Основные концепции международного права и проблема обеспечения устойчивости глобального развития (Е.Т. Байльдинов, "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2011 г.)

Основные концепции международного права и проблема обеспечения устойчивости глобального развития

Рассматриваются основные концепции международного права. Автор приходит к выводу, что способствовать устойчивости глобального развития может только такой международный правопорядок, в основе которого лежит интегративный подход в понимании сущности международного права.

Понимание устойчивого развития как динамического состояния всеобщей гармонии общественных отношений значительно расширяет горизонты правопонимания, а вместе с ним и понимания сущности международного права. Устойчивость глобального развития (или глобальная устойчивость) предполагает гармонию интересов не только государств на международной арене, но и негосударственных субъектов, вступающих в различные международные отношения, а также социальный баланс внутри стран. Поэтому, чтобы сформировать новый, стабильный и более справедливый мировой порядок, необходимо глубже понять или даже иначе взглянуть на суть международного права и его возможности по регулированию международных отношений. С этой целью следует, очевидно, проанализировать концепции международного права на предмет возможностей правового обеспечения глобального устойчивого развития и попытаться определить новые доктринальные подходы в совершенствовании правовых механизмов, способных эффективно регулировать в интересах всего человечества любые общественные отношения, возникающие в рамках глобальной системы.

Рассмотрим наиболее заметные, на наш взгляд, международно-правовые концепции и их влияние на международно-правовую практику и международные отношения в целом*(1).

Современные международно-правовые доктрины весьма разнообразны, и их можно классифицировать по самому широкому спектру параметров, включая степень соответствия действительности. Они отражают не только взгляды ведущих ученых-международников, но и официальные доктрины некоторых государств, определяющих сегодня тенденции мирового развития.

Классическая школа международно-правовой мысли зародилась в конце XIX в. и исходит из позиции нейтральности и аполитичности международного права. По мнению ее представителей, международное право, основная цель которого - защита международной справедливости и законности, формируется и развивается из международных обычаев, а также благодаря правотворческой деятельности независимых международных арбитражных институтов и должно отражать, таким образом, наиболее общие интересы субъектов международного права: уважение суверенитета, безопасность, сотрудничество, добросовестное исполнение обязательств и т.д.

Классическая школа международного права в качестве своих идейных источников опирается на естественно-правовую теорию (Ф. де Витториа, И. Кант, Дж. Локк и др.), эклектическое (гроцианское) понимание международного права (Г. Гроций, К. фон Вольф, Э. Ваттель), раннепозитивистскую концепцию международного права, а также социологическое и психологическое направления общеправовой науки. К примеру, в работе "Три книги о праве войны и мира" (1625 г.) Г. Гроций, основываясь на Библии и концепции св. Августина о справедливой войне, утверждал, что нации, как и люди, должны подчиняться универсальным принципам, основанным на морали и божественной справедливости. Межгосударственные отношения, по Гроцию, должны базироваться на праве народов, jus gentium, формируемом с учетом общего согласия всего сообщества наций и принципа pacta sunt servanda. В свою очередь К. фон Вольф считал необходимой трансформацию международного сообщества в мировое супергосударство (civitas maxima), которое будет обладать соответствующей юрисдикцией над входящими в него государствами. Э. де Ваттель такую мысль не поддержал, а предложил идею равноправия государств, что провозглашалось укрепившейся в XVIII в. естественноправовой теорией. В работе "Le droit des gens" ("Право людей") он предполагал, что право наций построено на обычаях и законах, с одной стороны, и естественном праве - с другой.

Таким образом, идеи моральной природы права, в частности международного (естественное право), подчинения принимаемых государственных законов (санкционируемых государством обычаев) естественному праву и основанному на нем международному праву, а также его надлежащего обеспечения международными независимыми институтами, обладающими наднациональной юрисдикцией, владели умами классиков международно-правовой мысли. В течение XVII в. базовые положения гроцианской (эклектической) школы, в особенности доктрины юридического равенства государств, территориального суверенитета, независимости государств, стали фундаментальными принципами европейской политико-правовой системы и были закреплены Вестфальским мирным трактатом 1648 г.

Раннепозитивистским направлением классической международно-правовой мысли акцент делался на важности обычаев и договоров как источников международного права. Представитель этой школы А. Джентили использовал исторические примеры в доказательство того, что позитивное право (jus voluntarium) создается общим соглашением (при санкционировании обычая в качестве правовой нормы или при заключении договора). Другой сторонник данного направления Р. Зуш высказал аналогичные взгляды в учебнике международного права (1650 г.). Корнелиус ван Бинкершоек утверждал, что основой международного права являются обычаи и договоры, признанные в целом многими государствами. Джон Якоб Мозер говорил о важности практики государств как источника международно-правовых норм, т.е. придерживался социологического правопонимания. Георг Фридрих фон Мартенс издал первый систематический учебник международного права "Precis du droit des gens moderne de l'Europe" ("Конспект современного права народов Европы") в духе позитивистской теории. Другими словами, раннепозитивистское направление отражало сущность международного права как выразителя общей воли государств, поскольку и международные обычаи, и международные договоры есть воплощение в правовых нормах общих интересов государств. С этой точки зрения можно сказать, что раннепозитивистское понимание международного права также отражает необходимость гармонизации интересов взаимодействующих на международной арене стран.

