Постановление Европейского Суда по правам человека от 27 августа 2019 г. Дело "Изместьев (Izmestyev) против Российской Федерации" (Жалоба N 74141/10) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Изместьев (Izmestyev)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 74141/10)

Постановление Суда

Страсбург, 27 августа 2019 г.

По делу "Изместьев против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Винсента А. де Гаэтано, Председателя Палаты Суда,

Георгия А. Сергидеса,

Пауло Пинто де Альбукерке,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Бранко Лубарды,

Алёны Полачковой, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 9 июля 2019 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 74141/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Игорем Владимировичем Изместьевым (далее - заявитель) 10 декабря 2010 г.

2. Заявитель был представлен адвокатами К. Москаленко, Е. Афанасьевой и О. Бессоновым, практикующим в Российской Федерации, а также адвокатом А. Маралян, практикующей в Республике Армения. Власти Российской Федерации первоначально были представлены бывшими Уполномоченными Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным и А.М. Федоровым, а впоследствии их преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Заявитель жаловался, в частности, на то, что условия его содержания и перевозки были ненадлежащими, что продолжительность его предварительного содержания была чрезмерно длительной, что судебное разбирательство его уголовного дела было закрытым и что было нарушено его право на уважение личной жизни в связи с ограничениями свиданий с родственниками, которые применялись к нему в период его содержания под стражей после вынесения судом приговора по его делу, а также из-за установления в его камере видеонаблюдения. Он ссылался на статью 3 Конвенции, пункт 3 статьи 5 Конвенции, статьи 6 и 8 Конвенции.

4. 19 января 2017 г. упомянутые выше жалобы были коммуницированы властям Российской Федерации, а в остальной части жалоба была объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу на основании пункта 3 правила 54 Регламента Европейского Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1966 году и в настоящее время отбывает наказание в г. Соликамске (Пермский край).

А. Содержание под стражей, уголовное судопроизводство и осуждение заявителя

1. Содержание заявителя под стражей в период предварительного расследования

6. 16 января 2007 г. заявитель, который как член организованной преступной группы подозревался в причастности к убийству, совершенному в 2001 году, был задержан.

7. 18 января 2007 г. Басманный районный суд г. Москвы вынес постановление о заключении заявителя под стражу на основании того, что он обвинялся в совершении особо тяжкого преступления и что, находясь на свободе, он мог скрыться от правосудия и оказывать давление на свидетелей или иных участников уголовного процесса.

8. Впоследствии обвинения против заявителя были дополнены. Ему также предъявили обвинения в нескольких преступлениях, совершенных в период с 1994 по 2006 год, в частности, в создании и управлении организованной преступной группой, семи убийствах и террористических актах.

9. Срок содержания заявителя под стражей регулярно продлевался судами Российской Федерации. В постановлениях от 9 марта, 22 мая, 14 сентября и 29 декабря 2007 г. необходимость продления срока содержания под стражей обосновывалась тяжестью предъявленного ему обвинения, риском побега и возможностью того, что заявитель как бывший сенатор мог препятствовать осуществлению правосудия путем оказания давления на свидетелей или иных участников уголовного процесса. В постановлении от 29 декабря 2007 г. упоминалось также о новых предъявленных заявителю обвинениях, а именно о попытке дать взятку в июне 2006 года.

10. В постановлениях от 17 апреля, 9 июля, 19 августа, 11 ноября и 23 декабря 2008 г. и от 19 марта 2009 г. суды Российской Федерации привели те же основания для продления срока содержания заявителя под стражей, что и ранее, а также ссылались на сложность уголовного дела, большое количество обвиняемых и необходимость предоставить последним возможность закончить ознакомление с материалами уголовного дела. Из постановления от 9 июля 2008 г. следует, что расследование в отношении всех обвиняемых было завершено 14 мая 2008 г. и что обвиняемые и их адвокаты начали знакомиться с материалами дела 25 мая 2008 г.

2. Содержание заявителя под стражей во время судебного разбирательства по его уголовному делу

11. По результатам предварительного расследования уголовного дела заявителя перед судом предстали 13 человек, в том числе заявитель, по обвинениям в совершении различных преступлений в составе организованной группы. Уголовное дело было направлено для вынесения приговора в Московский городской суд (далее - городской суд).

12. 17 июня 2009 г. городской суд вынес постановление о назначении предварительного слушания по уголовному делу заявителя и сообвиняемых и о продлении срока содержания заявителя и некоторых сообвиняемых под стражей, не указав ни основания, ни продолжительность применения данной меры.

13. По итогам слушания 24 июня 2009 г. городской суд вынес постановление, которое касалось некоторых аспектов производства по делу, в частности, рассмотрения дела в закрытом судебном заседании (см. ниже § 18). В то же время он предписал продлить срок содержания заявителя и других сообвиняемых под стражей на основании того, что обстоятельства, которые послужили причиной их заключения под стражу, не изменились.

14. Заявитель обжаловал постановление городского суда от 24 июня 2009 г. в части, касавшейся продления срока его содержания под стражей.

15. 9 сентября 2010 г. Верховный Суд Российской Федерации оставил без удовлетворения жалобу заявителя на постановление от 24 июня 2009 г. Он согласился с выводами суда первой инстанции в отношении необходимости продления срока содержания заявителя под стражей.

16. Впоследствии городской суд продлевал срок содержания под стражей заявителя и некоторых других сообвиняемых постановлениями от 25 ноября 2009 г. и от 2 марта, 12 и 19 мая, 31 августа и 16 ноября 2010 г. В данных постановлениях городской суд обосновал продление срока содержания заявителя под стражей тяжестью предъявленного ему обвинения, а также сложностью рассматриваемого уголовного дела.

17. В различные даты Верховный Суд Российской Федерации, соглашаясь с выводами городского суда в том, что касалось необходимости содержания заявителя под стражей, оставил без удовлетворения жалобы заявителя на упомянутые выше постановления.

3. Закрытое судебное разбирательство по уголовному делу и осуждение заявителя

18. 24 июня 2009 г. по итогам предварительного судебного заседания городской суд вынес постановление о проведении закрытого судебного разбирательства на основании того, что открытое разбирательство уголовного дела в суде может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны. Суд ссылался на пункт 1 части второй статьи 241 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ).

19. 4 августа 2009 г. городской суд в составе председательствующей и коллегии присяжных заседателей приступил к разбирательству дела.

20. 12 мая 2010 г. председательствующая судья вынесла постановление о роспуске коллегии присяжных заседателей по причине отсутствия у одного из них возможности присутствовать и отсутствия запасных присяжных. Она постановила, что не было необходимости назначать новую коллегию присяжных заседателей, и определила дату нового предварительного слушания.

21. 19 мая 2010 г., во время нового предварительного слушания, сторона обвинения потребовала, чтобы разбирательство дела было закрытым, поскольку в материалах уголовного дела содержались "совершенно секретные" документы. Заявитель требовал открытого разбирательства дела, за исключением исследования некоторых документов с грифом "Совершенно секретно", включенных в том N 52 уголовного дела. Одна из адвокатов защиты, П., требовала вернуть дело прокурору на основании того, что отнесение материалов уголовного дела к "совершенно секретным" было незаконным.

22. 19 мая 2010 г. по окончании предварительного судебного заседания председательствующая судья постановила, что уголовное дело подлежало рассмотрению по существу тремя профессиональными судьями. Что касается открытого характера судебного разбирательства, в соответствующей части постановления указывалось следующее:

"Настоящее уголовное дело, которое было передано в Московский городской суд для рассмотрения по существу, имеет гриф "Совершенно секретно" и в соответствии с пунктом 1 части второй статьи 241 [УПК РФ] подлежит рассмотрению по существу в закрытом судебном заседании, поскольку может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны. С учетом вышеизложенного настоящее уголовное дело не может быть рассмотрено в открытом судебном заседании ни полностью, ни в части, как того требует защита. Отсутствуют причины, препятствующие суду рассмотреть данное дело, в том числе причины, связанные с секретным характером материалов дела. Поэтому ходатайство адвоката П. о возвращении уголовного дела прокурору не подлежит удовлетворению. Суд, рассматривающий дело по существу, не полномочен проверять законность и обоснованность квалификации уголовного дела как секретного по смыслу процессуального закона".

23. 30 июня и 12 июля 2010 г. соответственно Верховный Суд Российской Федерации оставил в силе постановления городского суда от 12 и 19 мая 2010 г.

24. 28 декабря 2010 г. городской суд признал заявителя виновным в совершении большинства вменяемых ему деяний и приговорил его к пожизненному лишению свободы.

25. Заявитель подал апелляционную жалобу на приговор. Он утверждал, среди прочего, что решение суда о проведении закрытого судебного разбирательства не было достаточно мотивированным и что вывод суда относительно риска разглашения государственной тайны не был основан на конкретных доказательствах.

26. 13 октября 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации изменил приговор от 28 декабря 2010 г., но оставил в силе назначенное заявителю наказание в виде пожизненного лишения свободы. Повторив по существу доводы городского суда, указанные в постановлении от 19 мая 2010 г., Верховный Суд Российской Федерации отклонил жалобу заявителя на проведение закрытого судебного разбирательства в данном суде.

В. Условия содержания под стражей и перевозки заявителя

1. Условия содержания заявителя в Следственном изоляторе СИЗО-2 (Лефортово)*

(* Так в тексте. Имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Следственный изолятор N 2 Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации", который подчиняется Министерству юстиции Российской Федерации (примеч. редактора).) г. Москвы, в помещении городского суда и условия перевозки заявителя в этот суд и обратно

27. 18 января 2007 г. заявитель был заключен под стражу в Следственный изолятор СИЗО-2 (Лефортово) г. Москвы (далее - СИЗО-2).

