Генезис понятия уголовного преследования (Е.А. Мельников, журнал "Законодательство", N 8, август 2017 г.)

Генезис понятия уголовного преследования

Е.А. Мельников,

аспирант кафедры гражданского процесса

юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Журнал "Законодательство", N 8, август 2017 г., с. 70-77.

В процессуальной литературе давно активно обсуждается проблема содержания функции уголовного преследования и ее соотношения с другими уголовно-процессуальными функциями, ведутся дискуссии относительно субъектов, осуществляющих уголовное преследование на предварительном следствии*(1). Данной тематике посвящено множество работ, и большинство авторов рассматривают уголовное преследование с точки зрения полномочий государственных органов и их должностных лиц, осуществляющих данную функцию. При этом, как правило, вопросы процессуальных гарантий, прав и обязанностей лиц, в отношении которых уголовное преследование осуществляется, остаются без должного внимания. Чтобы определить подходы к пониманию уголовного преследования на предварительном следствии в современном уголовном судопроизводстве России, найти истоки указанной проблемы, попытаемся рассмотреть эволюцию данного понятия в отечественном уголовном судопроизводстве.

Термин "уголовное преследование" вновь появился в отечественном процессуальном законодательстве в Уголовном процессуальном кодексе РФ 2001 г. спустя 43 года после того, как он был исключен из российского УПК в связи с принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. (далее - Основы уголовного судопроизводства).

Исключение данного термина из советского процессуального законодательства было во многом обусловлено тем, что он, во-первых, с точки зрения этической окраски не соответствовал духу советского уголовного процесса, во-вторых, часто в советской доктрине приравнивался к понятию "обвинение", что, по мнению ряда процессуалистов, вносило путаницу, так как разные термины использовались для обозначения одного и того же понятия*(2).

Также появление в Основах уголовного судопроизводства новой стадии - возбуждения уголовного дела - привело к замене существовавшего ранее термина "возбуждение уголовного преследования". По мнению М.С. Строговича, исключение из законодательства данного термина вносило путаницу и не соответствовало сложившейся практике: включение в ст. 5 Основ уголовного судопроизводства 1958 г. оборота "возбуждение уголовного преследования" взамен термина "возбуждение уголовного дела", использовавшегося в ст. 4 УПК РСФСР 1923 г., не отражало должной реакции на совершенное преступление со стороны государства*(3), которое в лице своих органов было обязано не просто вынести постановление о возбуждении уголовного дела, но и обнаружить и привлечь к уголовной ответственности лицо, совершившее преступление, изобличить его, доказать его виновность, обеспечить применение к нему заслуженного наказания*(4).

Несмотря на то что термин был исключен из законодательства, он продолжал разрабатываться доктринально и часто употреблялся параллельно с термином "обвинение" в контексте процессуальной функции*(5).

Некоторые авторы не отождествляли функции уголовного преследования и обвинения. Так, Б.А. Галкин отмечал, что названные функции осуществляются в разных процессуальных условиях, проявляются в разных формах, имеют место на разных стадиях процесса (первая на предварительном следствии, вторая в ходе судебного разбирательства), а потому не тождественны*(6).

В некоторых случаях функции уголовного преследования и обвинения полностью исключались из системы процессуальных функций. В основном это происходило тогда, когда в качестве основной функции следователя рассматривалась функция расследования уголовного дела, а в качестве основной функции прокурора - функция надзора за законностью, которая вбирала в себя все остальные направления деятельности прокурора*(7).

Однако изучение интерпретаций термина "уголовное преследование" в советской доктрине выходит за рамки настоящей статьи. Для нас важно отметить, что в тот период было принято рассматривать уголовное преследование не в системе разделения процессуальных функций (уголовного преследования, расследования дела, разрешения дела; уголовного преследования (обвинения), защиты, разрешения дела)*(8), возложенных на разные государственные органы, а в их единстве: дело в том, что несколько процессуальных функций могут быть возложены на одно лицо или один орган. Более того, считавшиеся ранее несовместимыми функции (например, функции обвинения, защиты и разрешения дела; уголовного преследования и расследования дела) стали считать тесно связанными между собой и вытекающими друг из друга*(9). Иногда даже высказывались предположения о том, что тот или иной участник уголовного судопроизводства, если его функция прямо не закреплена в законе (например, у суда - функция осуществление правосудия (ст. 7 Основ уголовного судопроизводства); у защитника - функция защиты (ст. 23 Основ уголовного судопроизводства)), может выбирать ту или иную функцию по своему внутреннему убеждению в зависимости от обстоятельств дела*(10).