В XIX в. теория юридического позитивизма становится доминирующей благодаря росту национализма в политике государств и популярности гегельянской философии. С определенного времени позитивизм сузил понимание и применение международного права. Кроме того, позитивистское правопонимание способствовало тому, что рациональность стала ставиться выше морали и нравственности. Венский конгресс 1815 г. формально признал сложившуюся в условиях Европы того времени политическую и международно-правовую реальность, основываясь на позитивистских позициях. Позднее на базе позитивизма была развита концепция реализма в международном праве.

Российская классическая школа международно-правовой мысли представлена трудами В.Ф. Малиновского, Л.А. Комаровского, Л.И. Петражицкого, П.Е. Казанского, Н.А. Безобразова, Ф.Ф. Мартенса, Д.И. Каченовского, A.Н. Стоянова, В.П. Даневского, В.А. Незабитовского и др. К примеру, B.Ф. Малиновский считал, что народы, подобно подданным одной державы, должны следовать непременным правилам. Предлагалось создать общий союз Европы со своими законами и органом контроля за их соблюдением государствами. В.П. Даневский, напротив, доказывал несовместимость с международным правом проектов создания надгосударственной власти. Л.А. Комаровский, как и Л.И. Петражицкий, исходил из психологического правопонимания, считая подлинным источником международного права правосознание наиболее образованной части общества*(2). Ф.Ф. Мартенс придерживался смешанного (естественно-правового, позитивистского и социологического) подхода в понимании международного права, полагая, что в основе всех правовых отношений лежит сама жизнь. Международное право только тогда обретет прочный фундамент, "когда естественные и исторические законы развития народов будут выяснены". Серьезное значение придавалось таким факторам, как мораль, справедливость, посредством которых должно формироваться международное право*(3).

Современные школы международного права берут свое начало не только в общеправовых теориях, но и в области политической науки и теории международных отношений*(4). К ним можно отнести, например, позитивизм, реализм, либерализм, институциональную теорию, конструктивизм и другие концепции. Эти школы, используя метод междисциплинарного подхода (соотношение международных отношений и международного права), изучают содержание юридических норм и институтов, пытаясь объяснить, почему и как они сформировались, а также насколько они эффективны и легитимны*(5). Данные направления теоретической мысли заставили некоторых ученых пересмотреть свои взгляды на международное право*(6). Анализ показывает, что все эти концепции так или иначе представляют собой различные интегративные модификации и комбинации, построенные на базе классических правовых и политических теорий. Так, в основе современного юридического реализма лежат социологическая, психологическая, позитивистская правовые теории, а также представляющие международно-политическую науку теория политического реализма и марксистская теория международных отношений. На формирование либералистского направления в международно-правовой науке оказали влияние естественно-правовая теория, социологическая теория права, идеалистическая парадигма международно-политической науки и др. Институционалистская теория сформировалась на базе юридического позитивизма, политического реализма и социологического подхода в праве. Таким образом, в любой современной концепции международного права можно обнаружить "гены" классической школы, причем по линии как общей теории права, так и теории международных отношений. В этом смысле представляется совершенно справедливым высказывание А.-М. Слотер относительно того, что "международное право и международные отношения необходимо изучать во взаимном контексте как интегрированную теорию международных отношений и международного права"*(7).

Современный юридический позитивизм рассматривает международное право как объединенную систему правил, формируемых в соответствии с интересами государств. С точки зрения его представителей, международное право есть "объективная" реальность, которую необходимо отличать от собственно права, каким оно должно быть на самом деле. Другими словами, "международное право не есть в буквальном смысле право, поскольку право может быть только твердым, мягкого же права быть не может"*(8). Таким образом, современный юридический позитивизм исходит из нигилистического понимания международного права, что, конечно, не может способствовать устойчивости глобального развития.

Юридический реализм (legal realism), основоположником которого принято считать Р. Иеринга, отталкивается от того, что в анархической международной системе государства поставлены в условия постоянной борьбы за выживание, что вынуждает их максимизировать свою относительную силу для обеспечения существования, безопасности и защиты территории. В связи с этим "поведение государств на международной арене мотивируется стремлением к собственному усилению и обеспечению своих жизненных интересов, а вовсе не целью соблюдения нормативных обязательств"*(9). Следуя такому направлению, государства признают и создают только те нормы международного права, которые позволяют им либо увеличить свою мощь, de facto подчиняя более слабые государства, либо свободно нарушать такие нормы, когда это им выгодно*(10). Согласно данным взглядам международное право является лишь инструментом в достижении политических целей и не может влиять на независимое поведение государств и их мощь. Следовательно, с позиций реализма международное право есть "непрочная совокупность обязательств, которые могут быть в любое время нарушены"*(11).

