Европейский Суд по правам человека
(Пятая Секция)
Дело "Кузьмин (Kuzmin)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 58939/00)
Постановление Суда
Страсбург, 18 марта 2010 г.
По делу "Кузьмин против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Пятая Секция), заседая Палатой в составе:
Пэра Лоренсена, Председателя Палаты,
Ренате Йегер,
Карела Юнгвирта,
Райта Марусте,
Анатолия Ковлера,
Изабель Берро-Лефевр,
Мирьяны Лазаровы Трайковской, судей,
а также при участии Клаудии Вестердик, Секретаря Секции Суда,
заседая за закрытыми дверями 30 июня 2005 г. и 9 февраля 2010 г.,
вынес в последнюю из указанных дат следующее Постановление:
Процедура
1. Дело было инициировано жалобой N 58939/00, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Анатолием Викторовичем Кузьминым (далее - заявитель) 24 октября 1999 г.
2. Заявитель, который самостоятельно представлял свои интересы, 7 декабря 2005 г. назначил своим представителем в Европейском Суде В.Т. Немытышева, адвоката, практикующего в г. Красноярске. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.
3. Заявитель утверждал, в частности, что он содержался под стражей в неудовлетворительных условиях в следственном изоляторе, что в его отношении были нарушены принцип презумпции невиновности и право на вызов и допрос свидетелей.
4. Решением от 30 июня 2005 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.
5. Заявитель и власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда).
Факты
I. Обстоятельства дела
6. Заявитель родился в 1964 году и проживает в пос. Мотыгино Красноярского края (Российская Федерация).
1. Уголовное дело в отношении заявителя
7. 21 апреля 1998 г. несовершеннолетняя 17 лет подала через свою мать заявление, согласно которому заявитель, прокурор Мотыгинского района, избил и изнасиловал ее в своем рабочем кабинете, куда он ее привел вечером 20 апреля 1998 года. 22 апреля 1998 г. было возбуждено уголовное дело.
8. 7, 12 и 13 мая 1998 г. в ходе телевизионных интервью и дебатов на каналах "РТР" и "ОРТ" и на местном телевизионном канале "РТРК" Александр Лебедь, кандидат на пост губернатора Красноярского края и известная публичная личность (российский генерал в отставке, избранный депутатом Госдумы в 1995 году, кандидат в Президенты на президентских выборах 1996 года, секретарь Совета национальной безопасности под председательством Б. Ельцина, представитель на переговорах во время подписания Хасавюртовских соглашений с чеченскими сепаратистами, лидер движения "Честь и Родина", которое он организовал в 1998 году, и так далее), объявил заявителя "преступником", сказал, что такие, как он, давно должны сидеть "за решеткой", и пообещал, что эта "сука" скоро окажется в тюрьме на нарах. Заявитель также утверждал, что даже впоследствии, будучи избранным 17 мая 1998 г. губернатором края и занимая этот пост вплоть до своей смерти в 2002 году, Александр Лебедь оказывал влияние на краевую прокуратуру в ходе ведения предварительного следствия по его делу.
9. 18 мая 1998 г. заместитель прокурора края вынес постановление об отстранении заявителя от исполнения своих обязанностей на период проведения предварительного следствия по делу об изнасиловании. Соответствующий пункт раздела "факты" данного постановления гласил:
"21 апреля 1998 г. гражданка... обратилась в местный отдел внутренних дел с заявлением об изнасиловании, предположительно совершенном в отношении ее несовершеннолетней дочери в помещении прокуратуры Мотыгинского района в ночь с 20 на 21 апреля 1998 г., и о причастности к этому делу А. Кузьмина, районного прокурора...".
10. 22 мая 1998 г. заявитель был задержан и заключен под стражу. 27 мая 1998 г. ему было предъявлено обвинение в изнасиловании несовершеннолетней.
11. 25 мая 1998 г. краевой прокурор направил генеральному прокурору Российской Федерации представление об увольнении заявителя. Свое представление прокурор края мотивировал следующим образом:
"...как было установлено в ходе следствия, 20 апреля 1998 г., ...оставшись наедине с гражданкой... Кузьмин совершил в отношении последней изнасилование и другие действия сексуального характера. ...В ходе допроса 22 мая 1998 г. Кузьмин показал, что действительно он употреблял алкоголь в своем кабинете вместе с потерпевшей, которую он затем попытался принудить к совершению полового акта, однако из-за состояния алкогольного опьянения не смог его совершить. Материалы дела содержат достаточные доказательства виновности Кузьмина...".
