Отказ от установления объективной истины как принцип уголовного процесса
В статье рассматривается вопрос необходимости познания объективной истины как цели уголовного процесса, дается анализ превалирующей в настоящее время по данному вопросу позиции, отрицающей возможность познания объективной истины.
В настоящее время в действующем Уголовно-процессуальном кодексе (УПК) РФ понятие объективной истины отсутствует, а ее поиск не предусмотрен в качестве цели уголовного судопроизводства, что представляется неправильным и требующим скорейшей, в первую очередь законодательной корректировки. Позиция Следственного комитета РФ и ее руководителя А.И. Бастрыкина, неоднократно им озвученная*(1), направленная на внесение в Кодекс РФ соответствующих изменений, видится более чем правильной и давно назревшей.
Уголовное судопроизводство должно укреплять законность, способствовать предупреждению и искоренению преступлений, привлечению всех виновных к предусмотренной законом ответственности, воспитанию граждан в духе неуклонного исполнения законов и взаимного уважения. Успешное осуществление этих задач в ходе разрешения уголовного дела возможно лишь при установлении объективной истины по делу. Неустановление в уголовном процессе объективной истины и любое отступление от нее ведут к серьезным ошибкам: к неправильному применению и неприменению закона, необоснованному аресту, обвинению или осуждению невиновного, вынесению оправдательного приговора в отношении виновного или несправедливому наказанию.
Вопрос об истине и ее познании является коренным для всей практической деятельности следственных, судебных и прокурорских органов. Там, где нет заботы о полном установлении объективной истины, отсутствует и подлинное уголовное судопроизводство. Охрана интересов общества и прав отдельных граждан находятся в прямой зависимости от познания истины по делу.
Однако ряд авторов отрицают возможность познания объективной истины в уголовном процессе и выступают с позицией, согласно которой юридическое познание имеет дело лишь с более или менее вероятностным познанием имевших место в прошлом фактов. Указанное противоречие заслуживает самого пристального внимания.
С точки зрения здравого смысла ситуация очевидна. Уголовный процесс сталкивается с фактом прошедшей действительности, попавшим в орбиту уголовного судопроизводства и подлежащим уголовно-правовой оценке. Этот факт может являться, а может и не являться преступлением. Например, произошел факт - смерть человека. Причиной может быть как противоправное поведение какого-то лица или лиц, так и объективные процессы, не являющиеся следствием чьих-либо виновных действий. Точное установление произошедшего события и дача ему верной уголовно-правовой оценки составляет содержание действий органов уголовной юстиции в ходе предварительного расследования и суда. По сути, имеет место обычная познавательная деятельность, т.е. исследование определенного факта, ситуации, процесса. В нашем случае особенность заключается лишь в том, что это исследование проводится процессуальным путем, четко урегулированными в законе методами. Полученные результаты фиксируются в письменном виде с целью сделать их доступными вторичному и последующему анализу иными лицами, а также, очевидно, адекватно отразить в материалах дела прошедшие события. Предметом исследования, анализа и фиксации в практической деятельности всегда является прошлое событие. Между тем, если это событие - прошлое, значит, оно уже свершилось, а то, что свершилось, обладает индивидуально определенными в каждом конкретном случае характеристиками. Произошедшее в конкретную единицу времени событие всегда имеет четкие параметры. Исследователь может не знать их, дать им неправильную интерпретацию, но это не меняет их объективных свойств. Человек А совершил убийство человека В. Это факт. Следствие может не доказать вину А, не установить его личность, привлечь за совершение убийства С, вообще не обнаружить труп В. Вариантов развития событий множество. Но ни один не может ретроспективно изменить объективно произошедшего в прошлом события: А совершил убийство В. Содержание этого события и составляет объективную истину. Объективную, в смысле соответствующую действительности, не зависящую от субъективных оценок. Отрицать ее существование невозможно.
Задача исследователя - правильное отражение в сознании этой объективной действительности. Предметом истинного знания может быть все существующее. Любое наше суждение, любая мысль могут содержать или не содержать истину, независимо от того, что является предметом мысли. На наш взгляд, особенностью юридического познания является лишь процессуально закрепленный способ фиксации установленных обстоятельств в материалах дела и дача им правильной юридической оценки.
