Постановление Европейского Суда по правам человека от 20 октября 2015 г. Дело "Василяускас (Vasiliauskas) против Литвы" (Жалоба N 35343/05) (Большая палата)

Европейский Суд по правам человека
(Большая палата)

Дело "Василяускас (Vasiliauskas)
против Литвы"
(Жалоба N 35343/05)

Постановление Суда

Страсбург, 20 октября 2015 г.

По делу "Василяускас против Литвы" Европейский Суд по правам человека, рассматривая дело Большой Палатой в составе:

Дина Шпильманна, Председателя Большой Палаты,

Йосипа Касадеваля,

Гвидо Раймонди,

Марка Филлигера,

Изабель Берро,

Ишиль Каракаш,

Инеты Зиемеле,

Ханлара Гаджиева,

Драголюба Поповича,

Андраша Шайо,

Энн Пауэр-Форд,

Небойши Вучинича,

Паулу Пинту де Альбукерке,

Андре Потоцкого,

Ксении Туркович,

Эгидиуса Куриса,

Йон Фридрика Кьёльбро, судей,

а также при участии Эрика Фриберга, Секретаря Большой Палаты Суда,

заседая за закрытыми дверями 4 июня 2014 г. и 2 июля 2015 г.,

вынес в последнюю указанную дату следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 35343/05, поданной против Литовской Республики в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) согласно статье 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Литвы Витаутасом Василяускасом (далее - заявитель) 30 июля 2005 г.

2. Интересы заявителя, которому были компенсированы расходы, связанные с получением юридической помощи, представлял Ш. Вильчинский (S. Vilcinskas), адвокат, практикующий в г. Вильнюсе. Власти Литвы были представлены Каролиной Бубнитэ (Karolina Bubnyte), исполняющей обязанности представителя Литовской Республики в Европейском Суде.

3. Заявитель жаловался на то, что вынесение ему обвинительного приговора за геноцид являлось нарушением статьи 7 Конвенции, в частности, из-за того, что широкое толкование этого преступления судами Литвы не имело оснований в международном праве.

4. Жалоба была передана во Вторую Секцию Европейского Суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). 16 июня 2009 г. Председатель этой Секции коммуницировал жалобу властям Литвы.

5. 17 сентября 2013 г. Палата Второй Секции Европейского Суда в составе следующих судей: Гвидо Раймонди, Данутэ Йочиенэ, Пэра Лоренсена, Драголюба Поповича, Ишиля Каракаш, Небойши Вучинича и Паулу Пинту де Альбукерке, а также при участии Стенли Найсмита, Секретаря Второй Секции Европейского Суда, - уступила юрисдикцию в пользу Большой Палаты Европейского Суда, ни одна из сторон не возражала против этого (статья 30 Конвенции и правило 72 Регламента Суда).

6. Состав Большой Палаты Европейского Суда был определен в соответствии с положениями пунктов 4 и 5 статьи 26 Конвенции и правила 24 Регламента Суда.

7. И заявитель, и власти Литвы представили письменные замечания по вопросу о приемлемости жалобы и по существу дела.

8. Кроме того, поступили комментарии от властей Российской Федерации, вступивших в производство по делу в качестве третьей стороны. Председатель Большой Палаты Европейского Суда разрешил им представить письменные замечания (в порядке пункта 2 статьи 36 Конвенции и правила 44 Регламента Суда).

9. Публичные слушания по делу состоялись во Дворце прав человека, г. Страсбург, 4 июня 2014 г. (пункт 3 правила 59 Регламента Суда).

В заседании Европейского суда приняли участие:

(a) со стороны властей Литвы:

К. Бубнитэ, сотрудница Министерства юстиции Литвы, исполняющая обязанности представителя Литовской Республики в Европейском Суде,

Л. Урбайтэ (L. Urbaite), сотрудница Министерства юстиции Литвы,

В.А. Шабас (W.A. Schabas), преподаватель Миддлсекского университета, адвокаты;

(b) со стороны заявителя:

Ш. Вильчинский, адвокат.

Европейский Суд заслушал выступления К. Бубнитэ, В.А. Шабаса и Ш. Вильчинского, а также их ответы на вопросы судей Э. Пауэр-Форд, И. Зиемеле, П. Пинту де Альбукерке, А. Шайо, Д. Шпильманна, К. Туркович и Н. Вучинича.

Факты

I. Обстоятельства дела

10. Заявитель родился 21 октября 1930 г. и проживает в г. Таураге (Taurage).

A. Краткий обзор исторических фактов

11. 23 августа 1939 г. Советский Союз (далее также именуемый СССР) под руководством Иосифа Сталина подписал договор о ненападении с Германией под руководством Адольфа Гитлера (пакт Молотова-Риббентропа). Согласно секретному дополнительному протоколу, утвержденному сторонами в этот же день, с изменениями от 28 сентября 1939 г. и от 10 января 1940 г., Литва и другие страны Балтии были отнесены к сфере интересов СССР в случае будущего "территориально-политического переустройства" областей, входящих в состав этих независимых в то время стран. После вторжения Германии в Польшу 1 сентября 1939 г. и последующего начала Второй мировой войны Советский Союз начал оказывать значительное давление на власти стран Балтии с целью взять эти государства под свой контроль согласно пакту Молотова-Риббентропа и дополнительному протоколу к нему.

12. После ультиматума, согласно которому Советский Союз смог размещать свои войска в странах Балтии в неограниченном количестве, 15 июня 1940 г. в Литву вошла Советская армия. Правительство Литвы было распущено, и под руководством Коммунистической партии Советского Союза, единственной политической партии СССР, там было сформировано новое правительство. 3 августа 1940 г. Советский Союз завершил присоединение Литвы, приняв закон о вхождении этой страны в состав СССР под названием "Литовская Советская Социалистическая Республика" (далее - Литовская ССР). В 1941 году эта территория была оккупирована войсками нацистской Германии. В июле 1944 года на территории Литвы была восстановлена советская власть (см. Постановление Европейского Суда по делу "Куолелис и другие против Литвы" (Kuolelis and Others v. Lithuania) от 19 февраля 2008 г., жалобы NN 74357/01, 26764/02 и 27434/02, § 8, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Жданок против Латвии" (Zdanoka v. Latvia), жалоба N 58278/00, §§ 12 и 13, ECHR 2006-IV).

13. По всей Литве начали формироваться партизанские отряды* (* Имеются в виду неофициальные вооруженные формирования, действовавшие в 1940-1950-е годы и выступавшие против советской власти, так называемые лесные братья. В современной Литве их именуют партизанами (примеч. редактора).). Целью всего вооруженного и невооруженного сопротивления было освобождение Литвы и восстановление ее независимости. В 1949 году была создана организация, объединившая всех партизан, Движение борьбы за свободу Литвы (Lietuvos laisves kovos sajudis). 16 февраля 1949 г. Движение борьбы за свободу Литвы приняло декларацию, в которой говорилось, что Совет Движения борьбы за свободу Литвы является "верховным политическим органом народа, руководящим политической и военной освободительной борьбой народа" (auksciausias tautos politinis organas, vadovaujas politinei ir karinei tautos issilaisvinimo kovai). Советские репрессивные органы, а именно НКВД Народный комиссариат внутренних дел (далее - НКВД), Министерство государственной безопасности (далее - МГБ) и другие организации стремились подавить сопротивление. Система репрессивных органов многократно подвергалась реорганизации. Руководители и оперативные сотрудники этих органов по большей части не были литовцами, их присылали в Литву из СССР. В 1950-х годах советские власти подавили партизанское движение, хотя отдельные партизанские отряды еще действовали некоторое время вплоть до конца 1953 года, когда было задержано и казнено руководство Движение борьбы за свободу Литвы.

14. 11 марта 1990 г. Литва вновь стала независимым государством. 6 сентября 1991 г. СССР официально это признал. 31 августа 1993 г. Литву покинула российская армия.

B. Служба заявителя в МГБ и вынесение ему обвинительного приговора за геноцид

1. Служба заявителя в МГБ Литовской ССР

15. Власти Литвы предоставили в Европейский Суд копии документов из Особого архива Литвы (Lietuvos ypatingasis archyvas) с выдержками из личного дела заявителя за тот период времени, когда он служил в МГБ Литовской ССР. Эти документы составлены на русском языке и переведены на литовский язык переводчиком из Каунасской окружной прокуратуры. По-видимому, на основании этих документов в 2001 году прокурор составил в отношении заявителя обвинительное заключение (см. § 29 настоящего Постановления). В них содержатся следующие сведения.

16. В 1950-1952 годах заявитель проходил обучение в школе МГБ Литовской ССР в г. Вильнюсе.

17. 8 апреля 1952 г. заявитель стал помощником оперативного сотрудника (operatyvinis igaliotinis), а с 15 сентября 1952 г. работал в должности оперативного сотрудника в Шакяйском районном отделе Управления МГБ Литовской ССР по Каунасской области. По состоянию на 1 июля 1953 г. заявитель являлся старшим оперативным сотрудником в МГБ, а впоследствии в КГБ.

18. Согласно протоколу партийного собрания Шакяйского районного отдела МГБ от 2 марта 1953 г. на этом собрании обсуждались "решения ЦК КПСС и указания МГБ СССР и МГБ Литовской ССР об уничтожении националистических элементов в [Шакяйском] районе". Далее в протоколе отмечается: сотрудник Шакяйского районного отдела МГБ заявил, что в ближайшем будущем "бандитов и националистическое подполье нужно уничтожить". Областному комитету Коммунистической партии было предложено активнее работать в области просвещения жителей по поводу "борьбы с бандитами и националистическим подпольем". В протоколе отмечается мнение заявителя, согласно которому "их [сотрудников его отдела МГБ] задача заключается в том, чтобы как можно скорее уничтожить бандитов, их пособников и связных".

19. Из протокола партийного собрания Шакяйского районного отдела МГБ от 18 сентября 1953 г. следует, что на этом собрании заявитель выступил с речью о "борьбе с националистическим подпольем". Заявитель сказал, что ему пока "не удалось выявить всех членов националистических банд во вверенном ему районе". По мнению заявителя, "если каждый коммунист, каждый сотрудник его отдела [МГБ] будет относиться к своим обязанностям более серьезно, они смогут добиться хороших результатов в борьбе с националистическим подпольем".

20. На партийном собрании Шакяйского районного отдела МГБ от 4 ноября 1953 г. заявитель характеризовался как человек, добивающийся хороших результатов в работе.

21. 23 декабря 1953 г. заявитель вступил в Коммунистическую партию Советского Союза. В протоколе партийного собрания Шакяйского районного отдела МГБ указано, что начальники заявителя характеризуют его как дисциплинированного (disciplinuotas), политически грамотного (politiskai rastingas) сотрудника, добивающегося хороших результатов в работе. Начальники заявителя отметили, что вступление в ряды "славной Коммунистической партии" обязывает заявителя "повышать свою политическую грамотность, изучать историю борьбы Коммунистической партии с различными врагами и всегда быть начеку".

22. В 1964 году заявитель получил квалификацию юриста в Высшей школе КГБ им. Феликса Дзержинского.

23. С 1967 года до выхода в отставку по состоянию здоровья в 1975 году заявитель занимал должность начальника Юрбаркского районного отдела КГБ [по Каунасской области].

24. По информации, содержащейся в личном деле заявителя, за 25 лет службы в МГБ (КГБ) он был награжден и поощрен не менее 24 раз. Заявитель дослужился в МГБ и КГБ до звания подполковника (papulkininkis).

2. Операция по поимке или уничтожению партизан J.A. и A.A.

25. 2 января 1953 г. заявитель принял участие в операции в отношении двух литовских партизан, братьев J.A. и A.A., скрывавшихся в лесу в Шакяйском районе. M.Z., которой впоследствии вместе с заявителем было предъявлено обвинение в геноциде, сообщила советским властям о том, где находятся эти партизаны. Была спланирована операция по их поимке или уничтожению с участием заявителя и нескольких военных. Во время задержания J.A. и A.A. оказали сопротивление, открыв огонь по сотрудникам МГБ и советским военным. В ходе завязавшейся перестрелки партизаны были убиты.

26. В день проведения операции, 2 января 1953 г., начальник Шакяйского районного отдела МГБ подал в порядке подчиненности рапорт начальнику Управления МГБ по Каунасской области, где указал, что заявитель способствовал успеху операции, в ходе которой "были ликвидированы двое бандитов", и, следовательно, заслуживает поощрения (uzsitarnavo paskatinima).

27. 1 сентября 1953 г. начальник Шакяйского районного отдела МГБ написал министру внутренних дел Литовской ССР письмо, в котором сообщал ему о том, что 2 января 1953 г. заявитель и сотрудники МГБ ликвидировали "двух членов националистической банды [J.A. и A.A.]", и предложил поощрить заявителя за эту операцию. В личном деле заявителя отмечено, что 15 сентября 1953 г. ему была объявлена благодарность и выплачена премия в размере 500 рублей.

28. 10 декабря 1971 г. председатель Шакяйского районного исполнительного комитета отметил, что по окончании войны братья J.A. и A.A. входили в "вооруженную банду буржуазных националистов" и что в 1953 году они были убиты в перестрелке как члены этой банды.

3. Вынесение заявителю обвинительного приговора за геноцид

(a) Обвинительное заключение

29. После того, как Литва вновь обрела независимость, Каунасская окружная прокуратура в апреле 2001 года возбудила уголовное дело по факту гибели братьев J.A. и A.A. В сентябре 2001 года прокурор предъявил заявителю и M.Z. обвинение в геноциде согласно части второй статьи 71 действовавшего в то время Уголовного кодекса Литвы (см. § 52 настоящего Постановления). Прокурор счел установленным, что по состоянию на 15 сентября 1951 г.* (* В личном деле заявителя указана другая дата: 15 сентября 1952 г.) заявитель являлся оперативным сотрудником в Шакяйском районном отделе Управления МГБ Литовской ССР по Каунасской области. Он знал, что "основной задачей МГБ Литовской ССР является физическое истребление части литовского населения, относящегося к отдельной политической группе (atskira politine grupe), а именно к литовским партизанам - участникам сопротивления советской оккупации". "Заявитель активно выполнял основную задачу МГБ Литовской ССР, убивая некоторых жителей Литвы, входящих в состав указанной политической группы". С точки зрения прокурора, виновность заявителя подтверждалась материалами его личного дела (tarnybos kortele) и тем, что его начальники выразили ему благодарность за настойчивость при проведении оперативно-розыскных мероприятий, руководство операцией и личное участие в задержании бандитов (pareiksta padeka uz atkakluma pravedant agenturines-tyrimo priemones, vadovavima operacijai, asmenini dalyvavima sulaikant banditus). В числе прочих доказательств прокурор принял во внимание свидетельские показания, протоколы заседаний Шакяйского районного отдела МГБ, полученные из Особого архива Литвы (Lietuvos ypatingasis archyvas) и Центра исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы (Lietuvos gyventoju genocido ir rezistencijos tyrimo centras), и переводы этих документов, в которых упоминались заявитель, порученные ему задания по ликвидации бандитов, их пособников и связных, а также рапорты [МГБ] об уничтожении бандитов J.A. и A.A.

(b) Вердикт суда первой инстанции

30. В приговоре от 4 февраля 2004 г. Каунасский окружной суд установил в деле достаточно доказательств для того, чтобы признать заявителя виновным в геноциде. Исходя из свидетельских показаний, письменных доказательств, представленных Центром исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы, а также показаний заявителя и второй обвиняемой по его делу, M.Z., суд установил, что J.A. и A.A. входили в состав 37-го Таурасского районного партизанского отряда. Как отметил суд, материалы дела позволили ему прийти к выводу, что для дискредитации братьев-партизан советские власти распространили ложный слух о том, что J.A. и A.A. дезертировали из партизанского отряда, скрывались в одиночку и с тех пор не поддерживали связей с партизанами. Эти обвинения не соответствуют действительности. На самом деле партизаны, в том числе братья J.A. и A.A., объединялись в небольшие отряды, чтобы их не уничтожила советская власть. Наконец, в деле нет убедительных доказательств, опровергающих утверждение о том, что J.A. и A.A. "являлись участниками организованного сопротивления и входили в состав политической группы". Кроме того, суд принял во внимание показания одного свидетеля, утверждавшего, что братья-партизаны скрывались в лесу от трех до четырех лет и его семья носила им еду.

31. По словам заявителя, суд отметил, что по состоянию на 15 сентября 1951 г. он являлся оперативным сотрудником МГБ Литовской ССР и "знал о том, что основной задачей этого министерства является физическое истребление отдельной политической группы - литовских партизан, являвшейся частью населения Литвы". В списках МГБ оба брата числились как партизаны - участники национального вооруженного подпольного сопротивления (partizanai - nacionalinio ginkluoto pogrindzio dalyviai). Суд отклонил довод заявителя о том, что он не принимал активного участия в операции по поимке или уничтожению двух партизан, в ходе которой они погибли. Напротив, в материалах оперативно-розыскного дела начальника заявителя указано, что один из бандитов был уничтожен лично заявителем. По окончании операции заявителя приняли в Коммунистическую партию, а кроме того, и он, и M.Z. получили денежные премии. А самое главное, ни заявитель, ни M.Z. не отрицали, что они участвовали в операции по уничтожению партизан. По мнению суда, все эти обстоятельства позволяли прийти к выводу, что 2 января 1953 г. оба обвиняемых участвовали "в физическом уничтожении (убийстве) жителей Литвы, входивших в состав отдельной политической группы (atskira politine grupe) участников сопротивления советской оккупационной власти, то есть [заявитель] участвовал в геноциде".

32. Каунасский окружной суд отметил, что статья 3 Закона от 9 апреля 1992 г. "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" предусматривает возможность привлечения к уголовной ответственности за геноцид задним числом.

33. Каунасский окружной суд признал заявителя виновным в геноциде согласно статье 99 Уголовного кодекса Литвы (см. § 53 настоящего Постановления) и назначил ему наказание в виде шести лет лишения свободы. Исполнение наказания было отложено ввиду состояния здоровья заявителя.

M.Z. также был вынесен обвинительный приговор за соучастие в геноциде по той же статье Уголовного кодекса Литвы. Ей было назначено наказание в виде пяти лет лишения свободы, исполнение которого было отложено из-за состояния ее здоровья.

Кроме того, суд удовлетворил гражданский иск потерпевшей M.B., дочери J.A. и племянницы A.A., но решил, что вопрос о размере компенсации должен рассматриваться в рамках отдельного разбирательства по гражданскому делу.

34. И заявитель, и M.Z. обжаловали вынесенный им обвинительный приговор.

(c) Решение Апелляционного суда Литвы

35. 21 сентября 2004 г. Апелляционный суд Литвы оставил обвинительный приговор без изменения, признав вердикт суда первой инстанции законным и обоснованным. Апелляционный суд указал: суд первой инстанции не пришел к выводу, что заявитель лично застрелил одного из партизан. Действительно, заявитель был признан виновным только в том, что он принимал участие в операции по уничтожению партизан как представителей политической группы. Заявитель сам признал, что он принимал активное участие в этой операции, что он нес ответственность за M.Z., которая показала советским властям, где прячутся партизаны, и что он был в числе сотрудников, окруживших бункер, и оставался с M.Z. до конца операции. Это подтверждается свидетельскими показаниями и документами. По поводу назначенного наказания Апелляционный суд отметил, что заявителю, который являлся оперативным сотрудником Шакяйского районного отдела МГБ и добровольно работал на оккупационные власти (МГБ), "явно было известно о том, что задача этого органа заключалась в физическом уничтожении литовских партизан как части населения Литвы (tikrai zinojo, kad sios istaigos tikslas yra Lietuvos partizanu, kaip Lietuvos gyventoju dalies, fiziskas sunaikinimas)". Зная об этом, заявитель вместе с другими участниками операции принял личное участие в убийстве братьев-партизан J.A. и A.A. Аналогичным образом M.Z., будучи агентом МГБ, тоже знала задачи этой организации и, сообщив МГБ о местонахождении партизан и показав, где находится партизанский бункер, понимала, что братья будут уничтожены. Соответственно, и заявитель, и M.Z. действовали с прямым умыслом (tiesiogine tycia). Наконец, Апелляционный суд отметил, что на момент уголовного преследования заявитель по-прежнему считал законными действия советских властей в отношении литовских партизан.

36. Апелляционный суд Литвы отклонил довод заявителя о том, что определение геноцида в статье 99 Уголовного кодекса Литвы противоречит определению, содержащемуся в статье II Конвенции Организации Объединенных Наций (далее также - ООН) о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (далее - Конвенция о геноциде). Апелляционный суд принял во внимание вывод суда первой инстанции о том, что братья J.A. и A.A. были уничтожены из-за их принадлежности к "политической группе". Признав, что определение преступления геноцида, содержащееся в статье 99 Уголовного кодекса Литвы, включает в себя также социальные и политические группы, а значит, является более широким, чем то, которое закреплено в Конвенции о геноциде, Апелляционный суд установил, что добавление этих групп было "обоснованным и соответствовало действительности". В Конвенции о геноциде нет конкретных указаний на то, что понятие геноцида может подлежать расширительному толкованию, но Конвенция о геноциде не запрещает такое толкование. Уголовные кодексы других стран также предусматривают расширенное понятие геноцида. Далее Апелляционный суд пояснил, что "политическая группа означает людей, объединенных общими политическими взглядами и убеждениями, а стремление физически уничтожить эту группу тоже означает геноцид, так как оно предполагает намерение уничтожить группу населения (politine grupe - tai zmones, susije bendromis politinemis paziuromis ir isitikinimais, ir siekimas tokia grupe fiziskai sunaikinti taip pat reiskia genocida, nes siekiama sunaikinti dali zmoniu)". Апелляционный суд подчеркнул:

"включение литовских партизан, то есть участников вооруженного сопротивления оккупационным властям, в состав конкретной "политической" группы, произведенное судом первой инстанции, по сути имело лишь относительный/условный характер и было не слишком точным. Члены этой группы являлись в то же самое время представителями литовской нации, то есть членами национальной группы. Советский Союз осуществлял геноцид именно на основании национальной/этнической принадлежности жителей. Следовательно, литовских партизан можно отнести не только к политической, но и к национальной и этнической группам, то есть к тем группам, которые указаны в Конвенции о геноциде".

37. Апелляционный суд Литвы отклонил довод заявителя и M.Z. о том, что их действия не являлись геноцидом, поскольку на момент своей гибели братья J.A. и A.A. не были партизанами, а значит, их нельзя было отнести к "какой-либо политической, социальной или иной группе":

"_В жалобах осужденных В. Василяускаса и M.Z. содержатся также утверждения о том, что во время войны братья J.A. и A.A. сотрудничали с немецкими оккупационными силами и совершали преступления. Кроме того, в 1947 года они дезертировали из партизанского отряда и с тех пор не поддерживали связей с другими партизанами. Следовательно, по мнению истцов по апелляции, J.A. и A.A. нельзя было относить к какой-либо политической, социальной или иной группе, а действия в отношении них нельзя было считать актами геноцида. Палата полагает, что у суда были все основания отклонить эти доводы и что они уже рассматривались в обвинительном приговоре. И В. Василяускас, и M.Z. ссылаются на справку из Департамента архивов Литвы от 13 ноября 2001 г. N 1767. В ней указывается, что в архивах КГБ находится уголовное дело, возбужденное в отношении J.A., и что в обвинительном заключении по этому делу указано, что, когда Германия оккупировала Литву, J.A. примкнул к вооруженному отряду белых партизан. Он носил оружие и принимал участие в арестах, задержаниях и перевозке действующих членов КПСС и евреев. Кроме того, он занимался антисоветской агитацией и угрожал коммунистам расправой. Это означает, что он совершил преступление, предусмотренное пунктом "а" статьи 58.1 Уголовного кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической Республики [контрреволюционные преступления и измена Родине]. 4 мая 1945 г. J.A. сбежал из тюрьмы и примкнул к партизанскому отряду.

В отношении A.A. в справке указывается, что во время немецкой оккупации он служил в немецкой полиции, а в 1944 году перешел на нелегальное положение, примкнув к партизанскому отряду вооруженных националистов. Кроме того, в ней говорится, что в 1947 году J.A. и A.A. покинули партизанский отряд и стали скрываться в одиночку: они не поддерживали связей с другими партизанами и согласно приказу командира Таурасского партизанского отряда считались дезертирами. Применительно к J.A. об этом говорится в обвинительном заключении от 16 марта 1945 г., составленном [МГБ]. Конкретные деяния, в которых обвинялся J.A., там не указаны. Из приведенных документов следует, что они не содержат данных о причастности братьев к конкретным преступлениям против человечности. Кроме того, из предъявленных J.A. обвинений скорее следует, что он обвинялся главным образом в борьбе с самими оккупационными силами [СССР]. В материалах дела нет данных о причастности братьев к другим преступлениям. Даже в документах КГБ указано, что с 1947 года J.A. и A.A. скрывались, "не совершая грабежей, и что они не входили в банду [преступников]". В письме Центра исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы "Об участии J.A. и A.A. в движении сопротивления" сказано, что с 1945 года они входили в состав партизанского отряда N 37_ По данным Шакяйского [районного отдела] МГБ, в 1949 году [J.A. и A.A.] по-прежнему входили в состав партизанского отряда N 37_ После этого они покинули отряд и больше не принимали участия в активных действиях партизан.

По мнению Палаты, представленная информация не указывает на то, что до уничтожения J.A. и A.A. их нельзя было считать литовскими партизанами. В обвинительном приговоре правильно отмечается, что в соответствующий период времени партизаны уже были вынуждены объединяться в небольшие отряды, чтобы их не уничтожили. Даже в документах МГБ есть указания на то, что в августе 1952 года другие партизаны искали встречи с J.A. и A.A., чтобы создать единый отряд. Поэтому МГБ решило пустить слух о том, что J.A. и A.A. являются агентами МГБ. Конкретные планы по дискредитации J.A. и A.A. следуют из плана от 12 сентября 1952 г., утвержденного начальником Каунасской областной коллегии МГБ_ Свидетельница A.S. заявила, что в 1952 года она познакомилась с партизанами J.A. и A.A. и носила им еду. Кроме того, J.A. и A.A. выдали ей справку о том, что она является сторонницей партизан. Она хранит эту справку до сих пор.

18 ноября 1992 г. Генеральная прокуратура Литвы сняла с J.A. обвинения в преступлениях, которые ему инкриминировались по обвинительному заключению 1945 года. Прокурор решил, что с октября 1944 года по май 1945 года J.A. содержался в тюрьме незаконно. В 1998 и 2002 годах Центр исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы посмертно выдал J.A. и A.A. удостоверения воинов-добровольцев (kario savanorio). То, что само МГБ считало J.A. и A.A. партизанами, следует из рапорта от 11 июня 1952 г., в котором начальник Каунасского МГБ сообщил министру внутренних дел Литовской ССР о мерах по выяснению того, где скрываются [J.A. и A.A.], и их уничтожению. Шакяйский районный отдел МГБ должен был принять меры по скорейшему уничтожению [J.A. и A.A.]. Все это свидетельствует о том, что в ходе реализации указанных планов J.A. и A.A. были убиты как участники вооруженного сопротивления".

(d) Постановление Верховного суда Литвы

38. 22 февраля 2005 г. Верховный суд Литвы, рассмотрев кассационную жалобу, оставил обвинительный приговор, вынесенный заявителю и M.Z., без изменения. Относительно понятия геноцида Верховный суд пришел к следующим выводам:

"Оба осужденных утверждают, что понятие геноцида в статье 99 Уголовного кодекса Литвы шире аналогичного понятия в статье II Конвенции о геноциде 1948 года, а значит, не соответствует нормам международного права. Этот довод необходимо отклонить.

Действительно, статья 99 Уголовного кодекса не предусматривает более широкого понятия (platesne nusikaltimo sudetis) преступления геноцида по сравнению со статьей II Конвенции [о геноциде]. Согласно статье 99 Уголовного кодекса геноцид включает в себя также действия, рассчитанные на полное или частичное физическое уничтожение членов какой-либо социальной или политической группы. В статье II Конвенции о геноциде ничего не говорится о таких группах.

Присоединившись к Конвенции [о геноциде], Литовская Республика обязалась обеспечивать применение ее положений на своей территории. Соответственно, присоединившись к Конвенции [о геноциде], Литва обязалась привлекать к ответственности за действия, совершаемые с намерением полностью или частично уничтожить какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу, и принимать меры предупреждения против таких действий. Присоединившись к Конвенции [о геноциде], государство не лишается права определять действия, являющиеся уголовно наказуемыми, и запрещать их (apibrezti veikas, kurios yra nusikaltimai, ir jas uzdrausti). Это тем более справедливо, поскольку статья V [упомянутой] Конвенции о геноциде предусматривает, что Договаривающиеся Стороны обязуются провести необходимое законодательство, каждая в соответствии со своей конституционной процедурой и, в частности, предусмотреть эффективные меры наказания лиц, виновных в совершении геноцида или других упомянутых в статье III Конвенции о геноциде преступлений. В Литве это положение было реализовано путем принятия Закона от 9 апреля 1992 г. "Об ответственности за геноцид жителей Литвы". Понятие геноцида в статье 1 этого Закона соответствует аналогичному понятию в статье II Конвенции о геноциде. В то же время, когда Литва присоединилась к Конвенции о геноциде, Парламент Литвы в статье 2 Закона "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" установил, что убийства и истязания жителей Литвы и их депортация в годы оккупации нацистской Германией и аннексии Советским Союзом соответствуют признакам преступления геноцида, предусмотренным нормами международного права. Изменения, внесенные в Уголовный кодекс в 1998 году, определили элементы состава преступления геноцида (apibrezta genocido nusikaltimo sudetis), включив в него действия, рассчитанные на полное или частичное физическое уничтожение членов какой-либо социальной или политической группы. Эта характеристика преступления геноцида сохранилась в статье 99 Уголовного кодекса. Очевидно, что добавление к определению преступления геноцида действий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение членов какой-либо социальной или политической группы, является не более чем реализацией правовых норм, содержащихся в статье 2 Закона от 9 апреля 1992 г. "Об ответственности за геноцид жителей Литвы". Следовательно, сомнения заявителя и M.Z. в правильности толкования понятия преступления геноцида являются необоснованными".

39. Верховный суд Литвы отметил, что заявитель и M.Z. "были признаны виновными в причастности к физическому уничтожению части жителей Литвы, входивших в состав отдельной политической группы, то есть литовских партизан - участников движения сопротивления советской оккупации (nuteisti uz dalyvavima fiziskai sunaikinant Lietuvos gyventoju dali, priklausiusia atskirai politinei grupei, t.y. Lietuvos partizanams - pasipriesinimo sovietu okupacinei valdziai dalyviams)". Верховный суд отклонил доводы заявителя и M.Z. о том, что братья J.A. и A.A. дезертировали из партизанского отряда, а значит, на момент их гибели они уже не относились к политической группе партизан. Данный довод выдвигался при рассмотрении дела судами и первой, и второй инстанций и был ими отклонен по весомым и ясным основаниям.

40. Верховный суд Литвы заявил, что в 1944-1953 годах "в Литве имело место вооруженное сопротивление нации оккупационной армии и органам оккупационного режима Советского Союза - партизанская война". Далее он отметил, что согласно Закону "О правовом статусе участников сопротивления оккупациям 1940-1990 годов", принятому 28 ноября 1996 г., партизаны, сражавшиеся против оккупации, объявляются воинами-добровольцами. В 1998 в 2001 годах Центр исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы признал J.A. и A.A. воинами-добровольцами. Это означало, что они удовлетворяют содержащемуся в указанном законе условию, согласно которому этот статус не предоставляется лицам, совершившим преступления против человечности или убивавшим мирных жителей.

41. Кроме того, Верховный суд Литвы отклонил довод заявителя о том, что он не совершал действий, которые привели к смерти этих двух партизан:

"Суд первой инстанции пришел к выводу, что В. Василяускас принимал участие в убийстве литовских партизан J.A. и A.A.: он и другие сотрудники МГБ окружили бункер и взяли его штурмом, при этом J.A. и A.A. были убиты в ходе завязавшейся перестрелки. В вердикте суда первой инстанции не говорится, что В. Василяускас сам убил партизан, хотя в материалах дела имеются указания на это (рапорт начальника Шакяйского районного отдела МГБ от 2 января 1953 г.).

Участие в убийстве лиц, входивших в состав какой-либо политической группы - это один из элементов объективной стороны (vienas is nusikaltimo sudeties objektyviosios puses pozymiu) преступления геноцида, предусмотренных статьей 99 Уголовного кодекса. Причастность к убийству членов групп, перечисленных в статье 99, означает не только совершение действий, направленных на лишение жизни, но и создание условий (sudarymas salygu) для совершения таких убийств. Было установлено, что В. Василяускас, будучи сотрудником МГБ, вместе с начальником подотдела МГБ принимал участие в подготовке операции по уничтожению J.A. и A.A. В. Василяускас был вооружен, и в ходе операции он нес ответственность за агента МГБ [M.Z.], которая выяснила, где находится бункер партизан. В. Василяускас оставался с M.Z. до конца операции. Сам В. Василяускас не отрицает этих действий. Приняв во внимание указанные факторы, Апелляционный суд обоснованно заключил, что В. Василяускас принимал активное участие в операции по уничтожению партизан J.A. и A.A. Хотя и не было установлено, что он лично убил кого-то из партизан, действия, предпринятые им в ходе подготовки и проведения операции, соответствуют объективной стороне преступления геноцида, предусмотренного статьей 99 Уголовного кодекса: причастности к убийству людей, входящих в состав какой-либо политической группы.

