Проблема квалификации насильственных исчезновений в международном праве и российском уголовном законодательстве (О.С. Гузеева, А.Ю. Скуратова, "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2011 г.)

Проблема квалификации насильственных исчезновений в международном праве и российском уголовном законодательстве

Статья посвящена проблемам квалификации насильственных исчезновений в международном праве и уголовном праве России, в частности вопросу о квалификации насильственных исчезновений в качестве международных преступлений. Исследуются элементы состава данного преступного деяния. Приведена судебная практика по рассмотрению дел на уровне как Европейского Суда по правам человека, так и национальных судебных учреждений.

По данным созданной по инициативе Генеральной Ассамблеи ООН Рабочей группы по насильственным или недобровольным исчезновениям, с момента начала ее деятельности (1980 г.) в 90 государствах было зарегистрировано более 51 тыс. случаев насильственных исчезновений людей*(1). Задача усиления противодействия данным преступлениям стоит как на международно-правовом уровне, так и на уровне национального законодательства; наряду с международно-правовыми востребованы и внутригосударственные механизмы борьбы с указанными противоправными действиями. Проблема насильственных исчезновений в настоящее время актуализируется, в том числе ввиду недавнего (декабрь 2010 г.) вступления в силу Конвенции о насильственных исчезновениях.

Термин "насильственное исчезновение" ("enforced disappearance"), имеющий международно-правовые истоки, весьма специфичен. Очевидно, речь идет о противоправных действиях третьих лиц, которые повлекли факт недобровольного отсутствия того или иного лица, а также информации о его местонахождении. В то же время для обозначения данных действий более привычен другой термин - "похищение человека". Вопрос заключается в соотношении элементов двух указанных составов.

Одним из наиболее значимых аспектов выступает юридическая квалификация насильственных исчезновений. В этом контексте представляется обоснованным рассмотреть в хронологическом порядке процесс закрепления преступных деяний на международно-правовом уровне. Внимание международного сообщества к данному вопросу было привлечено Генеральной Ассамблеей ООН в принятой в 1992 г. Декларации "О защите всех лиц от насильственных исчезновений"*(2). В документе была отражена обеспокоенность в отношении имевших место в ряде государств многочисленных случаев насильственных исчезновений людей, подчеркивалась необходимость активизации сотрудничества государств в борьбе с такими преступлениями. Принятие указанной декларации - документа, имеющего рекомендательный характер, - позволило перейти к следующему этапу - принятию международного договора. Такой договор был принят, однако пока только на региональном уровне. В 1994 г. была подписана, а в 1996 г. вступила в силу Межамериканская конвенция о насильственных исчезновениях лиц.

На универсальном уровне международно-правовая квалификация насильственных исчезновений была дана Комиссией международного права, которая по поручению Генеральной Ассамблеи ООН занималась кодификацией норм о международных преступлениях.

Международные преступления - тягчайшие, общественно опасные противоправные деяния, которые нарушают основополагающие нормы международного права, затрагивают интересы всего международного сообщества, посягают на международный правопорядок в целом*(3). Комиссия международного права указала, что такие преступления являются "столь серьезными или значительными, совершаются в столь массовых или широких масштабах или имеют столь плановую или систематическую основу, что представляют собой угрозу для международного мира и безопасности"*(4). Итогом работы комиссии стало принятие в 1996 г. проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Термины "преступления против мира и безопасности человечества" (предложен Комиссией международного права) и "международные преступления" (используется преимущественно на доктринальном уровне) рассматриваются как синонимы.

К деяниям, квалифицируемым по международному праву в качестве преступлений против мира и безопасности человечества, относятся пять категорий преступлений: агрессия, военные преступления, преступления против человечности, преступление геноцида, преступления против персонала ООН и связанного с ней персонала (ч. II проекта кодекса). В данном документе насильственные исчезновения были включены в категорию "преступления против человечности" (п. i ст. 18 проекта кодекса). В комментариях комиссии к проекту кодекса отмечалось, что, "хотя такого рода преступное поведение является недавним феноменом, предлагается включить его в настоящий Кодекс в качестве преступления против человечности ввиду его крайней жестокости и тяжести"*(5).

Категория "преступления против человечности" - родовое понятие, включающее различные насильственные действия, совершаемые систематически или в широких масштабах и направленные против гражданского населения: убийства, пытки, истребление, порабощение, депортация, дискриминация, произвольное заключение и др. На международно-правовом уровне в настоящее время отсутствует единый документ, содержащий исчерпывающий перечень преступлений против человечности, в отличие, например, от преступления геноцида*(6).