Однако в течение длительного времени остается дискуссионной проблема принципиальной возможности познания объективной истины в ходе расследования и рассмотрения уголовного дела в суде. Учеными-правоведами с давних пор ставились вопросы: познаваема ли принципиально объективная реальность? познаваемы ли конкретные обстоятельства преступления? Речь идет о самой принципиальной возможности объективной истины вообще. Устанавливаема ли, доступна ли она по уголовному делу в принципе? Можно установить обстоятельства с более или менее высокой степенью вероятности. Но понятие вероятности - менее обязывающий термин, означающий проблематичность знания, его условность, приблизительность. Вероятность не равна истине.
Как известно, Гегель и диалектические материалисты признают действие объективных диалектических законов и, соответственно, исходят из существования объективной истины и ее познаваемости.
Представителей позитивизма, прагматизма, кантианства, агностицизма, софистики, субъективизма, напротив, объединяет отказ от диалектических закономерностей и объективной истины.
Если диалектик Гегель утверждает, что задача науки в том и состоит, чтобы обнаружить необходимость, т.е. закон, под видимостью случайности*(2), то, по мнению позитивиста К. Поппера, любые теории являются не более чем гипотезами и все они могут быть опровергнуты*(3).
В связи с этим, несмотря на все многообразие подходов и дефиниций истины*(4), можно обнаружить лишь две коренные линии, два основных направления в решении этого вопроса:
позитивистское, которое сводит истину к степени вероятности*(5), т.е. отрицает объективную истину и говорит, что она по сути субъективна, поскольку ставится в зависимость от субъекта, является его мнением, предложением, гипотезой, версией;
диалектическое, для которого объективная истина действительно существует и является не степенью вероятности, а отличным от вероятности достоверным знанием. Под объективной истиной понимается такое содержание наших знаний, которое не зависит ни от человека, ни от человечества.
При позитивистском подходе, который, как представляется, разделяет и законодатель в действующем УПК РФ, все сводится к одной лишь вероятности, к ее однообразию.
Например, утверждается, что "любой достоверный вывод одновременно является и вероятностным"*(6). Фактически данным определением понятия достоверности и вероятности смешиваются, грань между ними растушевывается. Достоверность представляется лишь как высокая степень вероятности. Однако в соответствии с диалектикой если есть вероятность, то должна быть и достоверность, не сводимая к вероятности, не отождествляемая с ней, т.е. должна быть объективная истина. Значит, вероятность - понятие, противоположное достоверности.
При этом нередко исходят из того, что "уголовно-процессуальная деятельность всегда имеет дело с прошлым и вероятностным суждением о том, что имело место в действительности". По поводу неочевидного мы можем только предполагать, допуская, что оно "имело или не имело место в действительности"*(7). И на этом основании отказываются от объективной истины в уголовном процессе. Вряд ли такой подход можно назвать по-настоящему научным, поскольку он не учитывает диалектику, в соответствии с которой раз есть субъективное, то должно быть и объективное, если есть вероятность, непременно, должна быть и достоверность; и различие между этими противоположностями стирать нельзя.
Неучет, недооценка требований диалектики, которая есть закон познания и закон объективного мира*(8), отличает новый УПК РФ.
Для постановления правосудного приговора по любому уголовному делу необходимо установить фактические обстоятельства этого дела, дать им верную общественно-справедливую и юридическую оценку и правильно применить закон. С этим положением согласны все юристы. Однако когда речь заходит о взаимосвязи правовых оценок с объективной истиной в уголовном процессе, о том, что такое истина в судебной деятельности, мнения юристов расходятся и высказываются различные точки зрения. Споры по этому вопросу идут уже не одну сотню лет.
Ряд юристов выражают мнение, что в силу ограниченности средств познания, обязательности использования в качестве методов познания только процессуально закрепленных методов, перечень которых четко регламентирован действующим законодательством, недопустимости использования иных методов познания точное установление истины в уголовном процессе невозможно.