В рамках реалистического подхода некоторые ученые предложили теорию контроля за исполнением (enforcement theory), в соответствии с которой нормы международного права эффективны настолько, насколько они "ясны, способствуют эффективности мониторинга их исполнения и институционализируют коллективные процедуры наказания за их нарушения и тем самым повышают эффект устрашения и принуждения, что в конечном итоге позволяет сохранять стабильный баланс силы"*(12). Таким образом, реалисты придают значение взаимному контролю и санкциям в международном праве. В связи с этим Морроу, к примеру, отмечает: "Современная международная политика в целом признает отсутствие власти над нацией-государством. Соглашения между государствами будут соблюдаться только в том случае, если государства сами согласятся на это. Взаимность в этом случае выступает основным инструментом соблюдения соглашений в международной политике. Наблюдение за соблюдением соглашений отдано в руки самих участников соглашений. Стороны, чьи интересы нарушены несоблюдением соглашений, вправе ответить на это возмездными санкциями. Угроза взаимных санкций может быть достаточным устрашением для предупреждения нарушений, и именно таким образом может быть обеспечена реализация соглашений в международной политике"*(13). "Международное право может исполняться и быть эффективным. Успешное соблюдение права в отношениях между государствами возможно либо тогда, когда сами государства хотят жить в соответствии со своими международно-правовыми обязательствами, несмотря на то, что делают другие государства, либо тогда, когда они не хотят взаимного нарушения международно-правовых норм со стороны своих партнеров"*(14). Представители структурного реализма (structural realism) считают: безопасность государства обеспечивается преимуществами, имеющимися у него перед другими государствами. Поскольку все страны имеют разные возможности обеспечения своей безопасности, то преимущества более мощных государств оборачиваются проигрышем более слабых, и в результате любое международное взаимодействие происходит в пользу сильнейших государств мира. Следовательно, международное право является отражением интересов именно этих государств (K. Waltz, S. Krasner и др.).

Направление критической юриспруденции (critical legal studies) появилось в Америке в 1970-х гг. как одно из ответвлений юридического реализма. Оно существует по сей день как метод анализа международного права с глубоко теоретических позиций*(15). Данная теория исходит из того, что природа международного права ограничена, поскольку она выражается через юридический язык международных договоров, который уклончив, запутан, оперирует полунамеками и в свою очередь определяется политико-силовыми интересами государства*(16). Представители школы критической юриспруденции, осознавая политическую ангажированность международного права, считают, что универсальное международное право невозможно*(17). Однако в отличие от школы критической юриспруденции более глубоким анализом юридического языка в силу своей специфики занимаются как раз иные концепции международного права (феминизм, культурный релятивизм и т.д.)*(18). Таким образом, реалистическое понимание международного права мало согласуется с идеей устойчивости глобального развития.

В западной международно-правовой доктрине значительное развитие получила теория институционализма (inslilulionalism), возникшая в начале XX в. Представители данной школы (У. Лэдд, У. Шукинг, Дж. Лоример, Х. Суганами, Г. Кларк, Л. Сон, Д. Рош и др.), в отличие от реалистов, считают, что эффективный международный правопорядок возможен при наличии достаточно правомочных и дееспособных международных институтов, призванных обеспечивать международное право. М. Виралли, к примеру, придерживается позиции, согласно которой средством "сохранения основополагающей структуры международного сообщества, разделенного на суверенные государства, должна быть универсальная международная организация"*(19). В рамках институциональной теории в 60-е гг. Г. Кларк и Л. Сон предложили концепцию всемирного права, обеспечиваемого всемирным государством*(20).

Все концепции, существующие в рамках институциональной теории, можно условно разделить на три основные группы: демократического конфедерализма, федерализма и социального интернационализма. Эти концепции по своей сути представляют лишь различные стадии реализации одной и той же идеи.

К. Николаидис и Г. Шеффер в пределах институционализма, анализируя различные теории глобального управления (global administrative law и др.), выдвинули концепцию транснациональных режимов взаимного признания*(21). Вместо создания всемирного государства авторы выступают за учреждение управляемых транснациональных режимов в рамках совокупности международных институтов, формирующих пространство глобальной административной системы и глобального административного права. Идея горизонтальных, трансправительственных, взаимно признаваемых участвующими государствами режимов позволила ученым называть данную систему глобального управления "транснациональным административным правом" и "транснациональным управлением".

Внутри институционализма в качестве самостоятельной системы выдвинута также теория наднационального уголовного права*(22). Сторонники ее считают, что на такие опасные международные преступные деяния, как военные преступления, преступления против человечества и геноцид, необходимо распространить наднациональную юрисдикцию системы независимых международных институтов без каких-либо иммунитетов, причем не только непосредственно в сфере международного судопроизводства, но и в области исполнения наказания.

Представители социологической юриспруденции (sociological jurisprudence) являются своего рода оппонентами сторонников реалистических взглядов и в целом считают, что на формирование и эффективность норм международного права влияют экономические, политические, прочие отношения, а также культура, менталитет, ценности, психология лиц, принимающих решения. Рассмотрим некоторые из направлений социологического подхода в международно-правовой науке.

Теория рационального выбора и теория игр (rational choice and game theory) предполагают применение в анализе международного права экономических теорий с целью придать правовому регулированию наибольшую эффективность. Как известно, экономика есть наука, изучающая возможности рациональной комбинации ограниченных ресурсов для получения максимальных выгод, причем как в условиях рыночных механизмов, так и во внерыночных отношениях*(23). Теория рационального выбора заключается в следующем предположении: индивидуальные акторы ведут себя так, чтобы максимизировать свои выгоды*(24). Большинство используемых здесь экономических теорий относятся к неоклассической традиционной экономической школе, например теория ценообразования, согласно которой оценивается эффективность стратегического взаимодействия между субъектами международного права (международных отношений)*(25). В соответствии с экономической теорией трансакционных издержек анализируется эффективность заключения и реализации международных договоров на всех стадиях этого процесса, включая стадию контроля за их исполнением. При помощи теории игр можно выявить отрицательные последствия поведения акторов при преследовании ими цели максимизации своих выгод*(26). Экономические теории используются при анализе нерыночных отношений в качестве инструментов для описания и оценки норм права (международно-правовые нормы тестируются на экономическую эффективность*(27)), а также для обоснования изменений права. Данный подход побуждает к принятию правовых норм, способствующих максимизации благ.