Кроме того, действия В. Василяускаса соответствуют и субъективной стороне геноцида - прямому умыслу (tiesiogine tycia): совершая эти действия, В. Василяускас знал о задаче властей СССР, которая заключалась в уничтожении всех литовских партизан. Он знал, что братья J.A. и A.A. были партизанами, и понимал, что в ходе операции они будут убиты или задержаны, а затем подвергнутся пыткам, и что их будут судить как "изменников Родины" и [возможно] приговорят к смерти, и [В. Василяускас] хотел этого".

4. Рассмотрение гражданского иска о компенсации морального вреда

42. 20 декабря 2004 г. M.B. подала гражданский иск, требуя, чтобы заявитель и M.Z. совместно выплатили ей 200 000 литовских литов (около 58 000 евро). Истица отметила, что один из убитых партизан, J.A., приходился ей отцом, а второй партизан, А.А., - дядей. Когда они погибли, ей было около семи лет. После смерти отца она стала сиротой. Из-за действий заявителя она и оставшиеся в живых члены ее семьи испытали глубокие психические страдания, депрессию, унижение и потерю репутации, они меньше общались с другими лицами, она была вынуждена скрываться и постоянно менять место жительства. M.B. утверждала, что она до сих пор ощущает последствия совершенного преступления, так как заявитель и M.Z. по-прежнему отказываются сообщить ей, где похоронен ее отец.

43. 9 ноября 2006 г. Каунасский окружной суд отказал в удовлетворении ее исковых требований. Он отметил, что Литва уже выплатила M.B. сумму в размере 20 000 литов в качестве единовременной компенсации семьям, пострадавшим от оккупации 1940-1990 годов (см. § 68 настоящего Постановления). Следовательно, государство уже компенсировало M.B. страдания, причиненные гибелью ее родственников.

44. Постановлением от 20 июня 2007 г. Апелляционный суд Литвы отменил указанное решение и пришел к выводу, что заявитель и M.Z. должны выплатить 150 000 литов в качестве компенсации ущерба, который был причинен M.B. совершенными ими преступлениями. Кроме того, Апелляционный суд подчеркнул, что у M.B. не было возможности обратиться за компенсацией в советское время, когда Литва была оккупирована, то есть когда заявитель и M.Z. совершили преступления "против борьбы литовских партизан за свободу и независимость Литвы" (nukreipti pries Lietuvos partizanu kovas uz Lietuvos valstybes laisve ir nepriklausomybe). Апелляционный суд пришел к выводу, что из-за гибели члена своей семьи и близкого родственника M.B. испытала сильные страдания и депрессию. Кроме того, как подчеркнул Апелляционный суд, "нужно принять во внимание, что совершенные преступления были масштабными и по сути были направлены не против отдельных лиц, а против каждого, кто боролся за независимость Литвы". Учитывая, что у заявителя и у M.Z. были серьезные проблемы со здоровьем и что с момента совершения ими преступлений прошло уже много времени, Апелляционный суд присудил M.B 150 000 литов в качестве компенсации морального вреда. Эту компенсацию должны были ей совместно выплатить оба подсудимых, признанные виновными в геноциде.

45. Постановлением от 28 февраля 2011 г. палата Верховного суда Литвы в расширенном составе оставила решение Апелляционного суда Литвы без изменения, но уменьшила размер компенсации, которую должны были совместно (solidariai) выплатить заявитель и M.Z., до 50 000 литов (около 14 500 евро). Палата Верховного суда отметила, помимо прочего, что заявитель и M.Z. вместе с сотрудниками Шакяйского районного отдела МГБ Литовской ССР и советскими военными совершили преступление геноцида. Соответственно, на заявителя и M.Z. не нужно было возлагать несоразмерное бремя. Кроме того, "преступления против человечности характеризуются тем, что они направлены против множества людей, то есть преступник причиняет вред множеству потерпевших", и это также следует учитывать при определении размера компенсации каждому потерпевшему. Если присудить слишком большую денежную сумму, это может осложнить исполнение последующих судебных решений в случаях, когда известны не все потерпевшие или когда они объявятся позднее.

5. Меры по возобновлению производства по уголовному делу в отношении заявителя

46. После того, как Конституционный суд Литвы вынес постановление от 18 марта 2014 г. (см. §§ 56 - 63 настоящего Постановления), Генеральный прокурор Литвы постановлением от 10 апреля 2014 г. решил возобновить производство по делу заявителя по вновь открывшимся обстоятельствам согласно статье 444 Уголовно-процессуального кодекса Литвы. Генеральный прокурор отметил, что суд первой инстанции признал заявителя и M.Z. виновными в геноциде политической группы и что этот приговор был оставлен без изменения судами апелляционной и кассационной инстанций. В постановлении Генерального прокурора указано, что, принимая во внимание изложенные в постановлении Конституционного суда выводы, согласно которым ретроспективное привлечение к уголовной ответственности за геноцид лиц, входящих в состав какой-либо политической или социальной группы, является нарушением принципа верховенства права, следует установить, нужно ли считать заявителя (и вторую обвиняемую по его делу M.Z.) невиновным либо виновным в геноциде или, если ни то ни другое не соответствует действительности, не могли ли они совершить какое-то другое преступление. Для рассмотрения этих вновь открывшихся обстоятельств был назначен прокурор из Генеральной прокуратуры Литвы.

47. В окончательном постановлении от 28 мая 2014 г. прокурор пришел к выводу, что постановление Конституционного суда Литвы от 18 марта 2014 г. представляет собой толкование правовой нормы, а не вновь открывшееся фактическое обстоятельство ("еще одно обстоятельство" по смыслу положений пункта 4 части первой статьи 444 Уголовно-процессуального кодекса Литвы). Следовательно, оно не может служить основанием для обращения в Верховный суд Литвы с ходатайством о возобновлении производства по уголовному делу в отношении заявителя и, соответственно, делает такое ходатайство в Верховный суд юридически невозможным.

II. Соответствующие внутригосударственное законодательство и практика

A. Восстановление независимости Литвы

48. 11 марта 1990 г. Законом "О восстановлении действия Конституции Литвы от 12 мая 1938 г." Верховный совет Литвы восстановил действие основных положений Конституции Литвы 1938 года, которая действовала до начала советской оккупации в 1940 года, аннулировав тем самым действие Конституции СССР 1977 года и Конституции Литовской ССР 1978 года. В тот же день Верховный совет принял временную Конституцию, Временный основной закон Литовской Республики (Laikinasis Pagrindinis Istatymas), устанавливающую конституционные принципы вновь ставшей независимой Литвы. В частности, в этом законе Литва называлась суверенной демократической республикой, власть в которой принадлежит народу и осуществляется Верховным советом, исполнительной и судебной властью. Кроме того, этот Закон предусматривал, что все ранее принятые законы и правовые акты продолжают действовать, если они не противоречат новому Временному основному закону. Данный закон оставался в силе до 2 ноября 1992 года. 11 февраля 1991 г. по результатам всенародного референдума, состоявшегося 9 февраля 1991 г., Верховный совет принял конституционный закон, в котором провозглашалось, что принцип, согласно которому "Литва является независимой и демократической республикой", является конституционно-правовой нормой Литовской Республики и основным принципом государства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Куолелис и другие против Литвы", §§ 64, 65 и 71).

49. В международном договоре "Об основах межгосударственных отношений", подписанном Литовской Республикой и Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой (далее - РСФСР) 29 июля 1991 г., оба государства признали друг друга полноправными субъектами международного права и суверенными государствами. В Преамбуле к этому договору отмечается, что события, которые стороны отнесли к прошлому, препятствовали полной и свободной реализации каждым из этих государств своего государственного суверенитета.

B. Преступление геноцида

1. Закон Литвы "Об ответственности за геноцид жителей Литвы", уголовные кодексы и постановление Верховного суда Литвы о преступлении геноцида

50. В годы советской власти и вплоть до 1992 года преступление геноцида не считалось уголовно наказуемым деянием согласно действовавшему в Литве уголовному законодательству ни согласно Уголовному кодексу РСФСР 1926 года (далее - УК РСФСР), который действовал в Литве до 1961 года, ни согласно Уголовному кодексу Литовской ССР 1961 года (далее - УК 1961 года) (см. §§ 70-72 настоящего Постановления).

51. 9 апреля 1992 г. Литва присоединилась к Конвенции о геноциде 1948 года и Конвенции ООН о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества 1968 года. В тот же день был принят Закон "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" (Istatymas del atsakomybes uz Lietuvos gyventoju genocida). Он предусматривает следующее:

"Статья 1

Действия, рассчитанные на полное или частичное физическое уничтожение жителей, входящих в состав какой-либо национальной, этнической, расовой или религиозной группы, путем убийства членов такой группы или умышленного причинения им пыток, серьезных телесных повреждений или умственного расстройства, либо создания жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение ее, насильственной передачи детей из одной человеческой группы в другую, а также мер, рассчитанных на предотвращение деторождения в среде такой группы (геноцид), -

наказываются лишением свободы на срок от пяти до десяти лет и конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества.

Статья 2

Убийства, истязание и депортация жителей Литвы, совершенные в годы оккупации Литвы нацистской Германией и ее аннексии Советским Союзом, считаются преступлением геноцида согласно определению, принятому в международном праве.

Статья 3

Допускается придание Закону "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" обратной силы. При преследовании лиц, совершивших деяния, которые предусмотрены настоящим Законом, до [его] вступления в силу не применяются сроки давности_".

52. 21 апреля 1998 г. статьи 2 и 3 указанного закона были отменены, после чего уголовная ответственность за геноцид была закреплена в статьях 49 и 71 Уголовного кодекса. Соответствующие положения этого кодекса предусматривали следующее:

"Статья 49. Срок давности

_5. К геноциду не применяются сроки давности. Лица, признанные виновными в геноциде, не могут быть освобождены от отбывания наказания по амнистии_

Статья 71. Геноцид

1. Действия, рассчитанные на полное или частичное физическое уничтожение жителей, входящих в состав какой-либо национальной, этнической, расовой, религиозной, социальной или политической группы, путем жестоких пыток членов такой группы, причинения им серьезных телесных повреждений или ущерба их психическому развитию; либо умышленного создания этой группе таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее; насильственной передачи детей из одной человеческой группы в другую; а также мер, рассчитанных на предотвращение деторождения в среде такой группы, -

наказываются лишением свободы на срок от пяти до двадцати лет.

2. Действия, перечисленные в пункте 1 настоящей статьи, которые привели к убийству людей, а также организация действий, перечисленных в пунктах 1 и 2, и руководство ими -

наказываются лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет или смертной казнью".

53. Новый Уголовный кодекс Литвы, вступивший в силу с 1 мая 2003 г., а значит, действовавший на момент вынесения заявителю обвинительного приговора, устанавливает следующее:

"_Статья 3. Действие уголовного закона во времени

1. Преступность деяния и наказуемость лица определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния. Временем совершения преступного деяния является время действия (бездействия) или время наступления последствий, предусмотренных уголовным законом, если лицо желало, чтобы последствия наступили в иное время.

2. Уголовный закон, устраняющий преступность деяния, смягчающий наказание или иным образом улучшающий юридическое положение лица, совершившего преступление, имеет обратную силу, то есть распространяется на лиц, совершивших уголовно наказуемое деяние до вступления данного закона в силу, в том числе на лиц, отбывающих наказание или имеющих судимость.

3. Уголовный закон, устанавливающий преступность деяния, ужесточающий наказание или иным образом ухудшающий правовое положение лица, совершившего преступное деяние, не имеет обратной силы. Исключение составляют нормы настоящего кодекса, устанавливающие ответственность за геноцид (статья 99), за запрещенное международным правом обращение с людьми (статья 100), за убийство людей, охраняемых международным гуманитарным правом (статья 101), за депортацию гражданских лиц оккупированного государства (статья 102), за причинение вреда здоровью, пытки или иное бесчеловечное обращение с лицами, охраняемыми международным гуманитарным правом (статья 103), за принудительное использование гражданских лиц или военнопленных в составе вооруженных сил противника (статья 105) и за недозволенную военную атаку (статья 111).

4. Допускается назначение только тех мер наказания, мер воспитательного воздействия и мер медицинского характера, которые предусмотрены уголовным кодексом, действующим на момент вынесения судом приговора_

Статья 95. Сроки давности вынесения обвинительного приговора

_8. Сроки давности не применяются к следующим преступлениям, предусмотренным настоящим Кодексом:

1) геноциду (статья 99)_

Статья 99. Геноцид

Тот, кто с намерением физически уничтожить, полностью или частично, лиц, входящих в состав какой-либо национальной, этнической, расовой, религиозной, социальной или политической группы, являлся организатором, руководителем или участником их убийств, истязания, причинения им телесных повреждений, воспрепятствования их психическому развитию, а также их депортации, создания условий для их полной или частичной гибели, предотвращения деторождения в среде таких групп либо насильственной передачи детей в другие группы, -

наказывается лишением свободы на срок от пяти до двадцати лет либо пожизненным лишением свободы_".

54. В постановлении от 29 ноября 2010 г. "О конституционности Закона "О возмещении ущерба от оккупации СССР"" Конституционный суд Литвы пришел к следующим выводам:

"Во время оккупации и СССР, и нацистской Германией была не только попрана демократия, но и совершались преступления в отношении народа оккупированного государства: имел место геноцид. Очевидно, что с юридической точки зрения у жертв преступления геноцида, совершенного пособниками режима оккупировавших государств в годы оккупации, отсутствовала возможность потребовать возмещения ущерба виновниками геноцида".

55. 29 июня 2012 г. Верховный суд Литвы принял постановление "О судебной практике по делам о преступлениях против человечности и военных преступлениях". В постановлении предусматривается, что при предъявлении человеку обвинения в геноциде важно учитывать контекст, в котором было совершено преступление. Кроме того, необходимо установить, что у этого человека было намерение уничтожить, полностью или частично, лиц, входящих в состав какой-либо конкретной группы. Геноцид является умышленным преступлением. Умысел можно установить исходя из того, что человек работал в специальных подразделениях репрессивных структур, непосредственно проводивших карательные операции, например, в отношении литовских партизан, которые оказывали сопротивление оккупационному режиму. Принадлежность к карательной организации является доказательством того, что человек понимал задачи этой организации (пункты 10 и 11).

2. Постановление Конституционного суда Литвы от 18 марта 2014 г.

56. В 2011 году группа депутатов Сейма Литвы, а также литовские суды в ходе разбирательства по пяти уголовным делам обратились в Конституционный суд Литвы с просьбой рассмотреть вопрос о том, не противоречат ли по своему содержанию часть третья статьи 3, пункт 1 части восьмой статьи 95 и статья 99 Уголовного кодекса Литвы пунктам 2 и 4 статьи 31 и пункту 3 статьи 138 Конституции Литвы, а также конституционному принципу верховенства права.

57. Одно из таких ходатайств поступило от Апелляционного суда Литвы (ходатайство N 1B-58/2011)* (* В ходе слушаний 4 июня 2014 г. исполняющая обязанности представителя Литовской Республики в Европейском Суде по правам человека подтвердила, что одно из этих ходатайств касалось вынесения В. Василяускасу обвинительного приговора за геноцид по другому уголовному делу.

3 июня 2014 г. Апелляционный суд Литвы оставил вынесенный заявителю обвинительный приговор за геноцид без изменения (данную информацию см.: http://kauno.diena.lt/naujienos/kriminalai/nusikaltimai/apeliacinis-teism asbuves-sovietu-saugumietis-genocido-byloje-nuteistas-pagristai-634498).) . Из решения Апелляционного суда обратиться за указаниями в Конституционный суд Литвы следует, что 9 июня 2011 г. Каунасский окружной суд признал заявителя виновным в геноциде в рамках разбирательства по еще одному уголовному делу, которое тоже касалось геноцида литовских партизан. В том деле суд первой инстанции установил, что с 15 сентября 1952 г. заявитель являлся оперативным сотрудником оккупационного органа власти, Шакяйского районного отдела МГБ, и "знал о его основной задаче, которая заключалась в физическом уничтожении части жителей Литвы, входивших в состав отдельной национальной, этнической и политической группы, то есть литовских партизан". Ночью 23 марта 1953 г. заявитель вместе с руководящими сотрудниками Шакяйского районного отдела Управления МГБ по Каунасской области с целью убийства или поимки и депортации партизан, скрывавшихся в одном из домов в Шакяйском районе, принял участие в операции, в ходе которой был ранен и задержан партизан J.B. Военный трибунал войск МГБ Вильнюсской области 20 июля 1953 г. приговорил этого партизана к 25 годам лишения свободы. В августе 1953 года он был депортирован из Литвы в спецлагерь на территории бывшего СССР. Поэтому суд первой инстанции пришел к выводу, что заявитель своими действиями принял участие в депортации J.B. из Литвы на территорию оккупационного государства, тем самым незаконно отправив этого партизана в концентрационный лагерь (lageryje).

58. 18 марта 2014 г. Конституционный суд Литвы вынес постановление по вопросу о конституционности определения преступления геноцида, данного в Уголовном кодексе Литвы, и возможности привлекать к уголовной ответственности за это преступление "задним числом". Конституционный суд постановил, что статья 99 Уголовного кодекса, согласно которой можно считать геноцидом действия, направленные на полное или частичное физическое уничтожение жителей, входящих в состав какой-либо национальной, этнической, расовой, религиозной, а также социальной или политической группы, соответствует Конституции Литвы. Приняв во внимание международно-правовые акты, имеющие отношение к данному вопросу, в том числе решения Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии и Международного суда ООН, Конституционный суд Литвы пришел к выводу, что благодаря особому историческому, политическому, социальному и культурному контексту государства пользуются определенной свободой действий и могут предусматривать в своем законодательстве более широкое определение преступления геноцида по сравнению с тем, которое принято в международном праве. Следовательно, допустимо добавление в определение геноцида политических и социальных групп (см. пункт 3.7 постановления, глава II, мотивировочная часть).

59. Кроме того, Конституционный суд Литвы отметил, что согласно выводам историков, литовцы, латыши и эстонцы, а также некоторые другие народы, проживавшие на территории СССР (немцы, украинцы, крымские татары, чеченцы, ингуши), считались лицами "неблагонадежной" национальности. Из-за своей национальной принадлежности лица "неблагонадежной" национальности были обречены на уничтожение, в том числе посредством создания им невыносимых жизненных условий в ссылке. Конституционный суд постановил:

"_6.3. Таким образом, с учетом международного и исторического контекста, в частности, упомянутой выше идеологии тоталитарного коммунистического режима СССР, на которой основывалось уничтожение целых групп людей, масштаба репрессий СССР в отношении жителей Литовской Республики, являвшихся частью целенаправленной политики уничтожения основы литовской нации как политической общности и целенаправленной политики обращения с литовцами как с "неблагонадежной" нацией, следует прийти к выводу, что в течение определенного периода (в 1941 году, когда начались массовые депортации литовцев в Советский Союз и практиковались внесудебные казни задержанных лиц, и в 1944-1953 годах, когда осуществлялись массовые репрессии в ходе партизанской войны против оккупации Литовской Республики) преступления, совершенные советским оккупационным режимом, при наличии доказательств наличия конкретного намерения уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую и религиозную группу, можно считать геноцидом согласно определению, содержащемуся в общепризнанных нормах международного права (в частности, в Конвенции о геноциде). Как уже отмечалось, согласно общепризнанным нормам международного права действия считаются геноцидом, если речь идет об умышленных действиях, совершаемых с намерением уничтожить не только полностью, но и частично какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу; когда они затрагивают часть охраняемой группы, эта часть должна быть достаточно значимой, чтобы ее уничтожение повлияло на группу в целом. Кроме того, действия могут быть признаны геноцидом, если речь идет об умышленных действиях, совершаемых с намерением уничтожить определенные социальные или политические группы, образующие значительную часть какой-либо национальной, этнической, расовой или религиозной группы, уничтожение которых повлияет на соответствующую национальную, этническую, расовую или религиозную группу в целом. Как уже говорилось, к физическому уничтожению группы может привести насильственное перемещение жителей, когда это перемещение осуществляется таким образом, что данная группа уже не сможет восстановиться в прежнем составе, в частности, когда перемещение связано с разлучением ее членов. В этих случаях насильственное перемещение людей может привести к уничтожению группы, поскольку она перестанет существовать в качестве таковой или, по крайней мере, в своем первоначальном виде_".

Далее Конституционный суд указал:

"_Другими словами, уже говорилось о том, что согласно общепризнанным нормам международного права действия, совершенные в определенный период времени в отношении некоторых политических и социальных групп жителей Литовской Республики, могут считаться геноцидом при условии, что эти действия, если это было доказано, совершались с намерением уничтожить группы, составляющие значительную часть литовской нации, а их уничтожение повлияло на выживание литовской нации в целом. Необходимо отметить, что при отсутствии доказательств такого намерения это, в свою очередь, не должно означать, что за свои действия в отношении жителей Литвы (например, их убийство, истязание, депортацию, насильственное зачисление в состав вооруженных сил оккупационного государства, преследование по политическим, национальным или религиозным мотивам) соответствующие лица не должны нести ответственности по законам Литовской Республики и общепризнанным нормам международного права. С учетом конкретных обстоятельств нужно определить, являются ли эти действия преступлениями против человечности или военными преступлениями.

6.4. В этом контексте следует отметить, что, как говорилось выше, в преамбуле Закона от 9 апреля 1992 г. "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" отмечается, в частности, что цели политики геноцида и преступлений против человечности, проводившейся в отношении жителей Литвы, были достигнуты во время оккупации нацистской Германией и аннексии Советским Союзом. Статья 2 того же закона устанавливает, что "убийства, истязание и депортация жителей Литвы, совершенные в годы оккупации Литвы нацистской Германией и ее аннексии Советским Союзом, соответствуют признакам геноцида, предусмотренным нормами международного права".

6.5. Подводя итог, следует отметить, что добавление в определение геноцида, содержащееся в статье 99 Уголовного кодекса Литвы, социальных и политических групп, которое оспаривается в поданных в суд ходатайствах, обусловлено конкретным историко-правовым контекстом - международными преступлениями, совершенными в Литовской Республике оккупационными режимами_".

60. Кроме того, Конституционный суд Литвы постановил, что статья 95 Уголовного кодекса Литвы, согласно которой к геноциду (в том числе к геноциду социальных и политических групп) не применяются сроки давности, соответствует Конституции Литвы. По мнению Конституционного суда, Конституция допускает отказ от применения сроков давности к наиболее тяжким преступлениям, к числу которых относится геноцид социальных или политических групп. Далее Конституционный суд отметил, что с учетом предусмотренной пунктом 1 статьи 135 Конституции необходимости руководствоваться обязательствами Литвы, вытекающими из общепризнанных норм международного права, которые запрещают такие преступления, как геноцид, литовское законодательство не может предусматривать более мягкие стандарты по сравнению с теми, которые закреплены в международном праве. С другой стороны, принцип верховенства права, а значит, принципы nullum crimen sine lege* (* Nullum crimen sine lege (лат.) - принцип права, согласно которому определять преступление может только закон (примеч. редактора).) и nulla poena sine lege* (* Nulla poena sine lege (лат.) - принцип права, согласно которому устанавливать наказание за преступление может только закон (примеч. редактора).), были бы нарушены, если бы уголовное законодательство Литвы позволяло "задним числом" привлекать к ответственности за преступления, определенные только в соответствии с положениями внутригосударственного законодательства, в данном случае за геноцид лиц, входящих в состав политической или социальной группы. Иными словами, привлечение к уголовной ответственности за геноцид социальных или политических групп "задним числом" в случаях, когда этот геноцид имел место до принятия поправок в Уголовный кодекс 21 апреля 1998 г., приведет к нарушению Конституции и принципа верховенства права.

61. Относительно преступлений, совершенных тоталитарными режимами, в том числе Советским Союзом, Конституционный суд Литвы отметил следующее (пункт 6.1, глава II, мотивировочная часть):

"Таким образом, тоталитарные коммунистические режимы, inter alia* (* Inter alia (лат.) - в числе прочего, в частности (примеч. переводчика).), Советский Союз, несомненно, виновны в преступлениях против человечности и в военных преступлениях, а преступления, совершенные в отношении некоторых национальных или этнических групп в определенный период времени, можно считать геноцидом по смыслу общепризнанных норм международного права.

В этом контексте следует отметить, что преступления, совершенные тоталитарным коммунистическим режимом СССР, были признаны законодательством Российской Федерации. Так, в преамбуле к Закону от 26 апреля 1991 г. "О реабилитации репрессированных народов" сказано, помимо прочего, что "обновление советского общества_ создало благоприятные возможности по реабилитации репрессированных в годы советской власти народов, которые подвергались геноциду и клеветническим нападкам"".

[См. также § 74 настоящего Постановления.]

62. Относительно масштаба советских репрессий в Литве в годы советской власти (в частности, в 1940-1941 и 1944-1953 годах) Конституционный суд Литвы пришел к следующим выводам:

"_6.2. По различным данным, из-за обеих оккупаций со стороны СССР Литовская Республика потеряла почти пятую часть своего населения, включая беженцев. По сведениям, предоставленным Центром исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы, за годы советской оккупации (в 1940-1941 и 1944-1990 годах) погибли или были убиты в общей сложности 85 000 жителей Литвы, и около 132 000 жителей Литвы были депортированы в Советский Союз (в 1945-1952 годах были депортированы 32 000 детей). Из тех, кто погиб или был убит, 20 000 человек являлись участниками вооруженного сопротивления оккупации (партизанами) и их сторонниками (данные за 1944-1952 годы), около 1 100 человек были расстреляны или замучены до смерти в июне 1941 года при отступлении советских вооруженных сил из Литвы, около 35 000-37 000 политзаключенных погибли в спецлагерях и тюрьмах, и около 28 000 депортированных умерли в ссылке. 14 июня 1941 г. началась первая массовая депортация граждан Литовской Республики в Сибирь (в общем и целом тогда выслали 12 000 человек). Одна из самых больших волн репрессий в отношении мирных жителей имела место в 1944-1946 годах: были задержаны и заключены под стражу до 130 000 жителей Литвы, 32 000 человек были репрессированы и переведены в спецлагеря и тюрьмы, около 108 400 человек были насильно зачислены в состав Советской армии в 1944-1945 годах. В 1944-1953 годах, в ходе партизанской войны против оккупации, было задержаны и заключены под стражу в общей сложности 186 000 человек.

Из этих цифр со всей очевидностью следует, что советский оккупационный режим совершил на территории Литовской Республики международные преступления, которые согласно общепризнанным нормам международного права (в частности, Уставу Нюрнбергского трибунала) можно квалифицировать как преступления против человечности (убийства и уничтожение гражданского населения, депортация жителей, лишение их свободы и преследование по политическим и национальным мотивам и т.д.) и военные преступления (убийства и депортация лиц, пользующихся защитой согласно положениям международного гуманитарного права, насильственное зачисление жителей оккупированной территории в состав вооруженных сил оккупационного государства и т.д.).

Следует подчеркнуть, что согласно исследованиям историков преступления в отношении жителей Литовской Республики являлись частью проводившейся СССР целенаправленной и систематической тоталитарной политики: репрессии в отношении жителей Литвы ни в коем случае не были случайными и беспорядочными - они были направлены на уничтожение основ литовской нации как политической общности, в частности прежней социально-политической структуры государства. Эти репрессии затронули наиболее активные политические и социальные группы жителей Литвы: участников сопротивления оккупации и их сторонников, государственных служащих и должностных лиц Литвы, общественных деятелей Литвы, интеллигенцию и научное сообщество, фермеров, священников, а также родственников этих групп лиц. Следует отметить, что посредством репрессий оккупационный режим стремился уничтожить этих людей, причинить им вред и сломать их: их казнили без суда и следствия, лишали свободы и отправляли в спецлагеря, где практиковался принудительный труд, их специально высылали в отдаленные малонаселенные районы Советского Союза с суровым климатом, чтобы создать им невыносимые жизненные условия, в которых их жизнь и здоровье подвергались постоянной опасности".

63. По поводу роли партизан Конституционный суд указал следующее:

"Следует также отметить, что согласно законодательству Литовской Республики_ организованное вооруженное сопротивление советской оккупации рассматривается как самооборона Литвы, поэтому участники вооруженного сопротивления объявляются воинами-добровольцами и Литва признает их воинские звания и награды_".

Кроме того, Конституционный суд отметил:

"_во время оккупации высшим государственным политическим органом, возглавлявшим политическую и военную национально-освободительную борьбу, являлся [Совет Движения борьбы за свободу Литвы]".

Далее Конституционный суд постановил:

"7.3. Таким образом, с учетом международного и исторического контекста следует отметить, что при квалификации действий в отношении участников сопротивления советской оккупации как политической группы нужно принимать во внимание важность этой группы для всей соответствующей национальной группы (литовской нации), которая подпадает под определение геноцида согласно общепризнанным нормам международного права.

Как отмечалось выше, согласно общепризнанным нормам международного права действия, совершенные в установленный период времени в отношении определенных политических и социальных групп жителей Литовской Республики, можно считать геноцидом при условии, что такие действия, если это было доказано, совершались с намерением уничтожить группы, представляющие собой значительную часть литовской нации, уничтожение которых повлияло на выживание литовской нации в целом. Также уже говорилось о том, что при отсутствии доказательств такого намерения это, в свою очередь, не должно означать, что за свои действия в отношении жителей Литвы (например, их убийства, истязание, депортацию, насильственное зачисление в состав вооруженных сил оккупировавшего государства, преследование по политическим, национальным или религиозным мотивам) соответствующие лица не должны нести ответственности по общепризнанным нормам международного права и законам Литовской Республики; с учетом конкретных обстоятельств нужно определить, являются ли эти действия преступлениями против человечности или военными преступлениями. Применительно к участникам вооруженного сопротивления Литовской Республики советской оккупации (партизанам) нужно также принимать во внимание, что Советский Союз, игнорируя общепризнанные нормы международного права, не признавал за ними статуса комбатантов и военнопленных и не предоставлял им международных гарантий, вытекающих из этого статуса. Из выводов историков, изучавших документы репрессивных органов внутренних дел и государственной безопасности СССР, ясно следует, что эти органы проводили целенаправленную политику уничтожения "бандитов", "террористов" и "буржуазных националистов", к которым они относили литовских партизан; в частности, создавались специальные "истребительные" отряды, которые использовались в борьбе с литовскими партизанами и их сторонниками".

C. Иные положения законодательства Литвы

64. В пункте 4 статьи 31 Конституции Литвы говорится, что наказание может назначаться или применяться только на основании закона. Согласно статье 135 Конституции Литовская Республика руководствуется общепризнанными принципами и нормами международного права, стремится обеспечить основные права и свободы граждан. Пункт 3 статьи 138 Конституции предусматривает, что ратифицированные парламентом международные договоры являются составной частью правовой системы Литовской Республики.

65. Согласно статье 11 Закона "О международных договорах Литовской Республики", если ратифицированный международный договор предусматривает нормы, которые отличаются от норм, установленных законом, приоритет имеют положения международного договора. 14 марта 2006 г. Конституционный суд Литвы постановил, что в силу правовой традиции и конституционного принципа вновь ставшая независимой Литва соблюдает добровольно взятые ею на себя международные обязательства и общепризнанные принципы международного права, в том числе принцип pacta sunt servanda* (* Pacta sunt servanda (лат.) - принцип добросовестного соблюдения государствами ратифицированных ими международных договоров и в более широком понимании всех своих международных обязательств (примеч. редактора).). 18 марта 2014 г. Конституционный суд отметил также, что принцип pacta sunt servanda требует добросовестно соблюдать обязательства, вытекающие из общепризнанных норм международного права о запрете международных преступлений. Поэтому в контексте вопроса о конституционности, который он рассматривал (см. §§ 56-63 настоящего Постановления), важно установить содержание общепризнанных норм международного права, касающихся международных преступлений, в частности, преступления геноцида.

66. 2 мая 1990 г. Верховный совет Литвы принял Закон "О восстановлении прав лиц, репрессированных за сопротивление оккупационным режимам", который, в частности, предусматривает, что "сопротивление жителей Литвы агрессии и оккупационным режимам не противоречит нормам национального и международного права" и что "Верховный совет Литовской Республики рассматривает борьбу участников движения сопротивления как выражение права нации на самооборону". Согласно первоначальной редакции этого закона последнее положение нельзя было применять к лицам, участвовавшим в совершении преступлений геноцида, убийствах и истязании безоружных мирных жителей. Редакция данного закона от 2008 года предусматривает, что это положение не применяется также к лицам, принимавшим участие в совершении преступлений против человечности и военных преступлений, что данные, содержащиеся в материалах репрессивных органов оккупационных режимов, нельзя считать доказательством без проведения дополнительного расследования и что участники вооруженного сопротивления объявляются литовскими воинами-добровольцами (skelbiami Lietuvos kariais savanoriais).

67. 23 января 1997 г. Парламент Литвы принял Закон "О правовом статусе участников сопротивления оккупациям 1940-1990 годов" (Pasipriesinimo 1940-1990 metu okupacijoms dalyviu teisinio statuso istatymas). В Преамбуле к этому закону отмечается, что с 15 июня 1940 г. по 11 марта 1990 г. вся территория Литвы находилась под немецкой и советской оккупациями. Кроме того, там сказано, что в 1944-1953 годах в Литве имело место вооруженное "национальное" сопротивление (литовская партизанская война) оккупационной армии Советского Союза и советскому режиму и что "высшим законным политическим и военным органом власти было партизанское командование". В Преамбуле также отмечается, что Декларация от 16 февраля 1949 г. (см. § 13 настоящего Постановления) является выражением "суверенной воли нации".

Подпункт 4 пункта 1 статьи 2 закона наделяет партизан - участников вооруженного сопротивления статусом "воинов-добровольцев" (karys savanoris). Под "партизанами" понимаются те, кто входил в состав организационных структур вооруженного сопротивления, принес присягу и не изменил ей, носил оружие, находился на нелегальном положении и принимал участие в боевых действиях под руководством своих командиров.