12. 11 июня 1998 г., основываясь на фактах, изложенных в этом представлении, генеральный прокурор принял решение об увольнении заявителя из органов прокуратуры. В соответствующей части приказ предусматривал следующее:
"21 апреля 1998 г. прокурор Мотыгинского района ...будучи в состоянии алкогольного опьянения, изнасиловал гражданку... и совершил над ней другие действия сексуального характера. В отношении Кузьмина возбуждено уголовное дело и избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Поскольку такое поведение порочит звание прокурора, Кузьмин подлежит увольнению. ...Уволить Кузьмина по причине недостойного поведения и довести данное решение до сведения всех сотрудников прокуратуры Красноярского края".
13. 26 августа 1998 г. предварительное следствие было завершено. 6 ноября 1998 г. обвинительное заключение было вручено заявителю, который утверждал, что своевременно не получил доступ к полной версии данного документа (см. § 70 настоящего Постановления).
14. Представ перед Кировским районным судом г. Красноярска, заявитель доказывал свою невиновность, утверждая, что он не совершал изнасилование или попытку изнасилования, а только дал пощечину потерпевшей по причине алкогольного опьянения. Из показаний заявителя и матери потерпевшей следовало, что на следующий день после преступления заявитель передал той 20 000 "новых" рублей якобы в качестве компенсации за пощечину ее дочери. Мать потерпевшей, по всей видимости, не хотела подавать заявление немедленно и позвонила в милицию поздно вечером, утверждая, что ее дочь была избита и изнасилована заявителем. Заявитель утверждал в суде, что мать потерпевшей подала заявление под давлением, оказанным на нее милицией и следственными органами.
15. Во время слушаний 19 и 20 ноября 1998 г. были допрошены все свидетели, в том числе сотрудник милиции, который зарегистрировал по телефону заявление матери потерпевшей, несколько сотрудников милиции, которые приняли впоследствии это заявление в отделе милиции в присутствии потерпевшей и ее матери и допрашивали их, медицинский эксперт, проводивший освидетельствование потерпевшей, следователь, которому было поручено вести дело, и его помощник, мать потерпевшей, шофер заявителя, с которым заявитель посадил в свою служебную машину потерпевшую и ее подругу Б-ейн вечером 20 апреля 1998 г., перед тем как везти их в прокуратуру, сослуживцы и члены семьи заявителя. Заявитель, прокурор и потерпевшая задавали вопросы каждому из свидетелей после дачи ими показаний.
16. Обвиненный на основании части 2 статьи 131 Уголовного кодекса (изнасилование несовершеннолетней) заявитель был осужден на основании части 1 статьи 131 Уголовного кодекса (изнасилование с применением насилия или с угрозой его применения) в связи с тем, что не знал возраст потерпевшей. Было установлено, что вечером 20 апреля 1998 г. заявитель неоднократно избил и изнасиловал потерпевшую в различных формах. 7 декабря 1998 г. он был осужден на три года и шесть месяцев лишения свободы.
17. Заявитель подал кассационную жалобу с требованием о юридической переквалификации фактов в связи с тем, что попытка изнасилования не удалась. 16 марта 1999 г. краевой суд г. Красноярска ее отклонил. Определение суда кассационной инстанции было вручено заявителю 13 июля 1999 г.
18. Заявитель, который до осуждения содержался в следственном изоляторе 24/1 г. Красноярска (далее - СИЗО-24/1), 10 апреля 1999 г. был препровожден в исправительное учреждение УЩ-349/13 г. Нижнего Тагила для отбытия там наказания. 23 сентября 1999 г. он был освобожден от наказания по амнистии и вышел на свободу в октябре 2000 г.
2. Условия содержания под стражей
19. По утверждению властей Российской Федерации, 1 июня 1998 г. заявитель направил письменное ходатайство начальнику следственного изолятора СИЗО-24/1 с просьбой о его помещении в одиночную камеру. После рассмотрения данного ходатайства, в соответствии со статьей 32 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (далее - Закон от 15 июля 1995 г., см. § 27 настоящего Постановления), заявитель был переведен в бокс N 5 одиночной камеры N 173.
