, их предыдущий опыт богаче. Однако практика, когда большинство судей назначается из числа дипломатических работников, не может не определить их зависимость от политических органов государств.

Интересными в связи с этим выглядят гипотетические "советские" следы в биографии отдельных судей МС. Так, нынешний президент МС ООН П. Томка получил в 1982 г. степень кандидата наук на факультете права и международных отношений (Киев, Украина)*(13), вице-президент Б. Сепульведа-Амор был в 1987 г. удостоен звания почетного доктора Ленинградского университета*(14), а недавно избранная судья от США Дж. Е. Донохью среди прочего получила степень бакалавра с отличием по российским исследованиям в Калифорнийском университете (Санта Круз)*(15). Такие обстоятельства прямо не предопределяют предвзятости судей МС ООН, однако могут сформировать их симпатии при разбирательстве в будущем спора с участием России.

Научные убеждения и психологические характеристики имеют практическое значение и при анализе особых мнений отдельных судей, вынесение которых предусматривает ст. 57 Статута и п. 2 ст. 95 Регламента МС ООН от 14 апреля 1978 г.*(16) (далее - Регламент). В связи с этим можно констатировать некую персонификацию МС, следующую традиции общего права. В МС изложение особого мнения - распространенная практика, в отечественном же праве аналогичная культура сложилась отчасти лишь в Конституционном Суде РФ. Вместе с тем такие особые мнения выступают ценным материалом для исследования.

Персональная оценка судей для отечественного правоведения оказывается просто неприемлемой. На примере КС РФ можно поставить лишь некоторые вопросы, связанные с биографиями судей. Влияют ли религиозные убеждения судьи на его голосование, например по делу об отмене смертной казни? Оказывает ли воздействие наличие тесной связи 4 судей с уральской научной школой? Может ли создавать трудности то обстоятельство, что 7 судей являлись (остаются) преподавателями, аспирантами или студентами юридического факультета Санкт-Петербургского (Ленинградского) государственного университета?*(17) Несмотря на очевидность ответов, подобные характеристики персонального состава органов правосудия оказываются вне рамок юридического анализа.

Доступность РМС только на иностранных языках нередко предопределяет проблемы при их применении российскими судами и использовании в юридическом образовании. Хотя на английском или французском языке все решения МС ООН доступны на официальном сайте*(18), на русский язык переведено лишь их краткое содержание*(19). Использование данных РМС в российской правоприменительной практике осложняется низким уровнем лингвистических компетенций большинства современных юристов-практиков.

Отсутствие переводов РМС не становится серьезным препятствием для развития науки международного права в связи с более высоким уровнем языковой подготовки ученых, хотя это справедливо в отношении не всех отечественных ученых-международников. Показательно, что большинство учебников по курсу международного права не содержит ссылок на практику МС ООН. Так, в учебнике, имеющем, среди прочего, рекомендацию Министерства образования РФ, нет ни одной ссылки на решения МС ООН, а посвященный ему раздел занимает всего три страницы*(20).

Это требует подготовки более компетентных юристов, способных анализировать РМС на языке оригинала. Отметим, что, например, в германском юридическом образовании подход иной. Так, в подготовленном для немецкоязычных студентов пособии по международному праву методические указания даются на немецком языке, а тексты РМС - на английском*(21). На этом фоне особое значение приобретает развитие навыков профессионального общения на иностранном языке (общекультурная компетенция N 13 ФГОС третьего поколения*(22)). В целом следует положительно оценить замысел разработчиков стандарта. Однако с учетом общего уровня языковой подготовки абитуриентов подобные образовательные цели могут остаться декларацией или потребуют значительного внимания к языковым компетенциям будущих юристов.

