Постановление Европейского Суда по правам человека от 15 ноября 2018 г. Дело "Навальный (Navalnyy) против Российской Федерации" (Жалоба N 29580/12 и четыре другие, см. Приложение) (Большая Палата)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата)

Дело "Навальный (Navalnyy)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 29580/12 и четыре другие, см. Приложение)

Постановление Суда

Страсбург, 15 ноября 2018 г.

По делу "Навальный против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой Европейского Суда в составе:

Гвидо Раймонди, Председателя Большой Палаты,

Ангелики Нуссбергер,

Линос-Александра Сисилианоса,

Анны Юдковской,

Роберта Спано,

Леди Биянку,

Андре Потоцкого,

Алеша Пейхала,

Фариса Вехабовича,

Дмитрия Дедова,

Армена Арутюняна,

Жоржа Раварани,

Паулиине Коскело,

Тима Айке,

Жольены Шуккинг,

Петера Пацолои,

Ладо Чантурии, судей,

а также при участии Сёрена Пребенсена, заместителя Секретаря Большой Палаты Суда,

проведя открытые слушания по делу 24 января и 19 сентября 2018 г.,

вынес в последнюю указанную дату следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано пятью жалобами (NN 9580/12, 36847/12, 11252/13, 12317/13 и 43746/14), поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Алексеем Анатольевичем Навальным (далее - заявитель) 14 и 28 мая, 30 ноября 2012 г., 14 января 2013 г. и 6 июня 2014 г. соответственно.

2. Интересы заявителя в Европейском Суде представляли O. Михайлова, K. Терехов, A. Маралян и K. Москаленко, адвокаты, практикующие в г. Москве. Власти Российской Федерации первоначально были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником на этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Заявитель жаловался на то, что его задержания на публичных мероприятиях в семи случаях нарушили его право на свободу мирных собраний и право на личную свободу. Он также утверждал, что его задержание, заключение под стражу и предъявленные ему административные обвинения преследовали цель подорвать его право на свободу мирных собраний по политическим причинам. Наконец, он настаивал на том, что административное разбирательство в судах Российской Федерации не обеспечивало ему гарантий справедливого судебного разбирательства.

4. 28 августа 2014 г. жалобы были коммуницированы властям Российской Федерации. Каждая сторона представила письменные комментарии на замечания противной стороны.

5. Жалобы были переданы в производство Третьей Секции Европейского Суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). Палата этой Секции Суда в следующем составе: Луиса Лопеса Герра, Председателя, Хелены Ядерблом, Хелен Келлер, Дмитрия Дедова, Бранко Лубарды, Пере Пастора Вилановы, Алёны Полачковой, судей, а также при участии Фатош Арачи, заместителя Секретаря Секции Суда, - 2 февраля 2017 г. вынесла Постановление по делу. Европейский Суд единогласно объединил жалобы для рассмотрения в одно производство и объявил их приемлемыми для рассмотрения по существу. Европейский Суд также единогласно постановил, что по делу были допущены нарушения статьи 11 Конвенции в отношении всех обжалуемых семи эпизодов, пункта 1 статьи 5 Конвенции в связи с задержанием заявителя в семи случаях и с его досудебным содержанием под стражей в двух случаях, а также пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении шести административных дел. Европейский Суд единогласно постановил, что по делу не было допущено нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции относительно административного дела, касающегося событий 5 марта 2012 года. Европейский Суд единогласно пришел к выводу об отсутствии необходимости рассматривать остальные жалобы в соответствии со статьями 6 и 14 Конвенции или статьей 18 Конвенции в совокупности со статьей 11 Конвенции. Европейский Суд постановил четырьмя голосами "за" при трех - "против", что отсутствует необходимость рассматривать жалобу согласно статье 18 Конвенции в совокупности со статьей 5 Конвенции. К этому Постановлению были приложены совместное частично несовпадающее особое мнение судей Луиса Лопеса Герра, Хеллен Келлер и Пере Пастора Вилановы, а также частично несовпадающее особое мнение судьи Хеллен Келлер.

6. Власти Российской Федерации и заявитель 26 апреля и 2 мая 2017 г. соответственно на основании статьи 43 Конвенции и правила 73 Регламента Суда обратились в Европейский Суд с ходатайствами о передаче дела на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда. Коллегия судей Большой Палаты Европейского Суда удовлетворила их ходатайства 29 мая 2017 г.

7. Состав Большой Палаты Европейского Суда был определен согласно положениям пунктов 4 и 5 статьи 26 Конвенции и правила 24 Регламента Суда.

8. Заявитель и власти Российской Федерации представили Европейскому Суду свои письменные замечания по делу.

9. Открытое слушание дела состоялось во Дворце прав человека в г. Страсбурге 24 января 2018 г. (пункт 3 правила 59 Регламента Суда).

В заседании Европейского Суда приняли участие:

(a) со стороны властей Российской Федерации:

M. Гальперин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде,

Я. Борисова,

П. Смирнов,

M. Зиновьева,

Н. Честных,

Р. Лесников,

В. Олейник,

Д. Газизов, советники;

(b) со стороны заявителя:

A. Маралян,

O. Михайлова, адвокаты,

A. Навальный, заявитель.

Европейский Суд заслушал выступления Маралян, Михайловой, Навального и Гальперина, а также их ответы на вопросы судей Европейского Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

10. Заявитель родился в 1976 году и проживает в г. Москве.

11. Заявитель является политическим активистом, оппозиционером, борцом с коррупцией, а также известным блогером. Пять поданных им жалоб касаются его семи задержаний на различных публичных мероприятиях.

12. Факты дела, как они представлены сторонами, можно обобщить нижеследующим образом.

A. Задержание заявителя 5 марта 2012 г.

13. 5 марта 2012 г. заявитель принял участие в митинге на Пушкинской площади в г. Москве, который начался в 19.00. Митинг проводился в знак протеста против предположительно сфальсифицированных выборов Президента Российской Федерации и был разрешен муниципальными властями.

14. В конце митинга, в 21.00, депутат Государственной Думы П. обратился к его участникам, предложив им остаться после митинга для неофициальных консультаций, которые начались около 21.30 и в которых приняли участие около 500 человек. По словам заявителя, он остался вместе с другими людьми на Пушкинской площади для встречи с депутатом, они мирно стояли на пешеходной зоне площади и не препятствовали дорожному движению или проходу на площадь. По утверждениям властей Российской Федерации, заявитель проводил незаконное собрание без предварительного уведомления властей и выкрикивал политические лозунги.

15. В 22.45 прибыли сотрудники полиции и задержали заявителя вместе со многими другими лицами. Он был доставлен в отдел внутренних дел по Тверскому району.

16. В тот же вечер двое сотрудников полиции составили протокол об административном правонарушении, в котором указывалось, что заявитель был задержан в 22.45 "в фонтане" на Пушкинской площади, что он принимал участие в незаконном публичном собрании и проигнорировал требование сотрудников полиции разойтись. Заявитель был обвинен в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятий, что в соответствии со статьей 20.2 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее - КоАП РФ) является административным правонарушением. Заявитель был освобожден из-под стражи 6 марта 2012 г., в 12.15.

17. 15 марта 2012 г. мировой судья судебного участка N 369 Тверского района рассмотрел обвинения против заявителя в совершении административного правонарушения. Заявитель оспорил подлинность полицейских протоколов и свидетельских показаний двух сотрудников полиции на том основании, что он был задержан различными полицейскими, однако его возражение было отклонено. На основании письменных заявлений и показаний двух сотрудников полиции мировой судья в соответствии со статьей 20.2 КоАП РФ признал заявителя виновным в участии в незаконном публичном собрании, проведенном без предварительного уведомления властей, и оштрафовал его на 1 000 рублей, что в период, относившийся к обстоятельствам дела, было эквивалентно примерно 25 евро.

18. 10 апреля 2012 г. Тверской районный суд г. Москвы рассмотрел жалобу заявителя. Заявитель отсутствовал на этом заседании суда, но был представлен адвокатом. Тверской районный суд г. Москвы допросил еще одного свидетеля, журналиста, который рассказал, что перед своим задержанием заявитель стоял "в фонтане, держась за руки с другими людьми", и выкрикивал политические лозунги. Он также сообщил, что сотрудники полиции, которые увели заявителя в полицейский автобус, были теми же сотрудниками, которые подписали протокол и явились на слушание в суд первой инстанции. Тверской районный суд г. Москвы изучил две видеозаписи, представленные заявителем. Он установил, что депутат Государственной Думы действительно созвал публичное собрание, но пришел к выводу, что на момент своего задержания заявитель не встречался с депутатом, а участвовал в митинге протеста. Тверской районный суд г. Москвы оставил без изменения судебное решение от 15 марта 2012 г.

B. Два задержания заявителя 8 мая 2012 г.

19. 8 мая 2012 г. заявитель участвовал в ночных "народных гуляниях", неформальном собрании, в ходе которого активисты мирно встретились в публичном месте, чтобы обсудить текущие события. По этому поводу накануне несколько десятков активистов собрались, чтобы обсудить инаугурацию Путина в качестве Президента Российской Федерации. 8 мая 2012 г. в некоторых районах в центре г. Москвы были введены ограничены для движения транспорта, а также частично для пешеходов в связи с инаугурацией Президента России и празднованием Дня Победы.

20. В 4.30, по словам заявителя, или в 4.00, по утверждениям властей Российской Федерации, заявитель шел по Лубянскому проезду вместе примерно еще с 170 людьми. Эта группа остановилась около лестницы у общественного здания для того, чтобы сделать общую фотографию. В то время, когда заявитель фотографировался, он был задержан сотрудниками ОМОН. В 8.00 его доставили в отдел внутренних дел, где был составлен протокол об административном правонарушении. Заявитель был обвинен в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятий, что в соответствии с частью 2 статьи 20.2 КоАП РФ является правонарушением. Заявитель был освобожден из-под стражи в тот же день, в 10.50.

21. В этот же день, в 23.55, по утверждениям властей Российской Федерации, или в 23.00, по словам заявителя, он гулял по улице Большая Никитская примерно вместе с 50 людьми. Согласно тому, что сообщил Европейскому Суду заявитель, они шли по тротуару, у них не было баннеров или звукового оборудования, они не создавали другим лицам никаких неудобств. Они были окружены сотрудниками ОМОН, и заявитель был задержан без какого-либо распоряжения или предупреждения.

22. В тот же день, в 23.58, заявитель был доставлен в отдел внутренних дел, где был составлен протокол об административном правонарушении. Заявитель был обвинен в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятий, что в соответствии с частью 2 статьи 20.2 КоАП РФ является правонарушением. Заявитель был освобожден из-под стражи 9 мая 2012 г., в 2.50.

23. 30 мая 2012 г. мировой судья судебного участка N 387 Басманного района г. Москвы рассмотрела обвинения заявителя в совершении административного правонарушения на Лубянском проезде. Заявитель не присутствовал на заседании суда, его интересы представлял адвокат, который оспорил участие заявителя в незаконном собрании и утверждал, что его клиент не выкрикивал никаких лозунгов. Адвокат просил мирового судью принять к рассмотрению в качестве доказательства видеозаписи и допросить некоторых свидетелей, но она отказалась это сделать. На основании письменных показаний двух сотрудников полиции мировой судья признала заявителя виновным в участии в собрании, проводившемся с нарушением установленных правил до 7.00, и оштрафовала его на 1 000 рублей в соответствии со статьей 20.2 КоАП РФ. Это решение было вынесено в полном объеме 1 июня 2012 г. Оно было оставлено без изменения 6 июля 2012 г. Басманным районным судом г. Москвы.

24. 1 июня 2012 г. мировой судья судебного участка N 380 Пресненского района г. Москвы рассмотрела дело по обвинению заявителя в совершении административного правонарушения на Большой Никитской улице. Заявитель не присутствовал на заседании суда, его интересы представлял адвокат, который оспорил участие заявителя в незаконном собрании и утверждал, что его клиент не выкрикивал никаких лозунгов. Мировой судья допросила троих свидетелей и сотрудника полиции, который задерживал заявителя. Этот сотрудник полиции пояснил, что он задержал заявителя, поскольку тот шел в большой группе людей, препятствуя дорожному движению и выкрикивая политические лозунги. Другие свидетели рассказали, что заявитель шел по улице примерно вместе с 50 или 60 людьми и что сотрудники полиции преградили им путь и начали их задержание без какого-либо предупреждения, они отрицали, что слышали какие-либо лозунги или громкие звуки. Мировой судья отказалась принять к рассмотрению в качестве доказательств видеозаписи и отклонила показания данных свидетелей на том основании, что они, вероятно, являлись сторонниками заявителя и потому были предвзяты. Заявитель был признан виновным в участии в собрании, проводившемся с нарушением правил, и был оштрафован на 1 000 рублей в соответствии с частью 2 статьи 20.2 КоАП РФ. Это решение суда было оставлено без изменения 25 июня 2012 г. Пресненским районным судом г. Москвы.

C. Задержание заявителя 9 мая 2012 г.

25. 9 мая 2012 г. заявитель в 5.00 прибыл на Кудринскую площадь в г. Москве, чтобы принять участие в неформальной встрече с депутатом Государственной Думы и присутствовать на праздновании Дня Победы. Он находился вместе с 50-100 людьми, мирно "прогуливавшимися" и обсуждавшими текущие вопросы. По утверждению заявителя, эта встреча не являлась демонстрацией: никто не нес никаких баннеров, оно не было шумным, никто не выкрикивал лозунгов и не произносил речей.

26. В 6.00 на место проведения встречи прибыли сотрудники ОМОН и задержали заявителя без предъявления каких-либо распоряжений и без предупреждения. Заявителем была предоставлена видеозапись его задержания.

27. В 8.50 в тот же день заявитель был доставлен в отдел внутренних дел по району Строгино. В 11.50 был проведен досмотр заявителя и составлен протокол об административном правонарушении. В соответствии с утверждениями заявителя он содержался в отделе внутренних дел более трех часов, прежде чем предстать перед мировым судьей. Власти Российской Федерации подтвердили, что заявитель содержался под стражей до суда, но не уточнили продолжительность его содержания под стражей.

28. В неуказанное время в тот же день заявитель был доставлен к мировому судье судебного участка N 375 Пресненского района г. Москвы. Мировой судья отказала в ходатайствах заявителя о вызове в суд и допросе сотрудников полиции, которые его задержали, о принятии к рассмотрению в качестве доказательств видеозаписи, но удовлетворила его ходатайство о допросе троих свидетелей. Данные свидетели рассказали, что это была встреча с депутатом Государственной Думы, чтобы обсудить текущие политические события, никто не скандировал лозунги, не шумел и не препятствовал дорожному движению, а также что сотрудники полиции не высказывали каких-либо распоряжений и не делали никаких предупреждений, прежде чем задержать заявителя. На основании письменных показаний двух сотрудников полиции судом было установлено, что заявитель принимал участие в незаконном публичном собрании и не подчинился законному требованию сотрудников полиции разойтись. Судом было также установлено, что заявитель скандировал лозунги "Россия без Путина!" и "Путин - вор!" и отказался покинуть площадь, которую нужно было расчистить к празднованию Дня Победы. Мировой судья отклонила показания троих свидетелей на том основании, что они по-разному оценили количество людей, присутствовавших на месте происшествия, количество сотрудников полиции, которые задерживали заявителя, и время его прибытия на встречу. Заявитель был признан виновным в нарушении статьи 19.3 КоАПФ (неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции), и ему было назначено наказание в виде административного ареста сроком на 15 суток.

29. 10 мая 2012 г. заявитель подал жалобу на это решение мирового судьи.

30. 12 декабря 2012 г. Пресненский районный суд г. Москвы рассмотрел данную жалобу. Заявитель просил провести перекрестный допрос сотрудников полиции, на протоколах и показаниях которых мировой судья основывала свое постановление, а также допросить восьмерых свидетелей и принять к рассмотрению в качестве доказательства видеозапись его задержания. Пресненский районный суд г. Москвы отклонил эти ходатайства и оставил без изменения решение суда от 9 мая 2012 г.

D. Задержание заявителя 27 октября 2012 г.

31. 27 октября 2012 г. заявитель провел пикет на Лубянской площади, который осуществлялся в рамках серии мирных пикетов, проводившихся в г. Москве перед зданиями Федеральной службы безопасности и Следственного комитета Российской Федерации в знак протеста "против репрессий и пыток". Согласно утверждениям заявителя его акция была одиночным пикетом, для проведения которого не требуется предварительного уведомления компетентного государственного органа. Всего в этом мероприятии приняли участие около 30 человек.

32. В 15.30 полиция задержала заявителя у дома N 9 по улице Маросейка, когда он шел по ней в сопровождении группы людей. По словам заявителя, на момент задержания он закончил пикетирование и мирно шел по тротуару, он не скандировал лозунгов, не нес никаких баннеров, но за ним следовала группа людей, включая журналистов, количество которых он оценил как "две дюжины". По утверждениям властей Российской Федерации, заявитель организовал незаконную демонстрацию без предварительного уведомления властей. Заявитель был доставлен в отдел внутренних дел в 16.10. Ему было предъявлено обвинение в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятий, что является правонарушением в соответствии со статьей 20.2 КоАП РФ. Он был освобожден из-под стражи в тот же день, в 19.17.

33. 30 октября 2012 г. мировой судья судебного участка N 387 Басманного района г. Москвы рассмотрела обвинения, выдвинутые против заявителя. Она допросила троих свидетелей, вызванных в суд по просьбе заявителя, но отказала ему в ходатайстве вызвать и допросить сотрудников полиции, которые его задерживали. Ходатайство заявителя о том, чтобы видеозапись соответствующих событий была принята в качестве доказательства, было отклонено, также было отклонено его ходатайство о приобщении к делу в качестве доказательства письменного отчета одной неправительственной организации, представители которой наблюдали за проведением пикетов. Три свидетеля, допрошенные по ходатайству заявителя, рассказали, что заявитель, закончив пикет, шел по улице, разговаривая с коллегой-активистом, будучи окруженным журналистами. При этом он оставался на тротуаре, не выкрикивал лозунгов, не нес никаких баннеров, несколько других участников пикета стояли со своими баннерами на определенном расстоянии друг от друга, сотрудники полиции задержали заявителя без какого-либо предупреждения или объяснения причин. На основании письменных рапортов двух сотрудников полиции мировой судья установила, что заявитель собрал и возглавил группу из 30 человек, тем самым проведя демонстрацию без согласования с местными властями, а также что они направлялись с Лубянской площади в Следственный изолятор "Лефортово", и что у дома N 9 по улице Маросейка эта группа перекрыла дорогу, тем самым остановив дорожное движение. Мировой судья отклонила свидетельские показания, данные в пользу заявителя, на том основании, что они противоречили доказательствам, содержащимся в материалах дела, и признала заявителя виновным в участии в демонстрации, о которой власти не были надлежащим образом уведомлены. Мировой судья оштрафовала его на 30 000 рублей (в то время эквивалент примерно 740 евро) в соответствии со статьей 20.2 КоАП РФ.

34. 7 декабря 2012 г. Басманный районный суд г. Москвы оставил без изменения судебное решение от 30 октября 2012 г.

E. Два задержания заявителя 24 февраля 2014 г.

35. 24 февраля 2014 г., в полдень, заявитель отправился в Замоскворецкий районный суд г. Москвы, чтобы принять участие в слушании дела активистов, которых судили за участие в массовых беспорядках на Болотной площади в г. Москве 6 мая 2012 г. В этом день им должен был быть вынесен приговор на публичном слушании. Здание суда было оцеплено сотрудниками полиции и заблокировано полицейскими фургонами, и заявитель не смог в него войти. По этой причине он остался на улице вместе с другими представителями общественности, желавшими присутствовать на слушаниях. Согласно утверждениям заявителя он стоял спокойно, когда полицейские неожиданно бросились в толпу и задержали его без какого-либо распоряжения, предупреждения или повода. По официальной версии, он проводил незаконное собрание и выкрикивал политические лозунги.

36. В тот же день, в 12.50, заявитель был доставлен в отдел внутренних дел. Ему было предъявлено обвинение в нарушении установленного порядка проведения публичных мероприятия, что является правонарушением, предусмотренным статьей 20.2 КоАП РФ. Заявитель был освобожден из-под стражи в этот же день, в 15.00.

37. Позднее в тот же день, около 19.45, заявитель принял участие в мирном публичном собрании после вынесения судом приговора по делу о массовых беспорядках на Болотной площади, в соответствии с которым несколько активистов были приговорены к лишению свободы. На Тверской улице собралось около 150 участников собрания. Заявитель был задержан, когда он стоял на тротуаре и разговаривал с журналистом. По словам заявителя, в его адрес не было высказано какого-либо распоряжения или предупреждения, и он не оказывал сопротивления сотрудникам полиции. Согласно полицейскому рапорту, когда заявителя посадили в полицейский фургон, он махал рукой толпе и пытался привлечь внимание средств массовой информации, тем самым демонстрируя отказ выполнять требование полиции и оказывая сопротивление сотрудникам полиции при исполнении ими своих обязанностей.

38. В 20.20 заявитель был доставлен в отдел внутренних дел по Тверскому району, где был составлен протокол об административном правонарушении. Заявитель был обвинен в неповиновении законному распоряжению сотрудника полиции, что согласно статье 19.3 КоАП РФ является административным правонарушением. Он был заключен под стражу.

39. На следующий день, 25 февраля 2014 г., в неустановленное время, заявитель был доставлен к судье Тверского районного суда г. Москвы, который рассмотрел обвинения по статье 19.3 КоАП РФ. Ходатайство заявителя о допросе двух свидетелей было удовлетворено. Они сообщили, что сотрудники полиции не отдавали заявителю никаких распоряжений и не делали ему каких-либо предупреждений, прежде чем начать его задержание. Тверской районный суд г. Москвы принял к рассмотрению и изучил видеозапись оспариваемых событий и допросил двух сотрудников полиции, на основании рапортов которых были выдвинуты обвинения. Данный суд установил, что заявитель принимал участие в незаконном собрании и не подчинился законному распоряжению сотрудников полиции разойтись. Заявитель был признан виновным в неповиновении законному распоряжению сотрудников полиции, то есть в нарушении статьи 19.3 КоАП РФ, и был приговорен к семи суткам административного ареста.

40. 7 марта 2014 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы рассмотрел обвинения, касавшиеся предполагаемого участия заявителя 24 февраля 2014 г. в несанкционированном публичном собрании перед зданием данного районного суда. Заявитель ходатайствовал о допросе двух свидетелей, находившихся у здания суда, и двух сотрудников полиции, на основании рапортов которых были выдвинуты обвинения. Эти ходатайства были отклонены. Замоскворецкий районный суд г. Москвы принял видеозапись оспариваемых событий, но решил не принимать во внимание ее содержание, поскольку она не была датирована и не воспроизводила полную последовательность событий. На основании письменных рапортов двух сотрудников полиции судья признал заявителя виновным в участии в собрании, о котором компетентный орган власти не был уведомлен в соответствии с процедурой, предусмотренной законом, и оштрафовал заявителя на 10 000 рублей (что эквивалентно примерно 200 евро) по статье 20.2 КоАП РФ.

41. 24 марта 2014 г. Московский городской суд оставил без изменения судебное решение от 25 февраля 2014 г.

42. 22 мая 2014 г. Московский городской суд оставил без изменения судебное решение от 7 марта 2014 г.

II. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

43. Краткое изложение соответствующего внутригосударственного законодательства см. в Постановлениях Европейского Суда по следующим делам: "Каспаров и другие против Российской Федерации" (Kasparov and Others v. Russia) от 3 октября 2013 г., жалоба N 21613/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 8 (примеч. редактора).), § 35, "Навальный и Яшин против Российской Федерации" (Navalnyy and Yashin v. Russia) от 4 декабря 2014 г., жалоба N 76204/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 1 (примеч. редактора).), §§ 43-44, "Новикова и другие против Российской Федерации" (Novikova and Others v. Russia) от 26 апреля 2016 г., жалоба N 25501/07 и четыре другие* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 4 (примеч. редактора).), §§ 67-69, "Лашманкин и другие против Российской Федерации" (Lashmankin and Others v. Russia) от 7 февраля 2017 г., жалоба N 57818/09 и 14 других* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2018. N 1 (примеч. редактора).), §§ 216-312). Ниже излагаются нормы, имеющие непосредственное отношение к настоящему делу.

44. Часть 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации гласит:

"Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства".

45. Федеральный закон от 19 июня 2004 г. N 54-ФЗ "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" (далее - Закон о собраниях) в период, относившийся к обстоятельствам дела, предусматривал следующее:

"...Статья 2. Основные понятия

...1) публичное мероприятие - открытая, мирная, доступная каждому, проводимая в форме собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования либо в различных сочетаниях этих форм акция, осуществляемая по инициативе граждан Российской Федерации, политических партий, других общественных объединений и религиозных объединений, в том числе с использованием транспортных средств. Целью публичного мероприятия является свободное выражение и формирование мнений, выдвижение требований по различным вопросам политической, экономической, социальной и культурной жизни страны и вопросам внешней политики...

Статья 3. Принципы проведения публичного мероприятия

Проведение публичного мероприятия основывается на следующих принципах:

1) законность - соблюдение положений Конституции Российской Федерации, настоящего Федерального закона, иных законодательных актов Российской Федерации...

Статья 5. Организатор публичного мероприятия

...4. Организатор публичного мероприятия обязан:

1) подать в орган исполнительной власти субъекта Российской Федерации или орган местного самоуправления уведомление о проведении публичного мероприятия в порядке, установленном статьей 7 настоящего Федерального закона...

Статья 7. Уведомление о проведении публичного мероприятия

Уведомление о проведении публичного мероприятия (за исключением... собрания и пикетирования, проводимого одним участником...) подается его организатором в письменной форме в орган исполнительной власти субъекта Российской Федерации или орган местного самоуправления в срок не ранее 15 и не позднее 10 дней до дня проведения публичного мероприятия...

Статья 16. Основания прекращения публичного мероприятия

Основаниями прекращения публичного мероприятия являются:

1) создание реальной угрозы для жизни и здоровья граждан, а также для имущества физических и юридических лиц;

2) совершение участниками публичного мероприятия противоправных действий и умышленное нарушение организатором публичного мероприятия требований настоящего Федерального закона, касающихся порядка проведения публичного мероприятия;

3) [после поправок, внесенных Федеральным законом от 8 июня 2012 г. N 65-ФЗ, статья 16 настоящего Федерального закона дополнена частью 3] неисполнение организатором публичного мероприятия обязанностей, предусмотренных частью 4 статьи 5 настоящего Федерального закона.

Статья 17. Порядок прекращения публичного мероприятия

1. В случае принятия решения о прекращении публичного мероприятия уполномоченный представитель органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации или органа местного самоуправления:

1) дает указание организатору публичного мероприятия прекратить публичное мероприятие, обосновав причину его прекращения, и в течение 24 часов оформляет данное указание письменно с вручением организатору публичного мероприятия;

2) устанавливает время для выполнения указания о прекращении публичного мероприятия;

3) в случае невыполнения организатором публичного мероприятия указания о его прекращении обращается непосредственно к участникам публичного мероприятия и устанавливает дополнительное время для выполнения указания о прекращении публичного мероприятия.

2. В случае невыполнения указания о прекращении публичного мероприятия сотрудники полиции (военнослужащие и сотрудники войск национальной гвардии Российской Федерации) принимают необходимые меры по прекращению публичного мероприятия...

3. Порядок прекращения публичного мероприятия, предусмотренный частью 1 настоящей статьи, не применяется в случае возникновения массовых беспорядков, погромов, поджогов и в других случаях, требующих экстренных действий...