20. Во время отбытия наказания в г. Нижнем Тагиле 19 сентября 1999 г. заявитель обратился к представителям прокуратуры с жалобой на условия содержания в СИЗО-24/1. На основании этой жалобы прокуратура провела проверку и подготовила рапорт от 6 октября 1999 г. В соответствии с этим рапортом в боксе N 5 одиночной камеры N 173 не было стола, скамьи, крючка для одежды, тумбочки для туалетных принадлежностей, радиоточки. Также констатировалось, что туалеты "не отвечали элементарным требованиям санитарии и гигиены". Водопроводный кран располагался не в боксе, а только в коридоре, и в боксе "отсутствовала" система вентиляции воздуха. Каждый из шести боксов камеры имел площадь 3,7 кв. м, и в каждом из них, в нарушение закона, содержались по два человека. Согласно рапорту некто О-ий в нарушение закона содержался в одной из таких камер в течение года (см. § 40 настоящего Постановления).
21. 14 октября 1999 г. начальник СИЗО-24/1 проинформировал краевую прокуратуру, что в соответствии с рапортом от 6 октября 1999 г. все боксы одиночной камеры N 173 были заново покрашены, в них были установлены столы, скамьи, тумбочки, крючки для одежды, зеркала, электрические розетки и радиоточки. Была также оборудована система вентиляции.
22. В неустановленную дату в соответствии с Законом Российской Федерации от 27 апреля 1993 г. "Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан (далее - Закон от 27 апреля 1993 г.) заявитель обратился в Железнодорожный районный суд г. Красноярска с жалобой на незаконные действия администрации СИЗО-24/1. Он утверждал, что после прибытия в это учреждение 31 мая 1998 г. он был помещен в карцер (камера N 7) по персональному распоряжению начальника учреждения, и к нему был применен соответствующий режим содержания под стражей (ограничение переписки, невозможность подавать жалобы и так далее). Никакого официального решения о помещении в карцер принято не было. Позже он был помещен в камеру N 121, являющуюся частью "специальной зоны", места содержания под стражей лиц, приговоренных к смертной казни. Являясь на тот момент обвиняемым, а не осужденным, заявитель считал, что такое помещение являлось нарушением его прав, гарантированных статьей 33 Закона от 15 июля 1995 г. По его утверждению, этот закон не был принят во внимание, поскольку вплоть до 16 декабря 1998 г. он содержался в одиночной камере N 173 вместе с О-ий, страдающим от туберкулеза. Заявитель особо подчеркнул тот факт, что бокс N 5 одиночной камеры N 173 располагался в подвальном этаже и не имел ни окна, ни вентиляции, и что в связи с низкой температурой в боксе (+5...+7 градусов по Цельсию) он часто болел. Не будучи изолированным от остальных содержащихся под стражей лиц и являясь бывшим прокурором (статья 33 Закона от 15 июля 1995 г.), заявитель утверждал, что его жизнь подвергалась опасности.
23. Представителем СИЗО-24/1, заинтересованного лица, было признано в суде, что по причине переполненности этого учреждения и нехватки кадров "материальные" условия содержания заявителя действительно не всегда соответствовали закону. Тем не менее его перевод из одной камеры в другую всегда основывался на решении, принятом начальником учреждения. Камеры были оборудованы в соответствии с инструкциями Министерства внутренних дел, и температура в них была достаточно высокая.
24. В решении от 20 сентября 2001 г. суд напомнил, что заключенный может быть помещен в карцер только при наличии обстоятельств, определенных статьей 40 Закона от 15 июля 1995 г. (см. § 27 настоящего Постановления). Однако в нарушение требований статьи 6 Закона от 27 апреля 1993 г. представитель СИЗО-24/1 не представил убедительных доказательств, касающихся необходимости помещения заявителя в камеры N 7 и 173, которые представляли собой карцеры, и не доказал, что эти меры были приняты с целью обеспечения безопасности заявителя. Суд заключил, что эти перемещения были осуществлены "без каких-либо оснований", без официального решения начальника учреждения и при отсутствии медицинского заключения противоречили требованиям Закона от 15 июля 1995 г. Кроме того, он пришел к выводу о нарушении статьи 33 этого закона, которая требует отдельного содержания под стражей работников прокуратуры и других должностных лиц правоохранительных органов.
