Постановление Европейского Суда по правам человека от 8 октября 2019 г. Дело "Уразбаев (Urazbayev) против Российской Федерации" (Жалоба N 13128/06) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Уразбаев (Urazbayev)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 13128/06)

Постановление Суда

Страсбург, 8 октября 2019 г.

По делу "Уразбаев против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Винсента А. де Гаэтано, Председателя Палаты Суда,

Пауло Пинто де Альбукерке,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Бранко Лубарды,

Алёны Полачковой,

Эрика Веннерстрёма, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 3 сентября 2019 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 13128/06, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Мухамеджаном Рамазановичем Уразбаевым (далее - заявитель) 13 февраля 2006 г.

2. Интересы заявителя, которому была предоставлена бесплатная юридическая помощь, представляла адвокат В.А. Бокарева, практикующая в г. Москве. Власти Российской Федерации первоначально были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

3. 16 октября 2013 г. жалоба в части, касающейся утверждений о принуждении брата заявителя путем применения к нему запрещенных методов проведения расследования к даче показаний против заявителя и их использования в качестве обвинительных доказательств против него, была коммуницирована властям Российской Федерации, а в остальной части жалоба была объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу в соответствии с пунктом 3 правила 54 Регламента Европейского Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

4. Заявитель родился в 1964 году и в настоящее время содержится под стражей в исправительной колонии в Курганской области.

A. Расследование уголовного дела по факту кражи и убийства сотрудника милиции

5. 6 мая 2002 г. было возбуждено уголовное дело по факту кражи скота в Катайском районе Курганской области. Представляется, что в совершении этой кражи подозревались заявитель и его брат У. (см., в частности, ниже §§ 21 и 26).

6. 9 мая 2002 г. с целью поимки и задержания воров на месте преступления была устроена милицейская засада. Во время этой засады был убит сотрудник милиции. В тот же день было возбуждено уголовное дело по факту убийства сотрудника милиции.

7. 10 мая 2002 г., около 9.00, сотрудниками отдела милиции по Катайскому району брат заявителя У. был задержан и помещен в камеру административно задержанных лиц. Официальной причиной его задержания являлось совершение административного правонарушения в виде нецензурной брани в общественных местах.

8. 11 мая 2002 г. судья Катайского районного суда Курганской области признал У. виновным в совершении вышеупомянутого правонарушения и назначил ему административное наказание в виде трех суток административного ареста.

9. Как будет установлено позднее, в период между 10 и 12 мая 2002 г. сотрудники милиции неоднократно допрашивали У. по поводу кражи скота и убийства их коллеги (см. ниже §§ 21 и 26).

10. 12 мая 2002 г. У. написал документ под названием "чистосердечное признание", в котором утверждал, что заявитель и он украли скот и что заявитель рассказал ему, что убил сотрудника милиции.

11. В тот же день, в 16.05, У. был официально задержан в качестве подозреваемого в совершении кражи скота. Согласно протоколам задержания и разъяснения прав У. хотел бы пользоваться с момента предъявления ему обвинения помощью защитника, которого ему пригласит его семья.

12. С 16.15 до 17.30 У. в отсутствие защитника был допрошен в качестве подозреваемого в совершении кражи и повторил то, что было им написано в "чистосердечном признании". Позднее в тот же день У. принял участие в осмотре места преступления, где подробно рассказал о краже и убийстве.

13. 13 мая 2002 г. У. сообщил назначенному ему защитнику, что хотел бы отказаться от показаний, данных им 12 мая 2002 г., поскольку они были получены путем принуждения в результате применения к нему пыток, и подал жалобу на жестокое обращение со стороны сотрудников милиции (см. ниже).

14. 14 мая 2002 г. У. в отсутствие защитника написал новое "чистосердечное признание". В этот раз он утверждал, что видел, как его брат стрелял в сотрудника милиции. У. также нарисовал схему передвижений заявителя и его самого в день убийства.

15. 13 ноября 2002 г. судья Катайского районного суда Курганской области вынес постановление о прекращении уголовного преследования по факту кражи скота в связи с тем, что У. полностью возместил потерпевшим ущерб.

16. Поскольку заявитель скрылся, то в отношении него было вынесено постановление о розыске. 27 июня 2004 г. заявитель был обнаружен и задержан в качестве подозреваемого в совершении убийства сотрудника милиции. На стадии предварительного следствия заявитель хранил молчание и отказался от дачи показаний.

B. Телесные повреждения У. и проверки утверждений о применении к нему жестокого обращения

17. Согласно журналу учета административно задержанных лиц по состоянию на 10 мая 2002 г. У. не имел каких-либо телесных повреждений. 12 мая 2002 г. при его поступлении в качестве подозреваемого в место временного содержания под стражей также было указано, что у него отсутствуют какие-либо травмы.

18. Вечером 13 мая 2002 г. У. был конвоирован в гражданскую больницу. 14 мая 2002 г. У. прошел судебно-медицинское освидетельствование с целью установления характера повреждений и причин их появления. В ходе освидетельствования были выявлены несколько фиолетовых кровоподтеков в основании носа и на нижних веках, а также ссадины на лице, в частности, на лбу, носу и подбородке, причиненные твердым тупым предметом в течение предыдущих трех дней.

19. 13 и 15 мая 2002 г. У. направил две жалобы прокурорам Катайского района и Курганской области соответственно. У. утверждал, что сотрудники милиции K., Kр., П., Tш., Ум. и Ю. избивали его в течение нескольких дней, начиная с 10 мая 2002 г.

20. 16 мая 2002 г. при поступлении У. в следственный изолятор было указано, что у него имеются ушиб и рана в основании носа, а также гематомы вокруг глаз.

