Михеева Л.Ю. Модернизация института нематериальных благ: достижения и перспективы // Кодификация российского частного права 2017 (под ред. П.В. Крашенинникова). - М., 2017 г.

Модернизация института нематериальных благ: достижения и перспективы

Михеева Л.Ю.,

заместитель председателя совета (руководителя)

Исследовательского центра частного права

им. С.С. Алексеева при Президенте Российской Федерации,

доктор юридических наук, профессор,

заслуженный юрист Российской Федерации

Модернизация Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ) затронула и гл. 8 "Нематериальные блага". Федеральным законом от 2 июля 2013 г. N 142-ФЗ "О внесении изменений в подраздел 3 раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" в эту главу были внесены существенные изменения. Кроме того, некоторые поправки были внесены также в положения ст. 19 ("Имя гражданина") и 20 ("Место жительства гражданина") ГК РФ при принятии Федерального закона от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ "О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации". Большая часть изменений была нами ранее прокомментирована*(1), но есть и некоторые новеллы, требующие пояснений.

Одно из важных изменений в ГК РФ состояло в законодательном допущении соглашений по поводу использования нематериальных благ. Следует признать, что такие соглашения могли заключаться и ранее, например, при использовании изображения (ст. 514 ГК РСФСР 1964 г.; ст. 152.1 ГК РФ) или при осуществлении родительских прав (ст. 66 Семейного кодекса РФ). В п. 46 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" волеизъявление натурщика, допускающее использование его изображения другим лицом, довольно мягко названо сделкой, однако надо учитывать, что в подавляющем большинстве случаев такое волеизъявление адресуется не неопределенному кругу лиц, а совершенно конкретным лицам (рекламным агентствам, издательствам и пр.), более того, без встречной воли таких конкретных лиц волеизъявление натурщика не породит желаемых последствий. Иными словами, чаще всего сделка по поводу использования изображения физического лица отвечает признакам договора (п. 1 ст. 420 ГК РФ).

В настоящее время круг упомянутых в ГК РФ ситуаций, в которых основанием для использования нематериального блага становится соглашение, достигнутое с его обладателем, расширился. Статья 19 ГК РФ допускает, что имя физического лица или его псевдоним могут быть использованы с согласия этого лица другими лицами в их творческой, предпринимательской или иной экономической деятельности (следует отметить, что в целях исключения недобросовестного использования имени в ст. 19 ГК РФ разрешается применять только способы, исключающие введение в заблуждение третьих лиц относительно тождества граждан, а также злоупотребление правом в других формах). Статья 152.2 ГК РФ предусматривает возможность заключения соглашения об использовании информации о частной жизни лица, в том числе, например, при создании произведений науки, литературы и искусства.

Известная и довольно давняя дискуссия о праве заключить договор, не имеющий своим предметом товар, деньги, работу или услугу, в связи с указанными обстоятельствами подлежит возрождению.

По существу ГК РФ не исключает возможности заключения возмездных соглашений, упомянутых выше. Более того, в реальной жизни такие соглашения встречаются. Так, для создания рекламы часто используется не только изображение известного актера или спортсмена, но и его слова, начертание или произнесение его имени в рекламном ролике. В таких случаях участник съемок на возмездных условиях разрешает производителю рекламы использовать одновременно несколько отражений его личности: имя, изображение, голос и др.

Одновременно несколько интересов производителя рекламы реализуется в такой сделке, поэтому неверно считать, что соглашение с актером или спортсменом является всего лишь договором возмездного оказания услуг. Предметом соглашения является не только обязанность этого лица явиться на съемочную площадку и выполнить требования режиссера. Гораздо важнее то, что договором определяются срок и сфера возможного использования ролика, в том числе регион распространения рекламы, услуги, которые могут рекламироваться с его помощью, возможность включения отдельных фрагментов ролика в печатную рекламу, а также обязанность актера предоставить свои детские снимки, обеспечить съемки в кругу его семьи и пр. Заключая такое соглашение, гражданин по существу дает разрешение использовать несколько компонентов принадлежащих ему нематериальных благ в определенное время и в определенном пространстве (в том числе виртуальном).

