Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 июля 2008 г. Дело "Владимир Романов (Vladimir Romanov) против Российской Федерации" (жалоба N 41461/02) (Первая Секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая Секция)

Дело "Владимир Романов (Vladimir Romanov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 41461/02)

Постановление Суда

Страсбург, 24 июля 2008 г.

Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Х. Розакиса, Председателя Палаты,

Н. Ваич,

А. Ковлера,

Х. Гаджиева,

Д. Шпильманна,

Д. Малинверни,

Г. Николау, судей,

а также при участии С. Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 3 июля 2008 г.,

вынес в тот же день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 41461/02, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Владимиром Анатольевичем Романовым (далее - заявитель) 21 октября 2002 г.

2. Интересы заявителя, которому была предоставлена юридическая помощь* (* Речь идет о выделении денежных средств со стороны Европейского Суда для оказания заявителю бесплатной юридической помощи в соответствии с главой X "Юридическая помощь" Регламента Европейского Суда (прим. ред.).), представляла М. Быстрова, адвокат, практикующий в г. Иваново. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что он был сильно избит в изоляторе, что эффективное разбирательство его жалоб на жестокое обращение не проводилось, и что он не имел адекватной возможности допросить в судебном заседании двоих свидетелей обвинения.

4. 3 июня 2005 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

5. Власти Российской Федерации возражали против одновременного рассмотрения жалобы по вопросу приемлемости и по существу. Рассмотрев возражения властей Российской Федерации, Европейский Суд отклонил их.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1973 году и проживал до своего задержания в г. Иваново.

A. Рассмотрение уголовного дела заявителя

7. 27 октября 2000 г. четверо лиц напали на И. около его квартиры и попытались ограбить его. И. отбился, и нападавшие скрылись.

8. Через три дня заявитель был задержан по подозрению в попытке ограбления И. в сговоре с Б. и В. В протоколе задержания отмечено, что он задержан за нарушение общественного порядка. Заявителя поместили в изолятор N ИЗ-37/1* (* Вероятно, следственный изолятор N 1 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Ивановской области (прим. переводчика).).

9. На допросе Б. и В., страдавшие наркотической зависимостью, признались в грабеже, совершенном совместно с заявителем. Заявитель объяснял их признание тем, что сотрудник милиции обещал обеспечить названных лиц наркотиками. По его словам, в октябре и ноябре 2000 г. Б. и В. дали письменные признания в грабеже после того, как сотрудник милиции снабдил их наркотиками.

10. 30 октября 2000 г. врачи скорой помощи осмотрели В. Из медицинского заключения от 30 октября 2000 г. следует, что В. страдал наркотической зависимостью, и ему была оказана медицинская помощь. 5 и 6 ноября 2000 г. врачи скорой помощи обследовали Б. Ему поставили диагноз "наркотическая зависимость и абстинентный синдром". Медицинская помощь была оказана.

11. 2 ноября 2000 г. заявитель участвовал в очной ставке с И., который заявил, что 27 октября 2000 г. его пытались ограбить четыре человека в масках. И. утверждал, что сотрудник милиции заявитель# имел тот же рост, что и один из нападавших. Заявитель не оспаривал утверждений И. и не задавал ему никаких вопросов.

12. На вопрос следователя заявитель ответил, что намеревался избить И. по просьбе своего друга. Он отрицал, что когда-либо пытался ограбить И. В суде заявитель дал аналогичные показания.

13. 26 октября 2001 г. дело заявителя было передано во Фрунзенский районный суд г. Иваново.

14. Адвокат, представлявший интересы В., добился исследования районным судом медицинского заключения от 30 октября 2000 г., свидетельствующего о наркотической зависимости В.

15. В суде В. и Б. отказались от своих показаний, данных на предварительном следствии. Они утверждали, что признались в грабеже под влиянием наркотической зависимости и в отсутствие адвоката. Они утверждали, что 27 октября 2000 г. они встретили И., но лишь пытались его избить и не имели умысла на грабеж.

16. И. не присутствовал в судебном заседании, и районный суд установил, что он отсутствует по "уважительной причине". Власти Российской Федерации, ссылаясь на докладную записку секретаря районного суда, утверждали, что 29 ноября 2001 г. И. уведомил секретаря по телефону, что он не имеет возможности присутствовать в судебном заседании, поскольку находится в другом государстве. И. подтвердил свои показания, данные на предварительном следствии. Власти Российской Федерации также представили письменное заявление от 28 ноября 2001 г. народной заседательницы, участвовавшей в рассмотрении дела заявителя. Она утверждала, что жена И. уведомила ее по телефону, что муж покинул Россию и не сможет вернуться раньше 3 декабря 2001 г.

17. В заседании 29 ноября 2001 г. районный суд огласил показания И. от 23 апреля и 8 мая 2001 г. Из протокола судебного заседания следует, что районный суд не опрашивал заявителя или его адвоката об их согласии на оглашение показаний. Согласно этим показаниям 27 октября 2000 г. И. открыл входную дверь и увидел четверых людей в масках. Один из них ударил его по лицу. И. попытался закрыть дверь, но нападавший ворвался в квартиру. Входная дверь случайно захлопнулась, и остальные нападавшие не смогли войти в квартиру. И. боролся с нападавшим, открыл дверь и сумел вытолкнуть его из квартиры. Когда он открыл дверь, то увидел другого человека, в котором опознал заявителя. Заявитель ударил И. рукояткой пистолета и убежал. И. утверждал, что нападавшие пытались его ограбить.

18. Районный суд вызвал троих свидетелей Л., С. и T.

Л. и С. явились в суд и заявили, что 27 октября 2000 г., в день попытки ограбления, они видели четверых бегущих, но не могут их опознать. T., проживающий в Израиле, не явился в суд, и его показания на предварительном следствии были оглашены. Их содержание соответствовало показаниям Л. и С.

19. 9 января 2002 г. Фрунзенский районный суд г. Иваново признал заявителя виновным в грабеже при отягчающих обстоятельствах и приговорил его к 11 годам и 3 месяцам лишения свободы. Суд также вынес решение о конфискации имущества заявителя.

20. Районный суд основал свой приговор на показаниях, которые дал И. на предварительном следствии, показаниях Л. и С., показаниях, которые T. дал на предварительном следствии, признательных показаниях В. и Б. на предварительном следствии и на показаниях заявителя, в которых он признавал, что 27 октября 2000 г. был у И., но не пытался его ограбить. Районный суд отметил, что не установлено, какое имущество намеревались похитить обвиняемые у И.

21. Районный суд отклонил доводы обвиняемых о том, что они признались в преступлении под влиянием наркотического опьянения. Он отметил, что не имеется данных о том, что признание В. и Б. было вынужденным, или что их вынуждали к признанию с помощью наркотических веществ. На предварительном следствии они давали последовательные и подробные показания в присутствии свидетелей и велась видеозапись их допроса. Районный суд просмотрел эти видеозаписи. Заявители выглядят на них нормально, и нельзя утверждать, что находились в состоянии наркотического опьянения.

22. 16 и 22 января 2002 г. заявитель и его адвокат подали жалобы на приговор суда от 9 января 2002 г. Они, в частности, ссылались на то, что приговор районного суда был основан на показаниях И. и T., данных на предварительном следствии.

23. 23 апреля 2002 г. Ивановский областной суд оставил без изменения приговор от 9 января 2002 г., согласившись с доводами районного суда. В частности, он указал, что районный суд правомерно осудил заявителя на основании показаний И. и T.

24. 18 октября 2002 г. президиум Ивановского областного суда, рассмотрев дело в надзорном порядке, уменьшил заявителю срок наказания до девяти лет и трех месяцев, указав, что суровость наказания не соответствует степени тяжести содеянного.

B. Жестокое обращение со стороны администрации изолятора

1. События 22 июня 2001 г.

25. Заявитель утверждал, что 22 июня 2001 г. по распоряжению начальника учреждения N ИЗ-37/1 надзиратели вошли в камеру N 81, где он находился. Надзиратели, используя резиновые палки, заставили заключенных выйти из камеры. В коридоре они стали бить заявителя резиновыми палками. Заявитель упал на пол, и расправа продолжалась. После ее прекращения он вполз обратно в камеру. Через несколько часов он почувствовал сильную боль, и его сокамерники вызвали тюремного врача. Заявитель был доставлен в больницу, где врачи удалили ему селезенку.

26. Как утверждают власти Российской Федерации, 22 июня 2001 г. заявитель принял участие в тюремной акции неповиновения. Они ссылались на объяснительную записку надзирателей, в том числе Я., и рапорт от 23 июня 2001 г. начальника отделения изолятора N ИЗ-37/1. В соответствующей части рапорта сообщалось:

"22 июня 2001 г., в 8.05 утра, младший инспектор, старший сержант внутренней службы P., находившийся на дежурстве, поднял тревогу и доложил старшему лейтенанту внутренней службы La. ...что заключенные камеры N 81 пытались выбить дверь, стучали в нее ботинками, металлическими мисками и кружками. По приказу старшего лейтенанта внутренней службы La. группа свободных от дежурства надзирателей подошла к камере N 81... После их прибытия старший лейтенант внутренней службы Pa. ...приказал заключенным прекратить их незаконные действия и предупредил, что в случае неподчинения законным требованиям к ним может быть применена сила. Однако заключенные проигнорировали приказ администрации учреждения и продолжали акцию коллективного неповиновения. Кроме того, [заключенные] в некоторых других камерах... поддержали действия заключенных камеры N 81 [и] также начали стучать в двери, что могло перерасти в тюремный бунт.

Начальник учреждения, который к 8.15 получил полную информацию об инциденте с участием заключенных камеры N 81, объявил общую тревогу и приказал старшему лейтенанту внутренней службы La. повторить свое требование и предупредить заключенных о применении спецсредств и последствиях их неподчинения.

После того, как повторение распоряжений администрации и предупреждение о возможном применении силы не оказало влияния на заключенных, начальник учреждения решил провести специальную операцию в отношении заключенных камеры N 81. В присутствии группы медицинских работников, группы свободных от дежурства надзирателей, других сотрудников учреждения, собравшихся по сигналу тревоги и снаряженных соответствующим образом, дверь в камеру была открыта, и заключенным было предложено прекратить активное выражение недовольства, покинуть камеру [и] выйти в коридор. В ответ на это законное требование заключенные забрались на верхние спальные места, отказавшись покинуть камеру. Они сопровождали свои действия непристойными и оскорбительными высказываниями в отношении представителей администрации учреждения. После того, как в отношении некоторых заключенных, явно выражавших неповиновение, были применены резиновые палки ПР-73, все заключенные вышли в коридор. При опросе они не высказали жалоб и не выдвинули требований к администрации учреждения, которые могли бы служить объективной причиной для неповиновения... Заключенные, которым было позволено вернуться в камеру, прекратили нарушение порядка. Заключенные других камер последовали их примеру.

При расследовании инцидента было установлено, что большинство заключенных камеры N 81 не знали настоящей причины нарушений порядка в их начале, полагая, что возмущение спровоцировано ужасными (как они выражались) условиями содержания в камере, и [они] приняли участие в этих действиях, руководствуясь исключительно чувством солидарности. Тайные оперативные мероприятия, организованные с целью выявления настоящей причины конфликта, позволяют сделать вывод о том, что поводом для начала коллективного неповиновения послужило сообщение одного из заключенных нижнего яруса об избиении другого заключенного, Д., надзирателями, которое имело место в то же время...