В период СССР в советской науке уголовного процесса не стоял и не мог стоять вопрос, допускающий сомнение в возможности достоверного знания следователем, судом обстоятельств уголовного дела*(9). Советская теория доказательств покоилась на марксистско-ленинской теории познания, которая в противоположность идеалистическим теориям утверждает, что в мире нет непознаваемых вещей. Следовательно, если человеку доступно истинное знание в сложных вопросах науки, то не должно быть никакого сомнения и в возможности познания истины в судебном деле. Предварительное следствие и суд обладают достаточными средствами для установления истины.
Цель судопроизводства и правосудия - установление объективной истины с помощью исследования и познания особого рода.
Приведем в связи с этим высказывания признанного классика советской юридической науки М.С. Строговича: "Судебная деятельность, - пишет он, - это сложный процесс исследования и оценки подчас противоречивых фактов рассматриваемого дела во всем своеобразии его конкретных обстоятельств... Проблема установления фактов по уголовным делам, проблема установления их в соответствии с действительностью, т.е. проблема истины... суд стремится к установлению по рассматриваемому им делу объективной истины, и лишь установление такой истины служит законной базой для справедливого приговора советского суда"*(10).
Позиция М.С. Строговича, как правило, противопоставляется другой, как полагали раньше, разделяемой только буржуазными (западными) юристами или некоторыми отечественными юристами дореволюционной эпохи: юридическое познание носит вероятностный характер.
Еще в 1861 г. известный русский правовед В.Д. Спасович яро отрицал возможность полного познания истины, говоря, что "из несовершенства нашего наблюдательного снаряда, из недостаточности наших органов познавательных следует, что эта достоверность, которой человек добивается изо всех сил, не может быть безусловная, а только относительная. Наша достоверность только гадательна. Наше искусство состоит только в том, чтобы из многих зол выбрать меньшее"*(11).
Еще один яркий представитель отечественной правовой мысли Г.С. Фельдштейн в "Лекциях по уголовному судопроизводству", изданных в 1915 г., говорит, что судебная истина по самой природе своей только вероятна, что ей присущ прагматический характер и что она носит на себе печать судебной телеологии*(12).
Ряд зарубежных юристов также стояли на позициях философского идеализма, для которого характерно отрицание возможности познания или полного познания истины в судебной деятельности. Однако и в советской юридической литературе встречались высказывания, в которых в той или другой мере и под тем или другим предлогом отрицается возможность полного познания истины в судебной деятельности. Такие высказывания можно встретить в работах М.А. Чельцова, А.Я. Вышинского, В.С. Тадевосяна и некоторых других юристов.
В рецензии на книгу М.С. Строговича "Уголовный процесс" М.А. Чельцов заявил, что он считает принципиально неправильным утверждение о том, что истина в уголовном деле есть соответствие выводов суда объективной действительности*(13). Такое утверждение М.А. Чельцова не случайно. Еще в 1929 г. в учебнике "Советский уголовный процесс" он прямо говорил, что "полностью истина никогда не может быть достигнута... Мы отвергаем безусловную достоверность наших знаний. Вместо нее можно говорить лишь о высокой степени вероятности. Обычно в делах судебных и удостоверяются более высокой степенью вероятности"*(14). Одного мнения с М.А. Чельцовым придерживается и В.С. Тадевосян. Он полагает, что нельзя рассчитывать на успех борьбы с преступниками, требуя от суда, чтобы он всегда устанавливал абсолютную истину*(15).
С годами эта позиция набирала силу. В наше время проводящий идеи релятивизма в уголовном процессе А.С. Александров пишет: "Режим плюральности истин (неотъемлемое свойство демократии) несовместим с утверждением объективной истины. Последняя как познавательный концепт исключает свободное состязание сторон. Только в режиме плюрализма, свободной конкуренции истин возможен такой элемент "открытого общества", как состязательный процесс. Состязательный уголовный процесс в познавательном аспекте основывается на концепции относительной судебной истины и здравого смысла судящих, как критерия достижения ее в данном деле"*(16).