Анализ фактических обстоятельств как элемента РМС - трудоемкое занятие. Именно данная часть "утяжеляет" большинство РМС. В специальном докладе, посвященном эффективности МС ООН, констатируется, что решения МС ООН заметно длиннее решений ППМП: средний размер решения ППМП составлял 38,2 страницы, а решения МС - 60,9 страницы. Это верно и в отношении консультативных заключений: 26,3 страницы у ППМП и 34,4 страницами у МС*(23). Одно из недавних решений МС ООН (от 3 февраля 2012 г.) содержит 62 страницы*(24), факты данного дела занимают почти половину.

Значительный объем РМС создает трудности при их использовании в учебном процессе. С образовательной точки зрения они выступают необработанным юридическим материалом. Поэтому методика анализа судебных решений критикуется даже в странах общего права. Действительно, студентам для достижения образовательных целей приходится изучать множество материалов, часть из которых нерелевантна. Вместе с тем "анализ судебных дел - это "хлеб и масло" большинства практикующих адвокатов, даже занимающихся исключительно договорной практикой юристов, чья деятельность может иногда становиться предметом судебного разбирательства. Если это так скучно, может быть, проблема состоит не в методе, а в профессии"*(25).

Большой объем РМС и отсутствие у российских юристов привычки работать с таким количеством юридического материала снижают степень влияния решений на правопорядок России. На первый взгляд отличие объемов РМС и актов российских судов кажется разительным. Однако вряд ли можно в полной мере согласиться с тем, что единственной причиной краткости российских судей выступает их значительная нагрузка. Председатель Высшего Арбитражного Суд РФ А.А. Иванов утверждает, что "рутина захватывает все большее и большее пространство. Где уж тут до создания прецедентов! Между тем в англосаксонской правовой системе нагрузка судей невысока, что позволяет им готовить огромные по объему судебные акты, в которых и оттачиваются правовые позиции"*(26). Конечно, нагрузка судей МС ООН может показаться мизерной. Но излишняя краткость решений российских судей определяется и существующими традициями проектирования их текстов: часто в них отсутствует четкая структура; нередко описательная и мотивировочная части вообще не отделяются друг от друга. Краткость судебных решений обусловливается и правилами их пересмотра: угроза снижения показателей толкает судей к принятию таких решений, которые не отменят в вышестоящих инстанциях. Нельзя исключать и коррупционной причины немотивированного решения.

Кроме фактов в РМС детально изложены вопросы юрисдикции. Во многом это объясняется волюнтаристской природой современного международного права и трудностями признания государствами обязательной юрисдикции большинства МС. В частности, консенсуальный характер юрисдикции МС ООН был унаследован ею от ППМП. Так, еще в консультативном заключении ППМП от 23 июля 1923 г. "По делу о Статусе Восточной Карелии" (Status of Eastern Carelia Case) (Финляндия против СССР) был подчеркнут общепризнанный принцип международного права: "Ни одно государство без его согласия не может вынуждаться передать свои споры с другими государствами на рассмотрение в порядке посредничества или арбитража, или любого другого вида их мирного разрешения"*(27).

В настоящее время согласие государств на передачу международных споров в МС ООН выражается в трех основных формах. Во-первых, спорящие стороны могут заключить специальное соглашение о передаче их дела в МС ООН (п. 1 ст. 36 Статута), что чаще всего и происходит. Во-вторых, юрисдикцию МС ООН предусматривают более 300 многосторонних и двусторонних международных договоров, принятых с 1933 по 2003 г. (их список представлен на официальном сайте)*(28). В-третьих, обязательная юрисдикция МС может быть признана посредством одностороннего заявления (факультативной оговорки) в соответствии с пп. 2 и 3 ст. 36 Устава. Однако по состоянию на 31 июля 2011 г. только 66 из 193 государств-членов ООН, являющихся сторонами Статута, сделали такие заявления*(29), причем большинство одновременно ограничивают действия данных заявлений многочисленными оговорками.