4. Неисполнение законных требований сотрудников полиции (военнослужащих и сотрудников войск национальной гвардии Российской Федерации) или неповиновение (сопротивление) им отдельных участников публичного мероприятия влечет за собой ответственность этих участников, предусмотренную законодательством Российской Федерации.

Статья 18. Обеспечение условий для проведения публичного мероприятия

1. Организатор публичного мероприятия, должностные лица и другие граждане не вправе препятствовать участникам публичного мероприятия в выражении своих мнений способом, не нарушающим общественного порядка и регламента проведения публичного мероприятия...".

46. До 8 июня 2012 г. имеющие отношение к настоящему делу положения КоАП РФ от 30 декабря 2001 г. гласили следующее:

"...Статья 19.3. Неповиновение законному распоряжению сотрудника милиции...

Неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника милиции... в связи с исполнением ими обязанностей по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности, а равно воспрепятствование исполнению ими служебных обязанностей -

влечет наложение административного штрафа в размере от пятисот до одной тысячи рублей или административный арест на срок до пятнадцати суток...

Статья 20.2. Нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования

1. Нарушение установленного порядка организации собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования -

влечет наложение административного штрафа на организаторов в размере от одной тысячи до двух тысяч рублей.

2. Нарушение установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования -

влечет наложение административного штрафа на организаторов в размере от одной тысячи до двух тысяч рублей; на участников - от пятисот до до одной тысячи рублей...

Статья 27.2. Доставление

1. Доставление, то есть принудительное препровождение физического лица в целях составления протокола об административном правонарушении при невозможности его составления на месте выявления административного правонарушения, если составление протокола является обязательным, осуществляется:

1) должностными лицами органов внутренних дел (милиции)...

2. Доставление должно быть осуществлено в возможно короткий срок.

3. О доставлении составляется протокол либо делается соответствующая запись в протоколе об административном правонарушении или в протоколе об административном задержании. Копия протокола о доставлении вручается доставленному лицу по его просьбе.

Статья 27.3. Административное задержание

1. Административное задержание, то есть кратковременное ограничение свободы физического лица, может быть применено в исключительных случаях, если это необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении, исполнения постановления по делу об административном правонарушении...

3. По просьбе задержанного лица о месте его нахождения в кратчайший срок уведомляются родственники, администрация по месту его работы (учебы), а также защитник...

5. Задержанному лицу разъясняются его права и обязанности, предусмотренные настоящим Кодексом, о чем делается соответствующая запись в протоколе об административном задержании.

Статья 27.4. Протокол об административном задержании

1. Об административном задержании составляется протокол...

2. ...Копия протокола об административном задержании вручается задержанному лицу по его просьбе.

Статья 27.5. Сроки административного задержания

1. Срок административного задержания не должен превышать три часа, за исключением случаев, предусмотренных частями 2 и 3 настоящей статьи.

2. Лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, посягающем на установленный режим Государственной границы Российской Федерации... может быть подвергнуто административному задержанию на срок не более 48 часов.

3. Лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, влекущем в качестве одной из мер административного наказания административный арест, может быть подвергнуто административному задержанию на срок не более 48 часов.

4. Срок административного задержания лица исчисляется с момента доставления [в внутренних дел] в соответствии со статьей 27.2 настоящего Кодекса, а лица, находящегося в состоянии опьянения, со времени его вытрезвления...".

47. 8 июня 2012 г. КоАП РФ был дополнен (Федеральным законом N 65-ФЗ), в частности, следующими положениями:

- нарушение организатором установленного порядка организации либо проведения публичного мероприятия стало влечь наложение административного штрафа на граждан в размере от 10 000 до 20 000 рублей или назначение обязательных работ на срок до 40 часов (часть 1 статьи 20.2);

- организация либо проведение публичного мероприятия без подачи в установленном порядке уведомления о проведении публичного мероприятия стало наказываться наложением административного штрафа на граждан в размере от 20 000 до 30 000 рублей или обязательными работами на срок до 50 часов (часть 2 статьи 20.2);

- были установлены более строгие санкции за действия (бездействие), повлекшие создание помех движению пешеходов или транспортных средств или причинение вреда здоровью человека или имуществу (части 3 и 4 статьи 20.2). Отдельными правонарушениями стали нарушения участником публичного мероприятия установленного порядка проведения мероприятия (часть 5) и в тех случаях, когда такие нарушения повлекли причинение вреда здоровью человека или имуществу (часть 6);

- статья 4.5 КоАП РФ была дополнена положением, увеличивающим срок давности привлечения к административной ответственности за совершение правонарушения, предусмотренного статьей 20.2 КоАП РФ, с двух месяцев до одного года со дня совершения административного правонарушения.

48. 26 июня 2018 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление "О некоторых вопросах, возникающих у судов при рассмотрении административных дел и дел об административных правонарушениях, связанных с применением законодательства о публичных мероприятиях"* (* Имеется в виду Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 28 (примеч. редактора).).

Для обеспечения единообразия в судебной практике Верховный Суд Российской Федерации дал судам руководящие положения по применению законодательства, в первую очередь Закона о собраниях и КоАП РФ, при разрешении административных споров и применении административной ответственности, указав, в частности, что:

- неуведомление властей организатором публичного мероприятия о его проведении должно квалифицироваться по статье 20.2 (части 2-4) КоАП РФ, тогда как проведение публичного мероприятия, в котором было отказано властями, образует состав правонарушения организатора по части первой этой же нормы (пункты 28-29 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации);

- невыполнение участником публичного мероприятия законных требований сотрудников органов внутренних дел должно квалифицироваться по статье 20.2 (часть 5) КоАП РФ, которая в данном случае является lex specialis* (* Lex specialis (лат.) - специальный закон, специальная норма; при расхождении общего и специального закона действует специальный закон. Lex specialis derogat generali - специальный закон отменяет действие (для данного дела) общего закона, специальная норма имеет преимущество над общей (примеч. редактора).) по отношению к части 1 статьи 19.3 КоАП РФ (пункт 33 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации);

- к понятию несанкционированного мероприятия относятся мероприятия, проводимые без уведомления властей, равно как и мероприятия, в проведении которых властями было отказано;

- лицо может быть подвергнуто мерам обеспечения производства по делу об административном правонарушении в виде доставления для составления протокола об административном правонарушении и (или) административного задержания в исключительных случаях, если без применения указанных мер невозможны выявление совершенного административного правонарушения, установление личности нарушителя, правильное и своевременное рассмотрение дела об административном правонарушении и исполнение принятого по его результатам постановления. В частности, административное задержание может быть обусловлено такими обстоятельствами, как поведение лица, свидетельствующее о том, что оно может возобновить противоправные действия, наличие обоснованных подозрений в том, что оно может уклониться от явки в судебное заседание, отсутствие у него определенного места жительства, необходимость совершения в отношении него процессуальных действий, требующих личного участия, закрепление доказательств, необходимых для полного, всестороннего и объективного рассмотрения дела об административном правонарушении (пункт 40 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации).

III. Соответствующие материалы

49. На дату вынесения настоящего Постановления Комитет министров Совета Европы продолжает осуществлять надзор за исполнением упомянутого выше Постановления Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации". Недавно на 1318-м заседании Комитета министров Совета Европы (июнь 2018 года, DH) было принято решение (CM/Del/Dec(2018)1318/H46-21), содержащее, в частности, следующее заявление в отношении общих мер:

"6. [Представители министров] напоминают о недавно высказанной Генеральным секретарем готовности Совета Европы оказать содействие властям Российской Федерации в работе по совершенствованию законодательства в области свободы собраний;

7) отмечают ряд позитивных изменений в судебной практике Конституционного и Верховного Судов Российской Федерации за последние годы, включая обзор практики международных органов и прецедентного права Европейского Суда по вопросам свободы собраний, подготовленный Верховным Судом Российской Федерации, а также его постоянные усилия по разъяснению внутригосударственным судам некоторых вопросов, возникающих по административным делам и по делам об административных правонарушениях при применении законодательства об организации и проведении публичных мероприятий, и поощряют эти изменения;

8) подчеркивают необходимость оперативного принятия дополнительных мер, будь то в форме инструкций или просветительских мероприятий, для обеспечения того, чтобы практика соответствующих муниципальных властей и полиции, в том числе в отношении применения силы, разгона публичных мероприятий и задержания участников, была приведена в соответствие с требованиями Конвенции, и обращают внимание в связи с этим на потенциальный интерес в широком распространении руководящих принципов, подготовленных Венецианской комиссией и ОБСЕ (CDL-AD(2014)046 - доступны также на русском языке)".

50. Дополнительный меморандум Комиссара по правам человека о свободе собраний в Российской Федерации, датированный 5 сентября 2017 г. (доступен в Интернете по ссылке: https://rm.coe.int/follow-up-memorandum-on-freedom-of-assembly-in-the-rus sian-federation-/16807517aa), в частях, имеющих отношение к настоящему делу, гласит следующее:

"Разгоны мирных собраний и задержания участников

21. Несомненно, обеспечение безопасности участников публичных мероприятий и общественного порядка является правомерной задачей органов государственной власти, однако ее реализация ни в коем случае не должна приводить к нетерпимости в отношении публичных мероприятий, пусть даже несогласованных с властями, если они носят мирный характер. Поправки 2012 года к Закону о собраниях предоставили органам государственной власти широкий перечень оснований для разгона публичных мероприятий, в том числе по причине любых нарушений правил их организации и проведения, тогда как четкое определение таких нарушений отсутствует в законодательстве. Как говорилось выше в пункте 15, одно из замечаний Совета при Президенте* (* Так в тексте оригинала Постановления. По-видимому, имеется в виду Совет при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека (примеч. редактора).) к поправкам 2012 года касалось отсутствия ясного определения, какие действия или бездействие могут повлечь за собой административную ответственность. При этом на практике мало учитываются более ранние разъяснения Конституционного Суда о том, что властями должны быть приведены веские доводы для обоснования того, что проведение публичного мероприятия невозможно в связи с необходимостью защиты публичных интересов. Ярким примером такой нетерпимости являются силовой разгон и задержания сотен протестующих в феврале 2014 года, когда люди вышли на спонтанный (не согласованный с властями), но мирный митинг по поводу оглашения приговора по Болотному делу...

23. Поступают также сведения о растущей нетерпимости к несанкционированным публичным мирным мероприятиям с относительно небольшим количеством участников. К ним относятся одиночные пикеты, которые формально не требуют согласования. Приведенные далее примеры отчетливо иллюстрируют эту тенденцию: 12 сентября 2016 г. были задержаны и доставлены в отдел внутренних дел шесть активистов, читавших вслух Конституцию Российской Федерации у здания Государственной Думы; в г. Беслане пять матерей жертв теракта, совершенного в сентябре 2004 года, были задержаны с применением силы и приговорены к обязательным работам за то, что в 12-ю годовщину трагедии они надели майки, надписи на которых содержали критику в адрес властей; 1 июля 2017 г. в г. Москве были задержаны отдельно стоявшие одиночные пикетчики, в том числе несовершеннолетние, которые держали пустые листы бумаги и заклеили себе рты скотчем; 7 июня 2017 г. в г. Екатеринбурге были задержаны четыре зоозащитника, пикетировавших на расстоянии 50 метров друг от друга.

24. Необходимость поддерживать общественный порядок нельзя толковать таким образом, чтобы право на свободу мирных собраний лишалось смысла. Согласно международным стандартам, если внутригосударственное законодательство предусматривает процедуру уведомления, то ее цель должна заключаться в том, чтобы дать возможность органам государственной власти способствовать реализации права на свободу собраний. Неуведомление властей о публичном мероприятии не делает его незаконным и поэтому не должно использоваться как основание для его разгона...

25. В этом контексте Комиссар приветствует инициативу Совета по правам человека, собирающегося совместно с Национальной гвардией* (* Так в тексте оригинала Постановления. По-видимому, имеется в виду Федеральная служба войск национальной гвардии Российской Федерации (примеч. редактора).) подготовить поправки к законодательству о публичных мероприятиях, и поддерживает заявления Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации и Уполномоченного по правам человека в г. Санкт-Петербурге о необходимости укреплять право на свободу собраний и защиту от произвольного применения ограничительных мер".

IV. Подготовительные материалы

51. Подготовительные материалы по статье 18 Конвенции в частях, имеющих отношение к настоящему делу (см.: Collected edition of the Travaux Preparatoires of the European Convention on Human Rights, Martinus Nijhoff, vol. IV, 1977, р. 130, 179-181 and 955), гласят следующее:

"...Цель международной коллективной гарантии будет заключаться в обеспечении того, чтобы ни одно государство фактически не стремилось подавить гарантированную свободу с помощью незначительных мер, которые, хотя и принимаются под предлогом организации осуществления этих свобод на его территории или защиты буквы закона, имеют противоположный эффект... Законно и необходимо ограничивать, иногда даже сдерживать, индивидуальные свободы, предоставлять каждому возможность мирного осуществления своей свободы и обеспечивать поддержание нравственности, общего благосостояния, общего блага и общественной необходимости. Когда государство определяет, организует, регулирует и ограничивает свободы по таким причинам в интересах общего благосостояния и в интересах его лучшего обеспечения, оно лишь выполняет свой долг. Это допустимо, и это законно.

Но когда оно вмешивается, чтобы подавить, сдерживать и ограничить эти свободы, на этот раз по соображениям государственных интересов, защитить себя согласно политической тенденции, которую оно представляет, от оппозиции, которую оно считает опасной, уничтожить основные свободы, за координацию и обеспечение которых оно должно взять на себя ответственность, тогда это противоречит общественным интересам, если государство вмешивается. Тогда законы, которые оно принимает, противоречат принципу международной гарантии...

Каждое государство, которое нарушает права человека и прежде всего право на свободу, всегда найдет какое-либо оправдание: мораль, порядок, общественную безопасность и в первую очередь демократические права...

Поэтому совершенно очевидно, что свободы, которые мы хотим гарантировать, должны получить в демократии свое практическое воплощение.

То же самое относится и к ограничениям, которые государство может на законных основаниях налагать внутренним законодательством на ту или иную свободу. Во всех странах мира осуществление свободы должно быть организовано. Следовательно, во всех странах мира свободы должны быть определены и ограничены. Предположим, мы возьмем пример демократии. Введенное ограничение будет действительным только в том случае, если его целью являются общественные интересы и всеобщее благо. Государство в условиях демократии может ограничивать личную свободу в интересах свободы всех с тем, чтобы обеспечить коллективное осуществление всех свобод, в общих интересах высшей свободы права, в общественных интересах нации. Ограничение, которое оно налагает, является легитимным именно по той причине, что именно на это направлена цель: оно устанавливает ограничение свободы в общих интересах, в интересах свободы всех".

Право

I. Предварительные возражения властей Российской Федерации

52. Впервые в Большой Палате Европейского Суда властями Российской Федерации был выдвинут ряд предварительных возражений относительно частично объема дела, переданного ей на рассмотрение, и частично о приемлемости определенных жалоб для их рассмотрения по существу.

A. Доводы сторон в Большой Палате Европейского Суда

53. Власти Российской Федерации отметили, что в двух первоначальных жалобах, образующих настоящее дело, заявитель не ссылался на статью 5 Конвенции, а жаловался лишь на его задержание и доставление в отдел внутренних дел со ссылкой на статью 11 Конвенции. Соответственно, по мнению властей Российской Федерации, пределы рассмотрения настоящего дела в Большой Палате Европейского Суда должны быть ограничены.

54. Власти Российской Федерации далее предложили Европейскому Суду объявить все жалобы заявителя, касающиеся статьи 5 Конвенции, и все, кроме одной, из его жалоб по статье 11 Конвенции неприемлемыми для рассмотрения по существу ввиду неисчерпания заявителем внутригосударственных средств правовой защиты, как того требует пункт 1 статьи 35 Конвенции. Власти Российской Федерации пояснили, что, хотя никакое отдельное средство правовой защиты не должно быть исчерпано в связи с чьим-либо задержанием и доставлением в отдел внутренних дел, необходимо оспаривать эти меры в суде, рассматривающем существо административных обвинений. Заявитель предположительно не сделал это, за исключением одного случая, когда он жаловался на предположительно необоснованный срок его содержания под стражей в отделе внутренних дел 24 февраля 2014 г. В ходе внутригосударственных разбирательств он также не жаловался на то, что его право на свободу мирных собраний в соответствии со статьей 11 Конвенции было нарушено в каком-либо эпизоде и в отношении некоторых утверждений о том, что он прямо отрицал, что участвовал в публичных мероприятиях.

55. В отношении жалобы заявителя, касавшейся статьи 18 Конвенции, власти Российской Федерации указали, что только в двух из первоначальных формуляров жалоб содержались ссылки на статью 18 Конвенции, а затем только в совокупности со статьей 5, а не статьей 11 Конвенции, в отношении двух эпизодов (а именно первого эпизода от 5 марта 2012 г. и четвертого от 9 мая 2012 г.). В связи с этим власти Российской Федерации высказали мнение о том, что Европейскому Суду следует ограничить свое рассмотрение дела.

56. В качестве альтернативы власти Российской Федерации предложили Европейскому Суду объявить пункты жалобы по статье 18 Конвенции неприемлемыми для рассмотрения по существу как поданные несвоевременно. В частности, если Большая Палата Европейского Суда решит основывать свое рассмотрение дела не на первоначальном описании жалоб (содержащемся в жалобах NN 29580/12 и 36847/12 от 14 и 18 мая 2012 г. о событиях 5 марта и 9 мая 2012 г. соответственно), а на доводах, представленных впоследствии заявителем в его комментариях от 14 сентября 2017 г., соответствующие части его жалоб по статье 18 Конвенции должны "быть отклонены из-за несоблюдения правила шести месяцев, [как указано] в пункте 1 статьи 35 Конвенции".

57. В своих устных выступлениях заявитель утверждал, что было бы разумно полагаться на квалификацию и пределы рассмотрения дела, как они были установлены Палатой Европейского Суда, в том смысле, что пункты жалоб по статье 18 Конвенции по существу были подняты во всех пяти жалобах. Он не прокомментировал предложение властей Российской Федерации об ограничении пределов рассмотрения жалобы по статье 5 Конвенции.

B. Мнение Большой Палаты Европейского Суда

58. Европейский Суд подтверждает, что согласно его устоявшейся прецедентной практике "дело", переданное в Большую Палату Европейского Суда, обязательно охватывает все аспекты жалобы, ранее рассмотренной Палатой Европейского Суда в ее постановлении, при том, что отсутствуют какие-либо основания для лишь частичной передачи дела. "Дело", переданное в Большую Палату Европейского Суда - это жалоба, как она была объявлена приемлемой для рассмотрения по существу (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии" (Cumpana and Mazare v. Romania), жалоба N 33348/96, § 66, ECHR 2004-XI, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K. и T. против Финляндии" (K. and T. v. Finland), жалоба N 25702/94, §§ 140-141, ECHR 2001-VII, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перна против Италии" (Perna v. Italy), жалоба N 48898/99, §§ 23-24, ECHR 2003-V, mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Series A, N 25, § 157, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Азинас против Кипра" (Azinas v. Cyprus), жалоба N 56679/00, § 32, ECHR 2004-III).

59. Однако это не означает, что Большая Палата Европейского Суда не может также изучить, если это необходимо, вопросы, касающиеся допустимости жалобы для ее рассмотрения по существу тем же образом, как это возможно в производстве по делу в Палате Европейского Суда, например, в силу пункта 4 статьи 35 Конвенции, in fine, или в тех случаях, когда решение данных вопросов было объединено с рассмотрением дела по существу или когда они иным образом относились к стадии рассмотрения дела по существу (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K. и T. против Финляндии", § 141, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блечич против Хорватии" (Bleсiс v. Croatia), жалоба N 59532/00, § 65, ECHR 2006-III). Таким образом, даже на стадии рассмотрения дела по существу Большая Палата Европейского Суда может пересмотреть решение объявить жалобу приемлемой для ее рассмотрения по существу, если она придет к выводу, что жалоба должна быть признана неприемлемой по одной из причин, перечисленных в первых трех пунктах статьи 35 Конвенции (см. ibid., а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Радомилья и другие против Хорватии" (Radomilja and Others v. Croatia), жалобы NN 37685/10 и 22768/12* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 2 (примеч. редактора).), § 102, ECHR 2018).

60. Европейский Суд замечает, что в настоящем деле не только предварительные возражения властей Российской Федерации относительно допустимости определенных жалоб для их рассмотрения по существу, а также те, которые касаются объема рассмотрения дела, переданного в Большую Палату Европейского Суда, ставят вопросы о приемлемости жалоб для их рассмотрения по существу, а именно в отношении исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты и соблюдения правила шестимесячного срока для подачи жалобы. Это вновь подтверждает, что согласно правилу 55 Регламента Суда любое утверждение о неприемлемости жалоб для их рассмотрения по существу должно, насколько позволяют его характер и обстоятельства, быть выдвинуто Договаривающемся Государством в его письменных или устных комментариях о приемлемости жалобы для ее рассмотрения по существу (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Свинаренко и Сляднев против Российской Федерации" (Svinarenko and Slyadnev v. Russia) от 17 июля 2014 г., жалобы NN 32541/08 и 43441/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 11 (примеч. редактора).), § 79, ECHR 2014 (извлечения), и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бузаджи против Республики Молдова" (Buzadji v. Republic of Moldova), жалоба N 23755/07* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 5 (примеч. редактора).), §§ 64 и 67, ECHR 2016 (извлечения)). В своих комментариях от 12 января 2015 г., представленных в Палату Европейского Суда и касавшихся существа жалобы по статье 5 Конвенции, власти Российской Федерации лишь упомянули, что "также следует отметить, что заявитель, по-видимому, [не] оспорил использование конкретных мер как таковых во внутригосударственном производстве. Суть его жалоб... [состояла] в отрицании факта совершения вмененных ему в вину правонарушений". Однако власти Российской Федерации не выступили с каким-либо утверждением о неприемлемости жалобы на основании неисчерпания заявителем внутригосударственных средств правовой защиты в этом отношении. Они также не оспаривали, что заявитель исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты в отношении своих жалоб по статье 11 Конвенции.

61. Европейский Суд не находит каких-либо исключительных обстоятельств в настоящем деле, которые могли бы освободить власти Российской Федерации от их обязательства в соответствии с правилом 55 Регламента Суда высказать эти предварительные возражения до принятия Палатой Европейского Суда решения о приемлемости жалобы для рассмотрения по существу. Следовательно, власти Российской Федерации лишаются права выдвигать их на данном этапе производства по делу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Компания "Пайн Вэлли Девелопментс Лтд" и другие против Ирландии" (Pine Valley Developments Ltd and Others v. Ireland) от 29 ноября 1991 г., § 45, Series A, N 222).

62. Однако поскольку возражения властей Российской Федерации относятся к объему жалоб, поданных в соответствии с Конвенцией, а именно к тому, что они не охватывают определенные части жалоб, заявленные в Большой Палате Европейского Суда, следствием их принятия был бы вывод о том, что в отношении этих частей жалоб не было соблюдено правило шестимесячного срока (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Радомилья и другие против Хорватии", § 139). В отличие от возражения властей Российской Федерации относительно неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты данный вопрос относится к юрисдикции Европейского Суда и рассмотрению которого по своему усмотрению Европейскому Суду ничто не препятствует (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Блечич против Хорватии", §§ 66-68, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бузаджи против Республики Молдова", § 70, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Фабиан против Венгрии" (Fabian v. Hungary), жалоба N 78117/13* (* См.: там же. 2018. N 7 (примеч. редактора).), § 90, ECHR 2017 (извлечения)).

63. В этой связи Европейский Суд отмечает, что из производства по делу в Палате Европейского Суда следует, что она решила, что фактические элементы соответствующих жалоб имели место во всех первоначальных жалобах. Европейский Суд отмечает, что все пять жалоб, образующих настоящее дело, были коммуницированы властям Российской Федерации 28 августа 2014 г. и включали вопросы, касавшиеся статей 5 и 11 Конвенции, а также статьи 18 Конвенции, взятой в совокупности с вышеупомянутыми нормами Конвенции, в отношении каждого из семи эпизодов. Власти Российской Федерации ответили на вопросы по существу предполагаемых нарушений без каких-либо комментариев относительно пределов рассмотрения дела, хотя они были полностью осведомлены о них (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Радомилья и другие против Хорватии", § 105). Впоследствии Палата Европейского Суда решила объединить жалобы для рассмотрения по существу в одном производстве "с учетом их общей фактической и правовой основ" (см. § 39 Постановления Палаты Европейского Суда), признала приемлемыми для рассмотрения по существу жалобы, касавшиеся статей 5 и 11 Конвенции, а также статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьями 5 и 11 Конвенции соответственно в отношении всех семи эпизодов.

64. Кроме того, как видно из рассуждений Палаты Европейского Суда по существу спора, обжалуемые задержание сотрудниками полиции и доставление являлись примерами лишения свободы, которые должны быть рассмотрены в рамках статьи 5 Конвенции, а также образуя один из пунктов предполагаемого вмешательства по статье 11 Конвенции. Таким образом, утверждение заявителя относительно предположительно произвольных задержаний образует часть фактической основы его жалоб по статье 11 Конвенции, содержащейся во всех пяти жалобах по всем семи эпизодам (как указано в §§ 50 и 51 Постановления Палаты Европейского Суда). Следует также отметить, что Палата Европейского Суда охарактеризовала пункт жалобы по статье 18 Конвенции, взятой во взаимосвязи со статьями 5 и 11 Конвенции соответственно, как одну жалобу (см. пункты 8 и 9 резолютивной части Постановления Палаты Европейского Суда), хотя она не сочла необходимым рассматривать его по существу.

65. Большая Палата Европейского Суда не усматривает ни оснований ставить под сомнение оценку Палаты Европейского Суда по этому вопросу, ни каких-либо других причин отказаться от юрисдикции в отношении любой части жалобы, объявленной приемлемой для рассмотрения по существу. Большая Палата Европейского Суда убеждена в том, что при обстоятельствах настоящего дела, взятых в совокупности, фактические элементы жалобы заявителя по статье 5 Конвенции на незаконные и произвольные задержания и заключения под стражу по сути были охвачены его более широкими жалобами на необоснованные акты вмешательства в осуществление его прав в соответствии со статьей 11 Конвенции, как и его жалобы по статье 18 Конвенции, взятой во взаимосвязи с вышеуказанными положениями Конвенции, на скрытые цели. Следует вновь подчеркнуть, что жалоба состоит из двух элементов: фактических утверждений и юридических аргументов. В силу принципа jura novit curia* (* Jura novit curia (лат.) - суд знает законы, положение римского права, воспринятое современными правовыми системами, согласно которому стороны не обязаны доказывать в суде существование той или иной правовой нормы или ее действительность (примеч. редактора).) Европейский Суд не связан правовыми основаниями, приводимыми заявителем со ссылкой на Конвенцию и Протоколы к ней, и вправе принимать решение о квалификации, которая должна быть придана в законе фактам жалобы путем ее рассмотрения в соответствии со статьями или положениями, которые отличаются от тех, на которые ссылается заявитель (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Радомилья и другие против Хорватии", § 126).

66. Следовательно, пределы рассмотрения дела в Большой Палате Европейского Суда не ограничиваются в порядке, утверждаемом властями Российской Федерации, а распространяются на все аспекты дела, как оно было объявлено приемлемым для рассмотрения по существу Палатой Европейского Суда (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "K. и T. против Финляндии", § 141, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лейла Шахин против Турции" (Leyla Sahin v. Turkey), жалоба N 44774/98, § 128, ECHR 2005-XI, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии", §§ 66-69). Таким образом, Большая Палата Европейского Суда отклоняет все предварительные возражения властей Российской Федерации.