Сюда же следует отнести и суждение С.А. Пашина: "...в судопроизводстве имеет правовое значение только обоснованность, доказанность вывода, а истина есть не юридический, а лишь нравственный императив"*(17). Очевидно, автор считает, что нравственности нет места в уголовном процессе.
Утверждается, что жизненное событие, имевшее место в прошлом, исследовать невозможно, поскольку исследованию подлежит лишь текущая реальность. Прошлое же можно лишь представить с определенной долей вероятности, опираясь на те факты, которые реально имеются и непосредственно с ним связаны. Предметом исследования в процессе юридического познания для следователя будет версия (версии) произошедшего ранее жизненного события, а не само событие*(18). Знать наверняка, каким оно было, следователь не может, поскольку имеет доступ только к его следам, сохранившимся на момент юридического познания.
Но ведь именно по этим следам и устанавливается картина произошедшего, а профессионализм следователя в том и заключается, чтобы их найти и сделать из них правильные выводы. Процессы жизнедеятельности оставляют следы как в физической реальности (телесные повреждения, следы на снегу и др.), так и в интеллектуальном сознании (память) свидетелей.
Если трое лиц, совершивших преступление, сообщают о нем правдивые показания, то содержание этих показаний и составляет объективную картину преступления - объективную истину.
А если полностью принять вышеуказанную позицию, проведение исследования вообще бессмысленно, так как объективно установить обстоятельства невозможно.
В результате распространение получила тенденция, которая может быть выражена так: суд не обязан устанавливать объективную истину по уголовному делу, он лишь обязан разрешить юридический спор между сторонами - обвинением и защитой. Из нее делается следующий вывод: суд не должен иметь целью установить истину, это безнадежно; достаточно, если приговор будет исходить из материалов дела.
Зачастую ставится вопрос: "В чем вообще смысл профессиональной деятельности судьи в суде присяжных (а мы заметим, что и не только в суде присяжных): в организации процесса с тем, чтобы были обеспечены состязательность, соблюдение закона и права, или же в поиске (добывании) истины (в то время как вопросы организации процесса на правосудных началах отходят на второй план), или, наконец в каком-то сочетании обеих этих функций?"*(19) Заметим, что указанные функции противопоставляются друг другу и правильным подразумевается выбор первого варианта ответа.
"Эти споры свидетельствуют о том, что в юриспруденции складывается новая ситуация. Введение суда присяжных и начало судебной реформы сделали необходимым осознание самых разных аспектов юридической практики, начиная от, казалось бы, привычных процедур и кончая фундаментальными юридическими понятиями"*(20).
В научные и практические юридические круги внедрена мысль, что юридический факт - это не привычное нам знание естественно-научного типа, объективно и однозначно отражающее реальное событие, а, скорее, проекция сложной юридической деятельности, несущая на себе печать и личности юриста, и особенностей меняющейся (в частности, в связи с судебной реформой) ситуации в отечественной юриспруденции*(21).
Авторы проекта общей части УПК РФ, разработанного в Государственно-правовом управлении Президента РФ, заняли сходную позицию: один из стандартов доказанности связывает доказанность с установленной законом степенью вероятности (ст. 150 проекта). Основным аргументом является выделение так называемого юридического познания и противопоставление его естественно-научному. Утверждается, что юрист может лишь предположить определенное событие, размышляя далее над тем, что из этого следует. Юридическое познание имеет дело не с явлениями первой природы, а с деятельностью и поведением человека, всякая версия следователя субъективна, его расследование влияет на поведение участников, оно направляется интерпретациями*(22).
Концепция судебной реформы в РСФСР, утвержденная Постановлением Верховного Совета РСФСР 24.10.1991, ставит перед уголовной юстицией цель - реализация уголовного закона*(23). Задачи предварительного следствия состоят в том, чтобы при получении сведений о совершенном или подготавливаемом преступлении или о покушении на преступление собрать доказательства, подтверждающие или опровергающие эти сведения, пресечь или предотвратить совершение преступления, установить и изобличить преступника, не допустить привлечения к ответственности невиновного, обеспечить потерпевшему возмещение ущерба, причиненного преступником, а равно компенсацию обвиняемому ущерба, причиненного неправомерным уголовным преследованием*(24). Как видим, никаких намеков на краеугольную задачу уголовного процесса по поиску объективной истины в утвержденной Концепции нет.