Такой консервативный подход к юрисдикции МС ООН не может не вызывать критику, в частности говорится, что "в осуществлении юрисдикции по спорам он действует так, как если бы был арбитражным трибуналом девятнадцатого века, а не интегральной частью ООН, настроенной на современное международное право"*(30). Подробное объяснение сложившейся касательно юрисдикции МС ООН ситуации содержится в особом мнении судьи ad hoc Х. Лаутерпахта к постановлению от 13 сентября 1993 г.: "Суд может действовать только в том случае, если обе стороны (заявитель и ответчик) наделили его юрисдикцией определенным добровольным актом согласия... [однако существует] очень большое число материальных прав, защищенных международным правом, которые из-за отсутствия приемлемой юрисдикционной связи с Судом не могут стать предметом его рассмотрения и разрешения. Это не ошибка Суда. Это просто отражение существующего неудовлетворительного состояния международной правовой системы, отражение, как многие считают, отсутствия соответствующей политической воли государств, а не отражение какого-либо из недостатков Суда"*(31).

В истории международных отношений были примеры диаметрально противоположного восприятия государствами обязательной юрисдикции МС ООН. В зависимости от конкретных социально-политических условий представители государства занимали либеральную или консервативную позицию по этому вопросу. Профессор Э. МакУинни проводит интересные параллели между позициями России и Соединенных Штатов Америки по поводу международного правосудия в разные исторические периоды*(32). Представителей науки международного права Российской империи (В.Ф. Малиновского, Л.А. Камаровского и Ф.Ф. Мартенса), выступавших в начале ХХ в. инициаторами создания международных судебных учреждений, сменили на долгое время сторонники провозглашенной А.Я. Вышинским советской научно-правовой доктрины, отрицающей международное правосудие и его правотворческую роль. В период же перестройки советский негативный и охранительный подход был заменен прямо противоположными инициативами М.С. Горбачева по полному использованию международного правосудия в разрешении межгосударственных споров, что выразилось в признании СССР юрисдикции МС ООН по договорам о правах человека*(33).

Кампания по признанию США обязательной юрисдикции вновь учрежденного в 1945 г. МС ООН, начатая идеалистической группой американских юристов (ярким представителем был Ф. Джессоп, впоследствии судья МС ООН), фактически выступала запоздалой реакцией на неприсоединение США в период между двумя мировыми войнами к юрисдикции ППМП. Довоенная позиция оказалась вновь востребованной после принятия противоречивого решения по делу Никарагуа против США*(34), что спровоцировало официальное приостановление признания США обязательной юрисдикции МС ООН.

Таким образом, юрисдикция МС ООН тесно связана не только с согласием на нее государств, но и с той общей социально-политической ситуацией, которая существует в стране в конкретный период.

Восприятие применимого права и в целом РМС затрудняется распространенностью в России позитивизма как типа правопонимания. Однако крайний позитивизм не способен объяснить многие правовые явления, возникающие в судебном разрешении международных споров, в том числе "мягкое право", участие в международных правовых отношениях индивидов, неправительственных организаций, транснациональных корпораций и т.д. МС ООН при формировании собственной правовой позиции часто учитывает ненормативные факторы.

Анализ МС ООН социального контекста можно увидеть на примере консультативного заключения от 8 июля 1996 г., в котором исследовались социальные условия применения государствами ядерного оружия и указывалось на "чрезвычайно сложные вопросы, которые возникают в применении права на использование силы и, прежде всего, права, применимого в вооруженном конфликте в отношении ядерного оружия. Суд полагает, что в данном случае необходимо изучить один из следующих аспектов проблемы, стоящей перед ним, рассмотрев его в более широком контексте. В конечном счете международное право, а с ним стабильность международного порядка, регулировать который оно предназначено, испытывают воздействие продолжающихся разногласий относительно правового статуса оружия столь смертельного, как ядерное. Следовательно, важно положить конец этому положению дел: долго обещанное полное ядерное разоружение кажется наиболее адекватным средством достижения результата"*(35). Разумное сочетание позитивизма с социологическим подходом к праву позволит российским судьям и иным правоприменителям активнее использовать практику МС.