Одним из направлений социологической юриспруденции, получивших широкое распространение в западной международно-правовой доктрине, можно назвать теорию транснационального права американского юриста-международника Ф. Джессапа. Он определяет транснациональное право как совокупность правовых норм, регулирующих международные отношения с участием разнородных субъектов (государств, международных организаций, корпораций, индивидов) и включающих, таким образом, нормы как международного публичного, так и частного права*(28).

Взгляды Ф. Джессапа были в дальнейшем развиты представителями школы юридического плюрализма, считавшими, что на общемировом социальном пространстве сосуществуют разнородные правовые системы, взаимодействующие между собой через границы. Среди ответвлений теории Ф. Джессапа - концепция транснационального юридического процесса Г. Коха, объясняющая поведение разнородных акторов международных отношений при создании, толковании и реализации ими норм транснационального права*(29).

Необходимость эффективного глобального управления и обеспечения устойчивого развития (в эколого-экономическом смысле этого понятия) заставила научное сообщество пересмотреть все концепции в социально-экономической, политической и правовой сферах. К примеру, немецкий ученый Кристоф Эберхард считает, что при выработке справедливого мирового порядка необходимо учитывать межкультурные аспекты, которые серьезно повлияли на классическое понимание верховенства права в международных отношениях. Межкультурные связи долгое время игнорировались. Более того, в современных дебатах о глобальном управлении и устойчивом развитии в действительности их не берут во внимание, а говорят о "хорошем управлении" в западном понимании данного термина. Автор выдвигает идею такой теории права (международного права), которая бы учитывала межкультурные факторы в правотворчестве и правоприменении*(30).

Представители теории плюрализма ценностей (Исайя Берлин и др.) исходят из того, что международное право во многом определяется культурными ценностями разных народов. В связи с этим международное право необходимо изучать в контексте таких наук, как антропология, социология, теория международных отношений, моральная и политическая философия.

Одним из заметных направлений научной мысли стала интегрированная теория международного права и международных отношений, ярким представителем которой является американский ученый-международник А.-М. Слотер, считающая, что международное право и международная политика "сожительствуют" в одном и том же концептуальном пространстве. "Вместе они составляют правила и реальность "международной системы", т.е. ту интеллектуальную конструкцию, которую используют и юристы, и политологи, и политики для описания мира, которым они пытаются манипулировать. Поэтому... мало смысла в том, чтобы изучать эти науки порознь"*(31).

Попытки объединить международное право и международные отношения в рамках единой теории осуществлялись в нескольких направлениях. Майерс Макдугал и Харольд Лассвелл, прародители международно-правового течения, условно называемого New Haven Approach, использовали теорию внутренней политики и внутреннего права для переосмысления природы и определения международного права. Школа международного юридического процесса изучает фактическое влияние международных юридических правил (норм) на международные политические процессы. Ее задача - определить, насколько международное право "придает форму поведению наций"*(32). Обе школы развились на волне роста влияния реализма, устанавливающего жесткий кодекс поведения в период "холодной войны" и презирающего опасный морализм международного права.

Школа международного юридического процесса (international legal process) исследует международное право с точки зрения его практического применения и функционирования в рамках международной политики, а также ищет способы его улучшения*(33). "Данный метод концентрируется не столько на создании правил и их содержании, сколько на том, как международно-правовые нормы в действительности исполняются творцами внешней политики"*(34). "Данное направление развилось из недр классической школы международного права как ответ реалистам"*(35), которые осознали с началом "холодной войны", какую незначительную роль играет международное право в международных делах. Эта концепция была выдвинута в 1968 г. Чейесом, Хенкином, Эрлихом и Ловенфельданом, которые адаптировали американский метод юридического процесса к международно-правовым нормам*(36). МЮП предлагает формальные и неформальные пути реализации международно-правовых норм с помощью внешнеполитических ведомств*(37). Подобный подход позволяет также оценить степень вины должностных лиц, ответственных за злоупотребления в международных конфликтах*(38). Хотя сторонники МЮП и осознают, что международное право не в состоянии заставить политиков его соблюдать, они считают, что международное право должно служить средством воздействия, осуждения, принуждения и организации поведения государств*(39). Критика МЮП со стороны других школ социологической юриспруденции стала причиной появления "нового МЮП"*(40), который включает анализ как собственно норм, так и ценностей соответствующих обществ. В отличие от американской правовой системы, данный метод рассматривает ценности не только западного мира, но и других народов*(41). "Новый МЮП" уникален по своей гибкости в приспособлении к изменению ценностей, а также в смысле принятия будущих решений по изменению правовых стандартов с течением времени.