Как следует из объяснений заключенных, большинство из них слышали обращенные к ним требования о прекращении беспорядков и предупреждения о том, что к ним будут применены специальные средства, но не реагировали на них.

В результате избирательного применения надзирателями резиновых палок повреждения получили... и Романов Владимир Анатольевич... которые были осмотрены медицинскими работниками учреждения и получили необходимую помощь.

Расследование показало, что персонал учреждения при таких обстоятельствах действовал твердо, бескомпромиссно, принимая специальные средства оперативно и без задержек, в соответствии с положениями пункта 2 статьи 45 [Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"]... как того требовала сложившаяся ситуация, имевшая сложный характер, поскольку действия заключенных камеры N 81 были поддержаны заключенными других камер, и другие предупредительные меры ненасильственного характера представлялись неэффективными".

27. Власти Российской Федерации представили заключение о медицинском обследовании заявителя, проведенном 22 июня 2001 г. тюремным дерматологом. В заключении указывалось, что заявитель имел синяки на ногах и четыре продолговатых синяка на спине и левой части поясницы. Размеры синяков составляли 3,5 см в ширину и от 4 до 10 см в длину.

28. Власти Российской Федерации, ссылаясь на выдержки из медицинских документов заявителя, утверждали также, что вечером 22 июня 2001 г. заявитель был доставлен в хирургическое отделение тюремной больницы, где ему поставили диагноз "тупая травма грудной клетки, разрыв селезенки, кровоизлияние в брюшную полость, шок первой степени и повреждение поясницы". Врачи выявили признаки внутреннего кровотечения и решили удалить селезенку. В тот же вечер заявитель перенес хирургическую операцию. Он оставался в больнице до 16 июля 2001 г. и был переведен в медицинское отделение изолятора N ИЗ-37/1 в "удовлетворительном состоянии".

2. Расследование событий 22 июня 2001 г.

29. 25 июня 2001 г. администрация учреждения уведомила Ивановскую областную прокуратуру о том, что 22 июня 2001 г. против заключенных, в том числе заявителя, было применено силовое воздействие.

30. Помощник ивановского областного прокурора провел проверку. 3 июля 2001 г. он вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления в действиях надзирателей. В соответствующей части постановления указывалось:

"22 июня 2001 г., в 7.45, перед водворением в карцер надзиратели учреждения обыскивали заключенного, D. [Он] сопротивлялся, вследствие чего против него была применена сила, и изъята запрещенная переписка. D. громко кричал, что его избивают надзиратели, призывая заключенных стучать в двери камер и протестовать. Заключенные поддержали его в нарушение тюремных правил, и [заключенные] в камере N 81, в частности, начали сильно стучать в двери камеры. В 8.05 младший инспектор оперативно-охранного подразделения P. объявил общую тревогу в учреждении.

Как следует из объяснений сотрудников изолятора, ...22 июня 2001 г., после подачи сигнала общей тревоги в 8.10, они прибыли к камере N 81, в которой заключенные сильно стучали в дверь камеры. Заключенные не подчинялись неоднократным требованиям прекратить свои незаконные действия. Те же требования и предупреждения о возможном применении специальных средств, сделанные P. через решетку двери, также ни к чему не привели. По распоряжению начальника изолятора Lu. дверь камеры была открыта в 8.15, и заключенным было предложено выйти в коридор. Это требование было законным с учетом агрессивного состояния заключенных, возможности их нападения на надзирателей, завладения ключами и оружием и захвата заложников. Кроме того, режим содержания под стражей предусматривает утреннюю перекличку заключенных. Заключенные отказались исполнить это требование. При таких обстоятельствах [надзиратели] решили вывести заключенных из камеры силой. Четверо заключенных, включая Романова, призывали сокамерников не покидать камеру, [он] активно сопротивлялся, размахивая руками и отталкивая надзирателей Ye. и Zh., и не реагировал на неоднократные требования прекратить эти незаконные действия. После повторных предупреждений Ye. о возможном применении специальных средств, [Романов] продолжал эти действия. Ye. ударил Романова резиновой палкой 3-4 раза по спине и ногам, после чего Романова вывели из камеры в коридор.

Факт применения специальных средств подтверждается объяснениями надзирателей изолятора и их докладными записками, а также официальным рапортом об использовании специальных средств и заключением медицинского обследования Романова медицинской комиссией в составе трех человек. Согласно этому заключению Романов имел повреждения на коленях и ногах и четыре продолговатых синяка на спине и левой части поясницы.

Начальник медицинского отделения изолятора M. и дерматолог Bo. пояснили, что около 15.00 22 июня 2001 г. Романов обратился за медицинской помощью, жалуясь на боль в левом подреберье. После консультаций с хирургом тюремной больницы Романов был госпитализирован.

Согласно данным начальника хирургического отделения тюремной больницы Ti. и медицинскому заключению в тот же день около 20.10 Романов перенес операцию и поврежденная селезенка была удалена.

Романов пояснил, что 22 июня 2001 г. он проснулся в 8.00 перед утренней поверкой... Он услышал, что его сокамерники стучат в дверь. Вскоре после этого в камеру вошли надзиратели и заставили всех выйти в коридор. В этот момент он находился около своего спального места. Надзиратель ударил его несколько раз резиновой палкой по спине и заставил выйти в коридор, где другие надзиратели также ударили его несколько раз по спине резиновыми палками. Он не сопротивлялся и не призывал [заключенных] сопротивляться надзирателям.

По результатам проверки объяснения Романова не нашли подтверждения, и они носят противоречивый характер. В частности, Романов не мог объяснить несоответствия его показаний о многочисленных ударах и результатов медицинского обследования. Кроме того, он подвергался осмотру в ходе прокурорской проверки 27 июня 2001 г., и других повреждений, за исключением указанных в заключении медицинского обследования, выявлено не было.

Заключенные Bl., Ve.... и Y. не видели, как к Романову применялись специальные средства, пояснили, что 22 июня 2001 г., перед утренней поверкой, они стучали в дверь камеры. [Они] не подчинялись распоряжениям надзирателей [и] не прекращали своих действий. [Они] были предупреждены о возможном применении специальных средств.

Таким образом, с учетом обстоятельств и результатов проверки следует отметить, что специальное средств, а именно резиновая палка, были применены Ye. к Романову законно и в соответствии с требованиями статьи 45 [Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"]...".

3. Разбирательство о взыскании компенсации

31. После отказа прокурора в возбуждении уголовного дела заявитель предъявил иск к Министерству юстиции и Министерству финансов о взыскании компенсации в связи с причинением вреда вследствие применения силы 22 июня 2001 г. Он также утверждал, что прокуратура незаконно отказала в возбуждении уголовного дела в отношении надзирателей.

32. 11 июня 2002 г. Октябрьский районный суд г. Иваново удовлетворил иск заявителя частично и взыскал в его пользу 10 000 рублей (приблизительно 330 евро). Районный суд сослался на постановление помощника прокурора от 3 июля 2001 г. в подкрепление вывода о том, что использование силы против заявителя было законным. Районный суд отметил также, что заявитель претерпел серьезный вред здоровью, угрожавший его жизни. Он указал, что при использовании специальных средств, таких как резиновые палки и физическая сила, надзиратели должны были обеспечить причинение заявителю минимального вреда. Районный суд заключил, что изолятор как юридическое лицо не осуществлял достаточного контроля за безопасным исполнением обязанностей своими сотрудниками. Поскольку заявитель претерпел физические и нравственные страдания, ему должна быть выплачена компенсация.

33. 14 октября 2002 г. Ивановский областной суд подтвердил выводы районного суда. Однако он увеличил сумму компенсации до 30 000 рублей (960 евро).

II. Применимое национальное законодательство

A. Применение силы и специальных средств в исправительных учреждениях

1. Уголовно-исполнительный кодекс (N 1-ФЗ от 8 января 1997 г.)

34. Осужденные, а также помещения, в которых они проживают, могут подвергаться обыску (пункты 5 и 6 статьи 82)* (* Указанная норма содержится в пункте 5 статьи 82 УИК. Вероятно, ссылка на пункт 6 объясняется содержащимся в нем положением о том, что "администрация исправительного учреждения вправе производить досмотр находящихся на территории исправительного учреждения... лиц, их вещей... а также изымать запрещенные вещи и документы" (прим. переводчика).).

35. В случаях оказания осужденными сопротивления персоналу исправительных учреждений, злостного неповиновения законным требованиям персонала, проявления буйства, участия в массовых беспорядках, захвата заложников, нападения на граждан или совершения иных общественно опасных действий, а также при побеге или задержании бежавших из исправительных учреждений осужденных в целях пресечения указанных противоправных действий, а равно предотвращения причинения этими осужденными вреда окружающим или самим себе применяются физическая сила, специальные средства и оружие (пункт 1 статьи 86). Порядок применения указанных в части первой настоящей статьи мер безопасности определяется законодательством Российской Федерации (пункт 2 статьи 86).

2. Закон Российской Федерации "Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы" (N 5473-I от 21 июля 1993 г.)

36. При применении физической силы, специальных средств и оружия сотрудники уголовно-исполнительной системы обязаны:

1) предупредить о намерении их использования, предоставив достаточно времени для выполнения своих требований, за исключением тех случаев, когда промедление в применении физической силы, специальных средств и оружия создает непосредственную опасность жизни или здоровью персонала и иных лиц, а также осужденных и заключенных;

2) обеспечить наименьшее причинение вреда осужденным и заключенным, предоставление пострадавшим медицинской помощи;

3) доложить непосредственному начальнику о каждом случае применения физической силы, специальных средств и оружия (статья 28).

37. Резиновые палки могут применяться:

1) для отражения нападения на работников уголовно-исполнительной системы, осужденных, заключенных и других граждан;

2) для пресечения массовых беспорядков, групповых нарушений общественного порядка осужденными и заключенными, а также задержания правонарушителей, оказывающих злостное неповиновение или сопротивление персоналу (статья 30).

3. Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (N 103-ФЗ от 15 июля 1995 г.)

38. Резиновые палки могут применяться в следующих случаях:

1) для отражения нападения подозреваемого или обвиняемого на сотрудников мест содержания под стражей и иных лиц;

2) для пресечения массовых беспорядков или групповых нарушений установленного режима содержания под стражей;

3) для пресечения неправомерных действий подозреваемого или обвиняемого, оказывающего неповиновение законным требованиям сотрудников мест содержания под стражей или иных сотрудников учреждений и органов уголовно-исполнительной системы;

4) для освобождения заложников, захваченных зданий, помещений, сооружений и транспортных средств;

5) для пресечения попытки побега подозреваемого или обвиняемого из места содержания под стражей или из-под конвоя;

6) для пресечения попытки подозреваемого или обвиняемого причинить вред себе (статья 45)* (* Вероятно, Секретариат не до конца разобрался в особенностях запутанной российской юридической техники: статья 45 указанного закона допускает применение палок в случаях, предусмотренных подпунктами 1-6 данной статьи, то есть, в частности, "для пресечения попытки подозреваемого или обвиняемого причинить вред окружающим", а не попытки "причинить вред себе", упомянутой в подпункте 7 той же статьи (прим. переводчика).).