Игнорирование социальных факторов в анализе РМС обусловливает неверное использование либо ошибочное применение международных обычаев. Несмотря на неписаный характер, обычное право регулярно применяется МС при разрешении споров. Мысль об утопичности позитивистского подхода к урегулированию всех международных отношений договорными нормами высказывает член Комиссии международного права ООН М. Вуд. По его мнению, "идеал полностью кодифицированного права, при котором стали бы избыточными нормы обычного международного права, даже если бы он был желательным, далек от реальности... в настоящее время возрождается интерес к формированию норм обычного международного права, который отчасти стимулируется попытками, подчас довольно спорными, внутренних судов заниматься этой проблемой"*(36). Таким образом, национальные суды могут играть важную роль в развитии обычного международного права.

На этом фоне судьи КС РФ, придерживаясь широкого подхода к праву, интуитивно применяют международные обычаи, хотя не используют сам термин. В частности, в определении КС РФ от 19 ноября 2009 г. N 1344-О-Р*(37) фактически установлены объективный и субъективные элементы международной региональной обычной нормы, предусматривающей отмену смертной казни в государствах - членах Совета Европы. В то же время подходы МС ООН к понятию и элементам международного обычая, отсутствующие в тексте данного решения, могли бы оказаться весомым аргументом в пользу сформированной КС РФ правовой позиции по этому делу.

Поскольку международное судопроизводство чаще всего осуществляется в письменной форме, особое внимание уделяется юридической аргументации в РМС. Дефекты аргументации еще более заметны с учетом особенностей юрисдикции МС и волюнтаристского характера современного международного права в целом. Отсутствие в РМС должного обоснования приводило бы к отказу государств обращаться к судебным средствам разрешения международных споров, использованию политических процедур или даже неправовых способов. Детально аргументированная правовая позиция МС более приемлема для проигравшей стороны с точки зрения восстановления международной справедливости или, по крайней мере, в психологическом плане.

Сложившиеся традиции аргументации в РМС конфликтуют со спецификой правовой идеологии в современной России. Не только продолжаются споры о признании РМС источником права, но и сохраняется критическое отношение как к продукту иной идеологической системы. Однако именно господствующая консервативная правовая идеология в правоведении, в том числе в науке международного права, порождает проблемы при проведении международных судебных разбирательств с участием России. Не отвечающие международным реалиям идеологические постулаты нередко вызывают неспособность отечественной правовой системы подготовить юристов, достаточно компетентных для защиты в МС национальных интересов Российской Федерации. Поэтому для участия в международных судебных разбирательствах, как в футболе, России приходится привлекать "легионеров". Например, в решении МС ООН от 1 апреля 2011 г. среди представителей России наряду с 17 российскими специалистами значатся 3 британских, 2 французских и 1 германский советник*(38). Однако такой подход типичен для многих государств. В указанном деле интересы Грузии в МС ООН также представляли английские и американские советники.

Структура РМС тесно увязывается с типом правовой системы отдельного государства. По мнению американского компаративиста К. Осакве, структура судебного решения как элемент методологии права представляет собой один из критериев классификации правовых систем в целом*(39). Важно отметить, что на технику принятия РМС значительное влияние оказала англосаксонская традиция. Следует согласиться с судьей МС ООН М. Шахабуддином (М. Shahabuddeen), который обосновывает прецедентный характер решений МС ООН наличием в них ссылок на предыдущую практику. В связи с этим судья от Гайаны указывает на то, что "ни одна правовая традиция не имеет превосходства по отношению к другой. Каждая система имеет свои преимущества. Нет никакой причины полагать, что у юриста из определенной страны возникают особые трудности в овладении методами аргументации, используемыми Судом. Однако, возможно, юрист, сформированный в традициях общего права, сможет почувствовать себя скорее "как дома" в отношении отчасти необычного обращения Суда к своим предыдущим решениям в процессе установления применимого права"*(40).