28. В формуляре жалобы от 10 декабря 2010 г. заявитель описал условия содержания в этом учреждении следующим образом: площадь камеры, в которую его поместили, не превышала 8,2 кв. м, в ней были три спальных места, раковина и туалет; в камере не было горячей воды; между туалетом и остальной частью камеры отсутствовала какая-либо перегородка; камера круглосуточно освещалась двумя лампочками; заявитель имел право только на один час прогулки в день вместе с тремя другими заключенными во дворике площадью 10 кв. м, окруженном стенами высотой три метра и колючей проволокой сверху.

29. Что касается условий перевозки в городской суд, заявитель утверждал, что его перевозили в тюремных фургонах, площадь которых не превышала 9 кв. м, при этом в одном фургоне перевозили до 25 человек за один раз. Он уточнил, что в дни судебных заседаний по его уголовному делу его перевозили одного в отделении площадью 1 кв. м внутри фургона. Он утверждал, что проводил там от пяти до шести часов, иногда до десяти часов.

30. Наконец, что касается условий содержания в здании городского суда, заявитель указал, что по прибытии туда его помещали в камеру, а затем доставляли в зал судебного заседания. Площадь камеры составляла 1 кв. м, в ней была только скамья и не было ни окон, ни туалета, ни водоснабжения, ни вентиляции. Он также утверждал, что находился в камере вместе с тремя другими лицами.

2. Условия и режим содержания заявителя под стражей в Исправительной колонии особого режима N ИК-1 Республики Мордовия*

(* Так в тексте. Имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Исправительная колония N 1 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Республике Мордовия" (примеч. редактора).)

(а) Материальные условия

31. 6 ноября 2011 г. заявителя перевели в Исправительную колонию особого режима N ИК-1, расположенную в Республике Мордовия (далее - исправительная колония), для отбывания назначенного ему наказания в виде пожизненного лишения свободы.

32. В формуляре жалобы от 12 апреля 2012 г. заявитель описал условия своего содержания в исправительной колонии следующим образом: площадь камеры, в которую его поместили вместе с двумя другими осужденными, не превышала 12 кв. м, в камере были три кровати, раковина и туалет; в камере было маленькое окно, через которое поступало мало дневного света; камера была плохо защищена от холода и жары; туалет был отделен от остальной площади камеры перегородкой, высота которой составляла лишь полметра, что, по мнению заявителя, лишало заключенных какой-либо уединенности и сказывалось на санитарных условиях; постельное белье было очень изношенным, и его меняли один раз в месяц; ему выдали мало одежды, которая была недостаточной для того, чтобы защитить его от холода зимой; у него было право только на один час прогулки в день, он гулял один во дворике площадью 10 кв. м; ему разрешалось принимать душ только 15 минут в неделю.

(b) Видеонаблюдение

33. Заявитель отмечал, что его камера была оборудована системой видеонаблюдения, которая функционировала круглосуточно, и что за ним постоянно следил либо непосредственно охранник, либо оператор видеонаблюдения.

(с) Свидания с родственниками и контакты с внешним миром

34. В формуляре жалобы от 12 апреля 2012 г. заявитель указал, что как лицо, осужденное к пожизненному лишению свободы, он имел право лишь на два краткосрочных свидания в год. Он указал, что такие свидания продолжались четыре часа, проходили в помещении, в котором он был отделен от родственников стеклянной перегородкой, что исключало любой физический контакт, и что во время свиданий любая конфиденциальность была исключена из-за наблюдения охранников. Он также утверждал, что ему не разрешалось звонить родным или адвокатам.

II. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

A. Закрытое судебное разбирательство и обжалование решений о его проведении

35. Согласно статье 241 УПК РФ разбирательство уголовных дел во всех судах открытое (часть первая). Закрытое судебное разбирательство допускается на основании определения или постановления суда (часть вторая статьи 241 УПК РФ) в случае, когда разбирательство уголовного дела в суде может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны (пункт 1 части второй статьи 241 УПК РФ). В определении или постановлении суда о проведении закрытого разбирательства должны быть указаны конкретные фактические обстоятельства, на основании которых суд принял данное решение (часть 2.1 статьи 241 УПК РФ). Определение или постановление суда о рассмотрении уголовного дела в закрытом судебном заседании может быть вынесено в отношении всего судебного разбирательства либо соответствующей его части (часть третья статьи 241 УПК РФ).

36. В соответствии со статьями 227 и 231 УПК РФ в редакции, действовавшей на момент событий настоящего дела, в постановлении о назначении судебного заседания по уголовному делу суд был обязан разрешить вопрос о рассмотрении уголовного дела в закрытом судебном заседании.

37. Согласно части седьмой статьи 236 УПК РФ в редакции, действовавшей на момент событий настоящего дела, судебное решение, принятое по результатам предварительного слушания, могло быть обжаловано только в двух случаях: если оно касалось ограничений свободы обвиняемого или если этим решением прекращалось уголовное преследование. При данных обстоятельствах решение могло быть обжаловано только в части, касающейся указанных вопросов.

В. Режим, применяющийся к лицам, осужденным к пожизненному лишению свободы

38. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика относительно режима, применяющегося к лицам, осужденным к пожизненному лишению свободы, изложены в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia) от 30 июня 2015 г., жалоба N 41418/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 9 (примеч. редактора).), §§ 32-57.

С. Видеонаблюдение за лицами, отбывающими наказание в виде лишения свободы

1. Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации от 8 января 1997 г. (далее - УИК РФ)

39. Согласно статье 83 УИК РФ администрация исправительных учреждений вправе использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства надзора и контроля для предупреждения побегов и других преступлений, нарушений установленного порядка отбывания наказания и в целях получения необходимой информации о поведении осужденных (часть первая). Администрация исправительных учреждений обязана под расписку уведомлять осужденных о применении указанных средств надзора и контроля (часть вторая статьи 83 УИК РФ). Перечень технических средств надзора и контроля и порядок их использования устанавливаются нормативными правовыми актами Российской Федерации (часть третья статьи 83 УИК РФ).

2. Приказы Министерства юстиции Российской Федерации

40. Приказом от 3 ноября 2005 г. N 204-дсп Министерство юстиции Российской Федерации утвердило Инструкцию по организации службы по обеспечению надзора за подозреваемыми, обвиняемыми и осужденными. 25 мая 2011 г. данный приказ был изменен приказом N 166-дсп.

41. Приказом от 13 июля 2006 г. N 252-дсп Министерство юстиции Российской Федерации утвердило Инструкцию о надзоре за осужденными, содержащимися в исправительных колониях.

42. Упомянутые выше приказы были определены как изданные "Для служебного пользования" и потому не были доступны для публики.

3. Практика Конституционного Суда Российской Федерации

43. В Определении от 19 октября 2010 г. N 1393-О-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Устюгова Михаила Александровича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 83 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации и частью первой статьи 34 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"" (примеч. редактора).) Конституционный Суд Российской Федерации отклонил жалобу У., который оспаривал, помимо прочего, конституционность части первой статьи 83 УИК РФ. У. жаловался на то, что данное положение УИК РФ разрешало администрации исправительного учреждения круглосуточно использовать средства видеонаблюдения в отношении заключенных, что, по его мнению, противоречило статье 21 Конституции Российской Федерации, в которой было закреплено право каждого на уважение достоинства. В соответствующих частях определения указывалось следующее:

"Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, применение к лицу, совершившему преступление, наказания в виде лишения свободы, имея целью защиту интересов государства, общества и его членов, предполагает изменение привычного уклада жизни осужденного, его отношений с окружающими и оказание на него определенного морально-психологического воздействия, чем затрагиваются его права и свободы как гражданина и изменяется его статус как личности; в любом случае лицо, совершающее умышленное преступление, должно предполагать, что в результате оно может быть лишено свободы и ограничено в правах и свободах, то есть такое лицо сознательно обрекает себя и своих близких на ограничения, в том числе в правах на общение с членами семьи, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну...

Согласно части первой статьи 83 УИК Российской Федерации администрация исправительных учреждений вправе использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства надзора и контроля для предупреждения побегов и других преступлений, нарушений установленного порядка отбывания наказания и в целях получения необходимой информации о поведении осужденных. Статья 34 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" в части первой также предусматривает, что в целях осуществления надзора за подозреваемыми и обвиняемыми может использоваться аудио- и видеотехника.

Право администрации исправительных учреждений и следственных изоляторов использовать технические средства контроля и надзора является частью механизма, обеспечивающего личную безопасность подозреваемых, обвиняемых, осужденных и персонала соответствующего учреждения, режим содержания подозреваемых, обвиняемых и осужденных, соблюдение их прав и исполнение ими своих обязанностей... а потому закрепление указанного права оспариваемыми нормами преследует конституционно значимые цели и не может рассматриваться как несоразмерно ограничивающее права заявителя...".

4. Практика Верховного Суда Российской Федерации

44. В Решениях от 13 февраля 2012 г. N ГКПИ11-2151 и от 2 апреля 2015 г. N АКПИ15-37 Верховный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что приказ [Министерства юстиции Российской Федерации* (* Здесь и далее в этом пункте Постановления текст в скобках добавлен при переводе (примеч. редактора).)] N 252-дсп не подлежал опубликованию, поскольку содержал конфиденциальные сведения, предназначенные для служебного пользования.