New Haven Approach - политически ориентированное направление в международном праве, представленное Маерсом С. Макдугалом и Харольдом Д. Лассвеллом*(42). Его интеллектуальные основы лежат в социологической юриспруденции Роскоу Паунда и в реформистских амбициях американских представителей юридического реализма. С позиций New Haven Approach юриспруденция есть теория принятия социальных решений. Первичная юридическая задача - применение политики в таких формах, которые позволяют поддерживать порядок в сообществе и одновременно наилучшим образом достигать его общественные цели*(43). В качестве этих нормативных социальных целей и ценностей представители New Haven Approach называют производство благ, просвещение, всестороннее развитие навыков и умений, охрану здоровья и благополучия, социальную солидарность, теплые, гармоничные взаимоотношения и дружбу, взаимные уважение и честность*(44). В 2007 г. Йельский журнал международного права созвал конференцию для обсуждения вопроса о том, имеют ли сегодня смысл взгляды представителей New Haven Approach для объяснения сущности международного права*(45). В рамках дискуссии на основе интеграции теории транснационального процесса и New Haven Approach родилась новая концепция - так называемый новый New Haven Approach*(46).

С 1980-х гг. стала активно развиваться концепция либерализма (liberalism), в соответствии с которой национальные интересы государств понимаются как совокупные интересы их народов. С этой интегрированной точки зрения международное право призвано защищать интересы народов, а не правящих политических элит и, соответственно, должно формироваться с учетом именно данных интересов.

Основываясь на либерально-идеалистической парадигме международных отношений, ряд представителей названной школы утверждают, что намерения государств по отношению к международному праву определяются их внутренней политикой, в частности интересами влиятельных национальных персоналий и организаций и их позицией по отношению к верховенству права. Отсюда следует, что демократические государства, имеющие представительные правительства, в сравнении с недемократическими странами более склонны к подчинению своей внутренней и внешней политики правовому регулированию и, как правило, к соблюдению норм международного права. Более того, демократические общества связаны между собой сложной сетью межгосударственных, транснациональных и трансправительственных отношений, поэтому как внешнеполитические функционеры, так и гражданское общество таких государств заинтересованы в продвижении и укреплении транснационального сотрудничества через создание и соблюдение норм международного права*(47). Таким образом, более легко и мирно будет происходить принятие и соблюдение норм международного права демократическими странами, нежели недемократическими. В связи с этим А.-М. Слотер отмечает, что соглашения между либеральными государствами имеют больше шансов на реализацию, поскольку заключаются при наличии взаимного доверия и других предпосылок, способных облегчить любой вид контроля за их соблюдением (например, договоры, заключенные с участием различных общественных организаций договаривающихся государств). Такие соглашения, подчиненные верховенству права, обеспечиваемому национальными судебными системами, должны привести к более "вертикальному" контрольному механизму за соблюдением права благодаря национальным судам. Данный способ контроля контрастирует с традиционным "горизонтальным" способом, включающим ответственность государства, взаимность и контрмеры*(48).

В своей широко известной книге "Новый мировой порядок"*(49) А.-М. Слотер утверждает, что нарождающаяся форма глобального управления представляет собой не всемирное правительство, не глобальное управление посредством партнерства международных межправительственных организаций и глобального гражданского общества, не даже существующую систему межгосударственных отношений. Требуется решить дилемму глобального управления: с одной стороны, мы все коллективно понимаем преимущества глобального правительства, а с другой - нас беспокоит его возможная недемократическая и безответственная концентрация власти. Слотер видит решение в нарождающейся модели глобального управления в виде сети организаций национальных правительственных органов (и судов), работающих вместе с аналогичными национальными органами других государств-партнеров по всему миру, решающих совместно все существующие глобальные проблемы. В рецензии на книгу "Новый мировой порядок" Кеннет Андерсон высказывает мнение, что, несмотря на оригинальность, видение автором глобального управления через сеть национальных институтов в итоге не позволяет избежать по крайней мере одной из проблем названной дилеммы: глобальная сеть управляющих органов получает преимущество над демократическим суверенитетом*(50).

Еще одним направлением либеральной международно-правовой мысли можно назвать концепцию эталонного сравнения (central case approach), представители которой исходят из либерального понимания международного права, обеспечивающего соблюдение определенных универсальных прав человека*(51). Анализ предполагает построение гипотетической идеальной ситуации, в которой названные права соблюдаются, т.е. международного стандарта, с которым сравнивается изучаемая ситуация. Теория эталонного сравнения показывает, насколько и в каких направлениях действительная ситуация отклоняется от идеальной (центральной)*(52). Она позволяет понять более сложные ситуации, чем те, которые рассматриваются с помощью традиционного бинарного метода анализа*(53). В бинарных терминах права человека либо нарушаются, либо соблюдаются*(54), и этот метод не позволяет оценить степень серьезности нарушения, что создает обманчиво упрощенную картину ситуации. Джон Финнис развил концепцию эталонного сравнения для оценки правовых систем*(55); Тай Хэнг Ченг впервые применил ее для анализа ситуаций с правами человека. Если эта концепция будет использоваться политиками, она будет эффективна в предупреждении нарушений прав человека. Данная теория учитывает политическую и социальную ситуацию в обществе, позволяет вскрыть тенденции, ведущие к нарушениям прав человека, а также движущие силы таких тенденций. Глубина анализа при подобном подходе показывает разные степени нарушений прав человека, что позволяет политикам фокусировать внимание на самых серьезных случаях и принимать по ним наиболее срочные меры. Таким образом, бинарный подход может только привести к выводу о нарушении прав человека вообще, метод же эталонного сравнения помогает определить смещение политической и социальной ситуации от желаемой и дает более детальное представление о положении с правами человека.

