Постановление Европейского Суда по правам человека от 27 августа 2019 г. Дело "Магнитский и другие (Magnitskiy and Others) против Российской Федерации" (Жалобы NN 32631/09 и 53799/12) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Магнитский и другие (Magnitskiy and Others)
против Российской Федерации"
(Жалобы NN 32631/09 и 53799/12)

Постановление Суда

Страсбург, 27 августа 2019 г.

По делу "Магнитский и другие против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Винсента А. де Гаэтано, Председателя Палаты Суда,

Георгия А. Сергидеса,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Марии Элосеги,

Гилберто Феличи,

Эрика Веннерштрём, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 2 июля 2019 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано двумя жалобами, поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) тремя гражданами Российской Федерации (далее - заявители).

2. Первая жалоба (N 32631/09) была подана Сергеем Леонидовичем Магнитским (далее - заявитель) 11 июня 2009 года. Жена заявителя Наталья Валерьевна Жарикова 24 марта 2010 г. (далее - первая заявительница* (* Так в тексте. В переводе применяются термины "заявитель", "заявительница" в отличие от единого нейтрального английского "applicant", используемого в английском тексте Постановления. Порядковые числительные (первая/вторая и пр.) означают отсылку на общее количество заявителей различного пола (примеч. переводчика).)) уведомила Европейский Суд о смерти заявителя 16 ноября 2009 г. и сообщила о своем намерении продолжать разбирательство по первоначальной жалобе, а также подала дополнительные жалобы.

3. Вторая жалоба (N 53799/12) была подана матерью заявителя, Натальей Николаевной Магнитской (далее - вторая заявительница), 21 августа 2012 г.

4. Изначально интересы заявителя и его жены представляли юристы Д. Харитонов и Е. Орешникова, практикующие в г. Москве. Затем интересы второй заявительницы представляли юристы организации Открытое общество "Правовая инициатива" (Open Society Justice Initiative (OSJI)), включая исполнительного директора организации Дж. Голдстоуна (J. Goldston). Они также представляли интересы второй заявительницы.

5. Власти Российской Федерации первоначально были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

6. Заявитель утверждал, в частности, что условия его содержания под стражей были ужасающими, что для его содержания под стражей не было достаточных оснований, а также что длительность его содержания под стражей была необоснованной.

7. Повторяя жалобы заявителя, первая заявительницы утверждала, что С.Л. Магнитский умер вследствие неоказания медицинской помощи в месте нахождения его под стражей и что производство по уголовному делу в отношении него было несправедливым.

8. Вторая заявительница обжаловала, в частности, тот факт, что власти Российской Федерации не обеспечили право ее сына на жизнь. Она также утверждала, что заявитель подвергался жестокому обращению со стороны охранников учреждения уголовно-исполнительной системы и что власти Российской Федерации не провели эффективного расследования обстоятельств его смерти. В заключение, ссылаясь на статью 6 Конвенции, она обжаловала факт посмертного осуждения заявителя и утверждала о нарушении принципа презумпции невиновности, гарантированного пунктом 2 статьи 6 Конвенции.

9. 28 ноября 2014 г. власти Российской Федерации были официально уведомлены об указанных выше жалобах, а оставшиеся жалобы были объявлены неприемлемыми для рассмотрения по существу в соответствии с пунктом 3 правила 54 Регламента Европейского Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

10. Заявитель и первая заявительница родились в 1972 году. До задержания заявителя они вместе проживали в г. Москве. После смерти заявителя его вдова переехала в г. Лондон.

11. Вторая заявительница родилась в 1952 году и проживает в г. Москве.

А. Предыстория дела

12. Заявитель являлся главой налогового департамента московского подразделения компании Firestone Duncan, имеющей штаб-квартиру в г. Москве, организации, предоставляющей юридические, налоговые, финансовые и аудиторские услуги иностранным инвесторам в Российской Федерации. В число его клиентов входили российские подразделения фонда "Эрмитаж"* (* Так в тексте. Фонд "Эрмитаж" (Hermitage Fund) был создан головной компанией "Эрмитаж Кэпитал Менеджмент" (Hermitage Capital Management) для работы в странах СНГ (примеч. переводчика).), на тот момент самого крупного иностранного инвестиционного фонда в Российской Федерации. Московское подразделение фонда возглавлял У. Браудер (W. Browder).

13. В 2006 году три российских подразделения фонда "Эрмитаж", ООО "Парфенион", ООО "Махаон" и ООО "Рилэнд", получили доход и в результате заплатили налоги в размере 5,4 миллиарда рублей (примерно 230 миллионов долларов США). Фирма Firestone Duncan оказывала юридические и финансовые услуги этим трем компаниям.

14. В мае 2007 года Главная часть Государственного следственного управления при Главном управлении внутренних дел г. Москвы возбудила уголовное дело N 151231 по факту уклонения от уплаты налогов, предположительно совершенного главой ООО "Камея", также являвшейся клиентом фонда "Эрмитаж".

15. 4 июня 2007 г. в ходе расследования деятельности ООО "Камея" несколько сотрудников следственного управления, включая сотрудника К., провели обыск в московском представительстве фирмы Firestone Duncan и в офисе консультантов фонда "Эрмитаж", фонде "Эрмитаж Кэпитал Менеджмент" (Hermitage Capital Management). Среди прочих материалов они изъяли корпоративные документы и печати компании, не имевшие отношения к ООО "Камея".

16. 13 июня 2007 г. майор Ка. из следственного управления Министерства внутренних дел был назначен старшим следователем по делу и принял под свою ответственность изъятые в ходе обыска материалы.

17. Фонд "Эрмитаж Кэпитал Менеджмент" обжаловал факт проведения обыска в прокуратуру г. Москвы. Майор Ка. отказался возвращать какие-либо из изъятых документов, и это привело к подаче дальнейших жалоб компанией Firestone Duncan.

18. 16 октября 2007 г. дочерние компании фонда "Эрмитаж" получили письма от ЗАО "Логос Плюс", в которых сообщалось, что 30 июля 2007 г. арбитражный суд принял решение о перехода прав собственности на эти компании другой компании и что ЗАО "Логос Плюс" подало против указанных компаний иски на миллиарды рублей, основываясь на указанном судебном решении.

19. По утверждениям заявителя, дочерние компании фонда "Эрмитаж" никогда не имели никаких взаимоотношений с ЗАО "Логос Плюс". Заявитель просмотрел Российский объединенный регистр юридических лиц и обнаружил, что на основании судебного решения от 30 июля 2007 г. и без ведома фонда "Эрмитаж" три указанные дочерние компании были зарегистрированы на нового собственника: ООО "Плутон".

20. После обнаружения этих юридически значимых обстоятельств адвокаты, действовавшие от имени трех указанных дочерних компаний, подали жалобы председателю Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации, генеральному прокурору Российской Федерации и руководителю департамента внутренних дел Министерства внутренних дел Российской Федерации* (* Так в тексте: Department of Internal Affairs of the Ministry of the Interior (примеч. переводчика).). В жалобах содержались обвинения в адрес сотрудников органов внутренних дел, в частности, сотрудника К. и майора Ка., которые изъяли документы и печати и предположительно использовали их для совершения мошенничества. Адвокаты утверждали, что перерегистрация трех компаний на нового собственника и арбитражное производство против этих компаний были незаконными. Адвокаты просили государственные органы власти возбудить уголовное дело по факту хищения в трех дочерних компаниях.

21. 11 декабря 2007 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации отказала в возбуждении уголовного дела и перенаправила в прокуратуру г. Санкт-Петербурга жалобы на предположительно мошеннические судебные разбирательства. 17 января 2008 г. прокуратура г. Санкт-Петербурга отказала в возбуждении уголовного дела на том основании, что отсутствовал факт совершения преступления. Аналогичные решения были приняты и иными органами государственной власти, куда подавались жалобы.

22. Одновременно, в декабре 2007 года, вновь назначенные менеджеры указанных трех дочерних компаний обратились с рядом ходатайств о возврате уплаченных налогов, утверждая, что эти компании не имели никакого дохода в 2006 году и что поэтому они не должны были платить налоги, а выплаченные в качестве налогов в 2006 году суммы должны были быть возвращены.

23. Налоговые органы Российской Федерации удовлетворили и утвердили выплаты по двух ходатайствам о налоговых обязательствах на сумму более 1,7 миллиарда рублей (более 43 миллионов евро) и еще по пяти ходатайствам на общую сумму 3,6 миллиарда рублей (более 100 миллионов евро).

24. 26 декабря 2007 г. Федеральное казначейство Российской Федерации перевело 5,4 миллиарда рублей на недавно открытые банковские счета указанных выше трех дочерних компаний в банках Universal Savings и "Интеркоммерц". В первой четверти 2008 года эти средства были переведены со счетов в банке Universal Savings на счета третьих лиц в различных банках г. Москвы. Вскоре после этого банк Universal Savings инициировал процедуру добровольного банкротства. Все его записи были уничтожены, когда, по информации Министерства внутренних дел Российской Федерации, перевозивший документы грузовик попал в аварию и взорвался.

25. В декабре 2007 года и январе 2008 года действующие от имени указанных выше трех дочерних компаний адвокаты обжаловали судебные решения, включая иски ЗАО "Логос Плюс". В январе и феврале 2008 года судебные решения были отменены. Кроме того, была удовлетворена жалоба на судебное решение от 30 июля 2007 г. о передаче трех компаний новому собственнику. Требования о перерегистрации компаний с целью предотвращения их ликвидации и возвращения предыдущим собственникам были безуспешными.

26. 5 февраля 2008 г. следователь по особо важным делам из Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации возбудил уголовное дело по жалобе фонда "Эрмитаж" относительно хищения, допущенного тремя его дочерними компаниями.

27. В июне 2008 года адвокаты фонда "Эрмитаж" получили полные данные по возврату налогов в декабре 2007 года. Заявитель пришел к выводу, что дочерние компании были похищены, чтобы незаконно присвоить налоги, уплаченные в 2006 году. В результате этого вывода фонд "Эрмитаж" и юридические представители трех дочерних компаний подали дальнейшие жалобы в органы государственной власти, называя в них тех, кто, по их мнению, был виновен в незаконном присвоении денежных средств.

28. 5 июня 2008 г. в ходе разговора со следователем по особо важным делам заявитель озвучил высказывания, касавшиеся изменения собственника и возврата налогов применительно к трем дочерним компаниям, включая предположительно уголовно наказуемое поведение и злоупотребление полномочиями со стороны сотрудников органов внутренних дел К. и Ка.

29. 21 июля 2008 г. фонд "Эрмитаж" подал заявление в рамках уголовно-процессуального законодательства, в котором он описал мошеннические действия, предположительно совершенные в отношении его трех дочерних компаний, а также роль российских должностных лиц в совершении и сокрытии этих преступлений. Данная информация стала достоянием общественности, и заявитель обсуждал жалобы с представителями средств массовой информации.

В. Задержание С.Л. Магнитского и его заключение под стражу

1. Обстоятельства, предшествовавшие задержанию заявителя

30. 23 июля 2008 г. председатель Следственного комитета объединил производство по делу ООО "Камея" с тремя другими делами об уклонении от уплаты налогов, предположив, что расследуемые преступления были совершены организованной группой лиц.

31. Одно из присоединенных дел, возбужденное в 2004 году, касалось деятельности двух компаний: ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн инвестментс" ("Сатурн"). Аудиторская налоговая проверка этих компаний показала, что они неправильно применяли нормы об освобождении от уплаты местных и региональных налогов, в частности, используя сфальсифицированный прием на работу инвалидов, чтобы обеспечить себе 50% снижение сумм налогообложения. Обе компании были учреждены и возглавлялись У. Браудером.

32. 14 и 17 ноября 2008 г. заявитель, который предположительно консультировал У. Браудера по юридическим и налоговым вопросам, касавшихся деятельности ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн", был вызван в качестве свидетеля в рамках этого уголовного дела. Направлявший повестки следователь не обнаружил заявителя по месту его регистрации и оставил повестки в почтовом ящике.

33. 18 ноября 2008 г. Тверской районный суд г. Москвы санкционировал проведение обыска в квартире заявителя. В постановлении о проведении обыска утверждалось, что С.Л. Магнитский помогал ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн" с подготовкой и подачей налоговых деклараций и бухгалтерской отчетности, использованных при незаконном уклонении от уплаты налогов.

2. Задержание и содержание под стражей

34. 24 ноября 2008 г. сотрудники органов внутренних дел обыскали квартиру заявителя и забрали его с собой для беседы с представителями следственных органов. В тот же день заявителя задержали по подозрению в пособничестве уклонению от уплаты налогов и заключили под стражу в изолятор временного содержания в г. Москве.

35. На следующий день следователь допросил заявителя сначала как подозреваемого, а затем как обвиняемого. Заявителю было предъявлено обвинение в уклонении от уплаты налогов при отягчающих обстоятельствах, совершенном в сговоре с У. Браудером в отношении ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн".

36. Обвинение было основано на письменных доказательствах, касавшихся уплаты налогов указанными компаниями, и на показаниях нескольких человек, являвшихся инвалидами, которые согласились фиктивно работать на компании. Один из этих свидетелей сказал, что находился на связи с С.Л. Магнитским, получал от него деньги и помогал ему находить других фиктивных работников. Он также сообщил, что С.Л. Магнитский объяснял ему, что говорить, если его будут допрашивать представители власти, и просил его участвовать в производстве по налоговым вопросам в качестве свидетеля.

37. В ходе беседы заявитель утверждал, что он не подготавливал и не представлял налоговых деклараций от имени компаний, что он не занимался организацией приема на работу инвалидов, а нанятые люди с инвалидностью не притворялись, а действительно работали на компании.

38. В тот же день следователь обратился в Тверской районный суд г. Москвы с ходатайством санкционировать избрание в отношении заявителя меры пресечения в виде заключения под стражу. В подтверждение обвинения следователь сослался на письменные доказательства, в которых приводились цитаты из результатов аудиторской проверки, и показания работников-инвалидов компаний (см. выше § 36). Органы следствия отметили, что в ходе налоговой проверки, которая предшествовала уголовному расследованию, С.Л. Магнитский оказал влияние на свидетелей и готовился выехать за границу. В частности, он подал документы на оформление визы в Соединенное Королевство и забронировал авиабилет в г. Киев. Эти утверждения подтверждались рапортом сотрудников органов внутренних дел о давлении на свидетелей, рапортом Федеральной службы безопасности об обращении заявителя за визой в Соединенное Королевство, показаниями сотрудника туристической фирмы, который забронировал билеты для заявителя, и иными доказательствами.

39. На следующий день Тверской районный суд г. Москвы рассмотрел ходатайство об избрании в отношении заявителя меры пресечения в виде заключения под стражу в присутствии самого заявителя и его адвоката, который сообщил, что его клиент не имеет намерений препятствовать следствию или скрываться. Решив, что эти слова опровергаются материалами дела, Тверской районный суд г. Москвы постановил избрать в отношении заявителя меру пресечения в виде заключения под стражу до 24 января 2009 г. В постановлении указывалось на тяжесть предъявленного ему обвинения и содержались выводы о том, что заявитель оказывал влияние на свидетелей, не проживал по месту своей регистрации, когда следователь пытался вручить ему повестку, и готовился выехать за границу. Тверской районный суд г. Москвы также постановил, что, находясь на свободе, заявитель мог помешать следствию, скрыться или продолжить преступную деятельность.

40. 15 декабря 2008 г. Московский городской суд оставил постановление о заключении заявителя под стражу без изменения.

3. Продление срока содержания заявителя под стражей в рамках избранной меры пресечения

(а) Постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей от 19 января 2009 г.

41. 19 января 2009 г. по ходатайству следователя Тверской районный суд г. Москвы продлил срок содержания заявителя под стражей до 15 марта 2009 г. В постановлении говорилось, что основания, по которым заявитель был заключен под стражу, не утратили силу, и отсутствовали причины для изменения меры пресечения.

42. Рассмотрев жалобу заявителя, 16 февраля 2009 г. Московский городской суд оставил постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей без изменения.

(b) Постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей от 13 марта 2009 г.

43. На слушаниях 13 марта 2009 г. по вопросу об очередном продлении срока содержания заявителя под стражей сторона защиты утверждала, что он не намерен скрываться от следствия или суда. Данный довод подтверждался письмом из Посольства Соединенного Королевства от 4 марта 2009 г., в котором сообщалось, что в базах данных посольства не было записи об обращении заявителя за визой или о получении им визы. Сторона защиты также утверждала, что расследование не проводилось с надлежащим усердием и что длительное время не осуществлялись какие-либо следственные действия, которые требовали бы личного присутствия заявителя.

44. Следственные органы продолжали ссылаться на риск того, что, находясь на свободе, заявитель мог скрыться, повлиять на свидетелей или иным образом помешать отправлению правосудия. Они также утверждали, что продолжительность следствия была обусловлена сложностью дела.

45. Тверской районный суд г. Москвы отклонил доводы стороны защиты. Он отметил, что письмо из посольства не было подписано, а также что были представлены достоверные доказательства намерения заявителя покинуть Российскую Федерацию. Тверской районный суд г. Москвы также отметил, что уголовное дело было объемным и сложным. В ходе следствия не было периодов бездействия. В заключение Тверской районный суд г. Москвы указал, что основания, по которым заявитель был заключен под стражу, всё еще сохраняли свою силу и что поэтому не было причин для изменения меры пресечения. Тверской районный суд г. Москвы продлили срок содержания заявителя под стражей до 15 июня 2009 г.

46. По итогам рассмотрения жалобы это постановление было оставлено без изменения Московским городским судом 22 апреля 2009 г.

(с) Постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей от 15 июня 2009 г.

47. 15 июня 2009 г. на слушаниях по вопросу дальнейшего продления срока содержания заявителя под стражей стороны в основном повторили ранее приведенные доводы. Сторона защиты просила Тверской районный суд г. Москвы рассмотреть положительную характеристику заявителя и его семейную ситуацию, а именно, что у него на иждивении находились двое малолетних детей и жена.

48. В постановлении от той же даты Тверской районный суд г. Москвы отказался рассматривать доводы в пользу того, что отсутствовал риск побега заявителя, уже отклонив этот довод в своих предыдущих постановлениях. Тверской районный суд г. Москвы установил, что длительность уголовного расследования была оправдана сложностью дела и что следственные органы работали над делом с надлежащим усердием. В заключение Тверской районный суд г. Москвы отметил полученные данные о личности заявителя и о его семейной ситуации, но указал, что эти факты не могли быть поставлены выше риска того, что заявитель мог скрыться, повлиять на свидетелей или вмешаться в ход следствия. С учетом изложенного срок содержания заявителя под стражей был продлен до 15 сентября 2009 г.

49. По итогам рассмотрения жалобы это постановление было оставлено без изменения Московским городским судом 3 августа 2009 г.

(d) Постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей от 14 сентября 2009 г.

50. 14 сентября 2009 г. Тверской районный суд г. Москвы продлил срок содержания заявителя под стражей до 15 ноября 2009 г. Постановление было основано на тех же доводах, что излагались в предыдущих постановлениях о продлении срока содержания заявителя под стражей, поскольку, по мнению суда, основания для содержания заявителя под стражей не изменились.

51. Заявитель подал жалобу на это постановление, но он умер, прежде чем было проведено слушание в Московском городском суде, назначенное на 2 декабря 2009 г.

(e) Постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей от 12 ноября 2009 г.

52. 7 октября 2009 г. следственные органы предъявили заявителю новое обвинительное заключение, включив в него обвинение в уклонении от уплаты налогов, совершенном в сговоре с У. Браудером в отношении ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн" с помощью мошеннического получения налоговых вычетов указанными компаниями, основанного на фиктивном найме работников-инвалидов, а также в неправомерном освобождении от уплаты местных и региональных налогов. Выразив намерение инвестировать в экономику Республики Калмыкия, Российская Федерация, компании предположительно инвестировали 1 000 рублей (примерно 20 евро), в то же время требуя полного освобождения от уплаты налогов (0% вместо 19% налога на доход с капитала). С.Л. Магнитского допросили, а затем сообщили, что следствие завершено. 20 октября 2009 г. заявитель начал знакомиться с материалами дела.

53. 3 ноября 2009 г., ссылаясь на необходимость для заявителя завершить ознакомление с материалами дела, власти просили Тверской районный суд г. Москвы продлить срок содержания заявителя под стражей до 26 ноября 2009 г.

54. На слушаниях 12 ноября 2009 г. сторона защиты отказалась комментировать это ходатайство, утверждая, что у нее не было достаточно времени, чтобы изучить соответствующие материалы.

55. Тверской районный суд г. Москвы признал требование стороны защиты необоснованным. Ссылаясь на риск того, что заявитель скроется, окажет давление на свидетелей или иным образом будет препятствовать следствию, а также на необходимость для заявителя завершить ознакомление с материалами дела, Тверской районный суд г. Москвы санкционировал продление срока содержания заявителя под стражей.

С. Условия содержания под стражей

56. После задержания заявителя помесили в Изолятор временного содержания N 1, а затем в Следственные изоляторы NN ИЗ-77/1, ИЗ-77/2 и ИЗ-77/5 г. Москвы* (* Так в тексте. По-видимому, имеются в виду Федеральное казенное учреждение Следственный изолятор N 1 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Москве (также известен как "Матросская тишина"), Федеральное казенное учреждение Следственный изолятор N 2 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Москве (также известен как "Бутырка"), Федеральное казенное учреждение Следственный изолятор N 5 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Москве (также известен как "Водник") соответственно (примеч. редактора).). В указанных учреждениях заявителя как минимум 20 раз переводили из камеры в камеру.