В этом случае задача права состоит в том, чтобы определить пределы свободы для сторон таких соглашений и создать для этих договоров необходимое минимальное регулирование. Вряд ли стоит их запрещать, ведь они уже фактически составляют некоторую часть гражданского оборота.

Разумеется, не все сделки по поводу нематериальных благ возможны, и при отсутствии в гл. 8 ГК РФ критерия, в соответствии с которым можно было бы разграничить одобряемые законом сделки и сделки, заключение которых не допускается, суд всегда может воспользоваться правилами Кодекса о недействительности сделок, в том числе ст. 168 и 169. В случаях, когда суд не может найти ответ в этих положениях ГК РФ, есть возможность воспользоваться основными началами гражданского законодательства, в том числе правилом о том, что никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения (п. 4 ст. 1).

Так, например, длительное время в российском праве существует договор между родителями о порядке осуществления их родительских прав (п. 2 ст. 66 Семейного кодекса РФ). Понятно, что предметами этого соглашения не являются и не могут являться материальные блага. Ребенок не выступает стороной этого договора, а также ни в коем случае не является и предметом, по поводу которого договор заключен.

Мы сталкивались со случаями, когда стороны такого договора, ссылаясь на ст. 421 ГК РФ, утверждали, что вправе заключить соглашение любого содержания, в том числе соглашение, предусматривающее воспитание ребенка бабушкой при условии выплаты денежных средств одному из родителей (в каком-то смысле отступное). Однако это не так: условия соглашения родителей не могут нарушать интересы ребенка, что следует из закрепленного в ст. 1 СК РФ принципа приоритета защиты прав и интересов несовершеннолетних.

Приведенный пример имеет прямое отношение к институту нематериальных благ, ведь личные неимущественные отношения между членами семьи - неотъемлемая часть предмета гражданского права, а гражданское законодательство применяется к таким отношениям при недостаточности норм семейного законодательства (см. ст. 4 и 5 СК РФ).

Договоры об использовании имени, изображения, информации о частной жизни лица - это весьма интересные с точки зрения правового анализа договоры, как правило, смешанные и уж точно не относящиеся к каким-либо из поименованных в части второй ГК РФ. Возможно, такие договоры имеют некоторое сходство с соглашениями об использовании охраняемых результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, но по понятным причинам они не совпадают.

Развернутая система норм обязательственного права в принципе создает достаточное правовое поле для регулирования договоров об использовании нематериальных благ. Поэтому в ГК РФ должны быть лишь установлены "ограничители" договорной свободы в таких отношениях. Именно это и было сделано, как уже говорилось, в ст. 19 ГК РФ применительно к соглашениям об использовании имени.

Такими ограничителями во всех случаях заключения соглашений, касающихся нематериальных благ, служат основы правопорядка и нравственности, нарушать которые соглашение, разумеется, не может (ст. 169 ГК РФ).

Другой ограничитель - недопустимость посягательства на интересы третьих лиц. По этой причине, например, лицо, которое дает согласие на использование за плату его семейных архивов для написания биографии или сценария к фильму, не может допускать раскрытия конфиденциальной информации, относящейся к членам его семьи. Иными словами, "продать" можно лишь свои личные тайны, "продажа" чужих тайн - явно недобросовестное поведение.

Стало быть, есть еще один ограничитель - запрет недобросовестного поведения (ст. 1 ГК РФ).

Однако, как видится, соглашение об использовании изображения гражданина за плату вызовет меньшее недоумение у правоприменителя, нежели аналогичное безвозмездное соглашение, определяющее пределы использования фотографии или ролика. Здесь было бы уместно привлечь внимание коллег-цивилистов к фактическому включению соглашений с нематериальным содержанием в сферу гражданского права и надеяться на развитие тех идей, о которых писал еще И.А. Покровский, оценивая обязательство не играть на рояле в соседней квартире или обещание написать рецензию на сочинение*(2).

Еще одно важное нововведение в области нематериальных благ - расширение возможностей для их защиты.