Статус воина-добровольца не может предоставляться тем, кто совершал военные преступления, отдавал приказы об убийстве мирных жителей или сам убивал мирных жителей (подпункт 1 пункта 2 статьи 6 указанного закона).

68. 6 октября 1998 г. Парламент Литвы принял Закон "О государственной поддержке семей погибших участников сопротивления оккупациям 1940-1990 годов" (Valstybes paramos zuvusiu pasipriesinimo 1940-1990 metu okupacijos dalyviu seimoms istatymas). Государство обязалось выплатить единовременное пособие в размере 20 000 литов родственникам воинов-добровольцев (участников вооруженного сопротивления), погибших в бою, при задержании, убитых или умерших во время допроса или приговоренных к смерти и казненных (подпункт 1 пункта 2 статьи 2).

69. Что касается возможности возобновления производства по уголовному делу, Уголовно-процессуальный кодекс Литвы предусматривает, что производство по уголовному делу может быть возобновлено при обнаружении новых доказательств того, что осужденный невиновен или мог совершить менее или более тяжкое преступление, о которых не было известно до вынесения приговора (подпункт 4 пункта 1 статьи 444 Уголовно-процессуальный кодекс Литвы). Ходатайство о возобновлении производства по делу может быть подано осужденным или Генеральным прокурором Литвы (пункты 1-3 статьи 446 Уголовно-процессуальный кодекс Литвы). Окончательное решение по вопросу о возобновлении производства по делу принимает Верховный суд Литвы, который может отменить приговор и направить дело на новое рассмотрение, отменить приговор и прекратить производство по уголовному делу или отклонить ходатайство о возобновлении производства по делу (статьи 448-449 Уголовно-процессуального кодекса Литвы).

D. Положения законодательства СССР и Российской Федерации

70. В 1940 году на территории Литовской ССР начал действовать УК РСФСР.

71. УК РСФСР предусматривал уголовную ответственность за ряд контрреволюционных преступлений (статья 58.1). Контрреволюционным признавалось всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению советской власти. Пункт "а" статьи 58.1 предусматривал уголовную ответственность за измену Родине, то есть за действия, совершенные гражданами СССР в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории. Измена каралась расстрелом, а при смягчающих обстоятельствах - лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества. Умышленное убийство влекло за собой наказание в виде лишения свободы на срок до восьми лет. Если умышленное убийство совершалось военнослужащим, при особо отягчающих обстоятельствах оно могло повлечь за собой расстрел (статьи 136 и 137 УК РСФСР).

72. 26 июня 1961 г. Верховный совет Литовской ССР принял УК Литовской ССР, который сменил УК РСФСР. Он вступил в силу 1 сентября 1961 г. Согласно статье 104 УК Литовской ССР убийство каралось лишением свободы на срок от трех до 12 лет. Убийство при отягчающих обстоятельствах, например убийство двух и более лиц, каралось лишением свободы на срок от восьми до 15 лет, с депортацией или без депортации, или расстрелом.

73. 24 декабря 1989 г. Съезд народных депутатов СССР принял Постановление "О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года". В нем осуждались секретный дополнительный протокол к этому договору, а также остальные секретные договоренности с Германией как юридически несостоятельные и недействительные с момента их подписания. В Постановлении отмечалось, что территориальные разграничения "сфер интересов" СССР и Германии находились в противоречии с суверенитетом и независимостью нескольких "третьих" стран (в том числе Латвии, Литвы и Эстонии). За этим последовало решение Верховного совета Литовской ССР от 7 февраля 1990 г., в котором осуждалось незаконное включение Литвы в состав СССР в 1940 году (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Куолелис и другие против Литвы", § 10).

74. В Преамбуле к Закону Российской Федерации "О реабилитации репрессированных народов", принятому 26 апреля 1991 г., указывалось, что "обновление советского общества в процессе его демократизации и формирования правового государства в стране_ создало благоприятные возможности по реабилитации репрессированных в годы советской власти народов, которые подвергались геноциду и клеветническим нападкам". В законе также отмечалось, что его цель заключается в следующем:

"Статья 1

Реабилитировать все репрессированные народы РСФСР, признав незаконными и преступными репрессивные акты против этих народов_".

Кроме того, в законе сказано:

"_Статья 2

Репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иные исторически сложившиеся культурно-этнические общности людей, например, казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся их насильственным переселением, упразднением национально-государственных образований, перекраиванием национально-территориальных границ, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения".

III. Международное и сравнительное право и практика их применения

A. Устав международного военного трибунала и Нюрнбергские принципы

75. Устав Нюрнбергского международного военного трибунала (далее также - МВТ), созданного в соответствии с Лондонским соглашением, которое было подписано 8 августа 1945 г. властями США, Франции, Соединенного Королевства и СССР, содержит следующее определение преступлений против человечности:

"_Статья 6

Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность:

_с) преступления против человечности, а именно: убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет.

Руководители, организаторы, подстрекатели и пособники, участвовавшие в составлении или в осуществлении общего плана или заговора, направленного к совершению любых из вышеупомянутых преступлений, несут ответственность за все действия, совершенные любыми лицами в целях осуществления такого плана_".

76. Впоследствии это определение было кодифицировано в Принципе VI Принципов международного права, признанных уставом Нюрнбергского трибунала и нашедших выражение в приговоре МВТ, которые были сформулированы Комиссией международного права в 1950 году согласно Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 177 (II) и утверждены Генеральной Ассамблеей.

В частности, Нюрнбергский принцип I предусматривает следующее:

"Всякое лицо, совершившее какое-либо действие, признаваемое согласно международному праву преступлением, несет за него ответственность и подлежит наказанию".

Принцип II гласит:

"То обстоятельство, что по внутреннему праву не установлено наказания за какое-либо действие, признаваемое согласно международному праву преступлением, не освобождает лицо, совершившее это действие, от ответственности по международному праву".

Принцип IV устанавливает:

"То обстоятельство, что какое-либо лицо действует во исполнение приказа своего правительства или начальника, не освобождает это лицо от ответственности по международному праву, если сознательный выбор был фактически для него возможен".

Принцип VI гласит:

"Преступления, указанные ниже, караются как международно-правовые преступления:

_(с) Преступления против человечности:

убийства, истребление, порабощение, высылка и другие бесчеловечные акты, совершаемые в отношении гражданского населения, или преследование по политическим, расовым или религиозным мотивам, если такие действия совершаются или такие преследования имеют место при выполнении какого-либо преступления против мира или какого-либо военного преступления, или в связи с таковыми".

B. Резолюции Организации Объединенных Наций

77. Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 95 (I), принятая 11 декабря 1946 г., предусматривает следующее:

"Генеральная Ассамблея_ подтверждает принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в приговоре Трибунала_".

78. Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 96 (I), принятая 11 декабря 1946 г., устанавливает:

"Геноцид означает отказ в признании права на существование целых человеческих групп подобно тому, как человекоубийство означает отказ в признании права на жизнь отдельных человеческих существ; такой отказ в признании права на существование оскорбляет человеческую совесть, влечет за собой огромные потери для человечества, которое лишается культурных и прочих ценностей, представляемых этими человеческими группами, и противоречит нравственному закону, духу и целям Объединенных Наций.

Можно указать на многочисленные преступления геноцида, когда полному или частичному уничтожению подверглись расовые, религиозные, политические и прочие группы.

Наказание за преступление геноцида является вопросом международного значения.

Поэтому Генеральная Ассамблея

подтверждает, что геноцид, с точки зрения международного права, является преступлением, которое осуждается цивилизованным миром и за совершение которого главные виновники и соучастники подлежат наказанию независимо от того, являются ли они частными лицами, должностными лицами или государственными деятелями, и независимо от того, совершено ли это преступление по религиозным, расовым, политическим или каким-либо другим мотивам;

предлагает государствам-участникам принять необходимое законодательство по предупреждению этого преступления и наказанию за него_".

C. Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него

79. Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций приняла Конвенцию о геноциде единогласным волеизъявлением 56 участников на своем 179-м пленарном заседании 9 декабря 1948 г. (Резолюция 260 (III)). Советский Союз подписал эту Конвенцию 16 декабря 1949 г. и ратифицировал ее 3 мая 1954 г.* (* Информация взята с сайта ООН: https://treaties.un.org/home.aspx. В своих замечаниях по делу власти Российской Федерации утверждали, что Конвенция о геноциде была ратифицирована СССР 18 марта 1953 г. и вступила в силу на территории СССР 1 августа 1954 г.) Литовская Республика присоединилась к Конвенции о геноциде 9 апреля 1992 г., после восстановления и международного признания своей независимости, и она вступила в силу в отношении Литвы 1 мая 1996 г. В частях, имеющих отношение к настоящему делу, Конвенция о геноциде предусматривает следующее:

"Договаривающиеся стороны,

принимая во внимание, что Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций в своей Резолюции 96 (I) от 11 декабря 1946 г. объявила, что геноцид является преступлением, нарушающим нормы международного права и противоречащим духу и целям Организации Объединенных Наций, и что цивилизованный мир осуждает его,

признавая, что на протяжении всей истории геноцид приносил большие потери человечеству, и

будучи убежденными, что для избавления человечества от этого отвратительного бедствия необходимо международное сотрудничество,

соглашаются, как это предусмотрено ниже:

Статья I

Договаривающиеся стороны подтверждают, что геноцид независимо от того, совершается ли он в мирное или военное время, является преступлением, которое нарушает нормы международного права и против которого они обязуются принимать меры предупреждения и карать за его совершение.

Статья II

В настоящей Конвенции под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

е) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.

Статья III

Наказуемы следующие деяния:

а) геноцид;

b) заговор с целью совершения геноцида;

с) прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида;

d) покушение на совершение геноцида;

е) соучастие в геноциде.

Статья IV

Лица, совершающие геноцид или какие-либо другие из перечисленных в статье III деяний, подлежат наказанию, независимо от того, являются ли они ответственными по конституции правителями, должностными или частными лицами.

Статья V

Для введения в силу положений настоящей Конвенции Договаривающиеся стороны обязуются привести необходимое законодательство, каждая в соответствии со своей конституционной процедурой, и, в частности, предусмотреть эффективные меры наказания лиц, виновных в совершении геноцида или других упомянутых в статье III преступлений.

Статья VI

Лица, обвиняемые в совершении геноцида или других перечисленных в статье III деяний, должны быть судимы компетентным судом того государства, на территории которого было совершено это деяние, или таким международным уголовным судом, который может иметь юрисдикцию в отношении сторон настоящей Конвенции, признавших юрисдикцию такого суда".

80. В 1951 году Международный суд Организации Объединенных Наций (далее также - МС ООН) в своем консультативном заключении по делу об оговорках к Конвенции о геноциде* (* Сборник решений Международного суда ООН (ICJ Reports) за 1951 год. С. 23.) заявил, что принципы, лежащие в основе Конвенции о геноциде 1948 года, признаются цивилизованными нациями в качестве обязательных для государств даже в отсутствие каких-либо конвенционных обязательств. При этом МС ООН сослался на Резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН 96 (I) и на основополагающие "моральные и гуманитарные принципы" Конвенции о геноциде 1948 года.

81. В деле Эйхмана в 1961 году* (* Сборник документов по международному праву (International Law Reports) за 1968 год. Том 36. С. 5-344.) Иерусалимский окружной суд признал Адольфа Эйхмана виновным в преступлениях, предусмотренных пунктом "а" статьи I Закона Израиля "О (наказании) нацистов и их пособников" N 5710/1950. Данный закон, опираясь на статью II Конвенции о геноциде 1948 года, предусматривает ответственность за преступления против еврейского народа. Процитировав консультативное заключение, упоминавшееся в § 80 настоящего Постановления, суд пришел к выводу, что во время Второй мировой войны геноцид, несомненно, признавался преступлением, которое нарушает нормы международного права, ex tunc* (* Ex tunc (лат.) - с самого начала (примеч. редактора).), а значит, в отношении этой категории преступлений допускается осуществление универсальной юрисдикции.

82. Постановлением от 29 мая 1962 г. Верховный суд Израиля оставил приговор нижестоящего суда без изменения, добавив:

"_Если возникают какие-то сомнения в том, что Нюрнбергские принципы "с незапамятных времен" являются частью международного обычного права, подтверждением этому служат два международно-правовых акта. Мы имеем в виду Резолюцию Генеральной Ассамблеи [ООН] [95 (I)] от 11 декабря 1946 г., которая "подтверждает принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в приговоре этого Трибунала", а также Резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН 96 (I) от 11 декабря 1946 г., в которой она "утверждает, что геноцид, с точки зрения международного права, является преступлением"_

Более того, вслед за Резолюцией 96 (I) от 11 декабря 1946 г. Генеральная Ассамблея единогласно приняла [Конвенцию о геноциде] от 9 декабря 1948 года. Статья I этой Конвенции предусматривает: "Договаривающиеся стороны подтверждают, что геноцид независимо от того, совершается ли он в мирное или военное время, является преступлением, которое нарушает нормы международного права".

Как указал окружной суд со ссылкой на консультативное заключение [МС ООН] от 28 мая 1951 г., значение данной нормы заключается в том, что принципы, на которых основана эта Конвенция, в отличие от закрепленных в ней конвенционных обязательств, "уже являлись частью международного обычного права на тот момент, когда имели место эти ужасные преступления, совершенные нацистами преступления геноцида, которые привели к принятию резолюции ООН и разработке Конвенции" (пункт 21 приговора).

Приведенный выше анализ подводит нас к выводу о том, что преступления, предусмотренные Законом 1950 года, которые мы объединили под общим заголовком "Преступления против человечности", сегодня нужно считать деяниями, которые всегда были запрещены международным обычным правом, деяниями, имеющими "общепризнанный" уголовно наказуемый характер и влекущими за собой индивидуальную уголовную ответственность. В этих обстоятельствах закон, о котором идет речь, нужно с точки зрения международного права рассматривать не как законодательный акт, противоречащий принципу nulla poena или имеющий обратную силу, а как акт, посредством которого [законодатель] реализовал международно-правовые нормы и цели, с которыми они были приняты_".

D. Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества

83. Конвенция Организации Объединенных Наций о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 г., ратифицированная Литовской Республикой 1 февраля 1996 г., предусматривает, в частности, следующее:

"Статья I

Никакие сроки давности не применяются к следующим преступлениям, независимо от времени их совершения:

_b) преступления против человечества, независимо от того, были ли они совершены во время войны или в мирное время, как они определяются в Уставе Международного нюрнбергского военного трибунала от 8 августа 1945 г. и подтверждаются в Резолюциях Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 3 (I) от 13 февраля 1946 г. и 95 (I) от 11 декабря 1946 г., изгнание в результате вооруженного нападения или оккупации и бесчеловечные действия, являющиеся следствием политики апартеида, а также преступление геноцида, определяемое в Конвенции 1948 года о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, даже если эти действия не представляют собой нарушения внутреннего законодательства той страны, в которой они были совершены.

Статья II

В случае совершения какого-либо из преступлений, упомянутых в статье I, положения настоящей Конвенции применяются к представителям государственных властей и частным лицам, которые выступают в качестве исполнителей этих преступлений или соучастников таких преступлений, или непосредственно подстрекают других лиц к совершению таких преступлений, или участвуют в заговоре для их совершения, независимо от степени их завершенности, равно как и к представителям государственных властей, допускающим их совершение_

Статья IV

Государства - участники настоящей Конвенции обязуются принять в соответствии с их конституционной процедурой любые законодательные или иные меры, необходимые для обеспечения того, чтобы срок давности, установленный законом или иным путем, не применялся к судебному преследованию и наказанию за преступления, указанные в статьях I и II настоящей Конвенции, и чтобы там, где такой срок применяется к этим преступлениям, он был отменен_".

E. Венская конвенция о праве международных договоров

84. Пункт 1 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров, заключенной 23 мая 1969 г. и ратифицированной Литовской Республикой 15 января 1992 г., предусматривает, что договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора.

F. Устав международного уголовного трибунала по бывшей Югославии

85. В статьях 4 и 5 Устава Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (далее также - Устав МТБЮ) 1993 года установлено следующее:

"_Статья 4. Геноцид

1. Международный трибунал полномочен осуществлять судебное преследование лиц, совершающих геноцид, как он определен в пункте 2 настоящей статьи, или совершающих любые другие деяния, перечисленные в пункте 3 настоящей статьи.

2. Под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую_.

Статья 5. Преступления против человечности

Международный трибунал полномочен осуществлять судебное преследование лиц, ответственных за следующие преступления, когда они совершаются в ходе вооруженного конфликта, будь то международного или внутреннего характера, и направлены против любого гражданского населения:

(a) убийства;

(b) истребление;

(c) порабощение;

(d) депортация;

(e) заключение в тюрьму;

(f) пытки;

(g) изнасилования;

(h) преследование по политическим, расовым или религиозным мотивам;

(i) другие бесчеловечные акты_".

G. Устав Международного трибунала по Руанде

86. Устав Международного трибунала по Руанде (далее - Устав МТР) 1994 г. предусматривает следующее:

"_Статья 2. Геноцид

_2. Под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

a) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

c) умышленное создание для группы таких условий жизни, которые рассчитаны на ее полное или частичное физическое уничтожение;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из такой группы в другую_".

H. Римский статут Международного уголовного суда

87. Римский статут Международного уголовного суда 1998 года (далее - Статут МУС), который по состоянию на 1 августа 2003 г. действовал в отношении Литвы, предусматривает следующее:

"_Статья 6. Геноцид

Для целей настоящего Статута "геноцид" означает любое из следующих деяний, совершаемых с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую_".

I. Резолюция Парламентской Ассамблеи Совета Европы N 1096 (1996)

88. 27 июня 1996 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла Резолюцию N 1096 "О мерах по ликвидации наследия бывших коммунистических тоталитарных систем", в которой указано следующее:

"_7. Кроме того, Ассамблея рекомендует, чтобы преступные деяния, совершенные отдельными лицами при коммунистическом тоталитарном режиме, преследовались и карались согласно стандартным нормам уголовных кодексов. Если уголовный кодекс предусматривает срок давности в отношении некоторых преступлений, этот срок может быть продлен, так как это вопрос лишь процессуального, а не материально-правового характера. Однако принятие и применение уголовного законодательства с приданием ему обратной силы недопустимо. С другой стороны, допустимо привлечение к суду и наказание лица за какое-либо действие или бездействие, которое на момент его совершения не являлось преступлением согласно национальному законодательству, но считалось уголовно наказуемым согласно общим принципам права, признанным цивилизованными странами. Кроме того, если лицо явно нарушало права человека, довод этого лица о том, что оно делало это, подчиняясь приказам, не исключает ни незаконности его действий, ни его личной виновности_".

J. Резолюция Парламентской Ассамблеи Совета Европы N 1481 (2006)

89. 25 января 2006 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла Резолюцию N 1481 "О необходимости осуждения международным сообществом преступлений тоталитарных коммунистических режимов", которая предусматривает следующее:

"1. Парламентская Ассамблея ссылается на свою Резолюцию N 1096 (1996) "О мерах по ликвидации наследия бывших коммунистических тоталитарных систем".

2. Все без исключения тоталитарные коммунистические режимы, правившие в Центральной и Восточной Европе в прошлом веке и по-прежнему находящиеся у власти в нескольких странах мира, характеризовались массовыми нарушениями прав человека. Эти нарушения различались в зависимости от культуры, страны и исторического периода и включали в себя индивидуальные и коллективные убийства и казни, смерти в концлагерях, голод, депортации, пытки, подневольный труд и другие формы массового физического террора, преследования по этническим и религиозным мотивам, нарушения свободы совести, мысли и выражения мнений, свободы печати, а также отсутствие политического плюрализма.

3. Эти преступления оправдывались теорией классовой борьбы и принципом диктатуры пролетариата. Толкование этих двух принципов придавало видимость законности "устранению" людей, которые, как считалось, затрудняли строительство нового общества, а значит, являлись как таковые врагами тоталитарных коммунистических режимов. В каждой пострадавшей стране огромное количество потерпевших являлось ее собственными гражданами. Это касается в первую очередь народов бывшего СССР, число жертв среди которых намного превысило число жертв, понесенных другими народами_

5. Падение тоталитарных коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе не всегда сопровождалось международным расследованием совершенных ими преступлений. Более того, виновники этих преступлений не были преданы международным сообществом суду, в отличие от виновников ужасных преступлений, совершенных национал-социалистическим (нацистским) режимом.

6. Вследствие этого общественность весьма плохо осведомлена о преступлениях, совершенных тоталитарными коммунистическими режимами. Коммунистические партии не запрещены законом и действуют в некоторых странах, даже несмотря на то, что в некоторых случаях они не дистанцировались от преступлений, совершенных тоталитарными коммунистическими режимами в прошлом".

K. Резолюция Парламентской Ассамблеи Совета Европы N 1723 (2010)

90. 23 апреля 2010 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла Резолюцию "Дань памяти жертв Большого голода (голодомора) в бывшем СССР". В этой резолюции констатируется, что "тоталитарный сталинский режим в бывшем Советском Союзе привел к ужасающим нарушениям прав человека, лишившим права на жизнь миллионы людей".

IV. Международное и сравнительное право, касающиеся значения слова "частично" в статье II Конвенции о геноциде, и практика их применения

A. Комментарии

91. В Преамбуле к Резолюции Организации Объединенных Наций 96 (I) 1946 года говорится о том, что можно указать на многочисленные преступления геноцида, когда "полному или частичному уничтожению подверглись расовые, религиозные, политические и прочие группы".

Согласно статье II Конвенции о геноциде 1948 года геноцид должен совершаться с намерением уничтожить охраняемую группу "полностью или частично".

92. В самой Конвенции о геноциде не указывается, что представляет собой намерение уничтожить такую группу "частично". Подготовительные материалы практически не содержат сведений о том, что имели в виду составители под словом "частично".

93. По утверждениям некоторых первых комментаторов Конвенции о геноциде, термин "частично" предполагает, что намеченная к уничтожению часть группы должна быть значительной. Питер Дрост отмечал, что геноцидом является любое систематическое уничтожение части охраняемой группы* (* См.: Pieter Drost. The Crime of State, Book II, Genocide. Sythoff, Leyden, 1959. Р. 85.). Рафаэль Лемкин (Raphael Lemkin) считал, что "Конвенция применяется только к деяниям, имеющим массовый характер"* (* См.: 2 Executive Sessions of the Senate Foreign Relations Commitee, Historical Series 370 (1976 год) // W.A. Schabas. Genocide in International Law: The Crime of Crimes. Cambridge University Press, 2000. Р. 238, а также решение Апелляционной камеры МТБЮ по делу Крстича от 19 апреля 2004 г., § 10.). По его мнению, "частичное уничтожение должно затрагивать настолько существенную часть группы, чтобы оно повлияло на всю эту группу в целом". Комментаторы не высказывались по поводу того, может ли уничтожение политических или экономических групп представлять собой частичное уничтожение национальной группы по смыслу положений статьи II, ни в пользу положительного, ни в пользу отрицательного ответа на этот вопрос.

94. По мнению Комиссии международного права (далее также - КМП), необходимо, чтобы преступники ставили перед собой цель уничтожить значительную в количественном отношении часть охраняемой группы:

"Нет необходимости в существовании намерения достичь полного уничтожения группы во всем мире. Тем не менее преступление геноцида по самому своему характеру требует существования намерения уничтожить, по крайней мере, значительную часть какой-то конкретной группы"* (* Проект Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества (комментарий) // Доклад КМП о работе ее 48-й сессии, 1996 год. Документ ООН (UN Doc.) A/51/10(1996).).

95. В исследовании по вопросам предупреждения преступления геноцида и наказания за него 1985 года Бенджамин Уитэйкер (Benjamin Whitaker) пришел к выводу, что частичное уничтожение группы может называться геноцидом, если оно затрагивает бльшую часть всей группы или значимую долю этой группы:

"Слово "частично", по-видимому, означает достаточно существенное количество людей по отношению к общей численности группы или же значимую долю этой группы, например ее лидеров".

96. Это толкование подтверждает Заключительный доклад Комиссии экспертов, созданной во исполнение резолюции Совета Безопасности N 780 (1992) (для расследования нарушения международного гуманитарного права в бывшей Югославии) (далее - Доклад Комиссии экспертов по Югославии 1992 года)* (* Доклад Комиссии экспертов. Документ ООН (UN Doc.) S/1994/674.). В нем указывается:

"_93. Уничтожение какой-либо группы полностью или частично не означает, что эта группа должна быть уничтожена целиком. Выражение "полностью или частично" было включено в текст с тем, чтобы было ясно, что нет необходимости в существовании намерения убить всех членов группы.

94. Если объектом уничтожения являются все лидеры группы, это тоже может представлять собой геноцид. К лидерам группы относятся политические и административные руководители, ведущие религиозные деятели, ученые и представители интеллигенции, выдающиеся предприниматели и т.п., поскольку их одновременное уничтожение само по себе может убедительно свидетельствовать о геноциде независимо от того, сколько людей реально было убито. Одним из вспомогательных доводов является судьба остальной части группы. Характер нападения на лидеров нужно рассматривать в контексте судьбы остальных членов группы или того, что с ними произошло. Если одновременно с уничтожением или после уничтожения лидеров группы относительно большое количество членов этой группы было убито или подверглось каким-либо иным отвратительным деяниям, например, массовой депортации или принуждению к бегству, весь комплекс нарушений следует рассматривать в совокупности, чтобы истолковать положения Конвенции в духе, согласующемся с ее целью. Аналогичным образом уничтожение сотрудников правоприменительных и военных институтов той или иной группы может означать убийство значительной части этой группы, поскольку из-за этого данная группа становится практически беззащитной перед лицом других злоупотреблений аналогичного или иного характера, особенно если это сопровождается уничтожением ее лидеров. Таким образом, намерение уничтожить структуру общества посредством истребления его лидеров в сочетании с другими актами уничтожения какого-либо слоя общества тоже можно считать геноцидом_".

B. Решения Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии

97. В решении по делу N IT-98-33-T "Обвинитель против Крстича" (Prosecutor v. Krstic) от 2 августа 2001 г. (§§ 584-587) Судебная камера Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (далее также - МТБЮ) провела ретроспективу толкования слов "полностью или частично" начиная с 1948 года. Кроме того, МТБЮ истолковал требование о наличии намерения уничтожить группу "полностью или частично" по смыслу положений пункта 2 статьи 4 своего Устава, в основе которого лежит статья II Конвенции о геноциде.

98. В решении по делу N IT-95-10-T "Обвинитель против Йелисича" (Prosecutor v. Jelisic) от 14 декабря 1999 г. Судебная камера МТБЮ, сославшись в подкрепление своих доводов на проект Кодекса КМП 1996 года и на доклад Комиссии экспертов по Югославии 1992 года, заявила:

"80. _Признано, что объектом уничтожения необязательно должна быть вся группа; к тому же это ясно следует из формулировки статьи 4 Устава. КМП также подчеркивает, что "нет необходимости в существовании намерения достичь полного уничтожения группы во всем мире". Тогда возникают вопросы: какая часть группы была намечена к уничтожению, и с какого момента преступление можно считать геноцидом?..

82. С учетом того, что Конвенция направлена на борьбу с массовыми преступлениями, широко признано, что намерение уничтожить должно затрагивать как минимум значительную часть группы_ Таким образом, намерение совершить геноцид может выражаться в двух формах. Оно может заключаться в желании уничтожить очень большое количество членов группы, которое представляет собой намерение уничтожить группу en masse* (* En masse (франц.) - массово, в массовом масштабе (примеч. редактора).). Однако оно может заключаться и в желании уничтожить более ограниченный круг лиц, выбранных исходя из того, как их исчезновение повлияет на выживание группы как таковой. В этом случае речь идет о намерении уничтожить группу "избирательно"_".

99. В упоминавшемся выше решении по делу "Обвинитель против Крстича" Судебная камера МТБЮ выясняла, совершал ли Крстич акты геноцида в ходе кровавой резни в Сребренице в 1995 году. Говоря о термине "частично", Судебная камера отметила следующее:

"_590. Таким образом, Судебная камера располагает некоторой свободой усмотрения при определении значения термина "частичное'' уничтожение группы". Однако она должна осуществлять эту свободу в духе, согласующемся с объектом и целью Конвенции, которые заключаются в криминализации конкретных действий, направленных на то, чтобы положить конец существованию охраняемых групп как таковых. Поэтому Судебная камера считает, что намерение уничтожить группу, пусть даже только частично, означает стремление уничтожить определенную часть группы, а не просто совокупность отдельно взятых лиц в ее составе. Необязательно, чтобы преступники, совершая акты геноцида, хотели уничтожить всю охраняемую Конвенцией группу, но необходимо, чтобы они считали часть группы, которую они хотят уничтожить, определенной общностью, которая должна быть ликвидирована как таковая. Следовательно, кампания, в результате которой в разных местах большого географического района было убито ограниченное количество членов охраняемой группы, может и не являться геноцидом, несмотря на большое общее число погибших, потому что она не указывает на намерение преступников положить конец самому существованию этой группы как таковой_".

100. В числе прочих доводов сторона защиты утверждала, что армия боснийских сербов стремилась только к уничтожению всех потенциальных бойцов для устранения всякой военной угрозы в будущем. Судебная камера не согласилась с этим доводом. Она рассмотрела убийство мужчин призывного возраста во взаимосвязи с депортацией остальных членов группы, расценив депортацию как указание на то, что убийство мужчин призывного возраста было совершено с намерением уничтожить боснийских мусульман Сребреницы (§§ 594, 595, 598 и 634 решения).

101. 19 апреля 2004 г. в решении по делу "Обвинитель против Крстича" Апелляционная камера МТБЮ пришла к выводу, что определение слова "частично" не сводится только к количественному критерию:

"_12. Следовательно, требование о существовании намерения совершить геноцид, предусмотренное статьей 4 Устава, соблюдается, когда доказательства указывают на то, что предполагаемый преступник хотел уничтожить как минимум значительную часть охраняемой группы. При определении того, достаточно ли велика погибшая часть группы, чтобы выполнялось это требование, может иметь значение ряд факторов. Необходимой и важной отправной точкой является количественная величина погибшей части группы, хотя и не всегда этим следует ограничиваться. Количество погибших нужно оценивать не только в абсолютном выражении, но и относительно общей численности всей группы. Помимо количественной величины погибшей части группы следует также принимать во внимание ее роль в группе. Если какая-то конкретная часть группы олицетворяет собой всю группу или необходима для ее выживания, это может служить основанием для вывода о том, что данная часть является значительной по смыслу положений статьи 4_".

Кроме того, Апелляционная камера МТБЮ пришла к выводу, что "уничтожение мусульманского населения Сребреницы_ послужило для всех боснийских мусульман убедительным примером их уязвимости и беззащитности перед лицом Вооруженных сил Сербии. Судьба боснийских мусульман Сребреницы олицетворяет собой судьбу всех боснийских мусульман" (§ 16).

102. В решении по ходатайствам защиты о вынесении оправдательного приговора по делу N IT-95-8 "Обвинитель против Сикирицы" (Prosecutor v. Sikirica) от 3 сентября 2001 г. Судебная камера МТБЮ заявила:

"_65. В заключении экспертов ООН по геноциду термин "частично" определяется как означающий "достаточно существенное количество людей по отношению к общей численности группы или же значимую долю этой группы, например, ее лидеров". Это определение означает, что не требуется полное уничтожение группы, однако необходимо установить существование "намерения уничтожить по крайней мере значительную часть какой-либо конкретной группы". Камера полагает, что уместнее говорить не о "достаточно значительном", а о "достаточно существенном" количестве. В этой части данное определение требует доказательств существования намерения уничтожить достаточно существенное количество людей по отношению к общей численности группы. Согласно данному определению, если этот критерий не выполняется, преступный умысел можно, тем не менее, установить на основании доказательств намерения уничтожить значимую долю этой группы, например, ее лидеров. Камера не отвергает этот аспект определения, согласно которому эти два элемента считаются альтернативными, но могут быть ситуации, когда вывод о наличии или отсутствии соответствующего намерения нельзя делать на основании доказательств по каждому из указанных элементов в отдельности, но если рассмотреть доказательства по каждому из этих элементов в совокупности, то такой вывод можно будет сделать совершенно обоснованно_

76. Если количественный критерий не соблюдается, намерение уничтожить группу частично можно, тем не менее, установить при наличии доказательств того, что уничтожение затрагивает значимую часть этой группы, например, ее лидеров.

77. Апелляционная камера считает убедительной позицию Судебной камеры, изложенную в решении по делу Йелисича, согласно которой требуемое намерение может заключаться и в "желании уничтожить более ограниченный круг лиц, выбранных исходя из того, как их исчезновение повлияет на выживание группы как таковой". Значимым фактором здесь является существование намерения избирательно уничтожить лиц, которые из-за своих особых качеств лидеров всей группы играют настолько важную роль, что совершение в отношении них действий, предусмотренных подпунктами "а"-"c" пункта 2 статьи 4, повлияет на выживание этой группы как таковой_".

103. Обвинитель попросил Судебную камеру считать боснийских мусульман, принимавших активное участие в сопротивлении и обороне своих поселений от нападений боснийских сербов, лидерами группы, поскольку их уничтожение существенно повлияет на выживание этой группы. Судебная камера отказалась выполнить данную просьбу, придя к выводу, что "представлено очень мало доказательств того, что эти [лица] имеют статус лидеров_ Имеются доказательства того, что среди задержанных есть водители такси, школьные учителя, юристы, летчики, мясники и владельцы кафе. Однако нет конкретных доказательств, указывающих на то, что они являются лидерами сообщества. Действительно, они, по-видимому, не играли в своем сообществе какой-либо особо значимой роли, если не считать того, что некоторые из них были призывного возраста" (§ 80). Таким образом, Судебная камера МТБЮ отклонила довод о том, что лидерами нужно считать всех боснийских мусульман, принимавших активное участие в сопротивлении захвату своих поселений. "Если согласиться с этим доводом, определение лидеров неизбежно станет настолько широким, что потеряет смысл" (§ 81).