B. Гражданская ответственность за вред, причиненный незаконными действиями должностных лиц государственных органов

39. Пункт 1 статьи 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации устанавливает, что вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред. Согласно статье 1069 подлежит возмещению вред, причиненный гражданину в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов либо должностных лиц этих органов. Вред возмещается за счет соответственно казны Российской Федерации или казны субъекта Российской Федерации. Статьи 151 и 1099-1101 Гражданского кодекса предусматривают компенсацию за причинение морального вреда. Статья 1099, в частности, устанавливает, что компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.

C. Уголовно-правовые средства защиты от незаконных действий государственных служащих

40. Согласно подпункту "f" части 2 статьи 117 Уголовного кодекса Российской Федерации пытка карается лишением свободы на срок до семи лет* (* Возможно, имеется в виду истязание, совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, предусмотренное пунктом "е" части 2 статьи 117 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Подпункт "д" той же части упоминает применение пытки. В примечании к статье указано, что под пыткой понимается "причинение физических или нравственных страданий в целях понуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также в целях наказания либо в иных целях" (прим. переводчика).). Согласно пунктам "а" и "в" части 3 статьи 286 Уголовного кодекса совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, если они совершены с применением насилия или с угрозой его применения или с причинением тяжких последствий, наказываются лишением свободы на срок до десяти лет.

D. Расследование преступлений

41. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (действовавший до 1 июля 2002 г., "УПК") устанавливал, что поводами к возбуждению уголовного дела являются заявления граждан или непосредственное обнаружение следователем признаков преступления, и дело может быть возбуждено только в тех случаях, когда имеются достаточные данные, указывающие на признаки преступления; предварительное следствие по уголовным делам производится следователями (статьи 108 и 125). Прокурор осуществляет надзор за исполнением законов органами предварительного следствия (статьи 210 и 211)* (* Указанная в тесте статья 210 УПК РСФСР предусматривала право прокурора отменить постановление следователя о прекращении уголовного дела и возобновить производство по делу (прим. переводчика).). Он вправе давать письменные указания о производстве отдельных следственных действий, передавать дело от одного следователя к другому, давать указания о производстве дополнительного расследования. В случае отсутствия оснований к возбуждению уголовного дела, а равно при наличии обстоятельств, исключающих производство по делу, прокурор или следователь отказывают в возбуждении уголовного дела. Об отказе в возбуждении уголовного дела выносится мотивированное постановление, о чем уведомляется лицо, от которого поступило заявление или сообщение. Отказ в возбуждении уголовного дела мог быть обжалован заявителем надлежащему прокурору или в вышестоящий суд (статья 113).

E. Значение признания вины при осуждении

42. Статья 77 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР устанавливала, что обвиняемый не может быть осужден исключительно на основе признания им вины* (* Буквально "может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся доказательств по делу" (прим. переводчика).).

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

43. Заявитель жаловался, что 22 июня 2001 г. он подвергался обращению, не соответствующему статье 3 Конвенции, и власти не провели эффективного расследования инцидента в нарушение статьи 13 Конвенции. Европейский Суд рассмотрит жалобу с точки зрения негативных и позитивных обязательств государства, вытекающих из статьи 3 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Доводы сторон

44. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал доступных внутренних средств правовой защиты, поскольку не обжаловал постановление от 3 июля 2001 г. вышестоящему прокурору или в суд. В то же время власти Российской Федерации отметили, что заявитель использовал свое право на судебную защиту, поскольку он успешно предъявил иск в Октябрьский районный суд г. Иваново и получил компенсацию за причиненный ущерб. Они также заявляли, что заявитель не подвергался пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению в июне 2001 г. Законное использование силы представляло собой реакцию на его незаконные действия. В условиях возможного бунта в изоляторе и отказа заключенных, в том числе заявителя, от выполнения законных требований администрации надзиратели были вынуждены прибегнуть к силе. Ивановская областная прокуратура провела тщательное расследование жалоб заявителя и сочла их необоснованными.

45. Заявитель поддержал свои требования.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

(a) Вопрос о неисчерпании внутренних средств правовой защиты

46. Европейский Суд принимает к сведению довод властей Российской Федерации о неисчерпании заявителем внутренних средств правовой защиты, поскольку он не обжаловал постановление помощника прокурора от 3 июля 2001 г. вышестоящему прокурору или в суд. В этой связи Европейский Суд напоминает, что правило исчерпания внутренних средств правовой защиты, указанных в пункте 1 статьи 35 Конвенции, обязывает заявителей использовать средства правовой защиты, которые обычно доступны и достаточны в национальной правовой системе для получения возмещения в связи с предполагаемыми нарушениями прав человека. Пункт 1 статьи 35 Конвенции требует также, чтобы жалобы, которые предполагается направить в Европейский Суд, предварительно были поданы компетентному национальному органу, хотя бы по существу и в соответствии с законодательством страны, но он не требует прибегать к средствам правовой защиты, которые являются неадекватными или неэффективными (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), Reports 1996-VI, pp. 2275-2276, §§ 51-52, и Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdyvar and Others v. Turkey), Reports 1996-IV, p. 1210, §§ 65-67).

47. Жалобы заявителя на жестокое обращение были рассмотрены следователем, который постановлением от 3 июля 2001 г. отказал в возбуждении уголовного дела* (* Вероятно, имеется в виду помощник областного прокурора - см. § 30 настоящего Постановления (прим. переводчика).). Согласно статье 113 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, действовавшего в период, относящийся к обстоятельствам дела, это постановление могло быть обжаловано вышестоящему прокурору или в суд общей юрисдикции (см. § 41 настоящего Постановления). Стороны не оспаривают, что заявитель, узнав о постановлении от 3 июля 2001 г., не обжаловал его вышестоящему прокурору. Однако заявитель утверждал, что использовал судебный способ исчерпания путем предъявления иска о возмещении вреда в Октябрьский районный суд. Власти Российской Федерации в какой-то степени подтвердили этот довод, указав, что заявитель использовал право судебной защиты от жестокого обращения, предъявив иск о возмещении вреда.

48. Что касается жалобы вышестоящему прокурору, Европейский Суд ранее неоднократно указывал, что жалоба вышестоящему прокурору не является "эффективным средством правовой защиты" в значении пункта 1 статьи 35 Конвенции, поскольку не наделяет лицо, подающее ее, личным правом на (участие в) осуществлении государством его надзорных функций ("personal right to the exercise by the State of its supervisory powers")* (* Так в тексте. Особое право, сформулированное Европейским Судом (прим. переводчика).) (см. Решение Европейского Суда от 9 ноября 2006 г. по делу "Слюсарев против Российской Федерации"* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.)) (Slyusarev v. Russia), жалоба N 60333/00.

49. Однако эта позиция имеет особенности в вопросе о возможности обжалования в суд общей юрисдикции постановления прокурора об отказе в расследовании жалоб о жестоком обращении. Европейский Суд ранее указывал, что в российской правовой системе право суда отменить решение об отказе в возбуждении уголовного дела является существенной гарантией против произвольного применения полномочий следственных органов (см. Решение Европейского Суда от 14 октября 2003 г. по делу "Трубников против Российской Федерации" (Trubnikov v. Russia), жалоба N 49790/99).

50. Заявитель не использовал формальной процедуры обжалования в суде постановления от 3 июля 2001 г., как это было предусмотрено Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР (см. § 41 настоящего Постановления). Вместо этого он предъявил иск против Министерства юстиции, в котором указывал, что помощник прокурора сделал ошибочные выводы. Он просил взыскать в его пользу компенсацию вреда, причиненного предполагаемым жестоким обращением и отказом наказать причинителей вреда. В этой связи Европейский Суд отмечает, что правило исчерпания внутренних средств правовой защиты должно применяться с определенной степенью гибкости и без излишнего формализма. Европейский Суд ранее неоднократно указывал в ряде дел, что правило исчерпания не является ни абсолютным, ни применяемым автоматически; для целей проверки его соблюдения необходимо учитывать обстоятельства конкретного дела (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции", p. 1211, § 69, и Постановление Европейского Суда по делу "Аксой против Турции", p. 2276, §§ 53-54).

51. Европейский Суд отмечает, что суды страны приняли жалобу заявителя на предполагаемое жестокое обращение и неадекватность прокурорской проверки указанных событий. Районный и областной суды рассмотрели требования заявителя по существу, проверили обоснованность постановления прокуратуры от 3 июля 2001 г. и использовали выводы этого постановления в своем решении, полагая, что мнение помощника прокурора не является ошибочным. Мотивировка судов не ограничивалась соответствием жалобы заявителя формальным требованиям (см. § 32 настоящего Постановления).

52. Европейский Суд напоминает, что неисчерпание внутренних средств правовой защиты не может ставиться в вину заявителю, если, несмотря на несоблюдение последним формы, предусмотренной законом, компетентный орган, тем не менее, рассмотрел его требования по существу (см. Постановление Европейского Суда от 27 сентября 2007 г. по делу "Джавадов против Российской Федерации" (Dzhavadov v. Russia), жалоба N 30160/04, § 27* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2008.); Решение Европейского Суда от 3 октября 2002 г. по делу "Скалка против Польши" (Skalka v. Poland), жалоба N 43425/98; Решение Европейского Суда от 7 июня 2001 г. по делу "Церковь Бессарабии и другие против Молдавии" (Metropolitan Church of Bessarabia and Others v. Moldova), жалоба N 45701/99; и Решение Европейского Суда от 21 марта 2000 г. по делу "Эдельмайер против Австрии" (Edelmayer v. Austria), жалоба N 33979/96). Европейский Суд находит, что поскольку суды страны рассмотрели по существу жалобу заявителя, в которой он оспаривал постановление помощника прокурора, нельзя утверждать, что он не исчерпал внутренние средства правовой защиты. Европейский Суд также отмечает, что власти Российской Федерации не утверждали, что, избрав такой способ судебной защиты, заявитель лишил суды возможности исследования соответствующих вопросов. Напротив, власти Российской Федерации подчеркивали, что заявитель воспользовался правом на судебную защиту. Не очевидно, что обжалование постановления помощника прокурора в уголовно-правовом порядке было бы более перспективным или потребовало бы разрешения с учетом иных вопросов. Подавая жалобу на решение об отказе в возбуждении уголовного дела в рамках разбирательства о возмещении вреда, заявитель предоставил властям страны возможность устранить предполагаемое нарушение. Отсюда следует, что жалоба не может быть признана неприемлемой в связи с неисчерпанием внутренних средств правовой защиты.

(b) Вопрос о наличии статуса жертвы нарушения Конвенции

53. Европейский Суд полагает, что вопрос о том, может ли заявитель по-прежнему считаться жертвой нарушения статьи 3 Конвенции в связи с предполагаемым жестоким обращением в исправительном учреждении N ИЗ-37/1, тесно связан с вопросом об эффективности расследования указанных событий и соответствием полученной заявителями компенсации. Однако эти вопросы относятся к существу требований заявителя, основанных на статье 3 Конвенции. В связи с этим Европейский Суд решил исследовать данный вопрос при рассмотрении жалобы по существу.

(c) Решение Европейского Суда по вопросу о приемлемости жалобы

54. Европейский Суд также считает, что жалоба заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы

55. Как указывал в ряде дел Европейский Суд, статья 3 Конвенции гарантирует одну из важнейших ценностей демократического общества. Даже при наиболее сложных обстоятельствах, таких как борьба с терроризмом и организованной преступностью, Конвенция абсолютно исключает пытку и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение и наказание, независимо от поведения потерпевшего (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV, и Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), Reports 1996-V, p. 1855, § 79). Статья 3 Конвенции не предусматривает исключений, и никакие отступления от нее в порядке применения пункта 2 статьи 15 Конвенции не допускаются даже в случае чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 95, ECHR 1999-V, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, p. 3288, § 93).