45. В Решении от 12 марта 2014 г. N АКПИ14-81 Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев дело в качестве суда первой инстанции, отклонил требования М., который оспаривал законность приказа [Министерства юстиции Российской Федерации] от 25 мая 2011 г. N 166-дсп. В своем заявлении М. утверждал, что пункт 42.6 Инструкции, утвержденной приказом [Министерства юстиции Российской Федерации] от 3 ноября 2005 г. N 204-дсп, разрешал администрациям исправительных учреждений использовать системы видеонаблюдения в помещениях исправительных учреждений, "за исключением камер", и что после издания приказа от 25 мая 2011 г. N 166-дсп слова "за исключением камер" были исключены. По мнению М., указанная Инструкция в редакции, действовавшей после внесения изменений приказом от 25 мая 2011 г. N 166-дсп и вступившей в силу 25 мая 2011 г., позволяла администрации исправительных учреждений вести круглосуточное наблюдение за камерами без получения на то судебной санкции или решения директора исправительного учреждения, что, по мнению М., нарушало право заключенных на уважение личной жизни. Верховный Суд Российской Федерации отметил, что право администрации исправительных учреждений круглосуточно использовать системы видеонаблюдения соответствовало статье 83 УИК РФ. Верховный Суд Российской Федерации также указал, что приказ [Министерства юстиции Российской Федерации] от 25 мая 2011 г. N 166-дсп, оспариваемый заявителем, не регулировал "порядок использования видеокамер на территории режимной зоны". Он добавил, что применение к заключенному видеонаблюдения не было обусловлено предварительным принятием какого-либо решения и что требовалось только уведомление соответствующих заключенных о применении данной меры.

46. Определением от 19 июня 2014 г. N АПЛ14-240 Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев дело в качестве суда апелляционной инстанции, оставил без изменения вышеуказанное Решение от 12 марта 2014 г. N АКПИ14-81. Согласившись с выводами судьи первой инстанции, Верховный Суд Российской Федерации напомнил, что спорным положением приказа [Министерства юстиции Российской Федерации] от 25 мая 2011 г. N 166-дсп "установлены общие положения", направленные на обеспечение режима в следственных изоляторах и тюрьмах, но данные положения "не регулируют порядок использования видеокамер на территории режимной зоны следственного изолятора, тюрьмы, в том числе и круглосуточное наблюдение посредством видеокамер за поведением осужденных в камерах".

III. Соответствующие международные документы

47. Рекомендация Комитета министров Совета Европы от 9 октября 2003 г. N Rec(2003)23 "Об осуществлении исполнения наказания в виде пожизненного заключения и других длительных сроков заключения администрациями мест лишения свободы" в соответствующих частях гласит:

"Безопасность и надежность в местах лишения свободы

18(a) Поддержание контроля в местах лишения свободы должно основываться на использовании существующей безопасности, выражающейся в развитии положительных отношений персонала с заключенными, основанных на стабильности и законности в сочетании с пониманием индивидуальной ситуации и любых рисков, которые представляют конкретные заключенные.

(b) При использовании технических способов, таких как звонки и камеры наблюдения, они всегда должны дополнять действующие методы безопасности".

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

48. Заявитель жаловался на условия содержания в СИЗО-2, на условия перевозки в городской суд и обратно в ходе судебного разбирательства по его уголовному делу, на условия содержания в помещении данного суда, а также в исправительной колонии. Он ссылался на статью 3 Конвенции, которая гласит:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

А. Условия содержания заявителя в СИЗО-2, перевозки в городской суд и обратно и содержания в помещении данного суда

1. Доводы сторон

(а) Власти Российской Федерации

49. Власти Российской Федерации прежде всего отмечали, что заявитель содержался в СИЗО-2 с 18 января по 18 июля 2007 г. и с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г. Что касается промежутка времени между двумя упомянутыми выше периодами, они утверждали, что жалоба заявителя относительно условий его содержания с 18 января по 18 июля 2007 г. в данном учреждении была подана с опозданием, поскольку была направлена 10 декабря 2010 г., то есть более, чем через шесть месяцев после окончания данного периода.

50. Власти Российской Федерации утверждали далее, что площадь камер, в которых заявитель содержался с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г., составляла 8,3 кв. м, что в них были две-три кровати и все необходимые предметы и принадлежности (раковина, стол и так далее). Они указали, что в течение всего периода содержания заявителя под стражей другие материальные условия, такие как температура, освещение, влажность и санитарные условия, а также возможность принимать душ и ежедневно гулять на свежем воздухе, соответствовали действовавшему на тот момент внутригосударственному законодательству.

51. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что заявителя доставляли из СИЗО-2 в городской суд и обратно в специальных фургонах и что количество заключенных в них никогда не превышало пределов, предусмотренных действовавшими на тот момент нормами законодательства Российской Федерации. Они утверждали также, что условия содержания заявителя в помещении городского суда соответствовали статье 3 Конвенции.

(b) Заявитель

52. Заявитель настаивал на своей жалобе. В замечаниях, представленных 23 октября 2017 г. в ответ на замечания властей Российской Федерации, заявитель отметил, что с 18 января по 18 июля 2007 г. он содержался в другом следственном изоляторе г. Москвы, условия содержания в котором были такими же, как и в СИЗО-2. Ссылаясь на Постановление Европейского Суда по делу "Недайборщ против Российской Федерации" (Nedayborshch v. Russia) от 1 июля 2010 г., жалоба N 42255/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 2 (примеч. редактора).), § 25, он призвал Европейский Суд принять во внимание весь период, в течение которого он содержался под стражей в СИЗО-2, для целей рассмотрения по существу его жалобы на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции.

2. Мнение Европейского Суда

(а) Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

53. Европейский Суд отмечает, что в формуляре жалобы, поданном 10 декабря 2010 г., заявитель жаловался только на условия содержания в СИЗО-2, не уточнив, что с 18 июля до 30 ноября 2007 г. он находился в другом учреждении, и не сформулировав жалобы на условия содержания в последнем (см. выше § 28). Таким образом, Европейский Суд не может рассматривать жалобы заявителя, сформулированные в замечаниях от 23 октября 2017 г. (см. выше § 52), в отношении периода содержания под стражей с 18 июля по 30 ноября 2007 г., поскольку они были поданы более, чем через шесть месяцев после истечения данного периода. Следовательно, в соответствии с прецедентной практикой относительно исчисления шестимесячного срока в делах, касающихся условий содержания под стражей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фетисов и другие против Российской Федерации" (Fetisov and Others v. Russia) от 17 января 2012 г., жалоба N 43710/07 и три другие жалобы* (* См.: там же. 2013. N 7 (примеч. редактора).), §§ 72-78), Европейский Суд не может установить, были ли условия содержания заявителя с 18 июля по 30 ноября 2007 г. по существу аналогичны условиям содержания с 18 января по 18 июля 2007 г. в СИЗО-2.

54. Таким образом, Европейский Суд полагает, что жалобы заявителя на условия его содержания под стражей в СИЗО-2 с 18 января по 18 июля 2007 г, с одной стороны, и в другом следственном изоляторе с 18 июля по 30 ноября 2007 г., с другой, сформулированные в замечаниях от 23 октября 2017 г., поданы с опозданием, а именно более, чем через шесть месяцев после окончания вышеупомянутых периодов. Следовательно, эти жалобы должны быть отклонены на основании пунктов 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

55. Отмечая, что в оставшейся части жалоба заявителя на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями его содержания в СИЗО-2 с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г. не является явно необоснованной по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции и, помимо этого, не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям, Европейский Суд считает, что она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

(b) Существо жалобы

56. Европейский Суд напоминает, что в многочисленных делах он уже приходил к выводу о нарушении статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания в следственных изоляторах (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Майзит против Российской Федерации" (Mayzit v. Russia) от 20 января 2005 г., жалоба N 63378/00* (* См.: там же. 2005. N 10 (примеч. редактора).), §§ 34-43, Постановление Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации" (Ananyev and Others v. Russia) от 10 января 2012 г., жалобы NN 42525/07 и 60800/08* (* См.: там же. 2012. N 8 (примеч. редактора).), §§ 160-166, Постановление Европейского Суда по делу "Колунов против Российской Федерации" (Kolunov v. Russia) от 9 октября 2012 г., жалоба N 26436/05, §§ 30-38, Постановление Европейского Суда по делу "Зенцов и другие против Российской Федерации" (Zentsov and Others v. Russia) от 23 октября 2012 г., жалоба N 35297/05* (* См.: там же. 2015. N 5 (примеч. редактора).), §§ 38-45, Постановление Европейского Суда по делу "Дудченко против Российской Федерации" (Dudchenko v. Russia) от 7 ноября 2017 г., жалоба N 37717/05* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2018. N 3 (примеч. редактора).), §§ 116-123, Постановление Европейского Суда по делу "Вяткин против Российской Федерации" (Vyatkin v. Russia) от 11 апреля 2013 г., жалоба N 18813/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 4 (примеч. редактора).), §§ 36-44), а также в связи с условиями перевозки (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Светлана Казьмина против Российской Федерации" (Svetlana Kazmina v. Russia) от 2 декабря 2010 г., жалоба N 8609/04* (* См.: там же. 2012. N 2 (примеч. редактора).), §§ 76-79, Постановление Европейского Суда по делу "M.С. против Российской Федерации" (M.S. v. Russia) от 10 июля 2014 г., жалоба N 8589/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 4 (примеч. редактора).), §§ 71-77, Постановление Европейского Суда по делу "Ярослав Белоусов против Российской Федерации" (Yaroslav Belousov v. Russia) от 4 октября 2016 г., жалобы NN 2653/13 и 60980/14* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2017. N 2 (примеч. редактора).), §§ 103-111, и Постановление Европейского Суда по делу "Раджаб Магомедов против Российской Федерации" (Radzhab Magomedov v. Russia) от 20 декабря 2016 г., жалоба N 20933/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 4 (примеч. редактора).), §§ 59-62).

57. В настоящем деле, принимая во внимание все предоставленные ему материалы, Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации не представили каких-либо сведений фактического или юридического характера, которые могли бы убедить Европейский Суд прийти к иному выводу в настоящем деле.