104. В решении по делу N IT-05-88/2-T "Обвинитель против Толимира" (Prosecutor v. Tolimir) от 12 декабря 2012 г. большинство судей Судебной камеры МТБЮ в связи с убийством трех лидеров анклава боснийских мусульман в Жепе (мэра муниципального образования, который к тому же являлся ведущим религиозным деятелем, военачальником и главой подразделения гражданской обороны) отметило, что, "хотя убитых было только трое, с учетом размера Жепы они составляли там ядро гражданского и военного руководства". В связи с этим их убийство "представляло собой пример умышленного уничтожения ограниченного количества лиц, выбранных исходя из того, как их исчезновение повлияет на выживание группы как таковой". Более того, убийство одного из этих трех человек, который в то время имел особый статус защитника боснийских мусульман Жепы, имело знковое значение для выживания боснийских мусульман Восточной Боснии и Восточной Герцеговины. С учетом изложенного, а также принимая во внимание насильственное перемещение остальных жителей Жепы, большинство судей Судебной камеры вне всякого разумного сомнения установили, что войска боснийских сербов убили троих лидеров анклава в Жепе с конкретным намерением совершить геноцид, уничтожив часть мусульманского населения Боснии как такового (§§ 780-782 решения).

C. Решения Международного суда ООН

105. Международный суд ООН (далее также - МС ООН) в решении по делу о применении Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него ("Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории" (Bosnia and Herzegovina v. Serbia and Montenegro)) от 26 февраля 2007 г. (см. §§ 198-201 настоящего Постановления) пришел к выводу, что во время кровавой резни в Сребренице в 1995 году в Боснии и Герцеговине был совершен геноцид. Рассмотрев подготовительные материалы к Конвенции о геноциде, МС ООН отметил:

"_194. Подготовительные материалы к Конвенции подтверждают, что нужно использовать определение [групп] через наличие у них каких-либо признаков. В Резолюции 96 (I) 1946 года, которая цитируется в Преамбуле к Конвенции, Генеральная Ассамблея противопоставила геноцид как "отказ в признании права на существование целых человеческих групп" человекоубийству как "отказу в признании права на жизнь отдельных человеческих существ". Кроме того, принимая решение о том, какие группы включить, а какие (например, политические группы) не включать в текст Конвенции, ее составители уделили большое внимание тому, чтобы определить группы, имеющие конкретные отличительные особенности, через наличие у них каких-либо признаков. В 1951 году Суд высказал сходную позицию, заявив, что объект Конвенции заключается в защите "самого существования определенных человеческих групп" (Консультативное заключение МС ООН по делу об оговорках к Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него // Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 1951 год. С. 23). Такое понимание геноцида требует определять группу через наличие у нее каких-либо признаков. Отклонение предложений о включении в Конвенцию политических групп и культурного геноцида также свидетельствует о том, что составители уделяли большое внимание тому, чтобы определить группы, имеющие конкретные четко определенные и, как считают некоторые, неизменные отличительные особенности, через наличие у них каких-либо признаков. Группы, определенные через отсутствие у них каких-либо признаков, такими особенностями обладать не могут_".

106. В параграфах 198-201 указанного решения МС ООН пришел к выводу, согласно которому слово "частично" в первую очередь предполагает, что соответствующая часть группы должна быть значительной, следуя подходу, предложенному МТБЮ и КМП. Кроме того, МС ООН сослался на критерий потенциальных возможностей, имея в виду возможности, имеющиеся у преступников в тех районах, в которых они действуют и которые они контролируют. Также МС ООН признал полезным соображением качественный критерий ("роль конкретных лиц в группе", о которой упоминалось в решении Апелляционной камеры МТБЮ по делу Крстича). Тем не менее МС ООН постановил:

"Критерия значительности части группы не всегда достаточно, чтобы установить соблюдение требования существования "группы", хотя он и является важнейшей отправной точкой. Поэтому, по мнению Суда, качественным критерием нельзя ограничиваться. Такую позицию заняла и Апелляционная камера в решении по делу Крстича".

107. МС ООН пришел к выводу, что в июле 1995 года в Сребренице имели место убийства, причинение тяжких телесных повреждений и психических травм (как тем, кого собирались казнить, так и тем, кто был разлучен со своими близкими и подвергся перемещению). Как и Апелляционная камера МТБЮ в решении по делу Крстича, МС ООН счел, что боснийские мусульмане Сребреницы являются "частью" группы боснийских мусульман. Кроме того, он согласился с выводом МТБЮ о том, что, "хотя эта часть населения [40 000 человек] представляла собой лишь небольшой процент всего мусульманского населения Боснии и Герцеговины в соответствующий период времени, значимость мусульманского сообщества Сребреницы определяется не только количественным критерием" (§ 296, в котором МС ООН процитировал решение по делу Крстича).

108. В решении по делу о применении Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него ("Хорватия против Сербии" (Croatia v. Serbia)) от 3 февраля 2015 г. МС ООН постановил (сноски опущены):

"_142. Суд напоминает, что уничтожение группы "частично" по смыслу положений статьи II Конвенции следует рассматривать с учетом ряда критериев. В связи с этим Суд в 2007 г. пришел к выводу, что "должно существовать намерение уничтожить как минимум значительную часть какой-либо конкретной группы" и что этот критерий имеет "определяющее" значение. Далее Суд отметил: "широко признано, что вывод о совершении геноцида может быть сделан, когда намерение заключается в уничтожении группы в районе, имеющем конкретные географические границы" и, соответственно, "нужно учитывать границы района, в котором действует преступник и который он контролирует". Кроме того, следует принимать во внимание роль предположительно намеченной к уничтожению части лиц в группе в целом. По поводу данного критерия Апелляционная камера МТБЮ в решении по делу Крстича уточнила: "если какая-либо конкретная часть группы олицетворяет собой всю группу или необходима для ее выживания, это может служить подтверждением вывода о том, что такая часть является значительной по смыслу положений статьи 4 [Устава МТБЮ, пункт 2 которой по сути повторяет формулировки статьи II Конвенции 1948 года]".

В 2007 году Суд решил, что эти факторы необходимо учитывать в каждом отдельно взятом деле. Следовательно, при определении того, является ли предположительно намеченная к уничтожению часть охраняемой группы существенной по отношению ко всей этой группе, Суд будет принимать во внимание количественный критерий, а также доказательства, касающиеся географического местоположения и важности предположительно намеченной к уничтожению части группы".

Кроме того, стоит отметить, что в указанном выше решении МС ООН рассмотрел еще и вопрос о том, имеет ли значение в этом контексте статус потерпевших, то есть вопрос о том, являются они комбатантами или мирными жителями. МС ООН отметил:

"_218. Прежде всего Суд рассмотрит утверждения, касающиеся тех, кто был убит во время осады и взятия Вуковара. Стороны расходятся во мнениях по поводу количества жертв, их статуса, этнической принадлежности и обстоятельств их гибели. Суду необязательно разрешать все эти вопросы. Он отмечает: несмотря на то, что относительно этих аспектов дела сохраняется некоторая неопределенность, ясно, что нападение на Вуковар не ограничивалось военными целями, оно было направлено и против гражданского населения, которое в то время состояло преимущественно из хорватов (многие сербы бежали из города до или после начала боевых действий)_".

V. Иные решения Международных судов

109. Относительно групп, охраняемых статьей II Конвенции о геноциде, Судебная камера Международного трибунала по Руанде в решении по делу N ICTR-96-3-T "Обвинитель против Рутаганды" (Prosecutor v. Rutaganda) от 6 декабря 1999 г., которое было подтверждено последующими решениями этого трибунала, пришла к следующим выводам:

"_Потенциальные группы жертв преступления геноцида

55. Камера считает необходимым рассмотреть вопрос о потенциальных группах жертв геноцида с точки зрения положений Устава и Конвенции о геноциде, которые предусматривают, что цель геноцида заключается в том, чтобы "уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую".

56. Камера отмечает, что понятия национальных, этнических, расовых и религиозных групп подробно изучались и в настоящее время у них нет точных определений, общепризнанных и принятых международным сообществом. Каждое из этих понятий следует рассматривать с учетом особенностей политического, социального и культурного контекста. Кроме того, Камера отмечает, что для целей применения Конвенции о геноциде принадлежность к группе - это по сути скорее субъективный, а не объективный критерий. Преступник, совершая геноцид, считает, что жертва принадлежит к намеченной к уничтожению группе. В некоторых случаях жертва может и сама считать, что она принадлежит к указанной группе.

57. Вместе с тем Камера полагает, что одного лишь субъективного определения недостаточно для определения пострадавших групп, о которых говорится в Конвенции о геноциде. Изучение подготовительных материалов к Конвенции о геноциде свидетельствует, что определенные группы, например политические и экономические, были исключены из числа охраняемых, так как они считались группами с часто меняющимся составом, к которым человек примыкает из-за своих личных, политических убеждений. Это заставляет думать, что Конвенция, наоборот, направлена на защиту относительно стабильных и постоянных по своему составу групп.

58. С учетом изложенного Камера приходит к выводу, что она будет устанавливать, можно ли считать ту или иную конкретную группу защищенной от преступления геноцида, исходя из обстоятельств каждого конкретного дела, принимая во внимание и представленные в связи с этим доказательства, и политический и культурный контекст, как указано выше_".

110. Данный ход рассуждений сохранялся и подтверждался в последующих решениях Трибунала. Так, в решении по делу N ICTR-97-20 "Обвинитель против Семанзы" (Procecutor v. Semanza) от 15 мая 2003 г. (§ 317) Судебная камера пришла к выводу, что вопрос о том, охраняется ли та или иная группа Конвенцией о геноциде, нужно решать с учетом обстоятельств каждого конкретного дела со ссылкой на объективные особенности соответствующего социального или исторического контекста и субъективное восприятие преступников. Определение охраняемой группы должно производиться исходя из обстоятельств каждого конкретного дела с учетом и объективных, и субъективных критериев. В решении по делу N ICTR-95-54A-T "Обвинитель против Камуханды" (Prosecutor v. Kamuhanda) от 22 января 2004 г. (§ 630) Судебная камера отметила, что у понятия группы нет общепризнанного или принятого международным сообществом определения, и каждую группу необходимо рассматривать, принимая во внимание особенности политического, социального, исторического и культурного контекста.

111. Относительно преступлений против человечности и понятия "направлены против_ гражданского населения" Судебная камера МТБЮ в решении по делу N IT-95-16-T "Обвинитель против Купрешкича и других" (Prosecutor v. Kupreskic and Others) от 14 января 2000 г., касающемся убийства около 116 мусульман для их высылки из поселения, постановила:

"_3. "Направлены против гражданского населения"

547. По-видимому, словам "гражданское" и "население" предполагалось придать широкое значение. Это подтверждается прежде всего объектом и целью общих принципов и норм гуманитарного права, в частности, норм о запрете преступлений против человечности, которые преследуют цель защитить основные человеческие ценности, не допуская жестоких посягательств на человеческое достоинство. Неясно, почему эти нормы (в частности, о запрете преследования) должны защищать только гражданское население, а не комбатантов, если можно считать, что эти нормы имеют более широкую гуманитарную сферу применения и цель, чем нормы о запрете военных преступлений. Однако ввиду явных ограничений, содержащихся в статье 5, Судебная камера приходит к выводу, что, несмотря на это, слова "гражданское население" подлежат широкому толкованию, тем более что предусмотренные в статье 5 ограничения не соответствуют положениям международного обычного права.

548. Эта позиция подтверждается судебной практикой. Так, в деле Барби* (* Решение Палаты по уголовным делам Кассационного суда Франции от 20 декабря 1985 г. // Международно-правовой сборник [ILR]. Т. 78. С. 125.) Кассационный суд Франции (хотя и на основании норм общего международного права) постановил, что "бесчеловечные акты и преследование, которые систематически совершаются от имени государства, проводящего политику идеологического доминирования, не только из-за принадлежности тех или иных лиц к расовому или религиозному сообществу, но и в отношении противников этой политики, в какой бы форме их "протест" ни выражался, можно считать преступлением против человечности". В решении по делу Вуковара от 3 апреля 1996 г. (по поводу статьи 61) Судебная камера пришла к выводу, что преступления против человечности могут иметь место даже тогда, когда в какой-то момент времени потерпевшие взяли в руки оружие.

549. Таким образом, наличие активных участников конфликта не должно служить препятствием для того, чтобы считать население гражданским, а активных участников движения сопротивления - жертвами преступлений против человечности_".

112. По поводу условий, которые должны соблюдаться до вынесения обвинительного приговора за геноцид, МС ООН в упоминавшемся выше постановлении по делу "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории" (§ 293) отметил следующее (со ссылкой на § 37 решения Апелляционной камеры МТБЮ по делу "Обвинитель против Крстича"):

"_293. _О серьезности геноцида свидетельствуют строгие требования, которые должны быть соблюдены перед вынесением обвинительного приговора за это преступление. Эти требования - наличие веских доказательств существования конкретного намерения и того, что к уничтожению была намечена вся группа или существенная ее часть, - гарантируют, что обвинительные приговоры за это преступление не будут выноситься необдуманно. Однако если эти условия выполняются, закон не должен стесняться называть совершенное преступление его настоящим именем_".

113. Различные международные суды приходили к выводу, что запрет геноцида является императивной нормой международного права (ius cogens). Среди решений, в которых был сделан такой вывод, решение МС ООН по делу "Демократическая Республика Конго против Руанды" (Democratic Republic of Congo v. Rwanda) от 3 февраля 2006 г. (Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2006 год. С. 6), решение МС ООН по делу "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории" от 26 февраля 2007 г. (Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2007 год. С. 43) и решение Международного суда ООН по делу "Германия против Италии" (Germany v. Italy) от 3 февраля 2012 г. (Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2012 год. С. 99), а также решение Международного трибунала по Руанде по делу N ICTR-95-1-T "Обвинитель против Кайишемы и Рузинданы" (Prosecutor v. Kayishema and Ruzindana) от 21 мая 1999 г.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 7 Конвенции

114. Заявитель жаловался на широкое толкование геноцида судами Литвы, которое не имело оснований в формулировке данного преступления, принятой в международном публичном праве. Он утверждал, что в связи с этим вынесение ему обвинительного приговора за геноцид представляло собой нарушение статьи 7 Конвенции, которая предусматривает:

"1. Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления.

2. Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами".

A. Приемлемость жалобы

1. Правило шести месяцев

115. Власти Литвы отмечали, что заявитель не обратился с жалобой в Европейский Суд в течение шести месяцев после того, как было вынесено окончательное решение по его делу. Признавая, что на конверте с жалобой стоит почтовый штемпель от 30 июля 2005 г., они указывали, что жалоба была получена Европейским Судом только 29 сентября 2005 г., и выражали недоумение, почему была допущена подобная задержка.

116. Заявитель настаивал, что его жалоба была направлена в Европейский Суд в установленные сроки.

117. Европейский Суд отмечает, что 22 февраля 2005 г. Верховный суд Литвы оставил вынесенный заявителю обвинительный приговор без изменения. Соответственно, по смыслу положений пунктов 1 и 4 статьи 35 Конвенции шестимесячный срок подачи жалобы в Европейский Суд истек 22 августа 2005 г. Рассмотрев предоставленные заявителем материалы, Европейский Суд указывает, что конверт с жалобой был отправлен из Литвы 30 июля 2005 г., поскольку на нем стоит штемпель почтового отделения г. Таураге с этой датой. Кроме того, на конверте есть штамп, свидетельствующий о том, что письмо было получено Секретариатом Европейского Суда 28 сентября 2005 г. Согласно штампу на жалобе она поступила в Европейский Суд 29 сентября 2005 г. Признавая, что жалоба была получена с некоторой задержкой, Европейский Суд считает, что датой ее подачи является дата, стоящая на почтовом штемпеле (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кипритчи против Турции" (Kipritci v. Turkey) от 3 июня 2008 г., жалоба N 14294/04, § 18). Соответственно, возражение властей Литвы должно быть отклонено.

2. Ходатайство властей Литвы об исключении жалобы из списка дел, подлежащих рассмотрению Европейским Судом

118. Далее в своих замечаниях по вопросу о приемлемости жалобы и по существу дела, полученных Европейским Судом 11 апреля 2014 г., власти Литвы обратили внимание Европейского Суда на то, что после вынесения Конституционным судом Литвы постановления от 18 марта 2014 г. в настоящем деле открылись новые обстоятельства. 10 апреля 2014 г. Генеральный прокурор Литвы постановил, что выводы Конституционного суда могут поставить под сомнение законность вынесения заявителю обвинительного приговора за геноцид. В связи с этим прокурор решил начать процедуру возобновления производства по уголовному делу. Вместе с тем власти Литвы признали, что последнее слово по вопросу о возобновлении производства по уголовному делу в отношении заявителя остается за Верховным судом Литвы (см. §§ 47 и 69 настоящего Постановления). Согласно комментарию властей Литвы от 11 апреля 2014 г., если принять во внимание процессуальные меры по возобновлению производства по уголовному делу в отношении заявителя, нужно прийти к выводу, что спор находится в процессе разрешения на внутригосударственном уровне (при этом они ссылались на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Пизано против Италии" (Pisano v. Italy) (об исключении жалобы из списка подлежащих рассмотрению дел) от 24 октября 2002 г., жалоба N 36732/97, §§ 40-50). При этом, исходя из принципа субсидиарности, власти Литвы просили Европейский Суд исключить жалобу из списка дел, подлежащих рассмотрению, согласно подпунктами "b" и "c" пункта 1 статьи 37 Конвенции. По их мнению, нет каких-либо особых оснований, связанных с соблюдением прав человека, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней, которые требовали бы от Европейского Суда продолжать рассмотрение жалобы в соответствии с пунктом 1 статьи 37 Конвенции, in fine* (* In fine (лат.) - в конце абзаца (примеч. редактора).).

119. Однако Европейский Суд отмечает, что в окончательном постановлении от 28 мая 2014 г. прокурор решил не обращаться в Верховный суд Литвы с ходатайством о возобновлении производства по уголовному делу в отношении заявителя (см. § 47 настоящего Постановления). Следовательно, нельзя сказать, что спор был урегулирован и дальнейшее рассмотрение жалобы заявителя является неоправданным по смыслу подпунктов "b" и "c" пункта 1 статьи 37 Конвенции.

3. Вывод

120. Далее Европейский Суд отмечает, что жалоба заявителя в этой части не является явно необоснованной по смыслу положений подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

(a) Доводы заявителя

121. Заявитель жаловался на то, что широкое толкование преступления геноцида судами Литвы не имело оснований в международном публичном праве. Он утверждал, что обвинительный приговор по статье 99 Уголовного кодекса Литвы был вынесен ему задним числом, а значит, являлся нарушением статьи 7 Конвенции.

122. Заявитель указывал, что в 1992 году Литва приняла закон по поводу Конвенции о геноциде. Согласно статье II этой Конвенции под геноцидом понимаются действия, совершаемые с намерением уничтожить какую-либо "национальную, этническую, расовую или религиозную" группу. Литва подписала указанную Конвенцию без оговорок. Поэтому, как считает заявитель, расширение понятия геноцида путем добавления в него "социальных и политических групп" в 1998 году было неприемлемо. Заявитель также отмечал, что Закон от 9 апреля 1992 г. "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" предусматривает исчерпывающее определение преступление геноцида, согласно которому защите подлежат только четыре конкретных группы. Он также подчеркивал, что в 1998 году, когда в рамках Организации Объединенных Наций был создан Международный уголовный суд, делегаты от Литвы выступали за расширение понятия геноцида, однако соответствующее определение было оставлено в прежнем виде.

123. Заявитель отмечал, что в Литве социальные и политические группы были включены в определение геноцида на основании поправок в Уголовный кодекс страны, внесенных 21 апреля 1998 г. Следовательно, по его мнению, с точки зрения статьи 7 Конвенции уголовная ответственность за геноцид этих двух групп наступает за один период времени, но не наступает за другой, несмотря на идентичность фактов, потенциально влекущих за собой такую ответственность. Конкретно же в его деле, как утверждал заявитель, Литва придала нормам своего уголовного законодательства обратную силу, хотя с 1992 по 1998 год она сама не считала его действия преступлением геноцида. Даже если допустить, что за геноцид допустимо привлекать к уголовной ответственности задним числом, по его мнению, трудно признать, что уголовная ответственность за это преступление зависит от того, может ли государство внести изменения в свое законодательство или выявить новые элементы этого преступления, касающиеся только Литвы. Заявитель указывал на то, что сами власти Литвы запрещали придавать уголовно-правовым нормам обратную силу.

124. Кроме того, международно-правовые нормы, как считал заявитель, запрещают государствам отступать от своих обязательств по международным договорам, которые они подписали, если соответствующий договор этого не разрешает. Он допускал, что Литовская Республика имеет суверенное право принимать свое собственное законодательство. Однако это право не является абсолютным. Прежде всего все законы Литвы должны соответствовать Конституции страны, согласно которой ратифицированные Литвой международные договоры являются составной частью ее правовой системы. Признаки же, предусмотренные уголовным законодательством Литвы, а именно включение в статью 99 Уголовного кодекса политических и социальных групп, не охватываются статьей II Конвенции о геноциде. Соответственно, у них нет оснований в международном праве, нормы которого Литва обязалась соблюдать.

125. Далее существуют сроки давности привлечения к ответственности за убийство лиц, входящих в состав политических и социальных групп. Следовательно, литовские суды трактуют нормы уголовного законодательства Литвы и ответственность за геноцид шире, чем соответствующие статьи Конвенции о геноциде, и эта трактовка не соответствует принципу nullum crimen sine lege. Данный подход подтверждается постановлением Конституционного суда Литвы от 18 марта 2014 г., в котором была признана неконституционность привлечения к уголовной ответственности за геноцид политической или социальной группы задним числом в случаях, когда соответствующее преступление было совершено до внесения в Уголовный кодекс Литвы поправок об ответственности за геноцид лиц, относящихся к этим двум категориям.

126. В отношении исторического аспекта дела заявитель отмечал, что он не в состоянии оспаривать очень широкий массив общих политических, исторических и иных фактов, приведенных властями властей Литвы (см. § 133 настоящего Постановления). Он допускает, что "в 1939-1953 годах пострадали около 500 000 литовцев". Тем не менее заявитель отмечал, что в 1941-1944 годах Литва находилась под оккупацией Германии. За это время нацисты с помощью местных пособников убили в Литве сотни тысяч невинных жителей. Это имеет отношение к делу, так как, по мнению заявителя, братья J.A. и A.A. сотрудничали с нацистами.

127. В этой связи заявитель оспаривал выводы судов Литвы о том, что J.A. и A.A. были партизанами. Он утверждал, что они добровольно служили в нацистских полицейских подразделениях и подозревались в том, что принимали участие в преследовании евреев и других невиновных людей. После того, как в 1944 году в Литве была установлена советская власть, J.A. и A.A. были на законных основаниях привлечены к ответственности за эти преступления. В любом случае заявитель настаивал на том, что J.A. и A.A. покинули ряды партизан за несколько лет до того, как произошли указанные события. Соответственно, J.A. и A.A. не были партизанами на момент своей гибели в 1953 году. Следовательно, довод о том, что они входили в состав политической группы (защищаемой статьей 99 Уголовного кодекса Литвы) или являлись представителями национальной группы (защищаемой статьей II Конвенции о геноциде), не подкрепляется обстоятельствами дела.

128. Наконец, как полагал заявитель, даже если согласиться с мнением литовских судов о том, что на момент своей гибели в 1953 году J.A. и A.A. являлись партизанами и участниками вооруженного сопротивления, их убийство не могло представлять собой геноцид. По этому поводу заявитель утверждал, что геноцид заключается в действиях, направленных на уничтожение безоружных мирных жителей, а не вооруженных сил и не общенациональных освободительных движений.

129. Заявитель делал вывод, что, признав его виновным в геноциде, власти Литовской Республики нарушили положения международного и внутригосударственного права, согласно которым государство может привлекать человека к ответственности за геноцид только тогда, когда потерпевшие входят в состав защищаемой группы. Какую бы версию событий ни взять за основу, его (согласно которой власти СССР привлекли братьев J.A. и A.A. к ответственности за совершенные ими преступления) или властей Литвы (согласно которой они являлись участниками вооруженного сопротивления), нельзя считать, что J.A. и A.A. входили в состав одной из защищаемых групп.

130. Принимая во внимание вышесказанное, заявитель утверждал, что вынесение ему обвинительного приговора за геноцид являлось нарушением пункта 1 статьи 7 Конвенции. К тому же, по его мнению, пункт 2 статьи 7 Конвенции не применим в обстоятельства дела, так как действия, в которых он обвинялся, не являются преступлением геноцида, а кроме того, их нельзя считать "уголовно наказуемыми согласно общим принципам права, признанным цивилизованными странами".

(b) Доводы властей Литвы

131. Власти Литвы утверждали, что для понимания настоящего дела важнейшее значение имеет знание характера репрессивной политики, которую проводила в Литве советская власть. Они отмечали, что преступления против литовцев являлись частью целенаправленной и систематической тоталитарной политики СССР. Репрессии в отношении литовцев не были ни случайными, ни беспорядочными. Они преследовали цель уничтожить прежнюю социально-политическую структуру государства, на которой была основана литовская нация как политическая общность, и были направлены против наиболее активных политических и социальных групп, участников движения сопротивления и их сторонников, государственных служащих и должностных лиц Литвы, литовских общественных деятелей, интеллигенции, ученых, фермеров, священников и членов семей этих групп.

132. Власти Литвы подчеркивали, что литовские партизаны являлись представителями литовской нации. Их движение черпало силу из самого общества, объединяя самых разных людей (интеллигенцию, крестьян, учителей, бывших военных и т.д.). У партизан не было каких-либо особых политических взглядов, кроме того, что было необходимо восстановить независимость Литвы и изгнать оттуда советскую власть. Они объединились под националистическими знаменами и смогли оказывать сопротивление на протяжении десяти лет в жесточайших условиях репрессий со стороны властей СССР благодаря активной поддержке населения Литвы. В постановлении от 18 марта 2014 г. Конституционный суд Литвы отметил важное значение партизан для всей национальной группы, то есть для литовской нации (см. § 63 настоящего Постановления).

133. Что касается масштабов репрессий в Литве, литовские власти прежде всего отмечали, что согласно данным статистического ежегодника в 1939 году население Литвы составляло 2 925 271 человек. К 1953 году от террора и политических репрессий советского режима непосредственно пострадали около 500 000 литовцев, они были либо убиты, либо высланы или находились в тюрьме (см.: A. Anusauskas. Demografiniai karo ir okupacijos nuostoliai: okupuotos Lietuvos istorija (Демографические потери войны и оккупации: история оккупированной Литвы), Вильнюс: Lietuvos gyventoju genocido ir rezistencijos tyrimo centras (Центр исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы). 2007. С. 395). Кроме того, власти Литвы отмечали, что количество жертв советских репрессий в Литве уже указывалось в постановлении Конституционного суда Литвы от 18 марта 2014 г. (см. § 62 настоящего Постановления) и в заключении Международной комиссии по оценке преступлений нацистского и советского оккупационных режимов в Литве* (* http://www.komisija.lt. Эта Комиссия была создана указом Президента Литвы от 7 сентября 1998 г. Сейчас в нее входит ряд известных историков, юристов и общественных деятелей из Венгрии, Германии, Израиля, Литвы, Российской Федерации, Соединенного Королевства, Соединенных Штатов Америки и Франции. Комиссия пришла к выводу, что из-за репрессивного наследия советского режима болезненные проблемы прошлого, например, холокост и другие темы, так и не стали объектом свободного обсуждения в обществе и что ради будущих поколений эти исторические вопросы нужно затрагивать, исследовать и оценивать в соответствии с критериями, признанными международным сообществом.).

134. Что касается партизан, власти Литвы заявили, что в ходе сопротивления 1940-1941 и 1944-1953 годов было убито около 20 000 партизан, а множество их сторонников было арестовано или выслано в Сибирь. Карательные органы Советского Союза приняли ряд жестоких мер по подавлению подполья: высылки семей участников сопротивления, истязание участников сопротивления, психологическая война или террор и карательные операции в отношении участников сопротивления и их сторонников, например, сжигание деревень и внесудебные казни. Большинство этих мер применялось с явными нарушениями норм международного права, Конституции СССР и других советских законов. Так, Конституционный суд Литвы отметил, что Советский Союз не признавал за партизанами статуса комбатантов или военнопленных и не предоставлял им международных гарантий, следующих из этого статуса.

135. Задача [СССР] заключалась в том, чтобы уничтожить прежний литовский уклад жизни и заменить его новым советским порядком, в котором люди не имеют ни национальной, ни этнической принадлежности (homo sovieticus). То, что политика советской власти была преступной и что советский режим совершал в Литве военные преступления, преступления против человечности и геноцид, является установленным историческим фактом. В связи с этим власти Литвы ссылались на Резолюцию Парламентской Ассамблеи Совета Европы N 1481 (2006 год) "О необходимости осуждения международным сообществом преступлений тоталитарных коммунистических режимов" (см. § 89 настоящего Постановления). Далее они отмечали, что преступления, совершенные тоталитарным коммунистическим режимом СССР, в том числе геноцид, были признаны законодательством самой Российской Федерации, например Законом от 26 апреля 1991 г. "О реабилитации репрессированных народов" (см. § 74 настоящего Постановления).

136. Обращаясь к вопросу о том, имелись ли в период времени, относящийся к обстоятельствам дела, правовые основания для вынесения заявителю обвинительного приговора, власти Литвы отмечали, что в то время, в 1953 году, действовал Уголовный кодекс РСФСР. Согласно этому кодексу геноцид не считался уголовно наказуемым, однако власти Литвы утверждали, что действия заявителя являлись преступлением согласно международным договорам и международным обычаям того времени. Кроме того, акты геноцида являлись преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами.

137. Конкретно по вопросу о том, можно ли было в то время считать геноцидом действия, совершаемые с намерением уничтожить охраняемую группу, власти Литвы ссылались на Устав Международного военного трибунала 1945 года, который подтвердил, что согласно международному праву физические лица несут ответственность за наиболее ужасающие преступления. Власти Литвы также ссылались на Резолюцию ООН 96 (I) от 11 декабря 1946 г., принятую единогласно и без обсуждения, в которой подтверждается, что геноцид, с точки зрения международного права, является преступлением, и отмечается, что "преступления геноцида" имеют место, "когда полному или частичному уничтожению подверглись расовые, религиозные, политические и прочие группы". Следовательно, уже в декабре 1946 года было очевидно, что преследования по политическим мотивам, а также уничтожение и истребление политических групп признаются преступлениями согласно международному праву.

138. По мнению властей Литвы, тот факт, что согласно Конвенции о геноциде 1948 года к охраняемым группам не относятся "политические группы", не имеет решающего значения. Первоначальные составители Конвенции о геноциде считали, что определение геноцида, сложившееся в международном обычном праве, шире определения, которое, в конечном счете, было принято в процессе разработки Конвенции, а подготовительные материалы к Конвенции о геноциде показывают, что исключение "политических групп" стало результатом политического компромисса, а не юридических рассуждений.

139. Власти Литвы также утверждали, что охраняемые группы, включенные в Конвенцию о геноциде 1948 года, могут пересекаться и меняться местами. Одна группа (национальная) может накладываться на другую группу (религиозную). Литовские суды признали это, трактуя понятие геноцида. Политика СССР в отношении стран Балтии, жителей которых власти СССР считали "неблагонадежными нациями", была направлена именно против политических и социальных групп, потому что они составляли основу национальной группы. Таким образом, убийства по "политическим" мотивам просто прикрывали собой намерение совершить геноцид национальных и этнических групп.

140. Кроме того, власти Литвы подчеркивали, что изменения, внесенные в литовское законодательство в 1998 году, отражали тенденции, сложившиеся в практике ряда государств и в работах юристов по поводу геноцида. Множество стран, в том числе Эстония, Польша, Франция, Швейцария, Финляндия, Словения, Румыния, Эквадор и Коста-Рика, расширили определение геноцида во внутригосударственном законодательстве. Большинство этих государств включили в него социальные или политические группы, однако некоторые предпочли общий подход, избегая давать исчерпывающий перечень, например, включили в определение геноцида "группы, определенные по любому другому произвольно выбранному признаку" (Франция, Румыния).

141. Обращаясь к делу заявителя, власти Литвы отмечали: вопрос заключается в том, имелись ли у заявителя в момент совершения спорных действий достаточные основания предполагать, что ему будет предъявлено обвинение в преступлении, предусмотренном международным правом, и вынесен за это преступление обвинительный приговор. Толкование преступления геноцида литовскими судами соответствовало содержанию данного преступления в то время, а значит, имелись достаточные основания его предвидеть.

142. Власти Литвы отмечали, что обвинительный приговор был вынесен заявителю за участие в уничтожении J.A. и A.A. Поскольку оба брата были партизанами, власти СССР, в том числе и МГБ, считали их "бандитами", "нелегалами" или "буржуазными националистами", которые должны быть ликвидированы. Советский режим стремился разрушить культуру, религию, язык, политику и самобытность литовской нации, преследуя целью уничтожить ее как группу. В связи с этим Апелляционный суд Литвы правильно пришел к выводу о том, что J.A. и A.A. можно считать не только членами политической группы (как это сделал суд первой инстанции), но и входящими в состав двух групп, явно защищаемых Конвенцией о геноциде, а именно национальной и этнической группы. Данный подход был подтвержден Верховным и Конституционным судами Литвы.