25. Отметив, что в связи с особым режимом содержания под стражей, которому он был подвергнут в карцере, заявитель не мог подать жалобу в течение установленного законом трехмесячного срока (статья 5 Закона от 27 апреля 1993 г.), суд счел, что срок на подачу данной жалобы не был пропущен, и, признав заявителя потерпевшим в связи с незаконными действиями администрации СИЗО-24/1, присудил ему 3 000 рублей (приблизительно 109 евро на тот момент) в связи с причиненным моральным вредом.
II. Применимое национальное законодательство
26. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела
Часть 3 статьи 223 - Рассмотрение судом ходатайств и заявлений [на стадии назначения судебного заседания]
"Ходатайства о вызове дополнительных свидетелей... подлежат удовлетворению во всех случаях".
Статья 237 - Вручение копии обвинительного заключения
"Подсудимому должна быть вручена судьей копия обвинительного заключения...".
Части 1, 2 и 3 статьи 276 - Заявление и разрешение ходатайств [в судебном заседании]
"Председательствующий опрашивает обвинителя, подсудимого и его защитника, а также потерпевшего и его представителя... имеются ли у них ходатайства о вызове новых свидетелей, экспертов и специалистов и об истребовании вещественных доказательств и документов. Лицо, заявившее ходатайство, обязано указать, для установления каких именно обстоятельств необходимы дополнительные доказательства.
Суд, выслушав мнение остальных участников судебного разбирательства, должен обсудить каждое заявленное ходатайство, удовлетворить его, если обстоятельства, подлежащие выяснению, имеют значение для дела, или вынести мотивированное определение (постановление) об отказе в удовлетворении заявленного ходатайства.
Отказ суда в ходатайстве не ограничивает права лица, которому отказано в ходатайстве, заявить его в дальнейшем в зависимости от хода судебного разбирательства".
27. Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" от 15 июля 1995 г. в редакции, действовавшей в период, относящийся к обстоятельствам дела
В соответствии с пунктами 2 и 5 статьи 23 (действующей с 1 января 1998 г.) подозреваемым и обвиняемым предоставляется индивидуальное спальное место, норма площади в камере на одного человека устанавливается в размере 4 кв. м. Согласно статье 24 администрация мест содержания под стражей обязана выполнять санитарно-гигиенические требования, обеспечивающие охрану здоровья подозреваемых и обвиняемых.
Согласно пункту 1 статьи 32 и пунктам 1 и 2 статьи 33 подозреваемые, обвиняемые и осужденные содержатся в соответствии с требованиями раздельного размещения. Больные инфекционными заболеваниями или нуждающиеся в особом медицинском уходе и наблюдении содержатся отдельно, что применимо к общим и одиночным камерам. Кроме того, лица, являющиеся или являвшиеся судьями, сотрудниками правоохранительных органов... содержатся отдельно от других подозреваемых и обвиняемых.
Согласно статье 32 размещение подозреваемых и обвиняемых в одиночных камерах на срок более одних суток допускается по мотивированному постановлению начальника места содержания под стражей, санкционированному прокурором. Не требуется санкции прокурора при отсутствии иной возможности обеспечить соблюдение изложенных выше требований раздельного размещения, в интересах обеспечения безопасности жизни и здоровья подозреваемого или обвиняемого либо при наличии письменного заявления подозреваемого или обвиняемого об одиночном содержании.
Статья 38 предусматривает, что за невыполнение установленных обязанностей к подозреваемым и обвиняемым могут применяться меры взыскания: выговор, водворение в карцер или в одиночную камеру на срок до 15 суток.
