Постановление Европейского Суда по правам человека от 5 февраля 2013 г. Дело "Зохидов (Zokhidov) против Российской Федерации" (жалоба N 67286/10) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Зохидов (Zokhidov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 67286/10)

Постановление Суда

Страсбург, 5 февраля 2013 г.

По делу "Зохидов против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Изабель Берро-Лефевр, Председателя Палаты,

Мирьяны Лазаровой Трайковской,

Юлии Лафранк,

Линоса-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе,

Ксении Туркович,

Дмитрия Дедова, судей,

а также при участии Андре Вампаша, заместителя Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 15 января 2013 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 67286/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Узбекистана Рустамом Зохидовым (далее - заявитель) 19 ноября 2010 г.

2. Интересы заявителя представляла Е. Корнева, адвокат* (* В настоящее время в реестре адвокатов региона не числится (прим. переводчика).), практикующая в Санкт-Петербурге. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что в случае выдачи Узбекистану он подвергнется угрозе жестокого обращения и что он не располагал эффективными средствами правовой защиты в этом отношении, что его содержание под стражей в целях выдачи было незаконным и он не был безотлагательно уведомлен о причинах своего задержания, а также что отсутствовала эффективная и быстрая судебная проверка его заключения под стражу.

4. 19 ноября 2010 г. председатель Первой Секции указал государству-ответчику на то, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления (правило 39 Регламента Суда). В ту же дату Европейский Суд решил применить правило 41 Регламента Суда и рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

5. 17 марта 2011 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

6. В марте и августе 2012 года стороны предоставили дополнительные письменные объяснения по предложению председателя Палаты (подпункт "c" пункта 2 правила 54 Регламента Суда).

Факты

I. Обстоятельства дела

7. Заявитель родился в 1972 году и в настоящее время отбывает срок лишения свободы в Узбекистане.

A. Предварительная информация по делу и прибытие заявителя в Россию

8. В 1999-2000 годах заявитель начал изучать ислам и посещать мечеть в городе Ургуте (Узбекистан).

9. В неустановленную дату в 2000 году сотрудник милиции вызвал заявителя в отдел милиции и подробно расспрашивал его о причинах посещения мечети. Сотрудник милиции записал имя заявителя в специальную книгу. После этой беседы заявитель перестал посещать мечеть, поскольку был напуган.

10. В неустановленную дату в 2005 году заявитель прибыл в Россию в поисках работы. Он поселился в Санкт-Петербурге, где в 2006 году к нему присоединились жена и несовершеннолетняя дочь. Как сообщает заявитель, в Санкт-Петербурге он проживал в общине узбекских мигрантов, выполняя временную работу, например, убирая улицы, и не смог освоить русский язык в достаточной степени.

B. Уголовное разбирательство против заявителя в Узбекистане

11. 7 мая 2010 г. следователь Ургутского отдела Службы национальной безопасности (далее - Ургутский отдел СНБ) возбудил уголовное дело против заявителя в связи с предполагаемой причастностью к деятельности "Хизб-ут-Тахрир" (далее - ХТ), религиозной организации, признанной экстремистской и запрещенной в Узбекистане (часть 1 статьи 159 узбекского Уголовного кодекса) (далее - УУК). Заявитель подозревался в том, что в 2001 - 2005 годах участвовал в деятельности вышеупомянутой организации путем создания ее тайных ячеек по месту жительства и организации собраний ее членов с целью создания "исламского халифата".

12. 21 мая 2010 г. Самаркандское управление Службы национальной безопасности (Самаркандская СНБ) обвинило заявителя в связи с его предполагаемым членством с ХТ, публичными призывами к свержению существующего режима в составе организованной группы (пункт "а" части 3 статьи 159 узбекского УУК), подготовкой и распространением экстремистских материалов, составляющих угрозу национальной безопасности и общественному порядку (часть 3 статьи 244 УУК) и участием в экстремистской организации (часть 1 статьи 244 УУК). В постановлении, в частности, указывалось, что, примкнув к ХТ, заявитель привлек в организацию новых членов, созывал собрания, на которых призывал к захвату государственной власти, хранил и распространял экстремистские материалы организации.

13. 21 мая 2010 г. Самаркандский городской суд вынес решение о заключении заявителя под стражу. В тот же день заявитель был объявлен в розыск.

C. Разбирательство по поводу содержания заявителя под стражей с целью выдачи

14. 14 июля 2010 г. заявитель был задержан в Санкт-Петербурге. В протоколе задержания от той же даты указывалось, что он задержан в соответствии с Минской конвенцией как лицо, объявленное в международный розыск. В протоколе задержания имелся отпечатанный текст, подписанный заявителем:

"Я уведомлен о получении сообщения иностранного органа о направлении им требования о выдаче, [постановления] о заключении под стражу или вступившего в силу приговора о признании [меня] виновным (заполняется, если упомянутые документы получены в дату составления протокола)".

15. В протоколе задержания также имелась следующая фраза, подписанная заявителем: "По поводу [своего] задержания [заявитель] показал: что касается причин, по которым [я] разыскиваюсь на территории Республики Узбекистана, [я] ничего не знаю".

16. 15 июля 2010 г. заявитель был допрошен исполняющим обязанности прокурора Фрунзенского района Санкт-Петербурга (далее - районный прокурор). После допроса районный прокурор составил документ, озаглавленный "лист экспресс-опроса задержанного по межгосударственному розыску", и объяснение. Оба документа были подписаны заявителем.

17. На листе был отпечатанный текст, в который вписывались необходимые сведения, такие как имя заявителя, дата и место рождения, данные об удостоверении личности, орган, задержавший его в России, обращался ли он за предоставлением политического убежища или являлся ли он носителем государственной тайны. Документ не содержал описания обвинений, в связи с которыми разыскивался заявитель, в нем указывались лишь следующие ссылки на положения УУК:

"...8. Дата объявления в розыск, статья: 1 июня 2010 г., циркуляр 2010/316, пункт "а" части 3 статьи 159, пункт "а" части 3 статьи 244.1, статья 244.2 Уголовного кодекса Узбекистана...

16. Объяснение задержанного о том, гражданином какого государства он себя считает, его версия причин его уголовного преследования: [заявитель] считает себя гражданином Узбекистана, он узнал, что разыскивается узбекскими правоохранительными органами в момент своего задержания...".

18. "Объяснение" от 15 июля 2010 г. начиналось с отпечатанной фразы: "Я хорошо владею русским и не нуждаюсь в переводчике", подписанной заявителем. Далее указывалось, что заявитель прибыл в Россию в 2005 году для трудоустройства, ранее не обращался за регистрацией или предоставлением убежища и что он узнал о розыске узбекскими властями в момент задержания 14 июля 2010 г. Объяснение не содержало ссылок на обвинения, в связи с которыми разыскивался заявитель.

19. 15 июля 2010 г. районный прокурор распорядился о заключении заявителя под стражу со ссылкой на статью 61 Минской конвенции. В постановлении указывалось, что заявитель разыскивается узбекскими властями "за совершение преступлений, предусмотренных пунктом "а" части 3 статьи 159, пунктом "а" части 3 статьи 244.1, статьей 244.2 Уголовного кодекса Узбекистана", без сообщения дополнительных подробностей в этом отношении. Также отмечалось, что 14 июля 2010 г. узбекские власти подтвердили свое намерение требовать выдачи заявителя и предоставили постановление Самаркандского городского суда в отношении заявителя. В постановлении не указывались сроки содержания заявителя под стражей, и его копия заявителю не вручалась.

20. 16 августа 2010 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации (далее - российская Генеральная прокуратура) получила требование узбекских коллег о выдаче заявителя (см. § 33 настоящего Постановления).

21. 18 августа 2010 г. заявитель привлек адвоката К. для представления своих интересов в национальном разбирательстве, и, по-видимому, она встретилась с ним в ту же дату.

22. 24 августа 2010 г. районный прокурор повторно вынес постановление о содержании заявителя под стражей. Он сослался на требование о выдаче, полученное от узбекских властей, и на постановление узбекского суда, а также на часть 2 статьи 466 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ). Заявителю не была вручена копия этого постановления.

23. 15 сентября 2010 г. заявитель через своего адвоката подал во Фрунзенский районный суд Санкт-Петербурга (далее - районный суд) жалобу на основании статьи 125 УПК РФ, в которой ссылался на то, что его содержание под стражей являлось незаконным, и просил об освобождении. Он указал, что плохо владеет русским языком, если не считать простого общения, что ему не были разъяснены на понятном языке причины его задержания и заключения под стражу, а также выдвинутые против него обвинения, и что он подписал протоколы задержания и допроса, как и "объяснение", не понимая их значения, под давлением и по указаниям прокурора, который предположительно сообщил ему, что они "просто поговорят", а затем он пригласит ему переводчика. Заявитель также указывал, что постановления о содержании под стражей от 15 июля и 24 августа были незаконными. Что касается первого, оно не содержало сроков содержания и ссылалось только на статью 61 Минской конвенции. Заявителю не была вручена копия этого решения или его перевод на узбекский. Второе решение заново заключало заявителя под стражу без указания сроков, что противоречило Определению N 101-О Конституционного Суда Российской Федерации. Ни одно из решений не разъясняло порядок судебного обжалования.

24. 15 сентября 2010 г. районный прокурор просил районный суд продлить срок содержания заявителя под стражей до 15 января 2011 г. В ту же дату адвокат заявителя просила районный суд обеспечить до рассмотрения ходатайства о продлении срока перевод на узбекский язык документов в отношении содержания заявителя под стражей и выдачи, включая постановления о содержании под стражей от 15 июля и 24 августа 2010 г. и документы относительно его уголовного преследования в Узбекистане и постановление узбекского суда о заключении под стражу, а также предоставить ему время для ознакомления с этими документами. Представляется, что ее ходатайство было отклонено.

25. Постановлением от 15 сентября 2010 г. районный суд удовлетворил ходатайство прокурора и продлил срок содержания заявителя под стражей до 15 января 2011 г. Как можно видеть из постановления и протокола судебного заседания, на слушании присутствовал переводчик для заявителя. Что касается довода заявителя о том, что ему не сообщались причины его задержания и содержания под стражей, районный суд отметил, что в объяснении от 15 июля 2010 г. заявитель указывал, что не нуждается в услугах переводчика.

26. 17 сентября 2010 г. районный суд возвратил адвокату заявителя жалобу от 15 сентября 2010 г. на том основании, что она не приложила свой ордер. Она обжаловала определение от 17 сентября 2010 г., и 26 октября 2010 г. районный суд уведомил ее о том, что жалоба будет рассмотрена Санкт-Петербургским городским судом (далее - городской суд) и что она будет уведомлена о дате слушания этим судом.

27. 18 сентября 2010 г. адвокат заявителя обжаловала постановление о содержании под стражей от 15 сентября 2010 г. в городской суд, и 18 октября 2010 г. районный суд получил от нее дополнение к жалобе. В этих документах адвокат заявителя подчеркивала, что власти не уведомили ее клиента о причинах задержания и выдвинутых против него обвинениях, как указывалось в жалобе на основании статьи 125 УПК РФ от 15 сентября 2010 г. Она также отмечала, что недостаточное знание заявителем русского языка было признано районным судом, который нашел необходимым обеспечить присутствие переводчика на слушании 15 сентября 2010 г.

28. 10 ноября 2010 г. городской суд отменил постановление от 15 сентября 2010 г. Дело было рассмотрено с участием переводчика, который оказывал услуги заявителю. Суд установил, что в момент задержания 14 июля 2010 г. заявитель не пользовался услугами переводчика и адвоката. Кроме того, районный суд признал на слушании 15 сентября 2010 г., что заявитель неудовлетворительно владел русским языком, и назначил ему переводчика. Отклоняя без достаточных оснований ходатайство заявителя об ознакомлении с материалами дела при участии переводчика, районный суд нарушил его право на судебную защиту. Тем же определением суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 30 ноября 2010 г.

29. 22 ноября 2010 г. районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 15 января 2011 г. Дело было рассмотрено с участием переводчика.

30. 9 декабря 2010 г. заявитель отозвал свою жалобу на определение от 17 сентября 2010 г., посчитав ее бесцельной и неспособной повлечь его освобождение, поскольку 22 ноября 2010 г. районный суд уже санкционировал его содержание под стражей до 15 января 2011 г.

31. 12 января 2011 г. городской суд, рассмотрев жалобу, оставил без изменения постановление от 22 ноября 2010 г., а 14 января 2011 г. районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 15 апреля 2011 г.

32. 14 апреля 2011 г. городской суд освободил заявителя из-под стражи на том основании, что им было отменено решение о выдаче заявителя Узбекистану (см. ниже).

D. Разбирательство по поводу выдачи

33. 16 августа 2010 г. российская Генеральная прокуратура получила от узбекских партнеров требование о выдаче заявителя. В документе, в частности, указывалось, что без согласия России заявитель не будет выдан третьим странам, не будет преследоваться или наказываться за преступления, совершенные до выдачи или не упомянутые в требовании о выдаче, и что он сможет покинуть Узбекистан после отбытия наказания. В запросе дополнительно указывалось, что при необходимости ему будет оказана медицинская помощь и обеспечено право на справедливое судебное разбирательство и что его уголовное преследование не является дискриминационным. Наконец, в документе отмечалось, что узбекское законодательство запрещает пытку и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение и что в Узбекистане отменена смертная казнь.

34. 5 сентября 2010 г. адвокат заявителя К. уведомила прокуратуру, что она представляет заявителя в разбирательстве по поводу выдачи и просила информировать ее в случае принятия каких-либо решений о выдаче заявителя.

35. 9 сентября 2010 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации принял решение о выдаче заявителя Узбекистану. В решении прокурора перечислялись обвинения, выдвинутые против заявителя, и указывалось, что его действия наказываются в соответствии с российским уголовным законодательством. Решение о выдаче было принято в связи с действиями, направленными на свержение конституционного строя, публичными призывами, подстрекающими к экстремистской деятельности и участию в организации, запрещенной судебным решением по причине экстремистской деятельности, запрещенной российским уголовным законодательством. Наконец, в нем отмечалось, что не установлены обстоятельства, препятствующие выдаче заявителя Узбекистану. Как утверждает заявитель, он не был уведомлен об этом решении.

36. 30 сентября 2010 г. адвокат заявителя повторно просила российскую Генеральную прокуратуру информировать ее о вынесении любых решений относительно своего клиента в разбирательстве по поводу выдачи.

37. 15 октября 2010 г. российская Генеральная прокуратура уведомила K. о том, что 9 сентября 2010 г. было принято решение о выдаче заявителя Узбекистану и что последний не воспользовался правом его обжалования в судах, в связи с чем решение вступило в силу. Однако его выдача была приостановлена в связи с подачей им ходатайства о предоставлении убежища, выданного 1 октября 2010 г. (см. ниже).

38. 18 октября 2010 г. заявитель обжаловал решение о выдаче в городской суд, утверждая, что ни он, ни его адвокат не получали копию решения о выдаче, и ходатайствовал о восстановлении срока на обжалование. Со ссылкой на доклады органов ООН, неправительственных организаций, таких как "Хьюман райтс уотч", и Постановления Европейского Суда по делам Исмоилова, Муминова, Юлдашева и Каримова против Российской Федерации* (* Ссылки на публикацию этих постановлений будут даны далее (прим. переводчика).) он утверждал, что подвергнется реальной угрозе жестокого обращения в случае своей выдачи Узбекистану. Он также указывал, что правовая квалификация его действий российской Генеральной прокуратурой в соответствии с российским уголовным правом является неверной и срок давности для его уголовного преследования истек.

39. 19 ноября 2010 г. председатель Первой Секции удовлетворил ходатайство заявителя по поводу предварительной меры и указал российскому государству-ответчику в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, что оно не должно выдавать заявителя Узбекистану до дополнительного уведомления. В соответствующей части письма Европейского Суда от той же даты, адресованного обеим сторонам, указывалось следующее:

"...19 ноября 2010 г. председатель Секции, в которую передано дело, решил в интересах сторон и надлежащего проведения разбирательства в Европейском Суде указать вашему правительству в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления.

Обращается внимание сторон на то, что уклонение государства-участника от соблюдения меры, указанной в соответствии с правилом 39, может повлечь нарушение требований статьи 34 Конвенции. В этой связи ссылаемся на §§ 128 и 129 Постановления Большой Палаты от 4 февраля 2005 г. по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey) (жалобы N N 46827/99 и 46951/99), а также на пункт 5 резолютивной части...".

40. 26 ноября 2010 г. городской суд отклонил жалобу заявителя на решение о выдаче. Что касается угрозы жестокого обращения, суд нашел, что ссылка заявителя на доклады различных международных органов, а также на постановления Европейского Суда, которые не вступили в силу, не указывает на наличие такой угрозы лично для заявителя, и его объяснения в этом отношении спекулятивны и "не находят объективного подтверждения". Он также отметил, что, принимая решение о выдаче заявителя, российская Генеральная прокуратура приняла во внимание гарантии узбекских коллег о том, что он не подвергнется обращению, нарушающему требования статьи 3 Конвенции.