143. Относительно довода заявителя о том, что братья J.A. и A.A. не могли подпадать под защиту Конвенции о геноциде, так как являлись участниками вооруженного сопротивления, власти Литвы ссылались на тесную связь между преступлениями против человечности и геноцидом. По мнению профессора Антонио Кассезе, Нюрнбергские принципы позволяют выделить как минимум две подкатегории преступлений против человечности: во-первых, преступления, совершаемые против гражданского населения в контексте широко распространенной или систематической практики грубых нарушений основных прав человека, а во-вторых, преступления, заключающиеся в преследовании конкретной группы лиц, гражданской или военной, в рамках осуществления политики или практики дискриминации или преследования по религиозным, расовым, этническим или политическим мотивам (см.: Antonio Cassese, Paola Gaeta, John R.W.D. Jones (ed.). The Rome Statute of the International Criminal Court. A Commentary. Oxford, 2002). Власти Литвы отмечали, что впоследствии данный подход был подтвержден МТБЮ, в частности, в решении по делу "Обвинитель против Купрешкича и других" (см. § 111 настоящего Постановления).

144. Что касается субъективной виновности заявителя, литовские суды подчеркнули, что он добровольно поступил на службу в МГБ и, надо полагать, был прекрасно осведомлен о характере и методах проведения тоталитарной политики в отношении литовской нации. Соответственно, заявитель мог ожидать, что его обяжут выполнять незаконные приказы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии" (K.-H.W. v. Germany), жалоба N 37201/97, § 74, ECHR 2001-II (извлечения)). В этом контексте особенно важен Нюрнбергский принцип IV, поскольку в нем ясно указано, что лицо, действующее во исполнение приказа своего правительства, не может быть освобождено от ответственности по международному праву, если сознательный выбор был фактически для него возможен (при этом власти Литвы ссылались на Решение Европейского Суда по делу "Пенарт против Эстонии" (Penart v. Estonia) от 24 января 2006 г., жалоба N 14685/04, и на Решение Европейского Суда по делу "Кольк и Кислый против Эстонии" (Kolk and Kislyiy v. Estonia), жалобы NN 23052/04 и 24018/04, ECHR 2006-I).

145. Наконец, власти Литвы не согласились с утверждением заявителя о том, что потерпевшие, братья J.A. и A.A., сотрудничали с нацистами, а значит, были казнены на законных основаниях. Кроме того, они оспаривали довод заявителя о том, что на момент ликвидации J.A. и A.A. не могли считаться партизанами. Они отмечали, что литовские суды тщательно изучили оба этих довода и отклонили их как необоснованные.

146. Принимая во внимание вышеизложенное, власти Литвы пришли к выводу, что вынесение заявителю обвинительного приговора за геноцид в период, относящийся к обстоятельствам дела, опиралось на положения международного права. Действительно, в постановлении от 18 марта 2014 г. Конституционный суд Литвы счел ретроспективное привлечение к уголовной ответственности за геноцид социальной или политической группы как таковой незаконным, но он отметил также, что умышленные действия, направленные на уничтожение определенных социальных или политических групп как значительной части национальной, этнической, расовой или религиозной группы, можно считать геноцидом согласно общепризнанным нормам международного права в обстоятельствах, когда уничтожение указанных групп повлияло на выживание всей охраняемой группы в целом. Заявитель умышленно принимал участие в реализации политики СССР, которая была направлена на уничтожение литовских партизан, представлявших собой значительную часть национальной группы литовцев. Следовательно, по делу не было допущено нарушения статьи 7 Конвенции.

2. Доводы государства, вступившего в делу в качестве третьей стороны

147. Власти Российской Федерации отмечали, что это дело не первое, в котором от Европейского Суда потребовалось высказаться по вопросу о соответствии приговора, вынесенного заявителям в странах Балтии, положениям статьи 7 Конвенции. Подобного рода дела касаются главным образом преследования заявителей за действия, предположительно совершенные ими в 1940-1950-х годах, в то время, когда, по утверждениям властей Российской Федерации, страны Балтии входили в состав СССР (при этом они ссылались на упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Кольк и Кислый против Эстонии", Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia), жалоба N 36376/04, ECHR 2010, а также Решение Европейского Суда по делу "Тесс против Латвии" (Tess v. Latvia) от 4 января 2008 г., жалоба N 19363/05). Власти государства, вступившего в производство в качестве третьей стороны, утверждали, что для обоснования "правомерности" вынесенного заявителю обвинительного приговора власти Литвы опираются на искаженное историческое описание "кровавых преступлений" советской власти в странах Балтии. Далее их замечания "перенасыщены" спорными фактами, которыми они пытаются подкрепить приведенный безосновательный тезис о том, что власти Советского Союза совершали в Литовской ССР "геноцид" и "преступления против человечности". Власти Российской Федерации протестовали против такого, по их мнению, очевидного искажения исторических реалий и явного намерения властей стран Балтии переписать историю в соответствии со своими собственными предпочтениями в ущерб интересам людей, чья деятельность в прошлом не соответствовала официальной точке зрения сегодняшних властей этих стран.

148. По мнению властей Российской Федерации, политика и законодательство Советского Союза не были направлены на уничтожение или искоренение литовской нации и никогда не признавались геноцидом авторитетными источниками международного права. После вывода немецких войск в 1944 году часть местных жителей отказалась сложить оружие и вместо этого выбрала путь военного сопротивления Советской армии. В основном это были лица, сотрудничавшие с нацистами. Советская армия правомерно вела борьбу с незаконными вооруженными формированиями, которые преследовались также советским Правительством Литовской ССР - единственной признанной международным сообществом властью на этой территории после 1945 года. Ни у советской власти, ни у заявителя не было конкретного намерения уничтожить какую-либо составную часть литовского общества.

149. По мнению властей Российской Федерации, вступивших в производство по делу в качестве третьей стороны, внутригосударственные власти могут устанавливать в своем законодательстве расширенное понятие геноцида, добавляя в него другие группы помимо тех, которые уже защищаются Конвенцией о геноциде. Однако действия, которые могут затрагивать эти "новые защищаемые группы", не должны выходить из-под действия ограничений, содержащихся в статье 7 Конвенции. Эти действия могут являться преступлением лишь при условии, что они были совершены после принятия расширенного определения геноцида, если только они уже не являлись наказуемыми согласно действовавшим в то время международно-правовым нормам. Что касается политических групп, они были исключены из определения геноцида, которое дается в статье II Конвенции о геноциде и дублируется в последующих международно-правовых актах.

150. Далее власти Российской Федерации отмечали, что международное обычное право также не включает в понятие геноцида политические группы. Простого упоминания политических групп в Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 96 (I) недостаточно для того, чтобы это опровергнуть. В связи с этим нужно также учитывать, что Рафаэль Лемкин - ученый, впервые сформулировавший понятие геноцида, на работы которого активно ссылаются в своих письменных представлениях власти Литвы, определял геноцид как "уничтожение нации или этнической группы" (см.: Raphael Lemkin. Axis Rule in Occupied Europe, 1944. Р. 79). Нет доказательств того, что в 1953 году политические группы пользовались особой защитой согласно общим принципам права, признанным цивилизованными странами. Более того, политические группы не были и никогда не считались охраняемой категорией в контексте понятия геноцида, вытекающего из решений международных судов.

151. Наконец, что бы ни утверждали власти Литвы, в действиях заявителя отсутствует состав преступлений против человечности. Его действия затрагивали не гражданское население, а братьев J.A. и A.A., которые действительно входили в состав незаконного вооруженного формирования. Эти действия не были совершены до или во время войны в целях осуществления или в связи с каким-либо преступлением, предусмотренным Уставом Нюрнбергского трибунала. Эти обвинения не выдвигались в отношении заявителя органами прокуратуры Литвы.

152. В целом не менявшиеся на протяжении длительного времени положения международного права, касающиеся определения геноцида, и практика их применения показывают, что в международном сообществе сложился очевидный и устойчивый консенсус по поводу содержания и исчерпывающего характера перечня защищаемых групп. Международное сообщество никогда не признавало более широкий подход к определению геноцида, чем тот, который предусмотрен в Конвенции о геноциде. В 1953 году в этой области не существовало достаточно четких, доступных и предсказуемых правовых норм, позволяющих заявителю с достаточными основаниями предположить, что его действия повлекут за собой уголовную ответственность, и соответствующим образом скорректировать свое поведение. Следовательно, ни во внутригосударственном, ни в международном праве не существовало правовых оснований для вынесения заявителю обвинительного приговора и назначения ему наказания.

3. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

153. Европейский Суд напоминает, что гарантии, предусмотренные статьей 7 Конвенции, являются неотъемлемым элементом верховенства права и занимают важнейшее место в конвенционной системе защиты прав человека. Подтверждением этому является тот факт, что статья 15 Конвенции не допускает никаких отступлений от обязательств, вытекающих из этой статьи, в случае войны или при иных чрезвычайных обстоятельствах. Как следует из объекта и цели данной статьи, ее следует толковать и применять таким образом, чтобы она предоставляла эффективные гарантии, препятствующие произвольному уголовному преследованию лица, его осуждению и наказанию (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 185, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дель Рио Прада против Испании" (Del Rio Prada v. Spain), жалоба N 42750/09, § 77, ECHR 2013).

154. Соответственно, статья 7 Конвенции не ограничивается запретом придавать уголовно-правовым нормам обратную силу в ущерб интересам обвиняемого. Помимо этого, она содержит в себе более общий принцип, согласно которому определять состав преступления и устанавливать наказание за него может только закон (nullum crimen, nulla poena sine lege), а также принцип, запрещающий расширительно толковать уголовно-правовые нормы в ущерб обвиняемому, например, по аналогии. Из этих принципов следует, что состав преступления должен четко определяться правом, будь то внутригосударственным или международным. Это условие выполняется, когда, исходя из формулировки соответствующей правовой нормы, человек может определить, прибегнув в случае необходимости к ее судебному толкованию или к консультации опытного юриста, за какие действия или бездействие он подлежит уголовной ответственности. Таким образом, Европейский Суд указал, что под "правом" в статье 7 Конвенции имеется в виду то же самое понятие, которое используется во всех остальных статьях Конвенции, которое включает в себя и писаное, и неписаное право, предъявляя к нему качественные требования, в частности, требования доступности и предсказуемости (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Корбели против Венгрии" (Korbely v. Hungary), жалоба N 9174/02, § 70, ECHR 2008, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", §§ 185 и 196, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дель Рио Прада против Испании", § 91).

155. Европейский Суд напоминает, что, как бы четко ни были сформулированы правовые нормы, в том числе нормы уголовного права, неизбежно присутствует элемент их судебного толкования. Всегда будет существовать необходимость прояснения неясных моментов и адаптации правовых норм к меняющимся обстоятельствам. В действительности в государствах - участниках Конвенции прогрессивное развитие уголовного права посредством судебного толкования общепризнанно и является необходимым элементом правовой традиции. При толковании статьи 7 Конвенции нельзя прийти к выводу о том, что она запрещает постепенное прояснение правил привлечения к уголовной ответственности посредством их судебного толкования, осуществляемого в каждом конкретном деле, учитывая, что результат такого толкования соответствует содержанию совершенного преступления и его можно с достаточными основаниями предвидеть (см. Постановление Европейского Суда по делу "S.W. против Соединенного Королевства" (S.W. v. United Kingdom) от 22 ноября 1995 г., § 36, Series A, N 335-B, Постановление Европейского Суда по делу "C.R. против Соединенного Королевства" (C.R. v. United Kingdom) от 22 ноября 1995 г., § 34, Series A, N 335-C, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии" (Streletz, Kessler and Krenz v. Germany), жалобы NN 34044/96, 35532/97 и 44801/98, § 50, ECHR 2001-II, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии", § 45, Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии" (Jorgic v. Germany), жалоба N 74613/01, § 101, ECHR 2007-III, а также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 185).

156. В деле "Йоргич против Германии" были возможны два варианта толкования термина "уничтожить" в определении преступления геноцида, и Европейский Суд рассмотрел вопрос о соответствии вынесенного заявителю обвинительного приговора требованиям статьи 7 Конвенции исходя из более широкого толкования этого слова (уничтожение, а не физическое уничтожение определенной социальной группы). Европейский Суд заявил, что толкование содержания преступления, соответствующее характеру этого преступления, "нужно, как правило, считать предсказуемым", хотя в исключительных случаях заявитель может опираться на конкретное толкование соответствующих положений, данное внутригосударственными судами в особых обстоятельствах дела. Далее Европейский Суд рассмотрел вопрос о существовании в деле особых обстоятельств, на основании которых можно было бы сделать вывод, что заявитель, прибегнув в случае необходимости к помощи юриста, мог опираться на более узкое толкование содержания преступления геноцида немецкими судами. Европейский Суд пришел к выводу, что, хотя одни источники (международные организации, внутригосударственные и международные суды, а также ученые и писатели) отдают предпочтение более широкому толкованию преступления геноцида на момент совершения спорных действий, а другие - более узкому, Йоргич, в случае необходимости прибегнув к помощи юриста, мог с достаточными основаниями предвидеть, что в его деле будет использовано более широкое толкование, а значит, что ему может быть предъявлено обвинение в геноциде и вынесен в связи с этим обвинительный приговор (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии", §§ 108-114).

157. Объем понятия предсказуемости в значительной степени зависит от содержания нормативно-правового акта, о котором идет речь, предполагаемой сферы его применения, а также от количества и статуса лиц, которым он адресован. Тем не менее закон может отвечать требованию предсказуемости даже тогда, когда заинтересованное лицо вынуждено прибегнуть к помощи юриста, чтобы оценить в разумной в обстоятельствах дела степени возможные последствия того или иного действия. Это особенно справедливо в отношении лиц, занимающихся профессиональной деятельностью, которые при исполнении своих профессиональных обязанностей привыкли к необходимости действовать с большой осторожностью. В связи с этим можно ожидать, что они особенно тщательно подойдут к оценке рисков, связанных с такого рода деятельностью (см. Постановление Европейского Суда по делу "Пессино против Франции" (Pessino v. France) от 10 октября 2006 г., жалоба N 40403/02, § 33).

158. Согласно общим принципам права подсудимые не могут оправдывать действия, за совершение которых им был вынесен обвинительный приговор, простой ссылкой на то, что они фактически имели место и потому вошли в обиход. Несмотря на то, что заявитель прямо не приводил этого довода в свою защиту, Европейский Суд, тем не менее, считает важным напомнить вывод, который он ранее сделал в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты по делу "K.-H.W. против Германии" (§ 75): даже простой солдат не может в полной мере слепо подчиняться приказам, грубо нарушающим признанные международным сообществом права человека, в особенности право на жизнь - высшую ценность в международной иерархии прав человека. Государственная практика, заключающаяся в том, чтобы терпеть или поощрять определенные действия, которые считаются преступлениями согласно положениям внутригосударственного или международного права, и чувство безнаказанности, которое эта практика порождает в совершающих такие действия людях, не мешают предавать этих людей суду и назначать им наказание (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии", §§ 74, 77-79).

159. Европейский Суд напоминает, что в случае, если на какой-то территории суверенитет вместо одного государства начинает осуществлять другое государство или если на территории страны меняется политический режим, правовое государство может начать уголовное преследование тех лиц, кто совершал преступления при прежнем режиме, и это будет совершенно законно. При этом суды данного государства, пришедшие на место тех, которые были раньше, нельзя упрекать в том, что они применяют и трактуют ранее действовавшие правовые нормы с учетом принципов правового государства (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии", § 81, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 241). Подобно тому, что из законов и обычаев войны следует обязанность государства осуществлять уголовное преследование лиц, которые их нарушают, статья 2 Конвенции обязывает государства принимать соответствующие меры по защите жизни тех людей, кто находится под их юрисдикцией, и устанавливает, что они в первую очередь обязаны обеспечить право на жизнь путем принятия эффективных уголовно-правовых норм, направленных на предотвращение совершения преступлений, которые создают угрозу для жизни (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 241).

160. Кроме того, Европейский Суд напоминает, что в принципе он не должен подменять позицию внутригосударственных судебных органов своей собственной точкой зрения. Согласно статье 19 Конвенции его обязанностью является обеспечение соблюдения обязательств, принятых на себя государствами - участниками Конвенции. Ввиду субсидиарного характера конвенционного механизма защиты прав человека в задачи Европейского Суда не входит рассматривать ошибки в вопросах факта или права, предположительно допущенные внутригосударственными судами, если только они не нарушили охраняемые Конвенцией права и свободы и лишь в той мере, в какой это могло произойти (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии", § 49, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии", § 102), если только оценка обстоятельств дела национальными судами явно не была произвольной (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 189). Это особенно справедливо в случаях, когда внутригосударственные суды рассматривают неоднозначные с исторической точки зрения факты, хотя Европейский Суд может признать некоторые общеизвестные исторические истины и положить их в основу своих выводов (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Жданок против Латвии", § 96). Данный принцип применяется и в тех случаях, когда внутригосударственное законодательство ссылается на нормы общего международного права или на международные соглашения (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Уэйт и Кеннеди против Германии" (Waite and Kennedy v. Germany), жалоба N 26083/94, § 54, ECHR 1999-I, а также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Корбели против Венгрии", § 72) и когда внутригосударственные суды применяют принципы международного права (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 196).

161. Тем не менее Европейский Суд напоминает, что его контрольные полномочия должны быть шире в тех случаях, когда само предусмотренное Конвенцией право, в данном случае статья 7 Конвенции, требует, чтобы признание заявителя виновным и назначение ему наказания имели под собой правовые основания. Согласно пункту 1 статьи 7 Конвенции Европейский Суд должен определить, были в тот период времени, о котором идет речь в деле, правовые основания для вынесения заявителю обвинительного приговора или нет. В частности, он должен убедиться в том, что результат, достигнутый литовскими судами, отвечает требованиям статьи 7 Конвенции, даже если ход его рассуждений и использованный им юридический подход отличаются от соответствующих решений судов государства-ответчика. Если у Европейского Суда будет меньше контрольных полномочий, это лишит статью 7 Конвенции всякого смысла (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 198).

162. В целом задача Европейского Суда согласно пункту 1 статьи 7 Конвенции заключается в том, чтобы определить, имелись ли, учитывая действующие в 1953 году правовые нормы, достаточно четкие юридические основания для вынесения заявителю обвинительного приговора (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 199). В частности, Европейский Суд рассмотрит вопросы о том, соответствовал ли вынесенный заявителю обвинительный приговор за геноцид характеру этого преступления, и мог ли заявитель в достаточной степени предвидеть такое развитие событий в то время, когда он участвовал в операции 2 января 1953 г., в ходе которой были убиты два партизана, J.A. и A.A. (см. § 25 настоящего Постановления, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии", § 103).

(b) Обстоятельства, имеющие отношение к рассматриваемому вопросу

163. Прежде чем приступить к рассмотрению жалобы заявителя по существу, Европейский Суд обратится к спору властей Литвы и заявителя по поводу фактических обстоятельств дела, касающемуся утверждения заявителя о том, что на момент своей гибели братья J.A. и A.A. уже не являлись партизанами, а значит, было недопустимо выносить ему обвинительный приговор за геноцид литовских партизан как группы. При рассмотрении дела литовскими судами и в своих представлениях в Европейский Суд заявитель утверждал, что во время немецкой оккупации братья J.A. и A.A. сотрудничали с нацистами (это подтверждают и власти государства, вступившего в производство по делу в качестве третьей стороны) и что они перестали быть партизанами, когда в Литве была восстановлена советская власть.

164. Европейский Суд отмечает, что суды Литвы пришли к четким выводам по этому вопросу, внимательно изучив все представленные им доводы. С учетом своей неизменной прецедентной практики Европейский Суд напоминает, что в его задачи не входит подменять анализ обстоятельств дела, произведенный внутригосударственными судами, своей собственной оценкой (см. Постановление Большой Палатой Европейского Суда по делу "Эльсхольц против Германии" (Elsholz v. Germany), жалоба N 25735/94, § 66, ECHR 2000-VIII, Постановление Европейского Суда по делу "Донохью против Ирландии" (Donohoe v. Ireland) от 12 декабря 2013 г., жалоба N 19165/08, § 73). Европейский Суд подтверждает, что вопрос об уголовной ответственности заявителя должны рассматривать прежде всего внутригосударственные суды (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии", § 51, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 187). Кроме того, Европейский Суд считает, что, поскольку спустя более чем 50 лет восстановить обстоятельства дела весьма непросто, литовские суды находятся в лучшем положении с точки зрения оценки всех имеющихся материалов и доказательств. В связи с этим Европейский Суд отмечает, что Апелляционный суд Литвы тщательно рассмотрел утверждения заявителя. Однако помимо этого Апелляционный суд принял во внимание исторический контекст, особые методы, которые применялись движением сопротивления в период времени, фигурирующий по делу, архивные документы, где говорилось об указании МГБ распространять ложные слухи о братьях J.A. и A.A., чтобы скомпрометировать их и не допустить их воссоединения с другими партизанами. Внимательно рассмотрев все эти факторы, Апелляционный суд отклонил утверждения заявителя, признав их необоснованными (см. § 37 настоящего Постановления). С этим выводом полностью согласился и Верховный суд Литвы (см. § 40 настоящего Постановления). Европейский Суд не видит оснований отступать от умозаключений литовских судов, которые к тому же опираются на непосредственное знание ими национальных особенностей.

(c) Соответствие вынесенного заявителю обвинительного приговора за геноцид требованиям статьи 7 Конвенции

165. Европейский Суд напоминает, что преступление геноцида появилось в законодательстве Литвы в 1992 году (см. § 51 настоящего Постановления). В 2001 году прокурор предъявил заявителю обвинение в геноциде литовских партизан как представителей политической группы согласно пункту 2 статьи 71 Уголовного кодекса Литвы с изменениями, внесенными в 1998 году (см. §§ 29 и 52 настоящего Постановления). К тому времени, когда суд первой инстанции вынес заявителю обвинительный приговор за геноцид в 2004 году, вступил в силу новый Уголовный кодекс Литвы, и заявитель был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 99 нового Уголовного кодекса. Апелляционный и Верховный суды Литвы оставили вынесенный заявителю обвинительный приговор без изменения на основании все той же статьи 99 Уголовного кодекса Литвы (см. §§ 33, 36, 38 и 53 настоящего Постановления).

166. В связи с этим Европейский Суд считает установленным, что в основе вынесенного заявителю обвинительного приговора лежали правовые нормы, не действовавшие в 1953 году, и что, следовательно, данным нормам была придана обратная сила. Соответственно, это является нарушением статьи 7 Конвенции, если нельзя установить, что обвинительный приговор был вынесен ему на основании действовавших в то время международно-правовых норм. Поэтому, по мнению Европейского Суда, вынесенный заявителю обвинительный приговор нужно рассматривать именно с таких позиций (в качестве примера противоположной ситуации см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии", § 50).

(i) Доступность

167. Европейский Суд отмечает, что Советский Союз являлся стороной Лондонского соглашения от 8 августа 1945 г., которым был введен в действие Устав Международного военного трибунала (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", §§ 116 и 117). В пункте "с" статьи 6 Устава указано, что истребление, ссылка и другие бесчеловечные действия, в том числе преследования по политическим мотивам, являются преступлениями против человечности. 11 декабря 1946 г. Генеральная Ассамблея Организации Объединенной Нации осудила преступление геноцида, приняв Резолюцию 96 (I). 9 декабря 1948 г. Генеральная Ассамблея Организации Объединенной Нации единогласно утвердила Конвенцию о геноциде 1948 года, где нашли подтверждение признанные в этой резолюции принципы международного права. Советский Союз подписал Конвенцию о геноциде 16 декабря 1949 г. Эта Конвенция вступила в силу 12 января 1951 г. после того, как были депонированы 20 актов о ратификации или присоединении. Далее Европейский Суд отмечает, что в консультативном заключении 1951 года Международный суд ООН счел лежащие в основе Конвенции о геноциде принципы признанными цивилизованными нациями в качестве обязательных для государств даже в отсутствие каких-либо конвенционных обязательств (см. § 80 настоящего Постановления).

168. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу, что в 1953 году преступление геноцида явно было признано преступлением, нарушающим нормы международного права. Еще до того, как оно было кодифицировано Конвенцией о геноциде 1948 года, оно было признано и осуждено Организацией Объединенных Наций в 1946 году. При таких обстоятельствах Европейский Суд считает, что международно-правовые акты, запрещающие геноцид, были в достаточной мере доступны заявителю.

(ii) Предсказуемость

169. Чтобы выяснить, соблюдалась ли в настоящем деле статья 7 Конвенции, Европейский Суд должен определить, имелась ли возможность предвидеть, опираясь на нормы международного права, существовавшие в 1953 году, что деяния, за которые был осужден заявитель, можно было считать геноцидом (см. § 162 настоящего Постановления).

() Определение преступления геноцида, существовавшее в 1953 году

Статья II Конвенции о геноциде

170. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что определение геноцида, которое содержится в статье II Конвенции 1948 года, включает в себя четыре охраняемые группы лиц: национальные, этнические, расовые и религиозные. Социальные или политические группы в ней не упоминаются. Подготовительные материалы к Конвенции 1948 года указывают на то, что составители не хотели включать политические группы в перечень охраняемых ею групп. Международный суд Организации Объединенной Нации, рассмотрев историю разработки статьи II Конвенции 1948 года в деле "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории", отметил, что, "принимая решение о том, какие группы включить, а какие (например, политические группы) не включать в текст Конвенции, ее составители уделили большое внимание тому, чтобы определить группы, имеющие конкретные отличительные особенности, через наличие у них каких-либо признаков" (см. § 105 настоящего Постановления). Европейский Суд не видит убедительных оснований для отступления от конвенционного определения геноцида, принятого в 1948 году, в том числе от содержащегося в нем перечня четырех защищаемых групп. Напротив, все последующие международно-правовые акты, в которых говорится о преступлении геноцида, Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества 1968 года, Устав МТБЮ 1993 года, Устав МТР 1994 года и, наконец, Статут МУС 1998 года, содержат похожие, если не идентичные его определения. В частности, под геноцидом понимаются действия, совершаемые с намерением уничтожить какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу, без упоминания политических групп (см. §§ 83, 85-87 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, последующее решение некоторых государств криминализировать геноцид политических групп в своем внутригосударственном законодательстве (см. §§ 36 и 38 настоящего Постановления) само по себе не отменяет того, что в тексте Конвенции о геноциде 1948 года геноцид этих групп не считается преступлением.

Международное обычное право

171. Далее Европейский Суд переходит к вопросу о том, существовали ли параллельно с определением геноцида, содержащимся в Конвенции о геноциде 1948 года, более общие нормы международного обычного права, которые могли служить веским основанием для вынесения заявителю обвинительного приговора за геноцид.

172. Из вывода, к которому Европейский Суд пришел ранее по вопросу о доступности рассматриваемого правонарушения, ясно следует, что в 1953 году геноцид уже являлся преступлением, нарушающим положения международного обычного права (см. § 168 настоящего Постановления). В обвинительном заключении, представленном в Нюрнбергский Международный военный трибунал в октябре 1945 года, а также в устных заявлениях некоторых прокуроров подсудимым предъявлялись обвинения в геноциде, и эти обвинения необязательно становятся менее значимыми из-за того, что в окончательном тексте приговора геноцид не упоминается. Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 96 (I), принятая единогласно и без обсуждения в декабре 1946 года, подтверждает, что тогда существовало такое международное преступление, как геноцид. Кроме того, о преступлении геноцида упоминается в нескольких обвинительных заключениях и обвинительных приговорах за преступления, имеющие характер геноцида, которые были вынесены после Нюрнбергского процесса согласно Закону Контрольного Совета N 10* (* Например, приговор по делу "Соединенные Штаты Америки против Альштеттера и других" (процесс над нацистскими судьями) (United States of America v. Alstoetter et al ("Justice trial")) // Сборник материалов судебных процессов над военными преступниками (Law Reports of Trials of War Criminals (LRTWC)) Комиссии ООН по расследованию военных преступлений (United Nations War Crimes Commission (UNWCC)) за 1948 год; приговор по делу "Соединенные Штаты Америки против Отто Олендорфа и других" (United States of America v. Otto Ohlendorf et al) (процесс по делу об айнзацгруппах) // Сборник материалов судебных процессов над военными преступниками Комиссии ООН по расследованию военных преступлений за 1948 год; приговор по делу "Соединенные Штаты Америки против Грейфельта и других" (United States of America v. Greifelt et al) // Сборник материалов судебных процессов над военными преступниками Комиссии ООН по расследованию военных преступлений за 1948 год.), а также в приговорах Верховного суда Польши по делам Хёсса и Грайзера* (* Приговор по делу "Польша против Хёсса" (Poland v. Hoess) // Сборник материалов судебных процессов над военными преступниками Комиссии ООН по расследованию военных преступлений за 1948 год; приговор по делу "Польша против Грайзера" (Poland v. Greiser) // Сборник материалов судебных процессов над военными преступниками Комиссии ООН по расследованию военных преступлений за 1948 год.), которые рассматривались в 1946-1947 годах. Статья I Конвенции о геноциде 1948 года "подтвердила", что геноцид является преступлением, нарушающим нормы международного права. Позднее на Резолюцию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 96 (I) сослался Международный суд Организации Объединенных Наций, подтвердив, что принципы, лежащие в основе Конвенции о геноциде 1948 года, признаются цивилизованными нациями в качестве обязательных для государств даже в отсутствие каких-либо конвенционных обязательств (см. § 80 настоящего Постановления).

173. Однако по вопросу о том, можно ли сказать, что содержание преступления геноцида согласно положениям международного обычного права расходится с его конвенционным определением, в частности, является более широким, мнения, по всей видимости, разделились.

174. Рафаэль Лемкин, введший в оборот термин "геноцид", предложил широкое определение этого преступления. В своей книге, изданной в 1944 году* (* R. Lemkin. Axis Rule in Occupied Europe, Analysis of Government, Proposals for Redress. Washington, 1944. Р. 91.), он писал о преступлениях против национальных групп, но признал, что геноцид может заключаться в действиях, направленных на истребление национальной группы путем уничтожения ее политических институтов, культуры и средств к существованию. Позднее Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций в Резолюции 96 (I) призвала разработать конвенцию о геноциде для защиты "расовых, религиозных, политических и иных групп". Некоторые юристы считают, что эта резолюция отражает императивную норму (jus cogens) о запрете геноцида, сложившуюся в международном обычном праве* (* См., например: B. Van Schaack. The Crime of Political Genocide: Repairing the Genocide Convention's Blind Spot // 106 Yale Law Journal, 1997. Р. 2262.), однако другие ученые оспаривают эту точку зрения* (* См., например: W.A. Schabas. Genocide in International Law: The Crime of Crimes. Cambridge University Press, 2000. Р. 134.). Кроме того, некоторые юристы полагают, что окончательный перечень групп, охраняемых Конвенцией о геноциде 1948 года, стал результатом политического компромисса, а не принципиальной позиции, в основе которой лежали бы философские или какие-либо иные различия между определенными категориями групп* (* См., например, упоминавшуюся выше работу: B. Van Schaack (1997 ). Р. 2268.). В конце 1940-х годов некоторые ученые выражали также обеспокоенность тем, что исключение политических и экономических групп будет означать невозможность применить Конвенцию о геноциде 1948 года к действиям, совершенным властями СССР в отношении собственников имущества* (* См. редакционный комментарий: G.A. Finch. Editorial Comment: The Genocide Convention // 43 American Journal of International Law, 1949. Р. 734; см. также доклад Комитета по международному праву Адвокатской ассоциации г. Нью-Йорка (Committee on International Law of the Bar of the City of New York). С. 5-6 ("сейчас только исключенные группы находятся в процессе истребления или подвергаются опасности уничтожения_") в работе: J.L. Kunz. The United Nations Convention on Genocide // 43 American Journal of International Law, 1949. Р. 743; а также упомянутую выше книгу P. N. Drost (1959 год), с. 123.). Другие ученые не согласились с этим, утверждая, что исключение политических групп произошло в результате давления со стороны советской власти* (* См. упоминавшуюся выше работу: B. Van Schaack (1997). Р. 2268; см. также: J. Cooper. Raphael Lemkin and the Struggle for the Genocide Convention. Houndmills, Basingstoke, Palgrave MacMillan, 2008. Р. 154.).

175. Принимая во внимание вышеизложенные факторы, Европейский Суд отмечает наличие некоторых доводов в пользу того, что в 1953 году политические группы защищались положениями международного обычного права, касающимися геноцида. Однако существуют столь же веские доводы, свидетельствующие об обратном. В связи с этим Европейский Суд напоминает, что, несмотря на аргументы, оправдывающие включение в определение геноцида политических групп, содержание этого преступления, закрепленное в Конвенции о геноциде 1948 года, осталось более узким и не было расширено ни в одном из последующих международно-правовых актов (см. § 170 настоящего Постановления). Подводя итог, Европейский Суд не усматривает в деле достаточно убедительных оснований для вывода о том, что согласно положениям международного обычного права, которые действовали в 1953 году, "политические группы" относились к числу групп, охватывающихся определением геноцида.

Последующее толкование термина "частично", который используется в статье II Конвенции о геноциде

176. Далее Европейский Суд обращается к доводу властей Литвы о том, что литовские партизаны являлись "частью" национальной группы, то есть группы, защищаемой статьей II Конвенции о геноциде, ввиду важности роли, которую они играли в данной группе. В связи с этим Европейский Суд отмечает, что в 1953 году судебного толкования определения геноцида не содержалось ни в одном решении международного трибунала. Подготовительные материалы к Конвенции о геноциде практически не позволяют решить, какое значение составители придавали термину "частично". Как подчеркивали первые комментаторы Конвенции о геноциде, термин "частично" предполагает, что намеченная к уничтожению часть группы должна быть значительной (см. § 93 настоящего Постановления). Сама Конвенция о геноциде предусматривает, что это преступление характеризуется "намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо_ группу как таковую", а требование о том, чтобы соответствующая часть группы была значительной, подтверждается Резолюцией 96 (I), согласно которой "геноцид означает отказ в признании права на существование целых человеческих групп". Учитывая, что Конвенция о геноциде направлена на борьбу с массовыми преступлениями, МТБЮ отметил: широко признано, что намерение уничтожить должно затрагивать как минимум значительную часть группы (см. § 98 настоящего Постановления). МТБЮ добавил, что о серьезности геноцида свидетельствуют строгие требования, которые должны быть соблюдены перед вынесением обвинительного приговора за это преступление, требование о наличии веских доказательств существования конкретного намерения и того, что к уничтожению была намечена вся группа или существенная ее часть (см. § 106 настоящего Постановления* (* По-видимому, здесь имеется в виду § 112 настоящего Постановления (примеч. редактора).)). Исходя из этого Европейский Суд считает целесообразным прийти к следующему выводу: в 1953 году можно было предвидеть, что термин "частично" требовал, чтобы соответствующая часть группы была значительной.