57. Условия содержания заявителя в следственных изоляторах являлись предметом внутренней проверки, осуществленной в конце 2009 года. Результаты проверки были отражены в заключении от 1 декабря 2009 г. (см. ниже § 100).

58. По утверждениям заявителя, со 2 декабря 2008 г. по 28 апреля 2009 г. его содержали в неудовлетворительных условиях в Следственном изоляторе N ИЗ-77/5. Изолятор был крайне переполнен. Заявитель обычно находился в камере площадью от 15 до 30 кв. метров вместе с заключенными, количество которых варьировалось от восьми до 15 человек. В ряде случаев у него не было индивидуального спального места, поскольку количество заключенных превышало количество спальных мест. Камеры плохо освещались и проветривались, а их санитарное состояние было ужасным. Санузел был отгорожен от остального пространства камеры перегородкой высотой один метр, не обеспечивающей приватность при пользовании туалетом. Заключенным позволялось принять душ один раз в неделю в течение 10 минут. Также их ежедневно выводили на прогулку в небольшой двор изолятора не более чем на один час. Пища была очень плохого качества. Иногда заявитель находил червей в еде.

D. Полученная заявителем во время содержания под стражей медицинская помощь

59. 14 мая 2009 г. С.Л. Магнитский пожаловался врачу места содержания под стражей на сильные боли в спине, распространявшиеся на грудь и живот. Боль усиливалась при глубоком вдохе. Поставив диагноз "остеохондроз (дегенеративное заболевание межпозвонковых дисков) с болевым синдромом межреберной невралгии", врач прописал заявителю спазмолитик, болеутоляющее и диклофенак.

60. Согласно медицинском заключению, полученному позднее (см. ниже § 128), в случае заявителя диклофенак был противопоказан, поскольку мог спровоцировать приступ острого панкреатита.

61. В ответ на повторяющиеся жалобы заявителя на боли в спине 1 июля 2009 г. врач Следственного изолятора N ИЗ-77/1, Со., осмотрел заявителя. Получив результаты ультразвукового исследования брюшной полости, врач заметил камни в желчном пузыре и увеличенную поджелудочную железу и пришел к выводу, что у заявителя имелись признаки хронического панкреатита и калькулезного холецистита. Ему были назначены лекарства и рекомендован осмотр хирургом.

62. Через 11 дней Г., хирург из больницы исправительной системы, осмотрел заявителя и поставил ему диагнозы "желчекаменная болезнь, хронический холецистопанкреатит", подтвердив предыдущий диагноз. Хирург прописал заявителю лекарства, "контрольное ультразвуковое исследование через месяц" и "плановое хирургическое лечение".

63. 18 июля 2009 г. заявитель снова жаловался на боли в верхней части брюшной полости. При осмотре имело место умеренное уплотнение и имелись болевые ощущения в проекции желчного пузыря и в эпигастральной области.

64. Через неделю С.Л. Магнитского перевели в Следственный изолятор N ИЗ-77/2. По утверждениям заявителей, в изоляторе не было медицинского оборудования, необходимого для обследования заявителя, таких как ультразвуковое и хирургическое оборудование.

65. В Следственном изоляторе N ИЗ-77/2 заявитель не получал медицинской помощи, хотя в его медицинской карте отмечалось наличие у него панкреатита и отмечалась необходимость хирургического вмешательства. После поступления в данный изолятор заявитель письменно обратился к начальнику изолятора Ком. с просьбой о медицинском осмотре. Через две недели, всё еще ожидая ответа и указывая на ухудшение состояния своего здоровья, заявитель письменно обратился с просьбой о личной встрече с начальником изолятора. Его просьба осталась без ответа. Через два дня, 11 августа 2009 г., заявитель подал еще одну письменную просьбу о медицинском осмотре, отметив задержку с оказанием ему медицинской помощи. Эта просьба также была оставлена без ответа.

66. Первые шесть недель нахождения в Следственном изоляторе N ИЗ-77/2 заявитель не получал никаких лекарств. 14 августа 2009 г. заявитель просил разрешить ему получать лекарства от родственников. Когда вторая заявительница 17 августа 2009 г. принесла в данный изолятор лекарства, их по ошибке передали другому заключенному. Принесенные второй заявительницей лекарства были переданы заявителю на следующий день после ее встречи с начальником медицинской части изолятора Д.К. 4 сентября 2009 г.

67. 19 августа 2009 г. адвокаты заявителя направили жалобы начальнику следственного изолятора и старшему следователю, напомнив им о заболеваниях заявителя и требуя проведения ему немедленного ультразвукового исследования и отчета о назначенном их клиенту лечении. 2 сентября 2009 г. старший следователь отклонил данное ходатайство, объяснив это тем, что отказ в медицинском обследовании мог быть обжалован в прокуратуру или суд, а законодательство не обязывало следователя следить за здоровьем заключенных, и что именно заключенный должен был обращаться за медицинской помощью, находясь в месте содержания под стражей. Ответа от начальника изолятора получено не было.

68. 24 августа 2009 г., через два месяца после перевода в Следственный изолятор N ИЗ-77/2, у заявителя произошел приступ острой боли в области солнечного сплетения. К тому времени заявитель постоянно испытывал сильную боль, которая мешала ему лежать. В своем дневнике С.Л. Магнитский описал события 24 августа 2009 г. следующим образом:

"Болезнь стала такой сильной, что я не могу лежать в кровати. Примерно в 16 часов сокамерники стали стучать в дверь, требуя, чтобы меня отвели к врачу. Охранник пообещал, что врач придет, однако тот так и не появился, несмотря на неоднократные просьбы моих сокамерников. Я попал к врачу только через пять часов. Я рассказал врачу о своем заболевании и пожаловался, что во время нахождения в изоляторе N ИЗ-77/2 меня ни разу не осмотрел врач. Врач была очень недовольна... утверждая, что я уже получил лечение [в изоляторе N 1], и спрашивала: "Вы думаете, мы будем лечить Вас каждый месяц ". Она посоветовала мне требовать осмотра у хирурга".

69. Заявитель просил начальника медицинской части изолятора, врача Д.К., обеспечить ему осмотр у хирурга с целью решения вопроса о необходимости осуществления безотлагательного ультразвукового исследования и хирургического вмешательства. Какого-либо ответа на его обращение не поступило.

70. 26 августа 2009 г., когда врач Д.К. делал обход камер, заявитель пожаловался ему на то, что он не получал медицинского лечения. Заявителю ответили, что следственный изолятор не располагал оборудованием для медицинских осмотров.

71. 31 августа 2009 г. заявитель снова разговаривал с Д.К., требуя провести ему ультразвуковое обследование и операцию. Ему обещали сделать плановую операцию после освобождения, поскольку администрация следственного изолятора не была обязана организовывать проведение хирургической операции.

72. Через два дня врач Д.К., который обратился к властям с ходатайством о переводе заявителя в Следственный изолятор N ИЗ-77/1 для медицинского обследования, подтвердил, что перевод был возможен через как минимум три недели из-за "транспортных проблем и вопросов безопасности".

73. Адвокаты заявителя обратились с жалобой к генеральному прокурору Российской Федерации, утверждая, что заявителю было отказано в надлежащем медицинском осмотре, общей медицинской и хирургической помощи. Жалоба была отклонена Генеральной прокуратурой Российской Федерации. 30 сентября 2009 г. старший следователь повторно отказал в удовлетворении ходатайства о проведении заявителю ультразвукового исследования.

74. 7 октября 2009 г., когда заявителя перевели в медицинскую часть следственного изолятора ввиду ухудшающегося состояния его здоровья и с целью проведения "обследования и лечения", начальники изолятора и медицинской части изолятора выдали адвокатам заявителя справку о том, что он мог содержаться под стражей по состоянию здоровья.

75. 11 ноября 2009 г. администрация следственного изолятора выдала еще одну справку, в которой указывалось, что у С.Л. Магнитского выявлены камни в желчном пузыре, холецистит и острый панкреатит, а также что он проходил лечение в медицинской части Следственного изолятора N ИЗ-77/2. В справке сообщалось, что состояние здоровья заявителя было удовлетворительным и что он мог участвовать в судебных заседаниях и следственных действиях.

76. Вечером 12 ноября 2009 г., после того, как С.Л. Магнитский вернулся в следственный изолятор из суда, его состояние резко ухудшилось. Он написал об этом врачу Д.К., описывая усиливающиеся острые боли в области поджелудочной железы и боли в области печени, сопровождавшиеся тошнотой. Заявитель просил сделать ему ультразвуковое обследование.

77. 13 ноября 2009 г., примерно в 22.00, заявитель пожаловался на очень плохое самочувствие. Медсестра приняла заявителя в стационар со следующими диагнозами: "хронический холецистит, хронический панкреатит в стадии обострения". Ему было прописано "такое же лечение, что и раньше". Лечащий врач заявителя, Л., из медицинской части следственного изолятора на тот момент находилась в отпуске.

Е. Обстоятельства смерти С.Л. Магнитского

1. Перевод в Следственный изолятор N ИЗ-77/1 и эпизод острого психоза

78. Когда врач Л. вышла на работу в понедельник 16 ноября 2009 г., она осмотрела заявителя в 9.00. Она сделала запись о том, что состояние здоровья заявителя было средней тяжести и что он жаловался на острую боль в правом подреберье. Кроме того, отмечалось, что заявителя тошнило каждые три часа. В 9.30 Л. зафиксировала у заявителя обострение холецистопанкреатита и решила срочно направить его в хирургическое отделение медицинской части Следственного изолятора N ИЗ-77/1.

79. В 14.29 для перевозки С.Л. Магнитского была вызвана машина "скорой помощи". В регистрационных данных станции "скорой помощи" отмечено, что машина прибыла в следственный изолятор в 14.57, но бригаде врачей пришлось ждать сопровождающих лиц, чтобы войти в изолятор, на протяжении двух часов и 35 минут.

80. Заявителя вывезли из Следственного изолятора N ИЗ-77/2 примерно в 17.10. В Следственный изолятор N ИЗ-77/1 его привезли примерно в 18.30.

81. По прибытии заявителя осмотрела врач А.Г. в медицинском кабинете в отделении для приема заключенных. А.Г. подтвердила диагнозы "острый калькулезный холецистит и острый панкреатит" и описала состояние заявителя как средней тяжести. Было рекомендовано направить заявителя в хирургическое отделение для стационарного лечения.

82. А.Г. позднее описала события этого вечера (аналогичная запись содержится в медицинской карте заявителя). Она заполняла медицинскую карту, пока заявитель находился в камере, имеющей решетки, в этой же комнате. Она отметила, что поведение заявителя "стало неадекватным... он повысил голос, стал агрессивным". Врач перешла в соседнюю комнату, чтобы закончить работу, но услышала, как заявитель сказал: "Теперь они убьют меня, я невиновен, почему меня сюда привезли ". Врач вернулась в кабинет и увидела, что заявитель бегал кругами внутри "клетки". К А.Г. подошел врач Н. Врач А.Г. начала подозревать у заявителя приступ острого психоза и побежала к руководству следственного изолятора, чтобы просить у дежурного сотрудника вызвать охранников в помощь. Восемь охранников прибыли примерно в 19.30. Врач А.Г. также позвонила в службу "скорой помощи", чтобы запросить срочную психиатрическую помощь, затем вернулась в кабинет, где заявитель всё еще находился в "клетке" в наручниках, которые надели на него охранники. К этому времени к ним присоединился еще один врач, Ма. Врач А.Г. распорядилась сделать заявителю укол для снятия болевых симптомов в брюшной полости. Запись в медицинской карте заявителя от 19.00 гласила, что последним диагнозом заявителя был "острый психоз и мания преследования".

83. Присутствовавшие при этом инциденте охранники позже дали показания, согласно которым наручники с заявителя сняли примерно через полчаса, когда он успокоился, а его поведение стало нормальным.

84. К этому моменту были составлены два рапорта о применении наручников и резиновой дубинки. В первом рапорте, подписанном сотрудником Куз., указывалось, что в 19.30 на С.Л. Магнитского были надеты наручники, чтобы предотвратить его самоубийство или совершение им членовредительства. Оба рапорта были завизированы начальником следственного изолятора.

85. Позднее сотрудник Куз. и другие свидетели событий утверждали, что к заявителю не применялась резиновая дубинка и что этот факт был упомянут в рапорте из-за технической ошибки.

2. Прибытие бригады скорой психиатрической помощи и смерть заявителя

86. Последующие версии событий, представленные сотрудниками следственного изолятора, медицинской части изолятора и врачами бригады скорой психиатрической помощи, различаются относительно обстоятельств смерти заявителя.

87. В частности, в ходе производства по делу, возбужденному по факту смерти С.Л. Магнитского, врачи бригады скорой психиатрической помощи дали следователям показания, согласно которым, когда врачам разрешили пройти к заявителю после того, как их заставили прождать почти час перед зданием изолятора, заявитель был уже мертв. Они нашли его полуодетого, сидящего на полу камеры, прислонившегося спиной к спальному месту, с разведенными в стороны руками. У заявителя левая нога была вытянута, а правая была согнута в колене. Под телом была большая лужа мочи. Врачи заметили на запястьях заключенного явные следы от наручников. Врачи пришли к выводу, что заявитель был на тот момент мертв уже от 15 до 30 минут, поскольку тело уже частично окоченело.

88. В своем рапорте врачи бригады скорой психиатрической помощи указали следующее:

"...бригада прибыла к воротам следственного изолятора 16 ноября 2009 г., в 20.00. В помещения вход был ограничен. Когда мы вошли в помещение медицинской части изолятора, в 21.20, сотрудники проинформировали [нас], что пациент умер... Диагноз: "пациент умер до прибытия бригады  скорой помощи "".

89. Сотрудник Следственного изолятора N ИЗ-77/2 Мар. указал, что, когда вошла бригада врачей скорой психиатрической помощи, заявитель был еще жив, но потел и с трудом дышал. Однако в другой раз Мар. дал показания, что до прибытия бригады врачей скорой психиатрической помощи он видел, как медсестра делала заявителю искусственное дыхание с помощью маски с клапаном. Заявителя положили на носилки и по распоряжению врача А.Г. отправили в реанимацию. Мар. не встречал и не видел врачей из бригады скорой психиатрической помощи.

90. В составленном хирургом следственного изолятора медицинском заключении указано следующее:

"в 21.15 [С.Л. Магнитского] осмотрели снова из-за ухудшения состояния его здоровья. В ходе осмотра психиатром пациент потерял сознание. Медсестра начала проводить реанимационные мероприятия (закрытый массаж сердца, искусственное дыхание...)".

Согласно этому заключению в 21.20 заявителя перевели в особую медицинскую часть в корпусе N 7, где медицинский персонал, включая А.Г., на протяжении 30 минут безуспешно пытался спасти заявителю жизнь. Заявитель был объявлен мертвым в 21.50 этим же вечером. Свидетельство о смерти было подписано А.Г., медсестрой В., сотрудником изолятора Мар. и еще двумя сотрудниками изолятора, включая капитана Пл.

91. Капитана Пл. допросили 19 января 2010 г. Он сообщил, что 16 ноября 2009 г., около 21.00, его предупредили о том, что заключенного в тяжелом состоянии переводят в реанимационное отделение больницы. Примерно в то же время ему позвонил сотрудник Мар., который сказал ему написать рапорт о смерти заключенного. Как только он его написал, он пошел в реанимационное отделение и подписал свидетельство о смерти.

92. А.Г. пояснила, что 16 ноября 2009 г., примерно в 21.20, ей по телефону сказали, что заявитель болен. Она пошла в камеру, где увидела заявителя лежащим на полу. Рядом с ним были сотрудник Мар. и медсестра, которая выполняла реанимационные мероприятия. В следующий раз А.Г. дала показания, что вбежал дежурный врач Н., чтобы провести реанимационные мероприятия. В показаниях А.Г. от декабря 2009 года она сообщила, что пыталась нащупать пульс у заявителя и нашла его только на сонной артерии, в радиальных артериях пульса не было. А.Г. распорядилась немедленно доставить заключенного в реанимацию, что, по ее оценке, заняло около пяти минут. А.Г. утверждала, что вместе с дежурным врачом реанимационного отделения она попыталась выполнить реанимационные мероприятия с помощью закрытого массажа сердца, искусственного дыхания через маску, инъекций адреналина и атропина. В ходе этих попыток, и поскольку у пациента было сложно найти периферические вены, А.Г. лично делала инъекции адреналина и атропина в основание языка пациента. Предпринятые меры не принесли каких-либо результатов, и в 21.50 у пациента зафиксировали клиническую смерть.

3. Свидетельство о смерти

93. В день смерти С.Л. Магнтитского врач А.Г., сотрудник изолятора Мар., капитан Пл. и еще несколько сотрудников следственного изолятора подготовили свидетельство о смерти. В нем указывалось, что заявитель умер 16 ноября 2009 г., в 21.50, вследствие токсического шока и острой сердечной недостаточности. Заявителю были поставлены следующие диагнозы:

"Желчекаменная болезнь. Острый калькулезный холецистит. Острый панкреатит. Панкреонекроз под вопросом. Острый психоз. Закрытая черепно-мозговая травма под вопросом".

94. Из копии свидетельства, предоставленной заявительницами и их адвокатам, следовало, что документ был направлен по факсу из Следственного изолятора N ИЗ-77/1 17 ноября 2009 г., в 00.13, на телефонный номер, закрепленный за районным судом.

95. Вторая заявительница настаивала на том, что копия свидетельства о смерти, которую она позже получила у следователей, по-видимому, была идентична описанному выше документу, но с двумя важными отличиями. В частности, на документе не было печати, а упоминание о черепно-мозговой травме отсутствовало.

F. Расследование по факту смерти С.Л. Магнитского

1. Осмотр места происшествия

96. Следователь Следственного комитета прибыл в Следственный изолятор N 77/1 и подготовил протокол об осмотре места происшествия 17 ноября 2009 г., в 00.30. Он описал и сфотографировал тело заявителя, который лежал на кровати, и у него на запястьях были следы от наручников.

2. Аутопсия

97. Утром 17 ноября 2009 г. специалист из Бюро судебно-медицинской экспертизы провела вскрытие (ее выводы см. ниже в § 123). Ходатайства заявительниц о независимой экспертизе тела заявителя и о доступе к образцам его крови и тканей были отклонены следователем.

98. С.Л. Магнитского похоронили 20 ноября 2009 г.

3. Внутренняя проверка

99. 17 ноября 2009 г. новостное агентство "Интерфакс" опубликовало статью, в которой описывались обстоятельства смерти заявителя. В связи с этой публикацией директор Федеральной службы исполнения наказаний приказал провести внутреннюю проверку событий назначенной для этого случая (ad hoc) комиссией, возглавляемой заместителем директора Федеральной службы исполнения наказаний.

100. 1 декабря 2009 г. проверяющая комиссия составила заключение, сосредоточившись на условиях содержания С.Л. Магнитского под стражей и на качестве оказанной ему медицинской помощи. В заключении кратко отмечалось, что условия содержания под стражей в Следственных изоляторах NN ИЗ-77/1 и ИЗ-77/5 полностью соответствовали стандартам, принятым в Российской Федерации. Заключенным было предоставлено по 4 кв. метра санитарной площади на человека, в камерах было необходимое оборудование, и они находились в удовлетворительном санитарном состоянии. В заключении не было конкретной информации о камерах, в которых содержался заявитель, об их площади и количестве находившихся в них заключенных. В этом заключении также указывалось, что в отличие от вышеуказанных изоляторов Следственный изолятор N ИЗ-77/2 был переполнен. В результате на протяжении 36 дней заявителю не предоставлялась достаточная санитарная площадь в камере. Было изложено подробное описание условий содержания заявителя в этом изоляторе.

101. Что касается качества медицинской помощи в следственных изоляторах, органы власти практически не сделали никаких записей в медицинской карте заявителя, особенно в период с 24 июля по 7 октября 2009 г. Следовательно, было сложно оценить качество оказанного заявителю лечения. Однако определенные нарушения были очевидны. Например, заявителю не было проведено рекомендованное ультразвуковое обследование и не были сделаны необходимые анализы крови, а также его не осмотрел врач-хирург.

102. Выявленные нарушения были объяснены плохой организацией работы в Следственном изоляторе N ИЗ-77/2, в частности, недостаточным количеством работников в медицинской части и отсутствием надлежащего надзора со стороны Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Москве. В заключении рекомендовалось применить к виновным лицам дисциплинарное взыскание.

4. Уголовное расследование

103. Через два дня после смерти С.Л. Магнитского, 18 ноября 2009 г., российское подразделение новостного агентства "BBC" (BBC Russia) опубликовало статью, цитируя, в частности, слова руководителя Управления Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации по г. Москве А. Багмета. По словам журналиста, А. Багмет утверждал, что "[его] управление проводило проверку по факту смерти С.Л. Магнитского, однако основания для возбуждения уголовного дела... "еще не были выявлены"".