II. Предполагаемое нарушение статьи 5 Конвенции

67. Заявитель жаловался на то, что его задержания в семи случаях были незаконными и произвольными. Он также утверждал, что в двух случаях, 9 мая 2012 г. и 24 февраля 2014 г., он был необоснованно заключен под стражу до рассмотрения его административного дела. Заявитель ссылался на пункт 1 статьи 5 Конвенции, который гласит следующее:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;

b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;

с) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;

d) заключение под стражу несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора или его законное заключение под стражу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;

e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;

f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче".

A. Доводы сторон в Большой Палате Европейского Суда

1. Заявитель

68. Заявитель настаивал на том, что его задержания были незаконными и произвольными во всех семи случаях. Он утверждал, что собрания, о которых идет речь в деле, не были такого масштаба, чтобы повлиять на общественный порядок. В отношении четвертого и седьмого эпизодов, когда он был обвинен в невыполнении распоряжения сотрудника полиции (9 мая 2012 г. и 24 февраля 2014 г.), он не получал ни распоряжения, ни предупреждения, прежде чем они его задержали. В любом случае во внутригосударственном разбирательстве ему не было вменено в вину нарушение общественного порядка. Кроме того, даже если органы полиции считали иначе, отсутствовали причины, по которым административные протоколы не могли бы быть составлены на месте, как это предусмотрено статьей 27.2 КоАП РФ. Заявитель отметил, что он всегда подчинялся требованиям сотрудников полиции, которые его задерживали, и находился под их полным контролем. В каждом случае он был доставлен в полицейском фургоне, который являлся подходящим местом, чтобы составить протокол, не покидая места события. По его мнению, отсутствовала необходимость доставлять его в отдел внутренних дел для завершения оформления документов ни в одном из этих случаев, особенно с учетом того, что он должен был проводить много времени, иногда более трех часов, по дороге в отдел внутренних дел. Он ссылался на вывод Европейского Суда в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации" (§ 95), согласно которому, учитывая отсутствие установленных законом ограничений на продолжительность доставления в отдел внутренних дел, необоснованно длительное доставление само по себе может представлять незапротоколированное и непризнаваемое задержание в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.

69. Кроме того, 9 мая 2012 г. и 24 февраля 2014 г. он содержался под стражей в течение более трех часов, что является нарушением установленного законодательством срока, хотя не существовало каких-либо исключительных обстоятельств, оправдывающих решение не освобождать его до суда. Заявитель утверждал, что его предварительное содержание под стражей до суда в этих двух случаях не соответствовало целям лишения свободы, указанным в соответствующих подпунктах пункта 1 статьи 5 Конвенции.

2. Власти Российской Федерации

70. Власти Российской Федерации утверждали, что задержание заявителя было законным и необходимым для привлечения его к ответственности в связи с совершением административных правонарушений. Они указывали, что его доставления в отделы внутренних дел были необходимы в каждом конкретном случае, поскольку административный протокол не мог быть составлен на месте, так как обстоятельства дел были таковы, что оформить документы представлялось невозможным. Что касается административного содержания под стражей, то его продолжительность не превышала трех часов с момента доставления заявителя в отдел внутренних дел, за исключением двух случаев, когда он был обвинен в совершении правонарушений, наказуемых лишением свободы, и в этих случаях его содержание под стражей не превышало установленный законом срок в 48 часов.

B. Мнение Большой Палаты Европейского Суда

71. Палата Европейского Суда произвела следующую оценку жалобы заявителя в данной части:

"60. Европейский Суд ранее рассматривал жалобы, поданные лицами, задержанными при аналогичных обстоятельствах, в том числе одну жалобу, поданную заявителем. В данных делах сотрудники полиции прерывали незаконные, но мирные собрания, задерживали участников и доставляли их в отделы внутренних дел для составления административных протоколов. Европейский Суд отмечал, в частности, что в соответствии со статьей 27.2 КоАП РФ заявители могут быть доставлены в отдел внутренних дел только тогда, когда протоколы не могли быть составлены на месте, где было совершено правонарушение. Однако в рассмотренных случаях не было приведено каких-либо оснований для того, чтобы не делать этого на месте, что привело к выводу о том, что задержание и доставление в отдел внутренних дел представляли собой произвольное и незаконное лишение свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", §§ 68 и 93-97, и, mutatis mutandis, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Новикова и другие против Российской Федерации", §§ 182-383 и 226-227). Кроме того, после составления административных протоколов в отделе внутренних дел цель доставления будет достигнута, и дальнейшее содержание под стражей до судебного слушания потребует конкретного обоснования, такого, как доказанный риск побега или воспрепятствование отправлению правосудия. В отсутствие каких-либо явных причин не освобождать заявителя из-под стражи Европейский Суд признавал досудебное содержание под стражей необоснованным и произвольным, даже несмотря на то, что оно укладывалось в 48-часовой срок, предусмотренный частью 3 статьи 27.5 КоАП РФ (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 96, и Постановление Европейского Суда по делу "Фрумкин против Российской Федерации" (Frumkin v. Russia) от 5 января 2016 г., жалоба N 74568/12* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 7 (примеч. редактора).), § 150).

61. Принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении материалы, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не представили фактов или доводов, способных его убедить прийти к иному выводу в настоящем деле. Действительно, ни в одном из семи случаев не было приведено явной или подразумеваемой причины, по которой административный протокол не мог быть составлен на месте. Кроме того, 9 мая 2012 г. заявитель был задержан на неопределенное время, прежде чем предстать перед мировым судьей в тот же день, а 24 февраля 2014 г. он содержался под стражей всю ночь, прежде чем предстать перед судьей без указания каких-либо ясных оснований для того, чтобы не освободить его из-под стражи до суда, лишь потому, что ему было предъявлено обвинение, наказуемое сроком лишения свободы. Ни власти Российской Федерации, ни другие внутригосударственные органы не представили никаких обоснований, как того требует статья 27.3 КоАП РФ, а именно, что это был "исключительный случай" или что это было "необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении". В отсутствие каких-либо явных причин, указанных властями для отказа освободить заявителя из-под стражи, Европейский Суд считает, что его досудебное содержание под стражей 9 мая 2012 г. и 24 февраля 2014 г. было необоснованным и произвольным".

72. Большая Палата Европейского Суда поддерживает выводы Палаты Европейского Суда и считает, что по делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие задержания заявителя в семи случаях и в двух случаях предварительного содержания под стражей до суда.

III. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

73. Заявитель также жаловался на нарушение пунктов 1 и 2 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Он утверждал, что все семь разбирательств, в ходе которых он был осужден за административное правонарушение, не соответствовали гарантиям справедливого разбирательства, в частности, принципам процессуального равенства сторон, состязательности, независимости и беспристрастности суда и презумпции невиновности. Статья 6 Конвенции в соответствующих частях гласит:

"1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела... независимым и беспристрастным судом...

2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком.

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

...d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него...".

A. Применимость статьи 6 Конвенции

1. Постановление Палаты Европейского Суда

74. Палата Европейского Суда сослалась на свои предыдущие выводы о том, что правонарушения, перечисленные в статьях 19.3 и 20.2 КоАП РФ, должны быть квалифицированы как "уголовные" для целей Конвенции, и не обнаружила других причин, чтобы прийти к иному выводу в настоящем деле. Она сочла, что административное дело подлежит рассмотрению в рамках уголовно-процессуального аспекта статьи 6 Конвенции.

2. Доводы сторон в Большой Палате Европейского Суда

75. В производстве по делу в Большой Палате Европейского Суда власти Российской Федерации придерживались своего возражения в отношении применимости статьи 6 Конвенции к административному производству в настоящем деле, ссылаясь на дискреционные полномочия законодательных органов государств-членов определять, какие правонарушения должны быть квалифицированы как уголовные в их соответствующих правовых системах.

76. Заявитель, напротив, утверждал, что статья 6 Конвенции в ее уголовно-процессуальном аспекте была применима к делу в соответствии с устоявшейся прецедентной практикой Европейского Суда.

3. Мнение Большой Палаты Европейского Суда

77. Европейский Суд подтверждает, что применимость статьи 6 Конвенции должна рассматриваться на основе трех критериев, выработанных в Постановлении Европейского Суда по делу "Энгель и другие против Нидерландов", а именно юридическая квалификация правонарушения в соответствии с внутригосударственным законодательством, характер правонарушения, а также степень суровости наказания, которое может быть назначено соответствующему лицу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Энгель и другие против Нидерландов" (Engel and Others v. Netherlands) от 8 июня 1976 г., §§ 82-83, Series A, N 22, Постановление Европейского Суда по делу "Ёзтюрк против Германии" (Ozturk v. Germany) от 21 февраля 1984, § 50, Series A, N 73, Постановление Европейского Суда по делу "Демиколи против Мальты" (Demicoli v. Malta) от 27 августа 1991 г., §§ 31-34, Series A, N 210, Постановление Европейского Суда по делу "Менешева против Российской Федерации" (Menesheva v. Russia), жалоба N 59261/00* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 6 (примеч. редактора).), §§ 95-98, ECHR 2006-III, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эзех и Коннорс против Соединенного Королевства" (Ezeh and Connors v. United Kingdom), жалобы NN 39665/98 и 40086/98, § 82, ECHR 2003-X, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Юссила против Финляндии" (Jussila v. Finland), жалоба N 73053/01, § 30, ECHR 2006-XIV, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блохин против Российской Федерации" (Blokhin v. Russia), жалоба N 47152/06* (* См.: там же. 2016. N 12 (примеч. редактора).), § 179, ECHR 2016).

78. Второй и третий критерии, изложенные в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Энгель и другие против Нидерландов", являются альтернативными и необязательно кумулятивными. Это не исключает возможности применения общего подхода в тех случаях, когда отдельный анализ каждого критерия не позволяет сделать однозначный вывод о наличии уголовного обвинения (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Эзех и Коннорс против Соединенного Королевства", § 86, и "Юссила против Финляндии", § 31, а также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блохин против Российской Федерации", § 179).

79. Европейский Суд ранее указывал, что правонарушения, указанные в статьях 19.3 и 20.2 КоАП РФ, должны быть квалифицированы как "уголовные", принимая во внимание общий характер правонарушения и учитывая, что цель санкции носит карательный и сдерживающий характер - всё это является характерной чертой сферы действия уголовного права (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", §§ 37-45, Постановление Европейского Суда по делу "Михайлова против Российской Федерации" (Mikhaylova v. Russia) от 19 ноября 2015 г., жалоба N 46998/08* (* См.: там же. N 3 (примеч. редактора).), §§ 57-69, а также Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации (N 2)" (Kasparov and Others v. Russia) (N 2) от 13 декабря 2016 г., жалоба N 51988/07* (* См.: там же. 2014. N 8 (примеч. редактора).), § 43). В отношении правонарушения, предусмотренного статьей 19.3 КоАП РФ, Европейский Суд отметил, что оно наказывалось лишением свободы, что, как правило, свидетельствует об относимости правонарушения к сфере действия уголовного права, а также о том, что с учетом продолжительности лишения свободы и способа исполнения этого наказания оно достигло тяжести уголовной санкции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Малофеева против Российской Федерации" (Malofeyeva v. Russia) от 30 мая 2013 г., жалоба N 36673/04* (* См.: там же. N 2 (примеч. редактора).), §§ 99-101, Постановление Европейского Суда по делу "Немцов против Российской Федерации" (Nemtsov v. Russia) от 31 июля 2014 г., жалоба N 1774/11* (* См.: там же. 2015. N 4 (примеч. редактора).), § 83, упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 78, "Эзех и Коннорс против Соединенного Королевства", §§ 69-130).

80. Большая Палата Европейского Суда не находит оснований для отступления от выводов Палаты Европейского Суда и считает, что статья 6 Конвенции применима в рамках ее уголовно-процессуального аспекта к семи административным производствам в настоящем деле.

B. Соблюдение требований статьи 6 Конвенции

1. Доводы сторон в Большой Палате Европейского Суда

(a) Заявитель

81. Заявитель утверждал, что во всех семи административных процедурах ему не было обеспечено проведение справедливого судебного разбирательства. Он жаловался на то, что внутригосударственные суды отказались вызвать и допросить свидетелей, о чем он ходатайствовал, и что в ходе пяти разбирательств суды отказались принять в качестве доказательств видеозаписи его задержаний. Кроме того, внутригосударственные суды не соблюдали принцип равенства состязательных возможностей, поскольку они отклонили показания, данные в пользу заявителя, как ложные, придавая значение показаниям сотрудников полиции. Отклонив все доказательства в пользу заявителя, суды возложили на него как на обвиняемого излишнее и чрезмерное бремя доказывания, следовательно, их постановления не основывались на приемлемой оценке соответствующих фактов. Кроме того, внутригосударственные суды не требовали от сотрудников полиции оправдания их вмешательства в осуществление права заявителя на свободу собраний. Что касается двух производств, в отношении событий 9 мая и 27 октября 2012 г., заявитель представил дополнительную жалобу о том, что внутригосударственные суды выполняли функцию обвинения в административном производстве вопреки принципам равенства состязательных возможностей сторон и независимости суда. Он также жаловался на то, что в ходе этих двух судебных разбирательств внутригосударственные суды по собственной инициативе изменили обвинения, приняв на себя тем самым роль обвинения.

(b) Власти Российской Федерации

82. Власти Российской Федерации утверждали, что производство по административным делам заявителя отвечало требованиям статьи 6 Конвенции. Они отмечали, что заявителю в каждом случае предоставлялась справедливая возможность изложить свою позицию по делу и вызвать соответствующих свидетелей для допроса. Власти Российской Федерации оспаривали утверждение о том, что внутригосударственные суды в делах заявителя приняли на себя функцию обвинения. Они указывали, что материалы административных дел были подготовлены органами полиции, которые собрали доказательства и предъявили обвинения в письменном виде, в то время как суд рассматривал эти дела в качестве независимого арбитра. Власти Российской Федерации считали, что представленные заявителем видеоматериалы имели ограниченную доказательственную ценность, и утверждали, что в любом случае принятие решений относительно относимости и допустимости конкретных доказательств относится к компетенции внутригосударственных судов.

2. Мнение Палаты Европейского Суда

83. Палата Европейского Суда осуществила следующую оценку жалобы заявителя:

"69. Европейский Суд отмечает, что обстоятельства, связанные с задержанием заявителя, оспаривались сторонами административного производства по всем семи делам. В производстве по делу об эпизоде от 5 марта 2012 г. заявитель утверждал, в частности, что два сотрудника полиции, которые составили протокол об административном правонарушении, не являлись теми же сотрудниками, которые задерживали его. В производстве по делам, касающимся событий 8 и 9 мая 2012 г. и вечера 24 февраля 2014 г., заявитель оспаривал, что собрания, о которых шла речь, вызвали беспорядки, и отрицал, что до задержания ему было сделано предупреждение или высказано требование разойтись. В отношении двух других производств, по эпизодам 27 октября 2012 г. и 24 февраля 2014 г., в 12.00, заявитель оспаривал тот факт, что вообще проводилось какое-либо публичное собрание по смыслу Закона о собраниях, и утверждал, что он был задержан без какого-либо предупреждения или причины. Из этого следует, что каждое разбирательство включало спор по ключевым фактам дела, и внутригосударственные суды были обязаны разрешать эти споры справедливым и состязательным образом.

70. Европейский Суд отмечает, что в производстве по делу, касавшемуся событий 5 марта 2012 г., мировой судья допрашивал только двух сотрудников полиции, личности которых оспаривались заявителем, и отказался вызвать других свидетелей. Однако суд апелляционной инстанции обоснованно счел эти доказательства недостаточными и также допросил частное лицо, журналиста, который являлся свидетелем задержания. Последний подтвердил личности сотрудников полиции. Кроме того, тот же суд апелляционной инстанции рассмотрел предоставленную видеозапись и на основании всех доказательств счел личности сотрудников полиции установленными. У Европейского Суда отсутствуют основания считать способ, которым суд апелляционной инстанции оценил доказательства, касавшиеся личности сотрудников полиции, произвольным или явно необоснованным, и Европейский Суд также отмечает, что заявитель не подавал каких-либо иных жалоб в связи с этим производством.

71. По сравнению с этим внутригосударственные суды в шести других производствах решили основывать свои постановления исключительно на версии событий, выдвинутой сотрудниками полиции. Они систематически не проверяли фактические утверждения сотрудников полиции, отказывая в ходатайствах о представлении дополнительных доказательств, таких как видеозаписи, или о вызове свидетелей в отсутствие каких-либо препятствий для этого. Кроме того, когда суды допрашивали свидетелей, не являвшихся сотрудниками полиции, они автоматически предполагали предвзятость со стороны всех свидетелей, дававших показания в пользу заявителя, и, напротив, показания сотрудников полиции презюмировались судами как показания лиц, не имеющих корыстных интересов.

72. Европейский Суд уже рассматривал дела, связанные с административным производством в отношении лиц, обвиняемых в нарушении правил проведения публичных мероприятий или в несоблюдении требований сотрудников полиции разойтись. Европейский Суд устанавливал, что в ходе этих административных разбирательств мировые судьи с готовностью и без колебаний принимали к рассмотрению доводы сотрудников полиции и отказывали заявителям в любой возможности представить какие-либо доказательства обратного. Европейский Суд указывал, что в споре по ключевым фактам, лежащим в основе обвинений, когда единственными свидетелями обвинения являлись сотрудники полиции, сыгравшие активную роль в оспариваемых событиях, судам было необходимо использовать все разумные возможности для проверки их инкриминирующих показаний (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по следующим делам: "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 64, "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 83, а также "Фрумкин против Российской Федерации", § 165). Невыполнение этого требования противоречит основополагающим принципам уголовного права, а именно in dubio pro reo* (* In dubio pro reo (лат.) - при сомнении - в пользу обвиняемого, принцип права, состоящий в том, что все сомнения толкуются в пользу подсудимого, то есть, если обстоятельства дела допускают благоприятную для обвиняемого интерпретацию, должна применяться именно она (примеч. редактора).) (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фрумкин против Российской Федерации", § 166, и приведенные в нем дела). Европейским Судом также было установлено, что, отклоняя все доказательства в пользу обвиняемого без какого-либо обоснования, суды Российской Федерации возложили на обвиняемого чрезмерное и непомерное бремя доказывания вопреки фундаментальному требованию о том, что обвинение должно доказывать свою правоту, и вопреки одному из основополагающих принципов уголовного права, а именно in dubio pro reo (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Немцов против Российской Федерации", § 92).

73. Европейский Суд считает, что все шесть административных процедур по настоящему делу имели схожие недостатки, и они привели к вынесению судебных решений, которые не основывались на приемлемой оценке соответствующих фактов. Кроме того, внутригосударственные суды не требовали от сотрудников полиции оправдать свое вмешательство в осуществление гражданами права на свободу собраний, которое включало разумную возможность разойтись, когда об этом заявляется соответствующее требование (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Фрумкин против Российской Федерации", § 166, и "Немцов против Российской Федерации", § 93).

74. На основании вышеизложенных соображений Европейский Суд приходит к выводу, что административные производства по обоим эпизодам 8 мая 2012 г., событиям 9 мая и 27 октября 2012 г. и обоим эпизодам 24 февраля 2014 г. были проведены с нарушением права заявителя на справедливое судебное разбирательство. Учитывая данный вывод, Европейский Суд не считает необходимым рассматривать остальные жалобы заявителя в соответствии с пунктом 1 и подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции в отношении этих шести производств".

84. Большая Палата Европейского Суда соглашается с выводами Палаты Европейского Суда и считает, что по настоящему делу властями Российской Федерации не было допущено нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции в ходе административного производства, касавшегося событий 5 марта 2012 г. (см. §§ 17-18 настоящего Постановления), но было допущено нарушение этой нормы Конвенции в связи с административными производствами в отношении остальных шести эпизодов 8 и 9 мая, 27 октября 2012 г., а также 24 февраля 2014 г. (см. §§ 23-24, 28-30, 33-34 и 38-42 настоящего Постановления). С учетом данного вывода Большая Палата Европейского Суда не считает необходимым рассматривать остальные жалобы заявителя в соответствии с пунктом 1 и подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, касавшиеся этих шести производств.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 11 Конвенции

85. Заявитель жаловался на то, что его задержание семь раз в связи с его предполагаемым участием в несанкционированных публичных мероприятиях и его содержанием под стражей и осуждениями за административные правонарушения нарушили его право на свободу мирных собраний, гарантированное статьей 11 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на свободу мирных собраний и на свободу объединения с другими, включая право создавать профессиональные союзы и вступать в таковые для защиты своих интересов.

2. Осуществление этих прав не подлежит никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц. Настоящая статья не препятствует введению законных ограничений на осуществление этих прав лицами, входящими в состав вооруженных сил, полиции или административных органов государства".

A. Постановление Палаты Европейского Суда

86. Палата Европейского Суда установила, что во всех семи случаях имел место акт вмешательства государства в осуществление права заявителя на свободу собраний. Она отметила, в частности, что, хотя заявитель не планировал проводить шествие 27 октября 2012 г. или публичное собрание перед зданием суда в полдень 24 февраля 2014 г., конкретные обстоятельства этих событий были таковы, что они относятся к сфере действия статьи 11 Конвенции.

87. Палата Европейского Суда установила, что настоящее дело было идентичным нескольким другим делам, рассмотренным против Российской Федерации, в которых Европейский Суд установил нарушения статьи 11 Конвенции, поскольку сотрудники полиции останавливали и задерживали протестующих по той единственной причине, что их демонстрация как таковая не была санкционирована, при том, что формальная незаконность собрания являлась главным основанием для административной ответственности. Палата Европейского Суда отметила, что имелись указания на существующую в Российской Федерации практику, когда сотрудники полиции в рутинном порядке прерывают собрание или предполагаемое собрание и задерживают его участников.

88. Что касается наличия правомерной цели, то Палата Европейского Суда не стала рассматривать данный вопрос, поскольку она сочла, что эти меры в любом случае были несоразмерны целям, указанным властями Российской Федерации, а именно предотвращение беспорядков или преступлений, а также защита прав и свобод других лиц. Палата Европейского Суда постановила, что, даже если предположить, что задержания и административные наказания, назначенные заявителю, соответствовали внутригосударственному законодательству и преследовали правомерную цель, эти меры не были соразмерны целям, приведенным властями Российской Федерации. Она отметила, что власти Российской Федерации не смогли доказать, что существовала "настоятельная общественная необходимость" в прерывании собраний, задержании заявителя и, в частности, назначении ему дважды наказания к лишению свободы, пусть и короткому. Кроме того, Палата Европейского Суда отметила, что эти меры имели потенциально серьезный сдерживающий эффект, направленный на отпугивание в участии в будущих публичных собраниях и на воспрепятствование в открытой политической дискуссии, эффект, усиливаемый тем, что в центре внимания находился известный общественный деятель, задержание которого должно было вызвать широкое освещение в средствах массовой информации. В связи с этим Палата Европейского Суда постановила, что по делу было допущено нарушение статьи 11 Конвенции по всем семи эпизодам.

B. Доводы сторон в Большой Палате Европейского Суда

1. Заявитель

89. Заявитель утверждал, что власти вмешались в осуществление его права на свободу мирных собраний, прерывая собрания или мероприятия, воспринимаемые как собрания, задерживая его и привлекая к административной ответственности за нарушение порядка проведения публичных мероприятий или за неподчинение распоряжениям сотрудников полиции. Что касается двух случаев, то он оспорил, что события, о которых шла речь, представляли собой публичное собрание. Во-первых, 27 октября 2012 г. заявитель был задержан под предлогом того, что он проводил шествие, в то время как он просто уходил с места проведения пикетирования. Во-вторых, 24 февраля 2014 г., в 12.00, заявитель был задержан, когда он ожидал у здания суда вынесения решения суда по громкому делу. Это собрание, если квалифицировать его таким образом, нельзя было предвидеть, и уведомление о нем не могло быть направлено властям, кроме того, оно не вызвало никаких нарушений, которые бы заслуживали его разгона, задержания и последующего привлечения к ответственности.

90. Заявитель согласился с тем, что 5 марта 2012 г., дважды 8 и 9 мая 2012 г. и один раз 24 февраля 2014 г. (вечером) он принимал участие в политических собраниях, уведомление о которых не было направлено властям. Однако он считал, что, учитывая их непосредственную связь с происходившими событиями, их небольшие масштабы и отсутствие риска для общественного порядка, можно было ожидать, что власти проявят по отношению к ним терпимость. По мнению заявителя, в каждом из этих семи случаев реакция властей Российской Федерации в нарушение статьи 11 Конвенции была незаконной, лишенной правомерной цели и явно несоразмерной.

91. В своем устном выступлении заявитель утверждал, что получить разрешение на проведение публичных мероприятий, организованных оппозицией, было чрезвычайно трудно, особенно в подходящее время и в определенном месте. В частности, заявитель утверждал, что он не смог организовать какие-либо публичные мероприятия в центре городов Москва или Санкт-Петербург, поскольку все уведомления систематически отклонялись властями без соответствующих альтернативных предложений, как того требует внутригосударственное законодательство.

92. Заявитель оспаривал довод о том, что он не подчинялся распоряжениям сотрудников полиции, а также сам факт получения от них каких-либо распоряжений. Он также отрицал, что выкрикивал лозунги, препятствовал движению транспорта или пешеходов по тротуарам или нарушал общественный порядок.

2. Власти Российской Федерации

93. Власти Российской Федерации указали, что во всех семи случаях имело место публичное собрание, о котором надлежало уведомить власти, и согласились с тем, что разгон собрания граждан и правоохранительные меры в отношении заявителя представляли собой вмешательство публичных властей в осуществление права на свободу мирных собраний.

94. Власти Российской Федерации считали, что вмешательство публичных властей в осуществление права заявителя на свободу мирных собраний отвечало требованиям внутригосударственного законодательства и было необходимо "для предупреждения беспорядков или преступлений" и "для защиты прав и свобод других лиц". Власти Российской Федерации утверждали, что во всех семи случаях заявитель предпринял попытку проведения несанкционированного публичного собрания, которую пресекли сотрудники полиции на законных основаниях, и что компетентные суды обоснованно признали его виновным в совершении административных правонарушений. Власти Российской Федерации не считали, что в любом из этих случаев имели место особые обстоятельства, освобождающие протестующих от соблюдения требования о предварительном уведомлении властей об их собрании. Они привели примеры других законных публичных мероприятий, в которых заявитель принимал участие без каких-либо препятствий. Власти Российской Федерации оспорили утверждения заявителя о том, что эти собрания не вызвали шума и не причиняли неудобств, учитывая количество протестовавших граждан и присутствие представителей средств массовой информации. В частности, 27 октября 2012 г. (пятый случай) заявитель организовал шествие, которое затруднило дорожное движение, вопреки утверждению заявителя о том, что "маловероятно", что некоторые из событий "не производили шума и не вызывали неудобств для пешеходов", учитывая количество участвовавших в них людей, места и времени их проведения (особенно первый случай 5 марта 2012 г. и последние два случая 27 февраля 2014 г.). Власти Российской Федерации также не согласились с доводом заявителя о том, что в седьмом эпизоде заявитель не препятствовал дорожному движению.

95. Наконец, власти Российской Федерации отмечали, что административные санкции, примененные к заявителю, были соразмерными, принимая во внимание постоянный и преднамеренный характер совершаемых им правонарушений. Они указывали, что увеличение суммы штрафов, назначенных заявителю 27 октября 2012 г. и 24 февраля 2014 г., было обусловлено законодательным увеличением размера штрафов, предусмотренных статьей 20.2 КоАП РФ.