177. Однако при этом Европейский Суд не упускает из виду последующее развитие практики международных судов, касающейся преступления геноцида. Через полвека после событий, в связи с которыми заявителю был вынесен обвинительный приговор, МТБЮ, МТР и МС ООН, рассматривая дела о геноциде, дали указания относительно того, как следует толковать слово "частично". Так, из решений, упомянутых в §§ 97-108 настоящего Постановления, следует, что умышленное уничтожение "отдельной" части защищаемой группы можно считать геноцидом всей этой охраняемой группы при условии, что такая "отдельная" часть была значительной, поскольку в нее входило очень много людей. Кроме того, из судебного толкования слова "частично" следует, что может быть полезно учитывать не только численность намеченной к уничтожению части, но и ее "роль" в охраняемой группе. В любом случае в период, относящийся к обстоятельствам дела, заявитель не мог предвидеть подобного толкования слова "частично".

Вывод

178. Европейский Суд приходит к выводу, что в 1953 году международные договоры не включали "политические группы" в определение геноцида. Более того, невозможно с достаточной степенью определенности установить, что международное обычное право предусматривало более широкое определение геноцида по сравнению с тем, которое содержится в статье II Конвенции о геноциде.

() Соответствовала ли трактовка действий заявителя судами Литвы пониманию термина "геноцид" в 1953 году

179. Далее Европейский Суд переходит к трактовке литовскими судами преступления геноцида в деле заявителя. Европейский Суд отмечает, что суд первой инстанции признал заявителя виновным по всем пунктам предъявленного прокурором обвинения, то есть вынес ему обвинительный приговор за геноцид литовских партизан как членов отдельной политической группы (см. §§ 29 и 31 настоящего Постановления). Апелляционный суд Литвы, со своей стороны, изменил вынесенный заявителю обвинительный приговор, постановив, что включение литовских партизан как участников вооруженного сопротивления оккупационным властям в состав отдельной "политической" группы "имело лишь относительный/условный характер и было не слишком точным". С точки зрения Апелляционного суда, литовские партизаны являлись также "представителями литовской нации, то есть национальной группы" (см. §§ 35 и 36 настоящего Постановления, in fine). И все же Апелляционный суд не пояснил, что означает термин "представители", и практически не сделал исторических и фактологических пояснений относительно того, каким образом литовские партизаны представляли литовскую нацию. Верховный суд Литвы тоже, по-видимому, не рассмотрел вопрос о том, какую именно роль играли партизаны в "национальной" группе. Констатировав, что заявитель "был признан виновным в причастности к физическому уничтожению части жителей Литвы, входивших в состав отдельной политической группы, то есть литовских партизан - участников движения сопротивления советской оккупации", Верховный суд просто отметил, что в 1944-1953 годах в Литве имело место вооруженное сопротивление нации оккупационному режиму Советского Союза - партизанская война (см. §§ 39 и 40 настоящего Постановления).

180. Со своей стороны, Конституционный суд Литвы также признал, что организованное вооруженное сопротивление советской оккупации следует считать самообороной Литвы. Партизаны возглавили политическую и военную национально-освободительную борьбу.

181. Европейский Суд допускает, что власти Литвы имели право использовать более широкое определение геноцида по сравнению с тем, которое содержится в Конвенции о геноциде 1948 года. Однако это право не позволяет литовским судам привлекать обвиняемых к ответственности на основании такого более широкого определения задним числом. Европейский Суд уже установил, что в 1953 году политические группы были исключены из определения геноцида, принятого в международном праве (см. § 178 настоящего Постановления). Следовательно, прокуроры не могли задним числом предъявлять заявителю обвинение, а литовские суды не могли задним числом выносить ему обвинительный приговор за геноцид литовских партизан как членов политической группы (см. также постановление Конституционного суда Литвы, которое приводится в § 60 настоящего Постановления). Более того, даже если бы в 1953 году было доступно последующее толкование термина "частично" международными судами, обстоятельства, установленные литовскими судами при рассмотрении уголовного дела заявителя, не содержат однозначных умозаключений, которые позволили бы Европейскому Суду установить, на каком основании суды Литвы пришли к выводу, что в 1953 году литовские партизаны являлись значительной частью национальной группы, то есть группы, защищаемой статьей II Конвенции о геноциде. При этом Европейский Суд не убежден, что в период времени, относящийся к обстоятельствам дела, у заявителя, даже если бы он обратился за помощью к юристам, была возможность предвидеть, что убийство литовских партизан может представлять собой геноцид граждан Литвы или литовцев по национальности.

182. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что статья II Конвенции о геноциде 1948 года требует, чтобы преступник действовал с намерением уничтожить охраняемую группу полностью или частично. В высказываниях заявителя, относящихся к спорному периоду времени, речь идет о действиях в отношении "бандитов", "националистического подполья" и "националистических банд" (см. §§ 18 и 19 настоящего Постановления). Кроме того, задачи, о которых говорилось на совещаниях МГБ в 1953 году, были направлены против этих групп. По мнению Европейского Суда, даже если политика МГБ и предполагала истребление "пособников и их связных", основная цель этой более широкой группы "литовских националистов" заключалась в восстановлении независимости Литвы (см. в связи с этим §§ 13, 44 и 67 настоящего Постановления). Действительно, как отметил прокурор и подтвердили суды апелляционной и кассационной инстанций, литовские партизаны сражались против советской оккупации и за независимость Литвы (см. §§ 29, 39, 40 и 44 настоящего Постановления). Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд допускает, что довод заявителя, согласно которому его действия и действия МГБ были направлены на уничтожение партизан как отдельной и четко идентифицируемой группы, характеризующейся вооруженным сопротивлением советской власти, имеет под собой некоторые основания.

183. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что согласно пункту 1 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров терминам договора следует придавать их обычное значение. В этом отношении не очевидно, что в обычном значении термины "национальная" или "этническая", которые используются в Конвенции о геноциде, могут охватывать партизан. Поэтому, по мнению Европейского Суда, вывод литовских судов о том, что потерпевшие подпадают под определение геноцида, будучи частью охраняемой группы, является толкованием правовых норм по аналогии в ущерб интересам заявителя, которое сделало вынесение ему обвинительного приговора непредсказуемым (см. Постановление Европейского Суда по делу "Коккинакис против Греции" (Kokkinakis v. Greece) от 25 мая 1993 г., § 52, Series A, N 260-A, а также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Корбели против Венгрии", § 70).

184. По этому последнему вопросу Европейский Суд придает значение и доводу заявителя о том, что определение преступления геноцида в литовском законодательстве не только не подтверждалось формулировкой этого преступления, содержащейся в Конвенции о геноциде 1948 года, но и постепенно расширялось за годы независимости Литвы, усугубляя тем самым его положение (см. §§ 51-53 и 123 настоящего Постановления). Конституционный суд Литвы отметил, что принцип верховенства права и обязательства Литвы по международному праву были бы нарушены, если бы можно было задним числом привлекать к ответственности за геноцид лиц, входящих в состав политической или социальной группы, когда данное преступление было совершено до введения в Уголовный кодекс этих двух групп (см. § 60 настоящего Постановления). Европейский Суд не может согласиться с доводом Верховного суда Литвы о том, что изменения, которые были внесены в Уголовный кодекс в 1998 году, добавившие в определение геноцида "политические группы", можно было считать оправданными на основании статьи V Конвенции о геноциде. Действительно, статья V Конвенции о геноциде не запрещает расширять определение геноцида, но и не разрешает придавать более широкому определению геноцида обратную силу (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Скоппола против Италии (N 2)" (Scoppola v. Italy) (N 2) от 17 сентября 2009 г., жалоба N 10249/03, § 93, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мактоуф и Дамьянович против Боснии и Герцеговины" (Maktouf and Damjanovic v. Bosnia and Herzegovina), жалобы NN 2312/08 и 34179/08, § 66, ECHR 2013 (извлечения)).

185. Как и Международный суд Организации Объединенных Наций в деле "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории", Европейский Суд считает, что о серьезности геноцида свидетельствуют строгие требования, которые должны быть соблюдены перед вынесением обвинительного приговора за указанное преступление. Эти требования: наличие веских доказательств существования конкретного намерения и того, что к уничтожению была намечена вся группа или ее существенная часть, - гарантируют, что обвинительные приговоры за данное преступление не будут выноситься необдуманно (см. § 112 настоящего Постановления). Принимая к сведению доводы судов Литвы по настоящему делу, Европейский Суд не убежден в том, что вынесение заявителю обвинительного приговора за преступление геноцида можно было считать соответствующим содержанию данного преступления согласно определению, принятому в то время в международном праве, а значит, Европейский Суд не согласен с тем, что в 1953 году заявитель мог с достаточными основаниями предвидеть возможность вынесения ему обвинительного приговора за это преступление.

186. Учитывая вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу, что в момент убийства партизан предвидеть вынесение заявителю обвинительного приговора за геноцид было невозможно.

() Было ли вынесение заявителю обвинительного приговора оправдано с точки зрения пункта 2 статьи 7 Конвенции

187. Европейский Суд принимает к сведению довод властей Литвы о том, что действия заявителя в период, относящийся к обстоятельствам дела, являлись преступлением согласно общим принципам права, признанным цивилизованными странами, а значит, подпадали под действие положений пункта 2 статьи 7 Конвенции.

188. Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, применим ли к вынесенному заявителю обвинительному приговору пункт 2 статьи 7 Конвенции. Европейский Суд лишь однажды применил § 2 статьи 7 Конвенции к событиям, имевшим место после Второй мировой войны, и к депортациям, которые осуществляла советская власть (см. упомянутое выше решение Европейского Суда по делу "Пенарт против Эстонии", и упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Кольк и Кислый против Эстонии"). В деле "Кононов против Латвии" Большая Палата Европейского Суда напомнила о первоначальной и исключительной задаче этого пункта (§ 186):

"Наконец, оба пункта статьи 7 Конвенции взаимосвязаны, и толкование одного из них не должно идти вразрез с толкованием другого (см. Решение Европейского Суда по делу "Тесс против Латвии" (Tess v. Latvia) от 12 декабря 2002 г., жалоба N 34854/02). Учитывая суть дела и то, что оно основывается на законах и обычаях войны, применявшихся до и во время Второй мировой войны, Европейский Суд считает уместным напомнить, что, как показывают подготовительные материалы к Конвенции, задача пункта 2 статьи 7 Конвенции заключается в том, чтобы уточнить, что статья 7 Конвенции не относится к законам, принятым в совершенно исключительных обстоятельствах в конце Второй мировой войны для наказания, в частности, за военные преступления. Соответственно, она никоим образом не ставит своей целью оценку этих законов с юридической или с моральной точки зрения (см. Решение Комиссии по правам человека по делу "X. против Бельгии" (X. v. Belgium) от 20 июля 1957 г., жалоба N 268/57, Yearbook, v. 1, p. 241)_".

189. Впоследствии это ограничительное толкование пункта 2 статьи 7 Конвенции было подтверждено в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Мактоуф и Дамьянович против Боснии и Герцеговины" (§ 72):

"Далее Европейский Суд не может согласиться с доводом властей государства-ответчика о том, что, если какое-то деяние в момент его совершения являлось преступлением согласно "общим принципам права, признанным цивилизованными странами" по смыслу положений пункта 2 статьи 7 Конвенции, то запрет придавать преступлениям и наказаниям обратную силу не применяется. Данный довод не соответствует подготовительным материалам к Конвенции, исходя из которых можно считать, что пункт 1 статьи 7 Конвенции содержит общий запрет придавать закону обратную силу, а пункт 2 статьи 7 Конвенции является всего лишь контекстуальным уточнением этой общей нормы применительно к ответственности, включенным в Конвенцию для того, чтобы устранить любые сомнения в законности послевоенного преследования за преступления, совершенные во время Второй мировой войны (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 186). Таким образом, очевидно, что составители Конвенции не хотели предусматривать исключений общего характера из запрета придавать закону обратную силу. Действительно, в ряде случаев Европейский Суд приходил к выводу, что оба пункта статьи 7 Конвенции взаимосвязаны, и толкование одного из них не должно идти вразрез с толкованием другого (см., например, упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Тесс против Латвии", и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 186)".

190. При таких обстоятельствах, принимая во внимание вывод, сделанный Европейским Судом в § 186 настоящего Постановления, согласно которому вынесенный заявителю обвинительный приговор не может быть оправдан с точки зрения пункта 1 статьи 7 Конвенции, он не может быть оправдан и с точки зрения пункта 2 статьи 7 Конвенции.

(d) Вывод Европейского Суда

191. Европейский Суд приходит к выводу, что по делу было допущено нарушение статьи 7 Конвенции.

II. В порядке применения статьи 41 Конвенции

192. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

193. Заявитель требовал выплаты ему 60 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

Кроме того, он требовал 53 173 литовских литов (около 15 400 евро) в качестве возмещения материального ущерба, причиненного ему в связи с тем, что суды Литвы удовлетворили гражданский иск M.B. (см. § 45 настоящего Постановления) и обязали его возместить M.B. понесенные ею судебные издержки. Заявитель предоставил квитанции, подтверждающие, что он выплатил M.B. сумму в размере 34 778 литов (около 10 072 евро).

194. В случае, если Европейский Суд установит нарушение статьи 7 Конвенции, власти Литвы считали, что сумма в размере 60 000 евро является чрезмерной и необоснованной. Заявитель участвовал в убийстве двух партизан, и он этого и не отрицал. Кроме того, он пытался оскорбить память этих партизан и борьбы за независимость, выдвинув против братьев-партизан необоснованные обвинения в том, что во время нацистской оккупации они предположительно совершили преступления против человечности.

По поводу материального ущерба власти Литвы утверждали, что с учетом того, что заявитель должен был выплатить компенсацию совместно со второй обвиняемой по его делу, он мог просить о присуждении ему только суммы в размере 26 750 литов (из которых 25 000 литов соответствуют половине суммы, присужденной M.B. в качестве компенсации морального вреда, а 1 750 литов - половине суммы судебных издержек, которую он должен был возместить M.B.), или 7 750 евро.

195. По мнению Европейского Суда, заявитель вправе утверждать, что ему был причинен моральный вред, однако, принимая во внимание совершенно особые обстоятельства настоящего дела, Европейский Суд полагает, что этот вред был в достаточной степени компенсирован выводом о нарушении статьи 7 Конвенции.

Европейский Суд присуждает заявителю 10 072 евро в качестве возмещения материального ущерба.

В. Судебные расходы и издержки

196. Заявитель требовал выплатить ему 8 000 литов (около 2 300 евро) в качестве компенсации расходов на подготовку представлений, внесенных в Европейский Суд его адвокатом. Он также просил выплатить ему сумму в размере 2 000 евро в качестве возмещения расходов на перевод документов, а также почтовых расходов, понесенных в связи с рассмотрением дела Европейским Судом.

197. Власти Литвы утверждали, что расходы на оплату услуг адвоката являются чрезмерными. Кроме того, они отмечали, что требования заявителя о возмещении расходов на перевод документов подтверждаются представленными доказательствами лишь частично.

198. Согласно прецедентной практике Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение судебных издержек и расходов лишь постольку, поскольку было доказано, что они были фактически понесены, необходимы и не превышали разумных пределов. В настоящем деле, принимая во внимание имеющуюся в его распоряжении информацию и указанные выше критерии, Европейский Суд считает целесообразным удовлетворить требования заявителя в полном объеме за вычетом суммы, уже выплаченной ему в качестве возмещения расходов, связанных с получением юридической помощи (850 евро). Таким образом, Европейский Суд присуждает 2 450 евро в качестве возмещения судебных издержек и расходов, понесенных им в связи с рассмотрением дела Европейским Судом.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

199. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд:

1) объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу (принято большинством голосов);

2) постановил девятью голосами "за" и восемью - "против", что имело место нарушение статьи 7 Конвенции;

3) постановил девятью голосами "за" и восемью - "против", что вывод о нарушении Конвенции сам по себе является достаточной справедливой компенсацией причиненного заявителю морального вреда;

4) постановил девятью голосами "за" и восемью - "против", что:

(a) власти Литвы в течение трех месяцев обязаны выплатить заявителю следующие суммы:

(i) 10 072 евро (десять тысяч семьдесят два евро) в качестве компенсации материального ущерба;

(ii) 2 450 евро (две тысячи четыреста пятьдесят евро) плюс любые налоги, которые заявитель, возможно, должен будет уплатить с этой суммы, в качестве компенсации судебных издержек и расходов;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

5) отклонил единогласно оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском и французском языках, оглашено на публичном слушании дела во Дворце прав человека (г. Страсбург) 20 октября 2015 г.

Эрик Фриберг Секретарь Большой Палаты Суда

Дин Шпильманн Председатель Большой Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагаются следующие отдельные мнения судей:

(a) совместное особое мнение судей Марка Филлигера, Энн Пауэр-Форд, Паулу Пинту де Альбукерке и Эгидиуса Куриса;

(b) особое мнение судьи Инеты Зиемеле;

(c) совместное особое мнение судей Андраша Шайо, Небойши Вучинича и Ксении Туркович;

(d) особое мнение судьи Энн Пауэр-Форд;

(e) особое мнение судьи Эгидиуса Куриса.

Совместное особое мнение судей Марка Филлигера, Энн Пауэр-Форд, Паулу Пинту де Альбукерке и Эгидиуса Куриса

1. Мы не согласны с большинством судей в оценке как фактических обстоятельств, имеющих отношение к делу, так и применимых правовых норм. Поэтому мы пришли к выводу, что по делу не было допущено нарушения статьи 7 Конвенции. По изложенным ниже соображениям мы считаем, что вынесенный заявителю обвинительный приговор за геноцид опирался на положения международного права по состоянию на спорный период времени, а значит, его можно было предвидеть.

Фактические обстоятельства, имеющие отношение к настоящему делу

2. И при рассмотрении дела литовскими судами, и в своих представлениях в Европейский Суд заявитель утверждал, что во время немецкой оккупации братья J.A. и A.A. сотрудничали с нацистами и что они перестали быть партизанами, когда в Литве была восстановлена советская власть. Мы отмечаем, что литовские суды пришли к однозначному заключению по этому аргументу, внимательно рассмотрев все представленные им материалы. Апелляционный суд Литвы тщательно рассмотрел утверждения заявителя. Кроме того, Апелляционный суд принял во внимание исторический контекст, особые методы, которые применяло движение сопротивления в период времени, фигурирующий по делу, и архивные документы, где говорилось об указании МГБ распространять ложные слухи о братьях J.A. и A.A., чтобы скомпрометировать их и не допустить их воссоединения с другими партизанами. Власти СССР предъявили одному из братьев-партизан обвинение в совершении контрреволюционного преступления, предусмотренного пунктом "а" статьи 58.1 Уголовного кодекса РСФСР (см. §§ 37 и 71 настоящего Постановления). Внимательно рассмотрев все эти факторы, Апелляционный суд отклонил утверждения заявителя, признав их необоснованными (см. § 37 настоящего Постановления). С этим выводом полностью согласился Верховный суд Литвы (см. § 40 настоящего Постановления).

3. Мы не видим оснований отступать от выводов судов Литвы. Принимая во внимание свою неизменную прецедентную практику, Европейский Суд постоянно напоминает, что он не должен подменять анализ обстоятельств дела, произведенный внутригосударственными судами, своей собственной оценкой (см. в числе многих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эльсхольц против Германии", жалоба N 25735/94, § 66, ECHR 2000-VIII, а также Постановление Европейского Суда по делу "Донохью против Ирландии" (Donohoe v. Ireland) от 12 декабря 2013 г., жалоба N 19165/08, § 73). Поскольку спустя более чем 50 лет восстановить обстоятельства дела весьма непросто, суды Литвы находятся в лучшем положении с точки зрения оценки всех имеющихся материалов и доказательств. С учетом всех приведенных выше соображений нам жаль, что большинство судей, не дав этому удовлетворительных объяснений, не согласилось с выводами литовских судов относительно обстоятельств дела, хотя эти выводы основывались на непосредственном знании ими доказательной базы.

4. Далее мы отмечаем, что сегодня власти Литвы и власти государства, вступившего в производство по делу в качестве третьей стороны, не согласны друг с другом по поводу ряда исторических событий, в частности, по поводу описания действий СССР в странах Балтии и даже по поводу самой сути политики, которую проводил СССР в оккупированной Литве в 1940-х и 1950-х годах. Несомненно, в 1940-х и 1950-х годах в отношении жителей Литвы от имени оккупационной державы совершались жестокие преступления, и такая интерпретация не является "очевидным искажением исторических реалий", как утверждают власти государства, вступившего в производство по делу в качестве третьей стороны (см. § 147 настоящего Постановления).

В ходе разбирательств по уголовным и гражданским делам с участием заявителя суды Литвы рассмотрели соответствующие архивные документы, касающиеся исторического контекста деятельности партизан (см. §§ 18, 19, 37, 41 и 44 настоящего Постановления). Конституционный суд Литвы указал количество пострадавших от действий СССР в Литве (см. §§ 59 и 62 настоящего Постановления). Следовательно, литовские суды рассматривали именно то фактическое обстоятельство, которое сейчас оспаривают власти Российской Федерации.

Кроме того, очень важно отметить: в 1991 году Российская Федерация сама признала, что в годы советской власти народы, находившиеся под контролем СССР, подвергались репрессиям, в том числе геноциду (см. § 74 настоящего Постановления). Европейский Суд уже отмечал масштаб действий СССР в странах Балтии в Решении по делу "Пенарт против Эстонии" от 24 января 2006 г. (жалоба N 14685/04) и в Решении по делу "Кольк и Кислый против Эстонии" (жалобы NN 23052/04 и 24018/04, ECHR 2006-I), равно как и в более позднем Решении по делу "Ларионов и Тесс против Латвии" (Larionovs and Tess v. Latvia) от 25 ноября 2014 г., жалоба N 45520/04, §§ 11-20 и 114). Следовательно, мы не считаем, что по делу была продемонстрирована произвольность произведенного литовскими судами анализа фактических обстоятельств дела или сделанных ими выводов.

Правовые нормы, имеющие отношение к настоящему делу

5. Советский Союз являлся стороной Лондонского соглашения от 8 августа 1945 г., которым был введен в действие Устав Международного военного трибунала (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", жалоба N 36376/04, ECHR 2010, §§ 116 и 117). В пункте "с" статьи 6 Устава указано, что истребление, ссылка и другие бесчеловечные действия, в том числе преследования по политическим мотивам, являются преступлениями против человечности. 11 декабря 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН осудила преступление геноцида, приняв Резолюцию 96 (I). 9 декабря 1948 г. Генеральная Ассамблея ООН единогласно утвердила Конвенцию о геноциде, где нашли подтверждение признанные в этой резолюции принципы международного права. Советский Союз подписал Конвенцию о геноциде 16 декабря 1949 г. Эта Конвенция вступила в силу 12 января 1951 г., после того, как были депонированы 20 актов о ратификации или присоединении. В консультативном заключении 1951 года Международный суд ООН счел лежащие в основе Конвенции о геноциде принципы признанными цивилизованными нациями в качестве обязательных для государств даже в отсутствие каких-либо конвенционных обязательств (см. § 80 настоящего Постановления).

6. Принимая во внимание вышесказанное, мы считаем, что в 1953 году геноцид был однозначно признан преступлением, нарушающим нормы международного права. Формально он был кодифицирован в качестве такового Конвенцией о геноциде 1948 года, а до этого, в 1946 году, он был признан и осужден Организацией Объединенных Наций. При таких обстоятельствах мы полагаем, что международно-правовые акты, криминализирующие геноцид, были в достаточной мере доступны заявителю.

Вынесение заявителю обвинительного приговора за геноцид

7. Преступление геноцида появилось в законодательстве Литвы в 1992 году, то есть вскоре после того, как Литва вновь стала независимой (см. §§ 48 и 51 настоящего Постановления). Важно отметить, что до этого в уголовном законодательстве, которое действовало в Литве при советской власти (сначала в Уголовном кодексе РСФСР, а потом в Уголовном кодексе Литовской ССР), геноцид как преступление даже не упоминался и никакой юридической ответственности за совершение актов геноцида не предусматривалось. В 2001 году прокурор предъявил заявителю обвинение по пункту 2 статьи 71 Уголовного кодекса Литвы с изменениями, внесенными в 1998 году, в геноциде литовских партизан как представителей политической группы (см. §§ 29 и 52 настоящего Постановления).

Принимая во внимание, что информация о жестоких преступлениях, совершенных в Литве оккупационным режимом, все еще продолжает поступать (это стало возможно лишь после того, как в начале 1990-х годов этот режим пал), количество жертв репрессий, несомненно, может лишь увеличиться по мере появления новых доказательств. Учитывая, что обнаружение фактов, которые скрывались прежним режимом, существовавшим до восстановления независимости Литвы, и сбор соответствующих доказательств неизбежно требует времени, естественно, что обвинения предполагаемым преступникам в связи с их личным участием в указанных преступлениях были предъявлены не сразу же после внесения изменений в законодательство, а через несколько лет.

К тому времени, как суд первой инстанции вынес заявителю обвинительный приговор за геноцид в 2004 году, в Литве вступил в силу новый Уголовный кодекс, и заявитель, соответственно, был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 99 этого нового Уголовного кодекса. Апелляционный и Верховный суды Литвы оставили вынесенный заявителю обвинительный приговор без изменения на основании все той же статьи 99 Уголовного кодекса (см. §§ 33, 36, 38 и 53 настоящего Постановления).

8. Таким образом, в основе вынесенного заявителю обвинительного приговора лежали правовые нормы, которые не действовали в 1953 году, а самое главное, и не могли действовать в то время, потому что Литва была оккупирована. Указанным нормам была придана обратная сила. Соответственно, это является нарушением статьи 7 Конвенции, если нельзя установить, что обвинительный приговор был вынесен заявителю на основании действовавших в то время международно-правовых норм. Поэтому, на наш взгляд, вынесенный заявителю обвинительный приговор нужно рассматривать именно с таких позиций.

Геноцид как уничтожение национальной группы

9. Верховный суд Литвы постановил, что совершенные заявителем действия соответствуют признакам преступления геноцида и что соответствующее литовское законодательство было принято в порядке реализации положений Конвенции о геноциде (см. § 38 настоящего Постановления). Как и литовские суды, мы согласны с тем, что в Конвенции о геноциде 1948 года не упоминаются ни социальные, ни политические группы. Следовательно, она не может служить правовым основанием для вынесения обвинительного приговора за геноцид исключительно политической группы как таковой. Преступление геноцида, запрещенное статьей II Конвенции о геноциде 1948 года, касается четырех конкретно перечисленных охраняемых категорий групп: национальных, этнических, расовых или религиозных. Кроме того, подготовительные материалы к Конвенции о геноциде 1948 года указывают на то, что ее составители явно решили не включать в перечень охраняемых ею групп политические группы как таковые, пусть даже и в результате политического компромисса. Международный суд ООН, рассмотрев историю разработки статьи II Конвенции о геноциде 1948 года в деле "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории", отметил, что "принимая решение о том, какие группы включить, а какие (например, политические группы) не включать в текст Конвенции, ее составители уделили большое внимание тому, чтобы определить группы, имеющие конкретные отличительные особенности, через наличие у них каких-либо признаков" (см. § 105 настоящего Постановления).

10. Апелляционный и Верховный суды Литвы пришли к выводу, что составители Конвенции о геноциде 1948 года не планировали устанавливать в ней исчерпывающий перечень охраняемых групп: многие другие страны включили в свои уголовные кодексы более широкие определения геноцида (см. §§ 36 и 38 настоящего Постановления). Последующее решение некоторых государств принять законодательство, криминализирующее геноцид политических групп как таковых, не отменяет того, что в тексте Конвенции о геноциде 1948 года геноцид этих групп не считается преступлением. В данных обстоятельствах мы отмечаем, что в одном из последних на сегодняшний день обязательных международных договоров, где говорится о преступлении геноцида, в Римском статуте Международного уголовного суда 1998 года, под ним понимается преступление, совершаемое с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, а политические группы в нем не упоминаются (см. § 87 настоящего Постановления).

11. Литовские суды учли, что в настоящем деле члены намеченной к уничтожению политической группы (партизаны) являлись в то же самое время представителями группы, охраняемой Конвенцией о геноциде 1948 года, а именно национальной группы (см. § 36 настоящего Постановления). Хотя политические группы и были исключены из Конвенции о геноциде 1948 года, Европейский Суд проявил бы излишний формализм, если бы он рассматривал партизан исключительно как членов "политической группы" и поставил на этом точку, не уделив внимания утверждению о том, что эти же самые люди одновременно входили в состав и других групп, упомянутых в статье II Конвенции [1948 года]. Поэтому мы рассмотрим довод о том, что главной причиной истребления литовских партизан (представлявших собой значительную часть нации) было то, как их уничтожение повлияло бы на выживание всей соответствующей национальной или этнической группы в целом. В этом случае их убийство являлось преступлением, запрещенным статьей II Конвенции о геноциде 1948 года

12. Данный подход подтвердили и власти Литвы. Они утверждали, что, когда партизан и их сторонников называли "бандитами", "буржуазными националистами" или просто "националистами", за этим скрывалась более общая цель, которая заключалась в уничтожении национальной и (или) этнической группы. В частности, они отмечали, что, уничтожив партизан, представлявших собой важную часть населения Литвы, СССР способствовал советизации Литвы и уничтожению Литвы как нации, которая в глазах властей СССР являлась "неблагонадежной" (см. §§ 59 и 139 настоящего Постановления). Кроме того, по его мнению, конечная цель заключалась в том, чтобы нанести сокрушительный удар по наиболее активным политическим и социальным группам, а значит, по демографическому составу и силе самой нации (см. §§ 131, 132, 135 и 139 настоящего Постановления).

13. Мы отмечаем, что Российская Федерация сама признала, что в годы советской власти репрессированные народы подвергались геноциду (см. § 74 настоящего Постановления). Аналогичным образом в Резолюции Парламентской Ассамблеи Совета Европы N 1481 (2006 год) отмечается, что советский режим оправдывал совершенные преступления теорией классовой борьбы и принципом диктатуры пролетариата, а значит, потерпевшие считались врагами народа, а в каждой пострадавшей стране огромное количество потерпевших являлось ее собственными гражданами (см. § 89 настоящего Постановления).

14. В решении по делу "Обвинитель против Рутаганды" (см. § 109 настоящего Постановления) Международный трибунал по Руанде отметил, что у понятия защищаемой группы нет принятого международным сообществом определения, и пришел к выводу, что это понятие нужно рассматривать с учетом особенностей политического, социального и культурного контекста. Именно такую позицию занял и Конституционный суд Литвы. Он отметил особый политический, социальный и культурный контекст настоящего дела, а также описал идеологию тоталитарного коммунистического советского режима, на которой основывалось уничтожение целых групп, и масштаб репрессий СССР в отношении жителей Литвы. Конституционный суд пришел к выводу, что статья 2 Закона 1992 года "Об ответственности за геноцид жителей Литвы" соответствует признакам геноцида, предусмотренным нормами международного права. Подводя итоги, он отметил, что добавление в определение геноцида, содержащееся в статье 99 Уголовного кодекса, социальных и политических групп было обусловлено "конкретным историко-правовым контекстом", а именно международными преступлениями, совершенными в то время в Литовской Республике оккупационными режимами (см. §§ 58 и 59 настоящего Постановления).

15. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, мы отмечаем, что суд первой инстанции признал заявителя виновным в геноциде на основании того, что он принимал участие в операции по поимке и убийству двух литовских партизан как членов политической группы. Апелляционный суд Литвы решил, что этот вывод имел лишь условный характер и был не слишком точным, так как партизаны являлись в то же самое время частью литовской нации, то есть национальной группы, которая подлежит защите согласно статье II Конвенции о геноциде 1948 года. Выводы Апелляционного суда подтверждают, что целью всей деятельности партизан являлась защита литовской нации от режима, который стремился уничтожить ее уникальность и самобытность. С точки зрения Апелляционного суда Литвы, СССР осуществлял геноцид именно по конкретному признаку национальной/этнической принадлежности жителей Литвы. Указанные три группы, "политическая", "национальная" и "этническая", тесно взаимосвязаны (см. § 36 настоящего Постановления). Эти выводы не были признаны Верховным судом Литвы недействительными (см. §§ 38-40 настоящего Постановления). Фактически Верховный суд счел, что в 1944-1953 годах партизаны олицетворяли собой вооруженное сопротивление "нации" оккупационному режиму на территории Литвы (см. § 40 настоящего Постановления). В этих обстоятельствах мы придаем значение доводу властей властей Литвы о том, что партизанское движение не смогло бы продержаться около 10 лет без поддержки литовской нации, то есть национальной группы (см. § 132 настоящего Постановления).

16. Соответственно, принимая во внимание изложенные выше факторы, мы считаем достаточно обоснованным вывод о том, что J.A. и A.A., литовцы по национальности, были уничтожены именно из-за их принадлежности к партизанскому движению, участники которого одновременно являлись значительной и знаковой частью национальной группы и основная цель деятельности которого заключалась в защите литовской нации от уничтожения советским режимом, а значит, их убийство представляло собой акт геноцида.