104. На следующий день следователь отдела Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации по Преображенскому району рекомендовал возбудить уголовное дело по обстоятельствам смерти заявителя. Он утверждал следующее:

"Принимая во внимание тот факт, что расследование может установить доказательства наличия преступления, предусмотренного статьей 105 [убийство] и частью четвертой статьи 111 [причинение тяжкого вреда здоровью] Уголовного кодекса Российской Федерации, я полагаю возможным рекомендовать зарегистрировать рапорт в книге регистрации сообщений о преступлениях (КРСП) и провести расследование в соответствии со статьями 144 и 145 Уголовного кодекса Российской Федерации".

105. Через шесть дней, 24 ноября 2009 г., отдел Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по Преображенскому району возбудил уголовное дело в отношении неизвестных должностных лиц из Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Москве. Расследование было ограничено преступлениями, предусмотренными частью второй статьи 124 (неоказание помощи больному, повлекшее по неосторожности смерть лица) и частью второй статьи 293 (халатность, повлекшая по неосторожности смерть лица) Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ).

106. Позднее, в неопределенный момент, заявительницы были признаны потерпевшими по уголовному делу. Адвокат заявителя незамедлительно просил следственные органы обеспечить сохранность доказательств по уголовному делу, в частности, записи с видеокамер наблюдения CCTV (камера с закрытым контуром) из следственных изоляторов.

107. В ходе расследования власти допросили ряд свидетелей (см. выше §§ 36 и 38) и назначили несколько экспертиз (см. ниже §§ 123-135).

108. 5 мая 2010 г. дело было передано в центральный аппарат Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации. Директор Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации сообщил 7 сентября 2010 г. в интервью газете "Российская газета", что комитет работает по этому делу и что у следователей не было оснований полагать, что смерть С.Л. Магнитского была связана с действиями должностных лиц, ответственных за уголовное преследование.

109. В январе 2011 года Следственный комитет отделился от Прокуратуры Российской Федерации, став подотчетным Президенту Российской Федерации. Следственный комитет Российской Федерации продолжил расследование по рассматриваемому уголовному делу.

110. В феврале 2011 года следователи осмотрели место происшествия и запросили у начальника Следственного изолятора N ИЗ-77/1 записи с камер видеонаблюдения за 16 ноября 2009 г. В марте 2011 года начальник указанного изолятора сообщил, что в помещениях данного изолятора не велось видеонаблюдение.

111. В своем заключении от 15 июня 2011 г. N 555/10 эксперты из Центра судебно-медицинской экспертизы при Министерстве здравоохранения и социального развития Российской Федерации установили прямую причинно-следственную связь между смертью заявителя и неоказанием ему надлежащей медицинской помощи. Они также пришли к выводу, что некоторые из имевшихся у заявителя телесных повреждений могли быть причинены резиновой дубинкой (подробности см. ниже в § 134).

112. 13 сентября 2011 г. на основании указанных выше выводов вторая заявительница просила следственные органы возбудить отдельное уголовное дело по факту жестокого обращения с ее сыном. Ее ходатайство было приобщено к материалам существовавшего уголовного дела. Не удовлетворившись отсутствием отдельного ответа по ее ходатайству, вторая заявительница обратилась в Басманный районный суд г. Москвы, который 13 декабря 2011 г. отклонил жалобу заявительницы. 22 февраля 2012 г. это решение суда первой инстанции было оставлено без изменения Московским городским судом.

113. Тем временем, 18 июля 2011 г., Следственный комитет Российской Федерации возбудил уголовные дела в отношении двух врачей Следственного изолятора N ИЗ-77/2, начальника медицинской части Д.К. и лечащего врача заявителя Л. Первое уголовное дело было основано на обвинении в халатности при исполнении обязанностей, а второе - на совершении больным самоубийства вследствие халатного отношения лица к своим профессиональным обязанностям. Эти дела впоследствии были объединены в одно производство с уголовным делом, возбужденным 24 ноября 2009 г. (см. выше § 105).

114. 28 октября 2011 г. Следственный комитет Российской Федерации вынес два отдельных постановления: по обвинению врача Д.К. в халатном отношении к должностным обязанностям и по обвинению врача Л. в совершении больным самоубийства вследствие халатного отношения врача к своим профессиональным обязанностям. В этих постановлениях указывалось на бездействие врачей в отношении неоднократных жалоб заявителя на ухудшение состояния его здоровья с момента его поступления в Следственный изолятор N ИЗ-77/2 и до его перевода в Следственный изолятор N ИЗ-77/1, а также невыполнение рекомендаций, связанных с диагнозом и лечением заявителя. Также подчеркивалось, что врач Л. осознавала, что ее образование и профессиональные квалификация были недостаточными для занимаемой ею должности. Она могла бы предвидеть, что ее недостаточная профессиональная квалификация и профессиональные навыки могли привести к тяжким и даже необратимым последствиям, таким как значительное ухудшение состояния здоровья пациента или даже к его смерти. Однако она опрометчиво надеялась избежать этих последствий. Следователи пришли к выводу, что непроведение врачами своевременной медицинской диагностики и своевременного и эффективного лечения привели к смерти С.Л. Магнитского.

115. 31 октября 2011 г. следователи выделили производство по делу в отношении врачей Д.К. и Л. в отдельное производство. В конце декабря 2011 года предварительное следствие было завершено, и врачам была предоставлена для ознакомления окончательная версия обвинительного заключения.

116. 2 апреля 2012 г. Следственный комитет Российской Федерации вынес постановление о снятии всех обвинений с врача Л. в связи с истечением сроков давности уголовного преследования в отношении крайне специфических преступлений, в которых обвинялась Л.

117. 24 декабря 2012 г., когда судебное разбирательство по делу в отношении врача Д.К. близилось к завершению, прокурор, который ранее просил признать подсудимого виновным, просил председательствующего судью оправдать подсудимого. Через четыре дня районный суд оправдал Д.К. по всем пунктам обвинения. Суд пришел к выводу, что отсутствовала причинно-следственная связь между действиями врача и смертью заявителя. 16 мая 2013 г. Московский городской суд отклонил жалобу второй заявительницы на указанное решение суда первой инстанции и оставил оправдательный приговор без изменения.

118. Тем временем, 19 марта 2013 г., расследование по факту смерти заявителя было прекращено за "отсутствием события преступления". Следователь посчитал недостоверным тот факт, что С.Л. Магнитского подвергли уголовному преследованию государственные должностные лица в качестве мести за разоблачение мошенничества. Ни Кар., ни Куз. не были причастны к предполагаемому мошенничеству. Они не возбуждали уголовное дело N 151231 по факту уклонения от уплаты налогов, предположительно совершенного ООО "Камея", и не участвовали в обыске и изъятии учредительных документов и печатей ООО "Камея". Согласно экспертному заключению поддельные финансовые документы были заверены иными печатями, чем те, которые были изъяты в ходе обыска 4 июня 2007 г., и не было установлено никакой связи между сотрудниками органов внутренних дел и лицами, предположительно виновными в финансовом мошенничестве.

119. В постановлении от 19 марта 2013 г. также отмечалось, что переводы С.Л. Магнитского из одного следственного изолятора в другой были вызваны одной целью - избежать содержания заявителя в плохих условиях, и ни при каких условиях не могли являться попыткой оказать давление на заявителя. Физическая сила к заявителю не применялась. Медицинское обследование не выявило каких-либо следов насилия на теле заявителя, тем самым опровергнув подозрение в том, что его избили резиновой дубинкой 16 ноября 2009 г. Травмы на запястьях у заявители были причинены наручниками, а синяки и ссадины на левой руке, левой голени и правой щиколотке появились вследствие агрессивного поведения самого С.Л. Магнитского. Ушиб на правой щиколотке появился за три - шесть дней до смерти в результате "бытовой травмы". Травмы носили незначительный характер и не привели к смерти С.Л. Магнитского. Он умер вследствие острой сердечной недостаточности и отека головного мозга и легких, вызванных вторичной дисметаболической миокардиопатией, развившейся вследствие диабета и хронического гепатита в активной форме. Эти заболевания не были диагностированы своевременно и явились проявлением причинно-следственной связи между непроведением врачом Л. необходимых медицинских обследований и смертью С.Л. Магнитского.

120. В постановлении от 19 марта 2013 г. следователи повторили, что уголовное дело в отношении врача Л. было закрыто в связи с истечением процессуальных сроков давности и что непосредственный начальник Л., Д.К., был оправдан судом в связи с отсутствием причинно-следственной связи между его действиями и смертью С.Л. Магнитского. Следователи в заключение подчеркнули, что не было установлено иных лиц, чьи действия могли бы привести к смерти С.Л. Магнитского.

121. 14 августа 2013 г. вторая заявительница подала в Следственный комитет Российской Федерации жалобу на неспособность привлечь к ответственности лиц, виновных в нарушении прав ее сына. Через несколько недель она получила письмо, в котором излагалась та же позиция, что и в постановлении от 19 марта 2013 г.

122. 5 мая 2014 г. вторая заявительница подала жалобу в Следственный комитет Российской Федерации на постановление о прекращении производства по делу. Она сослалась на Резолюцию Парламентской Ассамблеи Совета Европы от 28 января 2014 г. N 1966(2014) (см. ниже § 171). Три дня спустя ее жалоба была отклонена, поскольку обжалуемое постановление было признано законным и обоснованным. Последующие жалобы второй заявительницы, поданные в период с июня по сентябрь 2014 года, также были отклонены.

5. Экспертные заключения

(а) Заключение о вскрытии

123. 17 ноября 2009 г., в 10.10, специалист из Бюро судебно-медицинской экспертизы провела вскрытие тела заявителя. Она взяла образцы тканей из мозга, легких, сердца, печени, поджелудочной железы, почек, желудка и тонкого кишечника, а также образцы крови и направила их на анализы. После получения результатов анализов эксперт объединила все данные в заключении о вскрытии от 31 декабря 2009 г.

124. В заключении указывалось, что заявитель умер за 12-15 часов до проведения вскрытия. Причиной смерти стала "застойная сердечная недостаточность, развившаяся вследствие вторичной миокардиопатии". В заключении также перечислялись сопутствующие заболевания заявителя, включая калькулезный холецистит, жировую дегенерацию печени, липоматоз поджелудочной железы, хронический гепатит. В нем также содержалось следующее описание внешних телесных повреждений на теле С.Л. Магнитского:

- ссадины на левом и правом запястьях, причиненные в результате сдавливания и трения твердым тупым предметом или предметами с ограниченной поверхностью поражения незадолго до смерти;

- синяки и две ссадины на левой руке, вертикальная овальная ссадина на передней поверхности левой голени, также причиненные незадолго до смерти в результате удара или трения твердого тупого предмета;

- синяк на внутренней поверхности правой щиколотки, полученный за три - шесть дней до смерти.

125. Медицинский эксперт пришла к выводу, что описанные травмы не имели отношения к смерти С.Л. Магнитского.

(b) Заключение первой медико-экспертной комиссии и предварительные заключения

126. 1 февраля 2010 г. старший следователь прокуратуры г. Москвы запросил заключение судебно-медицинской комиссии о причинах смерти заявителя.

(i) Предварительные заключения

127. Бюро судебно-медицинской экспертизы при Министерстве здравоохранения и социального развития Российской Федерации было подготовлено несколько предварительных заключений для приобщения к заключению судебно-медицинской комиссии. В частности, в заключениях от:

- 25 февраля 2010 г. по результатам гистологического исследования образцов тканей указывалось, что у заявителя имелись "признаки миокардиопатии", а также "хронический гепатит с минимальной активностью" и "умеренный фиброз и липоматоз поджелудочной железы";

- 22 апреля 2010 г. отмечалось, что смерть заявителя наступила 16 ноября 2009 г., между 20.30 и 21.00, до начала мероприятий по его реанимации. На электрокардиограмме от 21 октября 2009 г. имелись признаки миокардиопатии, но не было проведено ее необходимого лечения. В заключении также отмечалось, что на ранних этапах дилятационная миокардиопатия могла прогрессировать без видимых клинических симптомов, что могло привести к внезапной смерти от остановки сердца в случае какого-либо давления на больного. Вместе с цитатами из результатов вскрытия в заключении указывалось, что заявитель умер вследствие миокардиопатии и жирового гепатоза печени, хронического калькулезного холецистита и панкреатита;

- 30 апреля 2010 г., подготовленном гастроэнтерологом, делался вывод о том, что заявителю был правильно поставлен диагноз "желчекаменная болезнь и хронический панкреатит". Эксперт также отмечал, что жалобы С.Л. Магнитского свидетельствовали об обострении у него панкреатита, и настаивал на том, что эти симптомы не свидетельствовали о какой-либо еще невыявленной болезни. Эксперт перечислил анализы, которые должны быть сделаны во время обострения желчекаменной болезни и панкреатита, и особо подчеркнул значимость того, что в медицинской карте заявителя не было данных о проведении самых простых анализов, таких как анализы крови и мочи. Эксперт подчеркнул, что С.Л. Магнитский не получил эффективного лечения от желчекаменной болезни: ему не было сделано плановое удаление желчного пузыря, что было необходимо сделать, поскольку эта операция является общепризнанным способом лечением в случаях острого деструктивного панкреатита. По мнению эксперта, представленный доказательственный материал не свидетельствовал о том, что у заявителя были бы какие-либо серьезные проблемы с сердцем. Эксперт отметил, что миокардиопатия может стать причиной смерти в результате чрезмерной нагрузки, и что у С.Л. Магнитского, по всем признакам, не проявлялось таких симптомов. Что касается причины смерти, эксперт установил, что острый деструктивный панкреатит, вызванный холециститом, мог стать причиной смерти С.Л. Магнитского, если ему не оказывалось надлежащее лечение в течение нескольких дней;

- 6 мая 2010 г., являвшимся кратким заключением профессора анестезиологии и реанимационной медицины, в котором утверждалось, что даже полноценные реанимационные меры были малоэффективны в случае миокардиопатии независимо от ее природы. Однако эксперт не смог "окончательно оценить" качество реанимационных мероприятий в деле С.Л. Магнитского, поскольку отсутствовали необходимые данные, описывающие эти меры (когда у пациента остановилось сердце, вид остановки, количество лиц, вовлеченных в процедуру, и так далее). Эксперт повторил слова врачей бригады скорой психиатрической помощи и выразил серьезные сомнения относительно достоверности официальных записей из следственного изолятора, в которых описывались реанимационные мероприятия. Оспаривая выводы гастроэнтеролога, эксперт пришел к заключению, что смерть заявителя была вызвана "острой сердечной недостаточностью, обусловленной вторичной дисметаболической миокардиопатией и обострением хронической желчекаменной болезни".

(ii) Первое заключение комиссии экспертов

128. В первом заключении комиссии медицинских экспертов, представленном 12 мая 2010 г., содержались нижеследующие выводы.

(i) Во время содержания под стражей у С.Л. Магнитского регулярно отмечались учащенное сердцебиение и повышенное давление. Снятая 21 октября 2009 г. электрокардиограмма не выявила каких-либо признаков серьезных в нарушении сердечной деятельности. Однако жалобы пациента от мая и октября 2009 года, которые подтверждали диагнозы "остеохондроз и кардиологическое заболевание", означали необходимость проведения повторного электрокардиографического исследования, ультразвукового исследования сердца и биохимического анализа крови, чтобы подтвердить или исключить заболевание сердца, что не было сделано.

(ii) На момент смерти у заявителя отсутствовало обострение желчекаменной болезни или панкреатита. Заключение о вскрытии и соответствующие медицинские заключения подтвердили, что причиной смерти заявителя стала миокардиопатия.

(iii) Находясь под стражей, заявитель не получал надлежащей медицинской помощи, в частности, вследствие того, что врачи не назначили и не провели заявителю анализов крови и мочи, а также не сделали ему операцию на желчном пузыре. Однако недостатки в оказываемой медицинской помощи не имели причинно-следственной связи со смертью заявителя. В указанном первом заключении комиссии медицинских экспертов подчеркивались плохое качество медицинских записей, которые вели медицинские работники следственных изоляторов, а также скудная информативная составляющая этих записей.

(iv) В заключении также содержалась выдержка из показаний врача, который лечил заявителя до его задержания и который получал информацию о самочувствии заявителя, когда он находился под стражей, от родственников заявителя. Врач утверждал, что у заявителя наблюдались "типичные симптомы желчекаменной болезни и панкреатита", и решил, что этот диагноз был правильным, однако он предполагал применение более современных лекарств и подходящую диету. Врач выразил особую озабоченность тем фактом, что С.Л. Магнитскому был прописан препарат диклофенак, который в случае заявителя только ухудшил его состояние и мог вызвать обострение панкреатита.

(c) Первое кардиологическое заключение

129. 21 июня 2010 г. комиссия кардиологов представила более подробное заключение. Вопреки первому заключению комиссии медицинских экспертов, комиссия кардиологов утверждала, что до смерти у заявителя не наблюдалось каких-либо признаков миокардиопатии и что проведенные заявителю электрокардиографическое исследование и рентген не выявили никаких нарушений в работе сердца. Комиссия кардиологов также отметила, что миокардиопатия могла протекать бессимптомно, что ее можно было лечить, но не вылечить, и что практически невозможно было принять какие-либо меры или провести комплексную терапию медицинскими препаратами, если миокардиопатия становилась причиной внезапной смерти от остановки сердца.

(d) Второе кардиологическое заключение

130. Во втором заключении комиссии кардиологов, составленном в октябре 2010 года, утверждалось, что миокардиопатия может в первый раз проявиться в виде внезапной смерти. В заключении указывалось, что было невозможно установить, как давно у заявителя появилось это заболевание. Комиссия кардиологов установила, что результаты электрокардиограммы не показывали наличие миокардиопатии, подтвердив выводы первой комиссии медицинских экспертов и первого кардиологического заключения, а также что не существовало какой-либо взаимосвязи между миокардиопатией и другими диагностированными у заявителя заболеваниями.

(e) Заключение психологической и психиатрической экспертиз

131. В представленном по постановлению следователя заключении от 23 ноября 2010 г. указывалось, что до 19 часов 16 ноября 2009 г. заявитель не страдал никаким душевными расстройствами. Невозможно было сказать, находился ли заявитель 16 ноября 2009 г. в состоянии временного умопомрачения, поскольку имевшейся информации было недостаточно.

(f) Второе заключение комиссии медицинских экспертов* (* Нумерация и оформление подразделов текста согласно оригинальному тексту Постановления (примеч. переводчика))

132. 15 июня 2011 г. Бюро судебно-медицинской экспертизы при Министерстве здравоохранения и социального развития Российской Федерации представило заключение N 555/10. В нем утверждалось, что причиной смерти заявителя были:

"вторичная дисметаболическая миокардиопатия на фоне диабета и хронического гепатита в активной форме, усугубленная фибрилляцией желудочков сердца с развитием острой сердечной недостаточности, отека мозга, легких и сильного диффузного альвеолярного (внутрилегочного) и субарахноидального (внутричерепного) кровотечений".

133. В заключении также отмечалось, что диабет и хронический гепатит в активной форме привели к развитию вторичной дисметаболической миокардиопатии. Хронический гепатит в активной форме развился не менее, чем за один месяц до смерти заявителя, а вторичная дисметаболическая миокардиопатия не позднее, чем за шесть месяцев. Эксперты также перечисли недостатки в оказанной С.Л. Магнитскому медицинской помощи в период его содержания под стражей. Они пришли к выводу, что требуемые диагностические процедуры, которые не были проведены медицинским персоналом следственных изоляторов, могли позволить своевременно обнаружить заболевания заявителя, а надлежащая медицинская помощь могла предотвратить его смерть. Эксперты установили наличие непосредственной причинно-следственной связи между смертью заявителя и отсутствием надлежащей медицинской помощи.

134. На вопрос о происхождении травм на руках и ногах заявителя эксперты ответили, что эти телесные повреждения были нанесены перед смертью заявителя и были причинены как минимум пятью ударами твердым предметом или вызваны трением. Удары могли быть нанесены резиновой дубинкой.

(g) Третье заключение комиссии медицинских экспертов

135. 17 августа 2011 г. третья комиссия медицинских экспертов внесла уточнения в заключение N 555/10. В данном заключении отмечалось, что надлежащее медицинское лечение помешало бы развитию у заявителя диабета и гепатита и, таким образом, развитию миокардиопатии и, следовательно, могло бы предотвратить смерть заявителя. В заключении также указывалось на то, что недостатки в оказанной заявителю медицинской помощи 16 ноября 2009 г. не привели к смерти заявителя, поскольку маловероятно, чтобы пациента, находящегося в состоянии заявителя, можно было бы спасти.

(h) Мнение организации "Врачи за права человека" (Physicians for Human Rights)

136. 28 июня 2011 г. неправительственная организация "Врачи за права человека" опубликовала отчет, в котором рассмотрела доступные доказательства, относящиеся к лечению заявителя и его смерти.

137. Что касается медицинской помощи, оказанной заявителю во время его содержания под стражей, организация "Врачи за права человека" полагала, что заявитель не получил надлежащего внимания со стороны врачей и его состояние не было оценено надлежащим образом ввиду расхождений в диагностировании длящихся симптомов заболеваний у заявителя. Такую халатность можно назвать "просчитанной, умышленной и бесчеловечной".

