О независимости судей и новых основаниях пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам (Н.А. Громошина, "Законы России: опыт, анализ, практика", N 10, октябрь 2011 г.)

О независимости судей и новых основаниях пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам

28 марта 2011 г. вступил в силу Федеральный закон от 23 декабря 2010 г. N 379-ФЗ "О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации"*(1), которым внесены весьма существенные изменения и дополнения в гл. 37 АПК РФ. Изменения коснулись как наименования главы, так и ее содержания. Глава 37 АПК РФ теперь называется "Производство по пересмотру вступивших в законную силу судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам", а основания для пересмотра судебных актов, вступивших в законную силу, четко подразделяются на две группы: вновь открывшиеся обстоятельства и новые обстоятельства.

Сопоставление действующей редакции ст. 311 АПК с предыдущей редакцией показывает, что все семь оснований для пересмотра, закрепленные ранее, также, причем практически без изменений, нашли свое закрепление и в новой редакции данной статьи. Только три из них по-прежнему называются вновь открывшимися обстоятельствами, а четыре стали называться новыми обстоятельствами.

Подлинная новизна присутствует в появлении восьмого по счету основания, обозначенного в п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК, а именно: определение либо изменение в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации практики применения правовой нормы, если в соответствующем акте Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации содержится указание на возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в силу данного обстоятельства.

Итак, пока в АПК РФ не было этого последнего основания (п. 5 ч. 3 ст. 311), все семь оснований по разумению законодателя вполне вписывались в рамки вновь открывшихся обстоятельств, однако с появлением нового (восьмого) основания законодатель счел более правильным назвать часть из них новыми обстоятельствами.

Представляется, что не было никакого резона отказываться от устоявшейся терминологии и вводить разделение оснований на две группы. Во-первых, термины почти всегда условны. В законодательстве, доктрине и практике устанавливается консенсус относительно понимания и содержания термина, что и произошло применительно к термину "вновь открывшиеся обстоятельства". Так, ГПК РСФСР 1964 г. предусматривал в п. 4 ст. 333 такое основание для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам, как отмена решения, приговора, определения или постановления суда, либо постановления иного органа, послужившего основанием к вынесению данного решения, определения или постановления. В литературе и научных комментариях того времени отмечалось своеобразие таких вновь открывшихся обстоятельств, состоящее в том, что возникли они после вынесения судом решения и вступления его в законную силу, что отнюдь не препятствовало правильному применению ч. 4 ст. 333 ГПК РСФСР в течение многих десятилетий*(2).

Какой смысл во введении дополнительного термина и подразделения оснований пересмотра по гл. 37 АПК РФ на две группы, если никаких последующих различий в процедуре, зависящих от того, новые это обстоятельства или вновь открывшиеся, нет?! Некоторые особенности процедуры предусмотрены только для применения п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ, а отнюдь не для всех "новых обстоятельств". Это хорошо видно по содержанию недавно принятого Пленумом ВАС постановления от 30 июня 2011 г. N 52 "О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам", который в своем значительном объеме дает разъяснения именно по применению указанного п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК*(3).

Во-вторых, в учебной литературе (что значимо для подготовки юристов) всегда отмечалось, как важно различать вновь открывшиеся и новые обстоятельства, так как при обнаружении последних заинтересованное лицо должно ставить вопрос не о пересмотре вынесенного решения, а предъявлять новый иск. Теперь же получается, что есть "новые обстоятельства" и "новые обстоятельства". При одних - пересмотр постановления, при других - необходимость предъявления нового иска.

Однако вопрос о терминах хотя и важный, но отнюдь не главный. Этим главным вопросом является отнесение к основаниям пересмотра по правилам гл. 37 АПК такого нового основания, как п. 5 ч. 3 ст. 311.

Можно сказать, что высшие судебные инстанции выразили свое отношение к указанной новелле вполне определенно, хотя и с некоторым упреждением.

Так, изменения в АПК были "отрепетированы" принятием двумя годами ранее постановления Пленума ВАС РФ от 14 февраля 2008 г. N 14, которым внесены дополнения в постановление Пленума ВАС РФ от 12 марта 2007 г. N 17 "О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам"*(4). В п. 5.1 указанного постановления Пленум ВАС РФ разъяснил, что "в соответствии с пунктом 1 статьи 311 АПК РФ может быть пересмотрен по вновь открывшимся обстоятельствам также судебный акт, оспариваемый заявителем в порядке надзора и основанный на положениях законодательства, практика применения которых после его принятия определена Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, в том числе принятого по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора".