В последнее время в качестве одного из направлений либеральной мысли достаточно явно выделилась международно-правовая теория сексуальных меньшинств. Она фокусируется на признании и включении прав сексуальных меньшинств в сферу действия международного права*(56). Как только теория сексуальных меньшинств стала заметной в теоретических работах, международные суды и международно-правовые организации (в особенности Совет Европейского Союза и ООН) начали включать эти вопросы в свою компетенцию*(57).

Среди важнейших и наиболее развитых направлений либеральной мысли в международно-правовой доктрине - моральная теория международного права, которая представлена исследованиями Джона Ролса*(58), Аллена Буханана*(59), Маргарет Мор*(60), Грэхэма Майеды*(61), Александра Мерфи*(62), Фернандо Тесона*(63), Марка Амстутца*(64) и др. В России данная концепция освещена в работах Г.И. Тункина*(65), Г.К. Дмитриевой*(66), А. Кортунова*(67) и некоторых других. С общей точки зрения ее сторонников, в основе международного права лежат международная мораль и естественная теория права.

На стыке либерализма и социологической юриспруденции сформировалась феминистская теория международного права. Ее представители критикуют существующие международно-правовую терминологию и практику, считая, что они патриархальны и ставят мужчину в положение нормы, а женщину - в положение, отклоняющееся от нормы. Теоретики феминизма предлагают изменить правовой язык, сделав его более приближенным к проблемам женщины, или же полностью переосмыслить международное право, чтобы стало возможным более широкое продвижение общественных целей социальной справедливости и равенства. Феминизм стремится высветить изъяны, на основе которых было создано современное международное право. Теоретик феминизма Хилари Чарлсуорт видит иронию в том, что международное право, обеспечивая права женщины, делает акцент на защите ее чести, а не на защите ее социальных, культурных и экономических прав.

При попытке соединить реализм и либерализм появилась международно-правовая теория третьего мира (third world theory). Данная теория разделяет основные положения многих концепций, связанных с постколониальными исследованиями, а также идеи феминистской теории, теории критической юриспруденции, марксистской теории и критической расовой теории. Эта школа концентрирует свои исследования на изучении динамики силы во взаимоотношениях между первым и третьим мирами и роли международного права в легитимации покорения и угнетения народов третьего мира. Последователи этого течения стремятся избежать представления о третьем мире как неком объединенном, связанном из отдельных частей географическом регионе, однако при этом пытаются показать общий и примерно одинаковый для всех народов третьего мира исторический опыт их покорения, угнетения, недоразвития и маргинализации, который должен найти отражение в нормах международного права. Современная теория третьего мира представлена работами таких юристов, как Джордж Аби-Сааб, Ф. Гарсиа-Амадор, Р.П. Ананд, Мохамед Беджауи и Таслим О. Элиас. Некоторые западные ученые, симпатизируя устремлениям третьего мира, стали развивать это направление международно-правовой науки (К.Х. Александрович, Ричард Фолк*(68), Нико Шрийвер*(69), П. де Ваарт, Дэвид Кеннеди, Мартти Коскенниеми). Сторонники данной теории как свободное сообщество ученых-единомышленников организовали три международных конференции по своей тематике: в Гарвардской Школе права в марте 1997 г., в Школе права Университета Осгуд Холл (по проблемам МПТТМ) в октябре 2001 г., в Школе права Албании в апреле 2007 г.

По мнению бразильского ученого Пауло Ригвейры, все междисциплинарные дебаты по вопросу о сущности международного права определяются тремя проблемами: во-первых, важны ли вообще нормы международного права, во-вторых, могут ли эти нормы рассматриваться в качестве правовых и наконец, в-третьих, является ли определенный международно-правовой режим справедливым. Исследователь, отталкиваясь от базовой институциональной теории в поиске решения первой проблемы, приходит к выработке теории правовой бюрократизации, а также теории рационального институционализма. В рамках этого направления международное право рассматривается как инструмент для понимания динамики институциализации международных отношений. Решение второй проблемы опирается на социологический институционализм и теорию организации. В результате появилась теория конвенционального конструктивизма, также трактующая международное право как вспомогательный элемент для эффективной организации разнокультурных международных отношений. Решение третьей проблемы породило теорию последовательного конструктивизма, которая акцентирует внимание на роли международного права в формировании международной политики. По мнению автора, несмотря на то, что все три направления рассматривают международное право как составной элемент международной политики, именно третье направление наиболее полно объясняет зависимость между правом и международной политикой*(70).

Конструктивизм (constructivism) в целом представляет собой интегративную теорию, сочетающую основы структурного реализма и социологической юриспруденции. Его сторонники считают, что международное право является, с одной стороны, отражением интересов наиболее могущественных государств, а с другой - порождением международных отношений с участием в том числе негосударственных субъектов. Именно это сложнейшее взаимодействие разнообразных и разносубъектных интересов во всей совокупности современных международных отношений в итоге и формирует политические интересы могущественных государств, а вместе с ними и нормы международного права.

Как показывает анализ современных международно-правовых концепций, они "вращаются" вокруг базовой дилеммы о соотношении политики (международных отношений) и международного права. Поэтому все взгляды на сущность международного права и его роль в обеспечении справедливого международного порядка можно, на наш взгляд, классифицировать по признаку определяющей роли в этом соотношении либо права, либо политики (международных отношений). В зависимости от приоритетов в данной дилемме и понимается право в целом и международное право в частности.