138. Что касается обстоятельств смерти заявителя, в сообщении организации "Врачи за права человека" отмечалось, что имевшиеся доказательства не позволяли окончательно определить, от чего именно умер С.Л. Магнитский. К проблемным моментам относились непоследовательные и противоречивые показания сотрудников и медицинских работников следственных изоляторов в отношении двух последних часов жизни заявителя, а также неполное исследование по результатам вскрытия, которое характеризовалось рядом недостатков. Для проведения токсикологических исследований считается лучшим способом собрать на анализ глазную жидкость и мочу. Однако в случае с заявителем такие образцы взяты не были. Очевидно, не были сделаны фотографии поверхности всего тела, а также фотографии каждой травмы на теле, снятые с удаленной, средней и близкой дистанции. В отношении прокола на языке не было проведено токсикологического исследования. При том, что в желчном пузыре у заявителя имелись камни, а стенки желчного пузыря были утолщены, его гистологическое исследование проведено не было. В заключение отмечалось, что гистологическое обследование сердца, мозга и легких было недостаточно тщательным.

G. Уголовное дело в отношении С.Л. Магнитского, возбужденное после его смерти

139. 27 ноября 2009 г. следователь прекратил уголовное дело в отношении С.Л. Магнитского на основании пункта 4 части первой статьи 24 и части второй статьи 27 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи со смертью обвиняемого (см. ниже §§ 164 и 165). Первую заявительницу уведомили о соответствующем постановлении и ее праве обжаловать его.

140. 11 декабря 2009 г. адвокат, действующий от имени семьи Магнитских, обратился к Президенту Российской Федерации, генеральному прокурору Российской Федерации и следственным органам Российской Федерации с ходатайством отменить вышеупомянутое постановление и прекратить уголовное дело в отношении С.Л. Магнитского за отсутствием состава преступления. Ответа получено не было.

141. 30 июля 2011 г. с учетом Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2011 г. N 16-П (см. ниже § 167) заместитель генерального прокурора Российской Федерации решил возобновить уголовное дело в отношении С.Л. Магнитского, что было сделано через 10 дней.

142. Вскоре после этого первую заявительницу вызвали в качестве свидетельницы. В ходе допроса 24 августа 2011 г. она возражала против возобновления производства по делу, утверждая, что было "незаконно, бесчеловечно и неэтично" проводить расследование в отношении ее умершего мужа, поскольку он не мог защищать себя в процессе. Первая заявительница подчеркивала, что производство в отношении лица после его смерти допускалось только в рамках реабилитационных процессов и с согласия семьи погибшего, и оставила за собой право инициировать реабилитационные процедуры в будущем. Она отказалась отвечать на какие-либо вопросы по существу дела.

143. 26 августа и 28 сентября 2011 г. вдова С.Л. Магнитского и его мать соответственно были признаны законными представителями погибшего обвиняемого по делу.

144. Тем временем, 22 августа 2011 г., первая заявительница направила жалобу генеральному прокурору Российской Федерации, требуя прекратить уголовное дело в отношении скончавшегося С.Л. Магнитского. 5 сентября 2011 г. она направила еще два ходатайства в Генеральную прокуратуру Российской Федерации и в Следственный комитет Российской Федерации, требуя прекратить уголовное дело в отношении скончавшегося С.Л. Магнитского. Через месяц следователи ответили, что отсутствовали основания для прекращения производства по делу. 8 ноября 2011 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации также отклонила ходатайство первой заявительницы, объяснив, что производство по делу было возбуждено для защиты прав заявителя, включая его право на реабилитацию.

145. 5 сентября 2011 г. первая заявительница также обратилась в Тверской районный суд г. Москвы, требуя признать возобновление производства по делу заявителя незаконным. В жалобе указывалось, что только родственники погибшего, а не государственные должностные лица имели прав решать, можно ли осуществлять расследование по уголовному делу после смерти обвиняемого. Такое расследование могло быть проведено только с целью реабилитации обвиняемого. Через неделю суд отклонил эту жалобу, сделав вывод о том, что первая заявительница не являлась участницей уголовного процесса, не имела права обжаловать проведение предварительного следствия и не уточнила, какие именно ее права были нарушены. 24 октября 2011 г. Московский городской суд отклонил жалобу первой заявительницы на решение суда первой инстанции.

146. С августа 2011 года по март 2012 года вторая заявительница подавала жалобы, требуя прекратить уголовное дело в отношении скончавшегося заявителя. В частности, 11 марта 2012 г. она подала следователю по делу заявителя жалобу, обвиняя власти в попытке прикрыть свои мошеннические действия уголовным делом в отношении него, проведенным под прикрытием реабилитации. Она выразила свой отказ участвовать в этом "беззаконии", оставив за собой право обратиться за реабилитацией заявителя в будущем, когда властям можно будет доверять.

147. В неустановленную дату вторая заявительница обратилась в Останкинский районный суд г. Москвы с жалобой на постановление о возобновлении производства по уголовному делу в отношении заявителя. Она утверждала, что следователи не имели право возобновлять производство по делу без согласия членов семьи заявителя.

148. 3 апреля 2012 г. Останкинский районный суд г. Москвы отклонил указанную жалобу. Он пришел к выводу, что постановление от 27 ноября 2009 г. о прекращении производства по делу было незаконным с учетом Постановления Конституционного Суда Российской Федерации N 16-П, поскольку оно было принято без согласия родственников погибшего лица. Таким образом, вышестоящие органы власти правильно решили отменить указанное постановление. Это было тем более верно, учитывая, что вторая заявительница обратилась за реабилитацией заявителя. Принимая во внимание данное обстоятельство, нельзя сказать, что возобновление производства по делу заявителя нарушило бы права второй заявительницы. Скорее наоборот, оно предоставило второй заявительнице процессуальные права, позволив ей выразить свое мнение в отношении уголовного обвинения.

149. 21 мая 2012 г. жалоба второй заявительницы на указанное решение суда первой инстанции была отклонена Московский городским судом.

150. 28 ноября 2012 г. заявителю было предъявлено обвинение в уклонении от уплаты налогов вследствие мошеннического заявления о возврате ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн" эквивалента трех миллионов долларов США за прием на работу лиц, имеющих инвалидность, а также вследствие неуплаты указанными юридическими лицами суммы, эквивалентной примерно 14 миллионам долларов США, в связи с неправильным применением местных и региональных норм об освобождении от уплаты налогов. Сторона обвинения настаивала на том, что преступления были совершены в сговоре с У. Браудером и что С.Л. Магнитский действовал как соучастник и организатор.

151. В октябре и ноябре 2012 года следственные органы предложили первой и второй заявительницам ознакомиться с материалами дела, но они решили не являться к следователю.

152. В декабре 2012 года следователи направили дело в Тверской районный суд г. Москвы для рассмотрения по существу и "с целью возможной реабилитации" скончавшегося обвиняемого.

153. Суд по делу С.Л. Магнитского и У. Браудера начался в марте 2013 года. Ни заявительницы, ни их адвокаты не принимали участия в судебном процессе. Суд назначил адвоката для представления интересов скончавшегося С.Л. Магнитского. Сторона обвинения была представлена прокурором и его помощником.

154. 4 марта 2013 г. назначенный судом адвокат попросил вернуть дело на стадию предварительного следствия, утверждая, что отсутствовали какие-либо фактические или юридические основания для рассмотрения дела в отношении умершего лица. Незаконное возобновление уголовного дела нанесло всему производству невосполнимый ущерб и сделало невозможным достижение каких-либо выводов по существу дела. Суд отклонил данный довод, ссылаясь на судебное решение от 3 апреля 2012 г., которое подтвердило законность решения о возобновлении производства по уголовному делу (см. выше § 148).

155. Через пять дней первая заявительница направила в суд письмо, утверждая, что производство по уголовному делу "являлось глумлением над памятью [С.Л. Магнитского]" и не имело правовых оснований. Она призывала другие стороны процесса не участвовать в таком "бесчестном деянии".

156. Во время последовавших слушаний Тверской районный суд г. Москвы заслушал ряд свидетелей, включая коллег заявителя, налоговых инспекторов и нескольких инвалидов, предположительно участвовавших в схеме уклонения от уплаты налогов. Суд также исследовал большой объем письменных доказательств, касающихся финансовой деятельности ООО "Дальняя степь" и ООО "Сатурн".

157. 11 июля 2013 г. Тверской районный суд г. Москвы вынес приговор по делу. Он признал С.Л. Магнитского виновным согласно предъявленному обвинению, за исключением обвинения в сообщничестве с У. Браудером. Ссылаясь на Постановление Конституционного Суда Российской Федерации N 16-П, Тверской районный суд г. Москвы постановил, что отсутствовали основания для реабилитации заявителя и что согласно статьям 24 и 254 УПК РФ уголовное дело в отношении заявителя должно было быть прекращено. Наказания по приговору в отношении скончавшегося заявителя назначено не было. Ни назначенный судом адвокат, ни заявительницы не обжаловали этот приговор.

158. 15 июля 2013 г. адвокат, который не участвовал в рассмотрении дела, обжаловал приговор от имени заявительниц. Через две недели Тверской районный суд г. Москвы отклонил жалобу в связи с отсутствием у адвоката доверенности на представление их интересов. В итоге приговор от 11 июля 2013 г. вступил в законную силу.

159. У. Браудер был признан виновным в уклонении от уплаты налогов, приговорен к девяти годам лишения свободы и лишен права заниматься предпринимательской деятельностью в течение трех лет.

II. Соответствующее законодательство Российской Федерации и международные материалы

А. Задержание и меры пресечения в ходе уголовного процесса

160. Соответствующие положения законодательства Российской Федерации, касающиеся задержания и содержания под стражей в рамках избранной меры пресечения, изложены в Постановлениях Европейского Суда по делам "Роман Петров против Российской Федерации" (Roman Petrov v. Russia) (от 15 декабря 2015 г., жалоба N 37311/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 10 (примеч. редактора).), §§ 33-36) и "Суслов против Российской Федерации" (Suslov v. Russia) (от 29 мая 2012 г., жалоба N 2366/07* (* См.: там же. 2013. N 11 (примеч. редактора).), §§ 46-54, 63-68).

В. Условия содержания под стражей

161. Соответствующие положения законодательства Российской Федерации и международные материалы, касающиеся условий содержания под стражей, изложены в пилотном Постановлении Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации" (Ananyev and Others v. Russia) (от 10 января 2012 г., жалобы NN 42525/07 и 60800/08* (* См.: там же. 2012. N 8 (примеч. редактора).), §§ 25-30, 55-58), международные материалы содержатся в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии" (Mursic v. Croatia) от 20 октября 2016 г., жалоба N 7334/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 5 (примеч. редактора).), §§ 46-65.

С. Запрет жестокого обращения и процедура рассмотрения уголовного дела

162. Краткое изложение соответствующего законодательства Российской Федерации о запрете жестокого обращения и процедуре рассмотрения уголовной жалобы см. в Постановлении Европейского Суда по делу "Манжос против Российской Федерации" (Manzhos v. Russia) от 24 мая 2016 г., жалоба N 64752/09* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2017. N  1 (примеч. редактора).), §§ 21-27.

D. Оказание медицинской помощи лицам, содержащимся под стражей

163. Соответствующие положения законодательства Российской Федерации и международного права по вопросу об общих условиях оказания медицинской помощи лицам, содержащимся под стражей, изложены в Постановлении Европейского Суда по делу "Ивко против Российской Федерации" (Ivko v. Russia) (от 15 декабря 2015 г., жалоба N 30575/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N  1 (примеч. редактора).), §§ 55-62).

Е. Уголовное дело после смерти подозреваемого/обвиняемого

1. Соответствующие положения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации

164. В статье 24 УПК РФ перечисляются основания для отказа в возбуждении уголовного дела или для прекращения производства по уголовному делу:

"1. Уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению по следующим основаниям:

...4) смерть подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего".

165. Часть вторая статьи 27 УПК РФ предусматривает основания, которые не могут применяться для прекращения производства по делу вопреки мнению подозреваемого или обвиняемого.

166. Изложенное выше в § 164 правило закреплено в статье 354* (* Так в тексте. По-видимому, допущена техническая ошибка, и речь идет о статье 254 УПК РФ (примеч. переводчика).) УПК РФ:

"Суд прекращает уголовное дело в судебном заседании:

1) в случаях, если во время судебного разбирательства будут установлены обстоятельства, указанные в пунктах 3-6 части первой... статьи 24 настоящего Кодекса...".

2. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2011 г. N 16-П* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Постановление Конституционного Суда Российской Федерации "По делу о проверке конституционности положений пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С.И. Александрина и Ю.Ф. Ващенко" (примеч. редактора).)

167. 14 июля 2011 г. Конституционный Суд Российской Федерации рассмотрел поданную двумя гражданами жалобу, в которой оспаривалась конституционность пункта 4 части первой статьи 24 и части первой статьи 254 УПК РФ. Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу о том, что указанные правовые нормы являлись неконституционными в той части, в которой они позволяли прекращать производство по уголовному делу вследствие смерти подозреваемого или обвиняемого, без получения на это согласия близких родственников покойного. Конституционный Суд Российской Федерации, в частности, постановил следующее:

"2.1. ...Соблюдение фундаментальных процессуальных гарантий прав личности, включая презумпцию невиновности, должно обеспечиваться и при разрешении вопроса о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию. Принимая решение об отказе в возбуждении или о прекращении уголовного дела на досудебных стадиях уголовного процесса, компетентные государственные органы должны исходить из того, что лица, в отношении которых прекращено уголовное преследование, [виновными в совершении преступления не признаны]... а значит, и не могут быть названы таковыми - в конституционно-правовом смысле эти лица могут считаться лишь привлекавшимися к участию в уголовном судопроизводстве... ввиду выдвижения против них подозрения или обвинения...

Между тем при прекращении уголовного дела в связи со смертью подозреваемого (обвиняемого) прекращается и дальнейшее доказывание его виновности, но при этом подозрение или обвинение в совершении преступления с него не снимается, - напротив, по существу, [властями] констатируется совершение деяния... конкретным лицом, от уголовного преследования которого государство отказывается по причине его смерти... Тем самым такое лицо без вынесения и вступления в законную силу обвинительного приговора суда фактически признается виновным в совершении преступления, что может рассматриваться как несоблюдение государством обязанности обеспечить судебную защиту его чести, достоинства и доброго имени, гарантированную [статьями...] Конституции Российской Федерации, а лицам, чьи интересы могут непосредственно затрагиваться последствиями принятия решения о прекращении уголовного дела, - обеспечить доступ к правосудию...

2.2. Обращаясь к вопросу о правовой природе прекращения уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям... Конституционный Суд Российской Федерации пришел к следующим выводам: решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор суда и, следовательно, не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено статьей 49 Конституции Российской Федерации, [которая гласит: "Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда]* (* Здесь и далее так в тексте Постановления на английском языке, хотя в цитируемом Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации текст, приведенный в скобках, отсутствует (примеч. редактора).)" (см. Постановление от 28 октября 1996 г. N 18-П* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 28 октября 1996 г. N 18-П "По делу о проверке конституционности статьи 6 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина О.В. Сушкова" (примеч. редактора).))...

...Прекращение уголовного дела по нереабилитирующему основанию возможно лишь в том случае, если будут обеспечены гарантируемые Конституцией Российской Федерации права участников уголовного судопроизводства, что предполагает, в частности, необходимость получения согласия подозреваемого (обвиняемого) на прекращение уголовного дела...

Если же лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование, возражает против прекращения уголовного судопроизводства по нереабилитирующему основанию, ему должна предоставляться возможность... продолжения производства по уголовному делу и направления его в суд для рассмотрения по существу..

3. [Проанализировав соответствующие положения российского законодательства, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу о том, что] [Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации] не предоставляет [родственникам умершего лица, в отношении которого прекращено производство по уголовному делу,] правомочий по защите прав умершего подозреваемого (обвиняемого). Поскольку заинтересованные лица, прежде всего близкие родственники умершего, в таких случаях к участию в деле не допускаются, соответствующие процессуальные решения... принимаются соответственно дознавателем, следователем или судом - без участия стороны защиты* (* В данном абзаце Европейский Суд приводит не совсем точный перевод положений цитируемого постановления Конституционного Суда Российской Федерации, соответствующий пункт которого гласит следующее: "3. В соответствии с_ УПК Российской Федерации прекращение уголовного преследования по основаниям_ которые сами по себе не влекут возникновение у подозреваемого (обвиняемого) права на реабилитацию_ не допускается, если он против этого возражает, - в таких случаях производство по уголовному делу продолжается в обычном порядке_ Что касается близких родственников умершего подозреваемого (обвиняемого) или каких-либо других заинтересованных лиц, то уголовно-процессуальный закон не предусматривает, что отсутствие согласия с их стороны на прекращение уголовного преследования может служить препятствием для принятия соответствующего решения_" (примеч. редактора).).

4. ...Такие ограничения не имеют объективного и разумного оправдания и ведут к нарушению гарантий [конституционных прав заинтересованных лиц]...* (* Текст в скобках добавлен в Постановлении на английском языке, хотя он отсутствует в цитируемом Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации (примеч. редактора).)

5. ...[Конституционный Суд Российской Федерации также полагает, что защита прав и законных интересов близких родственников умершего подозреваемого (обвиняемого), имеющая целью его реабилитацию, также должна осуществляться в уголовно-процессуальных формах путем предоставления им необходимого правового статуса и вытекающих из него прав...

... Права и законные интересы умершего подозреваемого (обвиняемого) и его близких родственников, затронутые решением о прекращении уголовного дела по основанию... не могут быть в полной мере защищены и с помощью обжалования данного решения в суд в порядке его статьи 125 [УПК Российской Федерации]...

6. Таким образом, ...при заявлении возражения со стороны близких родственников подозреваемого (обвиняемого) против прекращения уголовного дела в связи с его смертью орган предварительного расследования или суд обязаны продолжить предварительное расследование либо судебное разбирательство. При этом указанным лицам должны быть обеспечены права, которыми должен был бы обладать подозреваемый, обвиняемый (подсудимый)...

Если при продолжении производства предварительного расследования будут установлены основания для принятия решения о реабилитации умершего, уголовное дело подлежит прекращению по реабилитирующим основаниям, если же нет - оно передается в суд для рассмотрения в общем порядке. В этом случае близкие родственники, настаивающие на продолжении производства* (* Текст в скобках добавлен в Постановлении на английском языке, хотя он отсутствует в цитируемом Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации (примеч. редактора).) по уголовному делу с целью возможной реабилитации умершего, либо их представитель подлежат в обязательном порядке вызову в судебное заседание, с тем чтобы они могли реализовать право на судебную защиту чести и доброго имени умершего, а также своих прав и законных интересов. При этом в рамках судебного разбирательства должны быть установлены обстоятельства происшедшего, дана их правовая оценка, а также выяснена действительная степень вины (или невиновность) лица в совершении инкриминируемого ему деяния. Рассмотрев уголовное дело по существу в обычном порядке (с учетом особенностей, обусловленных физическим отсутствием такого участника судебного разбирательства, как подсудимый), суд должен либо... вынести оправдательный приговор, либо, не найдя оснований для его реабилитации, прекратить уголовное дело на основании пункта 4 части первой статьи 24 и пункта 1 статьи 254 УПК Российской Федерации.

Вместе с тем федеральному законодателю надлежит внести в действующее правовое регулирование, руководствуясь требованиями Конституции Российской Федерации и с учетом настоящего Постановления, изменения... в том числе конкретизировать перечень лиц, которым, помимо близких родственников, может быть предоставлено право настаивать на продолжении производства по уголовному делу с целью возможной реабилитации умершего, процессуальные формы их допуска к участию в деле и соответствующий правовой статус, предусмотреть особенности производства предварительного расследования и судебного разбирательства в случае смерти подозреваемого, обвиняемого (подсудимого), а также особенности решения о прекращении уголовного дела по данному нереабилитирующему основанию...".

168. В начале 2012 года вторая заявительница обратилась в Конституционный Суд Российской Федерации, требуя разъяснить указанное выше постановление. В частности, она просила разъяснить вопрос о том, могут ли следственные органы продолжать расследование уголовного дела после смерти обвиняемого, если родственники этого лица возражают против продолжения рассмотрения дела.

169. В Определении от 22 марта 2012 г. N 423-О-Р* (* По-видимому, имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению ходатайства гражданки Магнитской Натальи Николаевны о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2011 года N  16-П" (примеч. редактора).) Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что в его указанном постановлении четко разъяснялся данный вопрос. Конституционный Суд Российской Федерации повторил:

"...постановления Конституционного Суда Российской Федерации не могут использоваться для оправдания продолжения рассмотрения следственными органами дела, если [такое разбирательство] не направлено на реабилитацию покойного обвиняемого...".

170. Следовательно, Конституционный Суд Российской Федерации постановил, что не требовалось давать каких-либо разъяснений, и отклонил обращение второй заявительницы.

F. Документы Парламентской Ассамблеи Совета Европы

171. 28 января 2014 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла Резолюцию N 1966(2014) "О недопустимости безнаказанности убийц Сергея Магнитского", в которой, в частях, относившихся к настоящему делу, указывалось следующее:

"...2. [Парламентская Ассамблея] потрясена тем, что [заявитель], специалист по вопросам налогообложения и финансового учета московской юридической компании, умер в предварительном заключении в Москве 16 ноября 2009 г., и что никто из лиц, виновных в его гибели, до сих пор не понес наказания.

3. По поручению клиента С.Л. Магнитский проводил расследование фактов масштабного мошенничества против российских налоговых органов. Установленные им лица подозревались в том, что они фактически добились возврата им налогов, уплаченных компаниями его клиента, которые были мошеннически перерегистрированы на имена известных преступников.