Насильственные исчезновения как одна из форм преступлений против человечности вошли в предметную юрисдикцию Международного уголовного суда, созданного в 1998 г. Учредительный договор Суда - Римский статут - в ст. 7 закрепляет возможность осуществления юрисдикции в отношении данных преступлений в случае их совершения "в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, если такое нападение совершается сознательно". При этом в "Элементах преступлений" (документе, принятом Ассамблеей государств-участников Римского статута и содержащем элементы преступлений, входящих в юрисдикцию Суда) предусматривается, что: а) такой арест, задержание или похищение было совершено государством или политической организацией с их разрешения, при их поддержке или с их согласия; b) отказ признать факт лишения свободы или предоставить информацию о судьбе или местонахождении такого лица или лиц был выражен таким государством или политической организацией либо с их разрешения или при их поддержке*(7). Однако осуществление юрисдикции Международного уголовного суда в отношении преступлений, совершенных на территории определенного государства, обусловлено участием этого государства в Римском статуте. На конец 2010 г. участниками Статута являлись 114 стран. Россия Статут подписала, но не ратифицировала.

Важным этапом стало принятие в 2006 г. в рамках ООН отдельного международного договора по рассматриваемым преступным деяниям - Конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений*(8) (далее - Конвенция). Данный договор открыт для подписания, ратификации и присоединения для всех государств-членов ООН*(9). Конвенция вступила в силу 23 декабря 2010 г. после сдачи на хранение Генеральному секретарю ООН 20-й ратификационной грамоты.

В документе раскрывается понятие насильственного исчезновения, которое предполагает "арест, задержание, похищение или лишение свободы в любой другой форме представителями государства или же лицами или группами лиц, действующими с разрешения, при поддержке или с согласия государства, при последующем отказе признать факт лишения свободы или сокрытии данных о судьбе или местонахождении исчезнувшего лица, вследствие чего это лицо оставлено без защиты закона" (ст. 2 Конвенции). Таким образом, в Конвенции, так же как и в Римском статуте, понятие "насильственные исчезновения" является более широким, чем похищение человека, поскольку включает такие действия, как арест и задержание.

Прямое указание в тексте Конвенции на необходимость наличия юридической связи между совершающими преступные деяния лицами и государством подтверждает квалификацию насильственных исчезновений в качестве международных преступлений. Этот вывод созвучен с общим пониманием в международно-правовой науке того, что "международные преступления совершаются государствами в лице их руководителей, иных ответственных должностных лиц"*(10).

Данная мысль подтверждается и перечисленными международно-правовыми документами. Первоначально юридическая квалификация насильственных исчезновений была дана Декларацией 1992 г., в которой они были отнесены к категории "преступления против человечности" в случае их "систематического совершения". В проекте кодекса преступлений против мира и безопасности человечества такая квалификация увязана с условием, что деяния совершаются систематически или в широких масштабах, а также инспирируются или направляются правительством или любой организацией или группой. В ст. 5 Конвенции таким условием выступает широкая распространенность практики насильственных исчезновений. Таким образом, общими квалифицирующими признаками насильственных исчезновений в качестве преступлений против человечности и одной из категорий международных преступлений выступает условие их совершения на систематической основе или в широких масштабах, а также связь лиц, их совершивших, с государством.

В п. 2 ст. 1 Конвенции предусмотрено, что "никакие исключительные обстоятельства, какими бы они ни были, будь то состояние войны или угрозы войны, внутренняя политическая нестабильность или любое другое чрезвычайное положение, не могут служить оправданием насильственного исчезновения". Поэтому насильственные исчезновения запрещены не только в мирное время, но и в период вооруженных конфликтов.

Первоначально факт совершения преступлений против человечности был обусловлен наличием вооруженного конфликта. В этом контексте интересен пример Нюрнбергского военного трибунала, созданного для привлечения к ответственности главных военных преступников фашистской Германии. С одной стороны, военные преступления и преступления против человечности были зафиксированы в разных пунктах ст. 6 Устава трибунала, с другой - приговор трибунала эти преступления связал воедино, указав, что "с самого начала войны в 1939 году военные преступления, которые также являлись преступлениями против человечности, совершались в широких масштабах..."*(11).