В соответствии со статьей 40 подозреваемые и обвиняемые могут быть водворены в одиночную камеру или карцер за притеснение и оскорбление других подозреваемых и обвиняемых, нападение на сотрудников мест содержания под стражей или иных лиц, неповиновение законным требованиям сотрудников мест содержания под стражей или иных лиц либо за оскорбление их, нарушение правил изоляции, хранение, изготовление и употребление алкогольных напитков, психотропных веществ или других предметов, запрещенных к хранению и использованию, участие в азартных играх или мелкое хулиганство. Водворение в карцер осуществляется на основании постановления начальника места содержания под стражей и заключения медицинского работника о возможности нахождения подозреваемого или обвиняемого в карцере. В карцере подозреваемые и обвиняемые обеспечиваются индивидуальным спальным местом и постельными принадлежностями только на время сна в установленные часы. В период содержания в карцере подозреваемым и обвиняемым запрещаются переписка, свидания, кроме свиданий с защитником, а также приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости, получение посылок и передач, пользование книгами, газетами, журналами и иной литературой, просмотр телепередач. Подозреваемые и обвиняемые, содержащиеся в карцере, пользуются ежедневной прогулкой продолжительностью 30 минут.
28. Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации" от 17 января 1992 г., действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела
Пункт 1 статьи 13
"(...)Прокуроры субъектов Российской Федерации подчинены и подотчетны Генеральному прокурору Российской Федерации и освобождаются им от занимаемой должности".
Пункт 1 статьи 17
"Генеральный прокурор Российской Федерации руководит системой прокуратуры Российской Федерации, издает обязательные для исполнения всеми работниками органов и учреждений прокуратуры приказы, указания, распоряжения, положения и инструкции, регулирующие вопросы организации деятельности системы прокуратуры Российской Федерации и порядок реализации мер материального и социального обеспечения указанных работников".
Право
I. Предполагаемое нарушение статьи 3 конвенции
29. Заявитель жаловался на условия его содержания в СИЗО-24/1 с 31 мая по 16 декабря 1998 г. Поскольку в то время у него было обострение остеохондроза, он считал, что такие условия содержания под стражей противоречили статье 3 Конвенции, которая предусматривает:
"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".
1. Предварительное возражение властей Российской Федерации
30. Власти Российской Федерации напомнили, что в период содержания под стражей в СИЗО-24/1 заявитель не подавал жалобу должностным лицам прокуратуры на условия его содержания под стражей в данном учреждении и сделал это только по прибытии в тюрьму Нижнего Тагила (см. § 20 настоящего Постановления). На основании данной жалобы уполномоченные должностные лица незамедлительно приняли меры, существенно улучшив условия содержания в одиночных камерах СИЗО-24/1 (см. § 21 настоящего Постановления). Сверх того, 20 сентября 2001 г. Железнодорожный районный суд признал неудовлетворительными условия содержания заявителя в СИЗО-24/1 и присудил ему 3 000 рублей в качестве компенсации морального вреда (см. §§ 24 и 25 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах заявитель утратил статус "жертвы" нарушения Конвенции для целей статьи 34 Конвенции.
31. Заявитель отверг этот довод, сочтя сумму возмещения "смехотворной" и утверждая, что рассматриваемое решение принято после двух лет судебного разбирательства в результате целого ряда передач дела между различными инстанциями.
32. Рассмотрев часть изложенных выше доводов властей Российской Федерации, Европейский Суд отмечает, что возражение о неисчерпании внутренних средств правовой защиты было надлежащим образом рассмотрено и отклонено в Решении о приемлемости жалобы от 30 июня 2005 г. В соответствии с указанным Решением,
"[ч]то касается вопроса о том, насколько заявитель исчерпал внутренние средства правовой защиты, чтобы обжаловать условия своего содержания под стражей, и принимая во внимание тот факт, что эти жалобы стали предметом изучения должностных лиц и компетентных судебных инстанций, Европейский Суд полагает, что осуществление этих средств правовой защиты после оспариваемого содержания под стражей не влияет на их приемлемость для целей статьи 3 и пункта 1 статьи 35 Конвенции".
Поскольку отсутствуют основания для отхода от этого заключения, Европейский Суд не считает, что жалоба в данной части вызывает вопросы относительно исчерпания внутренних средств правовой защиты.