Внедрение РМС в национальный правопорядок требует изменения существующих подходов к преподаванию международного права. Признаем верным вывод Р. Дженнингса, сделанный в результате анализа роли МС ООН, о том, что существует "срочная и действительно настоятельная необходимость как можно более широкого распространения среди мыслящих и ответственных людей во всех странах определенной элементарной информации и о праве, и о Суде; одним словом, потребность в элементарном правовом образовании на международном уровне"*(41). Такой вывод справедлив и для российского юридического образования. Внедрение компетентностного подхода дополнительно обусловливает использование методик анализа РМС. При этом применяемый в системе высшего юридического образования традиционный лекционный метод направлен нередко только на формирование базовых знаний о международном праве. Преподаватели нередко ограничиваются простым изложением норм международного права, высказывая свою, единственно верную, точку зрения. Задача студента может сводиться к пересказу позиции. Отсутствие истины, существование конкурирующих правовых аргументов и множественности особых мнений судей МС не исследуются, ведь подобный правовой плюрализм явно диссонирует с господствующими в отечественном юридическом образовании методологическими подходами. Поэтому анализ РМС должен стать важнейшим методом подготовки юристов, формирующим навыки критического мышления и позволяющим решать прикладные задачи.

Можно сформулировать общие выводы.

Во-первых, изучение структуры РМС относится скорее к сфере юридической техники и практики международного права. Вместе с тем анализ таких вопросов ставит большое число фундаментальных проблем современного международного правопорядка, включая основные аспекты формирования и деятельности МС.

Во-вторых, применение РМС российскими правоприменителями требует изменения правовой идеологии и правопонимания. Должны учитываться процессы, происходящие в современной международной системе.

В-третьих, следует решить проблему, связанную с отсутствием перевода РМС на русский язык. В качестве вариантов решения данной проблемы может рассматриваться повышение квалификационных требований в этой части к судьям и персоналу судов, что не сможет не сказаться и на повышении внимания к языковой подготовке в системе юридического образования. Кроме того, возможны перевод ключевых для национального права РМС и их публикация в научных, учебных и ведомственных изданиях.

Bibliography

Abi-Saab G. The International Court as world court // Fifty years of the International Court of Justice: essays in honour of Sir Robert Jennings / ed. by V. Lowe, M. Fitzmaurice. Cambridge; N.Y., 1996.

Bowett D.W. The International Court of Justice. Efficiency of Procedures and Working Methods: Report of the Study Group Established by the British Institute of International and Comparative Law as a Contribution to the UN Decade of International Law / D.W. Bowett, J. Crawford, I. Sinclair, A.D. Watts // International and Comparative Law quarterly. 1996. Vol. 45. Sup. 1.

Casebook Volkerrecht / von W.H. von Heinegg. Munchen, 2005.

Garner D.D. The continuing vitality of the case method in the twenty-first century // Brigham Young University Education and Law Journal. 2000.

Ivanov A. Vystuplenie Predsedatelya Vysshego Arbitrazhnogo Suda RF na Tret'ix senatskix chteniyax v Konstitucionnom Sude RF (19 marta 2010 g.) // Oficial'nyj sajt Vysshego Arbitrazhnogo Suda RF: URL: http://arbitr.ru/press-centr/news/speeches/27369.html.

Jennings R. The internal judicial practice of the International Court of Justice // British Yearbook of International Law. 1988. Vol. 60.

Lauterpacht H. The Development of International Law by the International Court. Cambridge, 2010.

McWhinney E. Judicial settlement of international disputes: jurisdiction, justiciability and judicial lawmaking on the contemporary international court. Dordrecht, 1991.

Mezhdunarodnoe pravo / pod red. K.K. Gasanova. M., 2008.

Osakve K Tipologiya sovremennogo rossijskogo prava na fone pravovoj karty mira // Gosudarstvo i pravo. 2001. N 4.

Posner E.A., Yoo J.C. Judicial Independence in International Tribunals // California law review. 2005. Vol. 93.