21. Сотрудники милиции K., Kр. и Tш. пояснили, что 11 или 12 мая 2002 г., когда они "разговаривали" по поводу кражи и убийства с находившимся в наручниках У., последний ударил себя наручниками по лицу.

22. Постановлением от 22 мая 2002 г. заместитель прокурора Катайского района Курганской области отказал в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников милиции. Заместитель прокурора счел, что утверждения У. являлись противоречивыми и необоснованными.

23. Тем не менее, приняв во внимание жалобу, поданную другим лицом, обвинявшим сотрудников того же отдела милиции в насилии, 26 июня 2002 г. прокурор Курганской области возбудил уголовное дело по факту злоупотребления некоторыми сотрудниками милиции служебным положением и постановил приобщить жалобы У. к материалам расследования.

24. 25 июля 2002 г. было составлено заключение судебно-медицинской экспертизы У., имевшее целью установить характер повреждений, а также время и причину их появления. Согласно этому заключению у него имелись кровоподтеки и царапины на лице, а также ушибленная рана спинки носа, причиненные твердыми тупыми предметами за три дня до 15 мая 2002 г.

25. 17 сентября 2002 г. У. был допрошен в качестве потерпевшего в ходе расследования по факту злоупотребления служебным положением. У. утверждал, что в начале лишения его свободы сотрудники милиции K., Kр., П., Tш., Ум.. и Ю. потребовали от него сознаться в убийстве сотрудника милиции, затем, видя его отказ, они предложили ему обвинить своего брата (заявителя) и указать его местонахождение. У. утверждал, что эти сотрудники милиции избивали его каждый день с вечера 10 мая по 14 мая 2002 г. У. дал очень подробное описание своего содержания под стражей и предполагаемого жестокого обращения в этот период.

26. Соответствующие сотрудники милиции были допрошены в качестве свидетелей. Они подтвердили, что 10 мая 2002 г. У. был допрошен, поскольку подозревался в совершении кражи скота. Они отрицали любое применение к нему насилия и повторили, что в ходе одного из "разговоров" с У. он ударил себя наручниками по лицу. Другие сотрудники милиции пояснили, что ими не было установлено какого-либо случая применения насилия к У.

27. 21 октября 2002 г. следователь провел три очных ставки соответственно между У. и сотрудниками милиции Ю., П. и Ум. Каждый из них повторил свою версию событий.

28. Постановлением от 21 ноября 2002 г. следователь отказал в возбуждении уголовного дела по следующим основаниям:

"Оценивая показания потерпевшего [У.] в совокупности с другими доказательствами, показаниями сотрудников милиции и заключением судебно-медицинской экспертизы, [орган предварительного расследования] полагает, что показания [У.] противоречат действительности и были даны с единственной целью: уменьшить доказательственную силу его показаний, данных в начале расследования по факту кражи скота, и его показаний, касающихся убийства [сотрудника милиции]".

C. Судебное разбирательство по уголовному делу и вынесение в отношении заявителя обвинительного приговора

29. В 2004 году в неуказанную в материалах дела дату в Курганском областном суде началось судебное разбирательство по уголовному делу в отношении заявителя. Заявитель обвинялся в убийстве сотрудника милиции, хищении оружия и боеприпасов, а также в незаконном хранении оружия и взрывчатых веществ.

30. Заявитель отрицал все предъявленные ему обвинения и ходатайствовал об исключении показаний его брата из перечня обвинительных доказательств, поскольку они были получены с применением пыток в ходе незаконного содержания его брата под стражей и в отсутствие защитника.

31. Будучи допрошенным в качестве свидетеля, У. отказался от всех показаний, данных им в ходе расследования, заявив, что его не было на месте преступления, и повторил свои утверждения о жестоком обращении. У. добавил, что он неоднократно просил о свидании с защитником, в чем ему всегда отказывали, что запись, согласно которой он не нуждается в помощи защитника до предъявления ему обвинения (см. выше § 11), была навязана ему сотрудниками милиции и следователем, и что ему не было разъяснено его право не свидетельствовать против самого себя и своих родственников. Затем прокурор ходатайствовал об оглашении показаний У., данных при производстве предварительного расследования, на основании части третьей статьи 281 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Курганский областной суд огласил эти показания.

32. Сотрудники милиции П. и Ум. были допрошены в судебном заседании относительно своего участия в расследовании. П. описал ход производства обыска в жилище заявителя, а Ум. утверждал, что ранее он беседовал с заявителем и его братом в отношении других фактов кражи скота, но не принимал участия в каких-либо следственных действиях, касавшихся У. и заявителя, в мае 2002 года.

33. Курганский областной суд предписал прокурору Курганской области провести проверку утверждений заявителя о жестоком обращении. Письмом от 16 мая 2005 г. заместитель прокурора Курганской области отверг утверждения У., сославшись на постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 21 ноября 2002 г. (см. выше § 28). Заместитель прокурора Курганской области подтвердил версию, согласно которой имевшиеся у У. телесные повреждения являлись актом членовредительства в результате нанесения им самим себе ударов наручниками по голове, что легко могло сделать любое лицо, содержащееся под стражей.

34. Приговором от 15 июня 2005 г. Курганский областной суд признал заявителя виновным в убийстве сотрудника милиции, хищении оружия и боеприпасов, а также в незаконном хранении оружия и взрывчатых веществ и назначил ему наказание в виде 22 лет лишения свободы.

35. Что касается возражения относительно использования показаний У., основанного на их недопустимости, поскольку они были получены в результате применения жестокого обращения, Курганский областной суд указал следующее:

"Согласно проведенным прокуратурой Курганской области проверкам... в возбуждении уголовного дела было отказано. Копии материалов проверок и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела обсуждались в судебном заседании и приобщены к материалам дела...