58. Европейский Суд отмечает, в частности, что власти Российской Федерации не предоставили оригиналы списков заключенных в отношении описанных заявителем условий его содержания в СИЗО-2 с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г. (см. в качестве противоположного примера упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Раджаб Магомедов против Российской Федерации" (Radzhab Magomedov v. Russia), §§ 48-49). Относительно условий перевозки заявителя Европейский Суд констатирует, что власти Российской Федерации не предоставили путевых листов, в которых бы содержалась информация о количестве лиц, размещенных в фургонах, используемых для перевозки заявителя (см. аналогичный подход в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Ярослав Белоусов против Российской Федерации" (Yaroslav Belousov v. Russia), § 109, и в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Светлана Казьмина против Российской Федерации" (Svetlana Kazmina v. Russia), § 77), а также данных о площади отделений в этих фургонах (см. аналогичный подход в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Дудченко против Российской Федерации" (Dudchenko v. Russia), § 129).

59. Таким образом, Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации не выполнили возложенное на них бремя доказывания и не опровергли утверждения заявителя, в соответствии с которыми последнего содержали и перевозили в условиях, нарушавших статью 3 Конвенции (см. выше §§ 28-29).

60. Принимая во внимание обширную прецедентную практику по данному вопросу (см. выше § 56) и выводы относительно обоснованности утверждений заявителя (см. выше § 59), Европейский Суд полагает, что условия содержания заявителя под стражей в СИЗО-2 с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г., а также условия его перевозки в городской суд и обратно в ходе судебного разбирательства по его уголовному делу представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Следовательно, по делу было допущено нарушение статьи 3 Конвенции.

61. Сделав вывод о нарушении статьи 3 Конвенции в отношении условий содержания заявителя в СИЗО-2 с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г., а также в связи с условиями перевозки в городской суд и обратно в ходе судебного разбирательства по его уголовному делу, Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость отдельно рассматривать жалобу заявителя на условия содержания в помещении данного суда (см. выше § 30).

В. Условия содержания заявителя в исправительной колонии

1. Доводы сторон

(а) Власти Российской Федерации

62. Власти Российской Федерации указали, что заявитель содержался в исправительной колонии с 6 ноября 2011 г. по 25 ноября 2013 г. в камере N 66, расположенной в здании N 1. Они описали условия содержания заявителя следующим образом: площадь камеры составляла 11,5 кв. м (10,7 кв. м за вычетом площади, занятой санузлом), в ней были двухъярусная кровать (два спальных места), стол, раковина, туалет; количество заключенных никогда не превышало количество спальных мест; туалет находился рядом с входом в камеру и был отделен от остального помещения кирпичной стеной высотой 1,2 м с дверцей; стол находился напротив кровати на расстоянии одного метра; температура в камере составляла +21°C; камера освещалась двумя лампочками мощностью 100 и 40 Ватт, ночью горела только последняя; в камере было окно размером 0,6 х 1 м; вентиляция в камере обеспечивалась системой механической вентиляции, а также через окно. Власти Российской Федерации отметили также, что заявителя выводили на прогулку на свежем воздухе во внутренних двориках площадью 8 кв. м.

63. В подтверждение своих доводов власти Российской Федерации представили следующие документы:

- справку администрации исправительной колонии от 14 марта 2017 г. относительно условий содержания заявителя, описанных выше в § 62;

- выписку из реестра санитарного состояния исправительной колонии за период с 1 января 2011 г. по 6 декабря 2013 г.;

- выписку из технического плана здания, в котором находилась камера N 66, и экспликацию к данному плану;

- фотографии камеры N 66, сделанные в неустановленную дату и заверенные начальником исправительной колонии;

- копии договоров, заключенных администрацией исправительной колонии, об оказании услуг по уничтожению грызунов в период с 2011 по 2013 год.

(b) Заявитель

64. В замечаниях от 23 октября 2017 г. заявитель уточнил свою жалобу на условия содержания в исправительной колонии. Он описал условия своего содержания следующим образом: с 6 по 13 ноября 2011 г. он находился один в карантинной камере, расположенной в здании N 2; с 13 по 18 ноября 2011 г. он содержался один в обычной камере в здании N 1; 13 ноября 2011 г. его и двух других осужденных, O.Д. и Д., поместили в камеру площадью 14 кв. м, расположенную на первом этаже здания N 1, где он провел шесть месяцев; после этого его перевели в другую камеру площадью 8,2 кв. м, расположенную на первом этаже здания N 2, в которой он содержался вместе с другим заключенным, Ф.Д., до 25 ноября 2013 г.

65. Что касается фотографий камеры N 66, представленных властями Российской Федерации, заявитель указал, что в течение периода его содержания в этой камере в ней не было ни резервуаров для питьевой воды, ни переговорного устройства. Он также отметил, что мощность лампочек не превышала 60 Ватт.

66. В подтверждение своих доводов заявитель представил письма от:

- 7 декабря 2012 г., написанное Б., членом неправительственной организации и защитником заявителя, в котором последний делал замечания относительно состояния камер в исправительной колонии в тот момент, когда он посещал заявителя 9 октября 2012 г.;

- 5 декабря 2012 г., написанное Ф., одним из адвокатов заявителя, в котором последний описывал состояние камер исправительной колонии во время посещений заявителя с ноября 2011 года.

2. Мнение Европейского Суда

67. Европейский Суд отмечает, что стороны расходятся во мнениях в отношении ряда аспектов условий содержания заявителя, в частности, относительно количества камер, в которых он содержался, соответствующих периодов времени и количества лиц, которые находились в одной камере с заявителем. Однако Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость устанавливать правдивость каждого из спорных элементов, поскольку жалоба является явно необоснованной по следующим основаниям.

68. Европейский Суд напоминает, что он особенно принимает во внимание объективные трудности, с которыми сталкиваются заявители, когда им приходится собирать доказательства в подтверждение их утверждений относительно условий содержания, и что заявители, тем не менее, должны представить подробное и согласованное описание обстоятельств, на которые они жалуются (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии" (Mursic v. Croatia) от 20 октября 2016 г., жалоба N 7334/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 5 (примеч. редактора).), § 127). Когда описание предположительно унижающих достоинство условий является правдоподобным и разумно подробным, что является первоначальным доказательством жестокого обращения, бремя доказывания переходит на власти государства-ответчика, только у которых есть доступ к сведениям, которые могут подтвердить или опровергнуть утверждения заявителя. В этих случаях власти государства-ответчика должны, в частности, собрать и представить соответствующие документы, а также привести подробное описание условий содержания заявителя (см. ibid.).

69. В настоящем деле Европейский Суд подчеркивает, что в замечаниях от 23 октября 2017 г. заявитель не оспаривал утверждение властей Российской Федерации о том, что его содержали в камере N 66 здания N 1 исправительной колонии, и не оспаривал подлинность фотографий этой камеры, представленных властями государства-ответчика (см. выше §§ 62 и 64). Европейский Суд отмечает, что единственное замечание заявителя по поводу данных фотографий касалось того, что в камере не было ни резервуаров для питьевой воды, ни переговорного устройства (см. выше § 65). Он также констатирует, что заявитель не оспаривал подлинность технических планов, представленных властями Российской Федерации, а также утверждение о том, что площадь камеры составляла 11,5 кв. м и что заявитель располагал 10,7 кв. м личного пространства (см. выше §§ 63-64). Вместе с тем Европейский Суд отмечает, что заявитель, признав, что он содержался в камере N 66 здания N 1, в то же время утверждал, что с мая 2012 года по 25 ноября 2013 г. он содержался в камере, площадь которой составляла 8,2 кв. м в здании N 2 (см. выше § 64). В связи с этим Европейский Суд полагает, что заявитель противоречит сам себе, не давая при этом достаточного объяснения различий в описании условий содержания под стражей.

70. Европейский Суд также отмечает, что заявитель не уточнил ни в формуляре жалобы от 12 апреля 2012 г., ни в своих замечаниях от 23 октября 2017 г., номера камер, в которых он содержался в течение первых шести месяцев нахождения в исправительной колонии. Кроме того, что касается первого периода лишения свободы, в формуляре жалобы от 12 апреля 2012 г. заявитель утверждал, что площадь камеры составляла 12 кв. м и что в ней были три кровати, в то время как в замечаниях от 23 октября 2017 г. он указал, что площадь камеры составляла 14 кв. м и в ней были четыре кровати (см. выше §§ 32 и 64). Что касается писем, представленных заявителем в подтверждение своих утверждений (см. выше § 66), Европейский Суд отмечает, что в них не содержится сведений ни о номерах камер, в которых он содержался, ни относительно их расположения в исправительной колонии, ни о количестве лиц, которые содержались вместе с ним.

71. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что заявитель не представил последовательного и согласованного описания условий его содержания в исправительной колонии и что при таких обстоятельствах бремя доказывания не перешло к властям Российской Федерации. Из этого следует, что в данной части жалоба на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции

72. Заявитель также жаловался на то, что продолжительность его предварительного заключения не была разумной по смыслу пункта 3 статьи 5 Конвенции, который в соответствующей части гласит:

"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи... имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд".

А. Доводы сторон

73. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель обвинялся в особо тяжких преступлениях, совершенных в составе организованной группы, что требовало соответствующей реакции со стороны судов страны. Кроме тяжести обвинения, суды также приняли во внимание риск того, что заявитель может уклоняться от правосудия, оказывать давление на свидетелей, уничтожать доказательства или иным образом препятствовать следствию. Власти Российской Федерации указали также, что уголовное дело против заявителя было особо сложным: по делу в качестве обвиняемых были привлечены 13 человек, вменявшиеся им деяния были совершены в разных регионах Российской Федерации, а также в Белоруссии, органы следствия должны были провести несколько следственных действий и убедиться в том, что все обвиняемые и их адвокаты ознакомлены с материалами уголовного дела.