Ничего удивительного, что указанный подход победил после принятия в 2001 г. УПК РФ. Как верно заметил В.В. Лунеев, "...в новом УПК о поиске истины ничего не говорится. Депутат Мизулина (руководитель группы разработчиков УПК) в прямом эфире "Пресс-клуба" (12 июля 2002 г.) так и сказала: "Поиск истины в правосудии - химера"*(25).
В постперестроечный период, особенно после введения суда присяжных (1993 г.) все чаще высказывается мнение, что приговор суда содержит не истину, а более или менее высокую степень вероятности*(26). Авторы пишут на этом основании, что может быть достигнута только процессуальная истина. Это означает, что вероятность, по существу, не отделяют от достоверности (а субъект не отделяют от объекта), достоверность понимают как высокую степень вероятности. Сторонники принципиальной невозможности познания истины в уголовном процессе нередко рассматривают проблему истины с позиции формально-методологического подхода, абсолютизации количественных характеристик. Это и привело к логическому выводу о возможности достижения по уголовным делам лишь "вероятной истины", "максимальной вероятности", которую нередко называют "практической достоверностью".
На вероятностном пути закономерно происходит формализация уголовного процесса. В частности, собственное признание вины обвиняемым становится главным, решающим доказательством. Средства становятся целью.
Как уже отмечалось выше, фактически проводится мысль о том, что единственная достижимая цель в уголовном судопроизводстве есть субъективное убеждение следователей, судей, а не объективная истина. Создается утилитарно-практическая "система ограниченных целей" (в отличие от "системы объективной истины").
Значит, ставится какая-то иная цель, отличная от объективной истины. Этим проложен путь субъективизму, "практической достоверности", прагматической выгоде, целесообразности, формализованному судопроизводству, формальной, юридической истине, т.е. системе, где вполне приемлемы неполнота раскрытия преступлений, "сделки о признании вины", переложение на обвиняемого обязанности доказывания и т.п. Действительно, без объективной истины уголовное судопроизводство способно опуститься до уровня "сделки о признании вины", к чему оно фактически и идет все последние годы. Федеральным законом от 29.06.2009 N 141-ФЗ в УПК РФ внесена глава 40.1, регламентирующая особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве. Давно уже не является секретом, что более половины приговоров в Российской Федерации выносятся в соответствии с главой 40 УПК РФ, без проведения судебного разбирательства, как это предусмотрено ч. 1 ст. 316 Кодекса*(27). А по некоторым источникам это количество доходит до 80% дел. Это означает, что суд, рассматривая от 50 до 80% уголовных дел, не устанавливает обстоятельства преступления и не выясняет, что же произошло на самом деле. Зачем? Достаточно признания обвиняемого. В результате - деградация суда, функция которого, по сути, сводится к выбору наказания из перечня, указанного в Уголовном кодексе. Анализ доказательств и их оценка судьей в приговоре не отражаются (ч. 8 ст. 316 УПК РФ). Взаимообусловлена и деградация предварительного следствия, урон и личности, и правосудию.
Отказавшись от объективной истины в уголовном процессе, мы утрачиваем и саму двигательную силу, необходимый диалектический источник движения, развития познания от незнания к знанию, от вероятности к достоверности, поскольку в этом случае достоверности как таковой мы не имеем, а имеем лишь "универсальную вероятность". Такой "вероятностно-юридический" процесс имеет практическое значение, так как, безусловно, снижает необходимость в усилиях должностных лиц, ведущих процесс, исследовать обстоятельства дела всесторонне, полно и объективно.