Дореволюционные ученые, как правило, рассматривали судебное (уголовное) преследование двояко: в аспекте возбуждения уголовного преследования (возбуждение уголовного (публичного) иска) и в аспекте обличения перед судом*(11), только в редких случаях они дополнялись деятельностью, направленной на раскрытие преступлений*(12).

При этом уголовное преследование возбуждалось прокурором в рамках концепции публичного иска. Только в редких случаях правом возбуждения производства по делу обладал непосредственно судебный следователь*(13).

Обличение перед судом по Уставам уголовного судопроизводства 1864 г. осуществлял прокурор непосредственно в окружном суде.

Такая система предъявления публичного иска существовала в рамках модели предварительного следствия, где следователь был представителем судебной власти, однако, как известно, в 1928-1936 гг. в СССР сформировалась новая модель, получившая в доктрине название "прокурорское расследование"*(14). Согласно ей следователь был подчинен прокурору и в процессуальном, и в организационном плане (либо организационно вошел в состав административных органов при процессуальном подчинении прокурору)*(15).

По мере перехода на новую модель уголовного судопроизводства происходил и частичный отказ от использовавшейся ранее терминологии. Так, термин "возбуждение уголовного преследования" был постепенно вытеснен термином "возбуждение уголовного дела", который также обозначал начало производства по делу. В данном случае не появился принципиально новый институт, а произошла простая замена одного термина другим, о чем свидетельствуют результаты анализа действовавших в тот период нормативно-правовых актов: термины "возбуждение уголовного преследования", "начало производства по уголовному делу" и "возбуждение уголовного дела" часто использовались как синонимы. Так, в УПК РСФСР 1923 г. говорилось о возбуждении производства по делу или о возбуждении уголовного дела (ст. 91). Циркуляр НКЮ РСФСР 1929 г. "Об упрощении уголовного процесса" регламентировал оформление "возбуждения уголовного преследования". В резолюции I Всесоюзного совещания работников юстиции и изданном в развитие решений этого совещания циркуляре Прокурора СССР N 13/VIII от 15 августа 1934 г. упоминалось о "возбуждении уголовного дела и начале расследования". В статье 3 Основ уголовного судопроизводства 1958 г. устанавливалась обязанность возбуждения уголовного дела.

Смена терминологии внесла путаницу и привела в последующем к дискуссиям процессуалистов о моменте начала уголовного преследования, который одни ученые связывали с возбуждением уголовного дела*(16), другие - с предъявлением формального обвинения, т.е. с появлением фигуры обвиняемого (в исключительных случаях подозреваемого)*(17).

Спор возник, в частности, из-за непоследовательности реформирования процессуального статуса следователя. Сформировав новую модель предварительного расследования, законодатель сохранил за следователем ряд полномочий, присущих следователю - представителю судебной власти, среди которых и предъявление обвинения.

В советском законодательстве предъявление обвинения было связано с наделением лица, которому оно предъявлялось, определенными процессуальными правами, в том числе в некоторых случаях правом иметь защитника (по постановлению прокурора либо по делам несовершеннолетних и лиц, которые в силу различных причин не могли осуществлять право на защиту самостоятельно (ст. 22 Основ уголовного судопроизводства 1958 г.)).

Стоит отметить, что после реформы предварительного следствия в Германии в 1974 г., когда предварительное следствие утратило судебный характер и сформировалась модель, которая условно в процессуальной науке называется прокурорским расследованием*(18), обвинение стало предъявляться прокурором непосредственно в суде. При этом на протяжении всего досудебного производства - до момента предъявления обвинения (возбуждения уголовного преследования) - лицо, подозреваемое в совершении преступления, наделяется единым процессуальным статусом. Обвиняемый, который при отсутствии обвинения является фактически подозреваемым*(19), выступает в качестве такового после вызова на допрос либо в случае применения к лицу мер принуждения, которые могут быть применены только к обвиняемому.

