Именной указ от 19 октября 1762 г. "Об уничтожении Тайной Розыскной Канцелярии; о хранении дел в Сенате и о воспрещении произносить; слово и дело"

Объявляем всем Нашим верным подданным. Всем известно, что к учреждению тайных розыскных дел Канцелярий, сколько разных имен им ни было, побудили Вселюбезнейшего Нашего Деда, Государя Императора Петра Великого, вечной славы достойные памяти, Монарха великодушного и человеколюбивого, тогдашних времен обстоятельства и неисправленные еще в народе нравы. С того времени от часу меньше становилось надобности в помянутых Канцеляриях. Но как Тайная Розыскных дел Канцелярия всегда оставалась в своей силе: то злым, подлым и бездельным людям подавался способ или ложными затеями протягивать вдаль заслуженные ими казни и наказания, или же злостнейшими клеветами обносить своих начальников или неприятелей. Мы, последуя Нашему человеколюбию и милосердию, и прилагая крайнее старание, не токмо неповинных людей от напрасных арестов, а иногда и самых истязаний защитить, но паче и самым злонравным пресечь пути к произведению в действо их ненависти, мщения и клеветы, а подавать способы к их исправлению, повелеваем: Тайной Розыскных дел Канцелярии не быть, и оную совсем уничтожить; а дела, буде иногда такие случатся, кои до той Канцелярии принадлежали бы, смотря по важности, рассматриваемы и решены будут в Сенате. Но дабы сия Наша милость для всех добрых и верных подданных совершенное действо имела, а напротив того не показалось бы бесстрашно составлять хотя и тщетные и всегда на собственную погибель злодеев обращающиеся умыслы против Нашего Императорского здравия, персоны и чести Нашего Величества, то есть, первого указом 1730 года апреля 14 дня описанного пункта, или же завести бунт, или сделать измену против Нас и Государства, то есть, второго, тем же указом истолкованного пункта; то восхотели Мы через сие точнее объявить Наши соизволения; и потому:

1. Вышепомянутая Тайных Розыскных дел Канцелярия уничтожается отныне навсегда, а дела оной имеют быть взяты в Сенат, но за печатью к вечному забвению в Архив положатся.

2. Ненавистное изражение, а именно: слово и дело, не долженствует значить отныне ничего, и Мы запрещаем не употреблять оного никому. А если кто отныне оное употребит в пьянстве, или в драке, или избегая побоев и наказания, таковых тотчас наказывать так, как от Полиции наказываются озорники и бесчинники.

3. Напротив того, буде кто имеет действительно и по самой правде донести об умысле по 1-му или 2-му пункту: такой должен тотчас в ближайшее судебное место, или к ближайшему же воинскому командиру немедленно явиться, и донос свой на письме подать; а только в случае, если кто не умеет грамоте, тот может доносить словесно: однако же не инако, как тем же порядком, то есть, пришед в ближайшее судебное место или к воинскому командиру, со всяким благочинием.

4. Все в воровстве, смертоубийстве и в других смертных преступлениях пойманные, осужденные и в ссылки, также на каторги сосланные колодники, ни о каких делах доносителями быть не могут; и потому повелеваем, не токмо никаких доносов от таких людей не принимать, но паче за то, яко беспокойных, усмирять и наказывать.

5. Если, к сожалению Нашему, матернее Наше ко всем верным подданным милосердие и старание об исправлении нравов не возымеет толь скоро желаемого действа, и несмотря на то, что запрещено сказывать слово и дело, найдутся однако же такие подлые, злые и бездельные люди из солдат, матросов, людей господских, крестьян, бурлаков, фабричных, мастеровых, и одним словом, всякого звания подлых, кои ни во что, или в мало, ставя собственное себе наказание, попустятся однако же лжей, клеветой и всякими коварными вымышлениями обносить, или под какой суд и несчастье подводить своих начальников, господ, или неприятелей, и для того станут являться на них с доносами, по вышеизображенным двум пунктам: то не токмо всякое судебное место, но всякого военного командира, если в том месте, где такой явится доноситель, находиться будет какая военная команда и начальник оной есть Штаб-Офицер, уполномочиваем через сие, такого доносителя немедленно под караул взять, и взяв, спрашивать, ведает ли он: во-первых, прямую силу помянутых двух пунктов, и буде найдется, что помянутых двух пунктов не ведает, и важным делом почел другое, до тех двух первых пунктов не принадлежащее: такого тотчас отпустить без наказания, и велеть, чтобы он по своему делу тамо доносил, или бил челом, где оное принадлежит: ибо он тем своим доносом и вреда никому не сделал. И то легко случиться может, что какое судебное или юстицкое дело почел от неведения, или неразумения делом важным, Государственным и до первых двух пунктов принадлежащим. Буде же при первом спросе найдется напротив того, что доноситель по первым двум пунктам прямое оных разумение и содержание прямо ведает, и объявляет, что донос его прямо до сих пунктов принадлежит: такого спрашивать тотчас, в чем и самое дело состоит. Когда же дело свое доноситель объявит, а к доказательству ни свидетелей, ниже что-либо достоверного на письме не имеет: такого увещевать, не напрасно ли или не по злобе ли и мщению на кого затеял. А когда и при всем увещевании, доноситель не отречется от своего доноса: тогда посадить его на два дня под крепкий караул и не давать ни питья, ни пищи, но оставить ему все сие время на размышление. По прошествии же сих дней, паки спрашивать с увещеванием, истинен ли его донос, и не затеял ли напрасно. И буде и тогда утвердится, а дело действительно касается до первых двух пунктов: в таком случае доносителя под крепким караулом отсылать, буде близко от Санкт-Петербурга, или Москвы, то в Сенат, или Сенатскую Контору, буде же нет, то в ближайшую Губернскую Канцелярию; а того, или тех, на кого он без свидетелей и письменных доказательств доносит, под караул не брать, ниже подозрительными не почитать до того времени, пока дело в высшем месте надлежаще рассмотрено будет, и о тех, на кого донесено, указ воспоследует. Здесь особливо повелеваем Нашему Сенату, согласно сему Нашему матернему обо всех Наших верных подданных попечению и милосердию, снабдить все судебные, а паче отдаленных городов места достаточными инструкциями, каким образом наилучше и надежнее таких доносителей, кои существо первых двух пунктов ведают, доносят о деле, действительно до оных принадлежащем, и не смотря на вышеизображенные увещевания и данное время к размышлению, а не имеют однако же ни свидетелей, ни доказательств, сколько можно, без пытки, или так утвердить, что донос их вероятным будет, следовательно и тех или того арестовать надобно будет, на кого донос был, или же до того довести, чтобы доноситель сам и искренно признался, что донос его был ложный и затеянный.