41. Заявитель обжаловал это определение, указав, что как лицо, обвиняемое в участии в запрещенной религиозной и экстремистской организации и совершении преступлений против государственной безопасности, он подвергнется повышенной угрозе жестокого обращения и пытки в случае экстрадиции. В этой связи он ссылался на доклады различных международных организаций, которые подчеркивали, что лица, обвиняемые в членстве в ХТ, особенно подвержены угрозе пытки. Заявитель также указывал на прецедентную практику Европейского Суда, упомянутую в жалобе, направленной в городской суд. Кроме того, он утверждал, что гарантии, предоставленные узбекскими властями, являлись недостоверными и недостаточными и что российская Генеральная прокуратура дала неверную правовую классификацию преступлений, вменяемых ему узбекскими властями, в соответствии с российским уголовным законодательством, а также что срок давности для его уголовного преследования в соответствии с российским законодательством истек.

42. 28 февраля 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации отменил определение от 26 ноября 2011 г. и дал суду первой инстанции указание проверить доводы заявителя относительно правовой квалификации его действий согласно российскому уголовному законодательству и истечения срока давности для его уголовного преследования.

43. 14 апреля 2011 г. городской суд отменил решение о выдаче, вынесенное в отношении заявителя, установив, что правовая квалификация российской Генеральной прокуратуры его действий в соответствии с российским уголовным законодательством была неверной и срок давности для его уголовного преследования истек. Тем же определением он освободил заявителя из-под стражи.

44. 8 июня 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации отклонил жалобу российской Генеральной прокуратуры на определение от 14 апреля 2011 г., согласившись с мотивировкой городского суда. Верховный Суд Российской Федерации также отметил, что, принимая решение, он учел выводы Европейского Суда, сделанные в ряде сходных дел о том, что жестокое обращение с заключенными в Узбекистане составляет серьезную проблему и что гарантии узбекских властей не являются достаточными для устранения угрозы такого обращения.

E. Разбирательство о предоставлении убежища

45. 1 октября 2010 г. заявитель подал ходатайство о предоставлении убежища в Управление Федеральной миграционной службы по Санкт-Петербургу (далее - Управление ФМС).

46. Телеграммой от 4 октября 2010 г. адвокат заявителя уведомила российскую Генеральную прокуратуру о том, что ее клиент подал ходатайство о предоставлении убежища.

47. 11 ноября 2010 г. должностное лицо Управления ФМС допросило заявителя в связи с его ходатайством о предоставлении убежища. Как утверждает заявитель, он уведомил должностное лицо о том, что преследуется на родине в связи с религиозными убеждениями.

48. 17 ноября 2010 г. Управление ФМС уведомило заявителя о том, что 16 ноября 2010 г. оно прекратило рассмотрение его ходатайства о предоставлении убежища со ссылкой на пункт 1 статьи 2 Закона о беженцах (совершение искателем убежища неполитических преступлений на родине).

49. 19 ноября 2010 г. заявитель подал в ФМС жалобу на отказ в рассмотрении его ходатайства по существу. Со ссылкой на доклады различных международных организаций он указывал, что в качестве лица, обвиняемого в членстве в ХТ, он принадлежал к особой группе, в отношении которой достоверные источники сообщают о повышенной угрозе жестокого обращения со стороны узбекских властей. Заявитель также ссылался на выводы Европейского Суда по делу Муминова и другие постановления по поводу выдачи или высылки в Узбекистан предполагаемых членов ХТ. Поэтому он утверждал, что преследуется узбекскими властями по причине его политических и религиозных взглядов, вменяемых ему в вину, и подчеркивал, что допрашивавшее его должностное лицо ограничило допрос обстоятельствами прибытия в Россию и наличием действительной регистрации или разрешения на работу и пренебрегло его объяснением по поводу того, что стал "беженцем на месте"* (* Беженцы на месте (беженцы sur place) - лица, которые не являются беженцами при выезде из страны своего происхождения, но которые становятся таковыми позднее (то есть у них появляется вполне обоснованное опасение стать жертвами преследования). Беженцы на месте могут опасаться преследований из-за военного переворота на своей родине, начала или нарастания репрессий после своего отъезда (прим. переводчика).), поскольку узнал об уголовном преследовании в Узбекистане только после задержания и заключения под стражу в России.

50. Телеграммой от 19 ноября 2010 г. адвокат заявителя уведомила российскую Генеральную прокуратуру о том, что ее клиент обжаловал отказ в рассмотрении его ходатайства о предоставлении убежища.

51. 12 января 2011 г. адвокат заявителя дополнила жалобу своего клиента в ФМС от 19 ноября 2010 г. дополнительными обширными ссылками на доклады Комитета ООН против пыток, "Хьюман райтс уотч" и "Международной амнистии" и информацию российского Министерства иностранных дел. Она также обильно цитировала Постановления Европейского Суда по делам Муминова, Исмоилова и других, Юлдашева, Абдулажона Исакова и Каримова против Российской Федерации.

52. 18 февраля 2011 г. ФМС отменила решение от 16 ноября 2010 г. и уведомила заявителя о том, что его ходатайство о предоставлении убежища будет рассмотрено по существу.

53. 17 марта 2011 г. Управление ФМС отклонило ходатайство заявителя о предоставлении убежища. Оно указало, что он ходатайствовал о предоставлении убежища только через два с половиной месяца после задержания с целью выдачи и что он нарушил правила проживания и предоставил ложные сведения в этом отношении, которые свидетельствовали о том, что обвинения, выдвинутые против него в Узбекистане, не являлись необоснованными. Кроме того, заявитель разыскивался узбекскими властями по подозрению в участии в ХТ, которая была запрещена как экстремистская организация Верховным Судом Российской Федерации. В решении не упоминались доводы заявителя относительно угрозы жестокого обращения.

54. Заявитель получил копию этого решения 8 июня 2011 г., после чего обжаловал его в ФМС. В своей жалобе заявитель напомнил свои доводы относительно угрозы жестокого обращения, сославшись на материалы международных правительственных и неправительственных организаций и постановления Европейского Суда. В частности, он подчеркнул, что разыскивался узбекскими властями в связи с вменяемыми ему политическими и религиозными убеждениями и экстремистской деятельностью и потому принадлежал к особо выделяемой властями группе и подвергался повышенной угрозе жестокого обращения. Заявитель также указал, что покинул Узбекистан в 2005 году добровольно с целью трудоустройства и в то время не знал о своем уголовном преследовании, которое началось лишь в 2010 году. Заявитель подчеркнул, что узнал о существе выдвинутых против него обвинений только 29 сентября 2010 г., когда некоторые документы по поводу обвинений против него были переведены на узбекский язык, и сразу после этого обратился за предоставлением убежища.

55. Как утверждает заявитель, на время рассмотрения его жалобы на решение от 17 марта 2011 г. Управление ФМС выдало ему свидетельство о регистрации, подтверждающее законность его пребывания в России. В качестве адреса регистрации в свидетельстве указывался адрес Управления ФМС. Этот адрес был указан в нотариальной удостоверенной доверенности, которую заявитель выдал своему адвокату K.

56. 15 июля 2011 г. ФМС отклонила жалобу заявителя на решение от 17 марта 2011 г. Она отметила, что согласно данным Министерства иностранных дел России ситуация с правами человека в Узбекистане являлась "неоднозначной". В то время как страна ратифицировала все основные документы ООН, в 2000-2001 годах узбекские власти задержали сотни последователей ХТ по подозрению в причастности к нескольким взрывам в Ташкенте. Кроме того, узбекские власти считали, что члены ХТ активно участвовали в андижанских событиях 2005 года. Она также цитировала высказывание министерства о том, что "с целью обеспечения внутренней безопасности руководство Узбекистана проводит строгую политику контроля мнений и умонастроений во всех сегментах узбекского общества и подавления всех террористических и фундаменталистских угроз при поддержке сил безопасности и судебной системы". ФМС далее отметила, что поддерживает вывод регионального Управления ФМС относительно отсутствия обстоятельств, указывающих, что заявитель подвергнется незаконному преследованию в Узбекистане, и подчеркнула, что он незаконно проживал в России после прибытия, поскольку его регистрация и разрешения на работу были подложными. В решении были обойдены молчанием доводы заявителя относительно угрозы жестокого обращения в случае возвращения на родину.

57. 9 августа 2011 г. должностные лица Управления ФМС изъяли документ о регистрации заявителя. В ту же дату заявитель просил выдать ему свидетельство о регистрации по адресу, по которому он в действительности проживал в Санкт-Петербурге, указав, что намерен обжаловать в судах отказы в предоставлении убежища и что нуждается в данном документе в этих целях. Как утверждает заявитель, ответ на это обращение не был получен. В ту же дату он обжаловал отказы миграционных органов в предоставлении убежища (решения от 17 марта и 15 июля 2011 г.) во Фрунзенский районный суд Санкт-Петербурга, указав реальный адрес проживания.

58. 24 августа 2011 г. Фрунзенский районный суд отказал в принятии жалобы, сославшись на то, что адрес, указанный в доверенности адвоката, и адрес, указанный заявителем, отличаются, и что заявитель не доказал, что зарегистрирован по указанному им реальному адресу.

59. 10 сентября 2011 г. заявитель обжаловал решения об отказе в предоставлении убежища в Дзержинский районный суд Санкт-Петербурга (далее - Дзержинский районный суд). Он изложил свои доводы, выдвинутые в миграционных органах, включая утверждения относительно угрозы жестокого обращения, и отметил, что оба миграционных органа, отклоняя его ходатайство о предоставлении убежища, пренебрегли его подробными объяснениями по данному вопросу, подкрепленными ссылками на постановления Европейского Суда и материалы международных организаций.

60. 25 ноября 2011 г. Дзержинский районный суд отклонил жалобу заявителя. Он отметил, что согласно пункту 3 статьи 10 Закона о беженцах искатель убежища должен подать жалобу на решение миграционного органа (a) в течение месяца с момента получения письменного уведомления о таком решении или в течение месяца с момента подачи жалобы, если письменный ответ не получен, или (b) в течение трех месяцев с момента, когда ему стало известно об отказе в предоставлении убежища. Что касается решения от 17 марта 2011 г., суд установил, что заявитель получил письменное уведомление о нем 21 марта 2011 г. и получил копию решения не позднее 8 июня 2011 г., в то время как он подал жалобу в суд 10 сентября 2011 г. Соответственно, он пропустил сроки обжалования оспариваемого решения в суде. Кроме того, заявитель воспользовался правом обжалования решения от 17 марта 2011 г. в ФМС. Что касается решения ФМС от 15 июля 2011 г., Дзержинский районный суд оставил без рассмотрения жалобу заявителя в этой части на том основании, что он не имел фактической регистрации в Санкт-Петербурге и, соответственно, должен был подавать жалобу в суд, к территориальной подсудности которого относится ФМС, расположенная в Москве.

61. 5 декабря 2011 г. заявитель обжаловал решение районного суда в городской суд. Он предоставил в Европейский Суд копию жалобы и уведомление о вручении, подтверждающее, что оно было направлено в городской суд в эту дату.

F. Высылка заявителя в Узбекистан

1. Версия заявителя

62. 21 декабря 2011 г., в 7.00, несколько лиц, представившихся милиционерами и должностными лицами Управления ФМС, вторглись в квартиру, которую занимали заявитель и его семья, под предлогом проверки документов. Заявитель немедленно позвонил своему адвокату K. и переключил мобильный телефон в режим конференции, чтобы обеспечить ее участие в разговоре. Заявитель и K. сообщили прибывшим, что разбирательство по поводу его ходатайства о предоставлении убежища продолжается в суде кассационной инстанции, и заявитель предъявил копию жалобы со штампом. Они также уведомили их, что он не может быть возвращен в Узбекистан, поскольку Европейский Суд применил правило 39 в его деле, которое находится на его рассмотрении. Заявитель предъявил сотрудникам копию письма Европейского Суда. Адвокат заявителя также сообщила сотрудникам, что она направляется в квартиру, но в этот момент связь прервалась. Несмотря на эти объяснения, на заявителя надели наручники, посадили в автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Его родственникам не разрешили последовать за ним.

63. По совету адвоката заявителя его жена и брат немедленно отправились на поиски заявителя в нескольких отделах милиции и помещениях ФМС Фрунзенского района Санкт-Петербурга, а сама K. связалась с иммиграционными изоляторами Санкт-Петербурга, но их попытки не дали результата. K. также уведомила руководителя фонда "Право на убежище" E.З. и местный офис Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев об исчезновении заявителя.

64. Примерно в 15.00 в тот же день жена заявителя сообщила K., что заявитель звонил ей по мобильному телефону третьего лица и сообщил, что находится в помещении Управления ФМС, после чего телефон был у него изъят и отключен, и она не могла связаться с ним. Примерно в 15.10 K. обратилась в отдел беженцев и вынужденных переселенцев Управления ФМС, уведомила его сотрудников о ситуации заявителя и подчеркнула, что она его разыскивает. Ее собеседник, который представился как Е.Ш., ответил, что не имеет сведений о заявителе, причинах его задержания или месте его нахождения.

65. Около 20.00 K. и жена заявителя жаловались в следственный отдел Фрунзенского района Санкт-Петербурга на исчезновение заявителя, но этот орган отказался рассматривать их жалобу.

66. Примерно в 20.40 в тот же день K. была уведомлена о том, что человек, неизвестный семье заявителя, связался с родственниками заявителя и сообщил им, что заявитель находится в аэропорту Пулково и вскоре будет доставлен на самолет, вылетающий в Самарканд (Узбекистан). Человек утверждал, что заявитель просил его позвонить родственникам, поскольку заявителя "охраняли два сотрудника Интерпола", которые не разрешали ему звонить по телефону. K. передала эту информацию Е.З. и в офис Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев и обратилась в дежурную часть Северо-Западной транспортной прокуратуры, к ведению которой относится Пулковский аэропорт, и беседовала с сотрудником A.A. Она уведомила их о ситуации заявителя и просила принять срочные меры для предотвращения незаконного перемещения ее клиента в Узбекистан. A.A. обещал ей доложить о ситуации своему руководству.

67. Примерно в 21.30 K. была уведомлена о том, что заявитель позвонил своим родственникам с неизвестного мобильного телефона и быстро сказал, что находится в самолете, где ему предложено подписать какие-то документы, но он отказался, и что до переезда в аэропорт он находился в помещении отдела беженцев и вынужденных переселенцев Управления ФМС. Связь внезапно прервалась.

68. Согласно письменным объяснениям Е.З. между 20.40 и 20.50 21 декабря 2011 г. K. уведомила ее о том, что заявитель вывезен в Пулковский аэропорт для перемещения в Узбекистан. Е.З. немедленно передала эту информацию Т.К., начальнику уголовно-правового отдела службы представителя Российской Федерации при Европейском Суде, и просила последнюю принять срочные меры для предотвращения перемещения заявителя. Около 21.40 T.K. уведомила Е.З., что она приняла все возможные меры для информирования компетентных органов, включая российскую Генеральную прокуратуру, с целью предотвращения принудительного перемещения заявителя, но ввиду позднего времени она не была уверена в том, что это даст результаты. Тем временем Е.З. сообщила в аппарат уполномоченного по правам человека в России об угрозе насильственного перемещения заявителя в Узбекистан. В 22.00 Е.З. связалась с транспортной прокуратурой, которой подведомственен Пулковский аэропорт. Дежурный сотрудник A.A. подтвердил Е.З., что адвокат заявителя K. уже уведомила его об угрозе насильственного перемещения заявителя в Узбекистан. В ответ на просьбу Е.З. о принятии срочных мер для предотвращения перемещения он сообщил ей, что направил сотрудника для проверки того, прошел ли заявитель регистрацию на этот рейс, на что Е.З. немедленно возразила, что заявитель должен уже находиться на борту и что его незаконное перемещение в Узбекистан нарушит международные обязательства Российской Федерации. Однако вместо принятия мер A.A. стал задавать ей различные вопросы, например, о том, покупал ли заявитель билет на рейс, возбуждено ли уголовное дело по поводу его похищения и так далее. В своем объяснении Е.З. также указывала, что сразу после ее звонка с A.A. связался аппарат уполномоченного по правам человека в России, должностные лица которого разъяснили ему правовые последствия перемещения заявителя в Узбекистан. В 22.40 Е.З. вновь обратилась к A.A., чтобы выяснить, снят ли заявитель с рейса, на что A.A. ответил отрицательно. Он также сообщил ей, что имя заявителя не значилось в списке лиц, купивших билеты на рейс или прошедших регистрацию на него, и что проверка внутри самолета не проводилась, поскольку трап уже убран. A.A. не принял во внимание замечание Е.З. о том, что поиск заявителя в списке пассажиров не имеет смысла, поскольку в некоторых прежних делах, таких как дела Абдулхакова и Джураева, заявители были незаконно перемещены из России без формальной регистрации.

2. Информация, предоставленная властями Российской Федерации

69. 21 декабря 2011 г. начальник Управления ФМС вынес решение о высылке заявителя со ссылкой на пункт 5 статьи 10 и пункт 2 статьи 13 Закона о беженцах. В решении указывалось, что 25 ноября 2011 г. Дзержинский районный суд отклонил жалобу заявителя на отказ миграционных органов в предоставлении ему убежища, что это решение вступило в силу 6 декабря 2011 г. и отсутствуют правовые основания для нахождения заявителя в России.