У суда отсутствуют основания подвергать сомнению результаты проверок, согласно которым [сотрудники милиции] не совершали каких-либо противоправных действий в отношении [У.]... так как в судебном заседании все свидетели - сотрудники милиции - утверждали, что они не совершали каких-либо противоправных действий в отношении [У.]...

Тот факт, что в дальнейшем, в ходе допросов в качестве подозреваемого и обвиняемого в краже, [У.] отказался от своих предыдущих показаний и утверждал, что подвергся насилию со стороны сотрудников милиции, свидетельствует о том, что, во-первых, он не боялся сотрудников органов предварительного расследования и мог делать различные заявления, и, во-вторых, что [У.] мог давать любые показания, которые, по его мнению, являлись необходимыми, на различных стадиях расследования".

36. Что касается доказательственной силы показаний У., данных на стадии расследования, Курганский областной суд отметил, что "чистосердечное признание" представляло собой добровольное заявление, составление которого не требовало какого-либо разъяснения прав, и что У. признался по собственной воле. Кроме того, Курганский областной суд уточнил, что во время заявления "чистосердечного признания" 12 мая 2002 г. У. еще не был задержан в качестве подозреваемого в совершении кражи. Что касается допроса У., состоявшегося в тот же день, Курганский областной суд отметил, что У. прямо отказался от помощи защитника. Наконец, Курганский областной суд счел важным, что в момент составления У. своего "чистосердечного признания" сотрудники милиции уже знали, в каком положении был найден потерпевший, тогда как в соответствии с "чистосердечным признанием" положение потерпевшего было другим. По мнению Курганского областного суда, это обстоятельство свидетельствовало о том, что сотрудники милиции не диктовали У. текст, а он добровольно написал то, что счел необходимым.

37. Исследовав вышеупомянутое "чистосердечное признание", протокол допроса У. от 12 мая 2002 г., нарисованную им 14 мая 2002 г. схему и протоколы осмотра места преступления с участием У. от 12 мая 2002 г., Курганский областной суд установил, что У. находился рядом с заявителем в момент, когда тот выстрелил в сотрудника милиции, и являлся единственным свидетелем убийства.

38. Помимо этого, Курганский областной суд удовлетворил гражданский иск и возложил на заявителя обязанность выплатить в качестве компенсации морального вреда 500 000 рублей вдове убитого сотрудника милиции. Наконец, Курганский областной суд постановил передать Министерству внутренних дел Российской Федерации некоторые предметы, признанные вещественными доказательствами по делу, и уничтожить другие предметы в случае, если У. и вдова сотрудника милиции не истребуют их.

39. Заявитель подал кассационную жалобу, утверждая, в частности, что показания его брата были получены под принуждением, в отсутствие адвоката и с применением физического и психологического давления. 2 декабря 2005 г. Верховный Суд Российской Федерации в кассационном порядке оставил обвинительный приговор без изменения, повторив выводы Курганского областного суда.

II. Соответствующее законодательство Российской Федерации

40. Соответствующие положения законодательства Российской Федерации, касающиеся права не свидетельствовать против самого себя и своих родственников, права подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления пользоваться помощью защитника, а также допустимости явки с повинной в качестве доказательства в уголовном судопроизводстве, изложены в Постановлении Европейского Суда по делу "Турбылев против Российской Федерации" (Turbylev v. Russia) от 6 октября 2015 г. (жалоба N 4722/09* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2016. N 2 (примеч. редактора).), §§ 46-56). В Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации и Уголовном кодексе Российской Федерации отсутствует понятие "чистосердечное признание".

41. В соответствии с пунктом 11 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 г. N 55* (* Имеется в виду Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 г. N 55 "О судебном приговоре" (примеч. переводчика).) (далее - Постановление N 55) в случае изменения подсудимым показаний суд обязан выяснить причины, по которым он отказался от ранее данных при производстве предварительного расследования или судебного разбирательства показаний, тщательно проверить все показания подсудимого и оценить их достоверность, сопоставив с иными исследованными в судебном разбирательстве доказательствами. Неподтверждение подсудимым показаний, данных им в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, влечет признание их недопустимым доказательством.

42. Согласно пункту 12 Постановления N 55, если подсудимый объясняет изменение или отказ от полученных в присутствии защитника показаний тем, что они были даны под принуждением в связи с применением к нему недозволенных методов ведения расследования, то судом должны быть приняты достаточные и эффективные меры по проверке такого заявления подсудимого. Бремя опровержения доводов стороны защиты о том, что показания подсудимого были получены с нарушением требований закона, лежит на прокуроре (государственном обвинителе), по ходатайству которого судом могут быть проведены необходимые судебные действия.

43. В соответствии с пунктом 13 Постановления N 55 при наличии оснований для проверки заявления подсудимого до возбуждения уголовного дела суд направляет его руководителю соответствующего органа предварительного расследования. Проведение такой проверки не освобождает суд от обязанности дать оценку материалам, представленным по ее результатам, и отразить свои выводы в обвинительном или оправдательном приговоре.

44. Пункт 14 Постановления N 55 предусматривает, что, если в ходе судебного разбирательства доводы подсудимого о даче им показаний под воздействием недозволенных методов ведения расследования не опровергнуты, то данные показания не могут быть использованы при доказывании.

45. Согласно части третьей статьи 281 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации по ходатайству стороны суд вправе принять решение об оглашении показаний свидетеля, ранее данных при производстве предварительного расследования, при наличии существенных противоречий между ранее данными показаниями и показаниями, данными в суде.

46. В соответствии со статьей 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, определяющей основания возобновления производства по уголовному делу, вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда могут быть отменены и производство по уголовному делу возобновлено ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Под "новыми обстоятельствами" следует понимать, в частности, установленное Европейским Судом нарушение положений Конвенции при рассмотрении судом Российской Федерации соответствующего уголовного дела.

