Процессуальный статус прокурора в уголовном судопроизводстве (А. Пиюк, "Законность", N 6, июнь 2012 г.)

Процессуальный статус прокурора в уголовном судопроизводстве

С момента принятия УПК РФ не прекращаются споры по поводу функций и полномочий, которые реализуют субъекты уголовного судопроизводства, наделённые государственно-властными полномочиями. Как известно, ч. 2 ст. 15 УПК устанавливает, что функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела не могут быть возложены на один и тот же орган либо одно и то же должностное лицо.

Прокурор отнесён к стороне обвинения, а ст. 37 УПК, закрепляющая его полномочия в уголовном процессе, находится в гл. 6, посвящённой регламентации деятельности участников судопроизводства со стороны обвинения. При этом очевидно, что прокурор, помимо функции обвинения, выполняет ещё и функцию надзора за органами предварительного расследования, за законностью и обоснованностью ограничения прав и свобод лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве, что прямо установлено ч. 1 ст. 37 УПК.

Бесспорно, что в России прокурор - это не тот обвинитель, который действует в англо-американском судопроизводстве, стремясь с помощью своего красноречия и знания судебных прецедентов выиграть "состязание" с адвокатом-защитником. Согласно ч. 2 ст. 37 УПК прокурор, помимо прочего, уполномочен (более удачной представляется формулировка "обязан") проверять исполнение требований федерального закона при приёме, регистрации и разрешении сообщений о преступлениях; требовать от органов дознания и следственных органов устранения нарушений федерального законодательства, допущенных в ходе дознания или предварительного следствия; отстранять дознавателя от расследования, если им допущено нарушение требований УПК; возвращать уголовное дело дознавателю, следователю со своими письменными указаниями о производстве дополнительного расследования, об изменении объёма обвинения либо квалификации действий обвиняемых. Согласно ч. 3 этой же статьи прокурор в ходе судебного производства по уголовному делу поддерживает государственное обвинение, обеспечивая его законность и обоснованность, а ч. 4 ст. 37 УПК предоставляет ему право в порядке и по основаниям, которые установлены УПК, отказаться от осуществления уголовного преследования, но не просто так, а с обязательным указанием мотивов своего решения. Конструкция этой статьи ориентирована на установление фактических обстоятельств, а не на то, чтобы "любой ценой выиграть процессуальный спор", что не может не приветствоваться.

В период после принятия УПК отмечалось, что принцип разделения процессуальных функций и возложение их на различные органы не соответствует объективным реалиям и основан на доктринальных воззрениях отдельных, хотя и очень авторитетных, правоведов прошлого*(1).

Это мнение представляется верным. М. Строгович, чья докторская диссертация "Природа советского уголовного процесса и принцип состязательности" была опубликована в СССР в период массовых репрессий 1939 г., определял состязательность как такое построение судебного разбирательства, где обвинение отделено от суда, решающего дело, и в котором обвинение и защита осуществляются сторонами, наделёнными равными правами для отстаивания своих утверждений и оспаривания утверждений противной стороны*(2). Он же в своей хрестоматийной работе "Курс советского уголовного процесса" также выделял в деятельности участников уголовного судопроизводства те же три функции - обвинения, защиты и разрешения дела*(3).

Как известно, российский уголовный процесс относится к романо-германской правовой семье. Структурной особенностью этого типа процесса является наличие досудебной стадии предварительного расследования, на которой, с соблюдением установленной процессуальной формы, происходит собирание доказательств для последующей их проверки и оценки в судебном заседании сторонами - обвинителем, защитником и судом. В противоположность ему досудебные стадии англо-американского судопроизводства служат лишь для выявления источников доказательств, субъектами уголовно-процессуальной деятельности выявляются свидетели, собираются предметы и документы и т.д. Информация, которую несут в себе эти источники, извлекается и облекается в форму доказательств лишь в суде, с участием тех же субъектов и суда, разрешающего дело.