Впоследствии в резолюции "Принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в решении этого трибунала", принятой Генеральной Ассамблеей ООН, было подтверждено, что преступления против человечности могут быть совершены как в мирное, так и в военное время*(12). Позднее это положение было закреплено учредительными актами органов международной уголовной юстиции (ст. 3 Устава международного трибунала по Руанде, ст. 2 Устава Специального суда по Сьерра-Леоне, ст. 7 Римского статута Международного уголовного суда). Данный подход был воспринят и в практике указанных органов. Например, Судебная камера Трибунала по бывшей Югославии отметила, что нет необходимости доказывать наличие обязательной связи между преступными деяниями и каким-либо конфликтом для их квалификации в качестве преступлений против человечности*(13).

Вместе с тем квалификация насильственных исчезновений в качестве международных преступлений, данная в перечисленных документах, не всеми авторами рассматривается как бесспорная. Так, В.П. Панов полагает, что "насильственные исчезновения - новое в международном уголовном праве преступление международного характера. Его появление связано с тем, что в странах с нестабильной политической обстановкой, высоким уровнем преступности или участвующих в вооруженном конфликте большое количество людей пропадает без вести"*(14). Е.Н. Трикоз полагает, что в международном уголовном праве похищение человека может относиться к двум категориям международных правонарушений: оно может быть разновидностью транснациональных преступлений (преступлений международного характера), а при наличии специфических обстоятельств - переходить в категорию преступлений против мира и безопасности человечества как преступление против человечности или военное преступление. В первом случае для определения похищения людей используется такое понятие, как "насильственное исчезновение людей"*(15).

Интересна постановка вопроса о множественной квалификации насильственных исчезновений. С одной стороны, практически все международно-правовые акты рассматривают данные преступления в качестве преступлений против человечности. Однако встречается и иная трактовка. Так, в ч. 2 ст. 1 Декларации 1992 г. указано, что любой акт насильственного исчезновения "является нарушением норм международного права, гарантирующих, в частности... право не подвергаться пыткам и другим жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания; также является нарушением права на жизнь или представляет собой серьезную угрозу этому праву". Между тем очевидно, что насильственное исчезновение лица, лишение жизни и применение пыток - отдельные преступления с различными элементами состава. Данные преступные деяния могут совершаться обособленно друг от друга, одно преступление не обязательно влечет другое. Вряд ли целесообразно смешение различных составов преступлений, корректнее рассматривать их по отдельности. В одной из резолюций Парламентской Ассамблеи Совета Европы насильственные исчезновения были определены как "чрезвычайно серьезное нарушение прав человека, сопоставимое по тяжести с пытками и убийством"*(16).

Вопрос о квалификации таких преступных деяний в российском уголовном законодательстве также актуален. На конец 2010 г. Россия не была участницей Конвенции, однако в случае присоединения к данному договору практическую значимость будет иметь юридический анализ соотношения положений Конвенции и уголовного законодательства РФ.

Статья 4 Конвенции предусматривает требование к государству-участнику принять необходимые меры для обеспечения того, чтобы насильственное исчезновение квалифицировалось в качестве правонарушения в его уголовном праве. В уголовном законодательстве Российской Федерации идентичной нормы нет. Однако это не означает, что такие преступления не совершаются. Насильственные исчезновения - довольно распространенное явление, характерное для периода проведения локальных (адресных) специальных операций ("зачисток") по определению местонахождения и задержанию участников незаконных вооруженных формирований*(17). Сложность расследования таких преступлений обусловлена трудностями в установлении лиц, задействованных в специальных мероприятиях, среди которых, как правило, представители самых различных силовых структур, а также в самих спецоперациях, сведения о которых нередко засекречиваются*(18).

Представляется обоснованным рассматривать данное преступное деяние как совокупность двух преступлений, предусмотренных ст. 126 "Похищение человека" и ст. 301 "Незаконные задержания, заключение под стражу или содержание под стражей" УК РФ или ст. 126 и ст. 286 "Превышение должностных полномочий" УК РФ. Насильственное исчезновение квалифицируется по совокупности указанных преступлений в зависимости от характера совершенного деяния.

Согласно ч. 1 ст. 67 УК РФ при назначении наказания за соучастие в совершении насильственного исчезновения (в том числе за приказ, принуждение или просьбу о совершении насильственного исчезновения как подстрекательства к преступлению - ч. 4 ст. 33 УК РФ) учитываются характер и степень фактического участия лица в его совершении, значение этого участия для достижения цели преступления, его влияние на характер и размер причиненного или возможного вреда.

В связи с тем что ст. 126 УК РФ не содержит определения термина "похищение человека", следует обратиться к толкованию данного понятия, изложенному в научной литературе и судебной практике. А.В. Наумов полагает, что похищение человека "включает как бы два элемента: похищение и лишение свободы, которые находятся в идеальной совокупности, поскольку похищение одновременно является и лишением свободы"*(19). По мнению Л.В. Иногамовой-Хегай, обязательными признаками объективной стороны похищения человека выступают захват (завладение) лица и его перемещение*(20). "Похищение человека предполагает его захват и перемещение в другое место помимо воли потерпевшего. Обычно это связано с последующим удержанием похищенного в неволе"*(21).