Концепция нового УПК РФ достаточно четко выражена в позиции Е.Б. Мизулиной: "...судью иногда сравнивают с историком, который тоже работает с прошлым. Истину судья, как и историк, должен добыть, узрев за высказанными сторонами невысказанное. Как и историк, судья может прийти к своему выводу о рассматриваемом им событии лишь логическим путем, сопоставляя мнения, суждения, доказательства, проверить же его опытным путем он не в состоянии. В этом смысле "истина", добытая логическим путем и не лишенная в силу своей непроверяемости некоторой умозрительности, всегда остается уязвимой для критики и вряд ли может быть отнесена к разряду научных. В лучшем случае такая судебная "истина", пусть и достаточно обоснованная и логически верная, может претендовать лишь на статус гипотезы. Спорить о том, устанавливает или нет суд истину, так бессмысленно, как доказывать, что Бог не существует, ибо никто его не видел".
Таким образом, новый УПК РФ воспринял юридически обоснованную идею "истины-гипотезы", т.е. идею вероятной (юридической, судебной) истины. При отказе от объективной истины весьма характерна и не случайна такая риторическая постановка вопросов: "Как вообще отличить истинное от неистинного в уголовном процессе?"*(28) Говоря по-другому: а вообще, существует ли в уголовном процессе достоверность, которая принципиально отличается от вероятности? В духе Е.Б. Мизулиной с сожалением приходится давать ответ: не может быть достоверности как таковой, принципиально отличной от вероятности, как не может быть объективной истины в уголовном процессе, поскольку ему доступна вероятная истина, истина-гипотеза (версия).
Однако что это за уголовный процесс, который не позволяет по-настоящему отличить истинное от неистинного, достоверность от вероятности, правду от лжи?
Подобная уголовно-процессуальная система утрачивает, на наш взгляд, свою необходимую четкую определенность, самостоятельность, вместе со своими институтами, принципами и основополагающими понятиями, - все в ней становится относительным, условным; вероятность сливается с достоверностью; процессуальная форма отрывается от своего действительного содержания; сглаживаются необходимые различия между презумпцией невиновности и презумпцией виновности*(29), суд "не обязан больше устанавливать объективную истину, но обязан констатировать истину судебную"*(30). Как представляется, в такой релятивно-формализованной уголовно-процессуальной системе, где очевиден отказ от объективной истины, виновному легче уйти от законной ответственности, а невиновному сложнее оправдаться.
Тем не менее, на наш взгляд, на практике следователи, дознаватели, прокуроры и судьи, несмотря на вероятностно-прагматические установки нового УПК РФ, все-таки, пусть даже стихийно и неосознанно, будут стремиться к установлению именно объективной истины, в силу универсального действия объективных диалектических закономерностей, поскольку всему познанию человека свойственна диалектика. Объективная истина - такая же познавательная закономерность, как и диалектика.
Ф.А. Воскресенский,
следователь следственного отдела по г. Всеволожску
следственного управления Следственного комитета
Российской Федерации по Ленинградской области
"Закон", N 1, январь 2015 г.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) См.: Козлова Н. Следы ведут на юг // РГ. 2014. 17 июня. URL: http://www.rg.ru/2014/06/17/bastrykin.html (дата обращения: 11.12.2014).
*(2) Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1975. С. 320.
*(3) Popper K.R. Objective Knowledge. Oxford, 1981. P. 29; Мурадян А.А. Самая благородная наука (Об основных понятиях международно-политической теории). М., 1990. С. 6, 93.
*(4) Например, истина определяется как соответствие знаний действительности (см.: Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977; Философия: учеб. пособ. с хрестоматийным изложением / под ред. Е.З. Волчек. Минск, 2003. С. 280; Истина. И только истина: Пять бесед о судебно-правовой реформе / отв. ред. Ю. Стецовский. М., 1990). Логические позитивисты исходят из того, что предложение научно только в том случае, если оно верифицируемо, т.е. если его истинность может быть установлена наблюдением (см.: Никифоров А.Л. Философия науки: История и методология: учеб. пособ. М., 1998. С. 31). Для прагматизма истинно то, что полезно, что на практике приносит выгоду, успех. Истина для прагматизма - "это родовое название для всех видов определенных рабочих ценностей в опыте" (Джеймс У. Воля к вере М., 1997. С. 223; Гарин И.И. Что такое философия?; Запад и Восток; Что такое истина? М., 2001. С. 427-466.