33. Европейский Суд напоминает, что согласно правилу 55 Регламента Суда любой довод о неприемлемости должен быть выдвинут государством-ответчиком в письменных или устных объяснениях по вопросу о приемлемости жалобы, в противном случае оно лишается права возражения. Таким образом, власти Российской Федерации могли изложить свои аргументы в отношении статуса жертвы заявителя на стадии приемлемости, но не сделали этого. Ввиду отсутствия особых причин, оправдывающих это упущение, Европейский Суд считает, что власти Российской Федерации утратили право сделать это в настоящее время (Постановление Европейского Суда от 15 июня 2006 г. по делу "Корнаков против Латвии" (Kornakovs c. Lettonie), жалоба N 61005/00, § 83; и, с необходимыми изменениями, Постановление Большой Палаты по делу "Партия свободы и демократии (OZDEP) против Турции" (Parti de la liberte et de la democratie (OZDEP) c. Turquie), жалоба N 23885/94, § 25, CEDH 1999-VIII).
34. В любом случае, даже если судебное решение от 20 сентября 2001 г. представляло собой признание нарушения прав заявителя, с точки зрения Европейского Суда, оно не могло предоставить заинтересованному лицу "достаточное" возмещение таким образом, чтобы лишить его статуса жертвы в значении статьи 34 Конвенции (Постановление Большой Палаты по делу "Кокьярелла против Италии" (Cocchiarella c. Italie), жалоба N 64886/01, § 72, CEDH 2006-V; Постановление Европейского Суда по делу "Хольцингер против Австрии" (Holzinger c. Autriche) (N 1), жалоба 23459/94, § 21, CEDH 2001-I; Постановление Европейского Суда от 19 июля 2007 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (Trepachkine c. Russie), жалоба N 36898/03, §§ 69-74* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2008.)). Действительно, это признание нарушения касалось только правомерности и уместности помещения заявителя в одиночные камеры, представляющие собой карцеры, и не касалось условий содержания под стражей как таковых в трех различных камерах, в которых пребывало заинтересованное лицо (см. § 24 настоящего Постановления). Кроме того, ввиду прецедентной практики по данному вопросу (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 20 января 2005 г. по делу "Майзит против Российской Федерации" (Mayzit c. Russie), жалоба N 63378/00, §§ 39-42 и 88* (* Там же. N 10/2005.); упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Трепашкин против Российской Федерации", §§ 95 и 101; Постановление Европейского Суда от 31 июля 2008 г. по делу "Старокадомский против Российской Федерации" (Starokadomski c. Russie), жалоба N 42239/02, § 91* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.); Постановление Европейского Суда от 2 июня 2005 г. по делу "Новоселов против Российской Федерации" (Novosselov c. Russie), жалоба N 66460/01, § 50* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2005.)), Европейский Суд не считает, что сумма в размере 109 евро могла бы являться достаточной справедливой компенсацией причиненного заявителю морального вреда. Следовательно, даже если и необходимо учитывать этот аспект дела при оценке размера вреда, причиненного заинтересованному лицу (см., с необходимыми изменениями, Решение Европейского Суда от 15 июля 1982 г. по делу "Экле против Германии" (Eckle c. Allemagne), Serie A, N 51, § 66; и § 87 настоящего Постановления), Европейский Суд делает вывод, что заявитель может по-прежнему считать себя "жертвой" нарушения прав, гарантированных статьей 3 Конвенции.
35. Принимая во внимание все вышеизложенные доводы, возражение властей Российской Федерации не может быть принято и должно быть отклонено.
2. Существо жалобы
a) Доводы сторон
36. Власти Российской Федерации настаивают, что, вопреки утверждениям заявителя, он никогда не помещался в карцер во время пребывания под стражей в СИЗО-24/1 до 10 апреля 1999 г.
37. Согласно утверждению властей Российской Федерации в данном учреждении заявитель был сразу помещен в камеру площадью 10,2 кв. м (N 121). Ими была сделана видеозапись, демонстрирующая эту камеру с расположенными в ней двумя металлическими кроватями, столом и двумя стульями. Туалеты в камере открытого типа без отделения от остального пространства. В соответствии с комментариями, сопровождающими видеозапись, в камере имеются отопление, вентиляция и радиоприемник.