Президиум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении по делу Абдуллина определил: "По смыслу закона под похищением человека следует понимать противоправные умышленные действия, сопряженные с тайным или открытым завладением (захватом) живого человека, перемещением его с постоянного или временного местонахождения в другое место и последующим удержанием в неволе. Основным моментом объективной стороны данного преступления является захват потерпевшего с места его нахождения и перемещение с целью последующего удержания в другом месте"*(22).

Элементный анализ состава похищения человека по российскому уголовному праву позволяет утверждать, что с объективной стороны это деяние состоит в захвате (завладении) человека любым способом и в ограничении его личной свободы путем перемещения или водворения в какое-либо другое помещение (место) на некоторое время, где он насильственно удерживается. Однако, как справедливо отмечается в литературе и подтверждается следственно-судебной практикой, похищение не всегда сопровождается изъятием человека из привычного для него микросоциума, перемещением в иное место. О похищении можно говорить и в ситуации, когда похищенный добровольно прибывает на место последующего насильственного удержания, и собственно похищение состоит в удержании человека в месте его привычного пребывания, но сопровождается дезинформацией о реальном местонахождении и пр.*(23)

Лишение человека свободы в собственной квартире или в ином месте, где он оказался по собственному желанию, не образует состава преступления, предусмотренного данной статьей. Такие действия следует расценивать как незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ). Исключением являются те случаи, когда родственникам потерпевшего или иным лицам даются ложные сведения о месте нахождения потерпевшего, например об отъезде его в другой город или страну. Представляется, что сообщение такой информации следует рассматривать как один из признаков похищения человека, если это подтверждается при анализе субъективной стороны состава преступления. Преступление считается оконченным с момента похищения человека.

Е.Н. Трикоз приводит в качестве примера два уголовных дела, возбужденных по фактам похищения людей в Чечне представителями федеральных сил и завершенных органами прокуратуры: 1) дело по обвинению полковника Ю.Д. Буданова в похищении и убийстве девушки Э. Кунгаевой; 2) дело по факту задержания сотрудниками Октябрьского ВОВД г. Грозного и исчезновения З.А. Мурдалова. Однако только в одном из них в итоге обвиняемому была вменена ст. 126 УК РФ. Первоначально обвиняемому офицеру милиции из Ханты-Мансийского автономного округа С.В. Лапину вменялось похищение человека, но в ходе следствия обвинение было переквалифицировано на п. "а" ч. 3 ст. 111, пп. "а" и "б" ч. 3 ст. 286 и ст. 292 УК РФ. При этом 3/4 уголовных дел по ст. 126 УК РФ, в которых усматривается причастность к совершению преступлений в Чечне представителей федеральных сил, приостановлены "в связи с невозможностью установить лиц, подлежащих обвинению"*(24).

Вместе с тем Европейский Суд по правам человека указывал, что непризнанное задержание лица неизвестными сотрудниками государственных органов в сложившейся в регионе ситуации может быть расценено как угроза для жизни, следовательно, при совершении данных преступных деяний нарушаются ст. 2 и 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Позиция ЕСПЧ состоит в том, что непризнанное лишение свободы в отсутствие каких бы то ни было гарантий права, предусмотренного ст. 5 Конвенции 1950 г., является грубым нарушением права на свободу и личную неприкосновенность; при этом расследование обстоятельств насильственного исчезновения было неэффективным, что привело к неэффективности других средств правовой защиты, в том числе гражданско-правового характера, в связи с чем имело место нарушение ст. 13 Конвенции.

В последнее время в России была проведена работа по присоединению к Конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений 2006 г. В то же время на международно-правовом уровне были приняты акты, указывающих на многочисленные случаи насильственных исчезновений на территории Российской Федерации. Так, Парламентской Ассамблеей Совета Европы была принята резолюция "О насильственных исчезновениях", в которой Россия, наряду с Белоруссией и Кипром, упоминалась как государство, в котором распространена практика насильственных исчезновений. При этом ПАСЕ считает, что "ответственность за борьбу с насильственными исчезновениями лежит в первую очередь на соответствующих государствах"*(25). В этом контексте подчеркивалось чрезвычайное значение четко разработанной международно-правовой базы, а именно Конвенции о насильственных исчезновениях. Однако примечательно, что в настоящее время из 47 государств-членов Совета Европы, принявших названную резолюцию, Конвенцию ратифицировали только три: Франция, Германия, Испания*(26).