Таким образом, вынесение заявителю обвинительного приговора за преднамеренное участие в истреблении партизан являлось актом геноцида по национально-этническому признаку, а значит, представляло собой преступление, предусмотренное в тексте статьи II Конвенции о геноциде 1948 года.

Мы не можем согласиться с тем, что охраняемая группа (нация), защищавшаяся от уничтожения самой своей структуры путем мобилизации движения сопротивления, внезапно в силу этого акта сопротивления оказалась просто "политической группой", а следовательно, перестала подпадать под действие Конвенции о геноциде. Такое толкование положений Конвенции о геноциде и Конвенции [о защите прав человека и основных свобод] является чересчур формалистичным и по духу не соответствует их цели.

Геноцид как уничтожение группы частично

17. В статье II Конвенции о геноциде под геноцидом понимаются "действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую" (курсив наш). Согласно толкованию, данному Апелляционным судом Литвы, литовские партизаны являлись "частью" национально-этнической группы (см. § 36 настоящего Постановления), соответственно, вынесение заявителю обвинительного приговора за геноцид можно было оправдать ссылкой на статью II Конвенции о геноциде.

18. Мы признаем, что в 1953 году, когда были убиты братья-партизаны J.A. и A.A., не существовало судебной практики относительно того, что означает слово "частично", которое используется в статье II Конвенции о геноциде (см. §§ 91 и 92 настоящего Постановления). Однако это легко объяснить, если учесть, что первый обвинительный приговор за преступление геноцида был вынесен лишь в 1998 году (см. решение Международного уголовного трибунала по Руанде по делу N ICTR-96-4-T "Обвинитель против Акайесу" (Prosecutor v. Akayesu) от 2 сентября 1998 г.) То, что судебное толкование Конвенции о геноциде 1948 года оформилось лишь с течением времени, само по себе не может означать, что до этого акты геноцида не совершались.

Предположить, что до 1998 года акты геноцида не совершались (если не считать холокоста), так как до этого момента ни один суд не заявил, что они имели место, было бы не только юридически непоследовательно, но и оскорбительно для многочисленных национальных, этнических, расовых или религиозных групп, которые в разных частях света стали жертвами организованного властями уничтожения, не имея, однако, возможности обратиться в связи с этим в международные суды. Мы полагаем, что Европейский Суд должен избегать столь формалистических суждений. К этому его обязывает звание "совести Европы".

19. Нет ничего удивительного в том, что международная судебная практика относительно того, что означает слово "частично", сформировалась лишь тогда, когда за это преступление стали привлекать к ответственности. В середине 1990-х годов авторы международных исследований и докладов пришли к выводу, что частичное уничтожение группы можно считать геноцидом, если оно затрагивает значительную часть всей группы или значимую долю этой группы (см. §§ 94 и 95 настоящего Постановления). Кроме того, выяснилось, что намерение уничтожить структуру общества посредством истребления его лидеров в сочетании с другими отвратительными актами, такими как массовые депортации, может убедительно свидетельствовать о геноциде независимо от того, сколько человек реально были убиты. Далее, истребление военных в составе группы нужно рассматривать в контексте того, что произошло с остальными членами этой группы, поскольку из-за этого она становится практически беззащитной перед лицом других злоупотреблений (см. § 96 настоящего Постановления).

20. Международные суды дали толкование и содержанию термина "частично". Международный трибунал по бывшей Югославии подтвердил, что при геноциде необязательно должно быть намерение достичь полного уничтожения всей группы, достаточно существования намерения уничтожить по крайней мере значительную часть этой группы. Можно считать, что геноцид заключается в истреблении очень большого количества членов охраняемой группы. В других ситуациях намерение совершить геноцид может также выражаться в "желании уничтожить более ограниченный круг лиц, выбранных исходя из того, как их исчезновение повлияет на выживание группы как таковой". В этом случае речь идет о "намерении уничтожить группу "избирательно"" (см. решения Международного трибунала по бывшей Югославии по делам "Обвинитель против Йелисича" и "Обвинитель против Толимира" в §§ 98 и 104 настоящего Постановления соответственно). Если количественный критерий не соблюдается, намерение уничтожить группу частично можно, тем не менее, установить при наличии доказательств того, что уничтожение затрагивает значимую часть этой группы, например ее лидеров (см. решение Международного трибунала по бывшей Югославии по делу "Обвинитель против Сикирицы" в § 102 настоящего Постановления).

21. В решении по делу "Обвинитель против Крстича" Судебная камера Международного трибунала по бывшей Югославии отметила, что намерение уничтожить группу, пусть даже только частично, означает стремление уничтожить отдельную часть этой группы, а не просто совокупность отдельно взятых лиц в ее составе. Необходимо, чтобы преступники, совершая акты геноцида, считали часть группы, которую они хотят уничтожить, "самостоятельной общностью, которая должна быть ликвидирована как таковая" и чтобы они задавались целью поставить под угрозу само существование группы. Более того, когда убийство мужчин призывного возраста сопровождается насильственным перемещением гражданских лиц, оказывая тем самым долговременное воздействие на всю группу, это нельзя считать просто подавлением военного сопротивления (см. §§ 99 и 100 настоящего Постановления).

22. Апелляционная камера Международного трибунала по бывшей Югославии в решении по делу "Обвинитель против Крстича" также отметила, что количественная величина намеченной к уничтожению части группы является "необходимой и важной отправной точкой, хотя и не всегда этим следует ограничиваться". Помимо количественной величины намеченной к уничтожению части группы, следует также принимать во внимание ее "важность в этой группе". Если какая-то конкретная часть группы "олицетворяет собой всю группу" или "необходима для ее выживания", это может служить основанием для вывода о том, что такая часть является значительной по смыслу преступления геноцида. Аналогичным образом, часть группы можно считать значительной в тех случаях, когда ее уничтожение может послужить для всех остальных членов этой группы "убедительным примером" их "уязвимости и беззащитности". Таким образом, "судьба" части группы "олицетворяет собой" судьбу всех остальных членов этой группы (см. § 101 настоящего Постановления).

23. В деле "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории" Международный суд ООН признал важность качественного критерия - роли конкретных лиц в группе. Однако Международный суд ООН постановил, что качественным критерием нельзя ограничиваться и что преимущественное значение следует придавать первому требованию - критерию значительности части группы (см. § 106 настоящего Постановления). В совсем недавно вынесенном решении по делу "Хорватия против Сербии" Международный суд ООН пришел к выводу, что при определении того, является ли намеченная к уничтожению часть охраняемой группы существенной по отношению ко всей этой группе, весомыми факторами, которые нужно принимать во внимание, являются количественный критерий, а также доказательства, касающиеся географического расположения и важности предположительно намеченной к уничтожению части группы, в том числе то, олицетворяет ли собой конкретная часть группы всю группу, и необходима ли она для выживания этой группы (см. § 108 настоящего Постановления).

24. Принимая во внимание приведенные выше соображения и обстоятельства настоящего дела, мы отмечаем, что при рассмотрении уголовных дел литовские суды не обсуждали прямо конкретный вопрос о том, являлись ли партизаны в Литве значительной частью национальной группы. Они называли партизан только "участниками сопротивления советской оккупационной власти" (см. § 31 настоящего Постановления). Однако Конституционный суд Литвы отметил, что в литовском законодательстве организованное вооруженное сопротивление советской оккупации признается самообороной "нации", а партизаны - лидерами политической и военной национально-освободительной борьбы. Кроме того, Конституционный суд сослался на "важность этой группы для всей соответствующей национальной группы" (см. § 63 постановления).

В связи с этим уместно напомнить, что представление о "борьбе участников движения сопротивления как выражении права нации на самооборону" было закреплено в законодательстве Литвы еще в апреле 1990 года, сразу же после заявления о том, что Литва вновь обрела независимость (см. § 66 настоящего Постановления). Кроме того, уместно напомнить, что литовское законодательство не относит к категории партизан ("воинов-добровольцев") тех, кто "входил в состав организационных структур вооруженного сопротивления [и] принес присягу", но, тем не менее, изменил ей, тех, кто "отдавал приказы об убийстве мирных жителей или сам убивал мирных жителей", и тех, кто "принимал участие в совершении преступлений против человечности и военных преступлений" (см. §§ 66 и 67 настоящего Постановления). Далее, в законодательстве Литвы партизаны признаюмтся "высшей политической властью" в "национальном" сопротивлении и выразителями "суверенной воли нации" (см. §§ 13 и 67 настоящего Постановления). Это подтвердили суды апелляционной и кассационной инстанций при рассмотрении уголовных и гражданских дел (см. §§ 39, 40 и 44 настоящего Постановления).

На наш взгляд, в основе решений литовских властей лежала допустимая оценка соответствующих обстоятельств дела, а сделанные ими выводы не были произвольными (см. mutatis mutandis* (* Mutatis mutandis (лат.) - с соответствующими изменениями (примеч. редактора).) Постановление Европейского Суда по делу "Шови и другие против Франции" (Chauvy and Others v. France), жалоба N 64915/01, § 69, ECHR 2004-VI, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Жданок против Латвии", жалоба N 58278/00, § 96, ECHR 2006-IV). Поэтому мы согласны с оценкой роли партизан Конституционным судом Литвы и допускаем, что ввиду своего "значимого" и "знакового" характера (см. решение Международного трибунала по бывшей Югославии по делу "Обвинитель против Крстича" и решение Международного суда ООН по делу "Хорватия против Сербии" в §§ 101 и 108 настоящего Постановления соответственно) литовские партизаны могут считаться значительной "частью" национальной группы. В связи с этим мы отмечаем вывод Конституционного суда, согласно которому "с учетом международного и исторического контекста следует отметить, что при квалификации действий в отношении участников сопротивления советской оккупации как политической группы нужно принимать во внимание значимость этой группы для всей соответствующей национальной группы (литовской нации), которая подпадает под определение геноцида согласно общепризнанным нормам международного права" (см. § 63 настоящего Постановления).

25. Кроме того, мы обращаем особое внимание на выражения, использующиеся в документах, на которые опирались литовские суды, в частности на то, что у МГБ было явное намерение "уничтожить" "националистические элементы" - "бандитов и националистическое подполье" (см. § 18 настоящего Постановления). Верховный суд Литвы пришел к выводу, что в деле заявителя были выполнены требования и к субъективной стороне геноцида, поскольку он знал о задаче властей СССР, которая заключалась в "уничтожении всех литовских партизан" (см. § 41 настоящего Постановления, in fine). Вследствие этого мы также допускаем, что литовские партизаны были намечены к уничтожению как определенная часть группы, а не как отдельные лица в ее составе (см. решение Международного трибунала по бывшей Югославии по делу "Обвинитель против Крстича" в § 99 настоящего Постановления).

26. Кроме того, мы отмечаем, что в 1940 году и в 1944-1953 годах были убиты около 20 000 литовских партизан. Население Литвы в то время составляло около 3 000 000 человек. Количество убитых партизан достаточно велико, но вместе с тем его нельзя считать особенно значительным в процентном соотношении с общей численностью всего населения Литвы. Однако мы не можем закрывать глаза на общий масштаб репрессий в Литве, в том числе заключение мирных жителей в тюрьмы и их массовые депортации. Особое внимание мы обращаем на то, что, как известно, советские репрессии затронули также семьи партизан и людей, предположительно с ними связанных, которых тоже сажали в тюрьмы, высылали и убивали. Для того чтобы истолковать положения Конвенции о геноциде в духе, согласующемся с ее целью (см. § 96 настоящего Постановления), комплекс мер, принятых в отношении охраняемой группы (в данном случае нации), следует рассматривать в совокупности. Власти Литвы утверждали, что в 1940 году и в 1944-1953 годах тысячи литовцев были брошены в тюрьмы, высланы или убиты, и заявитель этого не оспаривает (см. §§ 126 и 133 настоящего Постановления). От советских репрессий пострадал каждый пятый житель Литвы. Выше мы уже ссылались на решение Международного трибунала по бывшей Югославии по делу "Обвинитель против Крстича" и на решение Международного суда ООН по делу "Хорватия против Сербии" в том смысле, что в случаях, когда судьба части группы олицетворяет собой судьбу остальных членов данной группы, это может дать основания считать уничтоженную группу значительной и охватывающейся значением слова "частично", которое используется в статье II Конвенции о геноциде (см. §§ 101 и 108 настоящего Постановления и пункт 24 настоящего особого мнения).

27. Соответственно, принимая во внимание вышеизложенные факторы, мы приходим к выводу, что литовских партизан нужно считать значительной частью национальной группы, то есть группы, защищаемой статьей II Конвенции о геноциде. Поэтому мы считаем, что толкование Апелляционным судом Литвы, решение которого не было отменено Верховным судом Литвы, слова "частично", использующегося в статье II Конвенции о геноциде, соответствовало его пониманию в международном праве с учетом особенностей социального и политического контекста, существовавшего в Литве в период времени, фигурирующий по делу.

Остается установить, мог ли заявитель предвидеть подобное толкование статьи II Конвенции о геноциде в 1953 году.

Предсказуемость вынесенного заявителю обвинительного приговора

28. Литовские суды установили, что действия заявителя содержали в себе основные признаки состава преступления, в частности, объективной и субъективной стороны преступления. Они назвали заявителя представителем репрессивных органов СССР, цель которых заключалась в подавлении всех форм национального сопротивления и истреблении всех партизан как отдельной группы. Из документов, на основании которых прокурор предъявил заявителю обвинение в геноциде, следует, что в 1950-1952 годах заявитель учился в специальной школе МГБ для молодых сотрудников этой организации (см. § 17 настоящего Постановления, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии", жалоба N 37201/97, §§ 71 и 74, ECHR 2001-II (извлечения)). В 1952 году заявитель являлся оперативным сотрудником Шакяйского районного отдела МГБ. Кроме того, личность заявителя характеризуется тем, что он был политически грамотен и добивался хороших результатов в работе (см. §§ 20 и 21 настоящего Постановления).

29. Согласно протоколам собраний Шакяйского районного отдела МГБ 1953 года МГБ следовало указаниям Центрального комитета СССР и МГБ СССР о том, что "бандитов и националистическое подполье", "бандитов, их пособников и связных" нужно уничтожить (см. § 18 настоящего Постановления). Некоторые из этих высказываний о "борьбе с националистическим подпольем" были сделаны самим заявителем (см. § 19 настоящего Постановления). Эти высказывания очень напоминают те, которые Европейский Суд рассматривал в деле по жалобе против Германии, где речь шла о приказах защищать Берлинскую стену, арестовывать "нарушителей границы" или "уничтожать" их (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии", §§ 64 и 65). В деле "Обвинитель против Камуханды" Международный трибунал по Руанде также высказал мнение, что обнаружение явных указаний на намерения преступников может представлять определенные сложности. В этих обстоятельствах Международный трибунал по Руанде пришел к выводу, что о намерениях преступников могут достаточно убедительно свидетельствовать их действия, в том числе косвенные доказательства. По мнению Международного трибунала по Руанде, указывать на намерения преступников могут "[такие доказательства, как физическое посягательство на группу или ее имущество, употребление оскорбительных выражений по отношению к членам такой группы, использованное оружие и тяжесть причиненных телесных повреждений, методичность планирования и систематический характер убийств" (см. решение Международного трибунала по Руанде по делу N ICTR-95-54A-T по делу "Обвинитель против Жана де Дьё Камуханды" (Prosecutor v. Jean de Dieu Kamuhanda) от 22 января 2004 г., § 625).

На основании представленных прокурором доказательств суды апелляционной и кассационной инстанций установили, что у заявителя был прямой умысел на истребление литовских партизан как части населения Литвы. Как отметил Верховный суд Литвы, заявитель понимал, что в ходе операции 2 января 1953 г. братья-партизаны J.A. и A.A. будут убиты или задержаны, а затем подвергнутся пыткам, и что их будут судить как "изменников Родине" и, возможно, приговорят к смерти, и хотел этого (см. §§ 29, 35 и 41 настоящего Постановления, in fine, соответственно).

Иными словами, литовские суды установили, что убийство двух братьев было частью государственной политики по истреблению литовских партизан и других социальных групп, являвшихся частью литовской нации, и что у заявителя было конкретное намерение убить братьев для реализации этого преступного плана. Суды Литвы также установили, что это конкретное убийство было спланировано и осуществлено заявителем именно в данном контексте. Он был не просто второстепенным исполнителем, а высокопоставленным оперативным сотрудником МГБ, а впоследствии КГБ, дослужившимся до звания подполковника. Он являлся не просто соучастником, а главным преступником, тщательно подготовившим убийство и осуществившим его. Он даже извлек из этого убийства финансовую и политическую выгоду, поскольку за совершенный им "геройский" поступок ему выплатили довольно большую премию, а сразу же после убийства его приняли в ряды Коммунистической партии Советского Союза.

30. Что касается того, можно ли было с достаточными основаниями предвидеть вынесение заявителю обвинительного приговора, мы не уверены, что заявитель не мог знать об опасности предъявления ему обвинения в геноциде и признания его виновным в совершении этого преступления. В деле "Йоргич против Германии" (Постановление Европейского Суда от 12 июля 2007 г., жалоба N 74613/01) Европейский Суд столкнулся с двумя возможными вариантами толкования термина "уничтожить" в определении преступления геноцида. Европейский Суд рассмотрел вопрос о соответствии вынесенного заявителю обвинительного приговора требованиям статьи 7 Конвенции исходя из более широкого толкования этого слова. Европейский Суд отметил, что, хотя одни источники (международные организации, внутригосударственные и международные суды, а также ученые и писатели) отдают предпочтение более широкому толкованию преступления геноцида на момент совершения спорных действий, другие - более узкому. Заявитель Йоргич, в случае необходимости прибегнув к помощи юриста, мог с достаточными основаниями предвидеть, что в его деле будет использовано более широкое толкование, а значит, что ему может быть предъявлено обвинение в геноциде и вынесен в связи с этим обвинительный приговор. Если бы в 1953 году заявитель по настоящему делу обратился за консультацией к независимому юристу, указав при этом, что он является оперативным сотрудником МГБ, которое сознательно задавалось целью уничтожить участников националистического подполья ("партизан") (см. § 18 настоящего Постановления), то есть ту часть литовской нации, которая оказала наиболее ожесточенное сопротивление, попытавшись воспрепятствовать ее уничтожению советскими войсками, ему, вероятно, сказали бы, что его действия соответствуют основным признакам преступления геноцида, предусмотренным в то время международным правом.

Учитывая выдающуюся роль, которую играли партизаны, и их знаковую и реальную значимость для литовской нации в конкретных обстоятельствах того времени, мы считаем вероятным, что заявитель мог предвидеть опасность предъявления ему обвинения в геноциде и вынесения ему обвинительного приговора за это преступление в связи с имевшимся у него намерением уничтожить значительную "часть" литовской нации (при том, что нация является группой, охраняемой Конвенцией о геноциде 1948 года) в рамках осуществления тоталитарной политики СССР. Этим выводом мы подтверждаем принцип, сформулированный в деле "Йоргич против Германии", согласно которому толкование содержания преступления, соответствующее характеру этого преступления, "нужно, как правило, считать предсказуемым" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии", § 109).

31. Кроме того, мы отмечаем, что заявитель был привлечен к ответственности за свои действия не по Уголовному кодексу РСФСР, который начал действовать в Литве сразу же после того, как она была аннексирована и включена в состав СССР, и не по Уголовному кодексу Литовской ССР, хотя и тот, и другой кодексы предусматривали уголовную ответственность за причинение смерти (см. §§ 71 и 72 настоящего Постановления). Довод властей Литвы о том, что истребление литовских партизан как группы было частью политики и правоприменительной практики СССР, которые наложились на действующие в то время нормы писаного права, не лишен оснований (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии", жалобы NN 34044/96, 35532/97 и 44801/98, §§ 67 и 68, ECHR 2001-II). Тем не менее заявитель не может оправдывать свое участие в истреблении литовских партизан тем, что в СССР сложилась соответствующая правоприменительная практика. Согласно общим принципам права подсудимые не могут оправдывать свои действия или бездействие, за которые им был вынесен обвинительный приговор, ссылкой на то, что они фактически имели место и потому вошли в обиход (см. там же, § 74). Как постановил Европейский Суд, даже простой солдат не может в полной мере слепо подчиняться приказам, грубо нарушающим не только внутригосударственное законодательство (см. § 71 настоящего Постановления), но и признанные международным сообществом права человека, в особенности право на жизнь - высшую ценность в международной иерархии прав человека (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии", § 75).

32. В своих представлениях в Европейский Суд заявитель также выразил сомнение в том, можно ли считать, что братья J.A. и A.A. подпадали под защиту статьи II Конвенции о геноциде, если учесть, что они были воинами-добровольцами в составе вооруженного сопротивления - общенационального движения, имеющего политическую и военную организацию.

33. По этому вопросу мы отмечаем, что согласно статье I Конвенции о геноциде геноцид является преступлением, которое нарушает нормы международного права независимо от того, совершается ли он в мирное или военное время. Можно также отметить, что присутствие активных участников конфликта, в том числе в случаях, когда потерпевшие взяли в руки оружие, не препятствовало международным судам считать их убийство преступлением против человечности (см. решение Международного трибунала по бывшей Югославии по делу "Обвинитель против Купрешкича и других" в § 111 настоящего Постановления, а также mutatis mutandis решение Международного суда ООН по делу "Хорватия против Сербии" в § 108 настоящего Постановления). Это тем более справедливо, когда речь идет о преступлении геноцида. В связи с этим мы отмечаем, что согласно статье II Конвенции о геноциде под геноцидом понимается преступление, направленное не только против мирных жителей. На наш взгляд, трактовка Конвенции о геноциде, позволяющая не применять ее к тем, кто взял в руки оружие, чтобы защищать себя, не соответствует основополагающей цели этой Конвенции.

34. Далее мы напоминаем вывод Конституционного суда Литвы о том, что власти СССР считали литовских партизан повстанцами, поставившими себя вне закона. В советское время за ними никогда не признавался статус комбатантов или военнопленных. Наоборот, как отметил Конституционный суд, власти СССР, в том числе управление МГБ, в котором служил заявитель, называли литовских партизан "бандитами", "террористами" и "буржуазными националистами". Создавались специальные "истребительные" отряды, которые использовались в борьбе с литовскими партизанами и их сторонниками (см. §§ 18, 19 и 63 настоящего Постановления).

35. Соответственно, тот факт, что братья J.A. и A.A. были вооруженными партизанами, намеченными к уничтожению из-за их принадлежности к охраняемой группе (нации) и роли, которую они там играли, не является препятствием для предъявления заявителю обвинения в геноциде (в качестве примера противоположной ситуации см. mutatis mutandis Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Корбели против Венгрии" (Korbely v. Hungary), жалоба N 9174/02, §§ 86-94, ECHR 2008).

Вывод

36. С учетом вышеизложенных соображений мы считаем, что в общем контексте масштабных и систематических действий, направленных против жителей Литвы, если рассматривать операцию по поимке и (или) убийству братьев-партизан J.A. и A.A. 2 января 1953 г. во взаимосвязи с операциями по уничтожению литовских партизан как значительной части нации, которые проводились властями СССР в 1944-1953 годах с намерением уничтожить структуру литовской нации, участие в ней заявителя можно с достаточными основаниями считать преступлением геноцида согласно определению, содержащемуся в статье II Конвенции о геноциде. Следовательно, в период, относящийся к обстоятельствам дела, заявитель мог с достаточными основаниями предвидеть такое толкование этой Конвенции литовскими судами. Принимая во внимание сказанное, мы приходим к убеждению, что условия, необходимые для вынесения заявителю обвинительного приговора за преступление геноцида, были в настоящем деле соблюдены. Также мы напоминаем о выводе Международного суда ООН, согласно которому, "если эти условия выполняются, закон не должен стесняться называть совершенное преступление его настоящим именем" (см. § 112 настоящего Постановления).

37. Соответственно, с учетом вывода, сделанного в предыдущем абзаце, мы считаем необязательным рассматривать вопрос о том, опирался ли вынесенный заявителю обвинительный приговор на нормы международного обычного права, как утверждают власти Литвы.

38. Мы приходим к выводу, что вынесенный заявителю обвинительный приговор за геноцид не являлся нарушением пункта 1 статьи 7 Конвенции. Наконец, поскольку требования пункта 1 статьи 7 Конвенции были соблюдены, дело необязательно рассматривать с точки зрения пункта 2 статьи 7 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 246).

39. Наши расхождения с большинством судей касаются не фактов в том виде, в каком они были установлены, а их толкования. Большинство судей тоже допускают, что заявитель на самом деле совершил действия, в связи с которыми ему было предъявлено обвинение и был вынесен обвинительный приговор. Многие годы находясь под защитой оккупационного режима, заявитель мог питать надежду, что его поступки так и останутся безнаказанными. Какое-то время казалось, что прекращение оккупации Литвы положило конец этим надеждам. Теперь же Постановление Европейского Суда по настоящему делу вновь их воскрешает, и об этом можно только пожалеть.

Особое мнение судьи Инеты Зиемеле

1. Я не согласна с позицией большинства судей по настоящему делу как в части выводов, сделанных в Постановлении, так и в части рассуждений, на которые эти выводы опираются. Я во многом разделяю точку зрения судей М. Филлигера, Э. Пауэр-Форд, П. Пинту де Альбукерке и Э. Куриса, изложенную в их особом мнении. На мой взгляд, для целей настоящего дела мы не должны забывать о том, при каких обстоятельствах в международном праве появился запрет геноцида. Я приведу краткий обзор соответствующих моментов. Столь же важно понимать исторический контекст, в котором имели место операции по истреблению литовских национальных партизан. Наконец, я прокомментирую роль, которую играет в таких делах Европейский Суд.

Запрет геноцида

2. По словам Рафаэля Лемкина (которые приводятся в статье: J. Vervliet. Raphael Lemkin (1900-1959) and the Genocide Convention of 1948. Brief Biographical and Bibliographical Notes / H.G. van der Wilt et al. (ed.) // The Genocide Convention. The Legacy of 60 Years. Martinus Nijhoff Publishers, 2012. Р. XXVII):

"Геноцид затрагивает национальную группу как единую общность, а образующие его действия затрагивают частных лиц не в личном качестве, а как членов национальной группы". "Геноцид имеет две стадии: на одной происходит уничтожение национальной организации угнетаемой группы, а на другой - навязывание ей национальной организации угнетающей группы. Это навязывание, в свою очередь, может касаться угнетаемого населения, которому разрешают остаться на прежнем месте, или только территории после того, как оттуда изгнали население, а представители угнетающей группы колонизировали ее".

3. Уильям Шабас отмечал, что Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 года (далее - Конвенция 1948 года) содержит широко признанное определение геноцида, но ее положения трактуются по-разному. Во многих странах законодатель ввел свое собственное понимание этого термина. "В результате, даже с юридической точки зрения, можно говорить о множестве определений или толкований понятия геноцида" (см.: W. Schabas. Genocide and Crimes against Humanity: Clarifying the Relationship, в упоминавшейся выше работе Van der Wilt, р. 4). Действительно, эти реалии нашли отражение и в прецедентной практике самого Европейского Суда, в частности, в Постановлении Большой Палаты по делу "Йоргич против Германии" (жалоба N 74613/01, ECHR 2007-III). В этом деле немецкие суды приняли более широкое определение актов геноцида. Международный трибунал по бывшей Югославии в решении по делу Брджянина заявил, что "ясного определения групп не дается ни в Конвенции о геноциде, ни где-либо еще" (см. решение Международного трибунала по бывшей Югославии по делу N ICTY-99-36 "Обвинитель против Брджянина" (Prosecutor v. Branin) от 1 сентября 2004 г., T Ch II, § 682).

4. Для сохранения ясности рассуждений важно не смешивать различные элементы процесса разработки Конвенции 1948 года. Во-первых, нужно напомнить, что Конвенция 1948 года была принята в ответ на Нюрнбергский процесс и на ограничения, которыми он сопровождался, когда преступления против человечности связывались с военным временем (см. Резолюцию 96 (I), ссылающуюся на акты геноцида, которые совершались в прошлом; см. также: K. Inkusa. Mass Deportations of 1949 in Latvia as a Crime against Humanity // Балтийский ежегодник международного права [Baltic Yearbook of International Law]. Выпуск N 9. 2009. С. 83). Такую ситуацию необходимо было изменить, поскольку самые отвратительные преступления могут совершаться и в мирное время в отношении собственного населения страны. Это и было задачей Конвенции, которая запретила геноцид. Во-вторых, все споры по поводу определения геноцида - это отдельный вопрос, который продолжает обсуждаться и разрабатываться международными и внутригосударственными судами. Несмотря на множество проблем, связанных с определением геноцида, слова Р. Лемкина, приведенные выше (в пункте 2 настоящего особого мнения), передают самую суть этого преступления. Определение геноцида, принятое в Конвенции 1948 года, которая запрещает определенные действия, совершаемые с "намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную_ группу", не ограничивает приведенное Лемкиным описание характера геноцида (см. пункт 2 настоящего особого мнения) и не противоречит ему.

5. Каждому, кто интересовался историей разработки Конвенции 1948 года, очевидно, как выразился Мэтью Липпман, что "у супердержав был общий интерес в том, чтобы ограничить международную и универсальную юрисдикцию в отношении геноцида_ Оба государства (Советский Союз и Соединенные Штаты Америки) также активно не хотели распространять предусмотренную Конвенцией [1948 года] защиту на политические группы" (см.: M. Lippman. The Drafting and Development of the 1948 Convention on Genocide and the Politics of International Law // в указанной выше работе: H.G. van der Wilt, р. 19-20). Действительно, наибольшее сопротивление у государств вызывал вопрос о подсудности преступления геноцида. В настоящем деле данный вопрос не поднимается. Кроме того, много споров вызывает вопрос о том, включать ли в перечень охраняемых групп политические группы. История разработки Конвенции 1948 года дает на этот вопрос отрицательный ответ, и в настоящем деле это важно, но не имеет решающего значения.

6. В настоящем деле, очевидно, нужно учитывать судебные решения, касающиеся геноцида, в которых разъясняется сфера применения Конвенции 1948 год Действительно, Международный суд ООН (далее - МС ООН) и военные трибуналы вынесли ряд важных решений по этому поводу. В решении по существу дела "Хорватия против Сербии" от 3 февраля 2015 г. МС ООН, напомнив факторы, которые имеют значение при толковании Конвенции 1948 года, подтвердил следующее (в § 139 решения МС ООН):

"В Преамбуле к Конвенции о геноциде подчеркивается, что "геноцид приносил большие потери человечеству" и что Договаривающиеся стороны поставили перед собой цель "избавить человечество от этого отвратительного бедствия". Как Суд отметил в 1951 году и напомнил в 2007 году (курсив мой. - И.З.), Конвенция направлена на защиту "самого существования определенных человеческих групп" (Консультативное заключение по делу об оговорках к Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него // Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 1951 год. С. 23; решение по делу о применении Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него ("Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории") // Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2007 год (I). С. 125, § 194). Суд напоминает: в 2007 году он пришел к выводу, что намерение уничтожить национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую является характерным признаком геноцида и отличает его от других похожих преступлений, таких как преступления против человечности и преследование (Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2007 год (I). С. 121-122, § 187-188). Поскольку при совершении геноцида намерение преступника заключается именно в том, чтобы уничтожить группу, полностью или частично, Суд считает, что такое намерение сложно установить на основании отдельных не связанных между собой деяний. По мнению Суда, в отсутствие прямых улик должны существовать доказательства совершения действий такого масштаба, который указывает на намерение не просто уничтожить отдельных лиц из-за их принадлежности к той или иной группе, но и уничтожить саму эту группу полностью или частично".

7. Далее в § 142 решения по делу "Хорватия против Сербии" МС ООН пояснил:

"Суд напоминает, что уничтожение группы "частично" по смыслу положений статьи II Конвенции следует рассматривать с учетом ряда критериев. В связи с этим Суд в 2007 году пришел к выводу, что "должно существовать намерение уничтожить как минимум значительную часть какой-либо конкретной группы" (Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2007 год (I). С. 126, § 198) и что этот критерий имеет "определяющее" значение (там же, с. 127, § 201). Далее Суд отмечает: "широко признано, что вывод о совершении геноцида может быть сделан, когда намерение заключается в уничтожении группы в районе, имеющем конкретные географические границы" (там же, с. 126, § 199), и, соответственно, "[н]ужно учитывать границы района, в котором действует преступник и который он контролирует" (там же). Кроме того, следует принимать во внимание роль предположительно намеченной к уничтожению части группы в группе в целом. По поводу этого критерия Апелляционная камера Международного трибунала по бывшей Югославии в решении по делу Крстича уточнила: "[е]сли какая-либо конкретная часть группы олицетворяет собой всю группу или необходима для ее выживания, это может служить подтверждением вывода о том, что такая часть является значительной по смыслу положений статьи 4 [Устава Международного трибунала по бывшей Югославии, пункт 2 которой по сути повторяет формулировки статьи II Конвенции о геноциде 1948 года]" (решение по делу N IT-98-33-A от 19 апреля 2004 г., § 12 (сноски опущены), цит. по: Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2007 год (I). С. 127, § 200)".

8. На этом МС ООН не остановился, пояснив следующее:

"В 2007 году Суд постановил, что эти факторы нужно рассматривать в каждом отдельно взятом деле (там же, с. 127, § 201). Следовательно, при определении того, является ли предположительно намеченная к уничтожению часть охраняемой группы существенной по отношению ко всей этой группе, Суд будет принимать во внимание количественный критерий, а также доказательства, касающиеся географического расположения и важности предположительно намеченной к уничтожению части группы" (там же).

9. В решении 2007 года по делу "Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории" (цит. по: Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports) за 2007 год (I). С. 196-197, § 373) МС ООН указал:

"нужно, чтобы dolus specialis, конкретное намерение уничтожить группу полностью или частично, было убедительно доказано со ссылкой на определенные обстоятельства, если только нельзя убедительно доказать существование общего плана для достижения этой цели. Для признания того, что та или иная линия поведения является доказательством его существования, она должна иметь такой характер, который мог бы указывать только на существование такого намерения".