56. Европейский Суд последовательно подчеркивал, что страдание и унижение должны в любом случае выходить за пределы неизбежного страдания или унижения, присущего данной форме законного обращения или наказания. Меры лишения свободы часто включают в себя такой элемент. В соответствии со статьей 3 Конвенции государство должно обеспечить, чтобы лицо содержалось под стражей в условиях, совместимых с его человеческим достоинством, а также чтобы способ и метод исполнения такой меры не подвергали его страданиям или тяготам, превосходящим неизбежный уровень, присущий лишению свободы (см. Постановление Большой Палаты по делу "Кудла против Польши" (Kudia v. Poland), жалоба N 30210/96, §§ 92-94, ECHR 2000-XI).

57. В контексте лишения свободы Европейский Суд подчеркивал, что лица, содержащиеся под стражей, находятся в уязвимом положении, и власти обязаны обеспечить их физическое благополучие (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тарариева против Российской Федерации" (Tarariyeva v. Russia), жалоба N 4353/03, § 73, ECHR 2006-... (извлечения)* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2007.); Постановление Европейского Суда от 4 октября 2005 г. по делу "Сарбан против Молдавии" (Sarban v. Moldova), жалоба N 3456/05, § 77; и Постановление Европейского Суда от# по делу "Муйсель против Франции" (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX). В отношении лица, лишенного свободы, любое использование силы, которое не является строго необходимым в связи с его поведением, умаляет человеческое достоинство и в принципе нарушает право, гарантированное статье 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 7 декабря 2006 г. по делу "Шейдаев против Российской Федерации" (Sheydayev v. Russia), жалоба N 65859/01, § 59* (* Там же.); Постановление Европейского Суда от 4 декабря 1995 г. по делу "Рибич против Австрии" (Ribitsch v. Austria), Series A, N 336, § 38; и Постановление Европейского Суда от 30 сентября 2004 г. по делу "Крастанов против Болгарии" (Krastanov v. Bulgaria), жалоба N 50222/99, § 53).

(b) Применение изложенных принципов в настоящем деле

i. Установление фактов и оценка суровости жестокого обращения

58. Европейский Суд напоминает, что утверждения о жестоком обращении должны быть подкреплены достаточными доказательствами. При оценке доказательств Европейский Суд обычно применяет стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения" (Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), Series A, N 25, pp. 64-65, § 161). Однако доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых презумпций фактов. Если указанные события разворачиваются полностью или в значительной части в сфере исключительного ведения властей, как в делах лиц, находящихся под их контролем в местах лишения свободы, в связи с травмами, причиненными в период содержания под стражей, возникают прочные фактические презумпции. В действительности бремя доказывания может расцениваться как возлагающее на власти обязанность представить удовлетворительное и убедительное объяснение (см. Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).

59. Если имело место разбирательство на уровне страны, в задачу Европейского Суда не входит подменять своими выводами оценку фактов, данную национальными судами, и, как правило, именно они должны оценивать представленные им доказательства (Постановление Европейского Суда от 22 сентября 1993 г. по делу "Клаас против Германии" (Klaas v. Germany), Series A, N 269, p. 17, § 29). Хотя Европейский Суд не связан выводами судов страны, для того, чтобы вынудить его отойти от выводов таких судов о фактах, при обычных обстоятельствах требуются бесспорные элементы (см. Постановление Европейского Суда от 2 ноября 2006 г. по делу "Матко против Словении" (Matko v. Slovenia), жалоба N 43393/98, § 100). Однако когда заявитель ссылается на статью 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять особенно тщательную проверку этих данных (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии", p. 24, § 32).

60. Сторонами не оспаривается, что травмы заявителя, как это подтверждено медицинскими заключениями (см. §§ 27, 28 и 30 настоящего Постановления), были причинены вследствие применения силы надзирателями 22 июня 2001 г. Так, тюремный дерматолог, осмотревший заявителя непосредственно после указанных событий, зафиксировал, по меньшей мере, четыре продолговатых синяка на его ногах и спине. Согласно медицинскому заключению, составленному в хирургическом отделении тюремной больницы, заявитель также перенес травму грудной клетки, причиненную тупым предметом, и разрыв селезенки. В другом медицинском заключении, не представленном Европейскому Суду, но упомянутом в постановлении помощника прокурора от 3 июля 2001 г., указано, что заявитель имел повреждения ног и спины. Также не оспаривается, что надзиратели применили по отношению к заявителю резиновые палки. Таким образом, установлено "вне всякого разумного сомнения", что надзиратели ударили заявителя резиновыми палками не менее четырех раз.

61. С учетом таких обстоятельств и серьезного характера травм заявителя на власти Российской Федерации возлагается бремя представления убедительных доводов о том, что применение силы не являлось избыточным (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу "Зелилоф против Греции" (Zelilof v. Greece), жалоба N 17060/03, § 47).

62. Европейский Суд отмечает, что конкретные обстоятельства и интенсивность применения силы к заявителю оспаривались сторонами и являлись предметом несколько расходящихся оценок прокуратуры и судебных органов. Очевидно, что акты насилия по отношению к заявителю были совершены при исполнении обязанностей. Европейский Суд принимает к сведению довод властей Российской Федерации о том, что сила применялась законно в ответ на неповиновение заключенных, в том числе и заявителя.

63. Европейский Суд сознает существующий в исправительных учреждениях потенциал насилия и тот факт, что неповиновение заключенных может быстро перерасти в бунт (см. Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2006 г. по делу "Геми и другие против Турции" (Gomi and Others v. Turkey), жалоба N 35962/97, § 77). Европейский Суд допускает, что использование силы может быть необходимым для обеспечения безопасности в тюрьме, поддержания порядка или предотвращения преступлений в исправительных учреждениях. Тем не менее, как отмечалось выше, сила может применяться, только если это неизбежно, и она не должна быть избыточной (см. Постановление Европейского Суда от 12 апреля 2007 г. по делу "Иван Василев против Болгарии" (Ivan Vasilev v. Bulgaria), жалоба N 48130/99, § 63, с дополнительными ссылками). Использование физической силы, которое не является абсолютно необходимым вследствие поведения самого заключенного, умаляет человеческое достоинство и в принципе представляет собой вмешательство в право, гарантированное статьей 3 Конвенции.

64. Обращаясь к фактам настоящего дела, Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что применение резиновых палок имело правовое основание. Он отмечает, что Закон Российской Федерации "Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы" (см. § 37 настоящего Постановления) и Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (см. § 38 настоящего Постановления) содержат исчерпывающий перечень обстоятельств, допускающих применение резиновых палок. Власти Российской Федерации указывали, что сила применялась для пресечения групповых нарушений установленного режима содержания под стражей и принуждения заявителя к выполнению законных требований администрации исправительного учреждения. Что касается первого основания, Европейский Суд отмечает, что удары палками наносились избирательно и в большинстве случаев за индивидуальные проступки. Поэтому Европейский Суд не убежден в том, что первое основание применимо. В то же время он признает, и это заключение подтверждено выводами судов страны, что надзиратели прибегли к этим средствами для пресечения отказа заключенных выполнять их распоряжения. Однако способ регулирования национальным законодательством применения силы против заключенных не освобождает Россию от ответственности в соответствии с Конвенцией (см., с необходимыми изменениями, упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии", § 34; Постановление Европейского Суда по делу "Иван Василев против Болгарии", § 64). Независимо от поведения заявителя Европейский Суд должен особенно внимательно проверить утверждения о нарушении статьи 3 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии", § 32).

65. Европейский Суд не усматривает необходимости, которая требовала бы применения резиновых палок против заявителя. Напротив, действия надзирателей были совершенно несоразмерны вменяемым заявителю проступкам и явно не соответствовали целям, которых они стремились достичь. Так, из рапорта о применении резиновых палок (см. § 26 настоящего Постановления) следует, что заключенные камеры N 81, где содержался заявитель, стучали в дверь камеры. После того, как надзиратели вошли в камеру, стук прекратился, но заключенные отказались выйти в коридор и забрались на верхние спальные места. Европейский Суд допускает, что при таких обстоятельствах сотрудники учреждения могли быть вынуждены применить физическую силу, чтобы заставить заключенных выйти из камеры. Тем не менее Европейский Суд не убежден, что избиение заключенного палками соответствовало желаемому результату.

66. Кроме того, Европейский Суд не считает установленным, что заявитель активно сопротивлялся требованиям, призывая других заключенных не подчиняться и выталкивая надзирателей из камеры. Европейский Суд находит странным, что ни в одном из документов, составленных в исправительном учреждении, включая письменные объяснения надзирателя Ye., который несколько раз ударил заявителя, последний не назван в числе подстрекателей или активных участников указанных событий (см. § 26 настоящего Постановления). В этих документах указывается только, что заявитель получил травмы в результате "избирательного" применения специальных средств. Упоминание активной роли заявителя впервые встречается в постановлении помощника прокурора от 3 июля 2001 г. Однако не представлено объяснение таких значительных несоответствий между версиями событий, принадлежащими администрации изолятора и помощнику прокурора. Кроме того, оценивая обстоятельства дела, Октябрьский районный и Ивановский областной суды не подтвердили выводы помощника прокурора относительно пределов участия заявителя в событиях.

67. Европейский Суд также принимает во внимание жалобу заявителя о том, что избиение продолжалось в коридоре и после того, как он подчинился приказу и покинул камеру. Заявитель утверждал, что надзиратели продолжали избивать его, даже когда он упал на пол, стремясь избежать ударов (см. § 25 настоящего Постановления). В этой связи Европейский Суд отмечает, что, если бы власти Российской Федерации считали эти утверждения ложными, они были вправе опровергнуть их, например, свидетельскими показаниями или иными доказательствами. Тем не менее на разных этапах разбирательства в Европейском Суде власти Российской Федерации не пытались опровергнуть доводы заявителя о данных фактах. Кроме того, Европейский Суд полагает, что медицинские документы, зафиксировавшие повреждения на ногах заявителя, подкрепляют его утверждение о том, что надзиратели продолжали избивать его, когда он лежал на полу. Власти Российской Федерации не представили убедительных объяснений происхождения этих травм.

68. По мнению Европейского Суда, в такой ситуации удары палками представляли собой разновидность репрессии или телесного наказания. Карательная природа такого обращения была тем более очевидной, что заявитель подвергся избиению после того, как он подчинился приказу и покинул камеру.