Robinson D.R. The Role of Politics in the Election and the Work of Judges of the International Court of Justice // Proceedings of the Annual Meeting (American Society of International Law). 2003. Vol. 97.

Rosenne Sh. The general list of the International Court of Justice // Theory of International Law at the Threshold of the 21st Century: Essays in honour of Krzysztof Skubiszewski / ed. by J. Makarczyk. The Hague; Boston, 1996.

Shahabuddeen M. Precedent in the world court. Cambridge; N.Y., 1996.

Vud M. Formirovanie i svidetel'stva mezhdunarodnogo obychnogo prava // Doklad Komissii mezhdunarodnogo prava. Shest'desyat shestaya sessiya (26 aprelya - 3 iyunya i 4 iyulya - 12 avgusta 2011 g.). N'yu-Jork, 2011.

А.В. Должиков,

кандидат юридических наук, доцент

Алтайского государственного университета (Барнаул)

"Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2012 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ "Система международного правосудия и правопорядок Российской Федерации", проект N 118 11-03-00535а (Новосибирский государственный университет).

*(2) Rosenne Sh. The general list of the International Court of Justice // Theory of International Law at the Threshold of the 21st Century: Essays in honour of Krzysztof Skubiszewski / ed. by J. Makarczyk. The Hague; Boston, 1996. Р. 805-816.

*(3) Ibid.

*(4) Официальный сайт Международного суда ООН: URL: http://www.icj-cij.org/docket/index.php?p1=3.

*(5) Report of the International Court of Justice. General Assembly Official Records Sixty-sixth Session Supplement N 4. N.Y., 2011. P. 45-46 // URL: http://www.icj-cij.org/court/en/reports/report_2010-2011.pdf.

*(6) Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XII. М., 1956. С. 14-47.

*(7) International Criminal Tribunal for the Former Yugoslavia, Appeal Chamber, Judgment of 2 October 1995 (Prosecutor v. Dusko Tadic) // International Legal Material. 1999. Vol. 38. P. 1541.

*(8) Lauterpacht H. The Development of International Law by the International Court. Cambridge, 2010. P. 35.

*(9) Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XII. С. 47-63.

*(10) Posner E.A., Yoo J.C. Judicial Independence in International Tribunals // California law review. 2005. Vol. 93. P. 1, 8, 27.

*(11) Robinson D.R. The Role of Politics in the Election and the Work of Judges of the International Court of Justice // Proceedings of the Annual Meeting (American Society of International Law). 2003. Vol. 97. P. 278.

*(12) URL: http://www.icj-cij.org/court/index.php?p1=1&p2=2&p3=1.

*(13) URL: http://www.icj-cij.org/court/index.php?p1=1&p2=2&p3=1&judge=15.

*(14) URL: http://www.icj-cij.org/court/index.php?p1=1&p2=2&p3=1&judge=158.

*(15) URL: http://www.icj-cij.org/court/index.php?p1=1&p2=2&p3=1&judge=171.

*(16) URL: http://www.un.org/ru/icj/rules.shtml.

*(17) Официальный сайт Конституционного Суда РФ: URL: http://www.ksrf.ru/Info/Judges/Pages/de-fault.aspx.

*(18) URL: http://www.icj-cij.org/docket/index.php?p1=3.

*(19) Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного Суда, 1948-1991 годы. Нью-Йорк, 1993; Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного Суда, 1997-2002 годы. Нью-Йорк, 2006.

*(20) Международное право / под ред. К.К. Гасанова. М., 2008. С. 328-331.

*(21) Casebook Volkerrecht / von W.H. von Heinegg. Munchen, 2005.

*(22) Об утверждении и введении в действие федерального государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования по направлению подготовки 030900 "Юриспруденция" (квалификация (степень) - бакалавр): приказ Министерства образования и науки РФ от 4 мая 2010 г. N 464 // Бюл. нормат. актов федеральных органов исполнительной власти. 2010. N 26.