Очевидно также, что защита как отдельная функция появляется не только при выдвижении формального обвинения, но и в случае появления фигуры подозреваемого и в случае применения к такому лицу каких-либо мер принуждения. Представляется, что лишь с этого момента можно ставить вопрос о наличии в уголовном судопроизводстве сторон, тогда как этап первоначального сбора информации о преступлении всегда, в любой стране, независимо от типа её правовой системы, носит линейный характер, никакого "треугольника процесса" до момента, когда будет собрана достаточная совокупность сведений о совершённом деянии и появится лицо, подозреваемое в его совершении, нет и быть не может в принципе. Если утверждать обратное, тогда логично, чтобы лицо, совершившее преступление (либо просто лицо, которое может быть заподозрено в нём), сразу же после своего реального либо предполагаемого деяния также начинало собирать оправдывающие себя сведения, что выглядит нонсенсом. Орган либо должностное лицо государства (полицейский префект, судебный следователь, следственный судья и т.д.) во всех странах, собрав первоначальный объём информации, определяет судьбу дела, виды решений при этом могут быть различными.

Известно, что процессуальной наукой иных стран континентального типа уголовного процесса не приветствуется теория разделения процессуальных функций субъектов процесса на обвинение, защиту и разрешение дела. Во Французской Республике, к примеру, с момента рецепции основных положений английского процесса, господствует не "теория разделения процессуальных функций", а теория "отделения друг от друга различных государственных функций при осуществлении правосудия". Суть её в том, что следует отделять друг от друга собственно уголовное преследование (осуществляется прокуратурой), следственные юрисдикции, в том числе и правомочие по принятию решения по расследуемому делу (осуществляются следственным судьёй), и собственно судебные полномочия (осуществляются судами). Результатом этого служит то, что следственный судья либо суд не вправе приступать к собиранию доказательств (расследованию) либо к рассмотрению дела без инициативы прокурора, сам же прокурор не вправе принимать решение о прекращении расследования либо прекращении производства по делу, ибо это прерогатива судебных органов. При этом во французском уголовном процессе незыблемым постулатом является положение, согласно которому функция защиты осуществляется не только обвиняемым (подозреваемым) и его защитником. УПК Франции традиционно во всех редакциях все годы его существования ещё со времён Наполеона Бонапарта требует, чтобы все государственные лица, будь то прокурор, будь то следственный либо иной судья, выявляли все как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого (подсудимого) обстоятельства. Участие защитника при этом традиционно рассматривается в качестве дополнительной необходимой гарантии прав личности, поскольку, в отличие от иных, государственных участников уголовного судопроизводства, других обязанностей, кроме осуществления защиты обвиняемого, у него нет. Аналогичным образом решаются эти же вопросы в уголовно-процессуальных законах других государств с континентальной организацией судопроизводства, именно так, без каких-либо изъятий, смотрел на фигуры прокурора и следователя до недавнего времени и российский законодатель.

Интересно, что тот же М. Строгович указывал, что в деятельности следователя (также относимого нынешним УПК к стороне обвинения без каких-либо изъятий) сочетаются все три основные процессуальные функции - уголовное преследование, или обвинение, защита и разрешение дела, которые позднее, при рассмотрении дела судом, распределяются между различными субъектами процесса - прокурором, защитником (подсудимым), судом. Он же указывал, что функции обвинения и защиты могут быть выделены в действиях следователя лишь с момента предъявления обвинения*(4).

Мы далеки от мнения о том, что если в УПК какие-то положения формально не закреплены, то на участника судопроизводства, тем более действующего от имени государства, не возлагается каких-либо обязанностей, органично следующих из осуществляемой им деятельности. Чтобы что-то доказать, надо опровергнуть противоположный тезис. И это тоже не постулат лишь уголовно-процессуальной науки, это положение следует из логики, и оно правильно для всех отраслей человеческой деятельности. Орган расследования (полицейский, дознаватель, коронёр и т.д.) в большинстве случаев приступает к расследованию не тогда, когда есть подозреваемый, а тогда, когда есть признаки преступления. Собирая первоначальный материал, лицо, производящее первоначальные действия (розыск), может установить, к примеру, что преступления не было вообще или деяние совершил гражданин, не являющийся субъектом этого преступления (не достигший, к примеру, возраста привлечения к уголовной ответственности), либо гражданин действовал правомерно (например, в состоянии крайней необходимости или необходимой обороны) и т.д. Как же должно действовать в этой ситуации лицо, собравшее первоначальный материал, - неужели оно может утаить какие-либо обстоятельства, влияющие на направление судопроизводства? Ни в одной процессуальной системе цивилизованного государства законодатель не предоставляет такого права, уголовные законодательства государств, независимо от типа конструкции процесса, относят подобные действия к должностным преступлениям. Тогда, может быть, собрав достаточно данных для предъявления обвинения, орган предварительного расследования с этого момента должен быть отнесён к стороне обвинения? На этот вопрос, в принципе, можно вслед за М. Строговичем дать утвердительный ответ, но он будет содержать существенную "натяжку" - ведь и после предъявления обвинения уголовный закон не допускает возможности утаивать доказательства, свидетельствующие в пользу обвиняемого, не делая никаких различий по этому поводу. В уголовном процессе континентального типа собирание доказательств производится путём производства следственных действий, осуществляемых должностным лицом государственного органа, причём процессуальным законом предписывается фиксировать всю доказательственную информацию. Собирая же доказательства, зачастую трудно предвидеть, что может быть обнаружено.