69. Что касается серьезности актов жестокого обращения, Европейский Суд напоминает, что при определении того, может ли конкретная форма жестокого обращения квалифицироваться как пытка, следует иметь в виду установленное в статье 3 Конвенции отличие между этим понятием и бесчеловечным или унижающим достоинство обращением. По-видимому, предполагалось, что Конвенция за счет этого отличия должна особо порицать умышленное бесчеловечное обращение, причиняющее весьма серьезные и жестокие страдания. Европейский Суд ранее рассматривал дела, в которых устанавливал, что выявленное обращение может считаться только пыткой (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), Reports 1996-VI, p. 2279, § 64; Постановление Европейского Суда от 25 сентября 1997 г. по делу "Айдын против Турции" (Aydyn v. Turkey), Reports 1997-VI, pp. 1891-1892, §§ 83-84 и 86; Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 105, ECHR 1999-V; Постановление Европейского Суда по делу "Дикме против Турции" (Dikme v. Turkey), жалоба N 20869/92, §§ 94-96, ECHR 2000-VIII; и, в отношении России, Постановление Европейского Суда по делу "Менешева против Российской Федерации" (Menesheva v. Russia), жалоба N 59261/00, §§ 60-62, ECHR 2006-...* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2006.); и Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, § 135)* (* Там же. N 6/2006.).

70. Как указывалось выше, использование резиновых палок имело карательный характер. Оно не облегчало достижение целей, к которым стремились надзиратели. Европейский Суд придает особое значение тому факту, что избиение продолжалось и после того, как заявитель исполнил распоряжение. Избиение не прекратилось даже после того, как он упал на пол. Карательное насилие, к которому сознательно прибегли надзиратели, имело целью вызвать в заявителе чувство страха и унижения и сломить его физическое и моральное сопротивление. Задача заключалась в том, чтобы унизить заявителя и склонить его к повиновению. Кроме того, Европейский Суд находит, что травмы, которые претерпел заявитель, причинили ему сильную физическую боль и интенсивные нравственные страдания. Кроме того, они повлекли долгосрочный вред его здоровью (см. § 28 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах Европейский Суд приходит к выводу о том, что заявитель подвергся обращению, которое может быть охарактеризовано как пытка.

ii. Вопрос о наличии статуса жертвы нарушения Конвенции: адекватность судебного разбирательства и прокурорской проверки

71. В § 53 настоящего Постановления Европейский Суд указал, что вопрос о том, может ли заявитель по-прежнему считаться жертвой нарушения Конвенции в связи с обращением, которое он претерпел в изоляторе, тесно связан с вопросами о том, что было ли расследование указанных событий эффективным, и составляла ли полученная заявителем компенсация достаточное возмещение для него. Вследствие этого было решено отложить до рассмотрения существа жалобы вопрос о наличии у заявителя статуса жертвы, к исследованию которого переходит Европейский Суд.

72. Европейский Суд напоминает, что статья 34 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

"Суд может принимать жалобы от любого [физического лица]... которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней..."

ГАРАНТ:

Нумерация подразделов приводится в соответствии с источником

(б) Принципы, установленные в прецедентной практике Европейского Суда

73. Европейский Суд изложил принципы, регулирующие оценку наличия статуса жертвы нарушения Конвенции у заявителя, в §§ 178-192 Постановления Большой Палаты по делу "Скордино против Италии" (Scordino v. Italy) (N 1) (жалоба N 36813/97, ECHR 2006-...). К настоящему делу имеют отношение следующие:

(a) согласно принципу субсидиарности возмещение в связи с любым предполагаемым нарушением Конвенции обязаны предоставить, прежде всего, национальные власти. Таким образом, вопрос о том, может ли заявитель считаться жертвой указанного нарушения, сохраняет значение на всех этапах конвенционного разбирательства;

(b) решение или мера, принятые в пользу заявителя, в принципе недостаточны для лишения его статуса "жертвы", пока власти страны не признают нарушение Конвенции прямо или по существу и не предоставят соответствующее возмещение;

(c) право заявителя ссылаться на статус жертвы нарушения Конвенции зависит от возмещения, предоставленного ему внутренним средством правовой защиты;

(d) принцип субсидиарности не означает отказа от контроля результатов, полученных за счет использования внутренних средств правовой защиты, поскольку иное лишало бы всякого значения права, гарантированные Конвенцией. В этой связи следует иметь в виду, что Конвенция гарантирует права, которые являются практическими и эффективными, а не теоретическими и иллюзорными.

(в) Применение изложенных принципов

74. Из вышеизложенных принципов следует, что Европейский Суд обязан удостовериться, признали ли власти хотя бы по сути нарушение права, гарантированного Конвенцией, и может ли возмещение считаться соответствующим и достаточным (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Скордино против Италии" (N 1), § 193).

Признание нарушения

75. Европейский Суд учитывает тот факт, что прокуратура отказалась возбуждать уголовное дело против надзирателей, найдя их действия законными (см. § 30 настоящего Постановления). Кроме того, Европейский Суд не убежден, что решения, присудившие заявителю компенсацию (см. §§ 32 и 33 настоящего Постановления), представляют собой по существу признание того, что обращение, которое он претерпел от надзирателей, являлось нарушением статьи 3 Конвенции. Однако в настоящее время Европейский Суд будет исходить из того, что, присуждая заявителю компенсацию, российские суды по существу признали, что он подвергся жестокому обращению в нарушение гарантий статьи 3 Конвенции.

Характеристики возмещения

76. В первую очередь Европейскому Суду следует разрешить вопрос о том, была ли присужденная заявителю компенсация достаточным возмещением.

77. В этой связи Европейский Суд отмечает, что требования, предъявленные заявителем к причинителю вреда* (* Буквально - к надзирателям (прим. переводчика).), были удовлетворены частично. Суды страны пришли к выводу о том, что применение силы против заявителя было законным, но надзирателям следовало свести к минимуму вред, причиненный его здоровью. Компенсация в 10 000 рублей, присужденная заявителю районным судом, была увеличена в три раза областным судом, рассмотревшим жалобу. Таким образом, можно заключить, что заявитель получил, по крайней мере, частичную компенсацию за жестокое обращение, которое он претерпел.

78. Однако Европейский Суд отмечает, что в делах о намеренном жестоком обращении нарушение статьи 3 Конвенции не может быть устранено исключительно за счет компенсации потерпевшему. Если власти ограничат свою реакцию на случаи сознательного жестокого обращения со стороны государственных служащих одной лишь выплатой компенсации, ничего не предприняв для преследования и наказания лиц, несущих за него ответственность, в некоторых делах для представителей государства будет возможно нарушать права лиц, находящихся под их контролем, фактически безнаказанно, и общий правовой запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, несмотря на его фундаментальное значение, останется неэффективным на практике (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 30 сентября 2004 г. по делу "Крастанов против Болгарии" (Krastanov v. Bulgaria), жалоба N 50222/99, § 60; и, с соответствующим изменениями#, Постановление Европейского Суда от 2 сентября 1998 г. по делу "Яша против Турции" (Yaca v. Turkey), Reports of Judgments and Decisions 1998-VI, p. 2431, § 74; Постановление Большой Палаты по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrykulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 79, ECHR 1999-IV; Постановление Европейского Суда по делу "Великова против Болгарии" (Velikova v. Bulgaria), жалоба N 41488/98, § 89, ECHR 2000-VI; Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 83, ECHR 2000-VII; Постановление Европейского Суда от 14 декабря 2000 г. по делу "Гюль против Турции" (Gul v. Turkey), жалоба N 22676/93, § 57; Постановление Европейского Суда от 4 мая 2001 г. по делу "Келли и другие против Соединенного Королевства" (Kelly and Others v. United Kingdom), жалоба N 30054/96, § 105; Постановление Большой Палаты по делу "Авшар против Турции" (Avcar v. Turkey), жалоба N 25657/94, § 377, ECHR 2001-VII).

79. Из вышеизложенного с очевидностью следует, что присуждение судом компенсации заявителю представляет лишь часть мер, необходимых для предоставления возмещения за жестокое обращение со стороны представителей государства (см., с соответствующими изменениями, Постановление Европейского Суда от 20 декабря 2007 г. по делу "Николова и Величкова против Болгарии" (Nikolova and Velichkova v. Bulgaria), жалоба N 7888/03, § 56). Европейский Суд должен также исследовать эффективность проверки, проведенной Ивановской областной прокуратурой.

80. Перед тем, как проанализировать ход проверки, Европейский Суд считает необходимым напомнить принципы, регулирующие обязанность властей расследовать жестокое обращение, являющееся следствием применения силы представителями государства.

81. Европейский Суд напоминает, что если лицо выдвигает доказуемое утверждение о том, что оно подверглось особенно жестокому обращению в нарушение статьи 3 Конвенции, это положение во взаимосвязи с общей обязанностью государств-участников, установленной статьей 1 Конвенции обеспечивать "каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции", косвенно требует проведения эффективного официального расследования. Обязательство расследовать это "не обязательство получить результат, а обязательство принять меры": не каждое расследование обязательно должно быть успешным или привести к результатам, подтверждающим изложение фактов заявителем; однако оно должно, в принципе, вести к выяснению обстоятельств дела и, если жалобы оказались обоснованными, к установлению и наказанию виновных. Таким образом, расследование заслуживающих внимания сведений о жестоком обращении должно быть тщательным. Это означает, что власти должны предпринять серьезную попытку установить, что произошло, не используя поспешные или необоснованные выводы с целью прекращения расследования или в качестве базы для своих решений. Они должны принять все разумные, доступные им меры для обеспечения доказательств относительно инцидента, включая, в частности, свидетельские показания, данные судебно-медицинской экспертизы и т.д. Любой недостаток расследования, который подрывает возможность установления причины повреждений или личности виновных, грозит отступлением от этого стандарта (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Михеев против Российской Федерации", § 107 и последующие, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), Reports 1998-VIII, § 102 и последующие).

82. Европейскому Суду следует проверить эффективность расследования действий надзирателей с учетом изложенных принципов.

83. Европейский Суд отмечает, что обжалуемые заявителем события разворачивались под контролем властей и при их полной осведомленности. Кроме того, администрация учреждения сообщила об инциденте в Ивановскую областную прокуратуру (см. § 29 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах заявитель вправе утверждать, что подвергался жестокому обращению, и что государственные служащие были обязаны провести эффективное расследование.

84. Европейский Суд принимает во внимание, что органы прокуратуры, уведомленные об избиении заявителя, провели проверку, в результате которой в возбуждении уголовного дела против виновных лиц было отказано. По мнению Европейского Суда, вопрос заключается не столько в том, была ли проверка, поскольку стороны не оспаривают факта ее проведения, сколько в том, осуществлялась ли она тщательно, намерены ли были власти установить и преследовать виновных, и, соответственно, была ли она "эффективной".

85. Таким образом, Европейский Суд вначале оценит своевременность проверки с точки зрения решимости властей преследовать виновных в жестоком обращении с заявителем (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, §§ 78 и 79, ECHR 1999-V). В настоящем деле администрации изолятора потребовалось три дня для информирования органов прокуратуры об инциденте. В этой связи Европейский Суд отмечает, что такая задержка могла повлечь утрату возможности сбора доказательств о предполагаемом жестоком обращении. В то же время представляется, что Ивановская областная прокуратура начала проверку немедленно после уведомления об избиении.

86. Однако в отношении тщательности проверки Европейский Суд отмечает ряд несоответствий, способных подорвать ее достоверность и эффективность. Во-первых, не оценивались количество и характер травм заявителя с точки зрения различных версий инцидента. При вынесении постановления от 3 июля 2001 г. помощник прокурора использовал данные трех медицинских заключений, перечислявших повреждения, полученные заявителем. В этой связи Европейский Суд напоминает, что надлежащие медицинские обследования являются существенной гарантией от жестокого обращения. Судебный медик должен обладать формальной и фактической независимостью, иметь специальную подготовку и достаточно широкие функции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аккоч против Турции" (Akkoc v. Turkey), жалобы NN 22947/93 и 22948/93, § 55 и § 118, ECHR 2000-X). В настоящем деле три медицинских заключения, составленные тюремным дерматологом или группой врачей тюремной больницы, содержали ограниченную медицинскую информацию, и в них отсутствовали объяснения заявителя по поводу его жалоб.