Советский законодатель, как было отмечено, пошел по иному пути. В результате дознаватель и следователь получили широкие полномочия как возбуждать уголовное дело, так и предъявлять по нему обвинение, т.е. формировать границы расследования как in rem, так и in personam. При доминировании теории разделении труда*(20) в противовес теории разделения властей этот подход вполне вписывался в существующую систему организации власти в целом.

В советский период, таким образом, сформировался некоторый аналог концепции публичного иска в уголовном процессе. Традиционно в континентальной модели уголовного судопроизводства публичный иск рассматривается как требование прокурора, обращенное к судебной власти, о проведении расследования по делу и принятии по его результатам соответствующего процессуального решения. В зависимости от того, в каком объеме публичный иск определяет границы судебного следствия, в доктрине выделяют два разных подхода. Первый подход характерен для уголовного процесса Германии, Швейцарии и Италии и заключается в том, что пределы in personam формируются одновременно с пределами производства in rem и могут быть в последующем изменены лишь в некоторых определенных в законе случаях*(21).

Второй подход характерен, например, для уголовно-процессуального законодательства Франции и Бельгии и предполагает, что в момент возбуждения прокурором публичного иска перед следственным судьей - представителем судебной власти лицо, подозреваемое в совершении преступного деяния, может быть еще неизвестно. В данном случае публичный иск, открывая предварительное следствие, определяет границы производства только in rem, в то время как пределы in personam формируются позднее, в ходе предварительного следствия.

В советский период, как было отмечено, в нормативных актах термин "возбуждение уголовного преследования" использовался как синоним терминов "начало производства по делу" и "возбуждение уголовного дела". Право возбуждать уголовное дело и тем самым начинать предварительное расследование, помимо прокурора, получили следователь и дознаватель. В результате в продолжение французской традиции при вынесении постановления о возбуждении уголовного дела они получили право определять границы производства in rem, начиная производство по делу, в то время как границы производства in personam, как и ранее, формировались ими позже и являлись относительными. Обвинительное заключение (акт), которое направлялось прокурором в суд, уже формировало абсолютные границы судебного разбирательства как in rem, так и in personam. При этом суд не имел права выходить за рамки правовой квалификации преступного деяния, содержащегося в обвинительном заключении (акте), если это ухудшало положение подсудимого (ст. 254 УПК РСФСР 1960 г.).

Таким образом, с доктринальной точки зрения применительно к советскому уголовно-процессуальному законодательству необходимо выделять момент возбуждения публичного иска, когда формируются относительные границы производства по делу, и момент его предъявления, когда формируются абсолютные границы производства по делу.

Однако в советской доктрине конструкция публичного (уголовного) иска рассматривалась в более узком плане. Так, Н.Н. Полянский трактовал публичный иск*(22) как "обвинение определенного лица перед судом в преступлении, имеющее своей целью наказание обвиняемого, а юридическим последствием его возникновения - судебную проверку объективной достоверности обвинения"*(23). При этом публичный иск считался "импульсом к возникновению" и движущей силой уголовного процесса*(24). Данное понимание публичного иска было близко по своему содержание к упомянутому ранее подходу, характерному для Германии, Швейцарии и Италии.

Изучение концепции публичного иска в отечественном уголовном судопроизводстве не является сугубо теоретическим. Узкое понимание конструкции публичного иска, сформированное в советский период, вплоть до настоящего времени оставляет открытым вопрос о том, должно ли досудебное производство иметь процессуальный характер, если уголовный иск является "импульсом к возникновению процесса", но этот "импульс" возникает только в момент предания обвиняемого суду*(25). Очевидно, что этот вопрос снимается, если разделять моменты возбуждения уголовного иска и его предъявления.

Несмотря на позаимствованную англо-американскую идеологию, разработанный советской доктриной подход к содержанию понятия уголовного преследования как уголовно-процессуальной функции в целом нашел отражение в УПК РФ 2001 г.

В действующем УПК РФ определение уголовного преследования сформулировано в п. 55 ст. 5: "Уголовное преследование - процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления".