70. 21 декабря 2011 г. сотрудники ФМС провели проверку по месту проживания заявителя с целью выяснения того, покинул ли он Россию. Установив, что не покинул, они доставили его в помещение Управления ФМС, где ему было вручено решение о высылке в присутствии переводчика. Как утверждают власти Российской Федерации, заявитель не выразил намерения обжаловать решение о высылке.

71. Впоследствии заявитель был доставлен в Пулковский аэропорт, где прошел паспортный контроль, и сотрудники Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее - ФСБ) "поставили в паспорт штамп, подтверждающий пересечение им Государственной границы Российской Федерации". Заявитель был отконвоирован в самолет, вылетающий рейсом N ФВ-879 из Санкт-Петербурга в Самарканд, со временем вылета 20.00.

72. Власти Российской Федерации не предоставили документов, подкрепляющих их объяснения, за исключением копии решения о высылке.

G. События в России и Узбекистане после высылки заявителя

73. 22 декабря 2011 г. адвокат заявителя K. узнала, что после того, как самолет заявителя приземлился в Самарканде (Узбекистан), он был немедленно доставлено в самаркандское управление внутренних дел и перевезен оттуда в Ташкент сотрудниками Службы национальной безопасности.

74. Впоследствии K. обжаловала перемещение заявителя в Узбекистан в российской Генеральной прокуратуре и следственном отделе Фрунзенского района Санкт-Петербурга.

75. 10 февраля 2012 г. российская Генеральная прокуратура ответила K., что окончательным определением от 8 июня 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации отменил решение о выдаче в отношении заявителя. 19 августа 2011 г. российская Генеральная прокуратура уведомила своих узбекских коллег, что не может выдать заявителя. По сведениям российской Генеральной прокуратуры, 21 декабря 2011 г. начальник Управления ФМС вынес решение о высылке заявителя, и последний был выслан в ту же дату. Прокуратура Санкт-Петербурга рассматривала вопрос о том, являлось ли обоснованным решение о высылке.

76. Как утверждает K., после перемещения в Узбекистан заявитель содержался под стражей, и в апреле 2012 года Самаркандский городской суд признал его виновным в совершении преступлений, в связи с которыми требовалась его выдача, и приговорил его к восьми годам лишения свободы. Заявителю был назначен защитник, родственники не были допущены на слушания, и он отказался от их помощи. Кроме того, он уведомил их о том, что их телефоны прослушиваются, и они "запятнаны", и сообщил, что ему "рекомендовано" предложить им прекратить контакты с его адвокатом в России "во избежание проблем". На коротком свидании с ним в присутствии тюремных конвоиров жена заявителя заметила кровоподтек и ссадину на левой стороне его лица. Согласно ее объяснениям он выглядел истощенным и сообщил ей, что ему не выдали копию приговора о его осуждении и что ему "рекомендовано" не обжаловать его, поскольку иначе он будет приговорен к более длительному сроку лишения свободы, и у его родственников возникнут проблемы. Узбекские власти не реагировали на просьбу родственников заявителя о выдаче им копии приговора суда первой инстанции. Все адвокаты, к которым они обращались в Узбекистане с целью оказания заявителю юридической помощи, отказывались браться за его дело, утверждая, что оно является политическим и что вступление в него может повлечь лишение их адвокатских лицензий.

II. Применимое международное право, национальное законодательство и практика

A. Процедура выдачи

1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации

77. Глава 54 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее также УПК РФ) 2002 года регулирует процедуру выдачи.

78. Решение Генерального прокурора о выдаче может быть обжаловано в суд (часть 1 статьи 463). В этом случае выдача не производится вплоть до вступления в законную силу судебного решения (часть 6 статьи 462).

79. Проверка законности и обоснованности решения о выдаче лица производится в течение одного месяца со дня получения жалобы судом. Решение принимается в открытом судебном заседании составом из трех судей с участием прокурора, лица, в отношении которого принято решение о выдаче, и его защитника (часть 4 статьи 463).

80. В ходе судебного рассмотрения суд не обсуждает вопросы виновности лица, подавшего жалобу, ограничиваясь проверкой соответствия решения о выдаче данного лица законодательству и международным договорам Российской Федерации (часть 6 статьи 463).

81. Часть 1 статьи 464 содержит условия отказа в выдаче. Так, выдача лица не допускается, если лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является гражданином Российской Федерации (пункт 1 части 1 статьи 464), лицу, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, предоставлено убежище в Российской Федерации (пункт 2 части 1 статьи 464), в отношении указанного в запросе лица на территории Российской Федерации за то же самое деяние вынесен вступивший в законную силу приговор или прекращено производство по уголовному делу (пункт 3 части 1 статьи 464), в соответствии с законодательством Российской Федерации уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приведен в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию (пункт 4 части 1 статьи 464), имеется вступившее в законную силу решение суда Российской Федерации о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством и международными договорами Российской Федерации (пункт 5 части 1 статьи 464). Наконец, в выдаче должно быть отказано, если деяние, послужившее основанием для запроса иностранного государства о выдаче, в соответствии с уголовным законодательством Российской Федерации не является преступлением (пункт 6 части 1 статьи 464).

82. В случае, когда иностранный гражданин, в отношении которого поступил запрос о выдаче, подвергается уголовному преследованию или отбывает наказание за другое преступление на территории Российской Федерации, его выдача может быть отсрочена до прекращения уголовного преследования, освобождения от наказания по любому законному основанию либо до исполнения приговора (часть 1 статьи 465).

2. Практика Верховного Суда Российской Федерации

83. В Постановлении от 14 июня 2012 г. N 11 Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал со ссылкой на статью 3 Конвенции, что лицо также не подлежит выдаче в случае, если имеются серьезные основания полагать, что в запрашивающем государстве оно может быть подвергнуто не только пыткам, но и бесчеловечному либо унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. В выдаче лица может быть отказано, когда исключительные обстоятельства свидетельствуют о том, что выдача повлечет опасность для его жизни и здоровья, в том числе с учетом его возраста и физического состояния. Российские органы, рассматривающие вопрос о выдаче, должны проверять, имеются ли основания полагать, что заинтересованное лицо может быть приговорено к смертной казни, подвергнуто жестокому обращению или преследованиям в связи с его расой, религиозными убеждениями, гражданством, этническим или социальным происхождением или политическими взглядами. Судам необходимо принимать во внимание как общую ситуацию, касающуюся соблюдения прав и свобод человека в запрашивающем государстве, так и конкретные обстоятельства дела, которые в своей совокупности могут свидетельствовать о наличии или об отсутствии серьезных оснований полагать, что лицо может быть подвергнуто вышеупомянутому обращению или наказанию. Они могут учитывать, например, показания лица, в отношении которого принято решение о выдаче, свидетелей, заключение Министерства иностранных дел Российской Федерации о ситуации с соблюдением прав и свобод человека в запрашивающем государстве, гарантии запрашивающего государства, а также доклады и иные документы, принятые в отношении такого государства компетентными органами ООН и Европейским комитетом по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания.

B. Заключение под стражу для обеспечения возможной выдачи и судебная проверка содержания под стражей

1. Конституция Российской Федерации

84. Конституция гарантирует право на свободу (статья 22):

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность.

2. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов".

85. Статья 46 Конституции, в частности, предусматривает, что каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод и что решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд.

2. Минская конвенция 1993 года

86. Конвенция СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 года (далее - Минская конвенция), сторонами которой являются Россия и Узбекистан, предусматривает, что при исполнении поручения об оказании правовой помощи запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны (пункт 1 статьи 8).

87. К требованию о выдаче должно быть приложено постановление о заключении под стражу (пункт 2 статьи 58). По получении требования о выдаче запрашиваемая Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется, за исключением случаев, когда выдача не может быть произведена (статья 60).

88. Лицо, выдача которого требуется, по ходатайству может быть взято под стражу и до получения требования о выдаче. В ходатайстве должны содержаться ссылка на постановление о взятии под стражу и указание на то, что требование о выдаче будет представлено дополнительно (пункт 1 статьи 61). О взятии под стражу или задержании до получения требования о выдаче необходимо немедленно уведомить другую Договаривающуюся Сторону. Лицо может быть задержано и без такого ходатайства, если имеются основания подозревать, что оно совершило на территории другой Договаривающейся Стороны преступление, влекущее выдачу* (* Последнее предложение цитирует пункт 3 той же статьи (прим. переводчика).) (пункт 2 статьи 61).

89. Лицо, взятое под стражу согласно пункту 1 статьи 61 Минской конвенции, должно быть освобождено, если требование о выдаче со всеми приложенными к нему документами не будет получено запрашиваемой Договаривающейся Стороной в течение 40 дней со дня взятия под стражу (пункт 1 статьи 62).

3. Уголовно-процессуальный кодекс

90. Часть 3 статьи 1 УПК РФ предусматривает, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные УПК РФ, то применяются правила международного договора.

91. Термин "суд" раскрывается в УПК РФ как "любой суд общей юрисдикции, рассматривающий уголовное дело по существу и выносящий решения, предусмотренные настоящим Кодексом" (пункт 48 статьи 5). Термин "судья" определяется УПК РФ как "должностное лицо, уполномоченное осуществлять правосудие" (пункт 54 статьи 5).

92. Глава 13 УПК РФ регулирует применение мер пресечения. Такие меры включают содержание под стражей, которое применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (части 1 и 3 статьи 108). Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать двух месяцев (часть 1 статьи 109), но этот срок может быть продлен до шести месяцев судьей (часть 2 статьи 109). Срок содержания под стражей может быть продлен до 12 месяцев или при исключительных обстоятельствах до 18 месяцев только в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений (часть 3 статьи 109). Дальнейшее продление срока по истечении 18 месяцев не допускается, и заключенный подлежит немедленному освобождению (часть 4 статьи 109). Мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает необходимость, или изменяется на более строгую или более мягкую, когда изменяются основания для избрания меры пресечения. Отмена или изменение меры пресечения производится по постановлению следователя, прокурора либо по определению суда (статья 110).

93. Глава 16 УПК РФ ("Обжалование действий и решений суда и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство") предусматривает судебную проверку решений и действий или бездействия следователя или прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства (часть 1 статьи 125). Компетентным судом считается суд, к территориальной юрисдикции которого относится место проведения предварительного следствия (там же). По результатам рассмотрения жалобы судья может вынести постановление о признании действия (бездействия) или решения соответствующего должностного лица незаконным или необоснованным и о его обязанности устранить допущенное нарушение или об оставлении жалобы без удовлетворения (часть 5 статьи 125).

94. Глава 54 УПК РФ ("Выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора") регулирует порядок выдачи. При получении запроса о выдаче лица, если при этом не представлено решение судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, прокурор в целях обеспечения возможности выдачи лица решает вопрос о необходимости избрания ему меры пресечения в установленном порядке (часть 1 статьи 466). При получении запроса о выдаче лица, если при этом представлено решение судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, прокурор может поместить лицо, выдача которого требуется, под домашний арест или заключить его под стражу в отсутствие предварительного одобрения его решения судом Российской Федерации (часть 2 статьи 466).

4. Относимая прецедентная практика Конституционного и Верховного Судов Российской Федерации

95. 4 апреля 2006 г. Конституционный Суд Российской Федерации рассмотрел жалобу Н., который утверждал, что отсутствие ограничений сроков содержания лица под стражей в целях выдачи несовместимо с конституционными гарантиями против произвольного содержания под стражей. В своем Определении N 101-O от той же даты Конституционный Суд Российской Федерации отказал в принятии жалобы к рассмотрению. По его мнению, отсутствие в части 1 статьи 466 УПК РФ положений, которые прямо устанавливали бы основания применения заключения под стражу в качестве меры пресечения, не указывает на неопределенность в вопросе о ее соответствии Конституции Российской Федерации. Пункт 1 статьи 8 Минской конвенции прямо предусматривает, что при исполнении поручения об оказании правовой помощи запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны, то есть порядок, который установлен УПК РФ. Этот порядок установлен, например, частью 1 статьи 466 УПК РФ и нормами его главы 13 ("Меры пресечения"), действие которых как общих норм, предусмотренных частью первой УПК РФ, распространяется на все стадии и формы уголовного судопроизводства, в том числе на производство по запросам иностранных государств об оказании им правовой помощи по уголовным делам путем выдачи лиц для уголовного преследования. Соответственно, часть 1 статьи 466 УПК РФ не дает властям возможности применять меру пресечения в виде содержания под стражей без соблюдения порядка, предусмотренного УПК РФ, или сроков, установленных УПК РФ. Европейский Суд также уклонился от анализа части 2 статьи 466 УПК РФ, усмотрев, что она не применялась в деле Н.

96. 1 марта 2007 г. Конституционный Суд Российской Федерации в Определении N 333-О-П указал, что статьи 61 и 62 Минской конвенции, регулирующие содержание лица под стражей до получения запроса о выдаче, не определяют орган или должностное лицо, уполномоченные принимать решение о заключении под стражу, порядок его принятия или сроки. В соответствии со статьей 8 Минской конвенции применимый порядок и срок устанавливаются национальным законодательством.

97. Конституционный Суд Российской Федерации также напомнил свой последовательный подход, согласно которому объем конституционного права на свободу и личную неприкосновенность является одинаковым для иностранных граждан, лиц без гражданства и граждан Российской Федерации. К иностранным гражданам и лицам без гражданства не может быть применено без судебного решения задержание на срок более 48 часов. Это конституционное требование служит гарантией не только от произвольного продления срока задержания сверх 48 часов, но и от неправомерного задержания как такового, поскольку суд в любом случае оценивает законность и обоснованность применения задержания к конкретному лицу. Конституционный Суд Российской Федерации указал, что часть 1 статьи 466 УПК РФ во взаимосвязи с положениями Минской конвенции не может быть истолкована как обеспечивающая возможность задержания лица на основании ходатайства иностранного государства на срок свыше 48 часов без решения российского суда. Мера пресечения в виде заключения под стражу может применяться к такому лицу только в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законодательством, и с соблюдением сроков, установленных главой 13 УПК РФ.

98. 19 марта 2009 г. Конституционный Суд Российской Федерации Определением N 383-О-О отказал в принятии жалобы на нарушение конституционных прав положением части 2 статьи 466 УПК РФ, указав следующее:

"[Эта норма] не устанавливает сроки содержания под стражей и не определяет основания и порядок избрания меры пресечения, она лишь закрепляет правомочие прокурора на исполнение уже состоявшегося решения компетентного судебного органа иностранного государства о заключении под стражу лица, обвиняемого в совершении преступления. Таким образом, оспариваемая... норма не может рассматриваться как нарушающая конституционные права [заявителя]...".

99. 10 февраля 2009 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление N 1, разъясняющее порядок применения статьи 125 УПК РФ. Он указал, что постановление прокурора о помещении лица под домашний арест или о заключении под стражу для обеспечения возможной выдачи может быть обжаловано в суд на основании статьи 125 УПК РФ. Пленум подчеркнул, что при вынесении постановления о признании процессуального действия (бездействия) или решения должностного лица незаконным или необоснованным судье следует указать, что он обязывает это должностное лицо устранить допущенное нарушение. Вместе с тем судья не вправе предопределять действия должностного лица, осуществляющего расследование, отменять либо обязывать его отменить решение, признанное им незаконным или необоснованным. Если состоявшееся судебное решение в порядке статьи 125 УПК РФ не исполняется следственными органами, заявитель вправе обратиться с жалобой на их бездействие. В этих случаях суд может выносить частное определение (постановление), в котором обращает внимание должностных лиц на допущенные нарушения закона.

100. 29 октября 2009 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации вынес Постановление N 22, в котором указал, что в соответствии с частью 1 статьи 466 УПК РФ применение заключения под стражу к лицу, в отношении которого проводится экстрадиционная проверка, допускается лишь по судебному постановлению, если не представлено решение судебного органа запрашивающего государства об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу. Суд санкционирует заключение под стражу в данной ситуации в соответствии со статьей 108 УПК РФ на основании ходатайства прокурора о применении меры пресечения в виде заключения под стражу. При принятии решения о применении меры пресечения в виде заключения под стражу судье надлежит проверить фактические и правовые основания для избрания такой меры пресечения. Если к запросу о выдаче прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении такого лица под стражу, то прокурор вправе заключить его под стражу без подтверждения судом указанного решения (часть 2 статьи 466 УПК РФ) на срок, не превышающий два месяца, и решение прокурора может быть обжаловано в суд в соответствии со статьей 125 УПК РФ. Продлевая срок содержания под стражей в отношении такого лица, суду необходимо руководствоваться положениями статьи 109 УПК РФ.

101. В своем недавнем Постановлении от 14 июня 2012 г. N 11 Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал, что до получения запроса о выдаче мера пресечения, в том числе в виде заключения под стражу, может быть избрана судом только в случаях, непосредственно предусмотренных международным договором Российской Федерации, таким как статья 61 Минской конвенции. Решение о заключении под стражу и продлении срока содержания под стражей принимается российским судом в соответствии с порядком и с соблюдением сроков, установленных статьями 108 и 109 УПК РФ. В постановлении должны быть указаны срок заключения под стражу и дата его истечения. Если надлежащим образом оформленный запрос о выдаче не получен в течение месяца или 40 дней, и если запрашивающее государство является стороной Минской конвенции, лицо, выдача которого требуется, подлежит немедленному освобождению из-под стражи.