87. Во-вторых, Европейский Суд наблюдает избирательный и в какой-то степени непоследовательный подход к оценке доказательств расследующим органом. В частности, Европейский Суд отметил, что при проверке помощника прокурора использованы извлечения из показаний нескольких сокамерников, предположительно присутствовавших при инциденте, которые заявили, что не видели избиения. Европейский Суд находит странным, что прокуратура не смогла установить лиц, являвшихся свидетелями избиения и способных дать информацию об инциденте. Из постановления от 3 июля 2001 г. следует также, что помощник прокурора основал свои выводы прежде всего на показаниях надзирателей, участвовавших в инциденте. Хотя в постановлении от 3 июля 2001 г. содержится извлечение из показаний заявителя, помощник прокурора не счел их достоверными, по-видимому, потому что они отражали личное мнение и определялись обвинительной тактикой заявителя. Однако проверка помощника прокурора не поставила под сомнение достоверность показаний надзирателей, несмотря на то, что их показания могли характеризоваться оправдательной тактикой и быть направлены на подрыв достоверность# показания заявителя. По мнению Европейского Суда, при оценке доказательств прокурорская проверка применяла различные стандарты, причем показания заявителя рассматривались как субъективные, в отличие от показания надзирателей. Тем не менее к достоверности последних надлежало отнестись критически, поскольку проверка была призвана также решить вопрос о дисциплинарной или уголовной ответственности надзирателей (см. Постановление Европейского Суда от 23 февраля 2006 г. по делу "Огнянова и Чобан против Болгарии" (Ognyanova and Choban v. Bulgaria), жалоба N 46317/99, § 99).

88. Европейский Суд также принимает во внимание, что прокуратура не пыталась оценить соразмерность применения силы против заявителя. Без каких-либо доказательств, исходящих из независимых источников, помощник прокурора, тем не менее, установил, что заявитель, в частности, оказывал сопротивление надзирателям. Ни на одном этапе проверки не предпринимались попытки проанализировать степень применения силы надзирателями и его соразмерность обстоятельствам. Не ставя под сомнение показания надзирателей, помощник прокурора указал, что надзиратели законно пытались пресечь противоправное поведение заявителя. При этом он не учел ряд других факторов - соответствие данным медицинских обследований утверждений заявителя о том, что силовое воздействие продолжало к нему применяться и после того, как он подчинился предъявляемым требованиям, что избиение было намеренным и так далее, тогда как все это имело существенное значение для определения того, составляли ли обжалуемые действия нарушение статьи 3 Конвенции.

89. Наконец, несмотря на тот факт, что им уже установлено значение судебного разбирательства для решения вопроса о наличии статуса жертвы нарушения Конвенции (см. § 79 настоящего Постановления), Европейский Суд считает также необходимым указать, что суды страны в значительной степени следовали выводам, сделанным помощником прокурора в постановлении от 3 июля 2001 г. Ни Октябрьский районный суд, ни Ивановский областной суд не допросили свидетелей, упомянутых в постановлении, или заявителя и надзирателей, являвшихся противниками в данном инциденте. Кроме того, Европейский Суд удивлен тем, что национальные суды присудили заявителю компенсацию в связи с отсутствием достаточного контроля со стороны исправительного учреждения за надзирателями, "которые должны были исполнять свои обязанности безопасным способом".

90. С учетом изложенных выше недостатков российских властей Европейский Суд приходит к выводу о том, что их реакция на серьезный случай намеренного жестокого обращения со стороны представителей государства, повлекшего причинение серьезного вреда заявителю, не может считаться адекватной или рациональной. Таким образом, Европейский Суд находит, что меры, принятые властями, не обеспечили заявителю надлежащего возмещения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Оккалы против Турции" (Okkaly v. Turkey), жалоба N 52067/99, § 78, ECHR 2006; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Николава и Величкова против Болгарии", § 64). Поэтому заявитель по-прежнему вправе утверждать, что является жертвой нарушения Конвенции в значении статьи 34 Конвенции.

C. Заключение

91. Европейский Суд напоминает ранее сделанные выводы о том, что 22 июня 2001 г. надзиратели исправительного учреждения N ИЗ-37/1 подвергли заявителя обращению, которое может рассматриваться как пытка, и что расследование жалоб заявителя по различным причинам не соответствовало требованиям статьи 3 Конвенции (см. §§ 70 и 90 настоящего Постановления). Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом и процессуальном аспектах.

II. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции в части невозможности допроса свидетелей

92. Заявитель утверждал, ссылаясь на пункт 1 и подпункт "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, что он был лишен права на справедливое судебное разбирательство, поскольку не имел достаточной возможности допросить в судах страны свидетелей, показывающих против него, а именно И., являющегося потерпевшим по делу о грабеже, и T.

Статья 6 Конвенции в соответствующей части устанавливает:

"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...

...3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

...

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него".

A. Доводы сторон

93. Власти Российской Федерации, ссылаясь в своих доводах на письменные заявления секретаря районного суда и народной заседательницы (см. § 16 настоящего Постановления), утверждали, что суды страны стремились защитить права обвиняемого. Свидетели были надлежащим образом вызваны в судебное заседание. Однако И. не смог принять в нем участие по уважительной причине: он находился в другом государстве. Фрунзенский районный суд огласил показания И., данные на предварительном следствии. Власти Российской Федерации также отметили, что ни заявитель, ни его адвокат не настаивали на обязательном присутствии И. в судебном заседании. В то же время заявитель имел возможность оспорить показания И. на очной ставке между ними 2 ноября 2000 г. Он не задал никаких вопросов и не оспаривал показаний потерпевшего.

94. Заявитель поддержал свои требования.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

95. Европейский Суд считает, что жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

96. С учетом того, что гарантии пункта 3 статьи 6 Конвенции являются специфическими аспектами права на справедливое судебное разбирательство, предусмотренное пунктом 1, целесообразно рассмотреть данные жалобы с точки зрения обоих положений, взятых в совокупности (см. Постановление Европейского Суда от 26 апреля 1991 г. по делу "Аш против Австрии" (Asch v. Austria), Series A, N 203, p. 10, § 25).

(a) Оглашение показаний И.

97. В настоящем деле потерпевший И. должен рассматриваться для целей подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции в качестве "свидетеля" при автономном толковании этого термина (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аш против Австрии", p. 10, § 25), поскольку его письменные показания, данные на предварительном следствии, были оглашены в судебном заседании и использованы в качестве доказательства против заявителя.

98. Прежде всего, следует установить, действительно ли, как утверждают власти Российской Федерации, отсутствие требования заявителя о личном присутствии И. в судебном заседании, должно рассматриваться как отказ от права его допроса. По этому вопросу Европейский Суд напоминает, что отказ от права, гарантированного Конвенцией, если он допустим, должен быть выражен недвусмысленно (см. Постановление Европейского Суда от 10 ноября 2005 г. по делу "Бокос-Куэста против Нидерландов" (Bocos-Cuesta v. Netherlands), жалоба N 54789/00, § 65). В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что из протокола судебного заседания следует, что районный суд не выяснял согласие заявителя или его адвоката на оглашение показаний. Он указал лишь, что И. отсутствует по уважительной причине, и перешел к оглашению показаний (см. § 17 настоящего Постановления). Не усматривается, что заявитель или его адвокат были предупреждены о необходимости настаивать на вызове И. Власти Российской Федерации не указали положения национального законодательства, которое требовало бы от обвиняемого прямо настаивать на вызове свидетеля, давшего показания против него. Отсутствуют данные и о том, что заявитель и его адвокат сообщили, что не имеют возражений против оглашения показаний (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 26 апреля 2007 г. по делу "Вожигов против Российской Федерации" (Vozhigov v. Russia), жалоба N 5953/02, § 57* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2007.); и Постановление Европейского Суда от 28 сентября 2006 г. по делу "Андандонский против Российской Федерации" (Andandonskiy v. Russia), жалоба N 24015/02, § 54* (* Там же. N 1/2008.)). Кроме того, в своих жалобах в Ивановский областной суд они указывали, что отсутствие И. затронуло право заявителя на защиту (см. § 22 настоящего Постановления). Областной суд не отклонил жалобу на том основании, что заявитель не просил обеспечить присутствие И., дал оценку мотивировке решения районного суда об оглашении показаний И. и признал ее правильной (см. § 23 настоящего Постановления). Таким образом, Европейский Суд не находит, что заявитель может считаться отказавшимся от своих прав, гарантированных статьей 6 в части возможности допроса показывающих против него свидетелей (см. Постановление Европейского Суда от 8 июня 2006 г. по делу "Бонев против Болгарии" (Bonev v. Bulgaria), жалоба N 60018/00, § 40, с дополнительными ссылками, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда "Бокос-Куэста против Нидерландов", § 66).

99. Далее Европейский Суд должен установить, составляло использование показаний И., данных на предварительном следствии, в сочетании с невозможностью его допроса заявителем в судебном заседании нарушение права заявителя на справедливое судебное разбирательство.

100. Согласно прецедентной практике Европейского Суда данное право предполагает, что все доказательства обычно представляются в открытом судебном заседании, в присутствии обвиняемого, в условиях состязательности. Однако само по себе использование в качестве доказательства показаний, полученных на стадии предварительного расследования и судебного следствия, не является не совместимым с пунктом 1 и подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции при условии, что соблюдаются права защиты. Эти права требуют, чтобы подсудимый имел адекватную и надлежащую возможность оспаривать показания, которые дает против него свидетель, задавать ему вопросы, когда получены показания или на более поздней стадии разбирательства (см. Постановление Европейского Суда от 20 сентября 1993 г. по делу "Саиди против Франции" (Saidi v. France), Series A, N 261-C, p. 56, § 43; и Постановление Европейского Суда по делу "A.M. против Италии" (A.M. v. Italy), жалоба N 37019/97, § 25, ECHR 1999-IX). Если свидетели не могут быть допрошены в связи с их отсутствием, власти должны приложить разумные усилия для обеспечения их явки (см. Постановление Европейского Суда от 28 августа 1992 г. по делу "Артнер против Австрии" (Artner v. Austria), Series A, N 242-A, p. 10, § 21, последняя часть; Постановление Европейского Суда от 19 декабря 1990 г. по делу "Дельта против Франции" (Delta v. France), Series A, N 191-A, p. 16, § 37; и Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2003 г. по делу "Рашдад против Франции" (Rachdad v. France), жалоба N 71846/01, § 25). Статья 6 Конвенции не дает обвиняемому неограниченного права на обеспечение явки свидетелей в суд. Национальные суды вправе определять, является ли необходимым или желательным допрос свидетеля (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Брикмон против Бельгии" (Bricmont v. Belgium), Series A, N 158, p. 31, § 89). Европейский Суд осуществляет лишь надзорную функцию. Наконец, осуждение не может быть основано исключительно или в решающей степени на показаниях свидетеля, которого обвиняемый не мог допросить или который не был допрошен на предварительном следствии или в судебном заседании (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Артнер против Австрии", p. 10, § 22; Постановление Европейского Суда по делу "Дельта против Франции", p. 16, § 37; Постановление Европейского Суда от 19 февраля 1991 г. по делу "Исгро против Италии" (Isgro v. Italy), Series A, N 194-A, p. 13, § 35, последняя часть; Постановление Европейского Суда по делу "Солаков против бывшей югославской республики Македонии" (Solakov v. former Yugoslav Republic of Macedonia), жалоба N 47023/99, § 57, последняя часть, ECHR 2001-X; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рашдад против Франции", § 23, последняя часть).

101. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд напоминает, что, признавая заявителя виновным, суды страны опирались на показания троих свидетелей, признания обвиняемых и показания И., данные на предварительном следствии (см. § 20 настоящего Постановления). Действительно, заявитель признал, что находился на месте преступления с намерением избить И., и суды учли это признание, но согласно российскому законодательству признание вины может быть положено в основу обвинения лишь при его подтверждении совокупностью имеющихся доказательств по делу (см. § 42 настоящего Постановления). Европейский Суд не убежден, что признание заявителя в намерении избить потерпевшего равнозначно признанию в попытке его ограбить (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Бонев против Болгарии", с соответствующими изменениями, § 43).

102. Что касается троих свидетелей, они не дали никаких показаний относительно вменяемых деяний и сообщили только, что видели неких четверых мужчин, убегающих с места преступления. Кроме того, свидетели не могли опознать этих мужчин (см. § 18 настоящего Постановления). Что касается признаний, Европейский Суд принимает к сведению, что обвиняемые отказались от них в судебном заседании, ссылаясь на давление, оказанное на них следствием. Оставляя в стороне методику допроса и предполагаемое получение показаний обвиняемых в состоянии наркотического опьянения, Европейский Суд напоминает, что оценка показаний других обвиняемых требует более внимательного подхода, поскольку положение сообщников, дающих показания, отличается от положения обычных свидетелей. Они не дают показаний под присягой, то есть правдивость их сведений не имеет никаких гарантий, позволяющих привлечь их к ответственности за умышленную дачу ложных показаний. В частности, в деле "M.H. против Соединенного Королевства" (M.H. v. United Kingdom) (жалоба N 28572/95, решение Комиссии по правам человека от 17 января 1997 г.) был разработан способ определения того, делает ли признание вины сообвиняемым в качестве доказательства в деле заявителя разбирательство несправедливым. Для соблюдения гарантий статьи 6 Конвенции при решении вопроса о допустимости признания вины сообвиняемым такое признание может быть принято только при установлении факта совершения преступления признающим свою вину лицом, но не заявителем, и судья обязан разъяснить коллегии присяжных, что признание вины как таковое не доказывает, что заявитель причастен к этому преступлению.

103. С учетом изложенных выше принципов и принимая во внимание доказательную силу показаний свидетелей, признания факта заявителем и признания вины сообвиняемыми, Европейский Суд находит, что показания И., данные 23 апреля и 8 мая 2001 г. на предварительном следствии и оглашенные районным судом, составляли единственное прямое и объективное доказательство, на котором были основаны выводы судов о виновности.

104. Европейский Суд также принимает к сведению, что И. не явился в суд, поскольку он покинул Россию и не мог вернуться ранее 3 декабря 2001 г. (см. § 16 настоящего Постановления). Районный суд огласил его показания в судебном заседании 29 ноября 2001 г., то есть всего за несколько дней до того, как явка И. в суд могла быть обеспечена. Хотя Европейский Суд учитывает обязанность национальных судов обеспечивать надлежащее рассмотрение дел и избегать неоправданных задержек в уголовном судопроизводстве, он полагает, что отложение разбирательства на пять дней в целях получения показаний И. в процессе, на котором заявитель обвинялся в совершении весьма серьезного преступления, грозившего длительным сроком лишения свободы, представляло собой обоснованное отступление от принципа неотложности разбирательства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Артнер против Австрии", p. 10, § 21; Решение Европейского Суда от 4 мая 2000 г. по делу "Бериша против Нидерландов" (Berisha v. Netherlands), жалоба N 42965/98; и Решение Европейского Суда от 17 ноября 2005 г. по делу "Хаас против Германии" (Haas v. Germany), жалоба N 73047/01). Власти не сочли нужным откладывать разбирательство. В результате, И. не дал суду показаний в присутствии заявителя.

105. Европейский Суд полагает, что довод властей Российской Федерации о том, что заявителю была предоставлена возможность задавать вопросы И. во время допроса на предварительном следствии 2 ноября 2000 г. В этой связи Европейский Суд напоминает, что в качестве общего правила требования пункта 1 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции считаются исполненными, если обвиняемый имел адекватную и надлежащую возможность оспорить показания свидетелей, данные против него, и задавать им вопросы на любой стадии разбирательства (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исгро против Италии", Series A, N 194-A, p. 12, § 34; и "Лука против Италии" (Lucа v. Italy), жалоба N 33354/96, §§ 40-43, ECHR 2001-II). Европейский Суд принял к сведению тот факт, что у заявителя была очная ставка с И. 2 ноября 2000 г. Однако он считает, что право на защиту не соблюдалось по следующим причинам. На этом допросе И. утверждал, что четверо человек в масках пытались ограбить его. Он не опознал заявителя среди нападавших, отметив только, что тот имел такой же рост, как и один из нападавших, и не указал иных подробностей, относящихся к преступлению или преступникам, которые могли бы свидетельствовать об участии заявителя в грабеже. Поэтому Европейскому Суду не кажется странным, что заявитель не задал никаких вопросов и не оспаривал показаний И. (см. § 11 настоящего Постановления). Помимо этого, Европейский Суд напоминает, что суды страны признали заявителя виновным на основании показаний, данных 23 апреля и 8 мая 2001 г., когда И. изменил свои предыдущие показания, опознал заявителя в качестве одного из нападавших и описал его роль в грабеже (см. § 17 настоящего Постановления). Заявитель не присутствовал на допросах И., проводившихся следователем в эти дни, он также не имел возможности задать вопросы И. тогда или впоследствии. Кроме того, поскольку видеозапись допроса И. на следствии не велась, ни заявитель, ни судьи не имели возможности наблюдать его поведение на допросе и, таким образом, составить представление об их достоверности (см. противоположную ситуацию в Решении Европейского Суда по делу "Аккарди и другие против Италии" (Accardi and Others v. Italy), жалоба N 30598/02, ECHR 2005-...). Европейский Суд не сомневается в том, что суды страны предприняли тщательное исследование показаний И. и предоставили заявителю возможность оспаривать их в судебном заседании, но это едва ли может считаться надлежащей заменой возможности личного наблюдения устных показаний главного свидетеля (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Бокос-Куэста против Нидерландов", § 71).

106. При таких обстоятельствах Европейский Суд не может признать, что заявитель имел надлежащую и адекватную возможность оспорить показания И., которые имели решающее значение для признания его виновным, и, таким образом, он не использовал право на справедливое разбирательство дела. Соответственно, в этой части имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции.

(b) Оглашение показаний T.

107. Заявитель дополнительно жаловался на то, что не имел возможности оспорить в открытом судебном заседании показания другого свидетеля обвинения, T. В этой связи Европейский Суд напоминает свой вывод о том, что справедливость судебного разбирательства в отношении заявителя была нарушена ограничениями его права на защиту вследствие отсутствия возможности допросить потерпевшего. Поэтому Европейский Суд считает необязательным отдельно исследовать вопрос о том, была ли нарушена справедливость разбирательства также в связи с тем, что заявитель не имел возможности допросить T. (см. Постановление Европейского Суда от 4 июня 2002 г. по делу "Команицкий против Словакии" (Komanicky v. Slovakia), жалоба N 32106/96, § 56).

III. Предполагаемое нарушение статьи 5 Конвенции

108. Заявитель также жаловался со ссылкой на пункты 1 - 3 статьи 5 Конвенции на то, что отсутствовали основания для его задержания и последующего содержания под стражей, и что в протоколе его задержания было указано, что он задержан за нарушение общественного порядка. Статья 5 Конвенции в соответствующей части устанавливает:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом: ...

(c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения; ...

2. Каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение.

3. Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд".

109. Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость определения того, содержат ли жалобы заявителя в связи с его содержанием под стражей признаки нарушения статьи 5 Конвенции. Он напоминает, что в соответствии со статьей 35 Конвенции Европейский Суд может принимать дело к рассмотрению только в течение шести месяцев с даты вынесения окончательного решения по делу. Он отмечает, что предварительное заключение заявителя завершилось 9 января 2002 г., когда он был признан виновным Фрунзенским районным судом г. Иваново (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 147, ECHR 2000-IV). После этой даты его содержание под стражей уже не относилось к сфере действия подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, а регулировалось подпунктом "а" пункта 1 статьи 5 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 28 марта 1990 г. по делу "В. против Австрии" (B. v. Austria), Series A, N 175, pp. 14-16, §§ 36-39). Заявитель подал жалобу в Европейский Суд 21 октября 2002 г., то есть более чем через шесть месяцев после окончания срока его предварительного заключения.

110. Отсюда следует, что в этой части жалоба подана за пределами установленного срока и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 5 Конвенции

111. Ссылаясь на статьи 3, 6, 7, 13, 17 и 53 Конвенции, заявитель жаловался на то, что его сообвиняемые были допрошены в состоянии абстинентного синдрома, что суды дали неправильную оценку обстоятельствам дела, что они неправильно применяли закон, неправильно толковали обстоятельства дела и основали свои выводы на предположениях.

112. Однако, принимая во внимание представленные материалы, и постольку, поскольку предмет жалоб находится в его юрисдикции, Европейский Суд не усматривает в них признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Следовательно, жалоба в данной части подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

V. Применение статьи 41 Конвенции

113. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

114. Заявитель требовал компенсации материального ущерба и морального вреда, оставляя определение размера компенсации на усмотрение Европейского Суда.

115. Власти Российской Федерации указывали, что "физический вред, причиненный здоровью заявителя", возмещен хирургической операцией. Ивановский областной суд присудил ему также компенсацию в 30 000 рублей. Что касается морального вреда, власти Российской Федерации утверждали, что требование заявителя явно не обоснованно. В любом случае установление факта нарушения Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией причиненного морального вреда.

116. Что касается предполагаемого материального ущерба, понесенного заявителем, Европейский Суд отмечает, что заявитель не указал суммы компенсации, которую он требует, и не представил расписок, квитанций или иных документов в подтверждение своих требований. Поэтому Европейский Суд полагает, что он не обосновал надлежащим образом свое требование о компенсации материального ущерба, и соответственно отклоняет его (см. Постановление Европейского Суда от 20 ноября 2007 г. по делу "Недждет Булут против Турции" (Necdet Bulut v. Turkey), жалоба N 77092/01, § 33).

117. Однако Европейский Суд полагает, что заявитель должен был претерпеть боль и страдания в связи с жестоким обращением, которому подвергся. Его страдания не могут быть достаточно компенсированы установлением факта нарушения. Кроме того, он не мог воспользоваться преимуществами адекватного и эффективного расследования его жалоб, а присуждение компенсации судами страны не составило достаточного возмещения. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 20 000 евро в счет компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму.