В соответствии с п. 2 ст. 150 ГК РФ нематериальные блага защищаются в соответствии с Кодексом и другими законами в случаях и в порядке, ими предусмотренных, а также в тех случаях и пределах, в каких использование способов защиты гражданских прав (ст. 12) вытекает из существа нарушенного нематериального блага или личного неимущественного права и характера последствий этого нарушения. В случаях, если того требуют интересы гражданина, принадлежащие ему нематериальные блага могут быть защищены, в частности, путем признания судом факта нарушения его личного неимущественного права, опубликования решения суда о допущенном нарушении, а также путем пресечения или запрещения действий, нарушающих или создающих угрозу нарушения личного неимущественного права либо посягающих или создающих угрозу посягательства на нематериальное благо.

Ссылка на ст. 12 ГК РФ, содержащаяся в ст. 150 ГК РФ, дает (и всегда давала) возможность защищать субъективные личные неимущественные права путем, например, признания права, признания недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления, самозащиты права, компенсации морального вреда.

Немаловажным способом защиты личных неимущественных прав становится пресечение или запрещение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения. Этот способ редко применялся на практике ввиду отсутствия прямого указания на возможность его применения в тех нормах, которые посвящены конкретным нематериальным благам. Благодаря изменениям, внесенным в гл. 8 ГК РФ, можно рассчитывать на более широкое применение данного способа, в особенности в тех случаях, когда такой способ напрямую указан в специальной норме (п. 4 ст. 152, п. 2 и 3 ст. 152.1, п. 4 ст. 152.2 ГК РФ), хотя, конечно, весьма печально, что приходится использовать такой метод исправления недочетов судебной практики.

Включение в ст. 150 ГК РФ упоминания о запрещении действий, создающих угрозу посягательства на нематериальное благо, требует продуманной оценки со стороны отечественной цивилистической науки. Использованная законодателем довольно широкая формулировка позволяет в общем-то практически повсеместно использовать такой способ защиты, например, запрещая СМИ публиковать информацию о частной жизни гражданина или запрещая бывшим супругам размещать фотографии друг друга в социальных сетях. Все это звучит довольно непривычно для российского правоприменителя, а потому совершенно очевидно, что такой способ защиты будет применяться крайне осторожно. Уже возникли у многих коллег сомнения в том, что российский суд сможет удовлетворить иск одного бывшего супруга к другому о запрете на приближение.

Как представляется, центральная проблема в использовании данного способа защиты заключается в том, что он не относится к числу имущественных взысканий, исполняемых более или менее эффективно, а отечественная правовая система фактически не карает ответчика за неисполнение судебных решений, содержащих неимущественные требования.

Кроме того, и у этого способа существуют границы применения, отыскать которые в каждом конкретном случае - задача суда. Так, например, запрет на публикацию семейных фотографий вряд ли может касаться тех снимков, на которых изображен сам ответчик, если в их обнародовании он имеет свой собственный охраняемый законом интерес.

Разумеется, защита путем пресечения или запрещения действий, нарушающих или создающих угрозу нарушения личного неимущественного права либо посягающих или создающих угрозу посягательства на нематериальное благо, возможна лишь в условиях, когда суд "творчески" относится к своей деятельности и готов к тому, чтобы проявить усмотрение.

Здесь уместно привести замечательное высказывание И.А. Покровского, на протяжении многих лет не утрачивающее своей актуальности: "Чем более развивается человечество, чем более начинает оно жить разносторонними нематериальными интересами, тем более праву приходится брать их под свою защиту, и, в частности, гражданское право не может уклониться от участия в этой защите"*(3).

Вместе с тем далеко не все из предлагаемых судебной практикой способов защиты нематериальных благ действительно являются таковыми и могут быть упомянуты в законе. Как известно, гражданское законодательство РФ не знает такого способа защиты личных неимущественных прав, как извинение. Вместе с тем, как отмечается в п. 18 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. N 3, суд вправе утвердить мировое соглашение, в соответствии с которым стороны по обоюдному согласию предусмотрели принесение ответчиком извинения в связи с распространением не соответствующих действительности порочащих сведений в отношении истца, поскольку это не нарушает прав и законных интересов других лиц и не противоречит закону, который не содержит такого запрета.

Представляется, что искренние извинения ответчика, принятые истцом, в действительности могут прекратить судебный спор, причем в ту же минуту, когда такие извинения приняты. Утвержденное судом мировое соглашение не подлежит исполнению, за исключением случаев, когда истец настаивал на публичном извинении, в том числе через СМИ.