Абсолютно то же относится к прокурору. Поручая от своего имени поддерживать обвинение в суде, государство, если, конечно, оно "разумное", "правовое", предполагает, что осуществлять эту государственную функцию, функцию власти, лицо, которому она поручена, будет надлежащим образом, объективно и всесторонне, чтобы не только эффективно бороться с преступностью, но и не применять меры уголовной репрессии к невиновному. Вопрос решается именно так, поскольку расследование преступлений и поддержание обвинения - государственные функции, осуществляемые в интересах всего общества. Как известно, процессуальные нормы любого государства независимо от типа его процесса содержат также и правила о прекращении уголовного преследования, закрепляют право граждан на реабилитацию, на получение материального и морального возмещения в связи с необоснованным обвинением.

Конечно же, проблема смешения функций в деятельности органа (должностного лица), поддерживающего обвинение, действительно существует, причём она носит системный характер. Следует она прежде всего из области психологии. Как известно, ещё К. Маркс указывал на сложность сочетания видов деятельности, имеющих противоположную направленность, поскольку это противоречит психологическим законам. Действительно, перестроиться, изменить свою точку зрения чрезвычайно сложно, труднее всего человек расстаётся, как известно, со своими убеждениями и заблуждениями.

Однако всё изложенное не значит, что познающего следует освободить от обязанности производить познание объективно. Независимо от того, к какой стороне декларативно отнесены должностные лица органов уголовного преследования, они должны надлежащим образом, в соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона, а также в соответствии с нормами морали и нравственности осуществлять порученную им деятельность, объективно и беспристрастно собирать, а затем исследовать и оценивать доказательства. Защитник, при современном положении уголовного судопроизводства России, - не альтернатива прокурору и следователю, ставить положение подсудимого (обвиняемого) в зависимость от профессиональных и нравственных качеств лишь одной стороны судебного разбирательства недопустимо.

Как известно, Концепцией судебной реформы, внесённой на рассмотрение Верховного Совета Президентом РСФСР ещё в 1991 г., помимо прочих, в числе основных называлась задача эффективной защиты прав личности и искоренения обвинительного уклона.

Интересно, что ст. 6 УПК РФ назначением уголовного судопроизводства называет лишь защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, а также защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод, не упоминая об интересах государства и общества по обеспечению правопорядка. Однако даже в ст. 211 УПК РСФСР, действовавшего в иную историческую эпоху и закреплявшего, как принято считать, иные приоритеты, было установлено, что прокурор, помимо привлечения к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении преступлений, обязан "строго следить за тем, чтобы ни один гражданин не подвергся незаконному и необоснованному привлечению к уголовной ответственности или иному незаконному ограничению в правах". Представляется, что и в действующем уголовно-процессуальном законе подобная формулировка не была бы лишней.

А. Пиюк,

судья Нижневартовского городского суда

Тюменской области, кандидат юридических наук

"Законность", N 6, июнь 2012 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., напр.: Головко Л.В. Новый УПК Российской Федерации в контексте сравнительного уголовно-процессуального права. - Государство и право, 2002, N 5, с. 52.

*(2) См.: Строгович М.С. Природа советского уголовного процесса и принцип состязательности. М., 1939, с. 49.

*(3) См.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М.: Наука, с. 189.

*(4) См.: Там же, с. 226.