118. Европейский Суд отмечает также, что помимо признания нарушения статьи 3 Конвенции он также установил нарушение подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 6 Конвенции. Поскольку требование заявителя связано с установлением этого нарушения, Европейский Суд напоминает, что если заявитель осужден, несмотря на потенциальное нарушение его прав, гарантированных статьей 6 Конвенции, он должен быть как можно скорее поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы требования этого положения не были нарушены, и что наиболее целесообразной формой возмещения было бы в принципе новое рассмотрение дела или возобновление производства по нему, если это необходимо (см. Постановление Большой Палаты от по делу "Оджалан против Турции" (Ocalan v. Turkey), жалоба N 46221/99, § 210, последняя часть, ECHR 2005-IV; Постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia), жалоба N 26853/04, § 264* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.)). В этой связи Европейский Суд отмечает, что статья 413 Уголовно-процессуального кодекса России предусматривает, что производство по уголовному делу может быть возобновлено ввиду установления Европейским Судом по правам человека нарушения положений Конвенции.

B. Судебные расходы и издержки

119. Заявитель не требовал возмещения судебных расходов и издержек, понесенных в судах страны и в Европейском Суде. Соответственно, Европейский Суд не присуждает ему каких-либо сумм по данному основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

120. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) решил исследовать вопрос о наличии у заявителя статуса жертвы предполагаемого нарушения статьи 3 Конвенции при рассмотрении жалобы по существу и постановил, что он по-прежнему вправе утверждать, что является жертвой нарушения для целей статьи 34 Конвенции;

2) признал жалобу в части жестокого обращения в исправительном учреждении, неэффективности расследования инцидента и невозможности допроса свидетеля в открытом судебном заседании приемлемой, а в остальной части неприемлемой;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части обращения, которому заявитель подвергся 22 июня 2001 г. в исправительном учреждении N ИЗ-37/1;

4) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части уклонения властей от эффективного расследования жалобы заявителя на жестокое обращение, которому он подвергся в исправительном учреждении N ИЗ-37/1;

5) постановил, что имело место нарушение подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 6 Конвенции в части отсутствия надлежащей и адекватной возможности оспорить показания И;

6) постановил, отсутствует необходимость рассматривать отдельно жалобу заявителя на нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции в части невозможности оспорить показания Т. в судебном заседании;

7) постановил:

(a) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 20 000 евро (двадцать тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную сумму;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

8) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации:

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 24 июля 2008 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Серен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к Постановлению прилагаются следующие особые мнения:

(a) совместное совпадающее особое мнение судей Шпильманна и Малинверни;

(b) совпадающее особое мнение судьи Малинверни, к которому присоединился судья Ковлер.

C.L.R.

S.N.

Совместное совпадающее Особое мнение судей Шпильманна и Малинверни

1. Мы разделяем во всех отношениях вывод Европейского Суда о нарушении подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 6 Конвенции.

2. Однако мы полагали бы целесообразным включить мотивировку, изложенную в § 118 Постановления, с учетом ее важности, также в резолютивную часть по следующим причинам.

3. Во-первых, общеизвестно, что в то время, как мотивировочная часть постановления позволяет государствам-участникам уяснить основания, по которым Европейский Суд пришел к выводу о нарушении или отсутствии нарушения Конвенции, и имеет решающее значение для толкования Конвенции, именно резолютивная часть является обязательной для сторон для целей пункта 1 статьи 46 Конвенции. Таким образом, с правовой точки зрения помещение мотивировки Европейского Суда в резолютивную часть имеет определенное значение.

4. В самом деле указание Европейского Суда, содержащееся в § 118 Постановления, имеет, на наш взгляд, первостепенное значение. Оно напоминает, что лицо, осужденное с нарушением процессуальных гарантий, предусмотренных статьей 6 Конвенции, должно быть, насколько возможно, поставлено в положение, в котором оно находилось бы, если бы требования Конвенции не были нарушены (принцип restitutio in integrum* (* Restitutio in integrum (лат.) - полное восстановление положения, существовавшего до нарушения (прим. переводчика).)). В настоящем деле наилучшим средством достижения этого является возобновление производства и возбуждение нового судебного разбирательства, при котором все гарантии справедливого судебного разбирательства были бы соблюдены, разумеется, при условии наличия требования заявителя, и если это допускает национальное законодательство государства-ответчика.

5. Мы особо подчеркиваем этот пункт, потому что не следует упускать из виду то обстоятельство, что суммы, которые Европейский Суд обязывает выплачивать жертвам нарушений Конвенции, носят, согласно букве и духу статьи 41 Конвенции, субсидиарный характер. Там, где это возможно, Европейский Суд должен стремиться восстановить положение жертвы нарушения Конвенции в первоначальном виде. Ему следует даже в делах, подобных настоящему, откладывать разрешение вопроса о справедливой компенсации и рассматривать его, если необходимо, на более поздней стадии, если стороны не смогут разрешить свой спор удовлетворительно.

6. Следует иметь в виду, что Конвенция не обязывает государства вводить в своих правовых системах процедуры, в соответствии с которыми могут пересматриваться решения верховных судов, представляющие собой res judicata* (* Res judicata (лат.) - разрешенное дело (прим. переводчика).). Однако они настойчиво стимулируются к этому, особенно в уголовных делах. Мы полагаем, что если, как в настоящем деле, государство-ответчик предусмотрело такую процедуру (статья 413 Уголовно-процессуального кодекса России), долг Европейского Суда заключается не только в том, чтобы отметить наличие процедуры, как это сделано в § 118 Постановления, но также предложить властям ее использовать, разумеется, при условии, что заявитель того желает. Тем не менее это не будет возможно, если в резолютивной части отсутствует соответствующее указание.

7. Кроме того, Европейский Суд уже включал указания такого характера в резолютивную часть постановлений. Например, в пункте 5(а) резолютивной части Постановления Европейского Суда от 2 июня 2005 г. по делу "Клас и другие против Бельгии" (Claes and Others v. Belgium) (жалобы NN 46825/99, 47132/99, 47502/99, 49010/99, 49104/99, 49195/99 и 49716/99) указано, что "если не будет удовлетворено ходатайство заявителей о пересмотре дела или возобновлении производства по нему, государство-ответчик обязано в течение трех месяцев с даты, в которую данный заявитель укажет, что не желает подавать такое ходатайство, или будут иметься основания полагать, что он не намерен подавать это ходатайство, или с даты, когда указанное ходатайство будет отклонено", выплатить суммы в счет компенсации морального вреда и судебных расходов и издержек. Аналогично в пункте 3 (a) резолютивной части Постановления Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Лунгочи против Румынии" (Lungoci v. Romania) (жалоба N 62710/00) указано, что "государство-ответчик обязано обеспечить, чтобы в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции производство по делу было возобновлено, если того потребует заявительница, и одновременно выплатить ей 5 000 (пять тысяч) евро в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в румынские леи по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную сумму".

8. На основании пункта 2 статьи 46 Конвенции надзор за исполнением постановлений Европейского Суда относится к компетенции Комитета министров. Однако это не означает, что Европейский Суд устраняется от этого вопроса и не должен принимать меры, способствующие Комитету министров в выполнении его функций.

9. В связи с этим имеет существенное значение, чтобы Европейский Суд в своих постановлениях не просто давал, насколько это возможно, описание характера установленных нарушений Конвенции, но и указывал в резолютивной части заинтересованному государству на меры, которые, по его мнению, наиболее целесообразны для устранения нарушения.

Совпадающее Особое мнение судьи Малинверни, к которому присоединился судья Ковлер

1. Я голосовал за признание нарушения статьи 3 Конвенции. Однако я хотел бы дистанцироваться от заключения большинства о том, что жестокое обращение, которое претерпел заявитель, следует квалифицировать как пытку.

2. Сознавая, что различие между унижающим достоинство обращением, бесчеловечным обращением и пыткой не всегда легко установить, я полагаю, что во избежание умаления значения термина вывод о пытке должен делаться лишь в случае наиболее серьезных нарушений статьи 3 Конвенции.

3. Статья 1 Конвенция ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания определяет пытку как "любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, государственным должностным лицом или по его подстрекательству для конкретной цели (например, для получения признания, наказания или запугивания)". Это определение содержит три составных признака пытки - интенсивность страдания, умысел и конкретная цель.

4. Европейский Суд выработал в отношении статьи 3 Конвенции три понятия, сосредоточившись в основном на интенсивности страданий, причиняемых жертвам, поэтому виды обращения, относящиеся к сфере статьи 3 Конвенции, могут различаться. Согласно прецедентной практике Европейского Суда категория пытки установлена для "сознательного бесчеловечного обращения, причиняющего весьма серьезные и жестокие страдания", которое должно особо порицаться (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 36, ECHR 1999-V).

5. Используемый при оценке жестокого обращения критерий также позволяет Европейскому Суду классифицировать случаи такого обращения в конкретных терминах. Его оценка основывается на "всех обстоятельствах дела, таких как длительность обращения, его физические или нравственные последствия и, в некоторых случаях, пол, возраст, состояние здоровья жертвы и так далее" (там же, § 100).

6. Действительно, в последние годы толкование понятия "пытки" развивается, и действия, ранее рассматривавшиеся как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, ныне в некоторых делах характеризуются как пытка (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Сельмуни против Франции", §§ 101 и 105; Постановление Европейского Суда по делу "Дикме против Турции" (Dikme v. Turkey), жалоба N 20869/92, ECHR 2000-VIII; и Постановление Большой Палаты по делу "Ильхан против Турции" (Ylhan v. Turkey), жалоба N 22277/93, ECHR 2000-VII).

7. В настоящем деле, как следует из Постановления (см. §§ 27, 28, 30 и 60), заявитель получил несколько ударов по различным частям тела от тюремных надзирателей, использовавших резиновые палки. В результате ему были причинены серьезные травмы, потребовавшие госпитализации в тюремную больницу.

8. Однако применение силы надзирателями имело целью предотвращение бунта. Следует учесть в этой связи, что в большинстве тюрем отмечается латентное насилие, которое в любой момент может перерасти в бунт. Необходимо также иметь в виду обязанность надзирателей поддерживать порядок в изоляторе.

9. С учетом этого мне трудно согласиться с утверждением Европейского Суда, содержащимся в § 64 Постановления, о том, что удары палками, использование которых, к тому же, имело законодательную основу, наносились избирательно некоторым заключенным, хотя цель заключалась в подавлении группового нарушения режима, поскольку такое утверждение невозможно доказать.

10. По-видимому, удары, полученные заявителем, были слишком сильными, повлекли госпитализацию и, возможно, не были необходимыми. Тем не менее я не убежден, что в настоящем деле имело место неспровоцированное и умышленное насилие, в противоположность ситуации, отраженной в Постановлении Европейского Суда от 15 мая 2008 г. по делу "Дедовский против Российской Федерации" (Dedovskiy v. Russia) (жалоба N 7178/03, §§ 81-85), в котором Европейский Суд квалифицировал действия как акты пытки, поскольку удары наносились заключенным по заранее составленному и рассчитанному плану подразделением специального назначения, и использование резиновых палок имело карательный характер.

11. В заключение, не желая каким-либо образом принизить значение актов насилия, за которые несли ответственность тюремные надзиратели, я полагаю, что такие акты должны рассматриваться как бесчеловечное обращение, а не как пытка.

12. Повторно подчеркиваю этот довод, поскольку считаю, что во избежание умаления значения термина "пытка" он должен применяться лишь в отношении наиболее серьезных случаев жестокого обращения.