Однако всякая попытка принудительного исполнения мирового соглашения или решения суда об извинении может натолкнуться на невозможность исполнения. Ответчик может отказаться от принесения извинений, а при понуждении к этому он может произнести извинение, но в крайне оскорбительной форме, дав тем самым толчок еще одному судебному спору*(4). Принудительное устное извинение, как видится, невозможно в принципе*(5), в отличие от письменного опровержения, текст которого может быть дословно утвержден судебным актом, а потому исключит злоупотребление со стороны ответчика.

Дальнейшее развитие института нематериальных благ ставит перед наукой также вопрос о возможности использования компенсации морального вреда в имущественных отношениях. Представляется, что эта возможность относится к числу своего рода анахронизмов. Так, включение правила о компенсации морального вреда в Закон РФ от 7 февраля 1992 г. N 2300-I "О защите прав потребителей" было обусловлено, с одной стороны, стремлением найти максимальное число способов защиты потребителя от недобросовестного предпринимателя, а с другой стороны, имевшим место в начале 90-х гг. стремлением к заимствованию англо-американского правового опыта.

Между тем необдуманное повторение такого решения, а также смешение убытков и морального вреда, допускаемое законодателем и практикой, крайне опасны. Недостатки института возмещения убытков (сложность доказывания их размера, невозможность потребовать взыскания убытков в приблизительном размере или в размере, определенном договором) не должны замещаться взысканием компенсации.

Именно стремление разграничить названные категории, кстати, и было причиной исключения возможности компенсации морального вреда юридическим лицам в ходе реформирования гл. 8 ГК РФ. Увы, с сожалением нужно заметить, что уточнение редакции ст. 152 ГК РФ, направленное на полное искоренение практики взыскания морального вреда в пользу юридических лиц, не помешало Верховному Суду РФ в одном из недавних Обзоров судебной практики упомянуть о возможности претерпевания юридическим лицом морального вреда*(6). Надо признать, что российская правовая система настолько прочно базируется на судебных позициях, предпочитаемых прямому указанию закона, что для исправления приведенного ошибочного суждения законодателю не просто нужно указать в ГК РФ, что моральный вред в пользу юридических лиц не взыскивается, но необходимо более развернуто урегулировать порядок расчета убытков (ст. 15 ГК РФ), возникающих у юридического лица вследствие умаления его репутации. В противном случае задача восстановления нарушенного права будет решаться не подходящим для этого случая способом - через взыскание компенсации морального вреда.

Последующая модернизация норм о компенсации морального вреда должна быть связана также со ст. 1100 ГК РФ, согласно которой компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда в случаях, когда вред причинен жизни или здоровью гражданина источником повышенной опасности, вред причинен гражданину в результате применения в отношении него незаконных действий: осуждения, привлечения к уголовной ответственности, применения в качестве меры пресечения заключения его под стражу или подписки о невыезде, наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ, когда вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, а также в иных случаях, предусмотренных законом.

Справедливые нарекания в адрес той логики, которая использована в ст. 1100 ГК РФ для определения перечня оснований безвиновной ответственности, требуют проработать вопрос о расширении сферы ее действия, в том числе об увеличении числа случаев, в которых посягательство на нематериальные блага (жизнь, здоровье, частную жизнь и пр.) влекло бы возможность компенсации морального вреда безотносительно к вине причинителя вреда.

Читатель может заметить, что описанные выше новеллы института нематериальных благ не были напрямую предложены в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации*(7). Действительно, Концепция содержала довольно краткое предложение по совершенствованию института нематериальных благ. В п. 3.5 раздела "Объекты гражданских прав" Концепции давалось указание на то, что гл. 8 ГК РФ ("Нематериальные блага и их защита") следует дополнить развернутой системой детальных правовых норм, имеющих целью регулирование и (или) защиту конкретных видов нематериальных благ и личных неимущественных прав граждан, а при создании этих норм необходимо максимально использовать не только достижения отечественной правовой науки, но и опыт других стран, имеющих в этой области развитое гражданское законодательство.