96. Власти Российской Федерации указали, что, по крайней мере, в двух случаях внутригосударственные власти проявили значительную терпимость по отношению к незаконным собраниям. В частности, 5 марта 2012 г. сотрудники полиции не задерживали заявителя до 22.45, хотя санкционированный митинг закончился в 21.00. Кроме того, 8 мая 2012 г. протестующие могли продолжать "народные гуляния" в течение длительного времени, прежде чем сотрудники полиции решили пресечь это мероприятие.

97. Власти Российской Федерации отмечали, что в Постановлении Палаты Европейского Суда Европейскому Суду не было предложено установить наличие практики вмешательства в проведение публичных собраний в Российской Федерации и что 13 примеров, на которые сослался Европейский Суд, не являются репрезентативными или достаточными для подтверждения подобной практики. Власти Российской Федерации также указали, что в 13 государствах-членах непредставление предварительного уведомления о проведении публичного собрания или несоблюдение ограничений в отношении места или времени проведения публичного собрания само по себе может оправдать разгон собрания, согласно сравнительному исследованию, проведенному в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации" (§ 324).

C. Мнение Большой Палаты Европейского Суда

1. Применимость статьи 11 Конвенции и наличие вмешательства в осуществление права заявителя на свободу собраний

(a) Общие принципы

98. Европейский Суд подтверждает, что право на свободу собраний является фундаментальным правом в демократическом обществе и, как и право на свободу выражения мнения, является одной из основ такого общества. Следовательно, оно не подлежит ограничительному толкованию (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы" (Kudreviсius and Others v. Lithuania), жалоба N 37553/05* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по права человека. Специальный выпуск. 2017. N 2 (примеч. редактора).), § 91, ECHR 2015, и Постановление Европейского Суда по делу "Тараненко против Российской Федерации" (Taranenko v. Russia) от 15 мая 2014 г., жалоба N 19554/05* (* См.: там же. 2014. N 9 (примеч. редактора).), § 65). Чтобы избежать риска ограничительного толкования, Европейский Суд воздержался от формулирования понятия "собрание", которое он рассматривает как автономное понятие, или от исчерпывающего перечисления критериев, которые определяли бы его. Он уточнял в соответствующих делах, что к праву на свободу собраний относятся как частные собрания, так и собрания в общественных местах в виде пикетирования или шествия, кроме того, оно может осуществляться отдельными участниками и организаторами собрания (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 91, с дальнейшими ссылками, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации", § 402). Европейский Суд также подчеркивал, что статья 11 Конвенции охраняет право только на "мирные собрания". Это понятие не включает в себя собрания, организаторы и участники которых намерены прибегнуть к насилию. Следовательно, гарантии, предусмотренные статьей 11 Конвенции, применяются ко всем собраниям, кроме тех, организаторы и участники которых намерены прибегнуть к насилию, подстрекать к насилию или иным образом нарушить основы демократического общества (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 92, с дальнейшими ссылками).

99. Таким образом, вопросы о том, относятся ли то или иное собрание к автономной концепции "мирного собрания" по смыслу пункта 1 статьи 11 Конвенции и сфера защиты этой нормы, не зависят от того, что собрание было проведено в порядке, предусмотренном внутригосударственным законодательством. Лишь после того, как Европейский Суд придет к выводу, что собрание относится к сфере действия этой защиты, его квалификация и регулирование в соответствии с внутригосударственным законодательством будут относиться к оценке обстоятельств дела, осуществленной Европейским Судом. Данные элементы имеют отношение к вытекающему из этого вопросу о негативных обязательствах государства, а именно о том, было ли оправдано ограничение защищаемой свободы в соответствии с пунктом 2 статьи 11 Конвенции, а также к оценке позитивных обязательств государства, то есть обеспечило ли последнее справедливое равновесие между конкурирующими интересами, имеющими значение в рассматриваемом деле.

100. В этой связи Европейский Суд считает целесообразным еще раз подчеркнуть, что уведомление о публичном мероприятии и даже процедуры санкционирования его проведения в целом не посягают на суть права, предусмотренного статьей 11 Конвенции, если цель регулирования собрания заключается в том, чтобы позволить властям принимать разумные и надлежащие меры для обеспечения его беспрепятственного проведения (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 147, с дальнейшими ссылками, цитируемый ниже, в § 128 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд также указывал, что исполнение таких правил не может становиться самоцелью (см. ibid., § 150, цитируемый в § 128 настоящего Постановления). Из этого следует, что мирное собрание может иметь такой характер, что разрешение его проводить только при условии предварительного уведомления властей и (или) санкционирования само по себе могло быть признано несоразмерным для целей статьи 11 Конвенции.

101. Европейский Суд ранее подчеркивал, что право на свободу собраний, предусмотренное статьей 11 Конвенции, тесно связано с правом на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции, поскольку защита личных мнений, обеспечиваемая последней, является одной из целей свободы, закрепленной в статье 11 Конвенции. В соответствии с устоявшейся прецедентной практикой Европейского Суда жалоба в отношении задержания какого-либо лица в контексте демонстрации подлежит рассмотрению в соответствии со статьей 11 Конвенции на том основании, что статья 10 Конвенции должна рассматриваться в качестве lex generalis* (* Lex generalis (лат.) - общий закон, общая норма, закон, содержащий общее урегулирование каких-либо отношений (примеч. редактора).) по отношению к статье 11 Конвенции, которая является lex specialis (см. Постановление Европейского Суда по делу "Эзелин против Франции" (Ezelin v. France) от 26 апреля 1991 г., § 35, Series A, N 202). Один из отличительных критериев, указанных Европейским Судом, состоит в том, что при осуществлении права на свободу собраний участники будут не только стремиться выразить свое мнение, но делать это вместе с другими лицами (см. Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации" (Primov and Others v. Russia) от 12 июня 2014 г., жалоба N 17391/06* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2014. N 9 (примеч. редактора).), § 91).

102. В то же время Европейский Суд признавал, что в сфере политических дискуссий гарантии статей 10 и 11 Конвенции часто являются взаимодополняющими нормами (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 92). Несмотря на то, что статья 11 Конвенции играет автономную роль и имеет конкретную сферу действия, ее нужно рассматривать в свете статьи 10 Конвенции и в тех случаях, когда целью осуществления свободы собраний является выражение личных мнений, а также обеспечение площадки для дискуссии в обществе и открытое выражение протеста (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 86, с дальнейшими ссылками). Так, например, заявитель в одном деле организовал пикет перед зданием областного суда. Позже он был привлечен к административной ответственности и оштрафован за нарушение порядка организации и проведения публичного собрания. Европейский Суд решил, что производство по делу об административном взыскании представляло собой вмешательство в осуществление права заявителя на свободу собраний, толкуемое в свете его права на свободу выражения мнения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сергей Кузнецов против Российской Федерации" (Sergey Kuznetsov v. Russia) от 23 октября 2008 г., жалоба 10877/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2009. N 10 (примеч. редактора).), § 36). Связь между статьями 10 и 11 Конвенции особенно актуальна в тех случаях, когда власти вмешались в осуществление права на свободу мирного собрания в ответ на мнения или заявления участников демонстрации или членов объединения граждан (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Станков и Объединенная македонская организация "Илинден" против Болгарии" (Stankov and United Macedonian Organisation Ilinden v. Bulgaria), жалобы NN 29221/95 и 29225/95, § 85, ECHR 2001-IX).

103. Европейский Суд вновь подтверждает, что вмешательство публичных властей в осуществление права на свободу собраний необязательно должно являться прямым запретом, законным или de facto, но может выражаться в иных мерах, принимаемых властями. Термин "ограничения" в пункте 2 статьи 11 Конвенции должен толковаться как включающий и меры, принимаемые до или во время собрания, и такие меры, как карательные, принимаемые после него (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Эзелин против Франции", § 39, "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 84, "Примов и другие против Российской Федерации", § 93, "Немцов против Российской Федерации", § 73). Например, предварительный запрет может иметь сдерживающий эффект в отношении лиц, намеренных участвовать в митинге, и, таким образом, являться актом вмешательства властей, даже если митинг в дальнейшем проходит в отсутствие препятствий с их стороны. Отказ лицу в разрешении на совершение поездки в целях посещения митинга также приравнивается к акту вмешательству. Аналогичным образом рассматриваются меры, принимаемые властями во время митинга, такие как разгон митинга или задержание его участников и наказания, примененные к ним властями за участие в митинге (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 84, с дальнейшими ссылками).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

104. Большая Палата Европейского Суда принимает к сведению утверждение властей Российской Федерации о том, что заявитель отрицал свое участие в собрании в некоторых эпизодах, о которых шла речь в деле. Тем не менее в каждом из семи случаев он привлекался к административной ответственности: в пяти эпизодах по статье 20.2 КоАП РФ, согласно которой нарушение установленного порядка проведения публичных собраний, митингов, демонстраций, шествий или пикетирований образует состав правонарушения, а также в двух случаях он был признан виновным в неповиновении законному распоряжению полиции в нарушение статьи 19.3 КоАП РФ.

105. Принимая во внимание доводы сторон о характере различных рассматриваемых по делу событий и степени участия в них заявителя, Большая Палата Европейского Суда будет рассматривать отдельно конкретные особенности каждого эпизода.

(i) Первый эпизод (5 марта 2012 г.)

106. Политический митинг, который заявитель и другие участники (около 500 человек) отказались покидать после окончания разрешенного времени, стал продолжением митинга, о котором власти были уведомлены согласно Закону о собраниях (см. §§ 13-14 настоящего Постановления). Этот митинг, несомненно, представлял собой собрание по смыслу статьи 11 Конвенции. Задержание заявителя, его доставление в отдел внутренних дел и последующее осуждение за административное правонарушение составляли вмешательство публичных властей в осуществление права заявителя на свободу мирного собрания по смыслу пункта 2 статьи 11 Конвенции.

(ii) Второй - четвертый эпизоды (8 и 9 мая 2012 г.)

107. Заявитель был задержан три раза во время "народных гуляний", проводившихся публично в качестве формы протеста (см. §§ 19-21 и 25 настоящего Постановления). Хотя он утверждал, что "народные гуляния" не являлись митингами, шествиями либо иными формами собраний, о проведении которых надлежит уведомлять власти в силу Закона о собраниях, заявитель согласился с тем, что эти собрания были формой выражения мнения, избранной группой сторонников оппозиции с целью продемонстрировать свое недовольство продлением президентского срока В.В. Путина. Заявитель не оспаривал факт своего участия в этих мероприятиях.

108. Европейский Суд отмечает, что в "народных гуляниях", о которых идет речь в деле, участвовали группы лиц, которые действовали скоординированно и целенаправленно, в данном конкретном случае в политических целях. В этих мероприятиях принимали участие примерно 170, 50 и 50-100 человек соответственно, и они были мирными. Принимая во внимание цель и формат "народных гуляний", а именно выражение личного мнения группы людей, Европейский Суд считает, что они попадают под понятие "собрание", содержащееся в статье 11 Конвенции. Заявитель собирался принять участие в указанных публичных мероприятиях и никогда этого не отрицал, даже если он не считал их "шествиями" или "митингами", о проведении которых следует уведомлять власти в соответствии с действующим законодательством Российской Федерации, он осуществлял свое право на свободу собраний в соответствии со статьей 11 Конвенции. По мнению Европейского Суда, задержания заявителя, его доставления в отдел внутренних дел, содержание там под стражей и последующее применение к нему санкций были "ограничением" по смыслу пункта 2 статьи 11 Конвенции и, таким образом, являлись вмешательством в осуществление им своего права на свободу мирного собрания, защищаемого первым пунктом этой статьи Конвенции.

(iii) Пятый и шестой эпизоды (27 октября 2012 г. и полдень 24 февраля 2014 г.)

109. По этим двум эпизодам заявитель оспаривал тот факт, что вмененное ему в вину поведение представляло собой публичное собрание согласно Закону о собраниях, как утверждали власти Российской Федерации. В пятом эпизоде заявитель принимал участие в пикетировании до своего задержания. Задержание и обвинения, как следует из протоколов полиции и постановлений внутригосударственных судов, касались не самого пикетирования, а того, что произошло впоследствии: заявитель покидал место события в сопровождении группы примерно из 25-30 человек, включая журналистов, и их передвижение было охарактеризовано как несанкционированное шествие (см. §§ 31-32 настоящего Постановления). Европейский Суд считает, что независимо от того, могло ли такое поведение в принципе составить публичное мероприятие по смыслу законодательства Российской Федерации, учитывая конкретные обстоятельства по данному эпизоду и для решения вопроса о применимости статьи 11 Конвенции, оно не может быть отделено от участия заявителя в пикетировании. Таким образом, даже если заявитель не собирался проводить вменяемое ему шествие, всё равно существовала связь между мерами, принятыми против него, и осуществлением им своего права на свободу собраний (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 52, а также, mutatis mutandis, упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 85, "Каспаров и другие против Российской Федерации (N 2)", § 27).

110. В шестом эпизоде около 150 человек находились около здания суда для участия в судебном заседании. Заявителю вместе с другими активистами не разрешили войти в здание суда, и они ждали снаружи, таким образом организовалось собрание, которое, по мнению властей, было незаконным по причине отсутствия разрешения (см. § 35 настоящего Постановления). Проводя оценку последнего случая, Палата Европейского Суда указала, inter alia, следующее:

"45. Что касается событий возле здания суда в полдень 24 февраля 2014 г., то Европейский Суд отмечает, что заявитель и другие представители общественности отправились в Замоскворецкий районный суд, намереваясь присутствовать в зале суда при вынесении приговора по уголовному делу, которое они считали политическим. Явившись на слушание дела, они хотели продемонстрировать участие гражданского общества и его солидарность с активистами, которых они считали политическими заключенными. Общее дело, которое привело этих людей в здание суда выразить личное участие в деле общественной важности, отличало это непреднамеренное собрание от случайного скопления людей, каждый из которых преследовал свою собственную цель, например, присоединиться к очереди, чтобы войти в общественное здание. Это также следует отличать от ситуации, когда прохожий случайно смешивается с демонстрацией и может быть ошибочно принят за человека, принимающего в ней участие (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 72). Европейский Суд вновь подтверждает, что статья 11 Конвенции распространяется как на частные собрания, так и на собрания в публичных местах (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы" (Kudrevicius and Others v. Lithuania), жалоба N 37553/05, § 91, ECHR 2015), и что защита личных мнений является одной из целей свободы мирного собрания, как она гарантирована в статье 11 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Эзелин против Франции" (Ezelin v. France) от 26 апреля 1991 г., § 37, Series A, N 202). В связи с этим Европейский Суд находит, что в этом эпизоде имело место вмешательство публичных властей в осуществление заявителем своего права на свободу собраний...".

111. Большая Палата Европейского Суда сомневается в том, что, учитывая положения законодательства Российской Федерации, заявитель мог предположить, что, явившись на публичное судебное заседание, он принимает участие в публичном мероприятии, о котором надлежало направить властям предварительное уведомление. Хотя это не связано с юридической квалификацией в соответствии с законодательством Российской Федерации события, произошедшего в полдень 24 февраля 2014 г., Большая Палата Европейского Суда, поддержав вышеприведенные рассуждения Палаты Европейского Суда, считает, что намерение заявителя и его фактическое поведение охватываются понятием "мирное собрание" в пункте 1 статьи 11 Конвенции и, следовательно, относятся к сфере охраны, предоставляемой этим положением Конвенции.

112. С учетом вышеизложенного Большая Палата Европейского Суда считает, что задержания заявителя, его доставления в отдел внутренних дел и последующее применение к нему санкций в этих двух случаях являлись вмешательством публичных властей в осуществление его права на свободу мирного собрания, гарантированного пунктом 2 статьи 11 Конвенции.

(iv) Седьмой эпизод (вечер 24 февраля 2014 г.)

113. Заявитель был задержан на стихийном пикетировании, в котором принимали участие около 150 человек, проходившем в ответ на решение суда по Болотному делу, вынесенное ранее в тот же день. Заявитель не отрицал своего намерения участвовать в данном мероприятии (см. § 37 настоящего Постановления). Европейский Суд не сомневается в том, что это событие являлось собранием по смыслу статьи 11 Конвенции, и считает, что поведение заявителя попадает под действие этого положения Конвенции. Соответственно, разгон собрания и задержание заявителя, доставление его в отдел внутренних дел, содержание там под стражей и применение к нему административных санкций составили вмешательство публичных властей в осуществление им своего права на мирное собрание согласно пункту 2 статьи 11 Конвенции.

2. Было ли вмешательство оправдано

(a) Было ли вмешательство предусмотрено законом

(i) Общие принципы, касающиеся законности

114. Имеющие отношение к настоящему делу принципы были обобщены в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы" (§§ 108-110):

"108. Европейский Суд напоминает о своей прецедентной практике, согласно которой выражение "предусмотрено законом", используемое в статьях 8-11 Конвенции, не только требует, чтобы у обжалуемой меры были юридические основания в законодательстве страны, но и имеет отношение к качеству закона, требуя, чтобы он был доступен тем, кого он касается, и предсказуем с точки зрения последствий своего применения (см. среди прочих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ротару против Румынии" (Rotaru v. Romania), жалоба N 28341/95, § 52, ECHR 2000-V, Постановление Европейского Суда по делу "Общество защиты животных против Швейцарии" (VgT Verein gegen Tierfabriken v. Switzerland), жалоба N 24699/94, § 52, ECHR 2001-VI, Постановление Европейского Суда по делу "Гавенда против Польши" (Gawеda v. Poland), жалоба N 26229/95, § 39, ECHR 2002-II, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маэстри против Италии" (Maestri v. Italy), жалоба N 39748/98, § 30, ECHR 2004-I, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Веренцов против Украины", § 52, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Горжелик и другие против Польши" (Gorzelik and Others v. Poland), жалоба N 44158/98, §§ 64-65, ECHR 2004-I, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Профсоюз  Добрый пастырь  против Румынии" (Sindicatul "Pаstorul cel Bun" v. Romania), жалоба N 2330/09, § 153, ECHR 2013 (извлечения)).

109. В частности, норму нельзя считать "законом", если она не сформулирована достаточно четко, чтобы гражданин мог, в случае необходимости обратившись за консультацией к опытному юристу, предвидеть в разумной в обстоятельствах дела степени возможные последствия того или иного действия (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джавит Ан против Турции", § 65). Однако опыт показывает, что достичь абсолютной точности в формулировках законов, особенно в тех областях, где ситуация меняется в зависимости от преобладающих в обществе взглядов, невозможно (см. среди прочих примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эзелин против Франции", § 45). В частности, последствия того или иного действия необязательно должны быть предсказуемы с абсолютной определенностью: опыт показывает, что это недостижимо. Опять же, хотя определенность в данном случае весьма желательна, она может повлечь за собой чрезмерную жесткость, тогда как право не должно отставать от меняющихся обстоятельств. Соответственно, во многих законах неизбежно используются в большей или меньшей степени расплывчатые формулировки, толкование и применение которых зависят от практики (см. среди прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Газета  Санди Таймс  против Соединенного Королевства (N 1)" (Sunday Times v. United Kingdom) (N 1) от 26 апреля 1979 г., § 49, Series A, N 30, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Реквеньи против Венгрии" (Rekvenyi v. Hungary), жалоба N 25390/94, § 34, ECHR 1999-III, упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Зилиберберг против Республики Молдова", упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Галстян против Армении", § 106, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 125).

110. Возложенная на внутригосударственные суды задача по разрешению споров заключается именно в том, чтобы рассеивать сомнения, которые могут остаться в области толкования правовых норм; таким образом, право Европейского Суда контролировать соблюдение законодательства страны не безгранично, так как вопросы применения и толкования законодательства страны относятся в первую очередь к компетенции властей соответствующей страны, в особенности судов (см. Постановление Европейского Суда по делу "Круслен против Франции" (Kruslin v. France) от 24 апреля 1990 г., § 29, Series A, N 176-А, Постановление Европейского Суда по делу "Копп против Швейцарии" (Kopp v. Switzerland) от 25 марта 1998 г., § 59, Reports 1998-II, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Общество защиты животных против Швейцарии", § 52, Постановление Европейского Суда по делу "Мкртчян против Армении" (Mkrtchyan v. Armenia) от 11 января 2007 г., жалоба N 6562/03, § 43, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Веренцов против Украины", § 54). Кроме того, уровень точности, который требуется от внутригосударственного законодательства страны, а оно не может предусматривать все возможные варианты, в значительной степени зависит от содержания нормативно-правового акта, о котором идет речь, предполагаемой сферы его применения, а также от количества и статуса лиц, которым он адресован (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фогт против Германии" (Vogt v. Germany) от 26 сентября 1995 г., § 48, Series A, N 323, а также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Реквеньи против Венгрии", § 34)".

115. Европейский Суд также вновь подтверждает, что для того, чтобы внутригосударственное законодательство отвечало бы требованиям качества, оно должно обеспечивать определенную правовую защиту от произвольного вмешательства публичных властей в осуществление прав, гарантированных Конвенцией. В делах, затрагивающих основные права, было бы нарушением принципа верховенства права, одного из основополагающих принципов демократического общества, закрепленного в Конвенции, если бы усмотрение в вопросах права, предоставляемое исполнительной власти, выражалось в неограниченных полномочиях. Следовательно, закон должен с достаточной ясностью указывать на пределы любого подобного усмотрения и способы его осуществления (см. среди прочих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хасан и Чауш против Болгарии" (Hasan and Chaush v. Bulgaria), жалоба N 30985/96, § 84, ECHR 2000-XI, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маэстри против Италии" (Maestri v. Italy), жалоба N 39748/98, § 30, ECHR 2004-I, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации", § 411).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

116. Европейский Суд прежде всего отмечает, что в первых четырех эпизодах власти действовали в соответствии со статьей 16 Закона о собраниях, которая предусматривала прекращение публичного мероприятия по тем основаниям, что его организатором было допущено умышленное нарушение порядка проведения публичных мероприятий. С июня 2012 года власти могли также прекратить проведение публичного мероприятия специально по причине несоблюдения требования об уведомлении, и это основание было применимо к пятому и последующим эпизодам. Оба основания для прекращения публичных мероприятий были альтернативными, а не кумулятивными в отношении возникновения реальной угрозы, которая также являлась предусмотренным основанием. Что касается административных санкций, то они были установлены статьями 19.3 и 20.2 КоАП РФ (см. §§ 44-46 настоящего Постановления). Следовательно, можно сказать, что меры, принятые против заявителя, имели основу во внутригосударственном законодательстве.

117. С другой стороны, обстоятельства в настоящем деле предполагают, что из-за чрезмерно широкой природы вышеупомянутых правовых положений можно поставить под сомнение предсказуемость их применения. В отсутствие критериев, отличающих неофициальное собрание от публичного мероприятия, о проведении которого надлежит направлять уведомление властям, сотрудники полиции и суды Российской Федерации приняли во внимание толкование, которое распространяло это формальное требование на весьма широкий круг вольно определяемых ситуаций. Таким образом, в пятом эпизоде заявитель был наказан за то, что за ним последовала группа людей после того, как он покинул пикетирование, поскольку их передвижение было остановлено сотрудниками полиции как "незаконное". В шестом эпизоде заявитель оказался среди группы активистов перед зданием суда, потому что им было отказано в присутствии на судебном заседании. В двух последних случаях требование о том, что о таких действиях надлежало заблаговременно уведомить власти, не может разумно считаться предсказуемым даже при самом широком толковании Закона о собраниях.

118. Следовательно, действующая правовая база предоставляет органам исполнительной власти широкие дискреционные полномочия при решении вопроса о том, какое поведение представляет собой публичное мероприятие. При осуществлении этих полномочий полиция имеет право прекратить мероприятие, применяя административные меры правового принуждения, такие как задержание, доставление в отдел внутренних дел и досудебное содержание под стражей, на том основании, что не был соблюден порядок уведомления властей о мероприятии, даже при отсутствии какого-либо причинения неудобств кому-либо из участников мероприятия. Подчеркивая важность надлежащих гарантий против произвольного вмешательства публичных властей в осуществление гражданами права на свободу собраний, Европейский Суд не может не отметить весьма общие формулировки, используемые в соответствующих положениях статьи 2 Закона о собраниях, определяющих понятие "публичное мероприятие", широкий спектр сопутствующей обязанности уведомлять власти о проведении такого мероприятия в соответствии со статьями 5 и 7 Закона о собраниях и широкое определение правонарушения в статьях 19.3 и 20.2 КоАП РФ, применимое к любому невыполнению этой обязанности (см. §§ 44-46 настоящего Постановления). Учитывая характер событий, фигурирующих в настоящем деле, Европейский Суд усматривает основания сомневаться в том, что порядок применения соответствующего закона был достаточно предсказуемым, чтобы удовлетворять требованиям качества, присущим автономному понятию "законность", содержащемуся в пункте 2 статьи 11 Конвенции. Это сомнение подтверждается тем фактом, что в каждом случае власти прерывали осуществление заявителем его права на свободу собраний, задерживая и заключая его под стражу при обстоятельствах, идущих вразрез с пунктом 1 статьи 5 Конвенции (см. § 72 настоящего Постановления).

119. Однако поскольку закон, о котором идет речь, поднимает важнейшие вопросы, выходящие за рамки простого анализа его качества и предсказуемости, Европейский Суд считает целесообразным включить данный анализ в более широкую оценку соразмерности мер, которая будет проведена ниже, в контексте изучения критерия необходимости, то есть при расширенном рассмотрении вопроса о том, сопровождались ли дискреционные полномочия властей в этой области адекватными гарантиями против злоупотреблений (см. §§ 148-150 настоящего Постановления).

(b) Преследовало ли обжалуемое вмешательство правомерную цель предотвращения беспорядков или преступлений и защиты прав и свобод других лиц

(i) Прецедентная практика Европейского Суда по вопросу о правомерной цели

120. В деле "Мерабишвили против Грузии" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia) от 28 ноября 2017 г., жалоба N 72508/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 10 (примеч. редактора).)) Европейский Суд осуществил обзор дел, в которых он конкретно рассматривал вопрос о том, преследовало ли вмешательство публичных властей в осуществление гражданами прав и свобод правомерную цель. Европейский Суд установил, что, даже хотя правомерные цели и основания, изложенные в положениях Конвенции об ограничениях, являются исчерпывающими, они также широко определены и толкуются с определенной степенью гибкости. Перед властями государств-ответчиков, как правило, стоит сравнительно простая задача: убедить Европейский Суд в том, что вмешательство публичных властей в осуществление гражданами прав и свобод преследовало правомерную цель, даже когда заявители убедительно доказывают, что власти в действительности преследовали недекларируемые скрытые цели. Европейский Суд признавал, что в большинстве дел он имел дело с этим вопросом кратким образом. Дела, в которых Европейский Суд высказывал сомнения в отношении указанной властями государством-ответчиком цели, не вынося решения по данному вопросу, или отклонял одну или несколько из указанных ими целей, были немногочисленными и весьма редкими, а дела, в которых он устанавливал нарушение соответствующей статьи исключительно вследствие отсутствия правомерной цели, встречались еще реже. Основное внимание проверки Европейского Суда при этом уделялось следующему и тесно связанному с этим вопросу: является ли ограничение необходимым или оправданным, то есть основанным на важных и достаточных причинах и соразмерным достижению целей или основаниях, для которых оно санкционировано  Эти цели и основания являются критериями, на основе которых определяется необходимость или дается соответствующее обоснование (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", §§ 294-302).