К стороне обвинения закон относит прокурора, следователя, руководителя следственного органа, дознавателя, начальника подразделения дознания, начальника органа дознания, орган дознания и других лиц (п. 47 ст. 5 УПК РФ 2001 г.)*(26).

Рассматривая генезис понятия уголовного преследования, мы считаем важным подчеркнуть, что на современном этапе содержание понятия уголовного преследования не исчерпывается его легальным определением.

Во-первых, как было показано, исторически отечественному уголовному судопроизводству присуща концепция неперсонифицированного публичного иска, а следовательно, возбуждение уголовного преследования совпадает с моментом возбуждения уголовного дела и началом процессуальной деятельности по нему. Таким образом, начало уголовного преследования связано не с появлением фигуры подозреваемого (обвиняемого), а с началом производства по делу и отделяет процессуальную деятельность от непроцессуальной.

Во-вторых, Конституционный Суд РФ неоднократно отмечал, что уголовное преследование может осуществляться в том числе в отношении лиц, не имеющих процессуального статуса подозреваемого (обвиняемого). Так, в постановлении от 27 июня 2000 г. N 11-П Конституционный Суд РФ указал, что факт уголовного преследования и направленная против конкретного лица обвинительная деятельность могут подтверждаться актом о возбуждении уголовного дела в отношении данного лица, проведением в отношении него следственных действий и иными мерами, предпринимаемыми в целях его изобличения или свидетельствующими о наличии подозрений против него. Данное постановление необходимо рассматривать в контексте права на защиту и справедливое судебное разбирательство, которое должно возникать у лица независимо от наличия у него формального статуса подозреваемого (обвиняемого). Это соответствует подходу ЕСПЧ к пониманию обвинения в материальном, а не процессуальном плане с точки зрения права на защиту и справедливое судебное разбирательство*(27). В целом УПК РФ 2001 г. значительно расширил право подозреваемых (обвиняемых) на защиту, которое теперь в меньшей степени, по сравнению с советским периодом, зависит от наличия процессуального статуса подозреваемого (обвиняемого). Однако сказать, что отечественный законодатель перешел к модели материального обвинения*(28), пока нельзя*(29).

В то же время нельзя сбрасывать со счетов легальное определение уголовного преследования, данное в п. 55 ст. 5 УПК РФ 2001 г. Так, с уголовным преследованием в формальном плане напрямую связано возникновение права подозреваемого (обвиняемого) на реабилитацию, а также возникновение неблагоприятных последствий для такого лица в случае, если уголовное преследование будет прекращено по нереабилитирующим основаниям*(30).

Таким образом, на современном этапе уголовное преследование стоит рассматривать не только с точки зрения разграничения процессуальных функций и соответствующих им процессуальных полномочий (тем более что опыт последних европейских реформ демонстрирует тенденцию к интеграции функций уголовного преследования и расследования (см., напр., УПК Швейцарии 2011 г.)), но и с точки зрения различных конструкций публичного иска (персонифицированной, неперсонифицированной) и возникновения правовых последствий - как благоприятных, так и неблагоприятных для лиц, в отношении которых оно осуществляется или осуществлялось.

Список литературы

1. Курс уголовного процесса / Под ред. Л.В. Головко. М., 2016.

2. Александров А.С. Понятие и сущность уголовного иска // Государство и право. 2006. N 2.

3. Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж, 1980.

4. Викторский С.И. Русский уголовный процесс. М., 1997.

5. Головко Л.В. Архетипы досудебного производства, возможные перспективы развития отечественного предварительного следствия // Уголовное судопроизводство. 2014. N 2.

6. Галкин Б.А. Функции прокурора в советском уголовном процессе // Советское государство и право. 1957. N 12.

7. Голунский С.А. Новые Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик // Советское государство и право. 1959. N 2.

8. Голунский С.А. О возбуждении уголовного преследования // Социалистическая законность. 1936. N 2.

9. Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. М., 2001.

10. Даев В.Г. Процессуальные функции и принцип состязательности в уголовном судопроизводстве // Правоведение. 1974. N 1.

11. Деришев Ю.В. Уголовное досудебное производство: концепция процедурного и функционально-правового построения: Дис. ... докт. юрид. наук. Омск, 2005.