*(5) См.: Билалов М.И. Многообразие форм существования истины в совокупном познании: дис. _ д-ра философ. наук. М., 1991. С. 228.
*(6) Смирнов А.В., Калиновский К.Б. Уголовный процесс: учеб. / под общ. ред. А.В. Смирнова. СПб., 2004. С. 77.
*(7) Мизулина Е.Б. Независимость суда еще не есть гарантия правосудия // Государство и право. 1992. N 4. С. 53.
*(8) Подробнее об этом см.: Сырых В.М. Логические основания общей теории права: в 2 т. Т. 1: Элементный состав. М., 2000. С. 181-184, 243-250.
*(9) Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая / отв. ред. Н.В. Жогин. М., 1966. С. 64.
*(10) Строгович М.С. Материальная истина и доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955. С. 14, 19, 44.
*(11) Спасович В.Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. СПб., 1861. С. 15.
*(12) Фельдштейн Г.С. Лекции по уголовному судопроизводству. М., 1915. С. 61-62.
*(13) Чельцов М.А. Спорные вопросы учения о преступлении // Социалистическая законность. 1947. N 9. С. 30.
*(14) Чельцов-Бебутов М.А. Советский уголовный процесс. Вып. II. Харьков, 1929. С. 100-101.
*(15) Тадевосян В.С. К вопросу об установлении материальной истины в советском процессе // Советское государство и право. 1948. N 6. С. 68.
*(16) Александров А.С. О значении концепции объективной истины // Российская юстиция. 1999. N 1. С. 24.
*(17) Пашин С. Чародей научных теорий. К 100-летию со дня рождения М.С. Строговича // Российская юстиция. 1994. N 8. С. 31.
*(18) Аверин А.В. Истина и судебная достоверность. СПб., 2007. С. 117.
*(19) Розин В.М. Новая ситуация в юриспруденции: формы осознания // Состязательное правосудие. Труды научно-практических лабораторий. Ч. 2 / отв. ред. Л.М. Карнозова, С.А. Пашин. М., 1996. С. 227.
*(20) Там же. С. 229.
*(21) Там же. С. 234.
*(22) Там же. С. 238, 244.
*(23) Концепция судебной реформы в РСФСР // Концепция судебной реформы в РФ / сост. С.А. Пашин. М., 1992, С. 90.
*(24) Там же. С. 77.
*(25) Лунеев В.В. Эффективность борьбы с преступностью и ее отдельными видами в современной России // Государство и право. 2003. N 7. С. 110.
*(26) См.: Пашин С.А. Проблемы доказательственного права // Судебная реформа: юридический профессионализм и проблемы юридического образования. Дискуссии. М., 1995. С. 312; Никитаев В.В. Проблемные ситуации уголовного процесса и юридическое мышление // Состязательное правосудие. Труды научно-практических лабораторий / отв. ред. Л.М. Карнозова, С.А. Пашин. М., 1996. С. 37; Балакшин В. Истина в уголовном процессе // Российская юстиция. 1998. N 2. С. 21; Золотых В.В. Проверка допустимости доказательств в уголовном процессе. Ростов н/Д, 1999. С. 37.
*(27) См.: Куликов В. Кара в особом порядке // РГ. 2011. 23 марта. URL: http://www.rg.ru/2011/03/23/sud-statistika.html (дата обращения: 12.12.2014).
*(28) Мизулина Е.Б. Указ. соч. С. 54.
*(29) Подобное просматривается в ч. 2 ст. 14 УПК РФ, раскрывающей содержание презумпции невиновности.
*(30) См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Вводный / под ред. В.Т. Томина. М., 2002. С. 36.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Отказ от установления объективной истины как принцип уголовного процесса
Автор
Ф.А. Воскресенский - следователь следственного отдела по г. Всеволожску следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Ленинградской области
"Закон", 2015, N 1