4. Жалобы, направленные высокопоставленным представителям российских правоохранительных органов, были переданы на расследование тем же самым должностным лицам Министерства внутренних дел, которые обвинялись в соучастии. [Заявитель] был заключен в следственный изолятор якобы за уклонение от уплаты налогов в 2001 году совместно со своим тогдашним клиентом Уильямом Браудером, причем условия его содержания постоянно ухудшались. Спустя шесть месяцев нахождения в заключении у Магнитского был диагностирован панкреатит. Незадолго до запланированного лечения он был перемещен в другой изолятор, где не имелось надлежащих условий для оказания медицинской помощи.

5. После почти года в заключении, 16 ноября 2009 г., Магнитский, состояние здоровья которого еще более ухудшилось, был переведен обратно в следственный изолятор, располагавший условиями для оказания соответствующей медицинской помощи. По прибытии он был избит резиновыми дубинками и в тот же вечер умер. Врачей гражданской "скорой помощи", вызванных сотрудниками СИЗО, заставили ждать больше часа, после чего они обнаружили безжизненное тело Магнитского на полу тюремной камеры.

6. Точное время и причины гибели С.Л. Магнитского всё еще неясны. Противоречивые показания и официальные документы также не были полностью изучены.

7. Двое сотрудников СИЗО были обвинены в халатности. Следствие в отношении одного из них было прекращено 2 апреля 2012 г. ввиду истечения срока давности, другой был оправдан по просьбе прокурора 28 декабря 2012 г. Никто из лиц, присутствовавших при смерти Магнитского или обвиненных его семьей в организации давления, на которое он жаловался, не был привлечен к ответственности.

8. Судебное преследование Магнитского, который теперь сам обвиняется в участии в мошенничестве, которое он же и разоблачил, а также в предполагаемом уклонении от уплаты налогов его клиентом, продолжается после его смерти, несмотря на многочисленные протесты вдовы и его матери. Российское законодательство позволяет проводить посмертное разбирательство лишь в исключительных случаях, по требованию семьи и только в целях реабилитации...

10. Российская общественная наблюдательная комиссия, которой государством поручено инспектирование всех мест принудительного содержания в Российской Федерации, изучила обстоятельства плохого обращения с Магнитским и его смерти в заключении. Она выявила многочисленные нестыковки фактов, упущения и противоречия в официальных документах по данному делу.

11. Совет по правам человека при Президенте Российской Федерации на основе результатов работы Общественной наблюдательной комиссии тщательно рассмотрел дело Магнитского и настоятельно призвал компетентные российские органы привлечь к ответственности лиц, виновных в его гибели...

14. Ввиду вышеизложенного Ассамблея настоятельно призывает компетентные российские власти:

14.1) полностью расследовать обстоятельства и предпосылки гибели [заявителя] и изучить вопрос о возможности привлечения к уголовной ответственности всех должностных лиц, причастных к таким фактам, как:

14.1.1) противоречивые показания сотрудников следственных изоляторов и других свидетелей относительно событий, последовавших за переводом [заявителя] в Следственный изолятор [N ИЗ 77/1] 16 ноября 2009 г.;

14.1.2) существование двух различных вариантов "акта о смерти" от 16 ноября 2009 г.;

14.1.3) причины перевода [заявителя] в Следственный изолятор [N ИЗ 77/2] за одну неделю до повторного ультразвукового обследования и плановой операции в Следственном изоляторе [N ИЗ 77/1];

14.1.4) назначение обычного фельдшера для оказания медицинской помощи [заявителю], у которого ранее были диагностированы серьезные заболевания, например, панкреатит;

14.1.5) назначение помощи [заявителю] и применение им препарата диклофенак, который, как предполагается, при определенных обстоятельствах, среди прочего, обостряет панкреатит;

14.1.6) отсутствие видеозаписей с камер видеонаблюдения, на которых зафиксировано поступление [заявителя] в Следственный изолятор [N ИЗ 77/1] в день его смерти, учитывая свидетельские показания о том, что записи были изъяты следователями;

14.1.7) неполнота ведения предусмотренного законом журнала учета жалоб во время критического периода пребывания в Следственном изоляторе [N ИЗ 77/2], учитывая свидетельские показания о том, что выдержки, представленные во время разбирательства, выглядели как переписанные заново в одно и то же время;

14.1.8) существование взаимоотношений личного характера между лицами, подозреваемыми в участии в преступном сговоре и обвиняемыми [заявителем], включая ряд сотрудников и бывших сотрудников Министерства внутренних дел, налоговых органов, причастных к мошенническому возврату налогов, владельца банка, использованного для отмывания денег, и юристов, вовлеченных в фиктивные судебные процессы, включая факты совместных поездок в Дубаи, на Кипр и в г. Лондон;

14.1.9) происхождение огромных состояний некоторых отставных сотрудников Министерства внутренних дел и налоговых органов;

14.1.10) мошенническое разбирательство в арбитражных судах городов Санкт-Петербург, Москва и Казань, признавших фиктивные долги, которые якобы свели на нет прибыли компаний, мошенническим образом перерегистрированных, при подготовке раскрытого [заявителем] мошенничества с возвратом налогов;

14.1.11) процедура принятия в течение 24 часов решения по возврату налогов на сумму, эквивалентную 230 миллионам долларов США, примененная двумя налоговыми инспекциями, вовлеченными в мошенничество, разоблаченное [заявителем], и, в частности, установление того, была ли проведена предварительная проверка со стороны Министерства внутренних дел, учитывая то, что Министерство внутренних дел ранее получило подготовленную [заявителем] подробную информацию о мошеннической перерегистрации компаний, претендующих на возврат налогов...

14.3) привлечь к ответственности за действия и бездействие всех тех, кто повинен в смерти [заявителя], в особенности тех, кто отдавал приказы на его частые переводы между следственными изоляторами и камерами с постоянным ухудшением условий содержания, кто виновен в том, что ему не была оказана необходимая медицинская помощь, и, в частности, в том, что непосредственно перед его смертью в [Следственном изоляторе N ИЗ-771] [заявитель] был избит и оставлен один в камере в явно критическом состоянии;

14.4) закрыть посмертное судебное разбирательство в отношении [заявителя] и прекратить оказывать давление на его мать и вдову с целью принуждения к участию в этом разбирательстве...

17. Парламентская Ассамблея Совета Европы предлагает всем другим государствам - членам Совета Европы рассмотреть пути и средства, которые подвигли бы российские власти к привлечению к ответственности лиц, виновных в смерти [заявителя], и к полному расследованию, в интересах России и всех ее трудолюбивых, платящих налоги граждан, раскрытого [заявителем] преступления.

18. Парламентская Ассамблея Совета Европы постановляет внимательно следить за выполнением изложенных выше предложений...".

172. В тот же день Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла Рекомендацию N 2031(2014) "О недопустимости безнаказанности убийц Сергея Магнитского", в которой указывалось следующее:

"1. Парламентская Ассамблея ссылается на свою Резолюцию N 1966 (2014) "Недопустимость безнаказанности убийц Сергея Магнитского" и предлагает Комитету министров изучить пути и средства:

1.1) укрепления международного сотрудничества в расследовании "денежного следа" средств, полученных в результате мошеннического возмещения налогов, вскрытого Магницким, и, в частности,

1.2) обеспечив, чтобы российские власти в полной мере участвовали в этих усилиях и призвали к ответственности и тех, кто совершил преступление против Сергея Магницкого и преступление, которое он раскрыл, и тех, кто извлек для себя выгоды из этих преступлений...".

173. 22 января 2019 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла Резолюцию N 2252(2019) "Сергей Магнитский и дальше - борьба с безнаказанностью путем применения целевых санкций", которая в соответствующих частях предусматривала следующее:

"1. Парламентская Ассамблея Совета Европы подтверждает свое намерение бороться с безнаказанностью лиц, виновных в тяжких нарушениях прав человека, и с коррупцией, как с угрозами принципу верховенства права...

4. [С 2014 года] власти Российской Федерации не продемонстрировали никакого прогресса в привлечении к ответственности исполнителей и соучастников преступления против Магнитского, несмотря на активное участие членов его семьи в разбирательствах. Все уголовные дела в отношении должностных лиц, причастных к жестокому обращению с Магнитским и его смерти, были закрыты, некоторые из этих должностных лиц получили публичное одобрение от вышестоящего руководства, другие получили повышения...".

Право

I. Объединение рассмотрения жалоб в одном производстве

174. Учитывая схожий предмет настоящих жалоб, Европейский Суд считает целесообразным объединить их рассмотрение в одном производстве в соответствии с пунктом 1 правила 42 Регламента Европейского Суда.

II. Предварительное рассмотрение: locus standi

175. Европейский Суд отмечает, что после смерти заявителя его жена, первая заявительница, выразила намерение продолжать разбирательство по жалобе. Власти Российской Федерации не представили каких-либо возражений по этому поводу.

176. Европейский Суд, как правило, разрешает близким родственникам поддерживать рассмотрение жалобы, если он или она имеют в этом законный интерес, когда основной заявитель умирает после подачи жалобы в Европейский Суд (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов" (Murray v. Netherlands), жалоба N 10511/10* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 8 (примеч. редактора).), ECHR 2016, § 79, Решение Большой Палаты Европейского Суда по делу "Малгоуш против Чешской Республики" (Malhous v. Czech Republic), жалоба N 33071/96, ECHR 2000-XII, Постановление Европейского Суда по делу "Сагвольден против Норвегии" (Sagvolden v. Norway) от 20 декабря 2016 г., жалоба N 21682/11, § 87, Решение Европейского Суда по делу "Ларионовс и Тесс против Латвии" (Larionovs and Tess v. Latvia) от 25 ноября 2014 г., жалобы NN 45520/04 и 19363/05, § 172). В некоторых делах, затрагивающих вопросы применения статей 3 и 5 Конвенции, Европейский Суд уже установил, что близкий родственник скончавшегося заявителя имел право продолжать рассмотрение жалобы (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов", §§ 79-80, Постановление Европейского Суда по делу "Барахоев против Российской Федерации" (Barakhoyev v. Russia) от 17 января 2017 г., жалоба N 8516/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 9 (примеч. редактора).), §§ 21-23, Постановление Европейского Суда по делу "Ващенковс против Латвии" (Vascenkovs v. Latvia) от 15 декабря 2016 г., жалоба N 30795/12, §§ 25-30, Постановление Европейского Суда по делу "Сергей Денисов и другие против Российской Федерации" (Sergey Denisov and Others v. Russia) от 19 апреля 2016 г., жалобы NN 1985/05, 18579/07, 21748/07, 21954/07 и 20922/08* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2016. N 4 (примеч. редактора).), §§ 73-75, Постановление Европейского Суда по делу "Ярошовец и другие против Украины" (Yaroshovets and Others v. Ukraine) от 3 декабря 2016 г., жалоба N 74820/10 и четыре другие жалобы, § 67, Постановление Европейского Суда по делу "Коряк против Российской Федерации" (Koryak v. Russia) от 13 ноября 2012 г., жалоба N 24677/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 10 (примеч. редактора).), §§ 62-68).

177. Ввиду изложенного и принимая во внимание существо жалобы, Европейский Суд согласен с тем, что первая заявительница имела законный интерес в продолжении рассмотрения жалобы от имени заявителя и что она располагала необходимым locus standi согласно статье 34 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с неудовлетворительными условиями содержания под стражей

178. Заявительницы утверждали, что условия содержания заявителя под стражей в Следственном изоляторе N ИЗ-77/2 со 2 декабря 2008 г. по 28 апреля 2009 г. были ужасными в нарушение требований статьи 3 Конвенции, которая гласит:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

179. Власти Российской Федерации утверждали, что в Следственном изоляторе N ИЗ-77/5 г. Москвы заявитель содержался в камерах площадью, 48,4, 33,1, 39,3 и 36,8 кв. метра, в которых находились 12, восемь, десять и девять заключенных соответственно. Каждый заключенный обеспечивался индивидуальным спальным местом, и ему предоставлялось примерно 4 кв. метра санитарной площади. Власти Российской Федерации не представили копию регистрационного журнала следственного изолятора или журнала размещения заключенных по камерам изолятора, утверждая, что соответствующие документы были уничтожены по истечении установленного законом предельного срока их хранения. Власти Российской Федерации сослались на рапорт от 1 декабря 2009 г., составленный по результатам внутренней проверки в следственном изоляторе, и утверждали, что условия содержания в этом изоляторе были надлежащими (см. выше § 100).

2. Заявительницы

180. Заявительницы утверждали, что доводы властей Российской Федерации были безосновательными в отсутствие каких-либо вещественных доказательств, таких как записи и регистрационные документы. Заявительницы отметили, что власти не должны были уничтожать регистрационные журналы, особенно после того, как заявительницы подали большое количество жалоб на условия содержания заявителя под стражей. Заявительницы просили Европейский Суд сделать выводы из непредоставления властями Российской Федерации регистрационных журналов из следственного изолятора и других первичных документов и признать нарушение статьи 3 Конвенции.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

181. Европейский Суд повторяет, что в отсутствие эффективных средств правовой защиты применительно к рассматриваемой проблеме жалоба на ненадлежащие условия содержания под стражей должна быть подана в течение шести месяцев, считая с последнего дня нахождения заявителя под стражей (см. Решение Европейского Суда по делу "Марков и Беленцов против Российской Федерации" (Markov and Belentsov v. Russia) от 10 декабря 2013 г., жалобы NN 47696/09 и 79806/12, и Решение Европейского Суда по делу "Норкин против Российской Федерации" (Norkin v. Russia) от 5 февраля 2013 г., жалоба N 21056/11).

182. Рассматриваемый в настоящем деле период содержания под стражей завершился 28 апреля 2009 г. Следовательно, чтобы соответствовать правилу шестимесячного срока, жалоба должна была быть подана не позднее 28 октября 2009 г. Заявитель подал жалобу 11 июня 2009 г. Первая заявительница, как уже установил Европейский Суд, обладала locus standi для участия в рассмотрении жалобы от имени заявителя (см. выше § 177). Однако вторая заявительница подала отдельную жалобу 21 августа 2012 г. Не рассматривая детально право второй заявительницы подавать жалобу на условия содержания под стражей ее сына, Европейский Суд полагает, что эта жалоба в любом случае является неприемлемой для рассмотрения по существу в связи с несоблюдением правила шестимесячного срока, установленного в пункте 1 статьи 35 Конвенции, и поэтому должна быть отклонена в соответствии с пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

183. Жалоба, поданная заявителем и поддержанная первой заявительницей, не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Европейский Суд также отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

(а) Общие принципы

184. Соответствующие общие принципы кратко изложены в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хлаифия и другие против Италии" (Khlaifia and Others v. Italy) жалоба N 16483/12, ECHR 2016 (извлечения), §§ 163-167, и в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии", §§ 96-141.

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

185. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что стороны предоставили разные описания условий содержания в Следственном изоляторе N ИЗ-77/5. В частности, стороны не сошлись во мнении о том, были ли камеры, в которых содержался заявитель, переполненными.

186. Европейский Суд неоднократно приходил к выводу о том, что дела, связанные с жалобами на ненадлежащие условия содержания под стражей, не означают строгого применения принципа "тот, кто жалуется, должен доказать свою жалобу", поскольку в подобных случаях только власти государства-ответчика имеют доступ к информации, способной подтвердить или опровергнуть его жалобу. Следовательно, после того, как Европейский Суд официально уведомляет власти государства-ответчика о поступившей жалобе, именно на этих властях лежит бремя сбора и представления соответствующих документов. Непредоставление властями государства-ответчика убедительных доказательств, касающихся бытовых условий содержания заключенных под стражей, может стать причиной для вывода относительно обоснованности утверждения заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации" (Ananyev and Others v. Russia) от 10 января 2012 г., жалобы NN 42525/07 и 60800/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 8 (примеч. редактора).), § 123, Постановление Европейского Суда по делу "Губин против Российской Федерации" (Gubin v. Russia) от 17 июня 2010 г., жалоба N 8217/04* (* См.: там же. 2011. N 2 (примеч. редактора).), § 56, и Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02* (* См.: там же. 2006. N 7 (примеч. редактора).), ECHR 2005-X (извлечения), § 113).

187. Европейский Суд повторяет, что уничтожение относящихся к делу документов вследствие истечения установленных законом сроков хранения хотя и заслуживает сожаления, не может само по себе рассматриваться как неубедительное объяснение непредставления документов (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ивахненко против Российской Федерации" (Ivakhnenko v. Russia) от 4 апреля 2013 г., жалоба N 12622/04, § 32, Постановление Европейского Суда по делу "Щербаков против Российской Федерации" (Shcherbakov v. Russia) от 17 июня 2010 г., жалоба N 23939/02* (* См.: там же. 2011. N 1 (примеч. редактора).), § 77, и Постановление Европейского Суда по делу "Олег Никитин против Российской Федерации" (Oleg Nikitin v. Russia) от 9 октября 2008 г., жалоба N 36410/02* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2009. N 3 (примеч. редактора).), §§ 48 и 49). Европейский Суд также должен принимать во внимание дату рассматриваемого акта, а также иные сопутствующие фактические обстоятельства. В частности, следует учитывать, действовали ли власти с явной тщательностью в этом отношении (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Щербаков против Российской Федерации" и "Олег Никитин против Российской Федерации").

188. Обращаясь к доводу властей Российской Федерации относительно уничтожения регистрационных журналов, Европейский Суд отмечает, что они не только не представили документы, подтверждающие уничтожение журналов, но и не указали дату уничтожения или правовое основание для подобного действия. В связи с этим было невозможно сделать вывод о том, что власти Российской Федерации действовали с надлежащей тщательностью в данном отношении. Это тем более верно, учитывая, что Европейский Суд часто устанавливал, что власти государства-ответчика не обращались должным образом с документами в учреждениях уголовно-исполнительной системы (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Ананьев и другие против Российской Федерации", § 125, и "Щербаков против Российской Федерации", § 78, а также Постановление Европейского Суда по делу "Гультяева против Российской Федерации" (Gultyayeva v. Russia) от 1 апреля 2010 г., жалоба N 67413/01* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2010. N 9 (примеч. редактора).), § 154, и Постановление Европейского Суда по делу "Новинский против Российской Федерации" (Novinskiy v. Russia) от 10 февраля 2009 г., жалоба N 11982/02* (* См.: там же. N 1 (примеч. редактора).), §§ 102-103).

189. В любом случае уничтожение документов не освобождает власти государства-ответчика от подтверждения своих заявлений соответствующими доказательствами (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блохин против Российской Федерации" (Blokhin v. Russia), жалоба N 47152/06* (* См.: там же. 2016. N 12 (примеч. редактора).), ECHR 2016, § 143, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации", § 125).

190. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации ссылались на заключение от 1 декабря 2009 г. (см. выше § 179). Однако в этом документе не содержится почти никаких подробностей относительно Следственного изолятора N ИЗ-77/5. В частности, в данном заключении не указаны камеры, в которых содержался заявитель, их площадь, количество индивидуальных спальных мест в камерах и количество содержавшихся в них заключенных. В этом заключении приводилась только краткая информация о том, что были соблюдены установленные законодательством Российской Федерации стандарты о 4 кв. метрах санитарной площади, полагающихся на одного заключенного (см. выше § 100). Остается неясным, исходя из каких доказательств был сделан такой вывод, особенно учитывая, что первичные документы, которые могли позволить сделать соответствующие выводы и оценить предоставляемую заключенным санитарную площадь, были уничтожены.

191. В отсутствие убедительной информации от властей Российской Федерации Европейский Суд рассмотрит проблему с учетом данных, представленных заявителем (см. Постановление Европейского Суда по делу "Морозов против Российской Федерации" (Morozov v. Russia) от 12 ноября 2015 г., жалоба N 38758/05* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2016. N 2 (примеч. редактора).), § 68, и Постановление Европейского Суда по делу "Игорь Иванов против Российской Федерации" (Igor Ivanov v. Russia) от 7 июня 2007 г., жалоба N 34000/02* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2008. N 7 (примеч. редактора).), § 35). Следовательно, Европейский Суд считает установленным, что в определенных случаях заявителя содержали в камерах площадью от 20 до 30 кв. метров, в которых находились от восьми до 15 заключенных, то есть в камерах заявителю не было обеспечено индивидуальное спальное место (см. выше § 58).

192. Европейский Суд отмечает, что он уже имел возможность исследовать условия содержания в этом же учреждении, в Следственном изоляторе N ИЗ-77/5 г. Москвы, на протяжении примерно такого же срока. В частности, в делах "Мулюков и другие против Российской Федерации" (Mulyukov and Others v. Russia) (Постановление от 12 октября 2017 г., жалоба N 31044/08 и девять других жалоб) и "Аристов и другие против Российской Федерации (Aristov and Others v. Russia) (Постановление от 21 июля 2016 г., жалобы NN 36101/11, 36831/11, 52683/12, 63745/12, 59337/13, 67679/13, 67943/13, 77397/13, 3251/14, 9694/14, 13257/14 и 19016/14* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2017. N 2 (примеч. редактора))) Европейский Суд установил, что заявителям предоставлялось от 1,1 до 2,5 кв. метра санитарной площади на человека.