121. Европейский Суд принимает во внимание, что согласно его устоявшейся прецедентной практике по делу, возбужденному по индивидуальной жалобе в соответствии со статьей 34 Конвенции, в его задачу не входит оценка внутригосударственного законодательства абстрактным образом, он должен определить, не привел ли способ его применения по отношению к заявителю к нарушению Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии" (Perincek v. Switzerland), жалоба N 27510/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 4 (примеч. редактора).), § 136, ECHR 2015, с дальнейшими ссылками). Следовательно, при проверке наличия правомерной цели в конкретном деле Европейский Суд изучает цель рассматриваемого законодательного положения с учетом его реализации в конкретном деле.

122. В связи с рассмотрением настоящего дела Европейский Суд также отмечает, что имеются определенные различия в формулировках допустимых оснований для ограничения прав, предусмотренных различными статьями Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", §§ 146-151). Европейский Суд приходил к выводу, хотя и в контексте статьи 10 Конвенции, что слова, которые используются в английском тексте Конвенции, по-видимому, могут иметь более узкое значение, а значит, выражения "предотвращение беспорядков" (prevention of disorder) и "защита порядка" (defense de l'ordre) в английском и французском текстах пункта 2 статьи 10 Конвенции лучше всего согласуются между собой, если их понимать в менее широком смысле (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии", § 151). То же самое должно относиться и к пункту 2 статьи 11 Конвенции, который содержит те же самые слова в их соответствующих языковых вариантах, поскольку Конвенцию следует рассматривать в целом и толковать таким образом, чтобы способствовать внутренней согласованности и гармонии между ее различными положениями (см. Решение Большой Палаты Европейского Суда по жалобе "Стек и другие против Соединенного Королевства" (Stec and Others v. United Kingdom), жалобы NN 65731/01 и 65900/01, § 48, ECHR 2005-X).

(ii) Наличие правомерных целей в настоящем деле

123. Обращаясь к вопросу о наличии правомерной цели, Европейский Суд рассмотрит, преследовали ли задержание заявителя, его содержание под стражей и осуждение за совершение административного правонарушения правомерные цели предотвращения беспорядков или преступлений и защиты прав и свобод других лиц, как утверждалось властями Российской Федерации.

124. В этом отношении Европейский Суд отмечает, в частности, что пятое задержание имело место, когда заявитель уходил с места проведения пикета, который он только что завершил, и группа людей, включая журналистов, последовала за ним. Власти Российской Федерации квалифицировали это как "несанкционированное шествие", хотя заявитель не проявлял никакого намерения руководить шествием или сделать что-либо, кроме как просто идти по улице, покидая место проведения пикета (см. § 32 настоящего Постановления). В данном контексте заявитель не мог предвидеть, что его поведение будет воспринято властями как вмененное ему в вину публичное мероприятие. В действительности эта группа людей не была сформирована по его инициативе, и в этом отношении она не может рассматриваться как нарушающая порядок, так как было указано, что заявитель и иные лица шли по тротуару, и никаких доказательств обратного Европейскому Суду представлено не было.

125. В отношении шестого эпизода внутригосударственные власти решили, что группа людей, ожидавших допуска на судебное заседание, представляла собой несанкционированное "публичное собрание" (см. § 35 настоящего Постановления). Из доводов властей Российской Федерации можно понять, что после определенного периода ожидания за пределами здания суда некоторые представители общественности начали выкрикивать политические лозунги. Европейскому Суду не было представлено никаких доказательств того, что это делал заявитель, либо что он иным образом продемонстрировал намерение провести политический митинг у здания суда. Ничто в материалах дела не свидетельствует о том, что до того, как прийти на суд, лица у здания суда ожидали отказа в допуске на судебное заседание или что они были готовы провести демонстрацию, если это произойдет. Более того, представляется, что территория перед зданием суда в любом случае была оцеплена сотрудниками полиции и заблокирована полицейскими фургонами, и люди, ждавшие снаружи оцепления, не создавали дополнительных препятствий дорожному движению.

126. Именно поэтому Европейский Суд не убежден тем, что в пятом и шестом эпизодах оспариваемые меры, принятые в отношении заявителя, преследовали какую-либо правомерную цель в значении пункта 2 статьи 11 Конвенции. По этой причине по настоящему делу властями Российской Федерации было допущено нарушение статьи 11 Конвенции в отношении каждого из указанных двух эпизодов.

127. Что касается остальных пяти эпизодов, то Европейский Суд отмечает, что соответствующие задержания произошли во время публичных мероприятий, проводившихся без предварительного уведомления властей (второй - четвертый, седьмой эпизоды) или после окончания разрешенного времени (первый эпизод). Все эти мероприятия носили мирный характер и не вызвали никаких нарушений общественного порядка (см. §§ 14, 19-21, 25 и 37 настоящего Постановления). Европейский Суд сомневается в том, что власти преследовали какую-либо правомерную цель, предусмотренную в пункте 2 статьи 11 Конвенции, но не видит необходимости приходить к однозначному выводу по данному вопросу, учитывая, что вмешательство публичных властей в любом случае не было "необходимым" по причинам, изложенным ниже.

(c) Были ли необходимы в демократическом обществе оспариваемые ограничения в пяти оставшихся эпизодах

(i) Принципы, выработанные в прецедентной практике Европейского Суда

128. Рассматривая вопрос о необходимости оспариваемого вмешательства в осуществление права на свободу собраний в настоящем деле, Европейский Суд учитывает принципы, обобщенные им в упоминавшемся Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы" (§§ 142-160), а также недавно процитированные им в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации" (§ 412):

" Общие вопросы

"142. Из права на свободу собраний, представляющего собой одну из основ демократического общества, есть множество исключений, которые, однако, подлежат ограничительному толкованию, а необходимость любых ограничений этой свободы должна быть убедительно установлена. При рассмотрении вопроса о том, можно ли считать ограничения гарантированных Конвенцией прав и свобод "необходимыми в демократическом обществе", государства-участники пользуются определенными пределами усмотрения, которые не являются неограниченными (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 42). В любом случае окончательное решение по поводу того, соответствует ли ограничение требованиям Конвенции или нет, должен принимать Европейский Суд, производя оценку обстоятельств конкретного дела (см. Решение Европейского Суда по делу "Руфи Османи и другие против Македонии" (Rufi Osmani and Others v. the former Yugoslav Republic of Macedonia), жалоба N 50841/99, ECHR 2001-X, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Галстян против Армении", § 114).

143. Когда Европейский Суд осуществляет свои контрольные функции, его задача заключается не в том, чтобы подменить позицию соответствующих внутригосударственных органов власти своей собственной точкой зрения, а в том, чтобы проверить принятые ими решения на предмет соответствия требованиям статьи 11 Конвенции. Это не означает, что он должен ограничиваться проверкой того, действительно ли государство-ответчик осуществляло свободу собственного усмотрения обоснованно, осмотрительно и добросовестно; Европейский Суд должен рассмотреть обжалуемое вмешательство в контексте всего дела в целом и, установив, что оно преследовало "правомерную цель", определить, отвечало ли оно "настоятельной общественной потребности" и, в частности, было ли оно соразмерно этой цели и являются ли причины, на которые ссылаются власти государства-ответчика в оправдание вмешательства, "уместными и достаточными" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Костер против Соединенного Королевства" (Coster v. United Kingdom) от 18 января 2001 г., жалоба N 24876/94, § 104, Постановление Европейского Суда по делу "Ашугян против Армении" (Ashughyan v. Armenia) от 17 июля 2008 г., жалоба N 33268/03, § 89, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "S. и Марпер против Соединенного Королевства" (S. and Marper v. United Kingdom), жалобы NN 30562/04 и 30566/04, § 101, ECHR 2008, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 42, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 86). При этом Европейский Суд должен удостовериться в том, что власти государства-ответчика применяли стандарты, соответствующие принципам, закрепленным в статье 11 Конвенции, и, кроме того, что в основе их решений лежала допустимая оценка соответствующих обстоятельств дела (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Раи и Эванс против Соединенного Королевства", а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 75, Постановление Европейского Суда по делу "Объединенная коммунистическая партия Турции и другие против Турции" (United Communist Party of Turkey and Others v. Turkey) от 30 января 1998 г., § 47, Reports 1998-I, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гергер против Турции" (Gerger v. Turkey) от 8 июля 1999 г., жалоба N 24919/94, § 46).

144. Принцип соразмерности требует соблюдать равновесие между требованиями целей, перечисленных в пункте 2 статьи 11 Конвенции, с одной стороны, и требованиями свободного выражения мнений лицами, собравшимися на улице или в других общественных местах, словами, жестами или даже молчанием, с другой стороны (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Руфи Османи и другие против Македонии", упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Скиба против Польши", упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии", § 41, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тараненко против Российской Федерации", § 65).

145. Под право на защиту свободы собраний, закрепленной в статье 11 Конвенции, попадают и митинги, способные вызвать раздражение или оскорбить противников идей или требований, которые хотят отстоять митингующие (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Станков и Объединенная македонская организация  Илинден  против Болгарии", § 86). За исключением случаев подстрекательства к насилию или пренебрежения демократическими принципами, меры, являющиеся вмешательством в осуществление свободы собраний и выражения мнения, какими бы шокирующими и недопустимыми ни казались властям некоторые мнения или слова, вредят демократии, а часто даже ставят ее под угрозу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гюнери и другие против Турции" (Guneri and Others v. Turkey) от 12 июля 2005 г., жалобы NN 42853/98, 43609/98 и 44291/98, § 76, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Сергей Кузнецов против Российской Федерации", § 45, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Алексеев против Российской Федерации", § 80, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии", § 37, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 70, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тараненко против Российской Федерации", § 67).

146. При определении соразмерности вмешательства преследуемой цели следует также принимать во внимание характер и суровость назначенного наказания (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ёзтюрк против Турции" (Оzturk v. Turkey), жалоба N 22479/93, § 70, ECHR 1999-VI, упоминавшееся Решение Европейского Суда по делу "Руфи Османи и другие против Македонии" и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 82). Когда к митингующим применяются санкции уголовно-правового характера, это требует особого обоснования (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Раи и Эванс против Соединенного Королевства"). Мирная демонстрация в принципе не должна порождать угрозу применения уголовной санкции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Акгёль и Гёль против Турции" (Akgol and Gol v. Turkey) от 17 мая 2011 г., жалобы NN 28495/06 и 28516/06, § 43) и особенно лишения свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 83). Таким образом, Европейский Суд должен особенно внимательно рассматривать дела, в которых внутригосударственные власти применили санкции в виде лишения свободы за действия, не связанные с применением сил (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тараненко против Российской Федерации", § 87).

Требование предварительно получать разрешение

147. В принципе духу статьи 11 Конвенции не противоречит, если по соображениям общественного порядка и национальной безопасности Договаривающаяся Сторона требует получать разрешение на проведение собраний (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", § 37, Постановление Европейского Суда по делу "Букта и другие против Венгрии" (Bukta and Others v. Hungary), жалоба N 25691/04, § 35, ECHR 2007-III, Постановление Европейского Суда по делу "Балчик и другие против Турции" (Balcik and Others v. Turkey) от 29 ноября 2007 г., жалоба N 25/02, § 49, Постановление Европейского Суда по делу "Нуреттин Альдемир и другие против Турции" (Nurettin Aldemir and Others v. Turkey) от 18 декабря 2007 г., жалобы NN 32124/02, 32126/02, 32129/02, 32132/02, 32133/02, 32137/02 и 32138/02, § 42, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эва Мольнар против Венгрии", § 35, Постановление Европейского Суда по делу "Каратепе и другие против Турции" (Karatepe and Others v. Turkey) от 7 апреля 2009 г., жалобы NN 33112/04, 36110/04, 40190/04, 41469/04 и 41471/04, § 46, упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Скиба против Польши", Постановление Европейского Суда по делу "Челик против Турции (N 3)" (Celik v. Turkey) (N 3) от 15 ноября 2012 г., жалоба N 36487/07, § 90, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", §§ 73 и 80). Действительно, ранее Европейский Суд приходил к выводу, что необходимость уведомлять о массовом мероприятии и даже проходить процедуры по выдаче разрешения на его проведение обычно не посягает на суть права, предусмотренного статьей 11 Конвенции, если цель этих процедур заключается в том, чтобы предоставить властям возможность принять разумные и надлежащие меры по обеспечению благополучного проведения какого-либо собрания, встречи или иного мероприятия (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Сергей Кузнецов против Российской Федерации", § 42, и упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Раи и Эванс против Соединенного Королевства"). Организаторы массовых мероприятий обязаны следовать правилам, регулирующим данный процесс, соблюдая действующее законодательство (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 117).

148. Предварительное уведомление направлено не только на то, чтобы сопоставить право на собрания с правами и законными интересами других лиц (в том числе с их правом на свободу передвижения), но и на предотвращение беспорядков и преступлений. С целью установить равновесие между этими противоречащими друг другу интересами государства-участники, как правило, предусматривают предварительные административные процедуры, когда готовится массовое выступление (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эва Мольнар против Венгрии", § 37, и Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации" (Berladir and Others v. Russia) от 10 июля 2012 г., жалоба N 34202/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 6 (примеч. редактора).), § 42). Однако подобного рода процедуры не должны являться скрытым препятствием при осуществлении охраняемой Конвенцией свободы мирных собраний (см. Постановление Европейского Суда по делу "Самют Карабулут против Турции" (Samut Karabulut v. Turkey) от 27 января 2009 г., жалоба N 16999/04, § 35, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации", § 39).

149. Поскольку государства вправе выдвигать требование получать разрешение, у них должна быть возможность налагать санкции на участников митингов, которые это требование не соблюдают (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Зилиберберг против Республики Молдова" и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации", § 41, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 118). В то же время свобода принимать участие в мирных собраниях настолько важна, что человеку нельзя назначать наказание, даже если оно находится на нижней границе диапазона дисциплинарных санкций, за участие в митинге, который не был запрещен, если он сам не совершил при этом каких-либо предосудительных действий (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эзлен против Франции", § 53, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Галстян против Армении", § 115, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 44). Это справедливо и в тех случаях, когда в результате митинга причиняется ущерб или происходит какое-то иное нарушение общественного порядка (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тараненко против Российской Федерации", § 88).

150. Такая противозаконная ситуация, как организация митинга без предварительного разрешения, необязательно оправдывает вмешательство в осуществление человеком права на свободу собраний (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сисс против Франции" (Cisse v. France), жалоба N 51346/99, § 50, ECHR 2002-III, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции" § 39, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 45, и упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Скиба против Польши"). Правила проведения публичных собраний, например, требование предварительно о них уведомлять крайне важны для благополучного проведения массовых митингов, поскольку они позволяют властям свести к минимуму перебои в движении транспорта и принять иные меры по обеспечению безопасности, однако необходимо, чтобы их реализация не становилась самоцелью (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", § 118). В частности, в тех случаях, когда митингующие не прибегают к насилию, властям государства важно проявить определенную степень терпимости к мирным выступлениям, если только свобода собраний, которую гарантирует статья 11 Конвенции, не лишится при этом всякого смысла (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Оя Атаман против Турции", § 42, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Букта и другие против Венгрии", § 37, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Нуреттин Альдемир и другие против Турции", § 46, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ашугхян против Армении", § 90, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эва Мольнар против Венгрии", § 36, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 43, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации", § 38, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии", § 47, Постановление Европейского Суда по делу "Изджи против Турции" (Izci v. Turkey) от 23 июля 2013 г., жалоба N 42606/05, § 89, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 91).

151. Если на проведение мероприятия не было получено предварительного разрешения, а значит, оно является "незаконным", это не развязывает властям руки; они по-прежнему ограничены требованием соразмерности, содержащимся в статье 11 Конвенции. Прежде всего следует установить, почему на проведение митинга не было выдано разрешения, о каком общественном интересе идет речь и с какими угрозами связано проведение митинга. Методы, используемые полицией для сдерживания митингующих, удержание их на одном месте или разгон митинга также являются важными факторами при определении соразмерности вмешательства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 119). Так, был сделан вывод, что использование полицией баллончиков с перцовым газом для разгона несанкционированной демонстрации является несоразмерным, хотя Европейский Суд и признал, что демонстрация могла вызвать перебои в движении транспорта (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", §§ 38-44).

152. В деле "Букта и другие против Венгрии" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Букта и другие против Венгрии", §§ 35 и 36) Европейский Суд постановил, что при особых обстоятельствах, когда спонтанное выступление, например, в ответ на какое-то политическое событие может быть оправдано, если оно не сопряжено с незаконными действиями его участников, то разгон этого выступления исключительно из-за несоблюдения требования предварительно уведомить о его проведении может представлять собой несоразмерное ограничение свободы мирных собраний.

153. Кроме того, Европейский Суд пояснил, что принцип, установленный в деле "Букта и другие против Венгрии", нельзя понимать настолько широко, что отсутствие предварительного уведомления о спонтанной демонстрации ни при каких обстоятельствах не может служить законным основанием для ее разгона. Право на проведение спонтанных демонстраций может перевешивать обязательство предварительно уведомлять о массовых собраниях лишь в особых обстоятельствах, например, когда возникает необходимость немедленно отреагировать на то или иное событие путем проведения митинга. В частности, такое отступление от общего правила может быть оправдано, если в случае задержки такая реакция лишилась бы всякого смысла (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эва Мольнар против Венгрии", §§ 37-38, и упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Скиба против Польши").

154. Кроме того, нужно отметить, что разогнан может быть даже такой митинг, на проведение которого на законных основаниях было получено разрешение, например, если он перерастает в массовые беспорядки (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 137).

Митинги и нарушение повседневной жизни

155. Любая демонстрация в общественном месте в известной степени может нарушить обычную жизнь, в том числе вызвать перебои в движении транспорта (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 43, Постановление Европейского Суда по делу "Диск и Кеск против Турции" (Disk and Kesk v. Turkey) от 27 ноября 2012 г., жалоба N 38676/08, § 29, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Изджи против Турции", § 89). Сам по себе этот факт не оправдывает вмешательства в осуществление права на свободу собраний (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации", § 38, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 74), так как государству важно проявить определенную степень терпимости (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ашугхян против Армении", § 90). Необходимую "степень терпимости" нельзя устанавливать in abstracto* (* In abstracto (лат.) - в общем плане (примеч. редактора).): Европейский Суд должен учитывать конкретные обстоятельства дела и, в частности, масштабы "нарушения обычной жизни" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 145. При этом важно, чтобы организации и иные лица, организующие демонстрации, являясь участниками демократического процесса, следовали правилам их проведения и соблюдали действующее законодательство (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", § 38, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Балчик и другие против Турции", § 49, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эва Мольнар против Венгрии", § 41, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Баррако против Франции", § 44, и упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Скиба против Польши").

156. Умышленный отказ организаторов следовать этим правилам и решение выстроить всю демонстрацию или ее часть таким образом, чтобы обычная жизнь и иные виды деятельности были нарушены в большем объеме, чем это неизбежно в сложившихся обстоятельствах, представляют собой действия, которые не могут подлежать такой же привилегированной защите согласно Конвенции, как политические высказывания, дискуссия по вопросам, представляющим интерес для общества, или мирное выражение мнений по подобным вопросам. Напротив, Европейский Суд считает, что государства-участники пользуются широкими пределами усмотрения при определении необходимости принимать меры по ограничению таких действий (см. § 97 настоящего Постановления, см. также, mutatis mutandis, упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Дриеман и другие против Норвегии").

157. Ограничения свободы мирных собраний в общественных местах могут быть направлены на защиту прав других лиц для предотвращения беспорядков или перебоев в движении транспорта (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эва Мольнар против Венгрии", § 34). Поскольку слишком большое количество народа на массовых мероприятиях сопряжено с угрозами, в разных странах довольно часто вводятся ограничения, касающиеся места, даты, времени, формы или способа проведения запланированного мероприятия (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 130).

Позитивные обязательства государства в соответствии со статьей 11 Конвенции

158. Государства обязаны не только воздерживаться от необоснованных косвенных ограничений права мирных собраний, но и охранять это право. Основной целью статьи 11 Конвенции является защита человека от произвольного вмешательства органов государственной власти в осуществление прав, охраняемых этой статьей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Объединенное общество машинистов электровозов и водителей пожарных машин (ASLEF) против Соединенного Королевства" (Associated Society of Locomotive Engineers and Firemen (ASLEF) v. United Kingdom) от 27 февраля 2007 г., жалоба N 11002/05, § 37, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Немцов против Российской Федерации", § 72), однако в дополнение к этому могут существовать и позитивные обязательства по обеспечению эффективного пользования этими правами (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джавит Ан против Турции", § 57, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", § 36, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 72).

159. На внутригосударственные органы власти возложена обязанность принимать надлежащие меры в отношении любой законной демонстрации с целью обеспечить ее мирное проведение и безопасность всех граждан (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", Постановление Европейского Суда по делу "Махмудов против Российской Федерации" (Makhmoudov v. Russia) от 26 июля 2007 г., жалоба N 35082/04* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2008. N 4 (примеч. редактора).), §§ 63-65, упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Скиба против Польши" и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гюн и другие против Турции", § 69). Однако они не могут гарантировать это абсолютно во всех обстоятельствах и пользуются широкими пределами усмотрения при выборе средств, которые они могут использовать (см. Постановление Европейского Суда по делу "Протопапа против Турции" (Protopapa v. Turkey) от 24 февраля 2009 г., жалоба N 16084/90, § 108). В этой сфере обязательство, которое они принимают на себя согласно статье 11 Конвенции, касается не результатов, которых нужно достичь, а мер, которые необходимо принять (см. Постановление Европейского Суда по делу "Платформа  Врачи за жизнь  против Австрии" (Plattform "Arzte fur das Leben" v. Austria) от 21 июня 1988 г., §§ 34-39, Series A, N 139, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии", § 39).

160. В частности, Европейский Суд подчеркивал, что важно принимать профилактические меры по обеспечению безопасности, например, обеспечивать дежурство на месте проведения митингов бригад "скорой помощи" с целью гарантировать благополучное проведение подобного рода митингов, собраний или иных мероприятий, будь то политического, культурного или иного характера (упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ойя Атаман против Турции", § 39...)".

(ii) Применение вышеизложенных принципов к пяти оставшимся эпизодам

129. Ссылаясь на принципы, изложенные в его прецедентной практике, Европейский Суд будет рассматривать вопрос о том, были ли меры, принятые в отношении заявителя в каждом из пяти оставшихся эпизодов (то есть первый - четвертый и седьмой эпизоды), пропорциональны какой-либо из правомерных целей, на которые опирались власти Российской Федерации, а именно на "предотвращение беспорядков или преступлений" и "защиту прав и свобод других лиц", и являются ли причины, приведенные внутригосударственными органами власти в их оправдание "важными и достаточными". При этом он оценит, отвечали ли настоятельной общественной необходимости задержание заявителя, его содержание под стражей и санкции, примененные в упомянутых случаях.

Первый эпизод

130. 5 марта 2012 г. заявитель был задержан и доставлен в отдел внутренних дел, поскольку он отказывался покидать место проведения санкционированного мирного митинга примерно в течение двух часов после истечения отведенного времени для собрания. По делу не оспаривалось, что таким образом он нарушил правила проведения публичных мероприятий.

131. Следует отметить, что в этом эпизоде количество участников протеста, около 500 человек, было значительно меньше, чем на предыдущем санкционированном митинге. Заявитель и его коллеги-активисты призывали участников с помощью ручных громкоговорителей продолжать "мирный протест", и действительно, их поведение оставалось ненасильственным. Протестующие заняли площадь, которая являлась общественной зоной отдыха, ограниченной оживленными артериями дорожного движения, и они не блокировали прилегающие дороги или тротуары (см. §§ 13-14 настоящего Постановления). По-видимому, неудобства, вызванные поведением заявителя и другими протестующими, привели к определенным нарушениям в повседневной жизни, но при конкретных обстоятельствах они не превысили тот уровень незначительных нарушений порядка, который следует из нормального осуществления права на мирное собрание в общественном месте (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии" (Faber v. Hungary) от 24 июля 2012 г., жалоба N 40721/08* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3 (примеч. редактора).), § 47, Постановление Европейского Суда по делу "Букта и другие против Венгрии" (Bukta and Others v. Hungary), жалоба N 25691/04, § 37, ECHR 2007-III, см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", §§ 149, 164-175).

132. Кроме того, не было никаких признаков неминуемой вспышки насилия или усиления угрозы возникновения беспорядков. Количество сотрудников ОМОН, присутствовавших на месте проведения мероприятия, полностью оснащенных средствами подавления беспорядков, было сопоставимо с количеством протестующих, которые были безоружны и не вели себя агрессивно. Учитывая, что власти полностью контролировали ситуацию, не существовало явного риска ее ухудшения.

133. С учетом указанных обстоятельств можно сделать вывод о том, что собрание было разогнано, а заявитель задержан по той единственной причине, что демонстрация более не охватывалась разрешением и поэтому считалась незаконной. Это подтверждается протоколами полиции и постановлениями суда по административному делу заявителя. Власти Российской Федерации утверждали, что полиция терпела незаконное собрание в течение двух часов, прежде чем прибегнуть к задержаниям. Однако решение прервать собрание и задержать заявителя было основано на отсутствии того, что сотрудники полиции считали достаточным уведомлением, независимо от степени беспокойства, вызванного протестующими. Как указывалось выше, Законом о собраниях от сотрудников полиции не требовалось проводить такую оценку сбалансированности (см. § 116 настоящего Постановления). При осуществлении предоставленных им внутригосударственным законодательством дискреционных полномочий власти не действовали в соответствии с сущностью права на свободу собраний или с надлежащим признанием привилегированной защиты политического выступления в соответствии с Конвенцией, дебатов по вопросам, представляющим общественный интерес, и мирных манифестаций по подобным вопросам (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 156, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Венгерский Хельсинкский комитет против Венгрии" (Magyar Helsinki Bizottsag v. Hungary), жалоба N 18030/11* (* См.: там же. 2017. N 9 (примеч. редактора).), § 163, ECHR 2016, об узком поле усмотрения властей в ограничении политического выступления см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции" (Ceylan v. Turkey), жалоба N 23556/94, § 34, ECHR 1999-IV, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Швейцарское движение раэлитов против Швейцарии" (Mouvement raelien suisse v. Switzerland), жалоба N 16354/06, § 61, ECHR 2012 (извлечения)). В этих обстоятельствах не имеет значения, была ли разумной сумма штрафа в размере 25 евро за нарушение правил проведения публичных мероприятий.

Второй - четвертый эпизоды

134. В этих трех случаях заявитель был задержан во время "народных гуляний". Протестующие выбрали такую форму мероприятия прежде всего потому, что считали ее свободной от формальностей. Они гуляли в слабо организованных группах по 50-170 человек по центральным улицам, которые были закрыты для дорожного движения в соответствующее время в связи с запланированными торжествами, без использования баннеров или звукового оборудования, не скандируя лозунгов и не произнося речей (см. §§ 19-21 и 25 настоящего Постановления). В одном случае заявитель был задержан в то время, когда делалась групповая фотография (см. § 20 настоящего Постановления), а в другом случае - во время "неформальной встречи с депутатом Государственной Думы" (см. § 25 настоящего Постановления).

135. По настоящему делу оспаривалось, и по-прежнему остается открытым вопрос о том, должны ли были власти быть уведомлены о таких собраниях. Как отмечалось выше, полиция обладает широкими дискреционными полномочиями при принятии решений о том, какое поведение представляет собой публичное мероприятие (см. §§ 117-118 настоящего Постановления). Кроме того, как указывалось ранее, любое нарушение порядка проведения публичных мероприятий, отсутствие уведомления являются лишь одним примером, или любое незаконное действие участника, каким бы незначительным или безобидным оно ни было, может служить основанием для принятия властями решения о прекращении публичного мероприятия (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации", § 461).