Сопоставление приведенного пункта с измененной ст. 311 АПК показывает, что постановление Пленума послужило прототипом п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК.

Сформулированная в п. 5.1 постановления позиция Высшего Арбитражного Суда РФ имела довольно широкий резонанс, при этом оценки оказались весьма неоднозначны: от полной поддержки до резкого неприятия. Размышления по указанному поводу чаще всего приводят их авторов к вопросу о прецеденте в нашей правовой системе*(5).

Встречаются оценки и несколько другого оттенка. Например, А.Н. Верещагин замечает: "Официально установлено, что исход судебных тяжб зависит не только от формулировок закона, но и от позиции ВАС РФ. Правда, формально говоря, пересмотру подлежат лишь решения, вынесенные до того, как позиция ВАС РФ была закреплена в постановлении Пленума или Президиума, так что введенное ВАС РФ регулирование следовало бы назвать "прецедентом наоборот"*(6).

Позиция А.Н. Верещагина интересна еще и по другой причине. Он ставит задачу теоретически обосновать значение правовых позиций ВАС РФ именно как вновь открывшегося обстоятельства, вспоминая их основные характеристики, и замечает, что, "отвечая на этот вопрос, не забудем о различии между вновь открывшимися обстоятельствами и новыми доказательствами". Далее А.Н. Верещагин рассуждает так: "Поскольку на момент вынесения оспариваемого акта судом постановления Пленума или Президиума ВАС РФ по данной проблеме еще не существовало, то может показаться, что оно является не вновь открывшимся обстоятельством, а только новым доказательством. Но если так, то возникают два взаимосвязанных вопроса: доказательством чего оно является и что же тогда является вновь открывшимся обстоятельством? На наш взгляд, наиболее адекватной трактовкой была бы следующая: вновь открывшимся обстоятельством является сама правовая позиция ВАС РФ - тот факт, что высшая судебная инстанция считает правильным определенное толкование закона, причем существенно иное, нежели то, которого придерживался суд, вынесший оспариваемое решение. Само же постановление Пленума или Президиума ВАС РФ является лишь доказательством, подтверждением или свидетельством этого факта"*(7).

Представляется, что приведенное обоснование есть пример того, как искаженная теория "обслуживает" потребности практики. Нельзя забывать, что изначально (в теории советского гражданского процессуального права) вновь открывшиеся обстоятельства - это юридические факты предмета доказывания. Разрешая дело, суд избрал надлежащую норму материального права, верно установил круг фактов, подлежащих доказыванию, в том числе с учетом преюдиции, однако не знал и не мог знать, что в объективной реальности существовал некий значимый для разрешения дела юридический факт. Иными словами, считать вновь открывшимся обстоятельством норму права или ее толкование - означает не замечать принципиальных различий между нормой права и предметом доказывания, не учитывать суть и этапы правоприменительного процесса, осуществляемого судом при разрешении дела.

Нельзя, правда, отрицать и то, что с 2002 г. законодатель пошел другим путем и придал значение вновь открывшихся обстоятельств таким основаниям, которые относятся именно к закону, примененному в конкретном деле (п.п. 6 и 7 ст. 311 АПК в редакции 2002 г.). Анализируя и оценивая эти шаги законодателя, например, С.М. Ахмедов пришел к выводу, что указанным основаниям вообще не присущи родовые признаки вновь открывшихся обстоятельств, и рекомендуется исключить их из действующего законодательства*(8).

По крайней мере, с первой частью приведенного суждения следует полностью согласиться: названные обстоятельства, равно как и то, что закреплено ныне в п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК, не могут быть признаны по своей сути вновь открывшимися обстоятельствами. Иное противоречит теории процессуального права. Вместе с тем законодатель росчерком своего пера придал им значение вновь открывшихся обстоятельств. С этим нельзя не считаться. Но задача науки, выяснив причины такого шага и его последствия, - оценить допустимость и приемлемость подобного законодательного решения.

Что касается причин, то они, можно сказать, на поверхности, а цели выглядят вполне благими. Вот как оценил их, к примеру, А.П. Верещагин.

"Сконструированный механизм... в конечном счете служит целям улучшения правосудия, не ущемляя при этом чьих-либо прав. В соответствии с ним пересмотрены могут быть лишь такие судебные акты, по которым не утрачена возможность обжалования в порядке надзора, и этим доказывается, что по существу речь идет о надзорном пересмотре, а пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам служит для него лишь удобной оболочкой. Нет оснований говорить о том, что степень стабильности принятых судебных актов изменилась юридически; можно говорить лишь о том, что расширились реальные возможности для пересмотра тех дел, в которых основания для пересмотра имелись и раньше, однако на практике ими было трудно воспользоваться вследствие перегруженности Президиума ВАС РФ. Иными словами, благодаря передаче подобных дел "на аутсорсинг" в нижестоящие суды доступ к правосудию оказался значительно расширен, что нельзя не признать достижением"*(9).