193. Принимая во внимание свою прецедентную практику по жалобам на переполненность исправительных учреждений (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии", § 124, Постановление Европейского Суда по делу "Идалов против Российской Федерации (N 2)" (Idalov v. Russia) (N 2) от 13 декабря 2016 г., жалоба N 41858/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 10 (примеч. редактора).), §§ 105-109, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации", § 125) и свои выводы в аналогичных делах, упомянутых выше, Европейский Суд полагает, что заявитель содержался под стражей в чрезмерно переполненных помещениях, что являлось бесчеловечным и унижающим достоинство обращением в нарушение требований статьи 3 Конвенции.

194. Следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в этом отношении.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции

195. Заявительницы утверждали, что заявитель был лишен свободы в нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции, в частности, что его задержание не было основано на разумном подозрении в совершении им уголовного преступления и не являлось необходимым в целях, указанных в подпункте "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, которые в соответствующих частях гласят:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом...

c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения...".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

196. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель был законно задержан по подозрению в причастности к уклонению от уплаты налогов. "Разумность" подозрения основывалась на достаточных доказательствах, включая свидетельские показания. Власти Российской Федерации также отмечали, что задержание заявителя было оправдано риском того, что он мог скрыться. Представленные следственными органами доказательства свидетельствовали о том, что заявитель обратился за оформлением въездной визы в Соединенное Королевство и забронировал в туристической фирме авиабилет в г. Киев.

2. Заявительницы

197. Заявительницы утверждали, что недостаточная беспристрастность со стороны следственных органов привела к конфликту интересов, что сделало содержание заявителя под стражей произвольным. Действительной целью содержания заявителя под стражей было заставить его оговорить себя или отказаться от своих обвинений в адрес государственных должностных лиц. Заявительницы также настаивали на том, что подозрение в причастности заявителя к совершению преступления было основано на недостаточных доказательствах.

В. Мнение Европейского Суда

198. Европейский Суд повторит общие принципы, относящиеся к понятию "произвольное лишение свободы", которые изложены в §§ 77-79 Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Моорен против Германии" (Mooren v. Germany) от 9 июля 2009 г., жалоба N 11364/03. Заключение под стражу будет "произвольным", если, несмотря на соблюдение норм внутригосударственного законодательства, имеется элемент недобросовестности или обмана со стороны властей (см. для сравнения Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Саади против Соединенного Королевства" (Saadi v. United Kingdom), жалоба N 13229/03, § 69, и Постановление Европейского Суда по делу "Бозано против Франции" (Bozano v. France) от 18 декабря 1986 г., Series A, N 111, § 59).

199. Кроме того, в контексте подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции изложенные в постановлении о заключении лица под стражу обоснования являются важным фактором при определении того, можно ли это заключение считать произвольным. Европейский Суд приходит к выводу о том, что отсутствие каких-либо оснований в судебных решения о заключении лица под стражу на длительное время является несовместимым с принципом защиты от произвола, предусмотренным в пункте 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Белевицкий против Российской Федерации" (Belevitskiy v. Russia) от 1 марта 2007 г., жалоба N 72967/01* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2007. N 8 (примеч. редактора).), § 91, Постановление Европейского Суда по делу "Нахманович против Российской Федерации" (Nakhmanovich v. Russia) от 2 марта 2006 г., жалоба N 55669/00* (* См.: там же. 2006. N 9 (примеч. редактора).), § 70, и Постановление Европейского Суда по делу "Сташайтис против Литвы" (Stasaitis v. Lithuania) от 21 марта 2002 г., жалоба N 47679/99, § 67). И наоборот, Европейский Суд устанавливал, что содержание лица под стражей в рамках избранной меры пресечения не может считаться произвольным, если внутригосударственные суды привели определенные основания, оправдывающие длительное нахождение лица под стражей (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации", § 113), если только приведенные основания не являются крайне лаконичными и не имеют какой-либо ссылки на норму права, обосновывающую заключение лица под стражу (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации", § 157).

200. Существенной частью гарантии от произвольного задержания и заключения под стражу является "разумность" подозрения, на котором должно основываться задержание лица. Наличие "разумного подозрения" предполагает наличие фактов или информации, которые убедили бы объективного наблюдателя в том, что соответствующее лицо могло совершить преступление (см. Постановление Европейского Суда по делу "Подесчи против Сан-Марино" (Podeschi v. San Marino) от 13 апреля 2017 г., жалоба N 66357/14, § 144, и Постановление Европейского Суда по делу "Фокс, Кэмпбелл и Хартли против Соединенного Королевства" (Fox, Campbell and Hartley v. United Kingdom) от 30 августа 1990 г., Series A, N 182, § 32).

201. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что, хотя предполагаемый конфликт интересов мог бы служить доводом в пользу утверждения о том, что задержание заявителя было произвольным, сам по себе этот факт не может обосновать такой вывод. Европейский Суд может сделать подобный вывод, только если он установит элемент недобросовестности или обмана в действиях властей.

202. В настоящем деле Европейский Суд не усматривает каких-либо из указанных обстоятельств. Он отмечает, что проверка по факту предположительного уклонения от уплаты налогов, которая привела к возбуждению уголовного дела в отношении заявителя, началась в 2004 году, задолго до того, как он сообщил о том, что должностные лица, предъявлявшие ему уголовное обвинение, были причастны к мошенничеству (см. выше § 31). Решение о задержании заявителя было принято только после того, как следственные органы узнали, что заявитель оформлял визу в Соединенное Королевство и купил авиабилет в г. Киев, а также когда они не смогли найти заявителя по месту его проживания (см. выше §§ 38 и 39). На следующий день после задержания заявителя доставили в компетентный суд, который должен был решить вопрос о мере пресечения. Этого факта достаточно для того, чтобы задержание заявителя отвечало требованию "цели", установленному в подпункте "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia) от 28 ноября 2017 г., жалоба N 72508/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 10 (примеч. редактора).), § 188). Европейский Суд также подчеркивает, что на судебном заседании по вопросу об избрании меры пресечения ни заявитель, ни его адвокат не высказали каких-либо замечаний относительно недобросовестности или давления со стороны сотрудников органов внутренних дел (см. выше § 39).

203. Европейский Суд также отмечает, что заявителя задержали по подозрению в участии в двух эпизодах уклонения от уплаты налогов. Это подозрение основывалось на письменных доказательствах и показаниях нескольких свидетелей. Один из свидетелей сообщил, что заявитель был причастен к организации фиктивного трудоустройства работников в компании, к выплате за это денег и к раздаче указаний, как себя вести в случае допросов представителями власти (см. выше §§ 31 и 36). Европейский Суд полагает, что в рассматриваемое время таких доказательств было достаточно, чтобы убедить объективного наблюдателя в том, что заявитель совершил преступление, в котором он обвинялся (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Гусинский против Российской Федерации" (Gusinskiy v. Russia), жалоба N 70276/01* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2005. N 2 (примеч. редактора).), ECHR 2004-IV, § 55, и в качестве противоположного примера Постановление Европейского Суда по делу "Каспаров против Российской Федерации" (Kasparov v. Russia) от 11 октября 2016 г., жалоба N 53659/07* (* См.: там же. 2017. N 4 (примеч. редактора).), § 53, Постановление Европейского Суда по делу "Расул Джафаров против Азербайджана" (Rasul Jafarov v. Azerbaijan) от 17 марта 2016 г., жалоба N 69981/14, §§ 121-132, Постановление Европейского Суда по делу "Ильгар Маммадов против Азербайджана" (Ilgar Mammadov v. Azerbaijan) от 22 мая 2014 г., жалоба N 15172/13, §§ 90-99, и Постановление Европейского Суда по делу "Канджов против Болгарии" (Kandzhov v. Bulgaria) от 6 ноября 2008 г., жалоба N 68294/01, §§ 57-61).

204. Европейский Суд также отмечает, что Тверской районный суд г. Москвы также оправдал заключение заявителя под стражу ссылкой на тяжесть предъявленного ему обвинения и риск того, что заявитель мог оказать влияние на свидетелей, мог скрыться или продолжить преступную деятельность. Эти выводы были основаны на установленных фактах, что заявитель влиял на свидетелей, не проживал по месту своей регистрации (по месту жительства), когда следователь попытался вручить ему повестку, и планировал выехать за границу (см. выше § 39). Таким образом, этот список причин для заключения заявителя под стражу был достаточно точным и подробным.

205. Ввиду вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу, что задержание заявителя не являлось произвольным и было основано на разумном подозрении о том, что заявитель совершил уголовное преступление. Следовательно, данная жалоба является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции и должна быть отклонена на основании пункта 4 статьи 35 Конвенции.

V. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции

206. Заявительницы утверждали, что длительность содержания заявителя под стражей противоречила требованию "разумного срока", установленного пунктом 3 статьи 5 Конвенции, который гласит следующее:

"3. Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "c" пункта 1 настоящей статьи ...имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

207. Власти Российской Федерации утверждали, что избрание меры пресечения было обусловлено поведением заявителя, в частности, его попытками повлиять на свидетелей и скрыться из страны. Каждое постановление по вопросу о содержании заявителя под стражей было подтверждено относящимися к делу и достаточными основаниями, оправдывавшими содержание заявителя под стражей в рамках избранной меры пресечения. Следственные органы продемонстрировали "особое усердие" при рассмотрении дела и не затягивали разбирательство по делу. Длительность производства по делу может быть объяснена особой сложностью дела, большим объемом материалов следствия и обширной географией мест совершения преступлений.

2. Заявительницы

208. Заявительницы настаивали на том, что весь срок содержания заявителя под стражей в рамках избранной меры пресечения был основан на бездоказательных доводах, приведенных судом первой инстанции. В последующих постановлениях о продлении срока содержания под стражей суды только воспроизводили исключительно формальные и ненадлежащие доводы. Они не рассматривали должным образом доводы стороны защиты и не изучали возможность применения альтернативных мер пресечения. Что касается следственных органов, то они не проявили надлежащей тщательности.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

209. Европейский Суд отмечает, что обжалуемый период завершился 16 ноября 2009 г. со смертью заявителя. Следовательно, чтобы соответствовать требованию соблюдения правила шестимесячного срока, жалоба должна была быть подана в течение шести месяцев с указанной даты (см., mutatis mutandis, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Идалов против Российской Федерации" (Idalov v. Russia) от 22 мая 2012 г., жалоба N 5826/03* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 5 (примеч. редактора).), § 130, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ярошовец и другие против Украины", § 117), то есть не позднее 16 мая 2010 г.

210. Вторая заявительница подала свою отдельную жалобу только 21 августа 2012 г. Европейский Суд не считает необходимым принимать решения о намерении заявительницы подать жалобу о содержании ее сына под стражей, поскольку ее жалоба на нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в любом случае является неприемлемой для рассмотрения по существу в связи с несоблюдением правила о шестимесячном сроке для подачи жалобы, установленного в пункте 1 статьи 35 Конвенции. Таким образом, эта жалоба должна быть отклонена в соответствии с пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

211. Жалоба заявителя, которую поддержала первая заявительница, не является неприемлемой для рассмотрения по существу по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Она также не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

(а) Общие принципы

212. Соответствующие общие принципы кратко изложены в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии", §§ 222-225, в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бузаджи против Республики Молдова" (Buzadji v. Republic of Moldova) от 5 июля 2016 г., жалоба N 23755/07* (* См.: там же. 2018. N 12 (примеч. редактора).), §§ 84-102, в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Идалов против Российской Федерации", §§ 115-133, и в Постановлении Европейского Суда по делу "Жеребин против Российской Федерации" (Zherebin v. Russia) от 24 марта 2016 г., жалоба N 51445/09* (* См.: там же. 2016. N  12 (примеч. редактора).), §§ 49-54.

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

213. Заявителя задержали 24 ноября 2008 г. и содержали под стражей в рамках избранной меры пресечения до его смерти 16 ноября 2009 г. Таким образом, подлежащий рассмотрению период продолжался почти 12 месяцев.

214. Принимая во внимание этот существенный срок содержания под стражей, с учетом презумпции освобождения лица, Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации должны были привести веские доводы в пользу содержания заявителя под стражей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Г. против Российской Федерации" (G. v. Russia) от 21 июня 2016 г., жалоба N 42526/07* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2017. N 1 (примеч. редактора).), § 112).

215. Учитывая выводы, сделанные выше в § 205, Европейский Суд соглашается с тем, что на протяжении всего предварительного следствия существовало разумное подозрение в том, что заявитель совершил преступления. Остается уточнить, были ли представлены судам "относящиеся к делу и достаточные основания" для оправдания длительного содержания заявителя под стражей, и проявили ли они "особое усердие" при рассмотрении дела.

216. Продлевая срок содержания заявителя под стражей, суды Российской Федерации регулярно ссылались на тяжесть предъявленного ему обвинения как на главное обоснование своего решения. В связи с этим Европейский Суд хотел бы еще раз подчеркнуть, что тяжесть предъявленного обвинения сама по себе не может оправдывать длительное содержание лица под стражей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рамковский против Македонии" (Ramkovski v. former Yugoslav Republic of Macedonia) от 8 февраля 2018 г., жалоба N 33566/11, § 59, Постановление Европейского Суда по делу "Новрус Исмаилов против Азербайджана" (Novruz Ismayilov v. Azerbaijan) от 20 февраля 2014 г., жалоба N 16794/05, § 53, Постановление Европейского Суда по делу "Заидов против Азербайджана" (Zayidov v. Azerbaijan) от 20 февраля 2014 г., жалоба N 11948/08, § 59).

217. Другими основаниями для содержания заявителя под стражей было убеждение судов Российской Федерации в том, что заявитель мог скрыться, помешать отправлению правосудия путем оказания давления на свидетелей или продолжить свою преступную деятельность.

218. В связи с этим Европейский Суд повторяет следующее: что касается наличия указанных рисков, то их нельзя оценивать, исходя исключительно из тяжести предполагаемого наказания за преступление. Риски должны оцениваться со ссылкой на ряд иных соответствующих факторов, которые могут либо подтвердить их существование, либо сделать их настолько незначительными, что они не смогут оправдывать содержание лица под стражей до суда (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Жеребин против Российской Федерации", § 58).

219. Утверждения о том, что С.Л. Магнитский мог скрыться или помешать отправлению правосудия, были главным образом основаны на информации о том, что перед задержанием заявитель планировал уехать из Российской Федерации и что он оказывал давление на свидетелей по делу. Европейский Суд понимает озабоченность властей Российской Федерации, когда они впервые получили эту информацию. Европейский Суд признает, что ввиду тяжести предъявленного заявителю обвинения и значимости информации от следственных органов суды обоснованно могли полагать, что был установлен первоначальный риск побега заявителя или оказания им влияния на свидетелей. Однако по прошествии времени сам факт наличия указанной информации неизбежно утрачивал свое значение, особенно когда заявитель упорно возражал против якобы имевшейся у него возможность скрыться, утверждая, что отсутствовали письменные данные о его обращении за получением им визы на въезд в Соединенное Королевство, а также ссылаясь на плохое состояние своего здоровья и семейную ситуацию в подтверждение того, что он не намеревался скрываться от властей (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "W. против Швейцарии" (W. v. Switzerland) от 26 января 1993 г., Series A, N 254-A, § 33). Европейский Суд также не упускает из виду тот факт, что, продлевая в очередной раз срок содержания заявителя под стражей, суды Российской Федерации никак не рассматривали то обстоятельство, могли ли указанные риски быть устранены с помощью иных мер пресечения для обеспечения явки заявителя в суд (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хайлетдинов против Российской Федерации" (Khayletdinov v. Russia) от 12 января 2016 г., жалоба N 2763/13* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 11 (примеч. редактора).), § 96, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Жеребин против Российской Федерации", § 59, Постановление Европейского Суда по делу "Сергей Васильев против Российской Федерации" (Sergey Vasilyev v. Russia) от 17 октября 2013 г., жалоба N 33023/07* (* См.: там же. 2014. N 9 (примеч. редактора).), § 85).

220. Что касается вывода судов Российской Федерации о том, что заявитель мог оказать влияние на свидетелей, Европейский Суд учитывает, что служебное положение заявителя и данные о его предыдущем общении со свидетелями, когда заявитель предположительно инструктировал свидетелей, как им разговаривать с представителями власти, являлись существенными факторами при принятии решения о том, имелся ли риск вмешательства в ход расследования. В то же время Европейский Суд сомневается относительно применимости данного довода для оправдания длительного содержания заявителя под стражей. Для того, чтобы суды Российской Федерации продемонстрировали наличие существенного риска тайного сговора и продолжения существования этого риска, уже было недостаточно просто ссылаться на служебное положение заявителя. Суды Российской Федерации должны были проанализировать иные значимые факторы, такие как ход предварительного следствия или судебного разбирательства, личность заявителя, его поведение после задержания и любые другие признаки, оправдывавшие угрозу того, что, находясь на свободе, заявитель мог злоупотребить своим положением, совершив действия, направленные на фальсификацию или уничтожение доказательств или на манипулирование свидетелями (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "W. против Швейцарии", § 34).

221. Европейский Суд также отмечает, что вывод о том, что заявитель мог продолжить заниматься преступной деятельностью, не был подкреплен какими-либо фактическими или юридическими доказательствами. Власти Российской Федерации не указали ни на один из аспектов поведения или характера заявителя, которые могли бы обосновать вывод о том, что заявитель мог бы совершить указанные действия (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дудченко против Российской Федерации" (Dudchenko v. Russia) от 7 ноября 2017 г., жалоба N 37717/05* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2018. N 3 (примеч. редактора).), § 139, и Постановление Европейского Суда по делу "Тараненко против Российской Федерации" (Taranenko v. Russia) от 15 мая 2014 г., жалоба N 19554/05* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2014. N 9 (примеч. редактора).), § 54).

222. Европейский Суд придает особое значение тому факту, что органы власти Российской Федерации извратили презумпцию в пользу освобождения (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бузаджи против Республики Молдова", § 89, с дальнейшими ссылками), утверждая, что в отсутствие новых обстоятельств мера пресечения, избранная заявителю, должна была быть оставлена без изменения (см. выше §§ 41, 45, 48 и 50). Нарушив правило, установленное в статье 5 Конвенции, в положении, которое называет заключение под стражу исключительным случаем отступления от принципа неприкосновенности личности, допустимым только в ограниченном и четко определенном перечне ситуаций, власти Российской Федерации переложили бремя доказывания на заявителя как на задержанное лицо. Подобная практика уже критиковалась Европейским Судом в ряде рассмотренных им дел (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Жеребин против Российской Федерации", § 60, Постановление Европейского Суда по делу "Пастухов и Елагин против Российской Федерации" (Pastukhov and Yelagin v. Russia) от 19 декабря 2013 г., жалоба N 55299/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 12 (примеч. редактора).), § 49, Постановление Европейского Суда по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria) от 26 июля 2001 г., жалоба N 33977/96, §§ 84-85, Постановление Европейского Суда по делу "Рохлина против Российской Федерации" (Rokhlina v. Russia) от 7 апреля 2005 г., жалоба N 54071/00* (* См.: там же. 2006. N 6 (примеч. редактора).), § 67).

223. В свете вышеизложенного Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации продлевали срок содержания заявителя под стражей на основаниях, которые не могут считаться "достаточными" для оправдания указанного продления. Следовательно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции. При таких обстоятельствах Европейскому Суду нет необходимости рассматривать, действовали ли власти Российской Федерации "с особым усердием".

VI. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с жестоким обращением и ненадлежащим расследованием этих событий

224. Вторая заявительница обжаловала то обстоятельство, что с С.Л. Магнитским жестоко обращались сотрудники Следственного изолятора N ИЗ-77/1 16 ноября 2009 г. и что данный вопрос не был расследован надлежащим образом в нарушение требований статьи 3 Конвенции. Текст этой статьи Конвенции изложен выше.

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

225. Власти Российской Федерации утверждали, что 16 ноября 2009 г. сотрудники следственного изолятора надели на заявителя наручники в связи с его агрессивным поведением, обусловленным токсическим психозом. Однако они не использовали каких-либо иных "спецсредств", таких как резиновая дубинка. По информации властей Российской Федерации, синяки и ссадины на запястьях заявителя появились вследствие применения наручников, синяки и ссадины на левой руке, левой щиколотке и лодыжке были причинены самим заявителем, когда у него случился психотический приступ, а ссадина на правой голени появилась за несколько дней до смерти заявителя и могла являться результатом бытовой травмы. Власти Российской Федерации ссылались на показания нескольких свидетелей, которые настаивали на том, что в ходе психотического приступа заявитель метался по камере и бил медицинской кушеткой по прутьям решетки (см. выше § 82).

226. Власти Российской Федерации не прокомментировали ход расследования по факту смерти С.Л. Магнитского.

2. Вторая заявительница

227. Вторая заявительница утверждала, что охранники следственного изолятора надели на заявителя наручники и избили его резиновыми дубинками за несколько часов до его смерти. В подтверждение своих слов она ссылалась, среди прочего, на рапорт сотрудника Куз. от 16 ноября 2009 г. (см. выше § 93) и на второе заключение комиссии медицинских экспертов от 15 июня 2011 г. (см. выше § 132). Она также указывала на многочисленные несовпадения и пробелы в объяснениях событий властями и утверждала, что расследование не являлось независимым, беспристрастным, безотлагательным и тщательным и было закрыто от общественности.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

228. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что вторая заявительница может утверждать, что она является жертвой рассматриваемых нарушений по смыслу статьи 34 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Чакыджи против Турции" (Сakici v. Turkey), жалоба N 23657/94, ECHR 1999-IV, §§ 88-93, Постановление Европейского Суда по делу "Де Дондер и де Клиппель против Бельгии" (De Donder and De Clippel v. Belgium) от 6 декабря 2011 г., жалоба N 8595/06, §§ 53-62, Постановление Европейского Суда по делу "Ренольд против Франции" (Renolde v. France) от 16 октября 2008 г., жалоба N 5608/05, § 69).