74. Заявитель настаивал на своей жалобе и утверждал, что для продления срока содержания под стражей суды Российской Федерации постоянно ссылались на тяжесть предъявленного ему обвинения и на риск того, что он скроется, будет препятствовать правосудию или оказывать давление на свидетелей или иных участников процесса, и при этом, по его мнению, они не подтверждали данные обстоятельства конкретными фактами.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

75. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

76. Европейский Суд отмечает, что содержание заявителя под стражей продолжалось с 16 января 2007 г. по 28 декабря 2010 г., когда в отношении него был вынесен обвинительный приговор судом первой инстанции. Общая продолжительность содержания заявителя под стражей, таким образом, составила три года, 11 месяцев и 12 дней. Принимая во внимание значительную продолжительность данного периода и презумпцию в пользу освобождения, Европейский Суд полагает, что суды Российской Федерации должны были указать убедительные причины для продления срока содержания заявителя под стражей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Степан Зимин против Российской Федерации" (Stepan Zimin v. Russia) от 30 января 2018 г., жалобы NN 63686/13 и 60894/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 11 (примеч. редактора).), § 55).

77. В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что постановления судов о продлении срока содержания под стражей были стереотипными и не были основаны на каких-либо конкретных фактах. Суды Российской Федерации продлевали срок содержания заявителя под стражей, ссылаясь главным образом на тяжесть предъявленных ему обвинений, а также на сложность уголовного дела (см. выше §§ 9-10, 12-13 и 16).

78. Европейский Суд напоминает, что тяжесть обвинения не может сама по себе быть основанием для продления срока содержания под стражей, когда дело не находится на первоначальной стадии (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кучера против Словакии" (Kucera v. Slovakia) от 17 июля 2007 г., жалоба N 48666/99, § 94). Что касается сложности уголовного дела, он отмечает, что это обстоятельство может быть уместным, в частности, в делах, касающихся организованной преступности (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Мхитарян против Российской Федерации" (Mkhitaryan v. Russia) от 5 февраля 2013 г., жалоба N 46108/11* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 3 (примеч. редактора).), §§ 98-99, и Постановление Европейского Суда по делу "Подеши против Сан-Марино" (Podeschi v. San Marino) от 13 апреля 2017 г., жалоба N 66357/14, §§ 147-148). Однако Европейский Суд полагает, что в настоящем деле после фиксации доказательств и направления дела в суд для вынесения приговора данное обстоятельство более не было решающим для того, чтобы продлевать срок содержания заявителя под стражей при отсутствии других конкретных сведений, указывающих на риск того, что он может воспрепятствовать правосудию по делу, связанному с организованной преступностью (см. аналогичный подход в Постановлении Европейского Суда по делу "Кинг против Португалии" (Qing v. Portugal) от 5 ноября 2015 г., жалоба N 69861/11, §§ 65-66, и противоположную ситуацию в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Подеши против Сан-Марино" (Podeschi v. San Marino), §§ 151-152). Однако Европейский Суд констатирует, что после завершения предварительного расследования 14 мая 2008 г. суды Российской Федерации продлевали срок содержания заявителя под стражей в течение, по крайней мере, двух лет и семи месяцев, ссылаясь на те же основания и не указывая конкретные фактические сведения. Он также отмечает, что, к тому же, их постановления были "коллективными", поскольку они касались заявителя и некоторых сообвиняемых одновременно.

79. Европейский Суд часто приходил к выводу о нарушении пункта 3 статьи 5 Конвенции в делах, в которых суды государства-ответчика продлевали срок содержания заявителей под стражей, ссылаясь в основном на тяжесть предъявленного обвинения и используя стереотипные формулировки, не указывая конкретных фактов и не рассматривая возможность применения иных превентивных мер (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ламажик против Российской Федерации" (Lamazhyk v. Russia) от 30 июля 2009 г., жалоба N 20571/04* (* См.: там же. 2012. N 12 (примеч. редактора).), §§ 88-98, Постановление Европейского Суда по делу "Романова против Российской Федерации" (Romanova v. Russia) от 11 октября 2011 г., жалоба N 23215/02* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2012. N 4 (примеч. редактора).), §§ 121-133, Постановление Европейского Суда по делу "Дирдизов против Российской Федерации" (Dirdizov v. Russia) от 27 ноября 2012 г., жалоба N 41461/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 9 (примеч. редактора).), §§ 108-111, Постановление Европейского Суда по делу "Коркин против Российской Федерации" (Korkin v. Russia) от 12 ноября 2015 г., жалоба N 48416/09* (* См.: там же. 2016. N 9 (примеч. редактора)), §§ 88-96, и Постановление Европейского Суда по делу "Г. против Российской Федерации" (G. v. Russia) от 21 июня 2016 г., жалоба N 42526/07* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2017. N 1 (примеч. редактора).), §§ 114-119). В настоящем деле ничто не позволяет Европейскому Суду прийти к иному выводу.

80. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд полагает, что, ссылаясь главным и систематическим образом на тяжесть предъявленного заявителю обвинения, власти продлевали срок его содержания под стражей в течение более трех лет на основаниях, которые не могут считаться достаточными, чтобы оправдать продолжительность его содержания под стражей.

81. При таких обстоятельствах отсутствует необходимость проверять, проявили ли уполномоченные органы власти страны "особую тщательность" при разбирательстве дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Долгова против Российской Федерации" (Dolgova v. Russia) от 2 марта 2006 г., жалоба N 11886/05* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. N 8 (примеч. редактора).), § 50). Следовательно, по делу было допущено нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

82. Заявитель жаловался на предполагаемое нарушение его права на справедливое и открытое разбирательство его дела. Он утверждал, в частности, что постановление суда о проведении по его делу закрытого судебного разбирательства было необоснованным, поскольку документов с грифом "Совершенно секретно" было всего четыре, а материалы уголовного дела насчитывали более 100 томов. Он ссылался на пункт 1 статьи 6 Конвенции, который в соответствующей части гласит:

"Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела.. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

83. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не обжаловал постановление от 24 июня 2009 г., которым городской суд, рассматривавший дело по существу, принял решение о проведении по делу закрытого судебного разбирательства. Они призывали Европейский Суд отклонить жалобу заявителя в связи с неисчерпанием внутригосударственных средств правовой защиты.

2. Заявитель

84. По поводу предварительного довода о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты заявитель указал, что постановление, вынесенное городским судом по итогам предварительного судебного заседания, в соответствии со статьей 236 УПК РФ, могло быть обжаловано только в части, касавшейся применения меры пресечения в виде заключения обвиняемого под стражу, или в случае, если постановлением прекращалось уголовное преследование в отношении последнего. По этой причине заявитель, по его словам, не подавал жалобу на данное постановление. Он отметил, что власти Российской Федерации не доказали эффективность указанного ими средства правовой защиты ни в теории, ни на практике, не предоставив примеров соответствующих судебных постановлений.

85. Ссылаясь на прецедентную практику Европейского Суда по вопросу о публичном разбирательстве дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Белачев против Российской Федерации" (Belachev v. Russia) от 4 декабря 2008 г., жалоба N 28617/03, § 83, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Романова против Российской Федерации" (Romanova v. Russia), § 155, и Постановление Европейского Суда по делу "Пичугин против Российской Федерации" (Pichugin v. Russia) от 23 октября 2012 г., жалоба N 38623/03* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2014. N 4 (примеч. редактора).), § 187 и последующие), заявитель утверждал, что постановления суда первой инстанции от 24 июня 2009 г. и от 19 мая 2010 г., касавшиеся закрытого характера судебного разбирательства, не свидетельствовали о каком-либо соотнесении принципа публичности судебного разбирательства и целей защиты общественного порядка и национальной безопасности. Он утверждал, что четыре документа с грифом "Совершенно секретно", на которые ссылался городской суд, касались только обвинения в покушении на дачу взятки, в частности, оперативно-розыскных мероприятий, проводившихся следственными органами в этой связи, тогда как остальные материалы дела составляли более 100 томов по 200 листов, ни один из которых не был обозначен как составляющий государственную тайну. Заявитель отмечал, что городской суд в итоге не исследовал спорные документы в судебном заседании и что он не ссылался на них в приговоре от 28 декабря 2010 г. В связи с этим он утверждал, что закрытое судебное разбирательство не было "строго необходимо" по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции.

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

86. Европейский Суд напоминает, что целью правила об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты является предоставление властям Договаривающихся Государств возможности предупредить или устранить предполагаемые нарушения до того, как соответствующие жалобы будут поданы в Европейский Суд (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Паксас против Литвы" (Paksas v. Lithuania) от 6 января 2011 г., жалоба N 34932/04, § 75).

87. В настоящем деле Европейский Суд прежде всего отмечает, что судебное разбирательство по уголовному делу заявителя началось 19 мая 2010 г., когда суд первой инстанции провел новое предварительное слушание (см. выше § 22). Ссылка властей Российской Федерации на постановление суда от 24 июня 2009 г., таким образом, является неуместной, поскольку данное постановление касалось первой части процесса, юридические последствия которого прекратили существовать 19 мая 2010 г.

88. В любом случае власти Российской Федерации не указали ни одного положения внутригосударственного законодательства, которое позволило бы заявителю обжаловать как постановление суда первой инстанции от 24 июня 2009 г., так и постановление от 19 мая 2010 г. в части, касавшейся проведения закрытого судебного разбирательства. Как и заявитель, Европейский Суд полагает, что в результате совокупного применения статей 227, 231 и части седьмой статьи 236 УПК РФ в редакции, действовавшей в период, относившийся к обстоятельствам настоящего дела (см. выше §§ 35-37), упомянутые выше постановления не подлежали обжалованию в части, касавшейся проведения закрытого судебного разбирательства.