Проблема соотношения международного права и политики была основательно разработана в трудах Г.И. Тункина и Д.Б. Левина. Их выводы о том, что международное право служит инструментом внешней политики государств, находят свое подтвеждение в международном взаимодействии государств. Вместе с тем Г.И. Тункин, например, подчеркивал: "Международное право, так же, как и национальное право, будучи тесно связанным с политикой, не является частью политики"*(71).

Естественноправовое, либералистское понимание права (международного права) выдвигает на первый план концепции, отражающие идею верховенства права в международных отношениях, подчинения международных отношений международному праву. С этих позиций сущность права в целом и международного права в частности видится в том, чтобы выступать социальным регулятором, упорядочивающим общественные (в том числе международные) отношения в общих интересах, и не только государств, но прежде всего человечества, каждого человека. Поскольку право есть продукт государственной воли, то с либералистской точки зрения государственная воля должна отражать наиболее общие интересы своего народа, каждого человека. Иначе говоря, интересы правящих политических элит должны совпадать с общими интересами всего человечества. Такое понимание находится в основе развиваемого в данной работе направления моральной теории права (международного права). В этом контексте (исходя из верховенства права в международных отношениях) право (международное право) следует понимать как продукт морали, это позволяет подчинить ему международные, в том числе политические, отношения.

Концепции, определяющие международное право как продукт международных отношений (политики, отношений внутри глобального гражданского общества), ставят его в положение "служанки" политики и интересов сильных мира сего (причем как государственных, так и негосударственных) в зависимости от их иерархии в архитектуре международных отношений. Однако, как представляется, при всем многообразии интересов всегда можно найти нечто общее и наиболее важное для каждого государства (или негосударственного субъекта), то, что всегда будет их объединять. Именно "вечные" интересы и могли бы стать, на наш взгляд, интегратором для этих двух, казалось бы, непримиримых типов концепций. Если в качестве наиважнейших интересов государств и прочих субъектов определить самые общие интересы всего человечества, то, считаем, именно на такой основе возможно было бы постепенное формирование нового, более справедливого и гармоничного глобального порядка.

Анализ рассмотренных концепций позволяет сделать вывод, что устойчивость глобального развития, понимаемая как гармония интересов всего человечества, может быть обеспечена только на базе интегративного подхода в понимании сущности международного права, с использованием гармоничного и рационального сочетания основных положений наиболее влиятельных международно-правовых доктрин. Представляется, такая ситуация может иметь место только тогда, когда международное право будет:

1) пониматься как выражающее не только интересы определенных государств, социальных, политических групп или влиятельных индивидов, а прежде всего всеобщие, универсальные интересы, т.е. самые общие интересы любого человека;

2) обеспечено полномочными и независимыми от государств-учредителей и других субъектов международными институтами, обладающими определенной наднациональной юрисдикцией в отношении государств-учредителей и негосударственных субъектов международных отношений, оперирующих на территориях этих государств.

Е.Т. Байльдинов,

кандидат экономических наук, доцент Казахского

гуманитарно-юридического инновационного

университета (Семипалатинск, Казахстан)

"Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2011 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Foundations of International Law and Polities // ed. by O. Hathaway, H. Koh. N.Y., 2005.

*(2) См., например: Лукашук И.И. Международное право. Общая часть. М., 2005. С. 84-85.

*(3) Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. СПб., 1898. Т. I. С. 189-190. Эти взгляды были далее развиты профессором П.Е. Казанским.

*(4) Slaughter A.-M. International Law and International Relations Theory: A Dual Agenda // American Journal of International Law. 1993. Vol. 87. Р. 205.

*(5) Abbot K.W. Simposium on Method in International Law: International Relations Theory, International Law and the Regime Governing Atrocities in Internal Conflicts // Ibid. 1999. Vol. 93. P. 361-378.

*(6) Slaughter A.-M., Tulumello A. S., Wood S. International Law and International Relations Theory: A New Generation of Interdisciplinary Scholarship // Ibid. 1998. Vol. 92. P. 367-397.

*(7) Slaughter A.-M. International Law and International Relations Theory... Р. 205.

*(8) Simma B., Paulus A.L. Simposium on Method of International Law: The Responsibility of Individuals for Human Rights Abuses in Internal Conflicts: A Positivist View // American Journal of International Law. 1999. Vol. 93. P. 302.

*(9) Morgenthau H.J. Positivism, Functionalism and International Law // Ibid. 1940. Vol. 34. Р. 260-278.

*(10) Bradford W.C. In the Minds of Men: A Theory of Compliance with the Laws of War. Gainesville, 2004. P. 7.

*(11) Conditions of World Order / ed. by S. Hoffmann. Boston, 1968. P. 364.

*(12) Bradford W.C. Op cit. P. 8.

*(13) Morrow J.D. The Laws of War as an International Institution. 2008. P. 1.

*(14) Morrow J.D. The Laws of War, Common Conjectures and Legal Systems in International Politics // Journal of Legal Studies. 2002. Vol. 31. P. 41.

*(15) Steinberg R., Zasloff J. Power and International Law // American Journal of International Law. 2006. Vol. 100. P. 64-87.

*(16) Shaw M.N. International Law. 5th ed. Oxford, 2003. P. 62.

*(17) Ibid.

*(18) Lillich R.B. International Human Rights: Problems of Law, Policy, and Practice. 4th ed. Hague; L.; Boston, 2006. P. 36.