Право

I. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции

47. Заявитель жаловался на нарушение его права на справедливое судебное разбирательство, утверждая, что вынесенный в отношении него обвинительный приговор основывался на показаниях, данных его братом в результате применения к нему пыток в ходе произвольного содержания его под стражей в милиции. Заявитель ссылался на пункт 1 статьи 6 Конвенции, который в соответствующих частях гласит:

"Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...".

A. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

1. Доводы сторон

48. Власти Российской Федерации полагали, что Европейский Суд не может в настоящем деле установить нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции без предварительного установления нарушений статей 3 и 5 Конвенции в отношении У. Однако У. не является заявителем в настоящем деле и не подавал жалобу, касающуюся жестокого обращения и произвольного содержания под стражей. Власти Российской Федерации пришли к выводу, что Европейский Суд не имеет юрисдикции ratione personae, чтобы решить, подвергался ли брат заявителя жестокому обращению.

49. Власти Российской Федерации, кроме того, утверждали, что Европейский Суд не уполномочен рассматривать вопрос о допустимости доказательств в уголовном судопроизводстве в отношении заявителя. По мнению властей Российской Федерации, жалоба заявителя относится к жалобам в суд "четвертой инстанции".

50. Заявитель настаивал на своей жалобе. Он утверждал, что единственными прямыми доказательствами его вины в убийстве являлись признательные показания его брата, полученные с применением пыток, и что ссылка на эти признательные показания в обвинительном приговоре автоматически сделала судебное разбирательство в отношении него несправедливым.

2. Мнение Европейского Суда

51. Европейский Суд соглашается с доводами властей Российской Федерации о том, что он не имеет юрисдикции для установления того, подвергся ли У., который не подавал жалобу в соответствии со статьей 34 Конвенции, жестокому обращению в нарушение статьи 3 Конвенции (см., a contrario, Постановление Европейского Суда по делу "Качиу и Которри против Албании" (Kaciu and Kotorri v. Albania) от 25 июня 2013 г., жалобы NN 33192/07 и 33194/07, Постановление Европейского Суда по делу "Кормев против Болгарии" (Kormev v. Bulgaria) от 5 октября 2017 г., жалоба N 39014/12, § 79, и Постановление Европейского Суда по делу "Голубятников и Жучков против Российской Федерации" (Golubyatnikov and Zhuchkov v. Russia) от 9 октября 2018 г., жалобы NN 44822/06 и 49869/06, в которых Европейский Суд установил, что изобличающие показания были получены под принуждением в нарушение статьи 3 Конвенции у свидетелей, которые в то же время являлись заявителями, и пришел к выводу о нарушении вследствие этого статьи 6 Конвенции). Европейский Суд, кроме того, отмечает, что в настоящем деле внутригосударственными инстанциями не было установлено какого-либо факта жестокого обращения (см., a contrario, Постановление Европейского Суда по делу "Харутюнян против Армении" (Harutyunyan v. Armenia), жалоба N 36549/03, § 63, ECHR 2007-III).

52. В настоящем деле Европейский Суд, тем не менее, призван высказать свое мнение о справедливости уголовного судопроизводства в отношении заявителя по смыслу статьи 6 Конвенции. Европейский Суд напоминает, что ни одно из этих соображений не препятствует ему принять во внимание обжалуемые обстоятельства с точки зрения статьи 6 Конвенции (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Орс и другие против Турции" (Ors and Others v. Turkey) от 20 июня 2006 г., жалоба N 46213/99, § 58, с приведенными в нем примерами, и Постановление Европейского Суда по делу "Мехмет Думан против Турции" (Mehmet Duman v. Turkey) от 23 октября 2018 г., жалоба N 38740/09, § 45, с приведенными в нем примерами). В связи с этим Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации, основанное на несовместимости жалобы заявителя с правилом ratione personae.

53. Что касается возражения относительно рассмотрения допустимости показаний У. в качестве доказательств, Европейский Суд полагает, что данный вопрос в настоящем деле неразрывно связан с существом жалобы. Таким образом, Европейский Суд решает объединить рассмотрение этого возражения с рассмотрением дела по существу.

54. Европейский Суд считает, что жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

55. Сославшись на постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников милиции (см. выше § 28), власти Российской Федерации полагали, что утверждения У. о жестоком обращении являлись противоречивыми и необоснованными. Власти Российской Федерации считали, что Курганский областной суд тщательно изучил эти утверждения и совершенно обоснованно отклонил их.

56. Власти Российской Федерации, кроме того, отмечали, что, даже если предположить, что У. дал признательные показания под принуждением, эти признательные показания не являлись единственными обвинительными доказательствами против заявителя, и что в любом случае они не являлись решающими доказательствами для его осуждения по уголовному делу, подтвержденного рядом других согласующихся между собой доказательств. Власти Российской Федерации пришли к выводу, что уголовное судопроизводство в отношении заявителя было справедливым и в ходе него были соблюдены гарантии, предусмотренные пунктом 1 статьи 6 Конвенции.

57. Заявитель возражал против этих доводов, указывая, что данные У. показания являлись единственными прямыми доказательствами его вины. Заявитель утверждал, что признательные показания его брата ни в коем случае не были добровольными и данными по его собственной инициативе, а были даны им в результате применения к нему жестокого обращения и угроз во время его произвольного лишения свободы. В подтверждение своих слов заявитель представил письмо от 20 апреля 2014 г., написанное его братом У. для Европейского Суда. В этом письме У. утверждает, что 10 мая 2002 г. он был задержан в качестве подозреваемого в совершении кражи и убийства и дал изобличающие заявителя показания, только "чтобы выжить". В письме У. подробно излагает свои утверждения об угрозах и жестокости со стороны сотрудников милиции.