229. Европейский Суд также считает, что рассматриваемая жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

(а) Общие принципы

230. Применимые общие принципы кратко изложены в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Буид против Бельгии" (Bouyid v. Belgium) (жалоба N 23380/09* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 2 (примеч. редактора).), ECHR 2015, §§ 81-88) и в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мустафа Тунч и Фэджире Тунч против Турции" (Mustafa Tunc and Fecire Tunc v. Turkey) от 14 апреля 2015 г., жалоба N 24014/05* (* См.: там же. N  7 (примеч. редактора).), §§ 169-182).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

(i) Достоверность утверждений второй заявительницы и презумпция фактов

231. Сторонами не оспаривается, что 16 ноября 2009 г., во время содержания под стражей, заявитель получил несколько синяков и ссадин на запястьях, руках и на левой ноге. Согласно заключениям медицинских экспертов травмы были нанесены твердым тупым предметом. Не исключалось, что этим предметом могла быть резиновая дубинка (см. выше § 134). Следовательно, Европейский Суд полагает, что имеются основания для утверждений о том, что телесные повреждения могли быть нанесены заявителю сотрудниками следственного изолятора.

232. Вышесказанного достаточно, чтобы обосновать презумпцию в пользу версии событий в изложении второй заявительницы и убедить Европейский Суд в том, что ее жалобы на жестокое обращение с заявителем в следственном изоляторе являются достоверными. Рапорт о применении резиновой дубинки, на который ссылалась вторая заявительница (см. выше § 84), является еще одним доводом в пользу именно ее версии событий и усиливает презумпцию фактов, изложенную в предыдущем параграфе.

(ii) Было ли проведено эффективное расследование по жалобе на жестокое обращение

233. Европейский Суд убежден в том, что предварительная проверка, начатая вскоре после смерти заявителя, и некоторые важные следственные действия, такие как осмотр места происшествия и вскрытие, были проведены достаточно быстро (см. выше §§ 96 и 97). В ходе указанных следственных действий на теле заявителя были обнаружены травмы. Записи об этих телесных повреждениях, а также о возможной черепно-мозговой травме в свидетельстве о смерти (см. выше § 93) в совокупности с указанием в записях на применение резиновой дубинки должны были вызвать у властей вопросы относительно применения силы к заявителю.

234. Однако власти не рассмотрели данный вопрос. Решение о прекращении уголовного дела не содержало объяснения игнорирования доказательств жестокого обращения с заявителем, таких как записей о применении резиновой дубинки и данных свидетельства о смерти (см. выше § 93). Следственные органы не предприняли никаких усилий, чтобы выяснить причины расхождений между имевшимися доказательствами и выводами в своем постановлении о прекращении производства по делу, например, между рапортом сотрудника следственного изолятора о применении резиновой дубинки к заявителю и выводом следователя о том, что никакое специальные средства, за исключением наручников, к С.Л. Магнитскому не применялись. Также не был дан ответ на вопрос, почему в свидетельстве о смерти указывалась закрытая черепно-мозговая травма (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Михаил Николаев против Российской Федерации" (Mikhail Nikolayev v. Russia) от 6 декабря 2016 г., жалоба N 40192/06, § 99).

235. Европейскому Суду известно, что власти Российской Федерации исследовали происхождение как минимум части имевшихся у заявителя телесных повреждений. В частности, они пришли к выводу, что травмы были "нанесены самим [заявителем] в ходе агрессивного и ненадлежащего поведения". Европейский Суд не согласен с этим объяснением. Данный вывод сформулирован в крайне расплывчатых выражениях и не был подтвержден какими-либо доказательствами. Ни один из свидетелей, допрошенных в ходе проверки, не видел, чтобы заявитель причинял бы себе телесные повреждения. Свидетели только сообщили, что заявитель метался по камере и ударил медицинской кушеткой о решетку камеры. Ни одно из этих действий не имело причинно-следственной связи с возможным происхождением телесных повреждений у заявителя.

236. Европейский Суд повторяет, что власти Российской Федерации не привели каких-либо доводов относительно качества расследования по жалобе на жестокое обращение с заявителем со стороны сотрудников следственного изолятора. С учетом указанных выше выводов и в отсутствие веских доводов со стороны властей Российской Федерации, которые могли бы оправдать ошибки соответствующих представителей власти, Европейский Суд приходит к заключению о том, что следственные органы не пытались в действительности прояснить события, которые произошло за несколько часов до смерти С.Л. Магнитского. В связи с этим Европейский Суд полагает, что расследование не было тщательным и эффективным. Следовательно, расследование по факту предполагаемого жестокого обращения с С.Л. Магнитским во время его содержания под стражей, а именно перед смертью, не отвечало требованиям статьи 3 Конвенции. Европейский Суд не считает необходимым рассматривать далее, были ли властями Российской Федерации соблюдены в ходе расследования другие гарантии указанного конвенционного положения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Нина Куценко против Украины" (Nina Kutsenko v. Ukraine) от 18 июля 2017 г., жалоба N 25114/11, § 154).

(iii) Предоставили ли власти Российской Федерации объяснение, способное поставить под сомнение версию событий, изложенную второй заявительницей

237. Власти Российской Федерации согласились с выводами следствия о том, что травмы заявителя не были нанесены ему сотрудниками следственного изолятора, а что он сам нанес себе эти повреждения вследствие своих агрессивных действий.

238. В § 235 настоящего Постановления Европейский Суд уже подчеркнул ненадлежащий характер такого невнятного объяснения в ответ на достоверные жалобы о жестоком обращении. В своих замечаниях власти Российской Федерации не представили более убедительного или подробного ответа относительно происхождения телесных повреждений у заявителя.

239. Таким образом, Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации не исполнили возложенное на них бремя доказывания. В связи с этим он принимает версию событий в изложении второй заявительницы и устанавливает, что 16 ноября 2009 г. С.Л. Магнитский подвергался жестокому обращению со стороны сотрудников следственного изолятора.

(iv) Правовая классификация обращения

240. Принимая во внимание умышленный характер жестокого обращения, характер травм и уровень страданий, причиненных заявителю, Европейский Суд считает, что рассматриваемое жестокое обращение являлось бесчеловечным и унижающим достоинство обращением (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кондаков против Российской Федерации" (Kondakov v. Russia) от 2 мая 2017 г., жалоба N 31632/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 8 (примеч. редактора).), § 37, Постановление Европейского Суда по делу "Ситников против Российской Федерации" (Sitnikov v. Russia) от 2 мая 2017 г., жалоба N 14769/09* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2018. N 2 (примеч. редактора).), § 42, и Постановление Европейского Суда по делу "Береснев против Российской Федерации" (Beresnev v. Russia) от 18 апреля 2013 г., жалоба N 37975/02* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 4 (примеч. редактора).), § 112).

(v) Вывод

241. Следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом и процессуально-правовом аспектах.

VII. Предполагаемое нарушение статьи 2 Конвенции

242. Ссылаясь на статьи 2 и 3 Конвенции, обе заявительницы утверждали, что власти Российской Федерации не обеспечили заявителя медицинской помощью и, таким образом, несли ответственность за его смерть. Вторая заявительница также утверждала, что расследование по факту смерти заявителя не отвечало требованиям Конвенции.

243. Европейский Суд полагает, что указанные жалобы должны быть рассмотрены в свете позитивного обязательства, предусмотренного статьей 2 Конвенции, соответствующие положения которой гласят следующее:

"1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом...".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

244. Власти Российской Федерации утверждали, что заявителю была оказана надлежащая медицинская помощь в следственных изоляторах. В частности, 7 октября и 13 ноября 2009 г. его помещали в медицинскую часть изолятора. Как только его состояние здоровья стало критическим 16 ноября 2009 г., сотрудники следственного изолятора подготовили перевод заявителя в больницу изолятора. В тот же день поздно вечером состояние здоровья заявителя внезапно ухудшилось, и через несколько часов он умер.

245. Власти Российской Федерации также утверждали, что расследование качества оказанной заявителю медицинской помощи было эффективным и тщательным. В частности, были допрошены более 50 свидетелей и проведено более 20 экспертных исследований. Эти доказательства выявили некоторые недостатки в работе медицинских сотрудников. Например, в медицинской карте заявителя, которую вели медицинские работники, имелся большой пробел (врачи не вносили регулярно записи о состоянии его здоровья), заявителю не было проведено ультразвуковое исследование, и его не осмотрел хирург. Врач Л. поздно поставила заявителю правильный диагноз, а врач А.Г. не дала заявителю надлежащего успокоительного, не поставила капельницу и не провела кардиостимуляционную терапию 16 ноября 2009 г. Однако заболевание заявителя было трудно диагностировать, и отсутствовала причинно-следственная связь между указанными недостатками в работе врачей и смертью заявителя. Уголовное дело в отношении врача Д.К. по факту халатности завершилось постановлением оправдательного приговора. Врач Л., которую обвинили в причинении смерти заявителю, не была привлечена к уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности уголовного преследования.

246. Власти Российской Федерации отметили, что обе заявительницы все еще могли подать против врача Л. гражданский иск о компенсации ущерба. Поскольку они этого не сделали, их жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции в ее материально-правовом аспекте должны быть отклонены в связи с неисчерпанием внутригосударственных средств правовой защиты.

2. Заявительницы

247. Заявительницы оспаривали возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты. Ссылаясь на Постановление Европейского Суда по делу "Петрович против Сербии" (Petrovic v. Serbia) (от 15 июля 2014 г., жалоба N 40485/08), они утверждали, что гражданско-правовое средство защиты не могло обеспечить надлежащее возмещение в их случае. Если государству будет разрешено ограничить ответственность за случаи умышленных жестоких действий представителей государства, приведших к смерти лица, только выплатой компенсации, без принятия соответствующих действий по привлечению к ответственности и наказанию виновных, указанные представители государства смогут злоупотреблять предоставленными им правами, оставаясь фактически безнаказанными. Несмотря на свою основополагающую значимость, общий правовой запрет убийства и пыток и бесчеловечного и унижающего обращения станет неэффективным на практике (см. ibid.).

248. Что касается существа дела, обе заявительницы указали на многочисленные ошибки в действиях органов государственной власти, подчеркнув, в частности, отсутствие надлежащих диагностических мер и непроведение плановой хирургической операции. Заявительницы также обратили внимание Европейского Суда на ненадлежащий и несвоевременный ответ соответствующих должностных лиц на критическое ухудшение состояния здоровья заявителя 16 ноября 2009 г., включая запоздалое обращение в службу скорой медицинской помощи, отсутствие у бригады психиатрической помощи возможности пройти к заявителю сразу же, как только они приехали, и тот факт, что заявителя оставили умирать одного в камере.

249. Заявительницы утверждали, что расследование не отвечало требованиям беспристрастности, независимости, незамедлительности, эффективности и прозрачности. В частности, следственные органы не были независимы от должностных лиц, которых заявитель обвинял в мошенничестве, следователь был пристрастен и не расследовал дело эффективно. Следователь не смог обеспечить проведение надлежащего вскрытия, получить записи с камер наблюдения CCTV с места событий 16 ноября 2009 г., не допросил каждого сотрудника бригады скорой медицинской помощи и не объяснил несоответствия между различными доказательствами.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

250. Европейский Суд напоминает, что, когда речь шла о предполагаемом нарушении права на жизнь, конвенционные органы принимали жалобы от родственников погибших лиц (см. Постановление Европейского Суда по делу "Карпыленко против Украины" (Karpylenko v. Ukraine) от 11 февраля 2016 г., жалоба N 15509/12, § 73, Постановление Европейского Суда по делу "Шемси Ёнен против Турции" (Semsi Onen v. Turkey) от 14 мая 2002 г., жалоба N 22876/93). Таким образом, первая заявительница, вдова С.Л. Магнитского, и вторая заявительница, мать С.Л. Магнитского, могут подавать жалобу на нарушение статьи 2 Конвенции в связи со смертью С.Л. Магнитского во время его нахождения под стражей.

251. Европейский Суд отмечает довод властей Российской Федерации о том, что заявительницы должны были бы потребовать компенсации ущерба от врача Л. после прекращения производства по уголовному делу в отношении Л.

252. Европейский Суд ранее приходил к выводу, что, если имеется несколько средств правовой защиты, от заявителя не требуется использовать более одного из них, и обычно сам заявитель решает, какое доступное средство правовой защиты ему следует использовать (см. Постановление Европейского Суда по делу "Копривникар против Словении" (Koprivnikar v. Slovenia) от 24 января 2017 г., жалоба N 67503/13, § 35, Постановление Европейского Суда по делу "Скоритс против Венгрии" (Szkуrits v. Hungary) от 16 сентября 2014 г., жалоба N 58171/09, § 23, Постановление Европейского Суда по делу "Абди против Соединенного Королевства" (Abdi v. United Kingdom) от 9 апреля 2013 г., жалоба N 27770/08, § 50, и "Карако против Венгрии" (Karakу v. Hungary) от 28 апреля 2009 г., жалоба N 39311/05, § 14).

253. В деле "Мостипан против Российской Федерации" (Mostipan v. Russia) (Постановление Европейского Суда от 16 октября 2014 г., жалоба N 12042/09* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2014. N 12 (примеч. редактора).), § 41), в котором заявительница просила следственные органы возбудить уголовное дело против предполагаемых виновных лиц, Европейский Суд согласился с тем, что заявительница не была обязана подавать отдельный гражданский иск в связи с предполагаемым бездействием органов обвинения. Аналогичный подход был применен в деле "Роигас против Эстонии" (Rхigas v. Estonia) (Постановление Европейского Суда от 12 сентября 2017 г., жалоба N 49045/13, §§ 73-83).

254. В настоящем деле, в котором обе заявительницы активно участвовали в производстве по уголовному делу по факту смерти заявителя (см. выше §§ 106, 112, 121 и 122), было бы чрезмерным требовать от них использовать гражданско-правовое средство защиты после того, как уголовно-правовое средство оказалось неэффективным. Это особенно верно ввиду отсутствия доказательств того, что указанное властями Российской Федерации гражданско-правовое средство защиты отвечало бы требованиям эффективности (см., mutatis mutandis, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Коряк против Российской Федерации", § 91). Таким образом, Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации относительно неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты.

255. Европейский Суд далее отмечает, что рассматриваемая жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

(а) Выполнение властями государства своего обязательства по защите жизни

(i) Общие принципы

256. Соответствующие общие принципы кратко изложены в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Общественная организация "Центр правовых ресурсов" в интересах Валентина Кэмпеану против Румынии" (Centre for Legal Resources on behalf of Valentin Cвmpeanu v. Romania) (жалоба N 47848/08* (* См.: там же. 2017. N 12 (примеч. редактора).), ECHR 2014, §§ 130-131), в Постановлении Европейского Суда по делу "Карсакова против Российской Федерации" (Karsakova v. Russia) (от 27 ноября 2014 г., жалоба N 1157/10* (* См.: там же. 2015. N 5 (примеч. редактора).), §§ 46-49), в Постановлении Европейского Суда по делу "Геппа против Российской Федерации" (Geppa v. Russia) (от 3 февраля 2011 г., жалоба N 8532/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 9 (примеч. редактора).), §§ 68-72), а также в Постановлении Европейского Суда по делу "Слимани против Франции" (Slimani v. France) (жалоба N 57671/00, ECHR 2004-IX (извлечения), §§ 27-32).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

257. Сначала Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации сделали два заявления. С одной стороны, они настаивали на том, что заявитель получил необходимое лечение в следственном изоляторе, и, с другой стороны, они перечисляли большое количество недостатков, допущенных при оказании заявителю медицинской помощи (см. выше §§ 244 и 245), добавив, что в любом случае ни одна из ошибок не являлась причиной смерти С.Л. Магнитского.

258. Европейский Суд полагает, что значительное количество доказательств медицинского характера демонстрирует, что полученная заявителем во время его содержания под стражей медицинская помощь являлась ненадлежащей.

259. Во-первых, экспертные заключения свидетельствуют о том, что заявителю не были проведены основные анализы и обследования, включая ультразвуковое обследование (см. выше §§ 101 и 128), электрокардиограмму (см. выше § 128), анализы мочи и крови (см. выше §§ 127 и 128). В результате медицинский персонал слишком поздно узнал о тяжести состояния здоровья заявителя, и ему не хватило времени для эффективного лечения заявителя.

260. Во-вторых, заявителя так и не осмотрел хирург, несмотря на то, что такая консультация была назначена 24 августа 2009 г. (см. выше §§ 68 и 1010). Данная консультация была особо важна ввиду постоянно ухудшавшегося состояния заявителя, проявлявшегося, среди прочего, в усилении у него боли. Именно хирург должен был оценить состояние здоровья заявителя и оказанное ему необходимое лечение, такое как срочная операция по удалению желчного пузыря, и, таким образом, выполнить применительно к критическому состоянию С.Л. Магнитского решение от июля 2009 года о проведении этой процедуры позднее "в плановом порядке". С учетом экспертных заключений отсутствие консультации хирурга и как итог непроведение операции в необходимые сроки, также могли оказать значительное влияние на наступление смерти заявителя.

261. В-третьих, заявителя, тяжело больного человека, страдавшего от постоянных болей и других симптомов заболеваний, содержали в Следственном изоляторе N ИЗ-77/2, который не мог предоставить заявителю необходимую медицинскую помощь в связи с недостатком персонала (см. выше §§ 70 и 114). Вместе с тем не велось каких-либо значимых медицинских записей, и в первые шесть недель содержания заявителя в изоляторе ему не предоставлялось никакого лечения (см. выше §§ 66, 128 и 245). Положение заявителя усугублялось переполненностью изолятора (см. выше § 100).

262. Кроме того, Европейский Суд признает особенно неэффективными попытки властей Российской Федерации по разрешению чрезвычайной ситуации, сложившейся 16 ноября 2009 г., которая привела к смерти заявителя. Должностные лица следственного изолятора не смогли надлежащим образом отреагировать на сложившуюся ситуацию. Европейский Суд повторяет, что решение о срочном направлении заявителя в медицинскую часть Следственного изолятора N ИЗ-77/1 было принято 16 ноября 2009 г., в 9.30. Однако только в 14.30 того же дня заявителю была вызвана "скорая помощь". Хотя бригада врачей прибыла к зданию Следственного изолятора N ИЗ-77/2 менее чем за 30 минут, ей пришлось ждать сопровождающих на протяжении двух часов и 35 минут. Заявителя вывезли из Следственного изолятора N ИЗ-77/2 только в 17.10 (см. выше § 80). В отсутствие пояснений от властей Российской Федерации эти задержки представляются неразумно длительными и явно несоответствующими ситуации оказания неотложной медицинской помощи.

263. В заключение Европейский Суд подчеркивает отсутствие полных и последовательных медицинских записей о последних часах жизни заявителя (см. выше §§ 128 и 138). Европейский Суд также отмечает комментарии властей Российской Федерации о том, что С.Л. Магнитский не получил необходимого успокоительного препарата, внутривенной инъекции и ему не была проведена кардиостимуляционная терапия (см. выше § 245).

264. Что касается утверждений властей Российской Федерации о том, что отсутствовала причинно-следственная связь между смертью заявителя и какими-либо недостатками, выявленными в его лечении, Европейский Суд подчеркивает, что целью его рассмотрения настоящей жалобы является установление того, выполнили власти Российской Федерации или нет свою обязанность защитить жизнь заявителя путем своевременного оказания ему надлежащей медицинской помощи, а не наличие причинно-следственной связи, в существовании которой сомневались власти Российской Федерации (см. аналогичные доводы в Постановлении Европейского Суда по делу "Мустафаев против Азербайджана" (Mustafayev v. Azerbaijan) от 4 мая 2017 г., жалоба N 47095/09, § 65).

265. С учетом обстоятельств настоящего дела Европейский Суд приходит к выводу, что, лишив С.Л. Магнитского необходимой медицинской помощи, власти Российской Федерации необоснованно поставили жизнь заявителя под угрозу. Таким образом, власти Российской Федерации не выполнили позитивное обязательство, предусмотренное статьей 2 Конвенции.

(b) Выполнение властями Российской Федерации своего обязательства по проведению эффективного расследования

(i) Общие принципы

266. Применимые общие принципы кратко изложены в упоминавшихся выше Постановлениях Европейского Суда по делам "Нина Куценко против Украины", §§ 124-130, "Мустафаев против Азербайджана", §§ 71-73, и "Геппа против Российской Федерации", § 86.

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

267. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что через несколько часов после смерти заявителя были предприняты меры по сохранению доказательств происшествия. В частности, следователь осмотрел место происшествия и постановил провести вскрытие (см. выше §§ 96 и 97). В отличие от многих других дел, в которых Европейский Суд критиковал власти Российской Федерации за их неспособность незамедлительно инициировать уголовное расследование по жалобам на жестокое обращение (см. Постановление Европейского Суда по делу "Смоленцев против Российской Федерации" (Smolentsev v. Russia) от 25 июля 2017 г., жалоба N 46349/09* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 6 (примеч. редактора).), § 73, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ситников против Российской Федерации", §§ 36-39, и Постановление Европейского Суда по делу "Ляпин против Российской Федерации" (Lyapin v. Russia) от 24 июля 2014 г., жалоба N 46956/09* (* См.: там же. 2015. N 6 (примеч. редактора).), § 137) и, несмотря на тот факт, что следственные органы изначально не установили состава преступления в деле заявителя (см. выше § 103), уголовное дело было возбуждено через восемь дней после его смерти. Данный срок не кажется неразумным.