89. Европейский Суд также напоминает, что в ходе судебного заседания 19 мая 2010 г. заявитель возражал против устранения публики на время всего процесса (см. выше § 21) и что он указал на отсутствие публичности судебного разбирательства в своей апелляционной жалобе на приговор от 28 декабря 2010 г. (см. выше § 25). Наконец, Европейский Суд отмечает, что Верховный Суд Российской Федерации рассмотрел данную жалобу заявителя по существу (см. выше § 26). Таким образом, заявитель предоставил внутригосударственным судам возможность рассмотреть жалобу на отсутствие публичности судебного разбирательства по его уголовному делу и исправить предполагаемое нарушение. В связи с этим Европейский Суд отклоняет предварительный довод властей Российской Федерации о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты.

90. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

91. Европейский Суд напоминает, что в ранее рассмотренных многочисленных делах он уже приходил к выводу о нарушении пункта 1 статьи 6 Конвенции, установив, что суды Российской Федерации приняли решение о проведении по делу закрытого судебного разбирательства только на основании того, что в материалах дела были секретные документы, без рассмотрения необходимости такого решения и без соотнесения принципа публичности судебного разбирательства и требований защиты общественного порядка и национальной безопасности (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Белашев против Российской Федерации" (Belashev v. Russia), §§ 84 и 88, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Романова против Российской Федерации" (Romanova v. Russia), §§ 156 и 160, Постановление Европейского Суда по делу "Ракс против Российской Федерации" (Raks v. Russia) от 11 октября 2011 г., жалоба N 20702/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 3 (примеч. редактора).), §§ 47 и 51, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Пичугин против Российской Федерации" (Pichugin v. Russia), §§ 188 и 192, и Постановление Комитета Европейского Суда по делу "Шейноев против Российской Федерации" (Sheynoyev v. Russia) от 25 сентября 2018 г., жалоба N 65783/09, §§ 14-16).

92. В настоящем деле, принимая во внимание все имеющиеся в его распоряжении материалы, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не предоставили какой-либо информации фактического или юридического характера, которая могла бы убедить Европейский Суд прийти к иному выводу в настоящем деле.

93. Власти Российской Федерации не оспаривали утверждение заявителя о том, что в материалах дела были только четыре документа с грифом "Совершенно секретно" и сотни других документов (см. выше § 85). Европейский Суд считает, что, если у властей государства-ответчика в принципе мог быть правомерный интерес в сохранении конфиденциального характера секретных документов, которые, как представляется, касались методов, используемых следственными органами для борьбы с преступностью, суд первой инстанции должен был специально рассмотреть вопрос о том, было ли проведение закрытого судебного разбирательства необходимым для достижения преследуемой цели. Однако при вынесении постановления от 19 мая 2010 г. суд первой инстанции решил, что публика не будет допущена на судебные заседания в течение всего процесса только на основании того, что в материалах дела содержались секретные документы (см. выше § 22). Суд первой инстанции не обосновал свое решение, чтобы доказать, что спорные документы были связаны с предметом производства и что их наличие было, таким образом, необходимым. В связи с этим Европейский Суд принимает во внимание довод заявителя, который не оспаривался властями Российской Федерации, о том, что городской суд в итоге не исследовал данные документы в судебном заседании и не ссылался на них в обвинительном приговоре (см. выше § 85). Наконец, Европейский Суд отмечает, что суд первой инстанции также не рассмотрел возможность принятия мер с целью минимизации последствий отсутствия публичности, например, ограничив доступ к спорным документам и проведя в закрытом порядке только некоторые судебные заседания, хотя такая возможность была специально предусмотрена частью третьей статьи 241 УПК РФ (см. выше § 35). Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд полагает, что при таких обстоятельствах настоящего дела проведение по уголовному делу заявителя закрытого судебного разбирательства в суде первой инстанции не могло считаться обоснованным.

94. Наконец, Европейский Суд напоминает, что в некоторых случаях вышестоящая судебная инстанция может устранить недостатки рассмотрения дела в суде первой инстанции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рипан против Австрии" (Riepan v. Austria) от 14 ноября 2000 г., жалоба N 35115/97, § 40). В частности, Европейский Суд признавал, что вышестоящий суд мог исправить такой недостаток, как отсутствие публичности судебного разбирательства в суде первой инстанции, если вновь полностью рассматривал дело по существу таким образом, что все доказательства исследовались в присутствии обвиняемого в рамках публичного и состязательного процесса (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Рипан против Австрии" (Riepan v. Austria), § 41, и Постановление Европейского Суда по делу "Крестовский против Российской Федерации" (Krestovskiy v. Russia) от 28 октября 2010 г., жалоба N 14040/03* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 9 (примеч. редактора).), §§ 34-35, и упомянутое выше Постановление Комитета Европейского Суда по делу "Шейноев против Российской Федерации" (Sheynoyev v. Russia), § 15). Однако Верховный Суд Российской Федерации не провел нового полного судебного разбирательства по делу и, следовательно, не исправил недостаток отсутствия публичности уголовного процесса в суде первой инстанции.

95. Таким образом, по делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

96. Заявитель также жаловался на предполагаемое нарушение его права на уважение личной и семейной жизни в связи с ограниченным количеством свиданий в исправительной колонии, запретом звонить родственникам, а также условиями, в которых проходили свидания. В этой связи он жаловался на невозможность физических контактов с родными и на отсутствие близости. Заявитель также жаловался на предполагаемое нарушение его права на уважение личной жизни в связи с наличием системы видеонаблюдения в камере, в которой он содержался в исправительной колонии. Заявитель ссылался на статью 8 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, жилища и корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Жалоба, касающаяся осуществления заявителем права на свидания в исправительной колонии

1. Доводы сторон

(а) Власти Российской Федерации

97. Власти Российской Федерации утверждали, что в течение периода содержания заявителя в исправительной колонии у него было 111 свиданий с адвокатами и родственниками. С учетом этих данных они считали, что жалоба заявителя была необоснованной.

98. В подтверждение своих доводов власти Российской Федерации предоставили различные справки, выданные 14 марта 2017 г. администрацией исправительной колонии, из которых следует, что в период с 6 ноября 2011 г. по 25 ноября 2013 г. заявитель:

- имел четыре краткосрочных свидания с родственниками, каждое продолжительностью четыре часа; 3 февраля 2012 г., 9 марта и 9 сентября 2013 г. его навещали родители, а 6 сентября 2012 г. - его мать и теща;

- имел 107 свиданий с адвокатами и защитниками в различные даты продолжительностью от одного до четырех часов;

- отправил 93 письма и получил 86 писем от разных родственников и друзей, в частности, жены, дочерей и родителей;

- не имел ни долгосрочных свиданий, ни телефонных разговоров.

99. Из представленных справок также следует, что 25 ноября 2013 г. заявитель был переведен для отбывания наказания в виде пожизненного лишения свободы в другую исправительную колонию особого режима, находящуюся в Пермском крае.

(b) Заявитель

100. Заявитель прежде всего отметил, что его близкими родственниками являлись жена, две дочери, которые были несовершеннолетними на момент событий настоящего дела, а также его родители. Он утверждал, что как лицо, осужденное к пожизненному лишению свободы и содержавшееся в исправительной колонии особого режима, он имел право только на два краткосрочных свидания с родственниками в год, и у него не было права на долгосрочные свидания. Он добавил, что с учетом исключительно непродолжительного характера разрешенных краткосрочных свиданий его жена и дочери были вынуждены отказаться от своего права навещать заявителя, чтобы его родители могли чаще видеться с ним.

101. Заявитель указал, что его родственники, в частности родители, имели с ним всего четыре свидания из 111 свиданий, указанных властями Российской Федерации в их списке, и что в остальное время он встречался с адвокатами, количество свиданий с которыми законом не ограничивалось. Что касается условий проведения краткосрочных свиданий с родителями, заявитель жаловался на их непродолжительность и условия, которые исключали любой физический контакт и любую близость, такие как присутствие охранника и разделение перегородкой, которая делала невозможными любые физические контакты. Заявитель указал, что у него не было возможности разговаривать по телефону ни с родственниками, ни с адвокатами. Наконец, он утверждал, что его письма часто отправлялись с задержкой или терялись.

102. В основном ссылаясь на упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia), заявитель утверждал, что описанные выше ограничения возможности свиданий с родственниками и его контактов с внешним миром представляли собой несоразмерное вмешательство в его право на уважение "личной" и "семейной жизни" по смыслу статьи 8 Конвенции.

2. Мнение Европейского Суда

(а) Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

103. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

(b) Существо жалобы

104. Европейский Суд сразу отмечает, что в формуляре жалобы от 12 апреля 2012 г., а также в своих замечаниях по поводу приемлемости жалобы и по существу дела от 23 октября 2017 г. заявитель жаловался только на ограничения его права на свидания и его контактов с внешним миром в то время, когда он содержался в Исправительной колонии N ИК-1 Республики Мордовия (см. выше §§ 34 и 100-102). Заявитель не затрагивал период после 25 ноября 2013 г., когда он был переведен в другую исправительную колонию (см. выше § 99). Принимая во внимание утверждения заявителя о фактах и принципы, касающиеся определения предмета "представленного на рассмотрение" дела (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Радомилья и другие против Хорватии" (Radomilja and Others v. Croatia) от 20 марта 2018 г., жалобы NN 37685/10 и 22768/12* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 2 (примеч. редактора).), §§ 101-127), Европейский Суд полагает, что жалоба заявителя на предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции охватывает только период содержания в Исправительной колонии особого режима N ИК-1 Республики Мордовия с 6 ноября 2011 г. по 25 ноября 2013 г.