Поставленная Концепцией задача была выполнена, однако в ходе этой работы стало очевидно, что одним только уточнением норм, посвященных отдельным нематериальным благам, нельзя обойтись. Более того, такое уточнение было бы попросту невозможно без корректировки некоторых общих подходов к регулированию нематериальных благ.

В то же время следует также объяснить, чем была продиктована идея включить в ГК РФ более детальное регулирование конкретных нематериальных благ. Нельзя сказать, что установленного в ст. 2 ГК РФ правила о защите нематериальных благ было бы вовсе недостаточно для такой защиты. Напротив, одно только упоминание в законе о том, что такие блага защищаются, в совокупности с общими правилами осуществления и защиты гражданских прав должно создавать достаточные основания для того, чтобы суд мог разрешить спор. Разве недостаточно сложить два обстоятельства (нематериальные блага защищаются и для их защиты может быть применена ст. 12 ГК РФ), чтобы получить желаемый правовой результат?

Однако правовая действительность, увы, свидетельствует о том, что общих положений гражданского права для разрешения большинства таких судебных споров недостаточно. В ситуациях, хотя бы немного отличающихся от стандартных, суды не рискуют делать самостоятельные выводы и всякий раз ищут подходящую к случаю норму, закрепленную в законе, или достаточно конкретное разъяснение ситуации в актах вышестоящей инстанции. Именно об этом свидетельствует накопленная практика применения судами наиболее "популярных" статей гл. 8 ГК РФ - ст. 151 и 152.

Отчасти такой подход вызван тем обстоятельством, что со времени принятия Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. (далее - Основы 1961 г.) в отечественном законодательстве (подчеркиваем - в законодательстве) выстраивалась "постатейная" система регулирования нематериальных благ. При наличии общего упоминания в ст. 3 Основ 1961 г. о том, что гражданское законодательство регулирует личные неимущественные отношения, и положений ст. 9, включающей в содержание гражданской правоспособности личные неимущественные права, сам факт существования ст. 7 "Защита чести и достоинства" ГК РФ ограничивал возможность защиты иных не поименованных напрямую в гражданском законодательстве нематериальных благ. В Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. (далее - Основы 1991 г.) было практически воспроизведено такое же законодательное решение - содержание ст. 7 Основ было развернуто, хотя при этом из них ушло прямое упоминание о возможности регулирования, а не только защиты неимущественных отношений*(8).

При этом советская наука гражданского права значительно шире оценивала институт нематериальных благ, постепенно выстраивая его общие положения и расширяя перечень подлежащих охране нематериальных благ*(9). В значительной мере этому способствовало упоминание о свободах гражданина, неприкосновенности личности и жилища, а также о тайнах, относящихся к личности, в Конституциях СССР 1936 и 1977 гг. "Захват" сферой гражданского права благ, охраняемых в силу конституционных норм, был неизбежен, и лишь благодаря такому включению конституционных прав в понятие субъективного гражданского права институт нематериальных благ получил к концу XX в. некоторое развитие.

Гражданский кодекс 1994 г., безусловно, расширил возможности защиты нематериальных благ, поскольку в его тексте к числу охраняемых благ были напрямую отнесены не только честь, достоинство и изображение гражданина, но и его деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, имя, личная и семейная тайна и др. (п. 1 ст. 150). Более того, законодательно закрепленный перечень нематериальных благ в ГК РФ был сформулирован как открытый, что допускает возможность судебных споров по поводу благ, не упомянутых в перечне.

Однако, как уже говорилось, к сожалению, подчас в реальной действительности этого бывает мало. Немногочисленные акты Верховного Суда РФ, имеющие отношение к институту нематериальных благ*(10), не дают нижестоящим судам четких указаний на возможность самостоятельно "моделировать" неимущественное право в разнообразных жизненных ситуациях.

Поэтому Концепция развития гражданского законодательства предлагала единственно возможный в таких условиях путь - дополнение перечня упомянутых в ГК РФ нематериальных благ и их конкретизацию. В ГК РФ появилась статья, посвященная охране частной жизни (ст. 152.2), а также упоминание о праве на защиту от ложной, но не порочащей гражданина информации (п. 10 ст. 152), более развернутое регулирование получили правила о защите имени, чести, достоинства и деловой репутации.