268. В то же время Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации не продемонстрировали необходимую эффективность при рассмотрении дела. Принимая во внимание выводы заключения неправительственной организации "Врачи за права человека" (см. выше §§ 136-138), Европейский Суд отмечает, что заключение о вскрытии, которое имело основополагающее значение при установлении обстоятельств смерти заявителя, было поверхностным. Например, для токсикологического исследования не были собраны образцы глазной жидкости и мочи, не были исследованы желчный пузырь и прокол в основании языка, а исследования сердца, мозга и легких были недостаточно тщательными. Таким образом, важные вопросы остались неразрешенными (см. для сравнения Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, ECHR 2000-VII, § 106, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Йалуд против Нидерландов" (Jaloud v. Netherlands), жалоба N 47708/08, ECHR 2014, §§ 212-216). Хотя определенные недостатки могли быть в какой-то степени исправлены дополнительными медицинскими исследованиями, соответствующее ходатайство второй заявительницы было отклонено (см. выше § 97). По мнению Европейского Суда, это сильно повлияло на эффективность расследования в целом.

269. Европейский Суд далее отмечает, что 25 ноября 2009 г., на следующий день после возбуждения уголовного дела, адвокат заявителя просил следственные органы обеспечить сохранность видеозаписей событий 16 ноября 2009 г. (см. выше § 106). Однако только в феврале 2011 года следователь запросил администрацию следственного изолятора представить записи с камер CCTV (см. выше § 110). По-видимому, в результате была утрачена возможность получения еще одного важного доказательства (см. для сравнения упоминавшееся Постановление Европейского Суда по делу "Ситников против Российской Федерации", § 36, Постановление Европейского Суда по делу "Орлов и другие против Российской Федерации" (Orlov and Others v. Russia) от 14 марта 2017 г., жалоба N 5632/10, § 102, Постановление Европейского Суда по делу "Мутаева и Исмаилова против Российской Федерации" (Mutayeva and Ismailova v. Russia) от 21 июня 2016 г., жалоба N 33539/12* (* См.: там же. 2017. N 2 (примеч. редактора).), § 67).

270. Европейский Суд также отмечает поверхностное отношение, продемонстрированное в постановлении от 19 марта 2013 г. о прекращении производства по делу о вопросе об обстоятельствах смерти С.Л. Магнитского. Следственные органы не оценили надлежащим образом реакцию медицинского персонала на резкое ухудшение состояния здоровья заявителя 16 ноября 2009 г. В частности, следователи проигнорировали задержку с вызовом "скорой помощи" и с переводом С.Л. Магнитского в Следственный изолятор N ИЗ-77/1 (см. выше §§ 79 и 80), а также несвоевременный допуск к заявителю бригады скорой психиатрической помощи (см. выше § 87). Следственные органы также не установили с достаточной степенью точности события последних часов жизни С.Л. Магнитского.

271. Кроме того, Европейский Суд полагает, что прекращение уголовного дела в отношении врача Л. в связи с истечением установленных законом сроков давности является самым серьезным проявлением неэффективности расследования. Уголовное дело в отношении врача Л. было прекращено даже при том, что власти Российской Федерации установили, что врач не отнеслась надлежащим образом к медицинским потребностям заявителя вследствие недостаточной медицинской квалификации (см. выше §§ 114 и 116). Европейский Суд уже установил в ряде дел, когда отсутствие усердия со стороны властей государства-ответчика приводило к истечению сроков давности уголовного преследования, что эффективность расследования считалась необратимо нарушенной, а цель эффективной защиты от актов жестокого обращения недостигнутой (см. среди многих прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "В.К. против Российской Федерации" (V.K. v. Russia) от 7 марта 2017 г., жалоба N 68059/13* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 7 (примеч. редактора).), § 189, Постановление Европейского Суда по делу "Изджи против Турции" (Izci v. Turkey) от 23 июля 2013 г., жалоба N 42606/05, § 72, Постановление Европейского Суда по делу "Языджи и другие против Турции (N 2)" (Yazici and Others v. Turkey) (N 2) от 23 апреля 2013 г., жалоба N 45046/05, § 27, Постановление Европейского Суда по делу "Аблязов против Российской Федерации" (Ablyazov v. Russia) от 30 октября 2012 г., жалоба N 22867/05, §§ 57 и 59* (* См.: там же. 2015. N 5 (примеч. редактора).), Постановление Европейского Суда по делу "Никифоров против Российской Федерации" (Nikiforov v. Russia) от 1 июля 2010 г., жалоба N 42837/04* (* См.: там же. 2011. N 7 (примеч. редактора).), § 54, и Постановление Европейского Суда по делу "Беганович против Хорватии" (Beganovic v. Croatia) от 25 июня 2009 г., жалоба N 46423/06, § 85). Как и в вышеупомянутых делах, истечение сроков давности уголовного преследования необратимо нарушило эффективность расследования и в настоящем деле.

272. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд считает, что власти Российской Федерации не провели эффективного уголовного расследования по факту предполагаемой медицинской халатности, приведшей к смерти заявителя. Исходя из этого Европейский Суд делает вывод о том, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в ее процессуально-правовом аспекте. Следовательно, Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость рассматривать вопрос о том, отвечали ли иные аспекты расследования требованиям Конвенции.

VIII. Предполагаемые нарушения пунктов 1 и 2 статьи 6 Конвенции

273. Заявительницы утверждали, что уголовное дело в отношении заявителя и его посмертное признание виновным нарушали пункт 1 статьи 6 Конвенции. Кроме того, вторая заявительница утверждала, что обвинительный приговор, вынесенный заявителю, нарушил презумпцию невиновности, гарантированную пунктом 2 статьи 6 Конвенции. В частях, относящихся к настоящему делу, положения статьи 6 Конвенции предусматривают следующее:

"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...

2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком...".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

274. Власти Российской Федерации утверждали, что уголовное дело в отношении С.Л. Магнитского было возобновлено в интересах заявительниц, которые не согласились с прекращением рассмотрения дела, настаивали на ложном обвинении С.Л. Магнитского и требовали восстановить его честное имя. Власти Российской Федерации подчеркивали, что заявительницы могли бы завершить производство по делу в отношении С.Л. Магнитского, согласившись на прекращение дела. Однако власти не получили такого согласия, поэтому они были вынуждены продолжать рассматривать дело.

275. Власти Российской Федерации также указывали, что у следственных органов не было иного выбора, кроме как передать дело в суд для рассмотрения по существу, поскольку только суд имел полномочия принимать решение о виновности или невиновности С.Л. Магнитского. Заявительницам была предоставлена возможность участвовать в судебном разбирательстве, но они отказались ею воспользоваться. Права С.Л. Магнитского были надлежащим образом защищены назначенным судом адвокатом. Заявительницы не обжаловали приговор суда. С учетом вышеизложенного власти Российской Федерации были убеждены в том, что эта жалоба являлась явно необоснованной, которая должна была быть отклонена.

2. Заявительницы

276. Заявительницы не согласились с доводами властей Российской Федерации. Они утверждали, что продолжение производства по уголовному делу после смерти заявителя было инициировано против их воли. Заявительницы хотели, чтобы производство по делу было прекращено. Расследование и судебное разбирательство, проведенные после смерти заявителя, не были справедливыми и нарушали принцип презумпции невиновности, поскольку он не мог лично представить свое дело, заявить о своей невиновности, допросить свидетелей и прочее. Отказ в правосудии был особо явным, поскольку С.Л. Магнитский умер, когда производство по его уголовному делу находилось еще на начальных этапах расследования. Заявительницы ссылались на Постановление Конституционного Суда Российской Федерации N 16-П, согласно которому продолжение рассмотрение уголовного дела после смерти обвиняемого допускалось, только по запросу членов семьи умершего с целью реабилитации. Однако целью рассмотрения уголовного дела в отношении С.Л. Магнитского было признание его виновным.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

277. Власти Российской Федерации не возражали против признания заявительниц жертвами нарушения Конвенции. Однако Европейский Суд полагает, что необходимо рассмотреть вопрос о том, могут ли заявительницы утверждать, что они являются жертвами предполагаемых нарушений.

278. Европейский Суд постановил, что, если подаче жалобы в Европейский Суд предшествует смерть или исчезновение непосредственной жертвы нарушения конвенционных прав, любое близкое жертве лицо имеет право поддержать соответствующую жалобу, в частности, если речь идет о нарушениях статей 2 и 3 Конвенции. Европейский Суд также приходил к выводу, что в исключительных случаях близкий родственник может поддержать жалобу на нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, если она связана с жалобой на нарушение статьи 2 Конвенции, касающимися смерти или исчезновения жертв, влекущими ответственность властей государства-ответчика (см. Постановление Европейского Суда по делу "Лыкова против Российской Федерации" (Lykova v. Russia) от 22 декабря 2015 г., жалоба N 68736/11* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2016. N 4 (примеч. редактора).), §§ 63-66, и Постановление Европейского Суда по делу "Хайруллина против Российской Федерации" (Khayrullina v. Russia) от 19 декабря 2017 г., жалоба N 29729/09, § 91). Аналогичные рассуждения применимы и к жалобам на нарушение статьи 6 Конвенции, если соблюдены вышеуказанные критерии, то есть если заявитель умер в ходе рассмотрения возбужденного в отношении его/ее уголовного дела и обстоятельства смерти указывают на ответственность властей государства-ответчика.

279. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что он установил, что С.Л. Магнитский умер во время его содержания под стражей, после того, как он был лишен важной для него медицинской помощи, в нарушение позитивного обязательства властей Российской Федерации, предусмотренного статьей 2 Конвенции (см. выше § 265). Заявителя заключили под стражу в рамках уголовного дела, рассмотрение которого завершилось уже после его смерти постановлением обвинительного приговора (см. выше § 157). Европейский Суд полагает, что жалобы заявительниц на нарушение статьи 6 Конвенции в связи с проведением судебного разбирательства по делу заявителя уже после его смерти имеют достаточное отношение к смерти их родственника, заявителя, поэтому заявительниц можно считать жертвами предполагаемых нарушений.

2. Существо жалобы

(а) Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции

280. Основополагающим аспектом права на справедливое судебное разбирательство является то, что производство по уголовному делу должно иметь состязательный характер и должен соблюдаться принцип равенства между сторонами обвинения и защиты. Европейский Суд заключал, что в интересах справедливого и отвечающего закону уголовного процесса крайне важно, чтобы подсудимый присутствовал в зале судебных заседаний (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кашлев против Эстонии" (Kashlev v. Estonia) от 26 апреля 2016 г., жалоба N 22574/08, § 37, Постановление Европейского Суда по делу "Лала против Нидерландов" (Lala v. Netherlands) от 22 сентября 1994 г., Series A, N 297-A, § 33, и Постановление Европейского Суда по делу "Пуатримоль против Франции" (Poitrimol v. France) от 23 ноября 1993 г., Series A, N 277-A, § 35), и что обязанность гарантировать право подсудимого по уголовному делу присутствовать в зале суда либо при первом, либо при повторном рассмотрении дела является одним из основополагающих требований статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Стоичков против Болгарии" (Stoichkov v. Bulgaria) от 24 марта 2005 г., жалоба N 9808/02, § 56). Хотя это прямо не указано в пункте 1 статьи 6 Конвенции, объект и цель статьи 6 Конвенции, рассмотренные в целом, свидетельствуют о том, что лицо, "которому предъявлено уголовное обвинение", имеет право принимать участие в судебном заседании (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Херми против Италии" (Hermi v. Italy), жалоба N 18114/02, ECHR 2006-XII, § 59). Отказ возобновить производство по делу, рассмотренному в отсутствие подсудимого, без какого-либо указания на то, что подсудимый явно отказался от своего права присутствовать на судебном заседании, был признан "прямым отказом в доступе к правосудию", что делало производство по делу "явно противоречащим положениям статьи 6 Конвенции или закрепленным в статье принципам" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сейдович против Италии" (Sejdovic v. Italy), жалоба N 56581/00, ECHR 2006-II, § 84, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Стоичков против Болгарии", §§ 54-58).

281. Суд над умершим лицом неизбежно противоречит приведенным выше принципам, поскольку по самой своей природе он несовместим с принципом равенства сторон и всеми гарантиями справедливого судебного разбирательства. Более того, очевидно, что невозможно назначить наказание умершему лицу, и как минимум в этом отношении уголовное судопроизводство заходит в тупик. Любое примененное к умершему лицу наказание будет являться нарушение достоинства этого лица. В заключение суд над умершим лицом противоречит объекту и цели статьи 6 Конвенции, а также принципам добросовестности и эффективности, содержащимся в этой статье Конвенции.

282. Обращаясь к доводам властей Российской Федерации, Европейский Суд соглашается с тем, что может возникнуть необходимость рассмотрения уголовного дела даже в отношении умершего лица, в частности, в случае реабилитационных процедур, целью которых является исправить незаконное осуждение. Европейский Суд повторяет доводы заявительниц о том, что они никогда не давали согласия на продолжение рассмотрения уголовного дела в отношении С.Л. Магнитского и что поэтому решение властей Российской Федерации о дальнейшем рассмотрении этого дела противоречило положениям УПК РФ в толковании Постановления Конституционного Суда Российской Федерации N 16-П (см. выше § 167). Признавая важную роль Конституционного Суда Российской Федерации в установке правил проведения судебного разбирательства после смерти подсудимого, а также не упуская из виду ссылку Конституционного Суда Российской Федерации на реабилитацию как на цель продолжения производства по делу (см. выше § 169), Европейский Суд не считает необходимым рассматривать данный довод заявительниц. Европейский Суд полагает, что судебное рассмотрение должно быть свободно от каких-либо рисков посмертного осуждения человека, чья вина не была установлена судом, пока человек был жив.

283. С учетом вышеизложенных рассуждений Европейский Суд приходит к выводу о том, что рассмотрение уголовного дела в отношении С.Л. Магнитского после его смерти и постановление в отношении него обвинительного приговора нарушали требования пункта 1 статьи 6 Конвенции вследствие их явной несправедливости. Следовательно, Европейский Суд полагает, что имело место нарушение указанного положения Конвенции.

(b) Предполагаемое нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции

284. Европейский Суд отмечает, что основополагающим правилом уголовного права является то, что уголовная ответственность не может "пережить" лицо, совершившее уголовно наказуемое деяние (см. для сравнения Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Компания G.I.E.M. С.р.л. и другие против Италии" (G.I.E.M. S.r.l. and Others v. Italy) от 28 июня 2018 г., жалоба N 1828/06 и две другие жалобы* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 9 (примеч. редактора).), §§ 271-272, приведенное выше Постановление Европейского Суда по делу "Вулах и другие против Российской Федерации" (Vulakh and Others v. Russia), § 34* (* Так в тексте. По-видимому, допущена техническая ошибка. Дело "Вулах и другие против Российской Федерации" от 10 января 2012 г., жалоба N  33468/03, упоминается в §  284 настоящего Постановления впервые. См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N  2 (примеч. переводчика).), Постановление Европейского Суда по делу "A.P., M.P. и T.P. против Швейцарии" (A.P., M.P. and T.P. v. Switzerland) от 29 августа 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997-V, §§ 46 и 48, Постановление Европейского Суда по делу "E.L., R.L. и J.O.-L. против Швейцарии" (E.L., R.L. and J.O.-L. v. Switzerland) от 29 августа 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997-V, §§ 51 и 53), и что это правило является гарантией презумпции невиновности, закрепленной в пункте 2 статьи 6 Конвенции (сравни с приведенным выше Постановлением Европейского Суда по делу "A.P., M.P. и T.P. против Швейцарии" (A.P., M.P. and T.P. v. Switzerland), § 48, и Постановлением Европейского Суда по делу "E.L., R.L. и J.O.-L. против Швейцарии" (E.L., R.L. and J.O.-L. v. Switzerland), § 53). В настоящем деле упомянутое правило было нарушено, поскольку заявитель не предстал перед судом и был осужден посмертно. Принимая во внимание вышеизложенное и вывод, сделанный в § 281 настоящего Постановления, о том, что суд над мертвым человеком неизбежно нарушает все гарантии, содержащиеся в статье 6 Конвенции, Европейский Суд приходит к выводу, что имело место нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции.

IX. Применение статьи 41 Конвенции

285. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

А. Ущерб

286. Обе заявительницы требовали выплатить им компенсацию морального вреда, оставив определение размера суммы компенсации на усмотрение Европейского Суда.

287. Власти Российской Федерации также оставили данный вопрос на усмотрение Европейского Суда.

288. Европейский Суд присуждает заявительницам совместно 34 000 евро по данному основанию плюс любой налог, который может быть взыскан в этой суммы.

В. Судебные расходы и издержки

289. Заявительницы не представили требований о компенсации судебных расходов и издержек. Следовательно, Европейский Суд не присуждает им каких-либо сумм по данному основанию.

С. Процентная ставка при просрочке платежей

290. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

X. Применение статьи 46 Конвенции

291. Заявительницы также просили Европейский Суд указать меры общего и индивидуального характера с целью помочь властям Российской Федерации выполнить их обязательства, вытекающие из вступившего в силу Постановления Европейского Суда. В частности, они призывали Европейский Суд просить власти Российской Федерации создать независимую комиссию по расследованию обстоятельств смерти С.Л. Магнитского, опубликовать официальное извинение за отказ в правосудии, внести изменения в УПК РФ с целью обеспечения эффективного доступа к независимому медицинскому обследованию, а также обеспечения сохранения доказательств, провести законодательную реформу для введения запрета на посмертное рассмотрение дел против воли родственников умершего обвиняемого/подсудимого. При этом заявительницы ссылались на статью 46 Конвенции.

292. Власти Российской Федерации не прокомментировали это требование.

293. В частях, относящихся к настоящему делу, статья 46 Конвенции устанавливает следующее:

"1. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами.

2. Окончательное постановление Суда направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за его исполнением".

294. Европейский Суд отмечает, что согласно статье 46 Конвенции Высокие Договаривающие Стороны обязуются исполнять вступившие в силу постановления Европейского Суда в каждом деле, в котором они являются ответчиком, исполнение постановлений контролируется Комитетом министров Совета Европы. Следовательно, inter alia, постановление, в котором Европейский Суд устанавливает нарушение Конвенции, налагает на власти государства-ответчика юридическое обязательство не только выплатить справедливую компенсацию заинтересованным лицам, но и избрать под контролем Комитета министров Совета Европы соответствующие меры индивидуального характера для выполнения своих обязательств по защите прав заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Глухакович против Хорватии" (Gluhakovc v. Croatia) от 12 апреля 2011 г., жалоба N 21188/09, § 85, и процитированные в нем дела).

295. Европейский Суд повторяет, что его постановления по сути носят декларативный характер и что в целом именно власти государства-ответчики должны выбирать под контролем Комитета министров Совета Европы способы, которые могут быть использованы в их правовом порядке для выполнения обязательств, налагаемых статьей 46 Конвенции, если такие меры соответствуют выводам, изложенным в соответствующем постановлении Европейского Суда (см. ibid., § 86, и процитированные в нем дела).

296. Только в исключительных случаях с целью помочь властям государства-ответчика выполнить свои обязательства, предусмотренные статьей 46 Конвенции, Европейский Суд будет указывать на типы мер индивидуального характера, которые можно принять для пресечения выявленных конвенционных нарушений (см. ibid., § 87, и процитированные в нем дела).

297. Принимая во внимание обстоятельства настоящего дела, Европейский Суд не считает необходимым указывать в настоящем Постановлении на какие-либо меры индивидуального или общего характера, которые власти Российской Федерации должны принять во исполнение настоящего Постановления.

На основании изложенного Европейский Суд единогласно:

1) решил объединить рассмотрение жалоб в одном производстве;

2) постановил, что первая заявительница обладает locus standi согласно статье 34 Конвенции участвовать в рассмотрении жалобы вместо заявителя;

3) объявил, что жалоба на нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции и поданные второй заявительницей жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции относительно условий содержания С.Л. Магнитского под стражей и на нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции относительно длительности содержания С.Л. Магнитского под стражей являются неприемлемыми для рассмотрения по существу, а в остальные жалобы - приемлемыми;

4) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания С.Л. Магнитского под стражей;

5) постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;

6) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с жестоким обращением с С.Л. Магнитским со стороны сотрудников следственного изолятора и отсутствием эффективного расследования данного инцидента;

7) постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в связи с неспособностью властей Российской Федерации защитить право С.Л. Магнитского на жизнь и провести эффективное расследование обстоятельств его смерти;

8) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции;

9) постановил, что имело место нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции;

10) постановил, что:

(a) власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявительницам совместно 34 000 (тридцать четыре тысячи) евро в качестве компенсации морального вреда плюс любой налог, который может быть взыскан с этой суммы. Денежные средства подлежат переводу в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты;

(b) по истечении указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанную сумму должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;

11) отклонил оставшуюся часть требований заявительниц, основанных на статье 46 Конвенции.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 27 августа 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Винсент А. де Гаэтано Председатель Палаты Суда