105. Европейский Суд также отмечает, что заявитель как лицо, осужденное к пожизненному лишению свободы, был помещен в упомянутую выше исправительную колонию, в которой к нему применялся строгий режим. Европейский Суд констатирует, что с 6 ноября 2011 г. по 25 ноября 2013 г. у заявителя была возможность поддерживать контакт с внешним миром путем переписки, но все иные формы контактов подвергались ограничениям.

106. Европейский Суд напоминает, что в упомянутом выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia), рассмотрев такую же комбинацию различных серьезных и продолжительных ограничений возможности иметь свидания и поддерживать контакт с внешним миром (см. ibid., §§ 127-130), Европейский Суд пришел к выводу, что по делу было допущено нарушение права заявителя на уважение личной и семейной жизни, предусмотренного статьей 8 Конвенции, в связи с применением к заявителю оспариваемых ограничений (см. ibid., §§ 131-149).

107. В настоящем деле, принимая во внимание все имеющиеся в его распоряжении материалы, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не предоставили какой-либо информации фактического или юридического характера, которая могла бы убедить Европейский Суд прийти к иному выводу в настоящем деле.

108. Из документов, представленных властями Российской Федерации, следует, что заявитель имел свидания с родственниками только один раз в полгода, при этом продолжительность свидания не могла превышать четыре часа, а присутствовать на нем могли только двое взрослых (см. выше § 99). Кроме того, власти Российской Федерации не оспаривали утверждение заявителя о том, что в ходе данных свиданий он был отделен от посетителей перегородкой, которая исключала любые физические контакты, а охранник постоянно находился в зоне слышимости (см. выше §§ 34 и 101). Что касается возможности свиданий с адвокатами и защитниками, Европейский Суд полагает, что они не могут заменить недостаток контактов заявителя с родственниками.

109. Таким образом, по делу было допущено нарушение права заявителя на уважение личной и семейной жизни, предусмотренного статьей 8 Конвенции, в связи с ограничениями возможности свиданий с членами семьи в исправительной колонии с 6 ноября 2011 г. по 25 ноября 2013 г.

В. Жалобы, касающиеся видеонаблюдения в камере заявителя в исправительной колонии

1. Доводы сторон

(а) Власти Российской Федерации

110. Власти Российской Федерации указали, что камера, в которой содержался заявитель в исправительной колонии, была оборудована системой постоянного видеонаблюдения. Вместе с тем они уточнили, что санузел не попадал в зону визуального наблюдения, обеспечивая уединенность заявителя при использовании туалета. Они признали, что применение к заявителю такой меры, как постоянное видеонаблюдение, являлось вмешательством в право последнего на уважение личной жизни, однако они утверждали, что подобное вмешательство было предусмотрено законом, преследовало ряд правомерных целей и было им соразмерно.

111. Что касается правомерности оспариваемой меры, власти Российской Федерации отмечали, что видеонаблюдение в исправительных учреждениях было предусмотрено в отношении подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений и заключенных под стражу лиц статьей 34 Федерального закона от 15 июля 1995 г. N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и в отношении лиц, осужденных к лишению свободы, статьей 83 УИК РФ.

112. Власти Российской Федерации также утверждали, что целью оспариваемой меры являлись обеспечение безопасности и физической неприкосновенности заключенных, а также контроль за соблюдением последними правил внутреннего распорядка. В частности, первой целью, которую преследовали власти, было предупреждение рисков побега. Власти Российской Федерации указали, что до установки систем видеонаблюдения в 2010 году имели место 10 случаев побега, из которых семь - из следственных изоляторов, в 2011 году были семь случаев, а в 2013 году - 27. Второй целью, которую преследовала оспариваемая мера, было предупреждение совершения преступлений не только самими заключенными, но и другими лицами, связанными с заключенными. Власти Российской Федерации ссылались в этой связи на Постановление Европейского Суда по делу "Бунтов против Российской Федерации" (Buntov v. Russia) от 5 июня 2012 г., жалоба N 27026/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2013. N 6 (примеч. редактора).), в котором заявитель в течение нескольких недель отказывался выходить на прогулку в тюремный двор из-за того, что боялся насилия со стороны других заключенных. Третьей целью, которую преследовало видеонаблюдение, был надзор за действиями лиц, находившихся под контролем властей, надзор, необходимость которого подчеркнул сам Европейский Суд в Постановлении по делу "Трубников против Российской Федерации" (Troubnikov v. Russia) от 5 июля 2005 г., жалоба N 49790/99* (* См.: там же. 2006. N 2 (примеч. редактора).). Власти Российской Федерации ссылались в этой связи на Рекомендацию Комитета министров Совета Европы N Rec(2003)23 (см. выше § 47).

113. Власти Российской Федерации также ссылались на Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" (Van der Graaf v. Netherlands) от 1 июня 2004 г., жалоба N 8704/03, как на пример прецедентной практики Европейского Суда, согласно которой тот факт, что за заявителем осуществлялось постоянное видеонаблюдение, представлял собой вмешательство в право заявителя на уважение личной жизни, но что тем не менее данная мера преследовала такую правомерную цель, как исключение возможности побега или причинения себе вреда, а также была соразмерна преследуемой цели.

114. Наконец, касательно вопроса о том, располагал ли заявитель эффективным средством правовой защиты, чтобы подать жалобу по поводу видеонаблюдения в его камере в исправительной колонии, власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог обратиться в суд, если он полагал, что его права были нарушены.

(b) Заявитель

115. Заявитель оспаривал утверждения властей Российской Федерации относительно целей вмешательства в его личную жизнь, а также соразмерности вмешательства преследуемой цели.

116. Что касается целей вмешательства, заявитель указал, что статистические данные, представленные властями Российской Федерации, доказывали отсутствие связи между целью предупреждения риска побега и установкой системы видеонаблюдения, поскольку, согласно представленным данным, количество побегов в период с 2010 по 2013 год только увеличивалось. В отношении цели защиты физической неприкосновенности заявитель утверждал, что ссылки властей Российской Федерации на прецедентную практику Европейского Суда были неуместными: у заявителя не было замечено суицидальных наклонностей, в отличие от заявителя в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Трубников против Российской Федерации" (Troubnikov v. Russia), и у него не было конфликтов с сокамерниками, которые бы ставили под угрозу его безопасность в камере или за ее пределами, в отличие от ситуации, которая имела место в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Бунтов против Российской Федерации" (Buntov v. Russia).

117. Заявитель также отмечал, что, в отличие от упомянутого выше Решения Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" (Van der Graaf v. Netherlands), в котором видеонаблюдение применялось к заявителю по мотивированной рекомендации психиатра и в течение ограниченного срока, продление которого регулярно контролировалось властями страны, в настоящем деле видеонаблюдение было предусмотрено общими положениями законодательства и не было основано на индивидуальной оценке ситуации заявителя. Наконец, заявитель утверждал, что администрация учреждения не известила его о порядке осуществления видеонаблюдения, о личностях тех, кто имел доступ к записям видеонаблюдения, и о продолжительности хранения таких записей.

118. Наконец, заявитель утверждал, что он не располагал внутригосударственным средством правовой защиты, эффективным как в теории, так и на практике, с помощью которого он мог бы оспорить применение к нему видеонаблюдения, поскольку данная мера следовала непосредственно из статьи 83 УИК РФ.

2. Мнение Европейского Суда

(а) Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

119. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

(b) Существо жалобы

120. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с его устоявшейся прецедентной практикой заключенные, как правило, продолжают пользоваться всеми основными правами и свободами, закрепленными в Конвенции, за исключением права на свободу, когда законное лишение свободы явно относится к сфере действия статьи 5 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хёрст против Соединенного Королевства (N 2)" (Hirst v. United Kingdom) (N 2) от 6 октября 2005 г., жалоба N 74025/01, § 69). Несмотря на то, что лишение свободы как любая ограничивающая свободу мера по самому своему характеру приводит к ограничениям личной и семейной жизни, лица, лишенные свободы, не утрачивают прав, гарантированных им Конвенцией, в том числе права на уважение их семейной жизни, предусмотренного статьей 8 Конвенции, и любое ограничение данного права каждый раз должно быть обосновано (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia), §§ 106 и 116-117).

121. Европейский Суд также приходил к выводу, что применение к заключенному постоянного видеонаблюдения являлось серьезным вмешательством в его личную жизнь и потому относилось к сфере действия статьи 8 Конвенции (см. упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" (Van der Graaf v. Netherlands) и Постановление Европейского Суда по делу "Василикэ Мокану против Румынии" (Vasilica Mocanu v. Romania) от 6 декабря 2016 г., жалоба N 43545/13, § 36).

122. В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации подтвердили, что камера, в которой содержался заявитель в исправительной колонии, была оборудована системой постоянного видеонаблюдения (см. выше § 110). С учетом данного подтверждения и прецедентной практики, указанной выше в § 120, Европейский Суд полагает, что статья 8 Конвенции применима в настоящем деле.

123. Европейский Суд подчеркивает, что власти Российской Федерации также не оспаривали то, что применение к заявителю видеонаблюдения являлось вмешательством в его личную жизнь (см. выше § 110). Он напоминает, что такое вмешательство соответствует пункту 2 статьи 8 Конвенции, только если оно "предусмотрено законом", преследует одну или несколько правомерных целей и также является "необходимым в демократическом обществе" для их достижения (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Василикэ Мокану против Румынии" (Vasilicа Mocanu v. Romania), § 37).