C. Статус беженцев

1. Женевская конвенция 1951 года о статусе беженцев

102. Статья 33 Конвенции ООН о статусе беженцев 1951 года, которая была ратифицирована Российской Федерацией 2 февраля 1993 г., предусматривает следующее:

"1. Договаривающиеся государства не будут никоим образом высылать или возвращать беженцев на границу страны, где их жизни или свободе угрожает опасность вследствие их расы, религии, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений.

2. Это постановление, однако, не может применяться к беженцам, рассматриваемым в силу уважительных причин в качестве угрозы безопасности страны, в которой они находятся, или осужденным вошедшим в силу приговором в совершении особенно тяжкого преступления и представляющим общественную угрозу для страны".

2. Закон о беженцах

103. Закон о беженцах (Закон Российской Федерации от 19 февраля 1993 г. N 4258-I) включил определение термина "беженец", которое содержится в статье 1 Женевской конвенции 1951 года, дополненной Протоколом 1967 года, касающимся статуса беженцев. Закон определяет беженца как лицо, которое не является гражданином Российской Федерации и которое в силу вполне обоснованных опасений стать жертвой преследований по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений находится вне страны своей гражданской принадлежности и не может пользоваться защитой этой страны или не желает пользоваться такой защитой вследствие таких опасений, или, не имея определенного гражданства и находясь вне страны своего прежнего обычного местожительства в результате подобных событий, не может или не желает вернуться в нее вследствие таких опасений (подпункт 1 пункта 1 статьи 1).

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Номер названного Закона следует читать как "N 4228-I"

104. Закон не распространяется на лицо, в отношении которого имеются серьезные основания предполагать, что оно совершило преступление против мира, военное преступление или преступление против человечества либо тяжкое преступление неполитического характера вне пределов страны убежища и до того, как оно было допущено в эту страну в качестве лица, ходатайствующего о признании беженцем (подпункты 1, 2 пункта 1 статьи 2).

105. Лицо, ходатайствующее о признании беженцем или признанное беженцем, не может быть возвращено на территорию государства, где его жизни или свободе будет угрожать опасность по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений (пункт 1 статьи 10).

106. Решения правоохранительных органов, связанные с исполнением Закона о беженцах, могут быть обжалованы в вышестоящий по подчиненности орган либо в суд (пункт 2 статьи 10). Решение может быть обжаловано в течение срока, не превышающего один месяц со дня получения лицом уведомления в письменной форме о принятом решении или со дня истечения месячного срока после подачи жалобы, если лицом не был получен на нее ответ в письменной форме, а также три месяца со дня, когда лицу стало известно об отказе в признании беженцем (пункты 2 и 3 статьи 10). Лицо, получившее уведомление об отказе в рассмотрении ходатайства по существу или об отказе в признании беженцем и использовавшее право на обжалование решения, обязано покинуть территорию Российской Федерации в течение трех рабочих дней со дня получения уведомления об отказе на жалобу при отсутствии у данных лиц иных законных оснований для пребывания на территории Российской Федерации (пункт 5 статьи 10). Лицо, не исполняющее это требование, выдворяется (депортируется) совместно с членами семьи за пределы территории Российской Федерации в соответствии с указанным законом, другими федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации и международными договорами Российской Федерации (пункт 2 статьи 13).

III. Международные материалы

A. Доклады органов ООН и неправительственных организаций о ситуации в Узбекистане

107. Соответствующие доклады об Узбекистане за период 2002-2007 годов см. в Постановлении Европейского Суда от 11 декабря 2008 г. по делу "Муминов против Российской Федерации" (Muminov v. Russia), жалоба N 42502/06, §§ 67-72 и 73-74* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2011.).

108. По поводу ситуации относительно пыток в Узбекистане специальный докладчик ООН заявил на 3-й сессии Совета ООН по правам человека 18 сентября 2008 г.:

"...741. Специальный докладчик... подчеркнул, что продолжает получать серьезные утверждения о пытках со стороны должностных лиц узбекских правоохранительных органов...

744. С учетом вышеизложенного имеется недостаточно данных, включая поступившие от правительства, которые могли бы устранить эти сведения или иным образом убедить специального докладчика в том, что положение с пытками значительно улучшилось после визита 2002 года...".

109. В соответствующей части доклада 2010 года (CCPR/C/UZB/CO/3) Комитет по правам человека ООН указал следующее:

"...11. Комитет отмечает с озабоченностью продолжающие поступать сообщения о пытках и жестоком обращении, ограниченное число обвинительных приговоров в отношении виновных и в целом мягкость применяемых мер наказания, включая простые дисциплинарные меры, а также свидетельства того, что лица, несущие ответственность за такие деяния, были амнистированы и что расследования утверждений о пытках/жестоком обращении носят в целом неадекватный или недостаточный характер. У него также вызывают озабоченность сообщения об использовании судами доказательств, полученных под принуждением, несмотря на решение Верховного суда 2004 года о недопустимости доказательств, полученных незаконным путем...

19. У Комитета вызывают тревогу установленные ограничения на свободу вероисповедания и убеждений, в том числе для членов незарегистрированных религиозных групп. У него вызывают обеспокоенность по-прежнему поступающие сообщения о предъявлении обвинений таким лицам и лишении их свободы. У него также вызывает озабоченность установленная в статье 216.2 Уголовного кодекса уголовная ответственность за "обращение верующих одних конфессий в другие (прозелитизм) и другую миссионерскую деятельность" (CCPR/C/UZB/3, пункт 707) (статья 18)...".

110. В докладе "Международной амнистии" по Узбекистану 2009 года, опубликованном в мае 2009 года, сообщалось, что эта организация продолжает получать непрекращающиеся сведения о распространении пыток и жестокого обращения от лиц, подозреваемых в членстве в запрещенных исламских группах или в совершении террористических преступлений. В докладе подчеркивалось, что узбекские власти продолжают активно добиваться выдачи этих лиц от соседних государств, включая Россию, и что большинство возвращенных Узбекистану лиц содержатся в одиночном заключении, что повышает риск применения пытки или жестокого обращения.

111. 1 мая 2010 г. организация "Международная амнистия" опубликовала документ под названием "Узбекистан: краткий обзор текущих проблем прав человека" ("Uzbekistan: A Briefing on Current Human Rights Concerns"), в котором указывалось следующее:

"..."Международная амнистия" полагает, что после так называемых андижанских событий мая 2005 года в Узбекистане имело место серьезное ухудшение ситуации с правами человека...

Особенное беспокойство в свете заявленных Узбекистаном усилий по устранению безнаказанности и ограничению жестокого, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения вызывают продолжающиеся утверждения о пытке и ином жестоком обращении со стороны должностных лиц правоохранительных органов и тюремного персонала, включая сообщения об изнасиловании заключенных женщин...

Кроме того, "Международная амнистия" озабочена сообщениями о нарушениях прав человека в контексте заявленной цели защиты национальной безопасности и борьбы против терроризма после ряда зафиксированных в стране нападений и убийств в 2009 году...

"Международная амнистия" обеспокоена реакцией властей на нападения, имевшие место в мае и августе 2009 года, несовместимой с обязательствами соблюдать запреты произвольного заключения под стражу и пыток или иного жестокого обращения и право на справедливое судебное разбирательство, предусмотренные МПГПП* (* Международный пакт о гражданских и политических правах (прим. переводчика).).

Сообщалось о нападениях в Ферганской долине и столице Ташкенте в мае и августе 2009 года соответственно, проправительственный имам и высокопоставленный сотрудник милиции были убиты в Ташкенте в июле 2009 года. Союз исламского джихада (СИД) признал ответственность за нападения в Ферганской долине: нападения на отдел милиции, пограничный пункт и правительственное учреждение в Ханабаде 26 мая 2009 г., а также взрыв, устроенный самоубийцей в андижанском отделе милиции в тот же день. Не менее трех человек погибли в перестрелке неустановленных вооруженных лиц с силами безопасности в Ташкенте 29 августа 2009 г.

...Власти обвиняли в нападениях и убийствах Исламское движение Узбекистана (ИДУ), Союз исламского джихада (СИД) и незарегистрированную исламистскую партию "Хизб-ут-Тахрир", запрещенную в Узбекистане.

После этих преступлений поступили сообщения о новых волнах произвольных задержаний. Среди десятков задержанных в качестве подозреваемых в членстве или поддержке вышеупомянутых организаций были мужчины и женщины, посещавшие незарегистрированные мечети, обучавшиеся у независимых имамов, выезжавшие за границу или обучавшиеся там или имевшие родственников, проживавших за границей или подозревавшихся в принадлежности к запрещенным исламистским группам. Считается, что многие были заключены под стражу без предъявления обвинений или судебного разбирательства на длительные сроки, предположительно подвергались пыткам и/или признаны виновными после несправедливого разбирательства.

В сентябре 2009 года, в начале первого судебного процесса по делу лиц, обвинявшихся в связи с майскими нападениями в Ферганской долине, правозащитники сообщали, что судебное разбирательство было закрытым, несмотря на высказанные ранее заверения генерального прокурора о том, что процесс будет открытым и справедливым. Однако независимые обозреватели не имели доступа в зал судебных заседаний. Родственники некоторых обвиняемых сообщили правозащитникам, что привлеченные ими в качестве защитников адвокаты не были ознакомлены с материалами дела и не были допущены в зал судебных заседаний.

Не менее 30 человек были задержаны в октябре 2009 года в Сырдарье по подозрению в причастности к июльским убийствам в Ташкенте и членстве в "Хизб-ут-Тахрир". Родственники некоторых обвиняемых настаивали на том, что они не имели связей с "Хизб-ут-Тахрир" или вооруженными группами, а лишь отправляли обряды вне зарегистрированных государством мечетей. Родственники утверждали, что некоторые обвиняемые подверглись пыткам в предварительном заключении с целью принуждения к признанию в причастности к июльским убийствам. Мать одного из задержанных утверждала, что лицо ее сына было опухшим, а тело покрыто кровоподтеками, что ему в пятки вставляли иглы, анус подвергался поражению электрическим током, а также что ему было трудно стоять или ходить.

В апреле 2010 года суд в Джизаке приговорил 25 человек к лишению свободы на срок от двух до десяти лет в связи с нападениями, имевшими место в июле и августе 2009 года. Все были осуждены за попытку свержения конституционного строя и за религиозный экстремизм. Не менее 12 человек заявили в суде в марте 2010 года, что дали признательные показания под пыткой, и председательствующий судья распорядился расследовать эти заявления, но, в конце концов, установил, что их утверждения о пытке являются необоснованными. Независимые наблюдатели сообщили, что люди признались в участии в молитвенных собраниях и совместных занятиях спортом, но отрицали, что принадлежали к группе, намеревавшейся свергнуть конституционный порядок.

Кроме того, "Международная амнистия" обеспокоена угрозой принудительного возвращения, содержащейся в процедуре выдачи. Власти Узбекистана продолжают активно добиваться под предлогом интересов национальной безопасности и борьбы с терроризмом выдачи членов запрещенных исламистских движений или исламистских партий, таких как "Хизб-ут-Тахрир", или подозреваемых в членстве в них или лиц, подозреваемых в причастности к андижанским событиям, имевшим место в мае 2005 года, из соседних стран, а также из Российской Федерации...

Несмотря на заявления Узбекистана о том, что практика пыток значительно уменьшилась, "Международная амнистия" продолжает получать сообщения о распространении пыток и иного жестокого обращения с лицами, содержащимися под стражей и отбывающими наказание в виде лишения свободы.

Согласно этим сообщениям в большинстве случаев власти уклонялись от проведения безотлагательного, тщательного и беспристрастного расследования утверждений о пытках или ином жестоком обращении. "Международная амнистия" обеспокоена преобладанием безнаказанности, поскольку преследование лиц, подозреваемых в пытках или ином жестоком обращении, остается исключением из правила...

Также поступают утверждения о том, что лица, возвращаемые в Узбекистан из других стран по запросам о выдаче, содержатся в одиночном заключении, что увеличивает риск применения пыток или иного жестокого обращения, и лишены справедливого судебного разбирательства. Например, в одном деле 2008 года лицо, возвращенное в Узбекистан из России, было приговорено к 11 годам лишения свободы после несправедливого судебного разбирательства. Его родственники сообщили, что после возвращения в Узбекистан он содержался в одиночном заключении три месяца, в течение которых он подвергался пыткам и иному жестокому обращению под стражей. Он не имел доступа к адвокату по своему выбору, и судья признал допустимыми доказательства, предположительно полученные за счет пыток...".

112. В январе 2011 г. организация "Хьюман райтс уотч" опубликовала ежегодный Всемирный доклад 2010 года. В соответствующей части главы "Узбекистан" указывалось следующее:

"...В 2010 году ситуация с правами человека в Узбекистане оставалась вопиюще неудовлетворительной, каких-либо существенных изменений к лучшему не наблюдалось. Продолжались преследования гражданских активистов, представителей оппозиции и независимых журналистов, а также внесистемных верующих...

Уголовная юстиция, пытки и жестокое обращение

Пытки по-прежнему носили массовый характер. Несмотря на вступление в силу в 2008 году норм о судебном санкционировании заключения под стражу, права задержанных нарушались на всех стадиях уголовного судопроизводства. Рекомендации по искоренению пыток, предложенные профильным спецдокладчиком ООН в 2003 году, на деле оставались нереализованными.

Подозреваемым отказывали в доступе к адвокату, в то время как это является важнейшей гарантией предупреждения пыток при досудебном содержании под стражей. Пытки и другие незаконные методы применялись милицией для принуждения задержанных к признанию и даче нужных показаний. При этом власти, как правило, отказывались расследовать заявления обвиняемых о недозволенном обращении...

20 июля 37-летний Шавкат Алимходжаев, лишенный свободы за религиозные преступления, скончался под стражей. Официально причиной смерти названа анемия, но Алимходжаев не имел этого заболевания. Как утверждают родственники, на лице Алимходжаева имелись возможные следы жестокого обращения, включая опухший глаз. Власти вернули его тело в дом, где проживала семья, ночью. Они настаивали на необходимости его погребения до восхода солнца и остались до похорон. Власти не начали расследование смерти...

Свобода религии

Несмотря на конституционные гарантии свободы религии, власти продолжали многолетнюю кампанию произвольных арестов и пыток мусульман, чья религиозная практика не была санкционирована государством, или тех, кто принадлежит к незарегистрированным религиозным организациям. В 2010 году по делам о религиозном экстремизме были арестованы или осуждены свыше ста человек...

Основные международные контакты

Сотрудничество правительства Узбекистана с международными институтами оставалось проблемным. Ташкент так и не предоставил приглашений восьми тематическим механизмам ООН, запросившим посещение страны, в том числе по пыткам и по правозащитникам...".

113. В соответствующей части главы об Узбекистане ежегодного доклада организации "Международная амнистия" за 2011 год, опубликованного в мае того же года, указывалось следующее:

"...Сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать так же часто, как и прежде. Десятки последователей малых течений ислама были приговорены к длительным срокам лишения свободы по итогам несправедливых процессов...

Пытки и другие виды жестокого обращения

Несмотря на утверждения властей о том, что применение пыток значительно сократилось, сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать с той же частотой. В большинстве случаев власти не проводили незамедлительных, тщательных и беспристрастных расследований этих утверждений.

Несколько тысяч человек, осужденных за принадлежность к исламским партиям и движениям, запрещенным в Узбекистане, а также критики и политические противники правительства продолжали отбывать длительные сроки лишения свободы в условиях, равносильных жестокому, бесчеловечному и унижающему достоинство обращению.

Узбекистан вновь отказал специальному докладчику ООН по вопросу о пытках в посещении страны, несмотря на многократные просьбы...

Борьба с терроризмом и общественная безопасность

В январе начались закрытые судебные процессы по делам почти 70 лиц, обвиняемых в причастности к нападениям в Ферганской долине и столице страны Ташкенте в мае и августе 2009 года, а также к убийству лояльного правительству имама и высокопоставленного сотрудника органов внутренних дел в Ташкенте в июле 2009 года. Власти обвиняли в нападениях и убийствах "Исламское движение Узбекистана" (ИДУ), "Союз исламского джихада" (СИД) и исламистскую партию "Хизб-ут-Тахрир" (все эти организации запрещены в Узбекистане). В числе множества задержанных в качестве подозреваемых или сочувствующих ИДУ, СИД и "Хизб-ут-Тахрир" в 2009 году оказались лица, которые посещали незарегистрированные мечети, учились у независимых имамов и ездили за границу либо подозревались в связях с запрещенными исламскими организациями. Считается, что многих длительное время содержали под стражей без суда и следствия. Поступали сообщения о пытках и несправедливых процессах...

В апреле Кашкадарьинский областной суд по уголовным делам приговорил Зульхумор Хамдамову, ее сестру Мехринисо Хамдамову и их родственницу Шахло Пахматову к лишению свободы на сроки от шести до семи с половиной лет за попытку свержения конституционного строя и создание угрозы общественной безопасности. Их задержали силовики в ноябре 2009 года в ходе антитеррористических операций в городе Карши вместе с еще примерно 30 женщинами. Насколько известно, женщины посещали религиозные занятия, которые проводила Зульхумор Хамданова в одной из местных мечетей. Власти обвинили Зульхумор Хамданову в организации незаконной религиозной группы. Ее сторонники отрицали это обвинение. Правозащитники сообщили, что с женщинами жестоко обращались во время содержания под стражей. Как утверждалось, сотрудники милиции раздевали женщин донага и угрожали им изнасилованием.