38. Согласно утверждению властей Российской Федерации заявитель был помещен в бокс N 5 одиночной камеры N 173 в соответствии с его собственным письменным требованием от 1 июня 1998 г. Там он содержался один. Власти Российской Федерации сообщили, что, вопреки утверждениям заявителя, он не был помещен в эту камеру с другими заключенными, страдающими от туберкулеза. Различные боксы этой камеры к тому же были разделены кирпичными стенами. В боксе заявителя были окно и отопление, и температура постоянно поддерживалась на надлежащем уровне. Санитарные и эпидемиологические мероприятия проводились там регулярно. Видеозапись, сделанная властями Российской Федерации, также демонстрировала бокс N 5, в котором находились кровать, стол и шкаф. На видеозаписи можно увидеть часть умывальника, однако невозможно определить наличие крана. По-видимому, в боксе отсутствовал туалет. В то же время достаточно большая емкость (ночной горшок) просматривается под кроватью. В боксе отсутствует естественное освещение. Если предположить, что просматриваемое отверстие в стене является окном, выходящим наружу, то оно полностью закрыто. Этот бокс отделен от соседних боксов полноразмерными стенами. Согласно комментарию, сопровождающему видеозапись, его площадь составляет 4,5 кв. м.
39. Что касается болезни заявителя, власти Российской Федерации признают, что заинтересованное лицо действительно несколько раз обращалось в медчасть СИЗО-24/1 с жалобами на поясничный остеохондроз. В результате одной из таких жалоб заявитель был препровожден 4 февраля 1999 г. в межрайонную больницу, где был подтвержден диагноз поясничного остеохондроза (медицинское заключение от 21 июня 1999 г.). 11 февраля 1999 г. он был вновь направлен в СИЗО-24/1 в связи с тем, что в стационарном лечении более не было необходимости (медицинская справка от 10 сентября 2002 г.). Впоследствии, в период отбытия наказания в Нижнем Тагиле, заявитель также находился под медицинским наблюдением. Два раза, с 21 июня по 10 июля 1999 г. и с 15 марта по 19 апреля 2000 г., он был помещен в соматическую больницу пенитенциарного заведения с целью прохождения лечения. Ссылаясь на то, что заинтересованному лицу было предоставлено лечение, власти Российской Федерации утверждают, что страдания, причиненные остеохондрозом, сами по себе недостаточны для того, чтобы считать, что его содержание под стражей в СИЗО-24/1 носило бесчеловечный характер.
40. Заявитель отверг доводы властей Российской Федерации и повторил аргументы, которые он представлял в Железнодорожном районном суде (см. § 22 настоящего Постановления). Кроме того, он подчеркнул, что власти Российской Федерации не предоставили никакой информации о камере N 7, карцере, в который он был помещен после прибытия в СИЗО-24/1. В этой камере, в которую не проникало естественное освещение, условия содержания были такие же, как и в боксе N 5 камеры N 173. Заявитель повторил, что в эту камеру он был помещен вместе с О-ий, больным туберкулезом, вместе с которым он был вынужден принимать душ и ходить на прогулки. Заявитель отверг доводы властей Российской Федерации, согласно которым он был помещен в вышеупомянутый бокс N 5 по его собственной просьбе (см. §§ 19 и 38 настоящего Постановления). Он утверждает, что данное перемещение состоялось по распоряжению заместителя краевого прокурора.
b) Мнение Европейского Суда
41. Как неоднократно указывал Европейский Суд, статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества и не предусматривает исключений (Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni c. France), жалоба N 25803/94, § 95, ECHR 1999-V). В соответствии со статьей 3 Конвенции государство-ответчик должно обеспечить содержание лица в условиях, совместимых с уважением его человеческого достоинства, и способ исполнения этой меры не должен подвергать его страданиям и трудностям, превышающим неизбежный уровень, присущий содержанию под стражей (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 13 сентября 2005 г. по делу "Островар против Молдавии" (Ostrovar c. Moldova), жалоба N 35207/03, § 79; Постановление Большой Палаты по делу "Кафкарис против Кипра" (Kafkaris c. Chypre), жалоба N 21906/04, § 96, CEDH 2008-...). Кроме того, необходимо, чтобы, учитывая практические требования меры, связанной с лишением свободы, здоровье и благополучие заключенного адекватно охранялись (Постановление Европейского Суда от 15 января 2004 г. по делу "Саккопулос против Греции" (Sakkopoulos c. Grece), жалоба N 61828/00, § 38; Постановление Большой Палаты по делу "Кудла против Польши" (Kudla c. Pologne), жалоба N 30210/96, § 94, CEDH 2000-XI). Государство несет обязанность по организации своей пенитенциарной системы таким образом, чтобы обеспечить уважение достоинства заключенных, какие бы финансовые или материально-технические затруднения ни возникали (Постановление Европейского Суда от 27 марта 2008 г. по делу "Суховой против Российской Федерации" (Soukhovoy c. Russie), жалоба N 63955/00, § 31; Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Бенедиктов против Российской Федерации" (Benediktov c. Russie), жалоба N 106/02, § 37* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2007.)). При оценке условий содержания под стражей следует учитывать совокупное влияние этих условий, так же как и конкретные утверждения заявителя (Постановление Европейского Суда по делу "Дугоз против Греции" (Dougoz c. Grece), жалоба N 40907/98, § 46, CEDH 2001-II).