58. Заявитель упрекнул Курганский областной суд в том, что тот ограничился ссылкой на результаты проверок, проведенных по заявлениям У. о жестоком обращении, которые заявитель считает неполными и недостаточными, без проведения анализа по существу этих заявлений.

59. Заявитель пришел к выводу, что принятие полученных таким образом у его брата признательных показаний в качестве обвинительных доказательств сделало судебное разбирательство в отношении него несправедливым в нарушение положений статьи 6 Конвенции.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

60. Европейский Суд напоминает, что в его задачу не входит рассмотрение фактических или юридических ошибок, предположительно совершенных судом государства-ответчика, за исключением случаев, когда и в той мере, в какой эти ошибки могли нарушить права и свободы, защищаемые Конвенцией. Хотя статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, она не устанавливает при этом правил допустимости доказательств как таковых, поскольку данный вопрос регулируется в первую очередь законодательством государства-ответчика. Следовательно, в обязанность Европейского Суда не входит в принципе принятие решения о допустимости некоторых видов доказательств, например, полученных незаконно с точки зрения законодательства государства-ответчика, но ему следует рассмотреть вопрос о том, являлось ли судебное разбирательство, в том числе способ получения доказательств, справедливым в целом, что подразумевает рассмотрение соответствующей незаконности и, если речь идет о нарушении другого права, защищаемого Конвенцией, характера этого нарушения (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Яллох против Германии" (Jalloh v. Germany), жалоба N 54810/00, §§ 94-95, ECHR 2006-IX, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гефген против Германии" (Gafgen v. Germany), жалоба N 22978/05, § 163, ECHR 2010, и среди последних, например, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Кормев против Болгарии", § 79).

61. Однако когда в уголовном судопроизводстве используются доказательства, полученные с помощью мер, которые считаются противоречащими статье 3 Конвенции, применяются особые соображения. Использование подобных доказательств, полученных в результате нарушения одного из абсолютных прав, составляющих основу Конвенции, всегда вызывает серьезные сомнения в отношении справедливости судебного разбирательства, даже если их принятие в качестве доказательств не было определяющим при решении вопроса о признании подозреваемого виновным (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гефген против Германии", § 165, с приведенными в нем примерами). В частности, использование в уголовном судопроизводстве показаний, полученных в результате нарушения статьи 3 Конвенции, независимо от того, расцениваются ли такие деяния как пытка, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение, автоматически лишает справедливости судебное разбирательство в целом и нарушает положения статьи 6 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Кормев против Болгарии", § 81, с приведенными в нем примерами). Этот принцип применяется как к самоизобличающим показаниям, данным обвиняемыми, так и к показаниям свидетелей, полученным в нарушение статьи 3 Конвенции и используемым в качестве доказательств (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Харутюнян против Армении", § 64, и Постановление Европейского Суда по делу "Гусейн и другие против Азербайджана" (Huseyn and Others v. Azerbaijan) от 26 июля 2011 г., жалоба N 35485/05 и три другие жалобы, § 202).

62. Для установления того, являлось ли судебное разбирательство в целом справедливым, необходимо убедиться в том, что были соблюдены права защиты. Следует, в частности, рассмотреть вопрос о том, имел ли заявитель возможность оспорить достоверность доказательств и возражать против их использования. Необходимо также учитывать качество доказательств и проверить, в том числе, заставляют ли обстоятельства, при которых они были получены, усомниться в их достоверности или в их точности (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гефген против Германии", § 164, и Постановление Европейского Суда по делу "Жаннатов против Азербайджана" (Jannatov v. Azerbaijan) от 31 июля 2014 г., жалоба N 32132/07, § 74). Принцип презумпции невиновности и право обвиняемого оспаривать любое доказательство его вины требуют, чтобы суд осуществил полную, независимую и исчерпывающую проверку и оценку обвинительных доказательств независимо от того, какая оценка была дана им в ходе других разбирательств (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Гусейн и другие против Азербайджана", § 212).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

63. Европейский Суд отмечает, что показания У., брата заявителя, данные 12 и 14 мая 2002 г., были использованы в качестве доказательств, чтобы обосновать признание заявителя виновным в убийстве. В ходе судебного разбирательства заявитель ходатайствовал о признании их недопустимыми на основании того, что они были получены в результате применения пыток милицией во время незаконного содержания его брата под стражей. Кроме того, брат заявителя, будучи допрошенным в судебном заседании в качестве свидетеля, отказался от своих показаний, вновь повторив свои утверждения о применении пыток (см. выше §§ 30-31). Суды Российской Федерации, тем не менее, предпочли оставить их в материалах дела. Таким образом, суды сослались на результаты внутренних расследований, согласно которым У. сам причинил себе телесные повреждения, обнаруженные у него в период его содержания под стражей в милиции (см. выше §§ 35-36).

64. Европейский Суд прежде всего напоминает, что за исключением случаев, когда имеются веские причины для иного вывода, понятие справедливого судебного разбирательства требует, чтобы бульшее значение придавалось показаниям, данным в суде, чем протоколам допроса свидетеля до судебного разбирательства (см. Постановление Европейского Суда по делу "Эркапич против Хорватии" (Erkapic v. Croatia) от 25 апреля 2013 г., жалоба N 51198/08, § 75, с приведенными в нем ссылками). Однако в настоящем деле суд придал решающее значение показаниям, данным свидетелем на стадии расследования, проигнорировав при этом его показания в судебном заседании, без объяснения причин.

65. Европейский Суд далее напоминает, что при наличии достоверных утверждений, согласно которым свидетельские показания против обвиняемого были получены с применением жестокого обращения, на суд возлагается обязанность произвести полную, независимую и исчерпывающую проверку условий, при которых подобные показания были получены, независимо от того, какая оценка была дана им органами предварительного расследования (см. выше § 62). В настоящем деле такая проверка имела особо важное значение и должна была быть еще более тщательной, поскольку заявитель, не являясь стороной разбирательства, в котором его брат подал свои жалобы на жестокое обращение, был лишен возможности участвовать в нем и оспорить его результаты (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Гусейн и другие против Азербайджана", § 212).

66. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле, сочтя показания У., данные 12 и 14 мая 2002 г., допустимыми, Курганский областной суд ограничился главным образом простой ссылкой на результаты предварительных проверок прокуратуры Курганской области по жалобе У. на жестокое обращение, а также на свидетельские показания сотрудников милиции, согласно которым они не совершали каких-либо противоправных действий в отношении У. (см. выше § 35). Следовательно, Курганский областной суд не провел отдельную проверку обстоятельств, при которых эти показания были даны.

67. В то же время Европейский Суд не может не отметить относительно этих обстоятельств, что 10 мая 2002 г. У., у которого телесные повреждения отсутствовали, был задержан в качестве подозреваемого в совершении кражи скота. Он оставался в отделе внутренних дел сначала на основании того, что совершил административное правонарушение, затем в качестве подозреваемого в совершении кражи до 16 мая 2002 г., то есть до дня, когда он был помещен в следственный изолятор. Во время содержания под стражей и по завершении некоторых "разговоров" с сотрудниками милиции У. дал 12 мая 2002 г. показания, обвиняющие заявителя. 14 мая 2002 г. У., все еще находясь в отделе внутренних дел и в отсутствие помощи защитника, дал новые показания, вновь обвиняющие заявителя, а также нарисовал схему в качестве подтверждения своих слов. В тот же день на голове У. были обнаружены многочисленные повреждения.

68. Европейский Суд напоминает, что он уже имел возможность подвергнуть критике аналогичные ситуации, в которых лицо было задержано под предлогом совершения административного правонарушения, чтобы содержать его под контролем сотрудников милиции и неофициально допрашивать по поводу преступления в отсутствие всяких гарантий и, в частности, в отсутствие защитника (см. Постановление Европейского Суда по делу "Менешева против Российской Федерации" (Menesheva v. Russia), жалоба N 59261/00* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 6 (примеч. редактора).), §§ 85-86, ECHR 2006-III, Постановление Европейского Суда по делу "Доронин против Украины" (Doronin v. Ukraine) от 19 февраля 2009 г., жалоба N 16505/02, § 56, Постановление Европейского Суда по делу "Oлексей Михайлович Захаркин против Украины" (Oleksiy Mykhaylovych Zakharkin v. Ukraine) от 24 июня 2010 г., жалоба N 1727/04, § 88, Постановление Европейского Суда по делу "Нечипорук и Йонкало против Украины" (Nechiporuk and Yonkalo v. Ukraine) от 21 апреля 2011 г., жалоба N 42310/04, § 178, и среди недавних Постановление Европейского Суда по делу "Семененко против Украины" (Semenenko v. Ukraine) от 20 октября 2016 г., жалоба N 52819/08, §§ 29-36). Эти обстоятельства сами по себе вызывают серьезные сомнения относительно добровольного характера полученных в подобных условиях показаний и уже должны были обратить внимание судов на убедительность и достоверность данных таким образом показаний.

69. Как уже было отмечено Европейским Судом, ряд травм был обнаружен у У. по окончании его содержания под стражей и были причинены ему в течение того же периода времени, когда он давал свидетельские показания, обвиняющие заявителя. Что касается происхождения этих травм, расследование, проведенное по его жалобе, завершилось отказом в возбуждении уголовного дела на основании того, что эти повреждения У. нанес себе сам. В подтверждение этого довода сменявшие друг друга прокуроры ссылались на свидетельские показания сотрудников милиции, отрицавших любые противоправные действия в отношении У., а также на заключение судебно-медицинской экспертизы от 14 мая 2002 г., в котором содержался вывод о том, что выявленные травмы были нанесены твердым тупым предметом и были причинены за три дня до освидетельствования (см. выше § 18). Европейский Суд не может не отметить отсутствие в этом заключении какого-либо вывода относительно степени вероятности выдвинутого властями довода о членовредительстве (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Маммадов (Жалалоглу) против Азербайджана" (Mammadov (Jalaloglu) v. Azerbaijan) от 11 января 2007 г., жалоба N 34445/04, § 63, и Постановление Европейского Суда по делу "Двалишвили против Грузии" (Dvalishvili v. Georgia) от 18 декабря 2012 г., жалоба N 19634/07, § 48). Кроме того, из материалов дела не следует, что судебно-медицинскому эксперту было предложено высказать свое мнение о такой гипотезе относительно происхождения у У. травм (см. выше § 24).

70. Однако, несмотря на сомнительные условия получения сотрудниками милиции показаний У., свидетельствовавшие о реальном риске применения жестокого обращения, и несмотря на отсутствие правдоподобного объяснения следователями точных причин происхождения у него повреждений, а также заслуживающих доверия доказательств в пользу довода о членовредительстве, суд не осуществил отдельную проверку достоверности и надежности подобным образом полученных свидетельских показаний, изобличающих заявителя.

71. Европейский Суд, кроме того, полагает, что, даже если предположить, что расследование было абсолютно безупречным, вопрос о допустимости доказательств не следует путать с вопросом об индивидуальной уголовной ответственности. Так, уголовное расследование утверждений о жестоком обращении может завершиться безуспешно по различным причинам, например, в связи с невозможностью доказать связь между предполагаемыми фактами и предполагаемым преступником, либо установить его умысел или иной признак состава преступления, либо в связи с истечением сроков давности в уголовном судопроизводстве (см., например, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Орс и другие против Турции", §§ 16 и 58). Однако когда в ходе уголовного разбирательства обвиняемый ходатайствует об исключении доказательств, поскольку, по его мнению, они были получены в результате применения жестокого обращения, суд в этом случае призван принять решение не по вопросу об индивидуальной уголовной ответственности, как в рамках уголовного расследования случаев применения насилия со стороны сотрудников правоохранительных органов, а по вопросу допустимости доказательств. Из этого следует, что, когда суду представлены заслуживающие доверия и не опровергнутые утверждения о свидетельских показаниях, полученных с применением жестокого обращения, они должны быть исключены из доказательств, в противном случае разбирательство в целом будет несправедливым.