В январе узбекскую беженку Дилором Абдукадирову, бежавшую из страны после беспорядков в Андижане в 2005 году, по возвращении на родину задержали на четыре дня. Перед возвращением она получила гарантии властей, что ей не предъявят никаких обвинений. В марте ее повторно задержали и две недели удерживали в ИВС, не допуская к ней ни родственников, ни адвоката. 30 апреля ее признали виновной в антигосударственной деятельности в связи с участием в андижанских демонстрациях, а также в незаконном пересечении границы в обоих направлениях. Ее приговорили к десяти годам и двум месяцам лишения свободы по итогам несправедливого судебного процесса. Родственники сообщили, что на суде она выглядела истощенной, а лицо у нее было в синяках...

Свобода вероисповедания

Правительство сохраняло жесткий контроль над религиозными общинами, мешая им осуществлять право на свободу вероисповедания. Наиболее болезненно это коснулось представителей незарегистрированных течений, таких как христиане-евангелисты и мусульмане, посещающие неподконтрольные государству мечети.

Подозреваемых последователей турецкого мусульманского богослова Саида Нурси осудили по итогам серии судебных процессов, которые начались в 2009 и продолжались в 2010 году. Помимо прочего, их обвинили в участии или создании незаконной религиозной экстремистской организации, а также в публикации и распространении материалов, угрожающих общественному порядку. По состоянию на декабрь 2010 года не менее 114 мужчин приговорили к лишению свободы на сроки от шести до 12 лет по итогам несправедливых процессов. Как сообщалось, основанием для отдельных приговоров послужили признания, выбитые под пытками в СИЗО. Кроме того, свидетелей защиты и свидетелей-экспертов в суд не вызывали, в ряде случаев доступу наблюдателей в зал суда препятствовали, а некоторые заседания проходили в закрытом режиме...".

B. Документы Совета Европы об исчезновении заявителей, в отношении которых были приняты предварительные меры Европейским Судом

114. В своем Решении (CM/Del/Dec(2012)1144/18), принятом 6 июня 2012 г. на 1144-м заседании заместителей министров, Комитет министров повторно выразил озабоченность по поводу неоднократных случаев исчезновения заявителей, в отношении которых Европейский Суд принимал предварительные меры, и указал следующее:

"Заместители министров

1) отметили, что по делу Искандарова, несмотря на заявление правительства о том, что похищение заявителя не связано с действиями властей, Европейский Суд установил нарушения Конвенции в связи с произвольным лишением заявителя свободы должностными лицами российского государства и его последующей высылкой в Таджикистан в нарушение обязанности государства защитить его от жестокого обращения;

2) далее отметили, что на своем последнем заседании Комитет выразил сожаление в связи с тем, что похожие инциденты впоследствии произошли в отношении других заявителей, чьи жалобы находились на рассмотрении Европейского Суда, и в отношении которых Европейским Судом были применены предварительные меры по запрету их выдачи в связи с неизбежным риском серьезных нарушений Конвенции в их отношении;

3) осудили тот факт, что, несмотря на серьезную озабоченность, выраженную в отношении этих инцидентов председателем Европейского Суда, Комитетом Министров и самими российскими властями, была получена информация, что еще один заявитель исчез 29 марта 2012 г. в Москве и вскоре после этого оказался в заключении в Таджикистане;

4) обратили внимание на позицию российских властей, согласно которой расследование по делу Искандарова продолжается, и в настоящее время причастность российского государства к похищению заявителя не установлена;

5) тем не менее выразили сожаление в связи с тем, что вплоть до настоящего момента ни по делу Искандарова, ни по другим делам этого типа власти не смогли достигнуть ощутимого прогресса в отношении внутригосударственного расследования похищений заявителей и их перемещения, а также не установили ответственность государственных представителей...".

Право

I. Предполагаемое нарушение статей 3 и 13 Конвенции

115. Заявитель жаловался на то, что его высылка в Узбекистан нарушила статью 3 Конвенции и что он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении данной претензии вопреки статье 13 Конвенции. Эти положения предусматривают следующее:

"Статья 3

Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.

Статья 13

Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

A. Доводы сторон

116. Власти Российской Федерации полагали, что национальные органы внимательно рассмотрели утверждение заявителя о том, что он подвергнется угрозе жестокого обращения в случае возвращения в запрашивающее государство. По данным Министерства иностранных дел России и следственного управления ФСБ, отсутствовали обстоятельства, препятствующие его выдаче. Кроме того, Генеральная прокуратура Узбекистана заверила российского партнера, что заявитель не будет выдан в третью страну без согласия российских властей, что он будет преследоваться и наказываться только за преступления, в связи с которыми запрашивается его выдача, что после отбытия наказания он сможет покинуть Узбекистан и в случае необходимости ему будет оказана медицинская помощь и будут обеспечены гарантии справедливого судебного разбирательства. Вместе с тем Узбекистан отменил смертную казнь, и УУК предусматривает, что уголовное разбирательство осуществляется на основе равенства сторон, и никто не может быть подвергнут пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению.

117. Власти Российской Федерации также указали, что заявитель не был лишен права обжаловать решение о выдаче в судах и что после такой жалобы Санкт-Петербургский городской суд отменил решение о выдаче и освободил заявителя из-под стражи.

118. Со ссылкой на доклады различных международных органов заявитель утверждал, что в качестве обвиняемого в причастности к запрещенной религиозной организации, которую запрашивающие органы считают экстремистской, он подвергался реальной угрозе жестокого обращения в случае высылке в Узбекистан. Он указывал на обилие информации из достоверных международных источников, свидетельствующей о том, что узбекские власти целенаправленно подвергают жестокому обращению лиц, находящихся в его ситуации, и, соответственно, угроза подобного обращения была для него намного более значительной.

119. Заявитель также утверждал, что ссылка властей Российской Федерации на данные Министерства иностранных дел России и ФСБ не имеет значения и не могла рассматриваться как тщательная оценка его личной ситуации и его утверждений относительно угрозы жестокого обращения. Он настаивал на том, что национальные власти не приняли во внимание его утверждения об угрозе жестокого обращения в разбирательствах о выдаче и предоставлении убежища, несмотря на представленные им сведения из авторитетных международных организаций об особой ситуации лиц, обвиняемых в членстве в "Хизб-ут-Тахрир", и они полностью полагались на заверения узбекских властей, которые не были достоверными или достаточными. В частности, в разбирательстве о предоставлении убежища российские власти прямо отказались учитывать ряд относимых материалов, на которые заявитель ссылался, и вместо этого кратко упомянули только информацию Министерства иностранных дел России.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

120. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Статья 3 Конвенции

(i) Общие принципы

121. Прежде всего Европейский Суд напоминает, что государства-участники в соответствии с актами международного права и с учетом своих договорных обязательств, включая Конвенцию, вправе контролировать въезд, пребывание и высылку иностранцев (см. Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom), § 67, Series A, N 94), и право на политическое убежище прямо не защищено Конвенцией или протоколами к ней (см. Постановление Европейского Суда от 11 января 2007 г. по делу "Салах Шеех против Нидерландов" (Salah Sheekh v. Netherlands), жалоба N 1948/04, § 135, ECHR 2007-I (извлечения)). Однако осуществление государством-участником высылки лица может повлечь возникновение вопроса в соответствии со статьей 3 Конвенции и, таким образом, обусловить ответственность указанного государства согласно Конвенции, если имеются серьезные основания полагать, что данное лицо в случае депортации будет подвергаться реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции.

122. В таком случае статья 3 Конвенции предполагает обязанность не высылать заинтересованное лицо в данную страну (см. Постановление Большой Палаты от 28 февраля 2008 г. по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), жалоба N 37201/06, § 125). При этом вопросы рассмотрения или установления ответственности принимающего государства на основании международного права в целом, Конвенции или иным образом не возникают (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Сёринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom), § 91, Series A, N 161).

123. Оценка того, имеются ли серьезные опасения, что заявитель будет подвергаться реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, неизбежно предусматривает оценку Европейским Судом условий в принимающей стране с точки зрения стандартов положений Конвенции (см. Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey), жалобы N N 46827/99 и 46951/99, § 67, ECHR 2005-I). Эти стандарты подразумевают, что для отнесения к сфере действия статьи 3 Конвенции жестокое обращение, с которым заявитель, по его утверждению, может столкнуться при возвращении, должно достигнуть минимального уровня суровости. Его оценка является относительной, зависящей от всех обстоятельств дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хилаль против Соединенного Королевства" (Hilal v. United Kingdom), жалоба N 45276/99, § 60, ECHR 2001-II).

124. При определении того, доказано ли наличие реальной угрозы подвергнуться в случае высылки обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, Европейский Суд оценивает вопрос в свете всех материалов, предоставленных ему или, в случае необходимости, полученных по собственной инициативе (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 128). Поскольку характер ответственности государств-участников по статье 3 Конвенции в делах данного вида обусловлен действием, подвергающим лицо угрозе жестокого обращения, наличие риска должно оцениваться преимущественно с учетом фактов, которые государство-участник знало или должно было знать на момент высылки (см. Постановление Европейского Суда от 30 октября 1991 г. по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства" (Vilvarajah and Others v. United Kingdom), § 107, Series A, N 215).

125. В принципе заявитель обязан предоставить доказательства, подтверждающие наличие серьезных оснований полагать, что в случае исполнения оспариваемой меры он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2005 г. по делу "N. против Финляндии" (N. v. Finland), жалоба N 38885/02, § 167). Если такие доказательства предоставлены, государство-ответчик обязано рассеять любые сомнения в связи с ними (см. Постановление Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (Ryabikin v. Russia), жалоба N 8320/04, § 112* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.)).

126. Что касается общей ситуации в конкретной стране, Европейский Суд ранее неоднократно указывал, что может принимать во внимание информацию из недавних докладов независимых международных правозащитных организаций или из негосударственных источников (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 131, с дополнительными отсылками). В то же время одна лишь возможность жестокого обращения вследствие нестабильной ситуации в принимающем государстве не свидетельствует о нарушении статьи 3 Конвенции (см. там же).

127. Если доступные Европейскому Суду источники описывают общую ситуацию, конкретные утверждения заявителя по делу должны подтверждаться иными доказательствами (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 73).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

128. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что заявитель затрагивал вопрос об угрозе жестокого обращения в случае возвращения в Узбекистан в разбирательствах о выдаче и предоставлении убежища. Учитывая его объяснения, Европейский Суд признает, что они оставались последовательными и что он выдвинул ряд конкретных и подробных доводов в поддержку своей позиции. В частности, он утверждал, что узбекские правоохранительные органы систематически прибегали к использованию пытки и жестокого обращения с заключенными, и подчеркивал, что лица, обвиняемые в членстве в запрещенных религиозных организациях, считающихся экстремистскими, таких как ХТ, а также подозреваемые в совершении преступлений против государственной безопасности подвергаются повышенной угрозе обращения, нарушающего статью 3 Конвенции. В поддержку своих утверждений заявитель ссылался на доклады различных авторитетных международных организаций и выводы Европейского Суда по делам относительно подобных ситуаций, в которых заявителям угрожало возвращение или высылка в Узбекистан в связи с уголовными разбирательствами по обвинениям в принадлежности к ХТ, религиозному экстремизму или попытке свержения конституционного порядка (см. §§ 38, 41, 49, 51, 54 и 59 настоящего Постановления).

129. Что касается разбирательства о выдаче, Европейский Суд подчеркивает, что на последнем этапе национальные суды отменили решение о выдаче в отношении заявителя. Хотя Верховный Суд Российской Федерации в своем решении кратко отметил, что принял во внимание также выводы Европейского Суда относительно жестокого обращения с заключенными в Узбекистане и недостаточность гарантий, предоставленных запрашивающей стороной, Европейский Суд полагает, что из решений суда первой и кассационной инстанций следует, что основная причина отказа в выдаче заявителя имела более "технический" характер, а именно тот факт, что для его преследования истек срок в соответствии с российским законодательством (см. §§ 43 и 44 настоящего Постановления).

130. Что касается разбирательства о предоставлении убежища, Европейский Суд отмечает, что миграционные органы в своих решениях об отказе в удовлетворении ходатайства заявителя о признании беженцем в основном ссылались на тот факт, что он слишком долго медлил до подачи этого ходатайства и нарушил правила проживания, предоставив ложную информацию. Несмотря на подробные объяснения заявителя относительно угрозы жестокого обращения в случае возвращения на родину, подкрепленные ссылками на данные различных международных организаций и постановления Европейского Суда, решения миграционных органов обошли молчанием эти конкретные доводы (см. §§ 53 и 56 настоящего Постановления). Хотя решение ФМС от 15 июля 2011 г. содержало неясное высказывание о том, что отсутствуют обстоятельства, указывающие, что заявитель подвергнется "незаконному преследованию" в Узбекистане, в отсутствие объяснения точного значения этой фразы и ввиду решений миграционных органов Европейский Суд не может квалифицировать их как содержащие тщательную оценку утверждений заявителя относительно угрозы жестокого обращения. Наконец, с учетом объяснений заявителя по поводу обстоятельств, сопровождавших исполнение решения о его высылке (см. §§ 62-68 настоящего Постановления), которые не оспаривались властями Российской Федерации, Европейский Суд не убежден в том, что заявителю была предоставлена разумная возможность затронуть этот вопрос перед органами власти, которые приняли решение о его высылке в Узбекистан и исполнили это решение (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 90).

131. С учетом вышеизложенного Европейский Суд не убежден в том, что претензия заявителя была тщательно рассмотрена национальными органами, и, соответственно, должен оценить, имелась ли в момент его высылки из России реальная угроза того, что он подвергнется в Узбекистане обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции.

132. Не оспаривалось сторонами, что заявитель покинул территорию России 21 декабря 2011 г. Именно эту дату Европейский Суд примет во внимание при оценке объяснений заявителя по поводу соблюдения статьи 3 Конвенции.

133. Власти Российской Федерации утверждали, что согласно данным Министерства иностранных дел России и ФСБ отсутствовали обстоятельства, препятствовавшие выдаче заявителя Узбекистану. Отметив, что власти Российской Федерации не дали подробных разъяснений по этому вопросу, Европейский Суд напоминает, что в делах относительно иностранцев, подлежащих высылке или выдаче, он вправе сопоставлять материалы, на которые ссылаются власти Российской Федерации, с информацией из других надежных и объективных источников (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Салах Шеех против Нидерландов", § 136, и Постановление Европейского Суда от 21 октября 2010 г. по делу "Гафоров против Российской Федерации" (Gaforov v. Russia), жалоба N 25404/09, § 129* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2011.)).

134. В этой связи Европейский Суд прежде всего отмечает, что он уже рассмотрел ряд дел, затрагивающих проблему жестокого обращения в случае выдачи или высылки в Узбекистан из России или иного государства - участника Совета Европы. Он устанавливал со ссылкой на различные источники периода 2002-2007 годов, что общая ситуация в сфере прав человека в Узбекистане является тревожной, и материалы достоверных международных источников доказывают сохранение серьезной проблемы жестокого обращения с заключенными, практика пыток которых в полиции характеризуется как "системная" и "неизбирательная" (см., например, Постановление Европейского Суда от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov and Others v. Russia), жалоба N 2947/06, § 121* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.), и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 93).

135. В недавних постановлениях относительно того же предмета, охватывающих период с 2007 года по настоящее время, рассмотрев последние доступные сведения, Европейский Суд установил отсутствие конкретных данных, свидетельствующих о решительном улучшении в этой сфере (см. в числе многих примеров Постановление Европейского Суда от 10 июня 2010 г. по делу "Гараев против Азербайджана" (Garayev v. Azerbaijan), жалоба N 53688/08, § 71, Постановление Европейского Суда от 8 июля 2010 г. по делу "Абдулажон Исаков против Российской Федерации" (Abdulazhon Isakov v. Russia), жалоба N 14049/08, § 109* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2011., Постановление Европейского Суда от 8 июля 2010 г. по делу "Юлдашев против Российской Федерации" (Yuldashev v. Russia), жалоба N 1248/09, § 93* (* Там же. N 5/2011.), Постановление Европейского Суда от 4 ноября 2010 г. по делу "Султанов против Российской Федерации" (Sultanov v. Russia), жалоба N 15303/09, § 71* (* Там же. N 11/2011.), Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2011 г. по делу "Якубов против Российской Федерации" (Yakubov v. Russia), жалоба N 7265/10, §§ 81 и 82* (* Там же. N 4/2013.), и Постановление Европейского Суда от 3 июля 2012 г. по делу "Рустамов против Российской Федерации" (Rustamov v. Russia), жалоба N 11209/10, § 125). С учетом этого и принимая во внимание данные, кратко изложенные в §§ 108 - 113 настоящего Постановления, Европейский Суд вынужден подтвердить, что проблема жестокого обращения с заключенными в Узбекистане сохраняет всеобъемлющий и стойкий характер. В то же время Европейский Суд напоминает, что он последовательно подчеркивал, что ссылка на общую проблему, связанную с соблюдением прав человека в конкретной стране, обычно недостаточна для исключения выдачи (см. Постановление Европейского Суда от 20 мая 2010 г. по делу "Камышев против Украины" (Kamyshev v. Ukraine), жалоба N 3990/06, § 44, и Постановление Европейского Суда от 5 июня 2012 г. по делу "Шакуров против Российской Федерации" (Shakurov v. Russia), жалоба N 55822/10, § 135* (* Там же. N 5/2013.)).