Итак, цели - теоретически прогнозируемы, а результаты - это как получится.

Как у нас получается, можно судить, например, по интересной публикации в ЭЖ-Юрист - "Кестроевская" проверка на прецедентоспособность"*(10). Отошлем читателя к самой статье и приведем лишь итоговый вывод автора статьи:

"На примере "кестроевского" дела очевидно, что прецедент:

дестабилизировал гражданско-правовые и административные правоотношения и усугубил проблемы правоприменения;

ослабил судебную власть по отношению к остальным ветвям власти (усилил перекос в сторону исполнительной власти);

выявил, что влияние таких внешних факторов, как общественное мнение, неединообразная судебная практика, ухудшение криминогенной и экономической ситуации в стране, на ВАС РФ минимально.

"Кестроевское" дело показало, что упреки в недостатках прецедентной системы нельзя парировать:

депутаты парламента оперативно учли проблемы правоприменения и сумели раньше ВАС РФ сформировать абстрактные правовые позиции, защищающие налогоплательщиков: поправки в п. 2 ст. 169 НК РФ, принятые Государственной Думой РФ (Федеральный закон от 17 декабря 2009 г. N 318-ФЗ "О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации в связи с введением заявительного порядка возмещения налога на добавленную стоимость"*(11)), нацелены на преодоление формального подхода к оценке счетов-фактур, сформированного "кестроевским" прецедентом ВАС РФ;

указанным прецедентом одинаково нарушен как принцип правовой определенности, так и принцип независимости судей".

Вне всякого сомнения, такие выводы заставляют задуматься: а стоило ли законодателю принимать такое решение, предав забвению теорию вопроса?

Если же давать оценку новелле п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК все с тех же теоретических позиций, то следует признать, что в рамках существующей сегодня правовой реальности - это, пожалуй, вынужденно правильное решение. Оно вполне согласуется с тем, что обеспечение единообразия в толковании и применении арбитражными судами норм права рассматривается в контексте механизма охраны единства и непротиворечивости российской правовой системы, так как "авторитетная судебная система может быть основана только на единообразной судебной практике"*(12), а также с тем, что указания суда кассационной или надзорной инстанции на толкование закона обязательны для арбитражного суда, вновь рассматривающего данное дело, наконец, с тем постулатом, что в нашей российской судебной системе только высший суд знает право и умеет его толковать.

Только позитива в этой оценке, к сожалению, нет, поскольку "правильный выход" ведет не к совершенству правосудия и достижению его целей, а, напротив, заводит в тупик.

Столь печальные оценки вызваны тем, что, по нашему мнению, изменения процессуального законодательства нередко происходят без учета закрепленных в законе целей и задач гражданского судопроизводства и при забвении принципов этого судопроизводства.

Так, среди задач судопроизводства в арбитражных судах нет указания на достижение единообразия в толковании и применении судами норм права. Такое единообразие можно рассматривать лишь как одно из средств в достижении тех задач, что обозначены в ст. 2 АПК РФ, не более того. Единообразие в применении и толковании норм права - это благо и желательный результат, но, во-первых, не самоцель, и, во-вторых, есть немало способов его достижения без коренной ломки сложившихся процессуальных институтов и игнорирования принципов судопроизводства.

Трудно отрицать очевидное - внедренная в XXI в. в процессуальное законодательство конструкция единообразия в толковании и применении норм права" идет вразрез с принципом независимости судей и подчинения их только закону.

И как это ни печально, но нечего возразить против такой характеристики: "Нижестоящие суды превращаются в подчиненный орган, механически применяющий правила, диктуемые из вышестоящих судебных инстанций, причем реже всего это касается данного конкретного дела. В большинстве же случаев "диктата правоприменения" нижестоящие суды подчинены толкованиям, данным по внешне сходным обстоятельствам"*(13). Новая редакция ст. 311 АПК РФ, а именно п. 5 ч. 3, обрамляет описанную картину во вполне легальные и законные рамки.