124. Европейский Суд констатирует, что законодательная база, указанная властями Российской Федерации, включала в себя, главным образом, статью 83 УИК РФ, поскольку заявитель был лишен свободы как осужденный и отбывал наказание в виде пожизненного лишения свободы. Он отмечает, что положения Федерального закона от 15 июля 1995 г. N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" не были применимы в случае заявителя, поскольку касались только лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений и заключенных под стражу. В этом контексте Европейский Суд напоминает: недавно он постановил, что законодательству Российской Федерации и, в частности, статье 83 УИК РФ не достает ясности при определении полномочий, которыми наделяются администрации исправительных учреждений в сфере видеонаблюдения за заключенными (см. не вступившее в силу* (* Так в тексте. Упомянутое Постановление Европейского Суда вступило в силу 4 ноября 2019 г. (примеч. редактора).) Постановление Европейского Суда по делу Горлов и другие против Российской Федерации" (Gorlov and Others v. Russia) от 2 июля 2019 г., жалоба N 27057/06 и две другие жалобы, §§ 81-100).

125. В настоящем деле власти государства-ответчика не развили свой довод, касающийся правовых оснований вмешательства в личную жизнь заявителя, в частности, упомянутых в пункте 3 статьи 83 УИК РФ нормативных правовых актов, которыми должны устанавливаться перечень технических средств надзора и контроля и порядок их использования (см. выше § 39).

126. Европейский Суд отмечает, что статья 83 УИК РФ ясно предусматривает право администрации исправительных учреждений использовать аудиовизуальные, электронные и иные технические средства для наблюдения за осужденными, но не содержит списка данных средств и не уточняет порядок их использования (см. выше § 39). Единственное условие осуществления упомянутого выше права, которое предусмотрено в части второй данной статьи УИК РФ, заключается в том, что администрация исправительных учреждений обязана под расписку уведомлять осужденных о применении указанных средств надзора и контроля. Однако в настоящем деле власти Российской Федерации не утверждали, что заявитель был уведомлен о каком-либо приказе, касавшемся применения видеонаблюдения к заключенным, осужденным к пожизненному лишению свободы.

127. Принимая во внимание доводы сторон и имеющиеся в его распоряжении материалы, Европейский Суд считает, что законодательство страны, на которое ссылались власти Российской Федерации как на правовое основание для вмешательства, в частности, статья 83 УИК РФ не является достаточно ясным в части, касающейся полномочий, которыми наделяются администрации исправительных учреждений в сфере видеонаблюдения за заключенными. Европейский Суд также отмечает, что власти Российской Федерации не доказали, что другие положения законодательства страны, например, приказы NN 166-дсп, 204-дсп или 252-дсп, изданные Министерством юстиции Российской Федерации, восполняли данный недостаток. Кроме того, Европейский Суд подчеркивает, что согласно прецедентной практике Верховного Суда Российской Федерации приказом [Министерства юстиции Российской Федерации] N 166-дсп, которым был изменен приказ [Министерства юстиции Российской Федерации] N 204-дсп, были "установлены общие положения", направленные на обеспечение режима в следственных изоляторах и тюрьмах, но данные положения "не регулир[овали] порядок использования видеокамер на территории режимной зоны следственного изолятора, тюрьмы, в том числе и круглосуточное наблюдение посредством видеокамер за поведением осужденных в камерах" (см. выше §§ 45-46).

128. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что законодательство Российской Федерации не определяет масштабы и порядок использования дискреционного полномочия властей с достаточной ясностью, чтобы предоставить лицу надлежащую защиту от произвола. Оно не позволяет определить, ограничены ли пределы усмотрения внутригосударственных властей в ходе процедуры установления видеонаблюдения и контроля за его осуществлением тем, что "необходимо в демократическом обществе". В этой связи Европейский Суд принимает во внимание толкование законодательства Российской Федерации ее вышестоящими судами. Он отмечает, в частности, что Конституционный Суд Российской Федерации счел, что применение к осужденному видеонаблюдения было следствием назначения данному лицу наказания в виде лишения свободы и что данная мера являлась составляющей тех ограничений, к которым лицо, совершающее умышленное преступление, должно быть готово (см. выше § 43). При этом Верховный Суд Российской Федерации указал, что применение к заключенному видеонаблюдения не было обусловлено предварительным принятием какого-либо решения и что требовалось только уведомление соответствующих заключенных о применении данной меры (см. выше § 45).

129. Европейский Суд полагает, что случай заявителя является примером этого. Он отмечает, что власти Российской Федерации не доказали с помощью соответствующих документов, что положения внутригосударственного законодательства требовали, чтобы применение к лицу видеонаблюдения основывалось на ясно мотивированном решении, то есть решении, в котором анализируются фактические обстоятельства, послужившие основанием для такого решения, с учетом преследуемой цели, чтобы применение данной меры было ограничено определенным сроком или чтобы администрация исправительного учреждения была обязана регулярно пересматривать обоснованность применения оспариваемой меры. Европейский Суд отмечает в этом контексте, что упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Ван дер Грааф против Нидерландов" (Van der Graaf v. Netherlands), на которое ссылались власти Российской Федерации, отличается от настоящего дела, поскольку в той мере, в какой указанное дело касалось применения к заключенному видеонаблюдения для целей предупреждения самоубийства, положения законодательства Российской Федерации, которыми регулировалась данная процедура, были публичными и доступными, а также достаточно подробными, применение оспариваемой меры было основано на мотивированном судебном решении и медицинском заключении, продолжалось в течение ограниченного периода времени и продлевалось на основе переоценки обоснованности спорной меры.

130. Таким образом, Европейский Суд полагает, что законодательство Российской Федерации не является достаточно доступным и предсказуемым, поскольку не определяет с достаточной ясностью пределы и порядок осуществления властями страны их оценочных полномочий в сфере видеонаблюдения за заключенными, отбывающими наказание в виде лишения свободы. Европейский Суд приходит к выводу, что у заявителя не было минимальной степени защиты, которая требуется в силу верховенства права в демократическом обществе. Соответственно, по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции и что отсутствует необходимость проверять, были ли соблюдены иные условия, предусмотренные данной статьей Конвенции, а именно наличие правомерной цели и необходимость применения оспариваемой меры в демократическом обществе.

V. Применение статьи 41 Конвенции

131. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

132. Заявитель требовал присудить ему 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

133. Власти Российской Федерации не представили каких-либо комментариев по данному вопросу.

134. Европейский Суд полагает, что заявителю следует присудить требуемую им сумму в качестве компенсации морального вреда.

B. Судебные расходы и издержки

135. Заявитель также требовал присудить ему 60 000 евро в качестве возмещения судебных расходов и издержек, связанных с разбирательством его дела в Европейском Суде. В подтверждение своих требований он предоставил копии соглашений об оказании юридической помощи, заключенных между его супругой и К. Москаленко и А. Маралян соответственно, а также копии справок о выплатах, произведенных на основании данных соглашений.

136. Власти Российской Федерации считали, что заявитель не доказал с помощью соответствующих документов, что сумма судебных расходов и издержек, которую он уплатил своим представителям, соответствовала какому-либо реальному объему работы. Они также отметили, что копии справок о выплатах, представленные заявителем в подтверждение своих требований, были нечитабельны.

137. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той мере, в которой было доказано, что они были фактически и действительно понесены и являлись разумными по размеру (см., mutatis mutandis, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Иатридис против Греции" (Iatridis v. Greece) (справедливая компенсация), жалоба N 31107/96, § 54, ECHR 2000-XI). В этом случае Европейский Суд принимает во внимание доказательства, представленные в подтверждение требований о возмещении судебных расходов и издержек, в частности, в отношении количества часов работы, которое потребовало рассматриваемое Европейским Судом дело, и соответствующего тарифа (см. ibid.). В соответствии с пунктами 2 и 3 правила 60 Регламента Европейского Суда заявитель должен представить детализированные требования в цифрах вместе с соответствующими подтверждающими документами, в противном случае Европейский Суд может отклонить требования полностью или в части (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мазелье против Франции" (Mazeliе v. France) от 27 июня 2006 г., жалоба N 5356/04, § 39).

138. Европейский Суд отмечает, что заявитель не предоставил почасового плана работы, выполненной его представителями, а также не указал, каким был соответствующий тариф. Принимая во внимание вышеизложенное и имеющиеся в его распоряжении документы, а также свою прецедентную практику и тот факт, что часть жалобы была объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу, Европейский Суд считает разумным присудить заявителю 2 000 евро.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

139. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Европейский Суд единогласно:

1) объявил жалобу в части, касающейся жалоб на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителя под стражей в СИЗО-2 (Лефортово) с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г., условиями его перевозки в Московский городской суд и обратно в ходе судебного разбирательства по его уголовному делу и условиями содержания в помещении данного суда, а также на предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции, пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 8 Конвенции приемлемой для рассмотрения по существу, а в оставшейся части - неприемлемой;

2) постановил, что по делу было допущено нарушение статьи 3 Конвенции в связи условиями содержания заявителя под стражей с 30 ноября 2007 г. по 6 ноября 2011 г. и условиями его перевозки;

3) постановил, что отсутствует необходимость отдельно рассматривать жалобу на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителя в помещении Московского городского суда;

4) постановил, что по делу было допущено нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;

5) постановил, что по делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции, поскольку судебное разбирательство по уголовному делу заявителя не было публичным;

6) постановил, что по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции;

7) постановил, что:

(a) власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, действующему на дату выплаты, плюс любые налоги, которые могут быть начислены на указанные суммы:

(i) 10 000 (десять тысяч) евро в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 2 000 (две тысячи) евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) по истечении указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанные суммы должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;

8) отклонил в оставшейся части требования заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на французском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 27 августа 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Винсент А. де Гаэтано Председатель Палаты Суда