136. Что касается личной ситуации заявителя, Европейский Суд учитывает, что он разыскивался узбекскими властями по обвинениям в публичных призывах к свержению конституционного порядка Узбекистана, участии в экстремистской организации, подготовке и распространении экстремистских материалов, представляющих угрозу для национальной безопасности и общественного порядка, что было связано с его предполагаемым членством в ХТ, запрещенной религиозной организации (статьи 159 и 244 УУК). В Постановлении по делу Муминова Европейский Суд указывал, что имеются серьезные основания предполагать наличие практики преследования членов или сторонников этой организации, и установил, что достоверные источники подтверждают существование практики пыток лиц, обвиняемых в преступлениях в связи с предполагаемым членством в ХТ, таких как преступления, предусмотренные статьями 159 и 244 УУК, с целью получения признательных показаний и наказания этих лиц, которых власти считают участвующими в религиозной или политической деятельности, противоречащей государственным интересам (упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 95).

137. После вынесения вышеупомянутого Постановления Европейский Суд рассмотрел иные дела относительно лиц, обвиняемых в совершении преступлений в связи с их предполагаемым членством в ХТ в Узбекистане, и установил со ссылкой на материалы, охватывающие период с 2009 по 2011 год, что существует устойчивая модель преследования таких лиц, сопровождающаяся достоверными данными о пытках, жестоком обращении и их гибелью под стражей (см. в числе недавних примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Якубов против Российской Федерации", §§ 84-85 и 87, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рустамов против Российской Федерации", § 127). В этих делах Европейский Суд установил, что такие лица подвергаются повышенной угрозе жестокого обращения и что их выдача или высылка в Узбекистан составят нарушение статьи 3 Конвенции.

138. Европейский Суд находит важным подчеркнуть в связи с вышеизложенным, что в деле Саади он указывал, что, если заявитель ссылается на принадлежность к группе, систематически подвергаемой практике жестокого обращения, защита статьи 3 Конвенции применяется в случае доказанности заявителем, при необходимости на основе информации, содержащейся в недавних докладах независимых международных правозащитных органов или неправительственных организаций, что имеются серьезные основания предполагать наличие данной практики или его членство в данной группе. При таких обстоятельствах Европейский Суд не настаивает на том, чтобы заявитель доказывал наличие дополнительных особых отличительных признаков (см. Постановление Европейского Суда от 17 июля 2008 г. по делу "NA. против Соединенного Королевства" (NA. v. United Kingdom), жалоба N 25904/07, § 116). Европейский Суд полагает, что это применимо в настоящем деле, в котором заявитель обвиняется в членстве в группе, в отношении которой достоверные источники подтверждают сохранение модели жестокого обращения и пытки со стороны властей (см. §§ 107, 110, 111 и 113 настоящего Постановления).

139. Европейский Суд придает значение также тому, что уголовное дело против заявителя было возбуждено после терактов в Ферганской долине, произошедших в 2009 году. В период после события авторитетные международные неправительственные организации утверждали, что узбекские власти обвинили ХТ в числе других организаций в нападениях и убийствах, и сообщили о волне произвольных задержаний лиц, подозреваемых в причастности к ХТ, после чего последовали их содержание в одиночном заключении, обвинения в религиозном экстремизме или попытках свержения конституционного порядка и жестокое обращение и пытки в целях получения признаний (см. §§ 110, 111 и 113 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, тот факт, что обвинения против заявителя датируются периодом, близким к вышеупомянутым событиям, также может рассматриваться как фактор, усиливающий угрозу жестокого обращения с ним.

140. С учетом вышеизложенного Европейский Суд считает, что установлены существенные основания полагать, что заявитель подвергался реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции. Насколько власти Российской Федерации могут быть поняты как утверждающие, что запрет пыток УУК исключал такую угрозу, следует напомнить, что наличие национального законодательства, гарантирующего соблюдение фундаментальных прав, само по себе не является достаточным для обеспечения адекватной защиты от угрозы жестокого обращения, если, как в настоящем деле, достоверные источники сообщают о практике, к которой прибегают или которой попустительствуют власти, явно противоречащей принципам Конвенции (см. в числе многих примеров упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 147 последняя часть).

141. Что касается гарантий, полученных от узбекских властей, на которые ссылались власти Российской Федерации, Европейский Суд принял во внимание, что Верховный Суд Российской Федерации в своем кратком высказывании по этому поводу выразил сомнения в их достоверности (см. § 44 настоящего Постановления). В любом случае он полагает, что они сформулированы в общих выражениях и не были предоставлены доказательства того, что они подкреплялись механизмом исполнения или мониторинга (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 17 января 2012 г. по делу "Отман (Абу Катада) против Соединенного Королевства" (Othman (Abu Qatada) v. United Kingdom), жалоба N 8139/09, §§ 188 и 189).

142. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд полагает, что высылка заявителя в Узбекистан составит нарушение требований статьи 3 Конвенции.

(b) Статья 13 Конвенции

143. С учетом вышеизложенного Европейский Суд не находит необходимым рассматривать отдельно по существу жалобу заявителя на нарушение статьи 13 Конвенции, которая в основном содержит доводы, уже рассмотренные Европейским Судом с точки зрения статьи 3 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гафоров против Российской Федерации", § 144).

II. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции

144. Заявитель жаловался на то, что его содержание под стражей с 14 июля по 15 сентября 2010 г. являлось незаконным в нарушение подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, который предусматривает следующее:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

...(f) законное задержание или заключение под стражу... лица, против которого принимаются меры по его... выдаче...".

A. Доводы сторон

145. Власти Российской Федерации утверждали, что ввиду наличия постановления иностранного суда, вынесенного в отношении заявителя, его содержание под стражей с 14 июля и 15 сентября 2010 г. было санкционировано двумя постановлениями прокурора, вынесенными в соответствии со статьей 466 УПК РФ, и оно отвечало требованиям Минской конвенции. 15 сентября 2010 г., то есть через два месяца после первоначального решения о заключении заявителя под стражу, суды продлили срок его содержания в соответствии со статьями 108 и 109 УПК РФ. Власти Российской Федерации признали, что отсутствие в постановлениях от 15 июля и 24 августа 2010 г. конкретных сроков содержания заявителя под стражей указывало на неопределенность, несовместимую с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, но заключили, что в целом его содержание под стражей в течение обжалуемого периода являлось законным и не нарушало указанное конвенционное положение.

146. Со ссылкой на выводы Европейского Суда по делу "Джураев против Российской Федерации" (Dzhurayev v. Russia) (жалоба N 38124/07, Постановление от 17 декабря 2009 г.* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2010.)) и Определения Конституционного Суда Российской Федерации N N 101-О и 333-О-П, заявитель указывал, что ни статья 466 УПК РФ, ни статья 61 Минской конвенции не предусматривают порядка применения содержания под стражей лица в целях выдачи. Кроме того, эти положения не устанавливают сроков содержания под стражей. Что касается ссылки властей Российской Федерации на статьи 108 и 109 УПК РФ, эти положения регулируют порядок заключения лица под стражу судом, а не прокурором. Наконец, он подчеркнул, что власти Российской Федерации признали, что отсутствие сроков в решениях прокурора о содержании под стражей было несовместимо с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

147. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы

148. Европейский Суд учитывает, что заявитель обжаловал конкретный период своего содержания под стражей, а именно с 14 июля по 15 сентября 2010 г. Соответственно, он рассмотрит жалобу в том виде, в котором она представлена заявителем.

149. Европейский Суд также отмечает, что не оспаривается сторонами, что в данный период заявитель содержался под стражей в целях его выдачи из России в Узбекистан. Таким образом, подпункт "f" пункт 1 статьи 5 Конвенции применим к настоящему делу. Это положение не требует, чтобы содержание под стражей лица, против которого возбуждено разбирательство с целью выдачи, разумно считалось необходимым, например, чтобы воспрепятствовать лицу в совершении преступления или лишить его возможности скрыться. В этой связи подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции устанавливает иной уровень защиты по сравнению с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции: все, что требуется в соответствии с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, это чтобы действия совершались в отношении "лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче". Таким образом, не важно в значении подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, обосновано ли указанное выше решение о выдворении национальным законодательством или Конвенцией (см. Постановление Европейского Суда по делу "Чонка против Бельгии" (Conka v. Belgium), жалоба N 51564/99, § 38, ECHR 2002-I, и Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), § 112, Reports of Judgments and Decisions 1996-V).

150. Однако Европейский Суд напоминает, что обязан исследовать вопрос о том, было ли содержание заявителя под стражей "законным" для целей пункта 1 статьи 5 Конвенции, с особым вниманием к гарантиям, предусмотренным в национальной правовой системе. Если возникает вопрос о законности содержания под стражей, включая вопрос о том, был ли соблюден "порядок, установленный законом", Конвенция в значительной степени отсылает к национальному законодательству и устанавливает обязанность соблюдения его материальных и процессуальных норм, но дополнительно требует, чтобы любое лишение свободы учитывало цель статьи 5 Конвенции, которая заключается в защите лица от произвола (см. Постановление Европейского Суда от 25 июня 1996 г. по делу "Амуур против Франции" (Amuur v. France), Reports of Judgments and Decisions 1996-III, § 50, и Постановление Европейского Суда от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против Российской Федерации" (Nasrulloyev v. Russia), жалоба N 656/06, § 70* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.)).

151. Таким образом, Европейский Суд должен удостовериться в том, соответствовало ли Конвенции само национальное законодательство, включая общие принципы, выраженные в ней или подразумеваемые. Что касается последних, Европейский Суд подчеркивает, что в делах, затрагивающих лишение свободы, особенно важно соблюдение общего принципа правовой определенности. Устанавливая, что любое лишение свободы должно осуществляться "в порядке, установленном законом", пункт 1 статьи 5 Конвенции не просто отсылает к национальному законодательству; как и выражения "в соответствии с законом" и "предусмотрено законом" в пунктах 2 статей 8 - 11 Конвенции* ( В пунктах 2 статей 8 - 11 официального перевода Конвенции на русский язык присутствует лишь фраза "предусмотрены (предусмотрено) законом" (прим. переводчика)), он также касается "качества закона", требуя, чтобы он был совместим с верховенством права, концепцией, воплощенной во всех статьях Конвенции. "Качество закона" в этом смысле предполагает, что национальное законодательство, которое предусматривает лишение свободы, должно быть достаточно доступным, ясным и предсказуемым с точки зрения применения во избежание угрозы произвола (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Насруллоев против Российской Федерации", § 71, с дополнительными отсылками).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

152. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что основное противоречие между сторонами в вопросе о том, могли ли постановления прокурора о содержании под стражей со ссылкой на постановление о содержании под стражей, вынесенное узбекским судом, служить правооснованием для содержания заявителя под стражей с 14 июля по 15 сентября 2010 г.

153. Власти Российской Федерации утверждали, что при наличии постановления узбекского суда о заключении под стражу содержание заявителя в оспариваемый период регулировалось статьей 466 УПК РФ и соответствовало требованиям Минской конвенции. Вместе с тем Европейский Суд отмечает, что постановление российского прокурора от 15 июля 2010 г. не содержало ссылки на статью 466 УПК РФ предположительно потому, что, как следует из формулировки этого положения, оно начинает применяться только с момента получения требования о выдаче. В деле заявителя это требование было получено 16 августа 2010 г. (см. § 20 настоящего Постановления). Следовательно, Европейский Суд должен выяснить, что составляло правовую основу содержания под стражей заявителя с 14 июля по 16 августа 2010 г.

154. В этой связи Европейский Суд учитывает, что власти Российской Федерации в своих объяснениях, как и прокурор в постановлении о содержании под стражей от 15 июля 2010 г., ссылались на статью 61 Минской конвенции. Однако Европейский Суд согласен с доводом заявителя о том, что статья 61 Минской конвенции не устанавливает процессуальных правил, которые должны применяться при заключении под стражу до получения требования о выдаче. Действительно, Минская конвенция отсылает к законодательству страны, предусматривая, что запрашиваемая сторона применяет нормы собственного законодательства при исполнении поручения об оказании правовой помощи, включая специальное требование о задержании до получения требования о выдаче, как указано в ее статье 61 (см. § 86 настоящего Постановления). Отсюда следует, что статья 61 Минской конвенции может служить правовой основой для содержания под стражей только во взаимосвязи с соответствующими национальными правовыми нормами, устанавливающими основания и порядок заключения под стражу, а также применимые сроки (см. определение Конституционного Суда, процитированное в § 96 настоящего Постановления). Однако ни прокурор в своем постановлении, ни власти Российской Федерации не ссылались на какое-либо положение национального законодательства, позволявшее первому органу заключить заявителя под стражу до получения требования о выдаче. Соответственно, с 14 июля по 16 августа 2010 г. заявитель находился в правовом вакууме, который не восполнялся каким-либо положением национального законодательства, устанавливающим основания его содержания под стражей, порядок и сроки, применимые к этому содержанию под стражей до получения требования о выдаче.

155. Представляется также, что после получения требования о выдаче от 16 августа 2010 г. содержание под стражей заявителя стало регулироваться частью 2 статьи 466 УПК РФ. В то же время эта норма также не устанавливает порядок, в котором должно приниматься решение о содержании под стражей лица, выдача которого требуется, или продлеваться его срок. Она также не содержит сроков содержания под стражей в целях выдачи (см. § 94 настоящего Постановления). Европейский Суд в то же время отмечает, что в Определении от 19 марта 2009 г., касающемся части 2 статьи 466, Конституционный Суд Российской Федерации, посчитав, что оспариваемое положение не нарушает конституционных прав лиц в связи с неуказанием оснований или порядка заключения под стражу в целях выдачи или сроков содержания, не разъяснил, какие нормы регулируют такой порядок и какие сроки должны применяться в ситуациях, охватываемых частью 2 статьи 466 УПК РФ (см. § 98 настоящего Постановления).

156. Соответственно, Европейский Суд не может не отметить отсутствие точных положений законодательства страны, которые устанавливали бы, при каких условиях, в какие сроки и прокурором какого уровня и территориальной юрисдикции должен рассматриваться вопрос о содержании под стражей после получения требования о выдаче.

157. Двусмысленность части 2 статьи 466 УПК РФ проявляется в обстоятельствах настоящего дела, в котором, хотя требование о выдаче было получено 16 августа 2010 г., только 24 августа 2010 г., то есть через восемь дней, прокурор вынес постановление о содержании под стражей заявителя на основании части 2 статьи 466 УПК РФ (см. § 22 настоящего Постановления). В течение всего периода заявитель оставался неосведомленным относительно оснований своего содержания под стражей и его сроков.

158. Кроме того, Европейский Суд придает значение тому, что постановление о содержании под стражей от 24 августа 2010 г. не содержало ссылок на какие-либо нормы национального законодательства, относящиеся к главе 13 УПК РФ, или иные, подтверждающие полномочия этого конкретного прокурора (прокурора Фрунзенского района Санкт-Петербурга) по принятию решений о содержании заявителя под стражей. В постановлении также не указывались сроки содержания заявителя под стражей и отсутствовали ссылки на какую-либо норму национального законодательства, устанавливающую такой срок.

159. Отсюда следует, что содержание заявителя под стражей с 16 августа по 15 сентября 2010 г. было основано на правовой норме, а именно части 2 статьи 466 УПК РФ, которая ввиду отсутствия ясных процессуальных правил не являлась ни точной, ни предсказуемой в своем применении.

160. Европейский Суд также учитывает признание властями Российской Федерации того факта, что отсутствие сроков в обоих постановлениях о содержании под стражей способствовало состоянию неопределенности, в котором заявитель находился в рассматриваемый период.

161. Кроме того, следует отметить, что в недавнем постановлении Верховный Суд России дал авторитетное толкование российских правовых норм, применимых к содержанию под стражей в целях выдачи, включая содержание до и непосредственно после получения требования о выдаче (см. § 101 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд учитывает, что это постановление было принято 14 июня 2012 г., намного позже освобождения заявителя. Таким образом, он не может изменить вывод о том, что в момент содержания заявителя под стражей российские правовые положения, регулирующие содержание под стражей до получения требования о выдаче и последующее продление срока содержания после такого требования, не были точными или предсказуемыми в их применении. В любом случае из постановления следует, что содержание заявителя под стражей должно назначаться и продлеваться российским судом, а не прокурором.

162. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что с 14 июля по 15 сентября 2010 г. заявитель содержался под стражей в отсутствие конкретной правовой основы или ясных правил, регулирующих его ситуацию, что несовместимо с принципами правовой определенности и защиты от произвола, которые являются общими для Конвенции, и верховенством права (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 15 января 2009 г. по делу "Юдаев против Российской Федерации" (Yudayev v. Russia), жалоба N 40258/03, § 59* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2010.), и Постановление Европейского Суда по делу "Барановский против Польши" (Baranowski v. Poland), жалоба N 28358/95, § 56, ECHR 2000-III). Таким образом, лишение свободы, которому заявитель подвергся в этот период, не обеспечивалось адекватными гарантиями от произвола. Российское законодательство в период, относящийся к обстоятельствам дела, не отвечало стандарту "качества закона", требуемому в соответствии с Конвенцией. Национальная система не обеспечила защиту заявителя от произвольного заключения под стражу, и его содержание не может считаться "законным" для целей пункта 1 статьи 5 Конвенции.