*(23) Bowett D.W. The International Court of Justice. Efficiency of Procedures and Working Methods: Report of the Study Group Established by the British Institute of International and Comparative Law as a Contribution to the UN Decade of International Law / D.W. Bowett, J. Crawford, I. Sinclair, A.D. Watts // International and Comparative Law quarterly. 1996. Vol. 45. Sup. 1. P. 1-32.

*(24) International Court of Justice, Judgment of 3 February 2012, Jurisdictional immunities of the state (Germany v. Italy: Greece intervening) // URL: http://www.icj-cij.org/docket/files/143/16883.pdf.

*(25) Garner D.D. The continuing vitality of the case method in the twenty-first century // Brigham Young University Education and Law Journal. 2000. P. 337.

*(26) Иванов А. Выступление Председателя Высшего Арбитражного Суда РФ на Третьих сенатских чтениях в Конституционном Суде РФ (19 марта 2010 г.) // Официальный сайт Высшего Арбитражного Суда РФ: URL: http://arbitr.ru/press-centr/news/speeches/27369.html.

*(27) Permanent Court of International Justice Reports. 1923. Ser. B. N 5. P. 27 // URL: http://www.icj-cij.org/pcij/serie_B/B_05/Statut_de_la_Carelie_orientale_A vis_consultatif.pdf.

*(28) URL: http://www.icj-cij.org/jurisdiction/index.php?p1=5&p2=1&p3=4.

*(29) Report of the International Court of Justice. General Assembly Official Records Sixty-sixth Session Supplement N 4.

*(30) Abi-Saab G. The International Court as world court // Fifty years of the International Court of Justice: essays in honour of Sir Robert Jennings / ed. by V. Lowe, M. Fitzmaurice. Cambridge; N.Y., 1996. P. 6.

*(31) International Court of Justice, Order of 13 September 1993 (Further Requests for the Indication of Provisional Measures), Case concerning application of the Convention on the prevention and punishment of the crime of genocide (Bosnia and Herzegovina v. Yugoslavia (Serbia and Montenegro) // I.C.J. Reports. 1993. P. 412-413.

*(32) McWhinney E. Judicial settlement of international disputes: jurisdiction, justiciability and judicial law-making on the contemporary international court. Dordrecht, 1991. P. 2-4, 6, 12.

*(33) О снятии сделанных ранее оговорок СССР о непризнании обязательной юрисдикции Международного суда ООН по спорам о толковании и применении ряда международных договоров: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 февраля 1989 г. N 10125-XI // Ведомости Верховного Совета СССР. 1989. N 11. Ст. 79.

*(34) International Court of Justice, Judgment of 27 June 1986 (Merits), Case concerning Military and Paramilitary Activities in and against Nicaragua (Nicaragua v. United States of America) // I.C.J. Reports. 1986. P. 14.

*(35) International Court of Justice, Advisory Opinion of 8 July 1996, Legality of the Threat or Use of Nuclear Weapons // I.C.J. Reports. 1996. P. 226.

*(36) Вуд М. Формирование и свидетельства международного обычного права // Доклад Комиссии международного права. Шестьдесят шестая сессия (26 апреля - 3 июня и 4 июля - 12 августа 2011 г.). Нью-Йорк, 2011. С. 365.

*(37) СЗ РФ. 2009. N 48. Ст. 5867.

*(38) International Court of Justice, Judgment of 1 April 2011, Preliminary Objections, Case concerning application of the International Convention on the elimination of all forms of racial discrimination (Georgia v. Russian Federation) // URL: http://www.icj-cij.org/docket/files/140/16398.pdf.

*(39) Осакве К. Типология современного российского права на фоне правовой карты мира // Государство и право. 2001. N 4. С. 15.

*(40) Shahabuddeen M. Precedent in the world court. Cambridge; N.Y., 1996. P. 2.

*(41) Jennings R. The internal judicial practice of the International Court of Justice // British Yearbook of International Law. 1988. Vol. 60. P. 31.