136. Европейский Суд еще раз подчеркнул выше, что порядок уведомления властей о публичном мероприятии заключается в том, чтобы позволить властям принять разумные и надлежащие меры для обеспечения беспрепятственного проведения любого собрания, митинга или иного мероприятия (см. § 100 настоящего Постановления). Однако подобного рода процедуры не должны являться скрытым препятствием при осуществлении охраняемой Конвенцией свободы мирных собраний (см. Постановление Европейского Суда по делу "Самют Карабулут против Турции" (Samut Karabulut v. Turkey) от 27 января 2009 г., жалоба N 16999/04, § 35, и Постановление Европейского Суда по делу "Берладир и другие против Российской Федерации" (Berladir and Others v. Russia) от 10 июля 2012 г., жалоба 34202/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 6 (примеч. редактора).), § 39), и необходимо проводить различие между основанными на содержании мероприятия ограничениями свободы собраний, которые должны подвергаться самой серьезной проверке со стороны Европейского Суда, и ограничениями технического свойства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Примов и другие против Российской Федерации", § 135).

137. Европейский Суд ранее указывал, что исключения из права на свободу собраний должны толковаться узко, а необходимость любых ограничений должна быть убедительно доказана (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 142). В неоднозначной ситуации, подобной трем рассматриваемым примерам, тем более важно принимать меры исходя из степени нарушения, вызванного оспариваемым поведением, а не из формальных оснований, таких как несоблюдение порядка уведомления. Вмешательство властей в осуществление права на свободу собраний в виде прекращения мероприятия, его разгона и задержания его участников может быть оправдано только в силу конкретных и подтвержденных материально-правовых оснований, таких как серьезные риски, указанные в части 1 статьи 16 Закона о собраниях, что не имело места в рассматриваемых эпизодах.

Седьмой эпизод

138. В последнем эпизоде заявитель принимал участие в спонтанном пикетировании вместе с другими примерно 150 участниками, организованном в знак протеста против приговора, вынесенного в тот же день нескольким активистам, в соответствии с которыми они были приговорены к лишению свободы. Протестующие собрались на тротуаре Тверской улицы. У лиц, участвовавших в пикете, не было звукового оборудования, они не осуществляли организованное скандирование лозунгов и не выступали с речами. Заявитель был задержан во время его разговора с журналистом (см. § 37 настоящего Постановления). С официальной точки зрения, эта демонстрация была незаконной, поскольку предварительное уведомление о ней не было подано в соответствии с Законом о собраниях.

139. Европейский Суд вновь подтверждает, что, решая, было ли то или иное вмешательство публичных властей в осуществление прав и свобод "необходимым в демократическом обществе" и преследующим правомерную цель, он признавал, что внутригосударственные власти имеют определенную свободу усмотрения при выборе средств для достижения правомерной цели, указывая при этом, что подобная свобода подлежит надзору со стороны европейских органов, охватывающему как законодательство, так и решения, применяющие его (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Роман Захаров против Российской Федерации" (Roman Zakharov v. Russia), жалоба N 47143/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 6 (примеч. редактора).), § 232, ECHR 2015).

140. Европейский Суд ранее устанавливал, что действующая в Российской Федерации система уведомления властей о публичном мероприятии включает необычно длительный, по сравнению с другими странами, 10-дневный срок между окончанием срока подачи уведомления и планируемой даты собрания, единственным исключением из этого правила является пикетирование, о котором можно уведомить власти за три дня до запланированной даты. Европейский Суд отмечал, что Закон о собраниях не учитывал особых обстоятельств в тех случаях, когда немедленная реакция на текущее событие является оправданной в виде проведения спонтанного мероприятия. Он также указывал, что при осуждении участников публичного мероприятия, проведенного без предварительного уведомления, суды Российской Федерации ограничивают свои оценки установлением того, что обвиняемые принимали участие в собрании, о котором власти не были уведомлены в установленные законом сроки. Суды не рассматривают вопрос о том, существуют ли особые обстоятельства, требующие немедленного реагирования на текущее событие в форме спонтанного собрания и оправдывающие отступление от строгого соблюдения сроков уведомления. Действительно, внутригосударственные правовые нормы, регулирующие сроки уведомления, сформулированы в негибких терминах, не допускающих никаких исключений и не оставляющих возможности для сбалансированной оценки в соответствии с критериями, установленными в прецедентной практике Европейского Суда по статье 11 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации", §§ 451-454).

141. В Постановлении по упомянутому выше делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации" Европейский Суд не нашел никаких причин, почему должно быть "необходимым в демократическом обществе" устанавливать негибкие временные ограничения для уведомлений о публичных мероприятиях и не делать никаких исключений для их применения для того, чтобы учесть ситуации, когда невозможно соблюсти сроки, например в случаях оправданно спонтанных собраний или в других случаях. Автоматическое и негибкое применение сроков уведомления без какого-либо учета конкретных обстоятельств каждого случая само по себе может быть равносильно безосновательному вмешательству публичных властей в осуществление прав и свобод согласно пункту 2 статьи 11 Конвенции (см. ibid., §§ 456 и 473).

142. Вмешательство властей в спонтанную демонстрацию, о которой идет речь, также являлось примером такого автоматического и негибкого применения формальных требований, которые были признаны несовместимыми с сутью права на свободу мирного собрания в Постановлении по упомянутому выше делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации". Опять-таки, как в рассматриваемом сейчас деле, законодательный пробел в регулировании спонтанных собраний усугублялся негибким и формальным применением положений о прекращении публичных мероприятий, проводившихся без уведомления властей.

Заключительные замечания по поводу необходимости ограничений в отношении пяти оставшихся эпизодов

143. С учетом вышеизложенного Европейский Суд отмечает, что общей чертой вышеупомянутых событий является то, что ни одно из них не повлекло за собой, если вообще что-то повлекло (см., в частности, § 109 настоящего Постановления), нарушения повседневной жизни, выходящего за рамки уровня незначительного нарушения. Европейский Суд много раз подчеркивал, что незаконная ситуация, такая как организация демонстрации без предварительного разрешения властей, необязательно оправдывает их вмешательство в осуществление права гражданина на свободу собраний. В частности, в тех случаях, когда участники незаконных демонстраций не участвуют в актах насилия, Европейский Суд требует, чтобы органы государственной власти проявляли определенную терпимость к мирным собраниям, чтобы не лишить свободу собраний, гарантированную статьей 11 Конвенции, самой своей сути (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 150, цитируемый в § 128 настоящего Постановления, с дальнейшими ссылками). В этом отношении настоящее дело вряд ли можно отличить от предыдущих дел, в которых Европейский Суд установил, что подобная терпимость должна распространяться на случаи, когда демонстрация была проведена в общественном месте в отсутствие какой-либо угрозы возникновения опасности или нарушения порядка (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии", § 47) или в отсутствие опасности для общественного порядка, превышающей уровень незначительных нарушений (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Букта и другие против Венгрии", § 37) или она вызвала определенное нарушение повседневной жизни, в том числе дорожного движения (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 155, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Малофеева против Российской Федерации", §§ 136-137).

144. Однако в каждом из этих пяти эпизодов собрание было разогнано, а заявитель был задержан, заключен под стражу и осужден за совершение административного правонарушения, а в соответствующих решениях не была произведена оценка уровня нарушения порядка, к которому привели собрания, и ни в одном случае не оценивался их спонтанный характер (по последнему вопросу см. § 37 настоящего Постановления) лишь потому, что собрания не были разрешены и продолжались, несмотря на требование сотрудников полиции прекратить их. Таким образом, представляется, что власти не смогли проявить необходимую степень терпимости к тому, что они считали несанкционированным собранием, игнорируя неоднократно подчеркиваемое Европейским Судом требование о том, что применение норм, регулирующих публичные собрания, не должно превращаться в самоцель (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 155).

145. Более того, и, несмотря на вышеизложенное, заявитель был подвергнут санкциям, которые, хотя и классифицируются как административные согласно законодательству Российской Федерации, являлись "уголовно-правовыми" в пределах автономного значения пункта 1 статьи 6 Конвенции, тем самым требуя применения данного положения в его "уголовно-процессуальной" составляющей (см. § 80 настоящего Постановления). В случае проведения мирного митинга в принципе не допускается угроза применения уголовно-правовых санкций и, в частности, лишения свободы. Когда к митингующим применяются санкции уголовно-правового характера, это требует особого обоснования (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудревичюс и другие против Литвы", § 146). Свобода принимать участие в мирных собраниях настолько важна, что человеку нельзя назначать наказание, даже если оно находится на нижней границе диапазона дисциплинарных санкций, за участие в демонстрации, которая не была запрещена, если он сам не совершил при этом каких-то предосудительных действий (см. ibid., § 149).

146. Таким образом, по фактам, относящимся к рассматриваемым пяти эпизодам, Европейским Судом не могло быть установлено, что свобода мирного собрания заявителя, как она защищается Конвенцией, перевешивалась бы какими-либо интересами властей государства-ответчика в ограничении осуществления этой свободы в целях предотвращения беспорядков или совершения преступлений либо защиты прав и свобод других лиц. Причины, на которые ссылались власти Российской Федерации, не соответствовали настоятельной общественной необходимости. Даже если предположить, что они были важными, то их было недостаточно, чтобы доказать, что обжалуемое вмешательство публичных властей в осуществление прав и свобод было "необходимо в демократическом обществе". Несмотря на наличие у внутригосударственных властей свободы усмотрения, Европейский Суд считает, что не было установлено разумной соразмерности между ограничениями, налагаемыми на право заявителя на свободу собраний, и любой преследуемой правомерной целью. Соответственно, Европейский Суд считает, что по делу было допущено нарушение статьи 11 Конвенции также в отношении этих пяти эпизодов.

(iii) Общий вывод

147. Таким образом, Большая Палата Европейского Суда приходит к выводу, что по делу было допущено нарушение статьи 11 Конвенции в отношении пятого и шестого эпизодов, поскольку рассматриваемые ограничения не преследовали правомерную цель (см. § 126 настоящего Постановления), а также относительно остальных пяти эпизодов из-за того, что власти Российской Федерации не смогли доказать, что эти ограничения были необходимы в демократическом обществе (см. § 146 настоящего Постановления).

148. Что касается последних пяти эпизодов, следует добавить, что они свидетельствуют о хронической неспособности властей Российской Федерации проявлять терпимость к несанкционированным, но мирным собраниям и в целом к применению стандартов, которые соответствуют принципам, воплощенным в статье 11 Конвенции. Из соответствующих норм статей 19.3 и 20.2 КоАП РФ и из решений, применяющихся на их основе, не усматривается, что надлежащее внимание должно было уделяться и на самом деле уделялось таким интересам, как необходимость предотвращения беспорядков или преступлений и защиты прав и свобод других лиц. Не представляется также, что компетентные власти установили справедливый баланс между этими интересами, с одной стороны, и интересами заявителя при осуществлении его права на свободу мирного собрания, с другой.

149. Данные недостатки уже были выявлены в ряде предыдущих дел, когда сотрудники полиции останавливали и задерживали протестующих только по той причине, что их акция не была санкционирована, и когда формальная незаконность протестной акции выдвигалась в качестве единственного оправдания для принятия мер со стороны полиции (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Малофеева против Российской Федерации", §§ 137 и 140, "Каспаров и другие против Российской Федерации", § 95, "Навальный и Яшин против Российской Федерации", § 65, "Новикова и другие против Российской Федерации", §§ 136, 171, 175 и 171-183, и "Лашманкин и другие против Российской Федерации", §§ 459-463). Европейский Суд уже задолго до периода, в течение которого обжалуемые эпизоды имели место, вынес постановления, в которых установил, что власти государства-ответчика нарушили статью 11 Конвенции, и в которых он конкретно рассматривал требования, которые согласно его прецедентной практике должны были быть соблюдены в отношении мер вмешательства в осуществление права на свободу мирного собрания (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Махмудов против Российской Федерации" (Makhmudov v. Russia) от 26 июля 2007 г., жалоба N 35082/04* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2008. N 4 (примеч. редактора).), Постановление Европейского Суда по делу "Баранкевич против Российской Федерации" (Barankevich v. Russia) от 26 июля 2007 г., жалоба N 10519/03* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2008. N 10 (примеч. редактора).), § 28, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Сергей Кузнецов против Российской Федерации", Постановление Европейского Суда по делу "Алексеев против Российской Федерации" (Alekseyev v. Russia) от 21 октября 2010 г., жалобы NN 4916/07, 25924/08 и 14599/09; что касается постановлений, вынесенных до шестого и седьмого эпизодов, см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Малофеева против Российской Федерации" и "Каспаров и другие против Российской Федерации"). Таким образом, власти Российской Федерации были в состоянии знать и учитывать соответствующие стандарты Конвенции. Тем не менее, как представляется, внутригосударственная практика в Российской Федерации продолжала нарушать стандарты Конвенции, и даже были внесены законодательные изменения, влекущие за собой дополнительные ограничения соответствующих свобод.

150. Европейский Суд считает, что существует связь между этими недостатками и ранее наблюдавшейся структурной неадекватностью нормативно-правовой базы, которая предусматривает чрезмерно ограничительные формальные требования к организации определенных публичных мероприятий, как было указано в Постановлении Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации" (§§ 471-477). Следовательно, широкое толкование того, что представляет собой собрание, о проведении которого надлежит уведомлять власти, и отсутствие терпимости к собраниям, которые не соответствуют установленному порядку уведомления, подчеркивают еще один аспект вышеупомянутой структурной проблемы. Отсутствие гарантий, ограничивающих усмотрение властей по вмешательству в проведение мирных публичных собраний, которые не вызывают "нарушение порядка" и не влекут за собой каких-либо неудобств, усугубляется широким толкованием на практике того, что представляет собой "собрание, о проведении которого надлежит уведомлять власти", и чрезмерно широкой свободой усмотрения властей при введении ограничений на такие собрания посредством жесткого правового принуждения, включающего, как это и произошло в настоящем деле, немедленное задержание и лишение свободы, а также применение санкций уголовно-правового характера, как описано выше (см. §§ 79-80 настоящего Постановления). Может даже возникнуть вопрос о том, не будет ли в силу этих особенностей действующей правовой базы любое стремление прибегнуть к внутригосударственным средствам правовой защиты неэффективным и лишенным каких-либо перспектив успеха 

151. С учетом изложенного нельзя сказать, что соответствующее законодательство Российской Федерации обеспечивало эффективные гарантии против злоупотреблений, о чем свидетельствуют приведенные выше выводы о том, что в пятом и шестом эпизодах отсутствовала правомерная цель (см. § 126 настоящего Постановления).

152. Следует также подчеркнуть, что задержания заявителя, его содержания под стражей и последующие осуждения в административном порядке не могли не иметь сдерживающего эффекта в отношении него и других лиц от участия в акциях протеста или даже от активного участия в оппозиционной деятельности. Несомненно, эти меры имели серьезный потенциал для того, чтобы удержать других сторонников оппозиции и общественность в целом от участия в открытых политических дебатах. Их сдерживающий эффект еще более усугублялся тем фактом, что они были направлены против известного общественного деятеля, лишение свободы которого должно было вызвать широкое освещение в средствах массовой информации.

153. Соответственно, по делу было допущено нарушение статьи 11 Конвенции по всем семи эпизодам.

V. Предполагаемое нарушение статьи 18 Конвенции

154. Заявитель жаловался на то, что его задержание, содержание под стражей и административные обвинения, выдвинутые против него, подрывали его право на свободу собраний с целью прекращения его политической деятельности. Он утверждал, что по делу было допущено нарушение статьи 18 Конвенции, которая гласит:

"Ограничения, допускаемые в настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены".

A. Постановление Палаты Европейского Суда

155. Палата Европейского Суда отметила, что эти пункты жалобы были связаны с жалобами, рассмотренными в контексте статей 5 и 11 Конвенции, и поэтому объявила их приемлемыми для рассмотрения по существу. Однако ссылаясь на свой вывод, сделанный в контексте статей 5 и 11 Конвенции, о том, что задержание заявителя и его административный арест имели сдерживающий эффект в отношении него и других лиц от участия в акциях протеста или от активного участия в оппозиционной деятельности в нарушение этих норм Конвенции, Палата Европейского Суда решила, что отсутствовала необходимость рассматривать вопрос о том, было ли в настоящем деле допущено нарушение статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьями 5 или 11 Конвенции.

B. Доводы сторон в Большой Палате Европейского Суда

1. Заявитель

156. Заявитель считал, что пункт его жалобы по статье 18 Конвенции, взятой во взаимосвязи со статьями 5 и 11 Конвенции, составляет основной аспект его дела. Он указал, что со времени протестных акций 2011-2012 годов, в которых он играл лидирующую роль, внутригосударственные власти стали бояться его участия в неофициальных мероприятиях любого рода. Власти Российской Федерации стремились наказать его за политическую критику и предпринимали действия, чтобы лишить силы духа его сторонников. Он был специально и лично подвергнут преследованию со стороны властей, которые действовали с целью подавления политического инакомыслия. Он сослался, в частности, на видеозаписи его задержания возле здания суда 24 февраля 2014 г. (шестой эпизод). Заявитель также утверждал, что его задерживали, даже если мероприятия были мирными и не поднимали вопросов общественного порядка. Установленный законом порядок составления протокола об административном правонарушении был объектом манипуляций для того, чтобы без какой-либо необходимости удалить заявителя с места проведения мероприятия и взять его под стражу без какой-либо законной цели. В то время как он пропагандировал идеи и ценности демократического общества, понятия, которым Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" придало особое значение, и как самый известный оппозиционный деятель, отстаивающий эти ценности, он подвергался преследованиям именно из-за его активного участия в политической жизни и влияния, которое он имел на политические взгляды российских граждан.

157. По мнению заявителя, поскольку власти считали его основным политическим оппонентом, он неоднократно подвергался судебным преследованиям, равносильным политическим притеснениям и гонениям. Он ссылался, в частности, на упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации" (§ 73) и на Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Офицеров против Российской Федерации" (Navalnyy and Ofitserov v. Russia) от 23 февраля 2016 г. (жалобы NN 46632/13 и 28671/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 5 (примеч. редактора).), § 119) как на свидетельство ощутимого политического элемента обращения с ним властей. Для него настоящее дело являлось еще одной демонстрацией намерений властей наказать его за политическую деятельность и удерживать его и других людей от открытых публичных дебатов. Таким образом, власти действовали недобросовестно. Он ссылался, в частности, на travaux preparatoires* (* Travaux preparatoires (франц.) - материалы подготовительной работы по разработке текста документа (примеч. редактора).) статьи 18 Конвенции, указывая, что основная задача составителей Конвенции заключалась в обеспечении защиты граждан от введения ограничений, обусловленных стремлением государства оградить "политическую тенденцию, которую оно представляет", от "оппозиции, которую оно считает опасной". Заявитель сообщил Европейскому Суду, что в Российской Федерации существуют административная практика прерывания мирных политических собраний и демонстрация нетерпимости к мирным собраниям, о которых властей не уведомляли. В этом отношении он указал на повторяющийся и целенаправленный характер его задержаний, производимых таким образом, чтобы создать в средствах массовой информации их широкое освещение и тем самым усилить сдерживающий эффект санкций против него.

2. Власти Российской Федерации

158. Власти Российской Федерации считали, что жалобы заявителя в соответствии со статьей 18 Конвенции в настоящем деле не отвечали требованию, содержащемуся в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", а именно, что утверждение о скрытой цели ограничения должно представлять собой основополагающий аспект дела (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", § 291). В частности, власти Российской Федерации повторили свои предыдущие доводы, изложенные выше, о том, что заявитель подал жалобу, касающуюся статьи 18 Конвенции, лишь в двух жалобах и только во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции. Кроме того, он не сформулировал отдельно и четко жалобу на неправомерные скрытые мотивы действий властей в ходе внутригосударственного разбирательства.

159. Власти Российской Федерации предложили Европейскому Суду следовать подходу, принятому по ряду сопоставимых дел, то есть воздерживаться от рассмотрения отдельно жалобы по статье 18 Конвенции в той мере, в какой она дублирует жалобы по материально-правовым статьям Конвенции. Они сослались на 10 предыдущих дел против Российской Федерации, в которых Европейский Суд объявлял жалобу в соответствии со статьей 18 Конвенции приемлемой для рассмотрения по существу, но не рассматривал ее по существу, ссылаясь на то, что она не поднимает отдельного вопроса в контексте материально-правовой статьи Конвенции, во взаимосвязи с которой делалась ссылка на статью 18 Конвенции.

160. По мнению властей Российской Федерации, статья 18 Конвенции ни в коем случае не играет самостоятельной роли и не имеет практического применения, поскольку концепция злоупотребления полномочиями относится к сфере уголовного права и не связана с правами человека. Кроме того, утверждения о скрытых мотивах по своей природе не поддаются доказыванию, за исключением очень редких дел, таких как "Гусинский против Российской Федерации" (Gusinskiy v. Russia) (жалоба N 70276/01* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2005. N 2 (примеч. редактора).), ECHR 2004-IV). В настоящем деле аргументы, выдвинутые заявителем, являлись не более чем спекуляцией или личным восприятием, лишенным каких-либо реальных доказательств. Заявитель не представил каких-либо доказательств, подтверждающих предполагаемое наличие неправомерных или скрытых мотивов с тем, чтобы соответствовать высокому стандарту доказывания, предусмотренному статьей 18 Конвенции. Того факта, что заявитель являлся оппозиционным политиком, самого по себе не могло быть достаточно, чтобы продемонстрировать недобросовестность со стороны властей в принятии мер правового принуждения против него.

161. Оспаривая утверждение о том, что заявитель был специально выбранной мишенью для преследования, власти Российской Федерации указали, что к нему относились так же, как и ко многим другим протестующим оппозиционерам. Они сослались на прецеденты Европейского Суда, упомянутые в Постановлении Палаты Европейского Суда, указывающие на практику, существующую в Российской Федерации, когда сотрудники полиции в обычном порядке прерывали собрание или предполагаемое собрание и задерживали его участников. Власти Российской Федерации указали, что заявитель был постоянным участником публичных мероприятий и что его не преследовали, если мероприятие было санкционировано, и утверждали, что его постоянные и умышленные действия, связанные с нарушением порядка проведения публичных мероприятий, были совершены со злым умыслом и представляли собой злоупотребление правами по смыслу статьи 17 Конвенции.

162. Власти Российской Федерации считали, что задержание заявителя и административные обвинения против него во всех семи случаях преследовали цели, предусмотренные в пункте 1 статьи 5 Конвенции и в статье 11 Конвенции.

C. Мнение Большой Палаты Европейского Суда

163. Большая Палата Европейского Суда, начиная свою оценку, отмечает, что суть жалобы заявителя заключается в том, что во всех семи случаях он был специально избран мишенью для преследования властей ввиду его политической активности и что его задержания и иные меры, принятые против него, преследовали цель ограничить его политическую деятельность в нарушение статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьями 5 и 11 Конвенции.

164. В настоящем деле сторонам было предложено осветить в своих выступлениях в Большой Палате Европейского Суда вопрос о цели и, в частности, указать главную цель задержаний заявителя, его содержания под стражей и применения к нему административных санкций. Принимая во внимание доводы сторон с учетом недавней прецедентной практики по вопросу об общих принципах, применимых к жалобам по статье 18 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии"), Европейский Суд считает, что жалоба заявителя в соответствии с данной статьей Конвенции представляет собой основополагающий аспект настоящего дела. Европейский Суд также считает, что суть этой жалобы не была рассмотрена в его приведенной выше оценке жалоб, касавшихся статей 5 и 11 Конвенции. Следовательно, она будет рассмотрена отдельно. В этой связи, и принимая во внимание последовательность событий в целом, Европейский Суд сосредоточит свое рассмотрение на пятом и шестом эпизодах, в отношении которых он заключил, что вмешательство публичных властей в осуществление права заявителя на мирное собрание не преследовало правомерной цели в нарушение статьи 11 Конвенции, и установил, что задержание заявителя и его содержание под стражей были произвольными и незаконными в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции. При этом Европейский Суд будет учитывать общие принципы, изложенные в §§ 287-317 Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" (упоминавшемся выше), особенно следующие фрагменты (опуская упоминания дел):

"287. Как и статья 14 Конвенции, статья 18 Конвенции не имеет самостоятельного значения... Она может применяться только во взаимосвязи со статьей Конвенции или Протоколов к ней, в которых излагаются или ограничиваются права и свободы, которые Высокие Договаривающиеся Стороны обязались гарантировать тем, кто находится под их юрисдикцией... Данное правило следует из его формулировки, которая дополняет такие положения, как, например, второе предложение пункта 1 статьи 5 Конвенции и вторые пункты статей 8-11 Конвенции, которые допускают ограничение этих прав и свобод, и его места в Конвенции в конце Раздела I, который содержит статьи, определяющие и ограничивающие эти права и свободы.

288. Однако статья 18 Конвенции не служит лишь для разъяснения сферы действия этих ограничительных положений. Она прямо запрещает Высоким Договаривающимся Сторонам ограничивать права и свободы, закрепленные в Конвенции, для целей, не предусмотренных самой Конвенцией, и в этом смысле она является автономной... Поэтому, как и в отношении статьи 14 Конвенции, может быть установлено нарушение статьи 18 Конвенции, даже если нет нарушения статьи, во взаимосвязи с которой она применяется...

289. Наконец, осознавая, как уже подчеркивалось, определенную непоследовательность в своих предыдущих постановлениях, касавшихся использования терминов "самостоятельный" и "автономный" в этих контекстах Европейский Суд воспользуется возможностью, предлагаемой в настоящем деле, согласовать формулировки, используемые в отношении статьи 18 Конвенции в связи со статьей 14 Конвенции, как это было сделано выше.

290. Из условий статьи 18 Конвенции следует, что нарушение может иметь место только в том случае, если рассматриваемое право или свобода относятся к ограничениям, допускаемым Конвенцией...

291. Сам по себе тот факт, что ограничение того или иного права или той или иной свободы, закрепленной в Конвенции, не отвечает всем требованиям положения, разрешающего их, необязательно поднимает вопрос согласно статье 18 Конвенции. Отдельное рассмотрение жалобы в соответствии с этой статьей Конвенции будет оправдано только в том случае, если утверждение о том, что ограничение было применено в целях, не предусмотренных Конвенцией, представляется основополагающим аспектом дела...".

165. Кроме того, излагая общие принципы толкования статьи 18 Конвенции в вышеупомянутом Постановлении Большой Палаты, Европейский Суд далее рассмотрел ситуации, в которых оспариваемые ограничения преследовали "множественность целей", и адаптировал свой подход путем введения критерия, не была ли скрытая цель по сравнению с целью, полностью отвечающей Конвенции, преобладающей. Он далее подтвердил, что данный вопрос следует оценивать согласно обычному стандарту доказывания, а не более строгому стандарту, который он применял в соответствии с этой статьей в ряде предыдущих дел. В то время как следующие принципы сформулированы с учетом ситуаций множественности целей* (* Текст курсивом выделен в тексте оригинала Постановления (примеч. редактора).), они также служат руководством для таких ситуаций, как в пятом и шестом эпизодах в деле заявителя в тех случаях, когда не было доказано никакой правомерной цели:

"(i) Множественность целей

302. Приведенный обзор показывает, что, хотя правомерные цели и основания, изложенные в ограничительных положениях Конвенции, являются исчерпывающими, они также широко определены и были интерпретированы с определенной степенью гибкости. Основное внимание тщательного рассмотрения Европейского Суда было сосредоточено, скорее, на следующем и тесно связанном вопросе: является ли ограничение необходимым или оправданным, то есть основанным на важных и достаточных причинах и соразмерным достижению целей или оснований, для которых оно разрешено  Эти цели и основания являются критериями, на основе которых измеряется необходимость или обоснование...