*(19) Virally M. L'Organisation mondiale. P., 1972. P. 279.

*(20) Clark G., Sohn L. B. World Peace through World Law. Cambridge, 1958.

*(21) Nicolaidis K., Shaffer G. Transnational Mutual Recognition Regimes: Governance without Global Government // URL: http://www.law.duke.edu/journals/lcp.

*(22) Haveman R., Kavran O., Nicholls J. Supranational Criminal Law: A System Sui Generis. Antwerpen; Oxford; N.Y., 2003.

*(23) Hawley F.B. The Definition of Economics // The American Economic Review. 1913. Vol. 3. N 3. P. 606-609.

*(24) Ibid.

*(25) Forsythe D. Human Rights in International Relations. Cambridge, 2000.

*(26) Game Theory // Encyclopaedia Britannica Online. 2008. 13 March.

*(27) Ratner S.R. International Law: The Trials of Global Norms (in the Frontiers of Knowledge) // Foreign Policy. 1998. Vol. 110. P. 65-80.

*(28) Jessup Ph. Transnational Law. New Haven, 1956.

*(29) Koh H. Transnational Legal Process // Nebraska Law Review. 1996. Vol. 75. P. 183-184.

*(30) Eberhard C. The Intercultural Challenges of Law and Governance in a Globalizing World // URL: http://www.lawandsociety.org.

*(31) Slaughter A.-M. International Law in a World of Liberal States // European Journal of International Law. 1995. Vol. 6. P. 503-538.

*(32) Ibid.

*(33) O'Connell M.E. Simposium on Method in International Law. The American Society of International Law // American Journal of International Law. 1999. Vol. 93. P. 334.

*(34) Ibid.

*(35) Ibid. P. 336.

*(36) Ibid. P. 335.

*(37) Ibid. P. 334.

*(38) Ibid. P. 337.

*(39) Ibid.

*(40) Ibid. P. 338.

*(41) Ibid. P. 77.

*(42) Reisman M. The View from the New Haven School of International Law // International Law in Contemporary Perspective. N.Y., 1992.

*(43) Ibid. P. 2.

*(44) Ibid. P. 5.

*(45) Dickinson L. Commentary: Towards a "New" New Haven School of International Law? // The Yale Journal of International Law. 2007. Vol. 32. P. 547.

*(46) Ibid.

*(47) Bradford W.C. Op. cit. P. 9.

*(48) Slaughter A.-M. International Law in a World of Liberal States. P. 532.

*(49) Slaughter A.-M. A New World Order. Princeton, 2004.

*(50) Anderson K. Squaring the Circle? Reconciling Sovereignty and Global Governance Through Global Government Networks (Review of Anne-Marie Slaughter "A New World Order") // Harvard Law Review. 2005. Vol. 118. P. 1255-1312.

*(51) Cheng T.-H. The Central Case Approach to Human Rights // Pacific Rim Law & Policy. 2004. Vol. 257. N 13. P. 260.

*(52) Ibid.

*(53) Ibid. P. 258.

*(54) Ibid. P. 257.

*(55) Finnis J. Natural Law and Natural Rights. Oxford, 1996. P. 9-11.

*(56) Levit N.A Different Kind of Sameness: Beyond Formal Equality and Antisubordination Principles in Gay Legal Theory and Constitutional Doctrine // Ohio State Law Journal. 2000. Vol. 61. P. 867.

*(57) Sanders D. Human Rights and Sexual Orientation in International Law // International Legal Journal of Public Administration. 2002. N 1. P. 13-44.

*(58) Rawls J. The Law of Peoples. Cambridge, 1999.

*(59) Buchanan A. Rawls's Law of Peoples: Rules for Vanished Westphalian World // Ethics. 2000. Vol. 110. N 4. P. 697-721.

*(60) Buchanan A., Moore M. States, Nations and Borders: The Ethics of Making Boundaries. Cambridge, 2003.

*(61) Mayeda G. Where Should Johannesburg Take Us? Ethical and Legal Approaches to Sustainable Development in the Context of International Environmental Law // Colorado Journal of International Environmental Law and Policy. 2004. Vol. 15. N 1.

*(62) Murphy A.B. Territoriality, Morality and International Law: Thoughts on Hendrix's "Moral Theory of State Territory" // Geopolitics. 2001. Vol. 6. N 2. P. 163-168.

*(63) Teson F.R. The Kantian Theory of International Law // Colorado Law Review. 1992. Vol. 92.

*(64) Amstutz M.R. International Ethics: Concepts, Theories and Cases in Global Politics. N.Y., 2005.

*(65) Tunkin G. Politics, Law and Force in the Interstate System // RdC. 1989. Vol. 1. P. 367.

*(66) Дмитриева Г.К. Мораль и международное право. М., 1991.

*(67) Кортунов А. Реализм и мораль в политике // Прорыв. Становление нового политического мышления. М., 1988.

*(68) Falk R. This Endangered Planet: Prospects and Proposals for Human Survival. N. Y., 1972.

*(69) Schrijver N. The Evolution of Sustainable Development in International Law: Inception, Meaning and Status. Leiden, 2008.

*(70) Rigueira P. International Order, International Relations, International Law: Making Sense of Interdisciplinary Debate // URL: http://www.allacademic.com.

*(71) Тункин Г.И. Право и сила в международной системе. М., 1983. С. 106.