12. Евтеев М.П., Саратовских Л.В. О работе Комиссии законодательных предположений над проектом Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик // Вопросы судопроизводства и судоустройства в новом законодательстве Союза ССР / Под ред. С.А. Голунского. М., 1959.

13. Жук О.Д. К вопросу о формах и видах уголовного преследования // "Черные дыры" в российском законодательстве. 2004. N 2.

14. Ковтун Н.Н., Кузнецов А.П. Сущность и содержание функции уголовного преследования в уголовном процессе России // Российский судья. 2004. N 6.

15. Михайленко А.Р. О правовой природе начала уголовного процесса // Вопросы уголовного процесса. Вып. 2. Саратов, 1979.

16. Михайловская И.Б. Новый УПК РФ: изменение процессуальной формы // Проблемы обеспечения прав участников процесса по новому Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. С.А. Шейфера. Самара, 2003.

17. Муравьев Н.В. Общие основания прокурорской деятельности по уголовным делам // Дореволюционные юристы о прокуратуре / Науч. ред. С.М. Казанцев. СПб., 2001.

18. Нажимов В.П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. 1973. N 5.

19. Полянский Н.Н., Строгович М.С., Савицкий В.М., Мельников А.А. Проблемы судебного права. М., 1983.

20. Полянский Н.Н. Очерк общей теории уголовного процесса. М., 1927.

21. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968, 1970. Т. 1.

22. Строгович М.С. О проекте Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик // Советское государство и право. 1958. N 7.

23. Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951.

24. Чеканов В.Я. Уголовное судопроизводство как целостная система // Вопросы уголовного процесса. Вып. 2. Саратов, 1979.

25. Чельцов М.А. Возбуждение уголовного преследования и процессуальное положение следователя // Социалистическая законность. 1937. N 3.

26. Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М., 1951.

27. Чельцов М.А. Понятие и задачи советского уголовного производства // Уголовный процесс / Под ред. М.А. Чельцова. М., 1969.

28. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1912. Т. 1.

29. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. М., 1996. Т. 2.

30. Шредер. Ф-К., Феррел Т. Уголовно-процессуальное право Германии / Пер. с нем. М., 2016.

31. Якуб М.Л. О понятии процессуальной функции в советском уголовном судопроизводстве // Правоведение. 1973. N 5.

------------------------------------------------------------------------

*(1) См., напр.: Жук О.Д. К вопросу о формах и видах уголовного преследования // "Черные дыры" в российском законодательстве. 2004. N 2. С. 334; Ковтун Н.Н., Кузнецов А.П. Сущность и содержание функции уголовного преследования в уголовном процессе России // Российский судья. 2004. N 6. С. 29-31; Михайловская И.Б. Новый УПК РФ: изменение процессуальной формы // Проблемы обеспечения прав участников процесса по новому Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. С.А. Шейфера. Самара, 2003. С. 11-31.

*(2) См.: Михайленко А.Р. О правовой природе начала уголовного процесса // Вопросы уголовного процесса. Саратов, 1979. Вып. 2. С. 42; Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж, 1980. С. 122.

*(3) См.: Евтеев М.П., Саратовских Л.В. О работе Комиссии законодательных предположений над проектом Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик // Вопросы судопроизводства и судоустройства в новом законодательстве Союза ССР / Под ред. С.А. Голунского. М., 1959. С. 467.

*(4) См.: Строгович М.С. О проекте Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик // Советское государство и право. 1958. N 7. С. 85.

*(5) См.: Голунский С.А. Новые Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик // Советское государство и право. 1959. N 2. С. 53; Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968, 1970. Т. 1. C. 226.

*(6) См.: Галкин Б.А. Функции прокурора в советском уголовном процессе // Советское государство и право. 1957. N 12. С. 35.

*(7) См.: Даев В.Г. Процессуальные функции и принцип состязательности в уголовном судопроизводстве // Правоведение. 1974. N 1. С. 72; Чельцов М.А. Понятие и задачи советского уголовного производства // Уголовный процесс / Под ред. М.А. Чельцова. М., 1969 C. 14; Чеканов В.Я. Уголовное судопроизводство как целостная система. - В кн.: Вопросы уголовного процесса. Саратов, 1979. Вып. 2. С. 33-34.