163. Соответственно, имело место нарушение требований подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение пункта 2 статьи 5 Конвенции

164. В соответствии с подпунктом "a" пункта 3 статьи 6 Конвенции заявитель жаловался на то, что ему не был обеспечен перевод решений относительно его заключения под стражу от 15 июля и 24 августа 2010 г. и что он был лишен права на незамедлительное уведомление на понятном языке о причинах его задержания и предъявляемых ему обвинениях. Европейский Суд полагает, что жалоба в этой части подлежит рассмотрению с точки зрения пункта 2 статьи 5 Конвенции, который предусматривает следующее:

"Каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение".

A. Доводы сторон

165. Власти Российской Федерации утверждали, что в момент задержания заявитель был уведомлен о его причинах, и это подтверждается протоколом задержания, который им подписан. Кроме того, на допросе 15 июля 2010 г. заявитель сообщил, что говорит по-русски, и отказался от услуг переводчика. Таким образом, из протоколов задержания и допроса от 15 июля 2010 г. следует, что заявитель был уведомлен о том, что он задержан и заключен под стражу в связи с его объявлением в международный розыск.

166. Заявитель пояснил, что он плохо владел русским, поскольку после прибытия в страну проживал в узбекской общине. Ему не был обеспечен перевод на узбекский язык постановлений о содержании под стражей от 15 июля и 24 августа 2010 г. Фрунзенский районный суд отклонил его ходатайство о перевод этих документов на его родной язык, и, соответственно, он был лишен права на незамедлительное уведомление на понятном языке о причинах его задержания и предъявляемых ему обвинениях, и эта ситуация могла быть исправлена только на слушании 22 ноября 2010 г. Заявитель также утверждал, что, когда его в заключении впервые посетила адвокат, немного понимавшая по-узбекски, он сообщил ей, что думает, что был задержан из-за неточностей в удостоверении личности.

167. Заявитель также подчеркивал, что из протокола задержания следует, что его не спрашивали, на каком языке он хотел бы давать показания, и что протокол допроса от 15 июля 2010 г. в основном содержал данные, полученные из документов, имевшихся у него в момент задержания. Заявитель в действительности не понимал значение фразы о том, что он "хорошо владеет русским языком и не нуждается в услугах переводчика", под которой подписался. Кроме того, во время допросов 14 и 15 июля 2010 г. он мог понимать лишь простые вопросы, например о том, имеет ли он семью и работу. Заявитель также утверждал, что прокуратура уведомила районный суд на слушании 15 сентября 2010 г. о необходимости предоставить ему переводчика и что Санкт-Петербургский городской суд в своем определении от 10 ноября 2010 г. подтвердил, что заявитель неудовлетворительно владеет русским языком и что прокуроры не уведомили заявителя в момент задержания о его праве на юридическую помощь и на услуги переводчика.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

168. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

169. Европейский Суд напоминает, что пункт 2 статьи 5 Конвенции содержит элементарную гарантию, в соответствии с которой любое арестованное лицо должно знать, по какой причине оно лишено свободы. Это положение является неотъемлемой частью системы защиты, предусмотренной статьей 5 Конвенции: в силу пункта 2 этой статьи любому арестованному лицу должны быть сообщены в простых, неспециальных выражениях, на понятном ему языке основные юридические и фактические основания его ареста с тем, чтобы оно могло, если сочтет нужным, обратиться в суд для рассмотрения его правомерности в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции. Поскольку эта информация должна быть сообщена "незамедлительно", она не должна передаваться полностью сотрудником, осуществляющим арест, в момент самого ареста. Вопрос о том, были ли достаточными содержание и своевременность сообщенной информации, подлежит оценке в каждом деле с учетом его особенностей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чонка против Бельгии", § 50, с дополнительными отсылками). Он также напоминает, что пункт 2 статьи 5 Конвенции, как и пункт 4 этой статьи, не различает лиц, лишенных свободы в порядке задержания и заключения под стражу (см. Постановление Европейского Суда от 12 апреля 2005 г. по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации" (Shamayev and Others v. Georgia and Russia), жалоба N 36378/02, § 414* (* Опубликовано в сборнике "Европейский Суд по правам человека и Российская Федерация" N I/2005.)).

170. Обращаясь к фактам настоящего дела и насколько заявитель может быть понят как жалующийся на то, что не был обеспечен письменными переводами прокурорских постановлений о содержании под стражей, Европейский Суд находит важным подчеркнуть, что пункт 2 статьи 5 Конвенции не требует конкретной формы сообщения необходимой информации или включения в нее полного перечня обвинений против задержанного. Кроме того, если лицо задержано в целях выдачи, сообщаемая информация может быть еще менее полной (см. Постановление Европейского Суда от 19 ноября 2009 г. по делу "Кабулов против Украины" (Kaboulov v. Ukraine), жалоба N 41015/04, § 144). Однако эта информация должна быть предоставлена задержанным адекватным образом, чтобы лица сознавали причины лишения их свободы, а также некоторые сведения по поводу обвинений, выдвинутых против них запрашивающей страной (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", §§ 413 и 422).

171. Таким образом, Европейский Суд должен проверить, был ли заявитель при обстоятельствах настоящего дела незамедлительно уведомлен о причинах своего задержания и заключения под стражу и о выдвинутых против него обвинениях. В этом отношении Европейский Суд отмечает, что из предоставленных материалов следует, что, рассматривая вопрос о содержании заявителя под стражей, национальные суды признали, что он плохо владел русским языком, поскольку назначали ему переводчиков, которые участвовали во всех слушаниях по поводу его содержания под стражей (см., в частности, §§ 25, 28 и 29 настоящего Постановления). Тем не менее заявитель продемонстрировал, и это, по-видимому, подтверждается копиями протокола его допроса и "объяснением" от 15 июля 2010 г., что он мог понимать и отвечать по-русски на основные вопросы по поводу своего прибытия в Россию, его семьи и трудового статуса (см. §§ 17 и 18 настоящего Постановления).

172. Что касается протоколов задержания и допроса заявителя, а также его объяснения (см. §§ 14, 15, 17 и 18 настоящего Постановления), Европейский Суд учитывает, что эти документы содержат указание на тот факт, что он объявлен в розыск узбекскими властями, и готов согласиться с тем, что заявитель мог сделать вывод о том, что разыскивается ими. Вместе с тем Европейский Суд подчеркивает, что ни один из документов, упоминаемых выше, не указывал даже в краткой форме причины, по которым узбекские власти разыскивали его. Действительно, протокол допроса от 15 июля 2010 г. содержал лишь ссылки на номера нескольких статей УУК (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу "Худякова против Российской Федерации" (Khudyakova v. Russia), жалоба N 13476/04, § 81* ( Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2009.), и см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 2 октября 2008 г. по делу "Русу против Австрии" (Rusu v. Austria), жалоба N 34082/02, §§ 38-40).

173. Европейский Суд также не упускает из виду тот факт, что в момент вышеупомянутых событий заявитель не получал юридической помощи и что его адвокат, которая немного владела узбекским и могла объяснить ему, что означают эти документы, если исходить из того, что такая форма уведомления отвечает требованиям пункта 2 статьи 5 Конвенции (см. с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Соединенного Королевства" (Saadi v. United Kingdom), жалоба N 13229/03, § 84, ECHR 2008), вступила в дело только 18 августа 2010 г., то есть более чем через месяц (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Худякова против Российской Федерации", § 81).

174. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что заявителю не была незамедлительно предоставлена достаточная информация по поводу его задержания и заключения под стражу и выдвинутых против него обвинениях (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Русу против Австрии", § 40, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", §§ 421-422, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Соединенного Королевства", § 84, в котором задержка на 76 часов в сообщении причин заключения под стражу была признана несовместимой с требованием незамедлительности, предусмотренным пунктом 2 статьи 5 Конвенции).

175. Соответственно, имело место нарушение требований пункта 2 статьи 5 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

176. Заявитель жаловался на то, что был лишен эффективной возможности обжалования прокурорских постановлений о содержании под стражей от 15 июля и 24 августа 2010 г. и что его жалоба по этому поводу не была безотлагательно рассмотрена. Он ссылался на пункт 4 статьи 5 Конвенции, который предусматривает следующее:

"4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

177. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не был лишен права обжаловать свое содержание под стражей, решения о котором принимались 15 июля и 24 августа 2010 г., в соответствии со статьей 125 УПК РФ во Фрунзенский районный суд, то есть в суд, которому было подсудно рассмотрение жалоб лиц, содержащихся под стражей во Фрунзенском районе Санкт-Петербурга, и что данный суд имел полномочия по освобождению заявителя. В частности, в соответствии с частью 5 статьи 125 УПК РФ судья мог признать решение правоохранительного органа незаконным или необоснованным и дать органу указание устранить допущенные нарушения. Кроме того, если бы суд установил, что лицо незаконно содержится с целью выдачи, он мог бы в соответствии с частью 3 статьи 1 УПК РФ и статьей 46 Конституции применить положения международного договора и распорядиться об освобождении такого заключенного из-под стражи.

178. Власти Российской Федерации также указали, что 15 сентября 2010 г. адвокат заявителя обжаловала во Фрунзенский районный суд в соответствии со статьей 125 УПК РФ постановления о содержании под стражей от 15 июля и 24 августа 2010 г. Однако суд возвратил ей жалобу для устранения некоторых недостатков. Адвокат не выполнила указания суда и предпочла обжаловать определение от 17 сентября 2010 г. После отзыва ею жалобы 9 декабря 2010 г. разбирательство было прекращено. Соответственно, власти Российской Федерации заключили, что заявитель имел возможность рассмотрения судом вопроса о его содержании под стражей.

179. В то же время власти Российской Федерации признали, что заявителю не были вручены копии прокурорских постановлений от 15 июля и 24 августа 2010 г. и не был разъяснен порядок обжалования этих постановлений, что не позволило обеспечить безотлагательную проверку его содержания под стражей и нарушало пункт 4 статьи 5 Конвенции. Тот факт, что адвокат заявителя смогла подать жалобу на эти постановления, не устранял нарушение права заявителя на безотлагательное рассмотрение вопроса о его содержании под стражей в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции.

180. Заявитель подчеркнул, что власти Российской Федерации подтвердили, что ему не вручались копии прокурорских постановлений о содержании под стражей и не разъяснялся порядок их обжалования в судах, а также что власти признали нарушение требования "безотлагательности" в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции в этой части.

181. Заявитель также утверждал, что, хотя Фрунзенский районный суд 26 октября 2010 г. получил его жалобу на постановление от 17 сентября 2010 г., рассмотрение жалобы было назначено только на 9 декабря 2010 г. Однако к этому времени постановлением от 15 сентября 2010 г. Фрунзенский районный суд уже продлил срок его содержания под стражей до 15 января 2011 г., и это продление было подтверждено определением от 22 ноября 2010 г. Таким образом, после этих судебных решений рассмотрение жалобы на прокурорские решения в соответствии со статьей 125 УПК РФ утратило смысл, поскольку не могло повлечь освобождение заявителя. Тем не менее заявитель затрагивал эти вопросы при обжаловании постановления от 22 ноября 2010 г., но 12 января 2011 г. Санкт-Петербургский городской суд отклонил его доводы в этой части.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

182. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Предполагаемая невозможность добиться проверки прокурорских постановлений о содержании под стражей

183. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не был лишен права обжалования прокурорских постановлений о содержании под стражей в соответствии со статьей 125 УПК РФ.

184. В этой связи Европейский Суд напоминает, что, если решение о лишении лица свободы принимается административным органом, пункт 4 статьи 5 Конвенции обязывает государства-участников обеспечить задержанному право обращения в суд (см. Постановление Европейского Суда от 18 июня 1971 г. по делу "Де Вилде, Омс и Версип против Бельгии" (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium), § 76, Series A, N 12, и в качестве недавнего примера, в контексте содержания под стражей в целях выдачи, Постановление Европейского Суда от 5 июня 2012 г. по делу "Солиев против Российской Федерации" (Soliyev v. Russia), жалоба N 62400/10, § 50* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2013.)). Чтобы составлять такой "суд", орган должен обеспечивать фундаментальные процессуальные гарантии, применяемые в сфере лишения свободы (см. там же), и проверка заключения под стражу должна быть достаточно широкой, чтобы отвечать условиям, имеющим существенное значение для "законного" содержания под стражей лица в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 29 августа 1990 г. по делу "E. против Норвегии" (E. v. Norway), § 50, Series A, N А-181). Европейский Суд особо последовательно подчеркивал, что "суд", осуществляющий проверку, не должен исполнять чисто консультативные функции, а должен иметь полномочия для "решения" вопроса о "законности" содержания под стражей и принятия решения об освобождении, если содержание под стражей является "незаконным" (см. в числе многих примеров Постановление Большой Палаты по делу "A. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), жалоба N 3455/05, § 202, ECHR 2009, Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), § 200, Series A, N 25, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 130, и в качестве недавнего примера упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Солиев против Российской Федерации", § 52, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рустамов против Российской Федерации", § 175).

185. Европейский Суд отмечает, что ранее он указывал в ряде рассмотренных дел, затрагивавших содержание заявителей под стражей в целях выдачи, что статья 125 УПК РФ не может рассматриваться как средство обжалования для лиц, заключенных под стражу в целях выдачи, поскольку российские суды последовательно отказывали в рассмотрении жалоб лиц, находящихся в этом положении, на том основании, что они не являются участниками уголовных разбирательств в России (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 50, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Султанов против Российской Федерации", § 91, с дополнительными отсылками).

186. Он также принял к сведению, что в Постановлении N 1 от 10 февраля 2009 г., разъясняющем порядок применения статьи 125 УПК РФ, Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал, что постановление прокурора о заключении под стражу для обеспечения возможной выдачи может быть обжаловано в суд на основании статьи 125 УПК РФ (см. § 99 настоящего Постановления). Этот подход был впоследствии подтвержден постановлением N 22, вынесенным 29 октября 2009 г. (см. § 100 настоящего Постановления).

187. Власти Российской Федерации утверждали со ссылкой на часть 3 статьи 1 и часть 5 статьи 125 УПК РФ и статью 46 Конституции, что суд, рассматривая жалобу лица, заключенного под стражу в целях выдачи, на постановления прокурора о содержании под стражей, вправе распорядиться о его освобождении, если признает соответствующие постановления о содержании под стражей незаконными или необоснованными. Однако Европейский Суд учитывает, что ни одна из правовых норм, упомянутых властями Российской Федерации, прямо не предусматривает полномочие суда по освобождению заключенного, находящегося в ситуации заявителя (см. §§ 85 и 90 настоящего Постановления). Что касается, в частности, части 5 статьи 125 УПК РФ, в ней указано лишь, что по результатам рассмотрения жалобы судья может вынести постановление о признании действия (бездействия) или решения соответствующего должностного лица незаконным или необоснованным и о его обязанности устранить допущенное нарушение (см. § 93 настоящего Постановления).

188. Европейский Суд также отмечает, что в Постановлении N 1, содержащем авторитетное толкование применения статьи 125 УПК РФ, Верховный Суд Российской Федерации особо подчеркнул, что, признавая решение государственного органа незаконным или необоснованным, судья не вправе предопределять действия должностного лица, осуществляющего расследование, отменять либо обязывать его отменить решение, признанное им незаконным или необоснованным, но может лишь предложить устранить выявленные им надостатки (см. § 99 настоящего Постановления). С учетом этого авторитетного толкования применения статьи 125 УПК РФ Европейский Суд имеет сомнения по поводу того, уполномочен ли национальный суд этой нормой распоряжаться об освобождении заявителя из-под стражи или обязывать прокурора, по чьему постановлению он содержался под стражей в период, относящийся к обстоятельствам дела, освободить его, даже если он нашел оспариваемые постановления о содержании под стражей незаконными или необоснованными.

189. Европейский Суд также учитывает, что Постановление N 1 Верховного Суда Российской Федерации предусмотрело возможность повторного обращения заинтересованного лица в суд с жалобой на бездействие правоохранительных органов: если выявленные недостатки не устраняются, суд может выносить "частное определение", в котором обращает внимание должностных лиц на допущенные нарушения закона (см. § 99 настоящего Постановления). Тем не менее Европейский Суд не убежден в том, что это может рассматриваться как "полномочие по освобождению" в значении прецедентной практики, кратко изложенной выше.