72. В настоящем деле Курганский областной суд был призван принять решение не об индивидуальной уголовной ответственности сотрудников милиции и следователей за предполагаемое жестокое обращение, а по вопросу о том, были ли собранные доказательства получены при обстоятельствах, которые могут поставить под сомнение их надежность и достоверность. Для достижения этой цели Курганский областной суд располагал всеми необходимыми полномочиями, а именно полномочием допрашивать свидетелей, экспертов и возможных виновных об обстоятельствах предполагаемого жестокого обращения и получения показаний У. (см., mutatis mutandis, например, Постановление Европейского Суда по делу "Маркарян против Российской Федерации" (Markaryan v. Russia) от 4 апреля 2013 г., жалоба N 12102/05, § 44, и Постановление Европейского Суда по делу "Шлычков против Российской Федерации" (Shlychkov v. Russia) от 9 февраля 2016 г., жалоба N 40852/05* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 11 (примеч. редактора).), § 37, в которых суды заслушали заявителей, сотрудников милиции и экспертов). Однако Курганский областной суд ни допросил обвиняемых У. сотрудников милиции, за исключением сотрудников милиции П. и Ум., показания которых ограничивались обстоятельствами проведения расследования (см. выше § 32), ни назначил дополнительную экспертизу телесных повреждений У., ни вызвал в судебное заседание эксперта для получения более подробных разъяснений.

73. При таких условиях Европейский Суд приходит к выводу, что, приняв показания У., данные на стадии расследования, в качестве обвинительных доказательств, тогда как обстоятельства их получения свидетельствовали о реальном и не опровергнутом риске жестокого обращения, а также проигнорировав отказ У. от этих показаний в ходе судебного разбирательства, только на том основании, что его утверждения о жестоком обращении были отклонены как необоснованные прокурорами в ходе проведенных ими проверок, Курганский областной суд лишил судебное разбирательство в отношении заявителя справедливости (см. упомянутые выше Постановления Европейского Суда по делам "Гусейн и другие против Азербайджана", § 212, "Орс и другие против Турции", § 61, Постановление Европейского Суда по делу "Озджан Чолак против Турции" (Ozcan Colak v. Turkey) от 6 октября 2009 г., жалоба N 30235/03, § 49, Постановление Европейского Суда по делу "Айдин Четинкая против Турции" (Aydin Cetinkaya v. Turkey) от 2 февраля 2016 г., жалоба N 2082/05, § 107, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Мехмет Думан против Турции", § 46). Этот вывод делает нецелесообразным рассмотрение довода властей Российской Федерации о том, что показания У. не являлись решающими, чтобы признать заявителя виновным в убийстве.

74. Таким образом, Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации о неприемлемости жалобы для рассмотрения по существу как относящейся к жалобам в суд "четвертой инстанции" и считает, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

II. Применение статьи 41 Конвенции

75. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

76. Заявитель требовал выплатить ему 500 000 евро в качестве возмещения материального ущерба, соответствующего потере предполагаемого дохода, а также 500 000 евро в качестве компенсации причиненного ему, по его мнению, морального вреда.

77. Власти Российской Федерации сочли эти суммы явно чрезмерными.

78. Европейский Суд напоминает, что, когда лицо было осуждено по окончании разбирательства, характеризующегося нарушениями требований статьи 6 Конвенции, его следует поставить, насколько это возможно, в те условия, в которых оно оказалось бы, если бы нарушение не имело места, и новое судебное разбирательство или возобновление производства по делу по ходатайству заявителя представляет собой в принципе наиболее подходящее средство правовой защиты в случае установления нарушения (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Оджалан против Турции" (Ocalan v. Turkey), жалоба N 46221/99, § 210, in fine, ECHR 2005-IV).

79. Принимая во внимание имеющуюся в законодательстве Российской Федерации возможность возобновления производства по уголовному делу в связи с вынесением Европейским Судом постановления, устанавливающего нарушение положений Конвенции (см. выше § 46), а также с учетом позиции Верховного Суда Российской Федерации по поводу принятия показаний, предположительно полученных под принуждением в связи с применением запрещенных методов ведения расследования (см. выше §§ 41-44), Европейский Суд полагает, что факт установления нарушения Конвенции сам по себе достаточен для компенсации причиненного заявителю морального вреда (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Кормев против Болгарии", § 96, Постановление Европейского Суда по делу "Задумов против Российской Федерации" (Zadumov v. Russia) от 12 декабря 2017 г., жалоба N 2257/12* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 2 (примеч. редактора).), §§ 80-81, и Постановление Европейского Суда по делу "Кумицкий и другие против Российской Федерации" (Kumitskiy and Others v. Russia) от 10 июля 2018 г., жалоба N 66215/12 и четыре другие жалобы* (* См.: там же. 2019. N 2 (примеч. редактора).), § 28).

80. Что касается требования о возмещении материального ущерба, Европейский Суд считает его необоснованным и отклоняет его.

B. Судебные расходы и издержки

81. Заявитель представил два отдельных требования в качестве компенсации судебных расходов, понесенных на оплату услуг адвоката. С одной стороны, заявитель требовал выплаты 4 500 евро на оплату юридической помощи и представления адвокатом Бокаревой его интересов в ходе рассмотрения дела в Европейском Суде. С другой стороны, заявитель требовал выплаты 20 000 евро на оплату услуг адвокатов, признавая при этом, что он не сохранил каких-либо подтверждающих документов. Власти Российской Федерации просили Европейский Суд отклонить эти требования как необоснованные.