Вместе с тем даже такой подход, расширяющий год от года за счет поправок закона или новой судебной практики перечень охраняемых нематериальных благ, вряд ли отвечает их природе. В этом смысле действительно полезными для рассматривающего спор суда, готового к самостоятельному восприятию нормы права, являются присутствующие в п. 1 ст. 150 ГК РФ общие признаки любого нематериального блага: такие блага принадлежат гражданину от рождения или в силу закона и не могут передаваться другому лицу. Без сомнения, помогут суду и акты международного права, а также конституционные нормы, признающие целый ряд важнейших прав и свобод личности.

Естественное происхождение личных неимущественных прав - вот единственный путь к их широкому признанию. Важно в этой связи, чтобы указание п. 2 ст. 2 ГК РФ на то, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, не оставалось для суда пустыми словами.

"Точечная" правка законодательства, "насыщение" института нематериальных благ новыми конструкциями - это, безусловно, то, что, возможно, в сложившихся условиях и необходимо как законодательное решение. Однако такие действия имеют и оборотную сторону. Блага, не упомянутые в законе, права, не названные прямо в Кодексе, рискуют остаться незащищенными даже при том, что список таких благ или таких прав не является исчерпывающим. Как известно, открытость того или иного перечня, содержащегося в норме, не всегда достаточна для того, чтобы суд смог смело заглянуть за пределы этого перечня. Требуются годы судебных разбирательств, чтобы их критическая масса подвигла высшую судебную инстанцию на разъяснение судам возможности признать право, прямо не названное в законе.

Не случайно высшая судебная инстанция вынуждена (увы, крайне редко) "моделировать" новые личные неимущественные права, не упомянутые в законе. Так, право на защиту от оскорбления, высказанного при формулировании оценочного мнения, в общем-то не совпадает с правом на защиту от ложной информации, однако Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 24 февраля 2005 г. N 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" фактически сформулировал правовую норму, позволяющую защититься от оскорбления.

В этой связи хотелось бы предложить отечественной цивилистике еще раз вернуться к обсуждению доктрины единого личного неимущественного права, перечислить проявления которого в законе нет никакой возможности. Проявления этого права - суть все охраняемые законом интересы личности, "охарактеризовать каждый из которых, назвать их в исчерпывающем перечне невозможно ввиду их разнообразия"*(11).

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См. комментарии к ст. 150-152.2 ГК РФ в кн.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Ценные бумаги. Защита чести, достоинства и деловой репутации. Охрана частной жизни: Постатейный комментарий к главам 6-8 / В.В. Андропов, Б.М. Гонгало, П.В. Крашенинников и др.; под ред. П.В. Крашенинникова. М.: Статут, 2014.

*(2) Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 134-138.

*(3) Покровский И.А. Указ. соч. С. 143.

*(4) На этот счет существует несколько расхожих анекдотов, в которых обыгрывается язвительная форма извинений, требуемых в принудительном порядке.

*(5) Следует сопоставить этот вопрос с невозможностью использования ст. 308.3 ГК РФ в отношении обязательств, исполнение которых тесно связано с личностью должника (см. п. 23 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 марта 2016 г. N 7 "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств").

*(6) Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 16 февраля 2017 г.).

*(7) Одобрена Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 7 октября 2009 г. (Вестник ВАС РФ. 2009. N 11).

*(8) Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. немногим отличался в этом смысле от Основ 1961 г., разве что тем, что ст. 514 ГК РСФСР 1964 г. закрепила отдельное право гражданина на охрану его изображения.

*(9) Можно утверждать, что признаки нематериальных благ и отдельные виды таких благ были очерчены в цивилистической науке достаточно четко к концу 80-х гг. XX в. (см., например: Советское гражданское право: Учебник. В 2 т. Т. 1 / Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1985. С. 190-192; Малеина М.Н. Защита личных неимущественных прав советских граждан. М.: Знание, 1991. С. 6-16).

*(10) Речь идет прежде всего о постановлениях Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда"; от 24 февраля 2005 г. N 3 "О судебной практике по защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц"; от 15 июня 2010 г. N 16 "О практике применения судами Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации".

*(11) Об этом см.: Флейшиц Е.А. Личные права в гражданском праве Союза ССР и капиталистических стран. М., 1941. С. 67 и сл.