О.С. Гузеева,

кандидат юридических наук,

ведущий научный сотрудник отдела

прокурорского надзора и укрепления

законности в сфере исполнения уголовных

наказаний и иных мер уголовно-правового

характера НИИ Академии Генеральной прокуратуры

Российской Федерации (Москва)

А.Ю. Скуратова,

кандидат юридических наук,

старший преподаватель Московского государственного

института международных отношений

(Университета) МИД России (Москва)

"Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2011 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) URL: http://www.un.org/ru/rights/disappearances/wgeid.shtml.

*(2) Документ ООН A/RES/47/133.

*(3) Международное право: учеб. / отв. ред. А.Н. Вылегжанин. М., 2010. С. 731.

*(4) Доклад Комиссии международного права о работе ее 48-й сессии. Нью-Йорк, 1996. С. 43.

*(5) URL: http://www.un.org/russian/law/ilc/draft_offences.pdf.

*(6) Подробнее см.: Bassiouni Ch.M. Crimes Against Humanity in International Criminal Law. 2nd ed. Hague; L.; Boston. 1999. Р. 87.

*(7) Статья 7(1)(i) документа ООН ICC - ASP/1/3.

*(8) Документ ООН A/RES/31/177.

*(9) Подробнее о данной Конвенции см.: Карташкин В.А., Саакян С.Г. Международная конвенция для защиты всех лиц от насильственных исчезновений и развитие сотрудничества государств по правам человека // Юрист-международник. 2007. N 1. C. 11-21; Мавлетов Л.С. Международно-правовые акты по борьбе с насильственным исчезновением людей // Современные проблемы развития международного и конституционного права: сб. материалов междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. Г.И. Курдюков, О.М. Смирнова. Казань, 2008. С. 196-205.

*(10) Международное право: учеб. / отв. ред. А.Н. Вылегжанин. С. 731; Международное право: учеб. / отв. ред. Г.В. Игнатенко, О.И. Тиунов. М., 2009. С. 568-569; Лукашук И.И. Право международной ответственности. М., 2004. С. 71-75.

*(11) Нюрнбергский процесс: сб. материалов / под ред. К.П. Горшенина, Р.А. Руденко, И.Т. Никитченко. М., 1954. Т. II. С. 1021. Следует, однако, отметить, что в ряде случаев приговор трибунала разъединял эти преступления: подсудимые Штрейхер и Ширах были осуждены трибуналом только за преступления против человечности, но не за военные преступления.

*(12) Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 95 (1) от 11 декабря 1946 г.

*(13) Decision of the Defence Motion for Interlocutory Appeal on Jurisdiction, Prosecutor v. D. Tadic. Par. 141. 2 Oct. 1995; см. также: Prosecutor v. Blaskis, Case "Lasva Valley" N IT-95-14, Judgement. Par. 66-68.

*(14) Энцикопедия юриста. М., 2005.

*(15) Трикоз Е.Н. Похищение человека как общеуголовное и международное преступление: проблемы следственно-судебной практики // Комментарий судебной практики / под ред. К.Б. Ярошенко. М., 2005. Вып. 11. С. 274-295.

*(16) Резолюция Парламентской Ассамблеи Совета Европы 1463 (2005) // URL: http://www.coe.int.

*(17) Маликов С.В., Винокуров А.Ю. Методика расследования преступлений, совершенных военнослужащими в отношении гражданского населения в период проведения контртеррористической операции на Северном Кавказе // Право в Вооруженных силах. 2004. N 4.

*(18) Трикоз Е.Н. Указ. соч. С. 274-295.

*(19) Постатейный комментарий к Уголовному кодексу РФ 1996 г. / под ред. А.В. Наумова. М., 1998.

*(20) Уголовное право Российской Федерации: в 2 т. / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай. М., 2002. Т. 2: Особенная часть. С. 65.

*(21) Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред. В.М. Лебедев. М., 2001. С. 347.

*(22) Постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 17 мая 2000 г. // Бюл. Верховного Суда РФ. 2001. N 1. С. 10-11.

*(23) Бриллиантов А. Похищение человека или захват заложника? // Рос. юстиция. 1999. N 9. С. 43.

*(24) Трикоз Е.Н. Указ. соч.

*(25) Резолюция Парламентской Ассамблеи Совета Европы 1463 (2005).

*(26) Информацию об участниках Конвенции 2006 г. см.: URL: http://treaties.un.org.