190. В любом случае Европейский Суд принимает к сведению признание властями Российской Федерации того факта, что заявителю "не были вручены прокурорские постановления о содержании под стражей" (см. § 179 настоящего Постановления). Хотя не вполне ясно, получил ли он их в конечном счете, из жалобы адвоката заявителя от 15 сентября 2010 г. следует, и это не оспаривалось властями Российской Федерации, что она должна была быть осведомлена об их содержании к этой дате, чтобы выдвинуть перед судами конкретные доводы относительно их предполагаемой незаконности (см. § 23 настоящего Постановления). Однако в ту же дату Фрунзенский районный суд продлил срок содержания под стражей заявителя до 15 января 2011 г. Хотя суд кассационной инстанции отменил это постановление 10 ноября 2010 г. и возвратил дело в суд первой инстанции, он продлил срок содержания заявителя под стражей до 30 ноября 2010 г., и на новом этапе разбирательства 22 ноября 2010 г. районный суд повторно санкционировал содержание заявителя под стражей до 15 января 2011 г. При таких обстоятельствах, и особенно с учетом наличия судебного постановления о содержании заявителя под стражей с 15 сентября 2010 г., Европейский Суд принимает довод заявителя о том, что жалоба на прокурорские постановления о содержании под стражей утратила смысл, поскольку не могла повлечь его освобождение.

191. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что при обстоятельствах настоящего дела заявитель был лишен возможности добиться проверки постановлений о содержании под стражей, вынесенных прокурорами 15 июля и 24 августа 2010 г.

192. Соответственно, имело место нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции.

(b) Безотлагательность рассмотрения

193. Принимая во внимание ранее сделанные выводы, Европейский Суд не находит необходимым рассматривать жалобу заявителя на отсутствие безотлагательного рассмотрения его содержания под стражей в связи с тем же разбирательством.

V. Предполагаемое несоблюдение требований статьи 34 Конвенции

194. Заявитель жаловался на то, что вследствие его высылки в Узбекистан в нарушение предварительной меры, указанной Европейским Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, государство-ответчик допустило несоблюдение своих обязательств, установленных статьей 34 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Европейский Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

195. Власти Российской Федерации признали, что высылка заявителя нарушила предварительную меру, указанную Европейским Судом, и что он был незаконно выслан из России. Вместе с тем они указывали, что национальные органы не намеревались нарушать статью 34 Конвенции и что заявитель был выслан, так как ФМС не знала о применении правила 39 Регламента Суда. Кроме того, предварительная мера касалась лишь перемещения заявителя в форме выдачи, и все национальные органы, причастные к процедуре выдачи, были уведомлены о применении правила 39 Регламента Суда. ФМС не была уполномочена принимать решение о выдаче лиц, и вопрос о возможной высылке заявителя не возникал в момент применения предварительной меры. Заявитель был ознакомлен с решением о высылке при содействии переводчика и не выразил намерения обжаловать его.

196. Заявитель утверждал, что, вопреки утверждению властей Российской Федерации, должностные лица ФМС, осуществлявшие высылку, были уведомлены о применении Европейским Судом правила 39 Регламента Суда, поскольку он и его адвокат не только сообщали им об этом, но он показал им соответствующее письмо Европейского Суда, когда они вторглись в его квартиру 21 декабря 2011 г. и увезли его. В любом случае ФМС являлась структурным подразделением Министерства внутренних дел и, таким образом, частью Правительства Российской Федерации. Из информации, предоставленной властям Российской Федерации после того, как дело заявителя было им коммуницировано, следует, что ФМС уже участвовала в оценке того, подлежит ли он возвращению в Узбекистан в период, когда продолжалось разбирательство о выдаче. Соответственно, эти государственные органы, включая российскую Генеральную прокуратуру и аппарат Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека, должны были обеспечить доведение информации Европейского Суда о применении предварительной меры до сведения всех заинтересованных органов.

197. Заявитель также подчеркнул, что необычно ускоренное исполнение решения о высылке и тот факт, что власти скрывали его от адвоката в этот день, противоречит утверждению властей Российской Федерации о том, что государственные органы не намеревались нарушать предварительную меру и статью 34 Конвенции. Наконец, заявитель оспаривал их довод о том, что пределы предварительной меры были ограничены выдачей. Он указывал, что мера была направлена на предотвращение невосполнимого ущерба, который мог быть причинен в случае перемещения в любой форме в страну происхождения, его способности поддерживать разбирательство в Европейском Суде и обеспечению ему эффективной конвенционной защиты.

198. Европейский Суд напоминает, что статья 34 Конвенции обязывает государства-участников воздерживаться не только от оказания давления на заявителей, но и от любых действий или бездействия, которые могут прекратить или устранить предмет жалобы, сделав ее бесцельной или иным образом воспрепятствовав Европейскому Суду в ее рассмотрении в обычном порядке (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 102, и Постановление Большой Палаты от 10 марта 2009 г. по делу "Палади против Молдавии" (Paladi v. Moldova), жалоба N 39806/05, § 87).

199. В таких делах, как настоящее, в которых убедительно утверждается, что существует угроза невосполнимого ущерба для осуществления заявителем одного из ключевых прав, предусмотренных Конвенцией, цель предварительной меры заключается в сохранении существующего положения в период разрешения Европейским Судом вопроса об оправданной мере. Таким образом, имея целью обеспечить сохранение предмета жалобы, предварительная мера затрагивает существо жалобы на нарушение Конвенции. Что касается заявителя, результат, которого он стремится достичь, заключается в сохранении соответствующего конвенционного права от невосполнимого ущерба. Следовательно, заявитель ходатайствует, а Европейский Суд применяет предварительную меру для содействия "эффективному осуществлению" права индивидуальной жалобы в соответствии со статьей 34 Конвенции в смысле сохранения предмета жалобы, если считается, что для него существует угроза невосполнимого ущерба за счет действий или бездействия государства-ответчика (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 108, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", § 473, и Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции" (Aoulmi v. France), жалоба N 50278/99, § 103, ECHR 2006-I (извлечения)).

200. Соответственно, и Европейский Суд находит особенно важным это подчеркнуть, исходящие от него указания предварительных мер позволяют не только провести эффективное рассмотрение жалобы, но и обеспечить эффективность конвенционной защиты заявителя. Подобные указания в дальнейшем позволяют Комитету министров осуществлять надзор за исполнением окончательного постановления. Таким образом, эти меры позволяют заинтересованному государству исполнять обязанность соблюдения окончательного постановления Европейского Суда, являющегося для них обязательным в силу статьи 46 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 125, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", § 473, и Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции", § 108).

201. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что 19 ноября 2010 г. он указал российскому государству-ответчику в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления (см. § 4 настоящего Постановления).

202. Что касается объяснений властей Российской Федерации, Европейский Суд отмечает, что, хотя они признали, что заявитель был выслан в нарушение предварительной меры, указанной Европейским Судом, и это противоречило статье 34 Конвенции, они полагали, что органы ФМС, исполнявшие решение о высылке, не были уведомлены о применении правила 39 Регламента Суда, и они не намеревались действовать в нарушение статьи 34 Конвенции, и что в любом случае данная мера касалась только перемещение заявителя в форме выдачи.

203. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что его не убедило утверждение властей Российской Федерации о том, что ФМС не была уведомлена о предварительной мере, указанной властям Российской Федерации. Даже если предположить, что должностные лица ФМС не знали о ней до дня высылки заявителя - гипотеза, благоприятная для властей Российской Федерации, - из подробных объяснений заявителя по поводу событий 21 декабря 2011 г. следует, что он не только сообщал им, что не может быть возвращен в Узбекистан, поскольку Европейский Суд применил правило 39 Регламента Суда в его деле, но и предъявлял им копию письма Европейского Суда по этому поводу. Представляется, что адвокат заявителя, которая могла участвовать в телефонном разговоре в режиме конференции, также обращала их внимание на данный факт (см. § 62 настоящего Постановления). Поскольку эти объяснения не оспаривались властями Российской Федерации, Европейский Суд не может рассматривать их довод в этом отношении как убедительный.

204. Насколько власти Российской Федерации утверждали, что национальные органы не намеревались нарушать свои обязательства в соответствии со статьей 34 Конвенции, Европейский Суд напоминает, что намерения, лежащие в основе действий или бездействия, имеют небольшое значение при оценке соблюдения требований статьи 34 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Палади против Молдавии", § 87). В любом случае в этой связи Европейский Суд не может не учитывать ускоренный характер осуществления высылки заявителя, а также его неоспоренные властями Российской Федерации объяснения о том, что он был лишен контактов с адвокатом после его вывоза из квартиры и что власти по сути сделали все для сокрытия его местонахождения от его адвоката и родственников, а также категорически отрицали факт его содержания под стражей в помещении ФМС, когда с ними связывалась адвокат, хотя власти Российской Федерации признали в своих объяснениях Европейскому Суду, что он содержался там до перемещения в Пулковский аэропорт (см. §§ 62, 64 и 70 настоящего Постановления).

205. Европейский Суд также подчеркивает, что в своем письме, информирующем власти Российской Федерации о применении правила 39 Регламента Суда в деле заявителя, он действительно указал, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления (см. § 39 настоящего Постановления). В этой связи Европейский Суд отмечает, что, хотя формулировка предварительной меры является одним из элементов, которые должны быть приняты во внимание при анализе того, соблюдены ли государством его обязательства в соответствии со статьей 34 Конвенции, осуществляя оценку, он должен учесть не только букву, но и дух предварительной меры, указанной им (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Палади против Молдавии", § 91), или, иными словами, цель меры.

206. Кроме того, при рассмотрении жалобы, затрагивающей этот аспект в соответствии со статьей 34 Конвенции, Европейский Суд не рассматривает повторно вопрос о том, было ли правильным его решение о применении предварительных мер. Именно государство-ответчик должно доказать Европейскому Суду, что предварительная мера была соблюдена, или, в исключительных случаях, что имелось объективное препятствие для ее соблюдения и что власти приняли все разумные меры для устранения этого препятствия и информирования Европейского Суда о ситуации (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 2009 г. по делу "Грори против Албании" (Grori v. Albania), жалоба N 25336/04, § 184, и Постановление Европейского Суда по делу "Аль-Саадун и Муфзи против Соединенного Королевства" (Al-Saadoon and Mufdhi v. United Kingdom), жалоба N 61498/08, § 161, ECHR 2010 (извлечения)).

207. С учетом принципов, изложенных ранее, и обстоятельств поспешной высылки заявителя Европейский Суд полагает, что в этой группе дел, где заявитель ссылался на угрозу невосполнимого ущерба одному из ключевых конвенционных прав, и была применена предварительная мера, в частности, для сохранения существующего положения и предмета жалобы, государство-участник не должно иметь возможности обхода цели предварительной меры путем перемещения такого лица в государство, не являющееся стороной Конвенции, тем самым лишая заявителя ее эффективной защиты. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле речь идет о стране, требовавшей его выдачи.

208. Действительно, в результате высылки заявителя в Узбекистан Европейский Суд лишен возможности обеспечить ему практическое и эффективное использование конвенционного права, а именно защитить его от обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, которое, как было установлено, реально угрожало ему в запрашивающем государстве в период, относящийся к обстоятельствам дела (см. Постановление Европейского Суда от 15 мая 2012 г. по делу "Лабси против Словакии" (Labsi v. Slovakia), жалоба N 33809/08, § 151). Перемещение заявителя в Узбекистан лишило его конвенционной защиты и устранило цель предварительной меры, которая заключалась в сохранении существующего положения до рассмотрения Европейским Судом его жалобы и обеспечении возможности эффективного исполнения окончательного постановления по делу.

209. Хотя в настоящем деле представляется, что заявитель мог, по крайней мере, в период, когда стороны обменялись дополнительными объяснениями, поддерживать контакт с адвокатом и семьей, Европейский Суд встревожен его сообщением, не оспаривавшимся властями Российской Федерации, о том, что в Узбекистане ему было настойчиво рекомендовано прекратить такие контакты (см. § 76 настоящего Постановления). В любом случае тот факт, что Европейский Суд мог рассмотреть жалобу заявителя, не препятствует возникновению вопроса в соответствии со статьей 34 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", § 517).

210. Наконец, Европейский Суд учитывает, что власти Российской Федерации по сути признали, что высылкой заявителя в Узбекистан они допустили несоблюдение своих обязательств в соответствии со статьей 34 Конвенции.

211. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что имело место несоблюдение требований статьи 34 Конвенции.

VI. Применение статьи 41 Конвенции

212. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

213. Заявитель не выдвинул требования о компенсации материального ущерба. В качестве компенсации морального вреда он требовал 30 000 евро в связи с нравственными страданиями, которые он испытал вследствие своей высылки в Узбекистан в нарушение статей 3 и 34 Конвенции, а также в связи с незаконностью его содержания под стражей, и тем фактом, что он не был уведомлен о его причинах или об обвинениях, выдвинутых против него узбекскими властями, и что он не мог добиться проверки прокурорских постановлений о содержании под стражей, а связанное разбирательство не являлось безотлагательным.

214. Власти Российской Федерации утверждали, что в случае установления Европейским Судом нарушения конвенционных прав заявителя установление факта нарушения Конвенции само по себе являлось бы достаточной справедливой компенсацией. Они также полагали, что требуемая заявителем сумма в любом случае является чрезмерной.

215. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле он установил сочетание серьезных нарушений статьи 3, пунктов 1, 2 и 4 статьи 5 Конвенции, и установил, что государство-ответчик допустило несоблюдение своих обязательств в соответствии со статьей 34 Конвенции. Следовательно, он находит, что заявителю был причинен моральный вред, который не может быть достаточно компенсирован установлением факта нарушения Конвенции. Поэтому он присуждает заявителю требуемую сумму, то есть 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму.

B. Судебные расходы и издержки

216. Заявитель также требовал 14 766 евро и 13 747 рублей в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в связи с его представительством в национальных судах и Европейском Суде, в следующей разбивке:

(a) 389 178 рублей 9 копеек за 150 часов работы адвоката в связи с представлением интересов заявителя в национальных органах, что, в частности, включало подготовку правовых документов, участие в допросах заявителя миграционными органами и рассмотрении его жалоб в рамках разбирательств о предоставлении убежища и выдаче в судах первой и кассационной инстанций, а также в разбирательстве по поводу содержания под стражей, по ставке 60 евро в час;

(b) 207 562 рубля 08 копеек за 48 часов подготовки правовых документов для представления Европейскому Суду по ставке 100 евро в час;

(c) 13 747 рублей за транспортные расходы в связи с рассмотрением жалоб заявителя на решение о выдаче в Верховном Суде Российской Федерации, расположенном в Москве;

(d) 41 771 рубль 869 копеек Так в оригинале (прим. переводчика.) на почтовые расходы, исчисленные из расчета 7% от понесенных расходов и издержек.

217. Власти Российской Федерации утверждали, что расходы и издержки, понесенные в связи с представительством заявителя на уровне страны, а также транспортные расходы не подлежат возмещению, поскольку они не связаны с разбирательством дела в Европейском Суде. Они также отметили, что отсутствуют документы, подтверждающие, что транспортные или почтовые расходы были в действительности понесены.

218. Европейский Суд напоминает, что согласно прецедентной практике Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру (см. в числе многих примеров Постановление Большой Палаты по делу "Ятридис против Греции" (Iatridis v. Greece) (справедливая компенсация), жалоба N 31107/96, § 54, ECHR 2000-XI). Он также отмечает, что расходы и издержки, понесенные в рамках национального разбирательства с целью предотвращения предполагаемых нарушений Конвенции, в соответствии с его прецедентной практикой (см., например, Постановление Европейского Суда от 25 сентября 2001 г. "I.J.L. и другие против Соединенного Королевства" (I.J.L. and Others v. United Kingdom) (справедливая компенсация), жалобы N N 29522/95, 30056/96 и 30574/96, § 18).

219. С учетом изложенных принципов Европейский Суд не согласен с выводом властей Российской Федерации и находит, что расходы и издержки, указанные заявителем в качестве понесенных им на уровне страны, были направлены на устранение вышеупомянутых предполагаемых нарушений на уровне страны. Принимая во внимание данные, предоставленные заявителем в поддержку его требований, включая соглашения об оказании юридических услуг, учет затрат времени адвоката и копий билетов, относящихся к поездке в связи с рассмотрением жалоб заявителя на решение о выдаче, Европейский Суд полагает, что эти расходы были действительно понесены. В то же время он учитывает, что заявитель не предоставил документов, подтверждающих его почтовые расходы, и хотя он признает, что настоящее дело было довольно сложным и требовало определенной исследовательской и подготовительной работы, тем не менее он полагает, что они не требовались в степени, указанной заявителем. В итоге с учетом всех предоставленных ему материалов Европейский Суд присуждает заявителю по данному основанию 11 000 евро, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

220. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу приемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в части высылки заявителя в Узбекистан;

3) постановил, что не является обязательным обособленное рассмотрение жалобы заявителя в соответствии со статьей 13 Конвенции;

4) постановил, что имело место нарушение требований подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части содержания заявителя под стражей с 14 июля по 15 сентября 2010 г.;

5) постановил, что имело место нарушение требований пункта 2 статьи 5 Конвенции;

6) постановил, что имело место нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции в части того, что заявитель не мог добиться проверки постановлений о содержании под стражей от 15 июля и 24 августа 2010 г.;

7) постановил, что не является обязательным обособленное рассмотрение жалобы заявителя в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции в связи с отсутствием безотлагательной проверки его содержания под стражей в связи с тем же разбирательством;

8) постановил, что государство-ответчик допустило несоблюдение своих обязательств в соответствии со статьей 34 Конвенции;

9) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 30 000 евро (тридцать тысяч евро), а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 11 000 евро (одиннадцать тысяч евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

10) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 5 февраля 2013 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Андре Вампаш Заместитель Секретаря Секции Суда

Изабель Берро-Лефевр Председатель Палаты Суда