10. Несмотря на то, что эти решения касаются событий, произошедших после убийства двух литовских партизан при реализации политики СССР по подавлению литовского национального сопротивления, толкование Конвенции 1948 года МС ООН не является революционным. Напротив, МС ООН очень тщательно изучил намерения составителей Конвенции, возникшие до событий в Литве. Он заявил, что дал ответ на определенные принципиальные вопросы в 1951 году и "напомнил" об этом в 2007 году. МС ООН истолковал статью II Конвенции, которая была принята в 1948 году. Я считаю, что решения МС ООН являются авторитетным источником, на который должен опираться Европейский Суд в вопросах, касающихся понимания сферы действия и содержания соответствующих понятий, содержащихся в статье II Конвенции 1948 года.

Уничтожение литовских национальных партизан

11. В настоящем деле важнейшее значение имеет понимание исторического контекста, в котором велась война между литовскими национальными партизанами и Советской армией по окончании войны между Советским Союзом и нацистской Германией на территории Литвы и двух других стран Балтии. Конечно, об этом эпизоде европейской истории написано не так уж много. Однако принцип надлежащего отправления правосудия требует организовать рассмотрение дела таким образом, чтобы Европейский Суд знал обо всех важных обстоятельствах. По-видимому, это особенно справедливо в деле, где Европейский Суд должен учитывать dolus specialis, которое, как пояснил МС ООН, в некоторых случаях, при отсутствии указаний на существование четкого плана, может зависеть от "намерения совершить геноцид, установленного по косвенным признаком путем логических рассуждений" (см. упоминавшееся выше решение МС ООН по делу "Хорватия против Сербии", § 148).

12. Уничтожение литовских, эстонских и латышских национальных партизан было ключевой и приоритетной задачей советского оккупационного режима для достижения, как они считали, полного и окончательного присоединения стран Балтии. В пропагандистских целях власти СССР называли национальных партизан вооруженными преступниками или бандитами и объясняли действия СССР по их истреблению реакцией на незаконное использование преступниками оружия. С точки зрения властей СССР, речь шла не о национальном сопротивлении, а о противодействии бандам в более широком контексте идеологической борьбы.

13. В истории стран Балтии сопротивление, возглавляемое национальными партизанами, было самым продолжительным конфликтом (длившимся примерно с 1944 по 1956 год) с рекордным количеством бойцов и их сторонников. Ввиду состояния международной политики после Второй мировой войны сопротивление стран Балтии не получало поддержки из-за рубежа. Целью сопротивления была борьба за независимость и выживание народов, которые только что пережили высылки в СССР в 1941 году, оккупацию нацистами и незаконное возвращение советской власти, сопровождавшееся новой волной массовых депортаций (см. Решение Европейского Суда по делам "Николай Ларионов против Латвии" (Nikolajs Larionovs v. Latvia) и "Николай Тесс против Латвии" (Nikolay Tess v. Latvia) от 25 ноября 2014 г., жалобы NN 45520/04 и 19363/05). В то же время эта война не имела шансов на успех, а значит, была тем более необходима для поддержания национального духа. Конституционный суд Литвы правильно охарактеризовал цель и характер сопротивления (см. § 63 настоящего Постановления). Интересно также отметить, что МГБ - Министерство государственной безопасности, где служил заявитель, ссылалось на борьбу с бандитами и "националистическим подпольем". Уничтожить литовский национализм было необходимо для подчинения жителей Литвы советскому режиму и его идеологии. Как утверждают власти Литвы, "были убиты около 20 200 партизан, 142 000 человек было отправлено в концентрационные лагеря, а 118 000 человек было выслано из страны". Так, согласно документам из архивов Латвии за 1944-1956 годы советские карательные органы "уничтожили 961 вооруженную бандитскую группу и задержали или убили 10 720 бандитов" (см.: "Информационный бюллетень" [Information Note] от 8 января 1957 г., КГБ Латвийской ССР, в: H. Strods (ed.). Latvijas nacionalo partizanu kars. Dokumenti un materiali 1944-1956. Riga, 1999. Р. 587).

14. Действительно, намерение уничтожить эту часть литовской нации подтверждается многочисленными документами из соответствующих архивов. Если посмотреть на цифры, то становится очевидным, что для небольших наций они весьма существенны. Если рассматривать категории литовцев, ставших жертвами советского режима, о чем говорили власти Литвы в пункте 29 своих представлений, можно сделать вывод, что они являлись хребтом литовской нации. Мы напоминаем замечание Р. Лемкина о том, что суть геноцида заключается в уничтожении национальной организации* (* Здесь и далее текст выделен авторами особых мнений (примеч. редактора).) угнетаемой группы и в навязывании ей национальной организации другой группы (см. пункт 2 настоящего особого мнения). Решения МС ООН не предполагают иного толкования геноцида.

Политические группы

15. Европейский Суд потратил много времени на рассуждения по вопросу о том, включает ли в себя определение геноцида, содержащееся в Конвенции 1948 года, политические группы. Ответ, данный в § 175 настоящего Постановления, в принципе верен. Однако в действительности перед Европейским Судом стоял вопрос о том, являлись ли национальные партизаны, с точки зрения их роли и количества, группой, дальнейшее существование которой являлось необходимым условием выживания литовской нации. Другими словами, нужно было, чтобы Европейский Суд мог провести различие между, с одной стороны, выдающейся частью национальной группы, намеченной к уничтожению по политическим, социальным или, в любом случае, дискриминационным соображениям, а с другой стороны, политической группой в собственном смысле слова. Если обратиться к истории запрета геноцида, нет оснований исключать из его состава намерение уничтожить какую-либо (национальную) группу по политическим или иным дискриминационным соображениям. К сожалению, Европейский Суд не рассмотрел данный вопрос, имеющий ключевое значение для дела.

16. Выше я отмечала, что МС ООН, в компетенцию которого входит толкование Конвенции 1948 года, воспользовался этой возможностью, изучив подготовительные материалы к ней. МС ООН исследует содержание понятия геноцида в том значении, которое ему придавалось в момент принятия Конвенции в 1948 году. Действительно, МС ООН представилась такая возможность несколько десятков лет спустя, зато теперь мы располагаем авторитетным толкованием Конвенции 1948 года, которое можно было бы применить и несколькими десятилетиями раньше. МС ООН не упомянул о том, что он прибег к эволютивному толкованию, приняв во внимание последующие события (в качестве примера противоположной ситуации см. Консультативное заключение МС ООН по делу о правовых последствиях для государств продолжающегося присутствия Южно-Африканской Республики в Намибии (Юго-Западной Африке) вопреки Резолюции Совета Безопасности ООН N 296 (1970) // Сборник решений Международного суда ООН (I.C.J. Reports). С. 19, § 53). Напротив, к доказательствам актов геноцида по-прежнему применяются строгие требования. Настоящее дело, однако, показывает, что у Европейского Суда продолжают возникать проблемы с применением права во времени (см. мое совпадающее мнение, приложенное к Постановлению Большой Палаты Европейского Суда по делу "О'Киф против Ирландии" (O'Keeffe v. Ireland), жалоба N 35810/09, ECHR 2014 (извлечения)).

17. По мнению Европейского Суда, в 1953 году можно было предвидеть, что геноцид требовал уничтожения значимой группы или существования намерения ее уничтожить, но при этом не пояснялось, что нужно учитывать не только количественный, но и качественный критерий, то есть важность намеченной к уничтожению группы (см. § 177 настоящего Постановления), который был сформулирован только в последующих судебных решениях (см. заголовок соответствующей части Постановления). Наряду с прочими решениями международных судов Европейский Суд принял во внимание два ведущих решения МС ООН по вопросу о толковании слова "частично" в Конвенции 1948 года (см. § 105 настоящего Постановления). Ясно, однако, что эти решения нельзя воспринимать отдельно друг от друга, в особенности потому, что решение по делу "Хорватия против Сербии" ссылается на решение 2007 года и вносит дополнительные уточнения в позицию МС ООН (см. пункты 6-7 настоящего особого мнения). У меня есть серьезные сомнения в том, соответствуют ли выводы, к которым Европейский Суд пришел в §§ 176-177 настоящего Постановления, толкованию слова "частично" МС ООН, которое явно имеет больше нюансов. Как пояснялось выше, нельзя считать, что соответствующие решения МС ООН свидетельствуют о новом толковании Конвенции 1948 года. В противном случае Европейскому Суду нужно было более тщательно изучить правовые позиции, существовавшие на момент принятия Конвенции о геноциде, как он это сделал в деле "Кононов против Латвии" (Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia), жалоба N 36376/04, ECHR 2010).

Критерии, предусмотренные статьей 7 Конвенции

18. В параграфе 198 упоминавшегося выше Постановления по делу "Кононов против Латвии" Большая Палата Европейского Суда напомнила:

"_контрольные полномочия Европейского Суда должны быть шире, когда само конвенционное право, в данном случае статья 7 Конвенции, требует, чтобы в основе осуждения заявителя и назначения ему наказания лежали соответствующие правовые основания. Согласно пункту 1 статьи 7 Конвенции Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, имелись ли в тот период времени, о котором идет речь в деле, правовые основания для вынесения заявителю обвинительного приговора. В частности, Европейский Суд должен убедиться в том, что результат, достигнутый соответствующими национальными судами_ отвечает требованиям статьи 7 Конвенции, даже если ход рассуждений Европейского Суда и его юридический подход отличаются от решений соответствующих национальных судов. Если у Европейского Суда будет меньше контрольных полномочий, это лишит статью 7 Конвенции всякого смысла".

Затем Европейский Суд рассмотрел вопрос о том, "имелись ли [в период, относящийся к обстоятельствам дела], достаточно четкие правовые основания конкретных_ преступлений" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 199* (* Точная цитата взята из § 214 упомянутого Постановления (примеч. редактора).)).

19. В Постановлении по делу "Кононов против Латвии" (§ 241) Большая Палата Европейского Суда отметила, что:

"_власти государства-правопреемника* (* По-видимому, Европейский Суд использует здесь описательный, а не юридический термин, поскольку Латвия не являлась государством - правопреемником СССР, учитывая, что незаконное применение силы не отразилось на ее международной правосубъектности (примеч. автора особого мнения И.З.).) могут начать уголовное преследование лиц, совершивших преступления при прежнем режиме, и это будет и разумно, и предсказуемо. При этом суды данного государства нельзя упрекать в том, что они осуществляют применение и толкование норм права, которые действовали в соответствующий период времени при прежнем режиме, но в свете норм, лежащих в основе всякого правового государства, и с учетом базовых принципов, на которых строится конвенционный механизм защиты прав человека. Это особенно справедливо, когда поднимающиеся по делу вопросы касаются права на жизнь - высшей ценности в системе Конвенции и в международной иерархии прав человека, поскольку согласно Конвенции у государств-участников есть первоочередное обязательство защищать его. Так же как из законов и обычаев войны вытекает обязательство государства осуществлять уголовное преследование тех, кто их нарушает, статья 2 Конвенции обязывает государства принимать соответствующие меры по защите жизни тех, кто находится под их юрисдикцией, и устанавливает, что они в первую очередь обязаны обеспечить право на жизнь путем принятия эффективных уголовно-правовых норм, направленных на предотвращение преступлений, которые создают угрозу для жизни (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии", §§ 72 и 79-86, а также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K.-H.W. против Германии", §§ 66 и 82-89). Для целей настоящего дела достаточно отметить, что указанные выше принципы применимы к смене режима такого рода, которое имело место в Латвии после того, как она заявила о своей независимости в 1990 году и в 1991 году (см. §§ 27-29 и 210 настоящего Постановления)_".

20. С учетом изложенных выше принципов, сформулированных в Постановлении Большой Палаты по делу "Кононов против Латвии", остаются неясными заявления, сделанные Европейским Судом в §§ 165-166 Постановления по настоящему делу, когда он счел очевидным, что в основе вынесенного заявителю обвинительного приговора лежали правовые нормы, не действовавшие в 1953 году, и что этим нормам была придана обратная сила. Понятно, что законодательство Литвы 1992 года или 2004 года не действовало на территории этой страны в 1953 году по той простой причине, что Литва тогда была оккупирована иностранной державой. Принцип, которому Европейский Суд следовал в аналогичных делах в отношении Германии и Латвии, заключается в том, что разбирательство по уголовному делу, возбужденному после смены режима по факту преступлений, совершенных при прежнем режиме, в принципе соответствует Конвенции при условии соблюдения требований статьи 7 Конвенции. Критерий, который предусматривает статья 7 Конвенции в делах, касающихся смены политического режима или ситуации, когда на какой-то территории суверенитет вместо одного государства начинает осуществлять другое государство, не является негативным. Иными словами, нарушение статьи 7 Конвенции имеет место, когда государство начинает преследование на основании новых законов, так как формально законы действительно новые, если только это нарушение не исключается ввиду каких-то особых обстоятельств. Судьи Х. Розакис, Ф. Тюлькенс, Д. Шпильманн и С.-Э. Йебенс очень точно сформулировали этот принцип в своем совпадающем мнении, приложенном к упоминавшемуся выше Постановлению Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии": "Следовательно, нельзя говорить о придании обратной силы материально-правовым нормам, когда человеку, пусть даже и с опозданием, выносится обвинительный приговор на основании положений, действовавших на момент совершения этого деяния". Определение того, были ли соблюдены требования статьи 7 Конвенции или нет, начинается с вопроса о том, какими нормами внутригосударственного или международного права регламентировались расследуемые деяния в момент их совершения. Оно не начинается с заявления о придании правовым нормам обратной силы, потому что соответствующие правовые нормы явно были приняты после событий, о которых идет речь в деле.

21. Далее важно иметь в виду, что в предыдущих делах, в которых шла речь о нормах, применимых к международным преступлениям, Европейский Суд сформулировал принцип, согласно которому преступления должны быть определены в законе с достаточной степенью доступности и предсказуемости.

22. В конце концов Европейский Суд в настоящем деле счел, что доводов, приведенных судами Литвы, недостаточно, чтобы "определить, на каком основании литовские суды пришли к выводу, что в 1953 году литовские партизаны являлись значительной частью национальной группы". Интересно, что Европейский Суд сам поставил под сомнение свой собственный ограничительный подход к толкованию слова "частично" (см. пункт 17 настоящего особого мнения). Европейский Суд допустил, что "довод заявителя, согласно которому его действия и действия МГБ были направлены на уничтожение партизан как отдельной и четко идентифицируемой группы, характеризующейся вооруженным сопротивлением советской власти, имеет под собой некоторые основания" (см. § 182 настоящего Постановления). Эта позиция Европейского Суда особенно поразительна. Означает ли это, что Европейский Суд считает допустимыми произвольные убийства комбатантов, если считать партизан комбатантами, или что он считает допустимыми внесудебные убийства? В деле "Кононов против Латвии" Европейский Суд, сославшись на длинный список своих постановлений, указал на принцип осмотрительности в делах, касающихся статьи 2 Конвенции. С учетом контекста и масштабности актов истребления народов стран Балтии советскими карательными органами после Второй мировой войны, несомненно, возможны были расследования преступлений против человечности или геноцида и привлечение к ответственности за соответствующие деяния (применительно к событиям в Литве см. § 62 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах особенно странно обнаружить, что Европейский Суд придает значение доводу, согласно которому в условиях политической конфронтации не было ничего необычного в произвольном убийстве тех, кто сопротивлялся советской власти.

23. А теперь обратимся к доводам литовских судов, которые, по мнению большинства судей, не соответствовали требованиям статьи 7 Конвенции. Апелляционный суд Литвы, который был вправе вынести окончательное решение по обстоятельствам дела, заявил, что включение литовских партизан судом первой инстанции в состав только "политической" группы было относительным и неточным. Апелляционный суд установил, что в связи с массовыми репрессиями в отношении литовской нации "литовских партизан можно было отнести не только к политической, но и к национальной и этнической группе, то есть к тем группам, которые указаны в Конвенции о геноциде" (см. § 36 настоящего Постановления). Верховный суд Литвы, в компетенцию которого не входило установление обстоятельств дела, оставил в силе выводы Апелляционного суда относительно толкования статьи 99 Уголовного кодекса Литвы и ее применения к обстоятельствам дела. Далее он более подробно объяснил историю разработки статьи 99 и скорректировал ее толкование. Он постановил, что эту статью нужно трактовать с учетом положений Закона от 9 апреля 1992 г. "Об ответственности за геноцид жителей Литвы", который заимствовал определение геноцида из Конвенции 1948 года. А главное, Верховный суд пояснил, что явное добавление в статью 99 социальных и политических групп не было направлено на расширение определения геноцида, содержащегося в Законе 1992 года (см. § 38 настоящего Постановления). Такое изменение законодательства вполне объяснимо, если учесть, как сильно пострадала от советского режима литовская нация. Власти СССР выделяли в составе этой нации социальные и активные политические группы, образующие ее хребет. Я должна отметить, что группы, которые литовский законодатель выделил в составе нации и указал в статье 99, соответствуют группам, указанным в подробном плане советского режима по подавлению национального сопротивления иностранной (советской) оккупации. Всё это объяснили Европейскому Суду власти Литвы в своих замечаниях по делу (с. 9-13), и всё это ясно следует из рассуждений литовских судов, особенно Конституционного суда. Последний прямо заявил, что "действия, совершенные в определенный период времени в отношении некоторых политических и социальных групп жителей Литовской Республики, могут считаться геноцидом при условии, что эти действия, если это было доказано, совершались с намерением уничтожить группы, составляющие значительную часть литовской нации, а их уничтожение повлияло на выживание литовской нации в целом".

24. Поэтому понятно, что сводить произведенный в настоящем деле анализ к политическим группам в отрыве от понятия национальной группы неправильно, если учитывать контекст событий, происходивших в Литве после Второй мировой войны. Большинство судей предпочло воспринимать события в Литве и убийство двух партизан в узком идеологическом контексте. Это выставляет в ложном свете подход, которому на самом деле следовали литовские суды.

25. Мог ли заявитель в 1953 году с достаточными основаниями предвидеть, что он участвовал в совершении тяжкого преступления? Обстоятельства настоящего дела подтверждают, что он последовательно боролся с националистическим подпольем и стремился его уничтожить. В описательной части постановления говорится о быстром истреблении всех бандитов, но не говорится о расследовании определенных преступлений и предании подозреваемых суду (см. §§ 18-19 настоящего Постановления). Мне кажется интересным довод, приведенный заявителем при рассмотрении дела в Апелляционном суде. Он не утверждал, что убийство двух партизан было случайным. В любом случае эти вопросы факта и вопросы толкования литовского законодательства выходят за рамки компетенции Европейского Суда. Он ясно указал, что "в принципе в его задачи не входит подменять позицию внутригосударственных судебных органов своей собственной точкой зрения. Решение проблем толкования внутригосударственного законодательства относится в первую очередь к компетенции национальных властей, в особенности судов. Это справедливо и в тех случаях, когда законодательство страны ссылается на нормы общего международного права или международных соглашений. Роль Европейского Суда сводится к тому, чтобы установить, совместимы ли последствия такого толкования с требованиями Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Уэйт и Кеннеди против Германии" (Waite and Kennedy v. Germany), жалоба N 26083/94, § 54, ECHR 1999-I)". Однако в §§ 181 и 184 Постановления по настоящему делу Европейский Суд по-своему истолковал положения литовского законодательства и выводы Конституционного суда Литвы.

Вывод

26. Европейский Суд рассмотрел дело, весьма непростое с исторической и с юридической точек зрения. Действительно, некоторые доводы, указанные литовскими судами, могли бы быть и яснее. Однако Европейский Суд сделал и должен был сделать поправку на развитие внутригосударственной судебной практики и на некоторые расхождения в аргументации литовских судов. В задачи Европейского Суда не входит формирование иной точки зрения на сферу действия положений Конвенции 1948 года по сравнению с позицией органов, которые в первую очередь должны осуществлять толкование этой Конвенции в системе международного права.

27. В более общем плане, хотя Европейский Суд в последние годы уделяет особое внимание принципам, вытекающим из статьи 7 Конвенции, и делам, касающимся этой статьи, многие важные вопросы остаются без ответа. В настоящем деле Европейский Суд не только в очередной раз рассмотрел вопрос о нарушении прав заявителя, но и оказался в эпицентре непростых социальных процессов в обществе, стремящемся узнать правду о прошлом и о его болезненных эпизодах. Работая над вопросом о массовых нарушениях прав человека, ООН сформулировала ряд принципов, соблюдение которых является необходимым условием мира в любом обществе, находящемся в состоянии сложного перехода от одной исторической эпохи к другой (см. Доклад независимого эксперта E/CN.4/2005/102/Add.1* (* "Обновленный свод принципов защиты и поощрения прав человека посредством борьбы с безнаказанностью". Текст документа на русском языке см.: http://daccess-ods.un.org/access.nsf/Get?Open&DS=E/CN.4/2005/102/Add.1&La ng=R (примеч. редактора).)). Европейский Суд должен сохранять приверженность идее верховенства права, закрепленной в статье 7 Конвенции, но особенно важно, чтобы при описании обстоятельств дела и выборе методов и вопросов для обсуждения он руководствовался этими более общими принципами, касающимися права на достоверную информацию и запрета безнаказанности.

Совместное особое мнение судей Андраша Шайо, Небойши Вучинича и Ксении Туркович

Принимая во внимание постановление Конституционного суда Литвы от 18 марта 2014 г. (см. §§ 56-63 настоящего Постановления), мы считаем, что заявитель располагал средством правовой защиты. Если он считал, что постановление Конституционного суда не исполнено и у него нет возможности добиться его исполнения, он мог попытаться исправить ситуацию, обратившись в литовские суды с жалобой на неисполнение данного постановления на основании положений Конвенции.

Следовательно, жалобу следовало отклонить согласно пунктам 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

Особое мнение судьи Энн Пауэр-Форд

Я уже изложила свою позицию по настоящему делу в совместном особом мнении и хотела бы добавить к этому следующее.

Немногие отрицают, что политика Сталина, равно как и политика Гитлера и его нацистских пособников, с точки зрения идеологической направленности, намерений и особенностей осуществления являлась геноцидом. Оба этих тоталитарных режима вышли за все ранее допустимые рамки политического насилия, хотя по количеству погибших "программа" Сталина "превзошла все остальные бедствия в истории Европы, даже Вторую мировую войну"* (* См.: Norman Davis. Europe: A History (London, Pimlico, 1997). Р. 960.). В настоящем деле литовские суды установили, что заявитель активно и сознательно проводил в Литве сталинскую политику. Налицо были четыре признака, определяющие состав преступления геноцида согласно международному праву: (i) намерение (ii) уничтожить (iii) часть (iv) защищаемой группы. Нужно считать, что заявитель мог предвидеть опасность того, что ему будет предъявлено обвинение в геноциде и вынесен в связи с этим обвинительный приговор (конечно, в случае смены режима!), учитывая, что в то время, когда он участвовал в убийстве партизан, геноцид явно был признан преступлением, нарушающим нормы международного права.

Европейскому Суду представилась возможность назвать то, что произошло в советскую эпоху, и то, в чем добровольно участвовал заявитель, настоящим именем. Однако в Постановлении по настоящему делу он постеснялся это сделать и предпочел вместо этого прийти к выводу, что заявителю был причинен ущерб, когда литовские суды вынесли ему обвинительный приговор за геноцид. Этот вывод Европейский Суд мог сделать только руководствуясь чрезмерно формалистичным и весьма ограниченным подходом, рассматривая партизан исключительно как членов "политической группы" и поставив на этом точку. Жаль, что Европейский Суд не прислушался всерьез к рассуждениям литовских судов о роли, которую сыграли партизаны в защите литовской нации.

Особое мнение судьи Эгидиуса Куриса

1. Моя позиция по существу дела отражена в совместном особом мнении судей М. Филлигера, Э. Пауэр-Форд, П. Пинту де Альбукерке и меня самого. Здесь я расскажу еще об одном аспекте дела.

2. Нужно особо отметить, в частности, один аргумент большинства судей, на котором полностью основан вывод о нарушении статьи 7 Конвенции. Фактически речь идет о главном и единственном аргументе, в отсутствие которого сделанный в постановлении вывод оказался бы прямо противоположным.

Данный аргумент приведен в § 179 настоящего Постановления, где сказано следующее (выделено мною. - Э.К.):

"Далее Европейский Суд переходит к трактовке литовскими судами преступления геноцида в деле заявителя. Европейский Суд отмечает, что суд первой инстанции признал заявителя виновным по всем пунктам предъявленного прокурором обвинения, то есть вынес ему обвинительный приговор за геноцид литовских партизан как членов отдельной политической группы (см. §§ 29 и 31 настоящего Постановления). Апелляционный суд Литвы, со своей стороны, изменил вынесенный заявителю обвинительный приговор, постановив, что включение литовских партизан как участников вооруженного сопротивления оккупационным властям в состав отдельной "политической" группы "имело лишь относительный/условный характер и было не слишком точным". С точки зрения Апелляционного суда, литовские партизаны являлись также "представителями литовской нации, то есть национальной группы" (см. §§ 35 и 36 настоящего Постановления, in fine). И все же Апелляционный суд не пояснил, что означает термин "представители", и практически не сделал исторических и фактологических пояснений относительно того, каким образом литовские партизаны представляли литовскую нацию. Верховный суд Литвы тоже, по-видимому, не рассмотрел вопрос о том, какую именно роль играли партизаны в "национальной" группе. Констатировав, что заявитель "был признан виновным в причастности к физическому уничтожению части жителей Литвы, входивших в состав отдельной политической группы, то есть литовских партизан - участников движения сопротивления советской оккупации", Верховный суд просто отметил, что в 1944-1953 годах в Литве имело место вооруженное сопротивление нации оккупационному режиму Советского Союза - партизанская война (см. §§ 39 и 40 настоящего Постановления)".

3. Прежде всего это описание выводов литовских судов акцентирует внимание на одном-единственном заявлении Верховного суда Литвы, как если бы тот не сделал более никаких других замечаний (см. для сравнения §§ 38-40 настоящего Постановления). Такая трактовка позиции Верховного суда является избирательной, а значит, вводит в заблуждение. Кроме того, не нужно забывать о том, что Верховный суд - это всего лишь суд кассационной инстанции. Как таковой он может либо согласиться, либо не согласиться с выводами Апелляционного суда Литвы. В настоящем деле выводы Апелляционного суда были оставлены без изменения. Однако трактовка, о которой я говорю, создает впечатление, что обоснованные выводы Апелляционного суда не имеют отношения к делу. Ответ на вопрос о юридической квалификации действий заявителя нужно искать в постановлении Апелляционного, а не Верховного суда.

4. Как показывают доводы, приведенные в § 179 настоящего Постановления, для того, чтобы соответствовать сформулированному Европейским Судом критерию, литовские суды должны были прямо и подробно осветить роль ("конкретное место") литовских партизан как "представителей" литовской нации. По словам большинства судей, для того, чтобы выполнить это требование, нужно было сделать достаточно подробные "исторические и фактологические пояснения". Иными словами, если бы литовские суды прямо пояснили, "что означает слово "представители"", большинство судей не усмотрело бы в деле нарушений Конвенции.

Как будто это не очевидно само по себе. При том, что (как отмечается, в частности, в § 62 настоящего Постановления) партизанское движение (вместе со своими сторонниками) охватывало десятки тысяч молодых людей, из которых 20 000 человек были убиты, что общее количество высланных, брошенных в тюрьмы, убитых и замученных до смерти выражается шестизначными цифрами (и по мере обнаружения новых доказательств оно только растет), что всё это произошло с нацией численностью три миллиона человек, - каких объяснений было бы достаточно, чтобы убедить большинство судей в том, что партизаны являлись "представителями нации"? Данный вопрос большинство судей оставило открытым. Я сомневаюсь в том, что оно само смогло бы на него ответить.

Суды должны описывать и оценивать действия подсудимого точно и ясно. Должны ли они столь же четко описывать историю нации? Я так не думаю. Европейский Суд сам порой, к лучшему это или к худшему, весьма лаконично описывает исторические факты. В конце концов, судебное разбирательство - это не университетский семинар по истории, а судебное решение - не энциклопедия.

В настоящем деле Европейский Суд имеет дело с фактами, которые говорят сами за себя. Очевидно, что оккупированная литовская нация не испытала большой радости по случаю прихода оккупантов и не встретила их с распростертыми объятиями. Очевидно, что оккупационный режим осуществлял массовые репрессии в отношении литовцев. Очевидно, что сопротивление оккупации приобрело общенациональный характер. Очевидно, что главную роль в этом сопротивлении играли партизаны. Очевидно, что они, по крайней мере до тех пор, пока сопротивление не было подавлено, пользовались широкой поддержкой местных жителей. Очевидно, что их основная цель, независимость Литвы, была также основной целью литовской нации. И очевидно, что, выступая в роли борцов за независимость, какими бы призрачными ни были шансы на успех в то время, партизанское движение было плоть от плоти литовской нации. Как таковые партизаны являлись значимой и знаковой частью этой нации.

Должны ли были литовские суды это объяснять? Нужны ли были такие объяснения в обществе, в котором рассматривалось уголовное дело заявителя?

Я думаю, что такие объяснения были бы излишни. В этой стране эти факты известны каждому школьнику. Конечно, о них необязательно знают в Страсбурге, но тогда это проблема Страсбурга.

С каких это пор Европейский Суд стал требовать, чтобы национальный суд, вынося приговор в конкретном обществе для членов этого общества, делал явные и достаточно подробные "исторические и фактологические пояснения" относительно фактов, являющихся в этом обществе очевидными? Этот вопрос тем более правомерен, когда речь идет об исторических фактах, тяжело травмировавших нацию. До сих пор Европейский Суд не подвергал сомнению аксиому, согласно которой доказывать очевидное необязательно. Как же случилось, что принцип sed quid in infernos dicit* (* [Res ipsa loquitur,] sed quid in infernos dicit? (лат.) - [факты говорят сами за себя,] но о чем же они говорят? Саркастический псевдолатинский комментарий к изречению res ipsa loquitur (факты говорят сами за себя), напоминающий о том, что нужно проверять факты, которые "говорят сами за себя" (примеч. редактора).) стал теперь методом толкования Конвенции, а значит, вошел в прецедентную практику Европейского Суда?

5. Как бы то ни было факты остаются фактами. Власти Литвы представили исчерпывающие статистические данные, причем ссылки на эти данные приводятся и в постановлении Конституционного суда Литвы, которое цитирует Европейский Суд. В них содержится и оценка характера роли партизан. Даже большинство судей, которое не сочло установленным, что партизаны действительно "представляли" литовскую нацию, не ставит под сомнение заявление Верховного суда Литвы о том, что "в Литве имело место вооруженное сопротивление нации оккупационному режиму Советского Союза - партизанская война". Если имела место "партизанская война", то что же еще не было установлено?

Если кому-то понадобятся более подробное описание и анализ того, что происходило в Литве (а также в других странах Балтии) в 1940-х и 1950-х годах, и того, как партизаны на самом деле "представляли" литовскую нацию, он должен будет обратиться не к решениям внутригосударственных (или международных) судов, а к соответствующим исследованиям.

6. Весь ход рассуждений, который привел к выводу о нарушении Конвенции, строится на этих ненадежных и надуманных предпосылках, а именно на том, что литовские суды, почти ничего не сказав о том, "как" партизаны "представляли" литовскую нацию, не смогли доказать, что партизаны "представляли" литовскую нацию.

Эти рассуждения просто неубедительны.

7. Не менее важно, что методы, которые используются в настоящем деле, несут в себе опасность того, что они могут быть использованы и в последующих делах. Это предостережение, адресованное внутригосударственным судам и властям государств-ответчиков, так как постановление по настоящему делу было вынесено Большой Палатой Европейского Суда, а значит, имеет прецедентное значение.

8. Суды, сидя в своих башнях из слоновой кости, имеют дело с правом. Но не только с ним. Еще важнее, что они имеют дело с правосудием. Несомненно, это должно быть правосудие в соответствии с законом. Однако стремясь отправлять правосудие согласно закону, нужно вникать в суть дела, а не придираться к пустякам, придавая им решающее значение даже тогда, когда они явно такого значения не имеют. Именно это произошло в § 179 настоящего Постановления, а значит, и во всем деле.

9. Примерно в то же время, когда заявитель был занят борьбой с партизанами, кое-кто вник в самую суть дела. Арчибальд Маклиш (Archibald MacLeish), великий поэт и бывший директор Библиотеки Конгресса США, в стихотворении "Юные погибшие солдаты не говорят" написал:

"Юные погибшие солдаты не говорят.

Но их слышно в притихших домах: кто их не слышал?

Их молчание говорит за них по ночам и когда часы отсчитывают минуты.

Они говорят: мы были молоды. Мы умерли. Не забывайте нас.

Они говорят: мы сделали что могли, но пока не наступил конец, это еще не всё.

Они говорят: мы отдали жизнь, но пока не наступил конец, никто не знает, что принесли наши жизни.

Они говорят: наша смерть принадлежит не нам - она принадлежит вам, она обретет тот смысл, который вы в нее вложите.

Они говорят: мы не можем сказать, принесли наша жизнь и смерть мир и новую надежду или они были напрасны, - решать вам.

Мы оставляем вам нашу смерть. Наделите ее смыслом.

Мы были молоды, говорят они. Мы умерли, не забывайте нас"*. (* Так в оригинале (примеч. редактора)).

10. Это звучит как заповедь. В том числе и для судов. Особенно для Европейского Суда, который называют "совестью Европы".

Потому что именно Европейский Суд должен сейчас, наконец-то, наделить смыслом их смерть.

А каким смыслом наделили их смерть мы этим жалким постановлением?

"Дальше - тишина".