*(8) Здесь необходимо пояснить, что речь идет о функциях дознавателя, следователя и прокурора. Суд, несмотря на некоторую непоследовательность законодателя в определении его статуса (например, наделения его правом возбуждения уголовного дела), оставался органом осуществления правосудия.

*(9) См.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. C. 226; Якуб М.Л. О понятии процессуальной функции в советском уголовном судопроизводстве // Правоведение. 1973. N 5. C. 87.

*(10) См.: Нажимов В.П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. 1973. N 5. С. 76-78.

*(11) См.: Викторский С.И. Русский уголовный процесс. М., 1997. С. 233; Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. М., 1996. Т. 2. С. 13.

*(12) См.: Муравьев Н.В. Общие основания прокурорской деятельности по уголовным делам // Дореволюционные юристы о прокуратуре / Науч. ред. С.М. Казанцев. СПб., 2001. С. 100-101.

*(13) Составители Уставов уголовного судопроизводства 1864 г. посчитали, что обращение к прокурору по каждому совершенному преступлению для принятия решения о возбуждении уголовного преследования замедляет процесс в силу обширной географии империи. По словам И.Я. Фойницкого, участие судебных органов в обвинительной деятельности было "глубоким отступлением от состязательного порядка процесса, основанного на разделении функций". При этом ученый отмечал, что подобное участие судебных органов в обвинительной деятельности не превращает их в орган обвинительной власти ввиду того, что возбуждение уголовного преследования в указанных случаях остается правом судебного следователя, в то время как для обвинительной власти возбуждение уголовного преследования является обязанностью. См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1912. Т. 1. C. 22.

*(14) См.: Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М., 1951. С. 228, 234, 235.

*(15) Позднее Ю.В. Деришев определил сложившуюся в советский период модель предварительного расследования как прокурорское дознание (см.: Деришев Ю.В. Уголовное досудебное производство: концепция процедурного и функционально-правового построения: Дис. ... докт. юрид. наук. Омск, 2005. С. 40-45).

*(16) См. подробнее: Чельцов М.А. Возбуждение уголовного преследования и процессуальное положение следователя // Социалистическая законность. 1937. N 3. C. 28; Голунский С.А. О возбуждении уголовного преследования // Социалистическая законность. 1936. N 2. С. 38-41.

*(17) См.: Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951. С. 62-65.

*(18) См: Головко Л.В. Архетипы досудебного производства, возможные перспективы развития отечественного предварительного следствия // Уголовное судопроизводство. 2014. N 2. С. 12-15.

*(19) Термин der Beschuldigte, который использует германский законодатель, в отношении такого лица можно одинаково перевести на русский язык и как "подозреваемый", и как "обвиняемый". После выдвижения обвинения используется термин der Angeschuldigter, а после принятия судом дела к производству - der Angeklagter. См.: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. М., 2001. С. 423.

*(20) См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 5-е изд. М., 1995. Т. 5. С. 203.

*(21) Например, если в ходе рассмотрения дела в суде устанавливаются новые фактические обстоятельства дела, наступают новые общественно опасные последствия либо факты, изложенные в обвинении, говорят о совершении подсудимым более тяжкого преступления. В перечисленных случаях дело не возвращается прокурору для изменения обвинения, а продолжает рассматриваться судом, принявшим его к производству, при условии, что не возникает подсудности вышестоящего суда. Во всех случаях суд обязан надлежащим образом уведомить подсудимого об изменении обвинения и предоставить ему возможность для защиты. Последнее в том числе связано с правом подсудимого ходатайствовать о проведении основного судебного разбирательства заново либо о его отложении или приостановлении. В рассматриваемых случаях изменение обвинения по принятому судом к производству делу допустимо ввиду того, что доктринально границы производства по факту (in rem) жестко не связаны с правовой квалификацией деяния. Подробнее см.: Шредер Ф.-К., Феррел Т. Уголовно-процессуальное право Германии / Пер. с нем. М., 2016. С. 198-199.

*(22) Часто в советской и современной доктрине вместо термина "публичный иск" используется термин "уголовный иск".