303. Таким подходом к толкованию и применению статьи 18 Конвенции в отношении ситуаций, в которых ограничение преследует более чем одну цель, должен руководствоваться Европейский Суд. Некоторые из этих целей могут быть отнесены к соответствующему положению об ограничении, в то время как другие нет. В подобных ситуациях само по себе наличие цели, которая не попадает под соответствующую ограничительную оговорку, не может привести к нарушению статьи 18 Конвенции. Существует значительная разница между делами, когда предписанная цель была той, которую действительно приводили в действие власти, хотя они и хотели получить какое-то другое преимущество, и делами, когда предписанная цель, хотя и присутствовала, но фактически являлась просто прикрытием, позволяющим властям достичь посторонней цели, которая была основным направлением их усилий. Постановка вопроса о том, что наличие какой-либо другой цели само по себе противоречит статье 18 Конвенции, не оправдывает это фундаментальное различие и будет несовместимо с объектом и целью статьи 18 Конвенции, которая заключается в запрещении злоупотребления властью. Действительно, это может означать, что каждый раз, когда Европейский Суд исключает из рассмотрения цель или основание, на которые ссылается государство-ответчик согласно материально-правовому положению Конвенции, он должен установить нарушение статьи 18 Конвенции, поскольку доводы государства-ответчика будут являться доказательством того, что власти преследуют не только цель, которую Европейский Суд принимает в качестве правомерной, но и другую цель.

304. По той же причине вывод о том, что ограничение преследует цель, предписанную Конвенцией, необязательно исключает и нарушение статьи 18 Конвенции. Более того, в противном случае это положение было бы лишено своего автономного характера.

305. Таким образом, Европейский Суд считает, что ограничение может быть совместимо с материально-правовым положением Конвенции, которое разрешает его, поскольку оно преследует цель, допустимую в соответствии с этим положением, но всё же нарушает статью 18 Конвенции, поскольку оно главным образом предназначалось для другой цели, которая не предписана Конвенцией, иными словами, если эта другая цель была преобладающей. И наоборот, если предписанная цель является основной, ограничение не противоречит статье 18 Конвенции, даже если оно преследует другую цель.

306. Эта интерпретация согласуется с практикой судов Договаривающихся Государств и Суда Европейского союза... которую Европейский Суд может принимать во внимание при толковании Конвенции... Это особенно уместно в настоящем деле, поскольку подготовительные работы к Конвенции ясно демонстрируют, что статья 18 Конвенции должна была стать ее вариантом административно-правового понятия "злоупотребление властью"...

307. Какая цель преобладает в конкретном деле, зависит от всех его обстоятельств. При оценке этого Европейский Суд будет учитывать характер и степень предосудительности предполагаемой скрытой цели и учитывать, что Конвенция была разработана для поддержания и поощрения идеалов и ценностей демократического общества, основанного на верховенстве права.

308. В длящихся ситуациях нельзя исключать, что оценка того, какая цель была преобладающей, может со временем изменяться.

(ii) Вопросы доказывания

...310. ...При этом Европейский Суд считает, что он может и должен придерживаться своего обычного подхода к доказыванию, а не специальных правил...

311. Первый аспект данного подхода... состоит в том, что по общему правилу бремя доказывания не несет ни одна, ни другая сторона в деле, поскольку Европейский Суд исследует весь материал, находящийся в его распоряжении, независимо от его происхождения, и потому что он может, при необходимости, получить материал по собственной инициативе... он ссылался на такую концепцию бремени доказывания в определенных конкретных контекстах. В ряде случаев он признал, что строгое применение принципа affirmanti incumbit probatio* (* Affirmanti incumbit probation (лат.) - бремя доказывания лежит на том, кто утверждает (примеч. редактора).), то есть что бремя доказывания в отношении того или иного утверждения лежит на той стороне, которая заявляет его, не представляется возможным, особенно когда это обосновано конкретными трудностями заявителей в получении доказательств...

312. Действительно, хотя он ссылается на доказательства, которые стороны приводят самостоятельно, Европейский Суд регулярно по своей инициативе просит заявителей или государства-ответчиков предоставить материал, который может подтвердить или опровергнуть утверждения, сделанные по рассматриваемому им делу. Если государство-ответчик не выполняет эту просьбу, Европейский Суд не может заставить его выполнить ее, но может, если оно должным образом не объясняет свое непредоставление материалов или свой отказ, сделать соответствующие выводы... Он может также комбинировать такие выводы с контекстуальными факторами. Пункт 1 правила 44C Регламента Суда предоставляет ему значительную свободу действий по данному вопросу.

313. Возможность Европейского Суда делать выводы из поведения государства-ответчика при производстве по делу в Европейском Суде особенно уместна в ситуациях, например, лиц, содержащихся под стражей, когда только государство-ответчик имеет доступ к информации, способной подтвердить или опровергнуть утверждения заявителя... Эта возможность, вероятно, будет иметь особое значение в отношении утверждения о наличии скрытой цели.

314. Второй аспект подхода Европейского Суда - это стандарт доказывания по делам, находящимся в его производстве, "вне разумного сомнения". Вместе с тем этот стандарт не дополняет собой стандарт доказывания, применяемый в правовых системах государств. Во-первых, такие доказывания могут следовать из сосуществования достаточно сильных, четких и согласующихся выводов или аналогичных неопровержимых презумпций факта. Во-вторых, уровень убеждения, необходимый для того, чтобы прийти к выводу, неразрывно связан со спецификой фактов, характером сделанного утверждения и конвенционным правом, находящимся под угрозой нарушения. Европейский Суд неизменно подчеркивал эти моменты...

315. Третий аспект подхода Европейского Суда... состоит в том, что Европейский Суд может оценивать не только допустимость и относимость, но и доказательную ценность каждого представленного ему доказательства. В упомянутом выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Начова и другие против Болгарии" (§ 147) Европейский Суд далее разъяснил этот момент, отметив, что при оценке доказательств он не связан формулами и принимает выводы, подкрепленные свободной оценкой всех доказательств, включая такие выводы, которые могут вытекать из фактов и доводов сторон. Европейский Суд указал, что он с пониманием относится к любым потенциальным доказательственным трудностям, с которыми сталкивается та или иная сторона. Европейский Суд последовательно придерживается этой позиции, применяя ее к жалобам по различным статьям Конвенции...

316. Следовательно, отсутствуют основания для Европейского Суда ограничивать себя прямым доказыванием в отношении жалоб по статье 18 Конвенции или применять специальный стандарт доказывания этих утверждений.

317. Однако следует подчеркнуть, что косвенные доказательства в данном контексте означают информацию о первичных или контекстуальных фактах или последовательности событий, которые могут служить основой для выводов о первичных фактах... Доклады или заявления международных наблюдателей, неправительственных организаций либо средств массовой информации или решения внутригосударственных или международных судов часто принимаются во внимание, Федерации чтобы, в частности, прояснить факты или подтвердить выводы, сделанные Европейским Судом...".

166. В настоящем деле вывод Европейского Суда в отношении пятого и шестого эпизодов о том, что власти Российской Федерации, не смогли достоверно полагаться на цели, поставленные в контексте статей 5 и 11 Конвенции, устраняет необходимость в каком-либо обсуждении множественности целей в отношении этих эпизодов. Однако в то время как власти Российской Федерации не обосновали свой довод о том, что целью мер, принятых в этих двух случаях, было "предотвращение беспорядков или преступлений" и "защита прав и свобод других лиц" в нарушение статьи 11 Конвенции, этого не было бы самого по себе достаточно, чтобы сделать вывод о нарушении статьи 18 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", §§ 291 и 303). Следует также рассмотреть вопрос о том, имелась ли в отсутствие законной цели определенная скрытая цель. Кроме того, в отношении остальных эпизодов концепция множественности целей будет по-прежнему актуальна.

167. Европейский Суд отмечает, что заявитель был задержан семь раз в течение относительно короткого периода и практически идентичным способом, что, по утверждению властей Российской Федерации, было результатом собственного поведения заявителя, упорствовавшего, несмотря на его осведомленность о том, что с официальной точки зрения это будет являться нарушением действующих правил.

168. Вместе с тем нельзя не придавать значения тому факту, что задержания заявителя происходили в контексте осуществления им своего конвенционного права на свободу собраний. Европейский Суд отмечает, что в серии семи эпизодов можно выделить определенную закономерность. Более того, причины для задержаний заявителя становились все более неправдоподобными в тех случаях, когда степень потенциального или фактического нарушения порядка, вызванного поведением заявителя, снижалась. Примечательно, что в первых четырех эпизодах заявитель был одним из лидеров мероприятия, и это могло в некоторой степени объяснить, почему он был в числе первых лиц, которые были задержаны. Однако этого не было в последующих эпизодах, в которых заявитель не играл никакой особой роли.

169. В пятом эпизоде (27 октября 2012 г.) заявитель был одним из 30 активистов, последовательно участвовавших в пикетах. Среди участников пикетов было несколько видных общественных деятелей, и среди них не было явного лидера. Более того, согласно официальной версии событий заявитель был задержан не в связи с самим пикетированием, а за проведение "шествия", когда он шел с места проведения пикета, сопровождаемый группой людей, в том числе журналистами. Ничто не свидетельствует о том, что заявитель организовал свое сопровождение этими людьми, или что он каким-то образом отвечал за людей, которые его сопровождали, или что он был в состоянии контролировать их в очень короткие моменты перед своим задержанием (см. § 32 настоящего Постановления).

170. Не менее показательным является шестой эпизод (24 февраля 2014 г.), связанный с задержанием заявителя перед зданием суда, когда он был просто одним из людей, ожидающих разрешения войти в здание, чтобы присутствовать на публичном слушании дела. Сотрудники полиции намеренно разделили толпу, чтобы найти заявителя и удалить его с места события, хотя ничто в его поведении или внешнем виде не отличало его от других мирных людей, спокойно ожидающих за полицейским кордоном. В отношении данного эпизода особенно трудно отклонить утверждение заявителя о том, что он был специально и лично избран для преследования властями как известный активист даже в самой безобидной ситуации, отдаленно напоминающей публичное собрание (см. § 156 настоящего Постановления).

171. В этом контексте позиция Европейского Суда, изложенная в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", о том, что в длящихся ситуациях оценка того, какая цель была преобладающей, может со временем меняться (§ 308), приобретает особое значение. Вполне может показаться, что основная цель мер, принятых против заявителя, действительно изменилась за рассматриваемый период. То, что с самого начала могло бы являться целью, со временем кажется менее правдоподобным. Таким образом, как указано в §§ 126 и 127 настоящего Постановления, в тех случаях, когда Европейский Суд имеет серьезные сомнения в том, что любая правомерная цель, как утверждается властями государства-ответчика, существовала в первых четырех эпизодах, он установил, что никакая подобная цель не имела места в пятый и шестой раз, и была весьма сомнительна в седьмом случае. Кроме того, как отмечалось выше, нарушения в настоящем деле имели место, несмотря на возрастающее понимание властями Российской Федерации того факта, что соответствующая практика несовместима со стандартами Конвенции (см. §§ 149 настоящего Постановления). В этой связи Европейский Суд считает, что следует учитывать более широкий контекст (см. ibid., § 317), в частности, его аналогичные выводы в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Навальный и Яшин против Российской Федерации" в отношении демонстрации за три месяца до первого из семи эпизодов в настоящем деле. Не менее актуальными для общего контекста являются его выводы относительно последовательности событий, касавшихся двух уголовных дел, производства по которым велись против заявителя параллельно. По одному делу Европейский Суд установил, что, "не рассмотрев заявления [первого заявителя]", суды Российской Федерации тем самым "только усилили опасения в том, что истинные причины уголовного преследования и осуждения заявителей имели политический характер" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Офицеров против Российской Федерации", §§ 116-119). По другому делу Европейский Суд постановил, что наказание по уголовному делу заявителя было "произвольным и необоснованным", что закон был "широко и непредвиденно истолкован" и применен произвольным образом, что нанесло ущерб производству по делу "столь значимым образом, что это сделало другие уголовно-процессуальные гарантии не относящимися к делу" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Навальные против Российской Федерации" (Navalnyye v. Russia) от 17 октября 2017 г., жалоба N 101/15, §§ 83-84).

172. Кроме того, имеются сходные контекстуальные доказательства, подтверждающие мнение о том, что власти становились все более жесткими в своей реакции на поведение заявителя в свете его позиции как лидера оппозиции и других политических активистов и в более общем плане в своем подходе к публичным собраниям политического характера. Европейский Суд ранее отмечал важные законодательные изменения, которые произошли в данный период, усиливавшие и ужесточавшие ответственность за нарушение порядка проведения публичных мероприятий (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации", §§ 301-306). В частности, максимальная сумма штрафа за такие деяния была увеличена в 20 раз, были введены новые виды отягчающих обстоятельств правонарушений с соответствующими жесткими санкциями, а также был продлен срок давности привлечения к ответственности за указанные действия. Дальнейшие ограничения законодательной базы свободы собраний, введенные в июле 2014 года, включая уголовную ответственность за правонарушения, связанные с проведением собраний, хотя они и выходят за рамки рассматриваемого периода, можно рассматривать как непрерывную тенденцию. Обеспокоенность в связи с ужесточением санкций и введением дальнейших ограничений на свободу собраний в Российской Федерации выразили несколько органов Совета Европы, в том числе недавно в Дополнительном меморандуме Комиссара Совета Европы по правам человека о свободе собраний в Российской Федерации, датированном 5 сентября 2017 г. (см. § 50 настоящего Постановления). Последний доклад охватывает соответствующий период и конкретно касается разгона спонтанного, но мирного собрания по случаю вынесения приговора по Болотному делу (седьмой эпизод, 24 декабря 2014 г.).

173. С учетом изложенного утверждение заявителя о том, что осуществление им права на свободу собраний стало особым объектом целенаправленного подавления, представляется логически последовательным в более широком контексте попыток властей Российской Федерации в соответствующее время поставить политическую деятельность оппозиции под контроль. В данном отношении Европейский Суд считает уместным учитывать характер и степень предосудительности предполагаемой скрытой цели, помня о том, что Конвенция была разработана для поддержания и поощрения идеалов и ценностей демократического общества, основанного на верховенстве права (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", § 307).

174. В основе жалобы заявителя по статье 18 Конвенции находится его предполагаемое преследование по политическим мотивам не как частное лицо, а как оппозиционного политика, приверженного выполнению важной общественной функции посредством демократического дискурса. Как таковое ограничение, о котором идет речь, затронуло бы не только одного заявителя или его коллег-активистов и сторонников оппозиции, но и саму суть демократии как средства организации общества, в котором индивидуальная свобода может быть ограничена только в общих интересах, то есть во имя "высшей свободы", упомянутой в travaux preparatoires (см. § 51 настоящего Постановления). Европейский Суд считает, что скрытая цель, определенная подобным образом, достигает значительной тяжести.

175. Принимая во внимание все вышеперечисленные элементы, а также, в частности, последовательность и характер событий в настоящем деле (см. §§ 167-168 настоящего Постановления), рассматриваемые в целом, Европейский Суд считает установленным вне всяких разумных сомнений, что ограничения, наложенные на заявителя в пятом и шестом эпизодах, преследовали скрытые цели по смыслу статьи 18 Конвенции, а именно подавление политического плюрализма, который является частью "эффективной политической демократии" руководствующейся принципом "верховенства права", причем на эти оба понятия ссылается Преамбула к Конвенции (см., mutatis mutandis, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Жданок против Латвии" (Zdanoka v. Latvia), жалоба N 58278/00, § 98, ECHR 2006-IV, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Карачонь и другие против Венгрии" (Karacsony and Others v. Hungary), жалобы NN 42461/13 и 44357/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 12 (примеч. редактора).), § 147, ECHR 2016 (извлечения)). Как отметил Европейский Суд, в частности, в контексте статей 10 и 11 Конвенции плюрализм, терпимость и широта взглядов являются отличительными чертами "демократического общества". Хотя иногда индивидуальные интересы должны подчиняться интересам какой-либо группы, демократия означает не просто то, что всегда должны преобладать мнения большинства: необходимо достичь баланса, обеспечивающего справедливое и надлежащее обращение с представителями меньшинств и избегающего злоупотребления доминирующим положением (см. среди прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Янг, Джеймс и Вебстер против Соединенного Королевства" (Young, James and Webster v. United Kingdom) от 13 августа 1981 г., § 63, Series A, N 44, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Горжелик и другие против Польши" (Gorzelik and Others v. Poland), жалоба N 44158/98, § 90, ECHR 2004-I, упоминавшиеся выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делам "Лейла Шахин против Турции", § 108, и "Карачонь и другие против Венгрии", § 147).

176. Соответственно, Большая Палата Европейского Суда приходит к заключению, что по делу было допущено нарушение статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьями 5 и 11 Конвенции.

VI. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции

177. Заявитель также жаловался на то, что его задержание и содержание под стражей и предъявленные ему административные обвинения преследовали цель подорвать его право на свободу собраний по политическим мотивам. Он утверждал, что по делу было допущено нарушение статьи 14 Конвенции, которая гласит:

"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

178. Палата Европейского Суда отметила, что эти жалобы были связаны с жалобами, рассмотренными в контексте статей 5 и 11 Конвенции, и поэтому объявила их приемлемыми для рассмотрения по существу. Однако ссылаясь на свой вывод в соответствии со статьями 5 и 11 Конвенции о том, что задержание заявителя и его административный арест препятствуют ему и другим лицам участвовать в акциях протеста и активно участвовать в оппозиционной деятельности в нарушение этих положений Конвенции и удерживают их от подобных действий, Европейский Суд счел, что отсутствовала необходимость изучать вопрос о том, было ли в настоящем деле допущено нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьями 5 или 11 Конвенции.

179. Большая Палата Европейского Суда соглашается с доводами Палаты Европейского Суда и считает, что настоящая жалоба не поднимает отдельного вопроса, подлежащего рассмотрению в дополнение к выводам, сделанным в контексте статей 5 и 11 Конвенции.

VII. Применение статей 41 и 46 Конвенции

180. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

181. Статья 46 Конвенции гласит:

"1. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные Постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами.

2. Окончательное постановление Суда направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за его исполнением".

A. Статья 46 Конвенции

182. В соответствии со статьей 46 Конвенции Договаривающиеся Стороны обязались выполнять окончательные постановления Европейского Суда по делам, сторонами которых они являются, причем исполнение постановлений контролируется Комитетом министров Совета Европы. Из этого следует, в частности, что постановление, в котором Европейский Суд признает нарушение Конвенции или Протоколов к ней, налагает на государства-ответчика правовое обязательство не только выплатить заинтересованным лицам суммы, присужденные в порядке справедливой компенсации согласно статье 41 Конвенции, но и выбрать под контролем Комитета министров Совета Европы общие и (или), если это необходимо, индивидуальные меры, которые он считает целесообразным включить во внутригосударственное законодательство с тем, чтобы положить конец нарушению, выявленному Европейским Судом, и устранить, насколько это возможно, его последствия. В первую очередь само государство должно выбирать при условии надзора со стороны Комитета министров Совета Европы средства, которые будут использоваться в соответствии с его обязательствами. Однако в целях оказания помощи государству-ответчику в выполнении этой задачи Европейский Суд может попытаться указать тип индивидуальных и (или) общих мер, которые могут быть приняты для того, чтобы положить конец ситуации, существование которой он установил (см. среди многих прочих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Станев против Болгарии" (Stanev v. Bulgaria), жалоба N 36760/06, §§ 254-255, ECHR 2012, Постановление Европейского Суда по делу "Общественная организация "Центр правовых ресурсов" в интересах Валентина Кэмпеану против Румынии" (Centre for Legal Resources on behalf of Valentin Cаmpeanu v. Romania), жалоба N 47848/08* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2017. N 12 (примеч. редактора).), § 158, ECHR 2014, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Симеоновы против Болгарии" (Simeonovi v. Bulgaria), жалоба N 21980/04* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. N 3 (примеч. редактора).), § 149, ECHR 2017 (извлечения)).

183. Европейский Суд вновь подтверждает, что выше он установил, что положения Закона о собраниях не предусматривали адекватных и эффективных правовых гарантий против вмешательства публичных властей в осуществление права на свободу собраний и поэтому не отвечали конвенционным требованиям "качества закона" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации", §§ 471-478, а также Решение Комитета министров Совета Европы CM/Del/Dec(2018)1318/H46-21, упомянутое в § 49 настоящего Постановления). Европейский Суд указал, в частности, что:

"...автоматическое и негибкое применение сроков уведомления о публичных мероприятиях по жалобам... без учета того, что было невозможно соблюдать срок из-за публичных праздников или стихийного характера мероприятия, не было оправдано в соответствии с пунктом 2 статьи 11 Конвенции... Путем разгона публичных мероприятий заявителей и задержания [их] власти не проявили требуемую степень терпимости к мирным, хотя и незаконным собраниям в нарушение требований пункта 2 статьи 11 Конвенции. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд приходит к выводу, что вмешательство в осуществление права на свободу собраний заявителей было основано на правовых нормах, не отвечавших конвенционным требованиям "качества закона", и, кроме того, не были "необходимы в демократическом обществе"".

184. До вынесения Постановления по делу "Лашманкин и другие против Российской Федерации" Европейский Суд отмечал закономерность нарушений статьи 11 Конвенции в делах против Российской Федерации в связи с тем, что сотрудники полиции останавливали и задерживали участников бесспорно мирных собраний по той единственной причине, что эти собрания как таковые не были санкционированы, при том, что формальная незаконность демонстрация являлась главным основанием для задержания и предъявления административных обвинений (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров и другие против Российской Федерации (N 2)", § 30, и приведенные в нем дела).

185. В настоящем деле Европейский Суд установил нарушение статьи 11 Конвенции, связав его со структурной неадекватностью нормативной базы, которая не обеспечивала эффективных правовых гарантий против злоупотреблений (см. §§ 118 и 148-151 настоящего Постановления). Это также подтверждается выводом, сделанным им в контексте статьи 18 Конвенции, о том, что власти дважды преследовали скрытую цель ограничения прав заявителя по статьям 5 и 11 Конвенции (см. § 175 настоящего Постановления).

186. Следовательно, Европейский Суд считает уместным отметить, что рассматриваемая ситуация в принципе требует принятия властями Российской Федерации мер общего характера, которые остаются при условии надзора со стороны Комитета министров Совета Европы свободными в выборе средств, с помощью которых они будут выполнять свое юридическое обязательство по статье 46 Конвенции при условии, что такие средства будут совместимы с выводами, изложенными в настоящем Постановлении (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Симеоновы против Болгарии", § 151, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Скоццари и Джунта против Италии" (Scozzari and Giunta v. Italy), жалобы NN 39221/98 и 41963/98, § 249, ECHR 2000-VIII, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Брониовский против Польши" (Broniowski v. Poland), жалоба N 31443/96, § 192, ECHR 2004-V).

Это тот случай, когда Европейский Суд считает, что власти Российской Федерации должны принять соответствующие законодательные и (или) другие меры общего характера, чтобы обеспечить в своей правовой системе механизм, требующий от компетентных органов должным образом учитывать фундаментальный характер свободы мирного собрания и проявлять терпимость к несанкционированным, но мирным собраниям, вызывающим только определенные нарушения повседневной жизни, не выходящие за уровень незначительных неудобств, уделять надлежащее внимание при ограничении этой свободы вопросу о том, оправдывается ли это ограничение законными интересами, такими как необходимость предотвращения беспорядков или преступлений и защиты прав и свобод других лиц, и установить справедливый баланс между этими интересами, с одной стороны, и осуществлением гражданином его права на свободу мирного собрания, с другой стороны (см. § 148 настоящего Постановления). Кроме того, любое введение санкций должно требовать конкретных обоснований (см. § 145 настоящего Постановления). Предупреждение аналогичных нарушений в будущем должно быть рассмотрено в соответствующем правовом оформлении, в частности, обеспечивающем, чтобы правовые внутригосударственные документы, касающиеся ограничений и порядка осуществления права на свободу собраний, не представляли бы собой скрытые препятствия для права на свободу мирного собрания, защищаемого статьей 11 Конвенции. Принятое 26 июня 2018 г. Пленумом Верховного Суда Российской Федерации Постановление "О некоторых вопросах, возникающих у судов при рассмотрении административных дел и дел об административных правонарушениях, связанных с применением законодательства о публичных мероприятиях" (см. § 48 настоящего Постановления) содержит долгожданные разъяснения для судебных органов и подчеркивает необходимость принятия законодательных и (или) других общих мер.

B. Статья 41 Конвенции

1. Ущерб

187. В Палате Европейского Суда заявитель требовал выплаты 121 000 евро в качестве компенсации причиненного ему морального вреда и 1 025 евро в качестве возмещения причиненного ему материального ущерба. Власти Российской Федерации оспорили требования о выплате компенсации морального вреда как необоснованные и чрезмерные и возражали против возмещения причиненного заявителю материального ущерба на том основании, что это будет равносильно отмене внутригосударственных судебных решений.

188. Палата Европейского Суда на основе принципа справедливости решила присудить заявителю 50 000 евро в качестве компенсации причиненного ему морального вреда. Она также полностью удовлетворила его требование о возмещении материального ущерба.

189. В производстве по делу в Большой Палате Европейского Суда стороны не изменили свои доводы по этому основанию. Большая Палата Европейского Суда подтверждает Постановление Палаты Европейского Суда в отношении требований о компенсации и присуждает заявителю те же суммы, что и Палата Европейского Суда: 50 000 евро в качестве компенсации морального вреда и 1 025 евро - материального ущерба.

2. Судебные расходы и издержки

190. В производстве по делу в Палате Европейского Суда заявитель требовал выплаты 1 053 евро в качестве компенсации почтовых расходов, понесенных при производстве по делу в Европейском Суде в связи с разбирательством его четырех жалоб. Он также требовал выплаты 10 100 и 1 500 евро в качестве возмещения расходов на его юридическое представительство двумя адвокатами. Власти Российской Федерации возражали против этих требований, полагая, что возмещение судебных расходов и издержек в данном деле будет равносильно отмене внутригосударственных судебных решений.

191. Палата Европейского Суда отклонила возражение властей Российской Федерации по поводу того, что взыскание компенсации судебных издержек и расходов будет равносильно отмене внутригосударственных судебных решений, и присудила требуемые суммы полностью.

192. В производстве по делу в Большой Палате Европейского Суда сторонами не было внесено никаких поправок по этому основанию. Большая Палата Европейского Суда не видит причин отступать от выводов, сделанных Палатой Европейского Суда, и присуждает заявителю 12 653 евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

193. Большая Палата Европейского Суда полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Большая Палата Суда:

1) отклонила единогласно возражение властей Российской Федерации в отношении неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты в части жалоб по пункту 1 статьи 5 Конвенции;

2) отклонила единогласно возражение властей Российской Федерации в отношении неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты в части жалоб по статье 11 Конвенции;

3) отклонила единогласно возражение властей Российской Федерации по поводу несоблюдения правила шестимесячного в отношении жалоб в соответствии со статьей 18 Конвенции;

4) постановила единогласно, что по делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в связи с задержанием заявителя в семи случаях и его досудебного содержания под стражей в двух случаях;

5) постановила единогласно, что по делу не было допущено нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции, что касается административного дела о событиях 5 марта 2012 г.;

6) постановила единогласно, что по делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в отношении оставшихся шести административных дел;

7) постановила единогласно, что отсутствует необходимость рассматривать остальные жалобы по пункту 1 и подпункту "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции в отношении вышеупомянутых шести административных дел;

8) постановила единогласно, что по делу было допущено нарушение статьи 11 Конвенции;

9) постановила 14 голосами "за" при трех - "против", что по делу было допущено нарушение статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьями 5 и 11 Конвенции;

10) постановила единогласно, что отсутствует необходимость рассматривать жалобу по статье 14 Конвенции;

11) постановила единогласно, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, действующему на день выплаты:

(i) 50 000 евро (пятьдесят тысяч евро) плюс любые налоги, которые могут подлежать взысканию, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 1 025 евро (одну тысячу двадцать пять евро) плюс любые налоги, которые могут подлежать взысканию, в качестве компенсации материального ущерба;

(iii) 12 653 евро (двенадцать тысяч шестьсот пятьдесят три евро) плюс любые налоги, которые могут подлежать взысканию с заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;

12) отклонила единогласно оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском и французском языках, оглашено на публичном слушании дела во Дворце прав человека в г. Страсбурге 15 ноября 2018 г.