82. Европейский Суд напоминает, что заявитель имеет право на возмещение судебных расходов и издержек лишь постольку, поскольку было доказано, что они были фактически понесены, были необходимы и не превышали разумных пределов. Реальная стоимость услуг представителя доказана, если заявитель оплатил или должен их оплатить.

83. В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что заявитель не представил соглашения с адвокатом Бокаревой или с другими адвокатами об оплате услуг, а также не предоставил какого-либо документа, подтверждающего, что у него имеется юридическое обязательство оплатить требуемые суммы. При таких обстоятельствах Европейский Суд не усматривает каких-либо оснований, способных заставить его признать, что судебные расходы, требование о возмещении которых предъявлено заявителем, были фактически понесены. Следовательно, это требование заявителя должно быть отклонено.

На основании изложенного Европейский Суд:

1) объявил единогласно жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил единогласно, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции;

3) постановил пятью голосами "за" при двух - "против", что факт установления нарушения Конвенции является достаточной справедливой компенсацией причиненного заявителю морального вреда;

4) отклонил пятью голосами "за" при двух - "против" оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на французском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 8 октября 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Винсент А. де Гаэтано Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прилагается особое мнение судей Винсента А. де Гаэтано и Пауло Пинто де Альбукерке.

Несовпадающее особое мнение судьи Винсента А. де Гаэтано, к которому присоединяется судья Пауло Пинто де Альбукерке
(Перевод)

1. Я сожалею, что не могу согласиться с мнением большинства судей, согласно которому при обстоятельствах настоящего дела факт установления нарушения Конвенции является достаточной справедливой компенсацией любого причиненного заявителю морального вреда. Я изложил мое мнение по этому вопросу в частично несовпадающем особом мнении, прилагаемом к Постановлению Европейского Суда по делу "Гафа против Мальты" (Gafа v. Malta) от 22 мая 2018 г. (жалоба N 54335/14) (см. также, хотя и в несколько ином контексте, мое частично несовпадающее особое мнение, прилагаемое к Постановлению Европейского Суда по делу "Горлов и другие против Российской Федерации" (Gorlov and Others v. Russia) от 2 июля 2019 г., жалоба N 27057/06 и две другие жалобы* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2020. N 3 (примеч. редактора).)). В действительности прецедентную практику Европейского Суда по вопросу о том, в какой момент мы можем или должны считать, что факт установления нарушения является достаточной справедливой компенсацией морального вреда, нельзя назвать постоянной. И эта проблема, несомненно, не нова (см. частично несовпадающее особое мнение судьи Бонелло в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "T.W. против Мальты" (T.W. v. Malta) от 29 апреля 1999 г. (жалоба N 25644/94), а также частично несовпадающее особое мнение судьи Малинверни, к которому присоединились судьи Попович и Пинто де Альбукерке, в Постановлении Европейского Суда по делу "Абдуллах Йылдыз против Турции" (Abdullah Yildiz v. Turkey) от 26 апреля 2011 г. (жалоба N 35164/05) и совместное частично несовпадающее особое мнение судей Шпильманна, Шайо, Каракаш и Пинто де Альбукерке в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов" (Murray v. Netherlands) от 26 апреля 2016 г. (жалоба N 10511/10* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 8 (примеч. редактора).))).

2. В настоящем деле заявитель был признан виновным в умышленном убийстве на основании чрезвычайно слабых доказательств, а именно доказательств, полученных при обстоятельствах, которые дают Европейскому Суду серьезные основания полагать, что имело место применение пыток к главному свидетелю - брату заявителя. Заявитель не только был признан виновным в этом убийстве, но и приговорен к наказанию в виде 22 лет лишения свободы. Он уже отбыл значительную часть этого наказания и всё еще находится в тюрьме. Тем не менее, учитывая возможность того, что Верховный Суд Российской Федерации возобновит производство по его уголовному делу, что согласно законодательству Российской Федерации не является автоматическим после установления Европейским Судом нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции, Европейский Суд счел целесообразным объявить, что факт установления нарушения является достаточным для целей статьи 41 Конвенции. Не вызывает сомнений, что заявитель испытал и всё еще испытывает отчаяние и тревогу из-за установленного Европейским Судом нарушения его основных прав. Как в своем частично несовпадающем особом мнении, прилагаемом к Постановлению Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аквилина против Мальты" (Aquilina v. Malta) (жалоба N 25642/94, ECHR 1999-III), подчеркнула судья Греве, "[д]ля присуждения Европейским Судом справедливой компенсации необходимо, чтобы заявителю действительно был нанесен ущерб и чтобы этот ущерб был причинен установленным нарушением. Если эти условия соблюдены, Европейский Суд присуждает иногда суммы, призванные покрыть моральный вред, который может быть для заявителя результатом таких чувств, как испытываемые им (перечень не является исчерпывающим) неопределенность, тревога и/или отчаяние, одиночество, растерянность, заброшенность, разочарование и/или беспомощность, либо несправедливость" (курсив добавлен).

3. Европейский Суд зачастую становится красноречивым, когда напоминает, что защищаемые Конвенцией права и средства правовой защиты, которые должны существовать на случай возможных нарушений, должны быть реальными и эффективными, а не просто теоретическими или иллюзорными. Этого никто не оспаривает. Однако в контексте статьи 41 Конвенции Европейский Суд, по-видимому, всё это часто забывает, ограничиваясь при этом присуждением заявителям в ситуациях, подобных ситуации Уразбаева, справедливой компенсации за моральный вред, которую можно расценить только как мнимую.