*(23) См.: Полянский Н.Н. Очерк общей теории уголовного процесса. М., 1927. С. 116.

*(24) См.: Полянский Н.Н., Строгович М.С., Савицкий В.М., Мельников А.А. Проблемы судебного права. М., 1983. С. 74.

*(25) См., напр.: Александров А.С. Понятие и сущность уголовного иска // Государство и право. 2006. N 2. С. 38-39.

*(26) Мы не будем рассматривать проблемы состязательности и равенства сторон на предварительном следствии, а также вопрос о том, остается ли прокурор должностным лицом, осуществляющим уголовное преследование в ходе предварительного следствия, после реформ 2007-2010 гг. (см.: Федеральный закон от 5 июня 2007 г. "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации" и Федеральный закон от 2 декабря 2008 г. "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации"; Федеральный закон от 28 декабря 2010 г. "О внесении изменений в отдельные законодательные акты в связи с совершенствованием деятельности органов предварительного следствия"), так как это выходит за рамки данного исследования.

*(27) См., напр., постановления ЕСПЧ от 25 августа 1987 г. по делу "Лутц (Lutz) против ФРГ"; от 8 июня 1976 г. по делу "Энгель (Engel) и другие против Нидерландов".

*(28) Подробнее о понятиях материального и формального обвинения см.: Курс уголовного процесса / Под ред. Л.В. Головко. М., 2016. С. 436-441.

*(29) Вызывают вопросы ситуации, когда предъявление обвинения специально откладывается следователем с целью допросить лицо в качестве свидетеля с предупреждением об уголовной ответственности за отказ от дачи или дачу заведомо ложных показаний, или когда материалы уголовного дела в отношении соучастников пособников предполагаемого преступления выделяются в отдельные уголовные дела, в рамках расследования которых организаторы и исполнители предполагаемого преступления допрашиваются как свидетели с предупреждением об уголовной ответственности за отказ от дачи или дачу заведомо ложных показаний. См.: определение Конституционного Суда РФ от 14 января 2016 г. N 96-О/2016.

*(30) Тот факт, что в отношении лица, подозреваемого (обвиняемого) в совершении преступления, осуществлялось уголовное преследование, которое было прекращено по нереабилитирующим обстоятельствам, порождает для этого лица неблагоприятные последствия, которые действуют в отношении него бессрочно (см., напр., ст. 22.1 Федерального закона от 8 августа 2001 г. "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей"; ст. 16 Федерального закона от 3 апреля 1995 г. "О Федеральной службе безопасности"; ст. 65 Трудового кодекса Российской Федерации; ст. 127 Семейного кодекса Российской Федерации; ст. 3 Федерального закона от 30 декабря 2012 г. "О социальных гарантиях сотрудникам некоторых федеральных органов исполнительной власти и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"). Причем запрет занимать определенные должности, заниматься определенной деятельностью или усыновлять детей (если уголовное преследование прекращено по нереабилитирующим обстоятельствам в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении тяжкого (особо тяжкого) преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности) по общему правилу имеет абсолютный характер и не может быть снят судом. Вопросы преодоления данных ограничений не раз рассматривались Конституционным Судом РФ (см., напр., постановления Конституционного Суда РФ от 18 июля 2013 г. N 19-П; от 31 января 2014 г. N 1-П), однако вопрос соответствия презумпции невиновности института прекращения уголовных дел по нереабилитирующим обстоятельствам и природы возникающих бессрочных неблагоприятных последствий, по существу, не ставится (см., напр., определения Конституционного Суда РФ от 21 мая 2015 г. N 1063-О; от 19 ноября 2015 г. N 2702-О).

Более правильно, на наш взгляд, рассматривать уголовное преследование в формальном плане с точки зрения права на реабилитацию. Если уголовное преследование прекращено по реабилитирующим обстоятельствам, то право на реабилитацию возникает, а если по нереабилитирующим, когда материальные основания для продолжения уголовного преследования имеются, но в силу формальных обстоятельств (истечение срока давности уголовного преследования, издание акта амнистии, деятельное раскаяние и т.д.) оно подлежит прекращению, то право на реабилитацию не возникает.