Сёрен Пребенсен Заместитель Секретаря Большой Палаты Суда

Гвидо Раймонди Председатель Большой Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагается совместное отдельное мнение судей Алеша Пейхала, Дмитрия Дедова, Жоржа Раварани, Тима Айке и Петера Пацолои.

Частично совпадающее, частично особое мнение судей Алеша Пейхала, Дмитрия Дедова, Жоржа Раварани, Тима Айке и Петера Пацолои*

* (* Судьи Пейхал, Дедов и Пацолои проголосовали против установления факта нарушения статьи 18 Конвенции, в то время как судьи Раварани и Айке проголосовали за установление факта этого нарушения.)

Вступление

1. Некоторые из нас проголосовали против нарушения статьи 18 Конвенции на том основании, что доказательств в отношении семи эпизодов, рассматриваемых в настоящем деле (взятых вместе или по отдельности), хотя и достаточно для установления нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции и статьи 11 Конвенции соответственно, недостаточно для удовлетворения двойного критерия, установленного Большой Палатой Европейского Суда в ее Постановлении по делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia) от 28 ноября 2017 г. (жалоба N 72508/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 10 (примеч. редактора).), § 309): "цель, предписанная Конвенцией, была неизменно прикрытием для скрытой цели" и что "скрытая цель... была превалирующей", при том, что скрытая цель властей в настоящем деле состоит в подавлении политического плюрализма, который является неотъемлемой частью любого демократического общества, руководствующегося принципом "верховенства права", как он охраняется Конвенцией (см. § 175 настоящего Постановления и приведенные в нем дела).

2. Остальные судьи проголосовали за нарушение этого положения, что касается пятого и шестого эпизодов, в частности, по причинам, изложенным в настоящем Постановлении. Приходя к такому выводу, некоторые из нас также приняли во внимание тот факт, что, как отметила Палата Европейского Суда (Постановление, § 86), заявитель на самом деле не намеревался проводить шествие 27 октября 2012 г. [пятый эпизод] или публичное собрание перед зданием суда в полдень 24 февраля 2014 г. [шестой эпизод]". Будучи, в конечном счете, убежденными в том, что по причинам, указанным в настоящем Постановлении, эти эпизоды и реакция на них властей могли быть рассмотрены в соответствии со статьей 11 Конвенции по четкой аналогии с ситуацией в деле "Татар и Фабер против Венгрии" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Татар и Фабер против Венгрии" (Tatar and Faber v. Hungary) от 12 июня 2012 г., жалобы NN 26005/08 и 26160/08, § 40), судьи оказали дополнительную поддержку в установлении факта нарушения статьи 18 Конвенции. В указанном деле Европейский Суд пришел к выводу, что:

"Квалифицируя взаимодействие при обмене мнениями... как собрание, власти ввели в действие Закон о собрании, который налагает обязанность уведомления властей на организаторов собрания, в противном случае они совершают регулятивное правонарушение... Подход внутригосударственных властей к концепции собрания не соответствует обоснованию правила об уведомлении. Действительно, применение этого правила к выражениям мнения, а не только к собраниям, создало бы предварительное ограничение, которое несовместимо со свободным обменом идеями и могло бы подорвать свободу выражения мнений".

3. Однако нас объединяет твердая уверенность в том, что статья 18 Конвенции в интерпретации Европейского Суда после вынесения упомянутого выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" была не самым подходящим инструментом для оценки, исходя из фактов настоящего дела, того, были ли действия властей, которые они предприняли против заявителя, по сути злоупотреблением их полномочиями. По нашему мнению, данный вопрос было бы уместно и более эффективно рассмотреть в рамках статьи 17 Конвенции.

4. Однако поскольку жалоба не была коммуницирована (и ее не отстаивали в пледировании) в соответствии с этим положением Конвенции и, следовательно, стороны не имели возможности представлять комментарии в этом отношении, для Европейского Суда было неуместно рассматривать настоящее дело с точки зрения статьи 17 Конвенции так же, как сейчас для нас было неуместно строить предположения о том, каков бы был исход дела, если бы оно было рассмотрено и оценено в свете указанного положения Конвенции.

5. Тем не менее это не мешает нам изложить мнение, почему, на наш взгляд, рассмотрение жалобы в свете статьи 17 Конвенции было бы более подходящим подходом к настоящему делу. Поступая подобным образом, мы признаем, что, по крайней мере, насколько нам известно, несмотря на содержащиеся в ней условия и историю своей разработки, данная норма на сегодняшний день не применялась в отношении поведения того или иного государства, будь то бывшей Комиссией по правам человека или Европейским Судом* (* В так называемом греческом деле захват власти в 1967 году полковниками Греции привел к военной диктатуре в стране и, в конечном счете, к приостановлению действия ряда конституционных положений в Греции. В Комиссии по правам человека, взятой в осаду рядом государств, власти Греции попытались опираться на статью 15 Конвенции. Однако в своем докладе по (бывшей) статье 31 Конвенции Комиссия отметила, что по существу простых политических беспорядков, таких как забастовки или политические демонстрации, недостаточно для создания ситуации общественной опасности по смыслу статьи 15 Конвенции, было достаточно применения обычных полицейских мер, чтобы контролировать их. Комиссия не смогла ответить на вопрос о применимости статьи 17 Конвенции, поскольку уже установила, что требования статьи 15 Конвенции не были выполнены. Однако в своем особом мнении судья Эрмакора прямо указал, что "власти государства-ответчика занимались деятельностью или совершали действия, направленные на ограничение прав по Конвенции в большей степени, чем это предусмотрено в Конвенции (статья 17 Конвенции)". См.: доклад Комиссии по правам человека по делу "Дания, Норвегия, Швеция и Нидерланды против Греции" (Denmark, Norway, Sweden and Netherlands v. Greece) от 5 ноября 1969 г., жалобы NN 3321/67, 3322/67, 3323/67, 3344/67.). Редкие дела, в которых до сих пор применялась статья 17 Конвенции, всегда касались поведения двух индивидуальных заявителей или групп. Следовательно, вопрос о применимости статьи 17 Конвенции к поведению государств редко обсуждался в научной литературе, и во многих комментариях практически отсутствуют какие-либо ссылки на "государства" и сразу же говорится о злоупотреблении правами отдельными лицами или группами лиц.

6. Однако формулировка статьи 17 Конвенции совершенно недвусмысленна:

"Ничто в настоящей Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо государство* (* Здесь и далее текст выделен авторами особого мнения (примеч. редактора).), какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции" (выделено нами).

7. Если оставить в стороне прямую ссылку на "государства" во вступительных словах статьи, то трудно понять, каким образом запрещение ограничений прав и свобод "в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции", могло быть фактически адресовано кому-либо, кроме "государств". Сказав это, мы не поддерживаем предложенную некоторыми идею о том, что статья 17 Конвенции содержит две отдельные нормы, из которых только вторая ("действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции") применяется (или может применяться) к государствам. Как ясно видно из истории разработки статей 17 и 18 Конвенции, составители Конвенции явно имели в виду возможность того, что государство может "заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных" в Конвенции. Следовательно, на наш взгляд, ее применение выходит за рамки возможных злоупотреблений со стороны государства ограничениями, разрешенными положениями Конвенции, предусматривающими квалифицированные права и (или) возможные злоупотребления государством правом отступать от некоторых обязательств по Конвенции в случае чрезвычайных обстоятельств, как это предусмотрено статьей 15 Конвенции, и способных применяться для какого-либо действия или деятельности государства, "направленных на упразднение прав и свобод, признанных" в Конвенции или Протоколах к ней.

8. Следовательно, мы считаем, что статья 17 Конвенции представляет собой самостоятельное положение, имеющее собственную сферу применения к фактам настоящего дела (I). Мы также изложим наше мнение о ее связи со статьей 18 Конвенции (II).

I. Применение статьи 17 Конвенции к государствам

9. Статья 17 Конвенции запрещает злоупотребление правами и в первую очередь применяется Европейским Судом в качестве механизма для объявления неприемлемыми для рассмотрения по существу жалоб отдельных лиц или групп, которые пытаются пользоваться правами и свободами, гарантированными Конвенцией, с целью их уничтожения или выхолащивания* (* См., например, о ревизионизме в изложении исторических событий, Решение Европейского Суда по делу "Гароди против Франции" (Garaudy v. France) от 24 июня 2003 г., жалоба N 65831/01 (см.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3 (примеч. редактора)); о пропаганде идей тоталитаризма см.: Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Перинчек против Швейцарии" (Perincek v. Switzerland), жалоба N 27510/08, ECHR 2015 (извлечения) (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 4 (примеч. редактора)); о разжигании ненависти см.: Постановление Европейского Суда по делу "Фабер против Венгрии" (Faber v. Hungary) от 24 июля 2012 г., жалоба N 40721/08 (см.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3 (примеч. редактора)); о подстрекательстве к насилию см.: Решение Европейского Суда по делу "Норвуд против Соединенного Королевства" (Norwood v. United Kingdom), жалоба N 23131/03, ECHR 2004-XI, а также Решение Европейского Суда по делу "Хизб ут-Тахрир и другие против Германии" (Hizb Ut-Tahrir and Others v. Germany) от 12 июня 2012 г., жалоба N 31098/08 (в соответствии с Решением Верховного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2003 г. N ГКПИ 03-116 (вступило в силу 4 марта 2003 г.) данная организация запрещена на территории Российской Федерации (примеч. редактора)).).

10. Вопрос о применимости статьи 17 Конвенции государства, однако, поднимает другой вопрос: не является ли злоупотребление правом, прямо запрещенное статьей 17 Конвенции, в достаточной мере предвидимым и предотвращаемым текстом и действием других положений Конвенции, а именно тех, которые в отношении каждого предполагаемого вмешательства публичных властей в осуществление того или иного права или его ограничения требуют соразмерности оценки и удержания государства от ограничения этих прав свыше того, что является "необходимым в демократическом обществе"? Пределы действия права могут, конечно, стать намного суженными, если способ его осуществления зависит от усмотрения государства, и избежать этого риска (или, по крайней мере, управлять им), в разных пунктах 2 так называемых оговариваемых прав (статьи 8-11 Конвенции) разрешают вмешательства или ограничения лишь постольку, поскольку они являются необходимыми в демократическом обществе, в частности, в интересах общественной безопасности, общественного порядка, охраны здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц. Можно было бы остановиться на этом и утверждать, что баланс интересов и критерий соразмерности ограничения прав являются достаточными гарантиями против злоупотребления полномочиями со стороны государства. С другой стороны, можно также задаться вопросом: охватывает ли такой взгляд на вещи все гипотезы, которые могут возникнуть?

11. Travaux preparatoires Конвенции ясно показывают, что одной из целей включения статьи 17 в Конвенцию были защита государств-членов от опасности тоталитарного, фашистского или коммунистического захвата власти и введение санкций против посягательств на внутреннюю безопасность государства.

12. Однако было и еще кое-что в ходе разработки текста Конвенции: теми, кто (только недавно) пережил тоталитарный режим, подчеркивалось, в частности, что угрозы правам человека могут исходить от самих государств. Бенвенути, представитель Италии, разъяснил свое предложение о включении в Конвенцию положения, аналогичного статье 30 Всеобщей декларации прав человека* (* Статья 30 Всеобщей декларации прав человека языком, идентичным первой части статьи 17 Конвенции, гласит: "Ничто в настоящей Декларации не может быть истолковано как предоставление какому-либо государству, группе лиц или отдельным лицам права заниматься какой-либо деятельностью или совершать действия, направленные к уничтожению прав и свобод, изложенных в настоящей Декларации". Фактически, как представляется, первоначальный проект статьи 30 Всеобщей декларации не содержал какой-либо ссылки на "государства" и был преднамеренно расширен с тем, чтобы включить прямую ссылку на "государства" и "группы лиц", тем самым значительно расширив сферу ее применения.), указав следующее: "прежде всего было необходимо предотвращать злоупотребления, нарушения или ограничения со стороны законодательной власти различных стран, которые должны применять Конвенцию о правах человека..."* (* Комиссия по правам человека, подготовительная работа к статье 17 Конвенции о правах человека, информационный документ, подготовленный Секретариатом Комиссии, 23 апреля 1957 г. (DH (57) 4), с. 6.). Он продолжил:

"...сегодня мы должны бояться не захвата власти тоталитаризмом с помощью насилия, а того, что тоталитаризм попытается привести себя к власти псевдозаконными средствами. Опыт показывает, что достаточно создать атмосферу запугивания и террора в рамках одной избирательной кампании в стране, чтобы все акты исполнительной власти, устанавливающие тоталитарный режим, приобрели характер видимости законности. Именно это и произошло с нами. Например, Конституция Италии не была отменена, все конституционные принципы теоритически остались в силе, но специальные законы, утвержденные палатами парламента, избранными в ходе одной неправедной кампании, понемногу лишили конституцию всей ее сути, особенно ее сути свободы"* (* Coll. Ed., I, p. 179.).

13. Пьер-Анри Тетжен, представитель Франции, подчеркнул, что "цель коллективной международной гарантии будет заключаться в обеспечении того, чтобы ни одно государство фактически не ставило своей целью подавление гарантированных свобод посредством незначительных мер, которые, хотя и принимаются под предлогом организации осуществления этих свобод на его территории или защиты буквы закона, имеют противоположный эффект"* (* Европейский Суд по правам человека, подготовительная работа по статье 17 Конвенции о правах человека, информационный документ, подготовленный Секретариатом Европейского Суда, 5 марта 1975 г., (CDH(75)7, с. 5.). Он далее отметил:

"Законно и необходимо ставить пределы индивидуальным свободам, иногда даже ограничивать их, чтобы предоставлять каждому возможность мирного осуществления своей свободы и обеспечивать поддержание нравственности общего благосостояния, общего блага и общественной необходимости. Когда государство определяет, организует, регулирует и ограничивает свободы по таким причинам, оно лишь выполняет свой долг. Это допустимо, это законно.

Но когда оно вмешивается, чтобы подавлять, сдерживать и ограничивать эти свободы, на этот раз по причинам, выдвинутым государством: защищать себя в соответствии с политической тенденцией, которую оно представляет, против оппозиции, которую оно считает опасной; для уничтожения основных свобод, за координацию и обеспечение которых оно должно принять на себя ответственность, то это против общественного интереса, если оно вмешивается в осуществление свобод"* (* Документ CDH(75)7, с. 6.).

14. Таким образом, с самого начала статья 17 Конвенции была направлена не только на то, чтобы позволить государствам принимать меры против угроз демократическому обществу со стороны групп лиц или отдельных лиц, но и (и, возможно, даже более того) на то, чтобы препятствовать сползанию государств к тоталитаризму.

15. Как указывалось выше, текст статьи 17 Конвенции был составлен по образцу статьи 30 Всеобщей декларации прав человека, принятой 10 декабря 1948 г. Генеральной Ассамблеей ООН, которая, в свою очередь, была воспроизведена в общей статье 5 Международного пакта о гражданских и политических правах и в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах* (* Статья 5 Международного пакта о гражданских и политических правах предусматривает: "Ничто в настоящем Пакте не может толковаться как означающее, что какое-либо государство, какая-либо группа или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на уничтожение любых прав или свобод, признанных в настоящем Пакте, или на ограничение их в большей мере, чем предусматривается в настоящем Пакте".). Толкование, предложенное в этом отдельном мнении, привлекает дальнейшую поддержку мнений авторов общей статьи 5 двух вышеупомянутых пактов ООН. Как поясняется в аннотации к проектам международных пактов, подготовленных Генеральным секретарем ООН и приложенных к резюме Европейской комиссии travaux preparatoires статьи 17 Конвенции* (* Документ DH(57)4, Приложение II.):

"Было высказано мнение о том, что государства вряд ли возьмут на себя обязательства по Пакту, а затем попытаются уничтожить или ограничить права в бoльшей степени, чем это предусмотрено в Пакте, однако предложение исключить ссылку на "государства" было отклонено. Отмечалось, что государства уже уполномочены ограничивать многие права по таким причинам, как защита "общественного порядка" или "национальной безопасности", и что их не следует поощрять к дальнейшему ограничению положений пактов"* (* Документ DH(57)4, Приложение II, Выдержки из проектов международных пактов о правах человека, подготовленных Генеральным секретарем Организации Объединенных Наций, информационный документ, подготовленный Секретариатом Комиссии, 23 апреля 1957 г., с. 21, N 58.).

16. По крайней мере, в двух своих решениях Комитет ООН по правам человека подтвердил, что статья 5 Международного пакта о гражданских и политических правах применялась к действиям государства-участника. Большинство членов Комитета ООН по правам человека опирались на статью 5 Международного пакта в поддержку осуществления им своей юрисдикции в отношении событий за пределами территории соответствующего государства. Комитет ООН по правам человека пришел к выводу о том, что "было бы неразумно толковать обязательство по статье 2 [обязательство уважать и обеспечивать права по Международному пакту о гражданских и политических правах "всем лицам, находящимся на территории государства и под его юрисдикцией"] таким образом, чтобы позволить государству-участнику совершать нарушения пакта на территории другого государства, нарушения которого оно не может совершать на своей собственной территории" (дело "Делия Салдиас де Лопес против Уругвая" (Delia Saldias de Lopez v. Uruguay), Comm. No. 52/1979, CCPR/C/OP/1, 88 (1984), § 12.3, и дело "Лилиан Челиберти де Касарьего против Уругвая" (Lilian Celiberti de Casariego v. Uruguay), Comm. No.статьей 56/1979, CCPR/C/OP/1, 92 (1984), § 10.3). В своем отдельном мнении в обоих делах Кристиан Томушат охарактеризовал статью 5 Международного пакта следующим образом:

"...положение, призванное охватить случаи, когда формально нормы Пакта, как представляется, узаконивают действия, которые по существу противоречат его цели и общему духу".

17. Мы не намерены подробно останавливаться на истории концепции "злоупотребления властью" или рассматривать все ее аспекты, однако в настоящем контексте статью 17 Конвенции можно понимать как направленную не только на чрезмерные индивидуальные ограничения осуществления основных прав, но и на общую систему ограничений или действий, выходящих за рамки того, что необходимо при демократическом режиме. Это может быть явное или даже жестокое злоупотребление властью, без каких-либо усилий по его сокрытию, это может быть чрезмерное использование власти для ограничения прав, опять же без какой-либо скрытой цели, но с (доминирующим) намерением ограничить любую форму выражения личных свобод (слова, собраний и т. д.), либо это может быть последовательность инцидентов, которые, взятые один за другим, представляются единичными и прямыми нарушениями права, закрепленного в Конвенции, но которые в совокупности свидетельствуют о более серьезной проблеме системных нарушений, в конечном счете, направленных на уничтожение прав и свобод, предусмотренных Конвенцией. Существует реальное злоупотребление правами или властью: система нарушений. Такая система может проявляться в различных формах на всех уровнях осуществления государственной власти: слишком строгое и разрушающее свободу законодательство, ограничивающая права административная практика, при которой применяются правовые нормы с чрезмерной суровостью, или систематическое судебное преследование по делам о предполагаемом нарушении правовых или административных норм, которые ограничивают права, гарантированные Конвенцией, и применение суровых санкций в случае установления вины человека.

18. В этом отношении статья 17 Конвенции выходит далеко за рамки отдельных случаев неприемлемых ограничений индивидуальных прав и способна (и даже предназначена) разрешать структурные вопросы, когда злоупотребление правами продолжается в течение определенного периода и проявляется в общей интенсивности ограничений основного права. Различные нарушения, взятые изолированно, которые всегда должны наказываться Европейским Судом, однако, по различным основаниям, являются лишь отдельными примерами системы злоупотреблений, которая в целом относится к сфере действия статьи 17 Конвенции.

19. При этом остается открытым вопрос о том, не лучше ли было бы рассмотреть такую систему систематических и неправомерных ограничений основных свобод в рамках статьи 18 Конвенции 

II. Взаимосвязь между статьями 17 и 18 Конвенции

20. Статья 18 Конвенции является отдельной нормой Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Ограничения, допускаемые в настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены".

21. Очевидно, что, по крайней мере, при первом рассмотрении обе статьи, 17 и 18 Конвенции, представляются предусматривающими подобные ситуации. Возникает вопрос: нужно ли было применять и ту, и другую  Иными словами, имеют ли эти положения различные области применения и (или) цели 

22. Отвечая на данные вопросы, интересно отметить, что ни Всеобщая декларация прав человека (10 декабря 1948 г.), ни проекты Европейского движения (февраль и июль 1949 года) не содержали прямого положения, соответствующего статье 18 Конвенции. Статья 18 Конвенции не была включена в первый проект Конвенции. Первое упоминание о положении, соответствующем настоящей статье 18 Конвенции, содержится в документе, подготовленном конференцией старших должностных лиц по правам человека в г. Страсбурге 8-17 июня 1950 г.* (* Европейский Суд по правам человека, подготовительная работа к статье 18 Конвенции о правах человека, информационный документ, подготовленный Секретариатом Европейского Суда, 10 марта 1975 г. (CDH(75)11), с. 7.). Не разъясняется, почему добавление данного положения было сочтено необходимым или полезным.

23. При этом, как представляется, запрет на злоупотребления властью, выраженный в статье 18 Конвенции, берет свое начало во французской концепции административного права detournement de pouvoir. Эта концепция впервые была использована Государственным советом Франции, который начиная с XIX века занимался изучением намерений автора административного решения и выяснением того, была ли непризнанная цель скрыта за завесой очевидной законности.

24. Прецедентная практика Европейского Суда (косвенно, если не сказать, напрямую) хотела быть верной этим историческим параллелям, и нельзя отрицать, что статью 18 Конвенции труднее применить, чем статью 17 Конвенции. В конце концов, помимо злоупотребления властью, она требует доказывания недобросовестности, скрытых дурных мотивов в отношении применения конкретного ограничения к конкретному определенному праву в контексте конкретного инцидента.

25. В этом отношении трудно предположить, что статья 18 Конвенции устанавливает лишь более формальным образом запрет, уже предусмотренный в статье 17 Конвенции. В действительности, по-видимому, верно обратное: возможно, излишней и ненужной является статья 18 Конвенции, а не статья 17 Конвенции. В итоге нам кажется очевидным, что статья 17 Конвенции вполне может быть истолкована как позволяющая в контексте ее поиска потенциального злоупотребления правами со стороны государства, однако, не как необходимая, идентифицировать подлинные непризнанные мотивы автора конкретного оспариваемого деяния.

26. Если превышение власти, несомненно, является злоупотреблением, то противоположное мнение необязательно верно. Могут быть случаи злоупотребления властью, когда при принятии индивидуального решения фактически не преследуется скрытая цель. Чтобы использовать парадигму теории множеств, статья 18 Конвенции является подмножеством статьи 17 Конвенции. Понятие "злоупотребление правами" является более широким, чем понятие "превышение власти", и это означает, что определенные действия будут считаться "злоупотребляющими" не потому, что цель является незаконной, а из-за того, как использовались эти полномочия.

27. На наш взгляд, это наглядно демонстрирует обсуждение статьи 18 Конвенции в упомянутом выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", § 264 и последующие. В этом Постановлении Европейский Суд уточнил свою прецедентную практику и постановил, что в случае множества целей акта при том, что некоторые из них являются конвенционными, а другие нет, имеет место превышение власти, только если незаконная цель была преобладающей* (* См. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", § 303 и последующие.).

28. Несмотря на тот факт, что Большая Палата Европейского Суда в Постановлении по делу "Мерабишвили против Грузии" провела детальный анализ различных граней статьи 18 Конвенции, мы сомневаемся в том, что ей удалось разработать формулу, которая была бы легко применима к другим ситуациям, когда, как утверждается, возникает вопрос, касающийся статьи 18 Конвенции.

29. В настоящем деле не поднималось вопроса о множественности одновременных целей при том, что некоторые из них являлись законными, а другие - незаконными. Проблема, представленная настоящим делом - это последовательность различных эпизодов, которые, по-видимому, рассматривая их глобально, демонстрируют скрытую цель, а именно подавление политической оппозиции.

30. Большинство судей Большой Палаты Европейского Суда в настоящем деле стремились преодолеть эту дилемму путем установления нарушения статьи 18 Конвенции в отношении двух из семи рассматривавшихся эпизодов. Логика этих рассуждений может быть поставлена под сомнение: если имеется скрытая цель подавления политической оппозиции, в частности, не давая ее представителям возможности проводить демонстрации, эта цель вряд ли будет узнаваема ссылкой на события, взятые в отдельности (иногда препятствуя той или иной изолированной демонстрации) и, вероятно, узнаваема только в долгосрочной перспективе с учетом того, что существует система препятствий. Постановление, стремясь остаться верным критерию, только недавно установленному в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", по крайней мере имплицитно, кажется, признает, что это так, дополняя свои выводы о применении статьи 18 Конвенции к пятым и шестым эпизодам словами "принимая во внимание последовательность событий в целом" (§ 164) или "в частности, последовательности и характера событий в настоящем деле" (§ 175).

31. Конечно, целью настоящего мнения не является сделать вывод по вопросу о том, имелась ли за весь период, охватывающий семь эпизодов, общая цель не допустить собрания оппозиции, и были ли семь эпизодов единственными примерами данной общей скрытой цели. Это потребовало бы не только значительного отступления от текущего подхода Европейского Суда к статье 18 Конвенции, но и тщательного и подробного рассмотрения любой заявленной общей скрытой цели, противоречащей статье 18 Конвенции, в течение определенного периода времени. Данным вопросом Большая Палата Европейского Суда умышленно и с учетом текущего состояния прецедентной практики по понятным причинам не занималась.

32. Однако большинство судей решили не идти по этому пути, и вопрос был рассмотрен в свете того, являлась ли статья 18 Конвенции вообще наиболее подходящим положением для оценки злоупотребления властью, заявленным в настоящем деле, что также привело нас к заключению, что не являлась.

Заключение

33. С учетом вышесказанного мы считаем, что, если бы настоящее дело было представлено в данных терминах, то изучение обстоятельств дела в контексте статьи 17 Конвенции предоставило бы Европейскому Суду возможность оценить, является ли количество индивидуальных эпизодов, рассмотренных в настоящем Постановлении, совокупностью доказательств или единичными проявлениями системы, которая неправомерно стремится ограничить путем принятия законодательных, административных и (или) судебных мер демократические права заявителя таким образом, который существенно противоречит цели и духу Конвенции и направлен на необоснованное ограничение указанных прав, а также сделать это без (a) необходимости уделять внимание (административным) органам власти, причастным к рассматриваемому индивидуальному инциденту, и без (b) необходимости разрешать трудный вопрос о том, преследовали ли эти органы скрытую цель в своей реакции на каждый отдельный случай, когда заявитель стремился осуществить свою основную свободу собраний.