6. Ложные и в том изобличенные доносители всемерно долженствуют по всей строгости законов наказуемы быть, дабы их примером другие исправлялись. Однако же не меньше справедливо и в том различение сделать, чтобы тот, кто с первого увещевания повинится и признается, что доносил напрасно, наказан был легче, нежели тот, который покаялся, имев помянутые два дня к размышлению, так как и сей последний получает некоторое перед тем облегчение, который, презрев все увещевание, и быв отослан в высшее судебное место, тамо перед пыткой, то есть, в последней крайности, приносит свое покаяние.

7. Понеже вышеизображенные пятый и шестой пункты гласят наипаче для людей подлых: то через сие для большей ясности, именно и точно объявляем, что о чем бы они ни доносили, но буде то сделается в самое такое время, как они наказываемы, или к наказанию ведены были: то таких доносов отнюдь не принимать, а только наказание, которое они без того заслужили, еще удвоить.

8. Буде же доноситель имеет и доказательства и свидетелей, что донос его прав, и свидетели с ним объявляют единогласно: то и доносителя и свидетелей и тех, или того, на кого донос, забрав под крепкий караул, тотчас доносить со всеми обстоятельствами в Наш Сенат, и ожидать указа.

9. Совсем не чаем Мы, чтобы благородные Дворяне, Офицеры, или теми чинами от Нас удостоенные, или же кто-либо из знатного купечества нашлись когда-либо в толь мерзких перед Богом и перед светом преступлениях, каковы суть против первых двух пунктов; а еще меньше ожидаем, чтобы нашлись между ними толико подлые и бесчестные люди, кои похотели бы делаться клеветниками, то есть, ложными доносителями. Потому и повелеваем, если кто из них доносителем найдется, и в первом судебном месте в том утвердится: такого тотчас под крепким караулом для исследования отсылать в Наш Сенат; но до указа из оного однако же отнюдь не забирать под караул, и подозрительными не почитать тех, на кого донос будет.

10. Все сие разумеется на всеобширной Нашей Империи места и города, выключая Нашу резиденцию, то есть, место Нашего пребывания, где бы оное ни случилось; ибо что до резиденции принадлежит, то генерально, соизволяя правосудию, любви к Отечеству и законам, и недреманному наблюдению его целости, всегда от Нас Самих пример подавать, сведение дел, могущих касаться до часто помянутых двух первых пунктов, нарочно Нам Самим предоставляем, дабы показать и в том пример, как можно и надлежит, кротостью исследования, а не кровопролитием, толико ненавистным Нашему человеколюбию, прямую истину разделять от клеветы и коварства, и смотреть, не найдутся ли способы самым милосердием злонравных привести в раскаяние, и показать им путь к своему исправлению, объявляя притом точно Нашим Императорским словом, что за справедливый донос всегда учинено будет, смотря по важности дела, достойное награждение; а напротив того виновные, также смотря по делу, или нарочно учреждаемой на то время комиссией, или же каким учрежденным уже судебным местом по сущей правде и справедливости судимы будут.

11. Если что сверх всего вышеизображенного найдет Наш Сенат согласного Нашему соизволению, а именно к тому служащего, чтобы несправедливые доносы пресечь, невинных не допустить и до малейшего претерпения, а преступников открывать и изобличать кратким и надежным образом без кровопролития: оное не токмо позволяется, но паче показуемая тем всему Государству услуга примется и от Нас, как самая наибольшая, Нам Самим показанная услуга, а Наше удовольствие тогда совершенно будет, когда Мы усмотрим, что верные Наши подданные, все и каждый, чувствуя Нашу матернюю к себе милость и милосердие, соединят свои желания о благополучии Нашего Императорского Дома, и всего Отечества с Нашими, и прилежа каждый к исправлению и наблюдению своего звания и присяги, сделаются через то единодушными, и истребя злобу, зависть и несогласие, неминуемо привлекут на себя благословение Господне, и одним словом так поживут, как каждого честь и долг требует, и как Мы того усердно желаем и верно надеемся.