О том, что столь безрадостный вывод не надуман, может свидетельствовать авторитетное мнение и теоретика, и практика Т.Г. Морщаковой: "Цели, реализуемые в судебной деятельности, в подавляющем большинстве случаев совершенно другие: чтобы было меньше отмены судебных актов, чтобы было меньше их изменений (иногда теперь это неискренне оправдывается стремлением к стабильности, к правовой определенности), чтобы эти показатели были лучше, чтобы никто не мог предъявить претензии к судье за вынесенное решение - оно же не отменено, и судья будет заранее консультироваться с судами более высокой инстанции, чтобы такие результаты были ему гарантированы. Значит, судья обречен думать, что не всегда он должен защищать право как таковое и обеспечивать его верховенство, и постепенно этот интерес становится вообще неважным для судьи - дает о себе знать профессиональная деформация, а тогда выступает на первое место то, что можно назвать просто ложно понятыми интересами судебной системы. Судебная власть от подлинных своих целей все больше отрекается"*(14).

Библиографический список

1. Абсалямов А.В. Новое постановление ВАС РФ N 14: введение прецедента или распределение судебной нагрузки? // Арбитражное правосудие в России. 2008. N 4.

2. Ахмедов С.М. Производство по пересмотру судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в системе пересмотра судебных актов в арбитражном процессе: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008.

3. В судах господствует психология страха (интервью с Заслуженным деятелем науки РФ, заведующей кафедрой судебной власти и организации правосудия Государственного университета - Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ), судьей Конституционного Суда России в отставке, профессором Т.Г. Морщаковой) // Юрист. 2010. N 6.

4. Верещагин А.Н. О значении постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 г. N 1-П для судебной системы России // Вестник гражданского права. 2010. N 3.

5. Кация Т. Правовые модели пересмотра судебных актов // ЭЖ-Юрист. 2010. N 48.

6. Научно-практический комментарий к ГПК РСФСР // Под ред. Р.Ф. Каллистратовой, Л.Ф. Лесницкой, В.К. Пучинского. М.: Юрид. лит., 1976.

7. Сасов К. "Кестроевская" проверка на прецедентоспособность // ЭЖ-Юрист. 2010. N 14.

8. Стрельцова Е.Г. Задачи вышестоящих судов // Актуальные проблемы гражданского права и процесса: Сборник материалов Международной научно-практической конференции. Вып. 1 / Под ред. Д.Х. Валеева, М.Ю. Челышева. М.: Статут, 2006.

Н.А. Громошина,

доктор юридических наук, профессор,

профессор кафедры гражданского процесса

Московской государственной

юридической академии им. О.Е. Кутафина

"Законы России: опыт, анализ, практика", N 10, октябрь 2011 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) СЗ РФ. 2010. N 52 (ч. 1). Ст. 6994.

*(2) См.: Научно-практический комментарий к ГПК РСФСР // Под ред. Р.Ф. Каллистратовой, Л.Ф. Лесницкой, В.К. Пучинского. М.: Юрид. лит., 1976. С. 442.

*(3) См.: Пункты 11-17 постановления Пленума ВАС РФ от 30 июня 2011 г. N 52 "О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам".

*(4) Вестник ВАС РФ. 2008. N 3. Следует иметь в виду, что ныне указанные постановления утратили силу.

*(5) См., например: Кация Т. Правовые модели пересмотра судебных актов // ЭЖ-Юрист. 2010. N 48.

*(6) Верещагин А.Н. О значении постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 г. N 1-П для судебной системы России // Вестник гражданского права. 2010. N 3. С. 183-197.

*(7) Верещагин А.Н. Указ. соч.

*(8) См.: Ахмедов С.М. Производство по пересмотру судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в системе пересмотра судебных актов в арбитражном процессе: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008. С. 10.

*(9) Верещагин А.Н. Указ. соч.

*(10) Сасов К. "Кестроевская" проверка на прецедентоспособность // ЭЖ-Юрист. 2010. N 14. С. 8-9.

*(11) СЗ РФ. 2009. N 51. Ст. 6155.

*(12) Мнение А.В. Абсалямова см.: Новое постановление ВАС РФ N 14: введение прецедента или распределение судебной нагрузки? // Арбитражное правосудие в России. 2008. N 4.

*(13) Стрельцова Е.Г. Задачи вышестоящих судов // Актуальные проблемы гражданского права и процесса: Сборник материалов Международной научно-практической конференции. Вып. 1 / Под ред. Д.Х. Валеева, М.Ю. Челышева. М.: Статут, 2006. С. 161-162.

*(14) В судах господствует психология страха (интервью с Заслуженным деятелем науки РФ, заведующей кафедрой судебной власти и организации правосудия Государственного университета - Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ), судьей Конституционного Суда России в отставке, профессором Т.Г. Морщаковой) // Юрист. 2010. N 6.