42. Европейский Суд напоминает, что для отнесения обращения к сфере действия статьи 3 Конвенции оно должно достигать минимального уровня суровости. Оценка указанного минимального уровня относительна и зависит от всех обстоятельств дела (см. Постановление Большой Палаты от 6 апреля 2000 г. по делу "Лабита против Италии" (Labita c. Italie), Recueil 2000-IV, § 120), в частности, от характера и контекста обращения, его длительности, его физических и психологических последствий, а также, иногда, от пола, возраста и состояния здоровья жертвы (Постановление Европейского Суда по делу "Прайс против Соединенного Королевства" (Price c. Royaume-Uni), жалоба N 33394/96, § 24, CEDH 2001-VII; Постановление Европейского Суда от 7 июня 2007 г. по делу "Микадзе против Российской Федерации" (Mikadze c. Russie), жалоба N 52697/99, § 108). При оценке доказательств Европейский Суд применяет стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения" (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации" (Chamaпev et autres c. Georgie et Russie), жалоба N 36378/02, § 338, CEDH 2005-III* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 1-5/2007.)).
43. В данном деле заявитель оспаривает условия его содержания под стражей с 31 мая по 16 декабря 1998 г. в СИЗО-24/1. Этот период соответствовал стадии предварительного следствия, оспариваемые условия содержания под стражей регулировались Законом от 15 июля 1995 г. (см. § 27 настоящего Постановления).
44. Согласно утверждению заявителя с момента прибытия в СИЗО-24/1 по личному распоряжению начальника учреждения он был помещен в камеру N 7, представляющую собой карцер. Был применен соответствующий этому режим содержания (ограничение переписки, невозможность подавать жалобы и так далее). Официальное решение о его помещении в карцер не принималось. Власти Российской Федерации обошли молчанием этот период. Таким образом, принимая во внимание материальные условия содержания под стражей в целом в затронутом учреждении (см. § 23 настоящего Постановления), Европейский Суд не считает, что условия содержания заявителя в камере N 7 могли значительно отличаться от условий в боксе N 5 камеры N 173, также являющемся карцером. Европейский Суд, кроме того, не соглашается с доводами властей Российской Федерации, согласно которым в период содержания под стражей в СИЗО-24/1 заявитель не помещался в карцер. Действительно, факты, установленные Железнодорожным районным судом, доказывают обратное (см. § 24 настоящего Постановления).
45. После одиночной камеры N 7 заявитель был помещен в камеру N 121, которая, по его утверждению, была частью "специальной зоны", места содержания заключенных, приговоренных к смертной казни. Видеозапись, представленная властями Российской Федерации, демонстрирует достаточно большую камеру с двумя кроватями. Заявитель не жаловался на переполненность этой камеры. При этом Европейский Суд сомневается в том, что туалеты открытого типа, не отделенные от остального пространства, могли обеспечить заявителю действительное уединение (Постановление Европейского Суда от 13 января 2009 г. по делу "Алиев против Грузии" (Aliev c. Georgie), жалоба N 522/04, § 79; Постановление Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalachnikov c. Russie), жалоба N 47095/99, § 99, CEDH 2002-VI* (* Опубликовано в "Путеводителе по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека за 2002 год".); см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда по делу "Валашинас против Литвы" (Valasinas c. Lituanie), жалоба N 44558/98, § 104, CEDH 2001-VIII), и могли также соответствовать требованиям статьи 3 Конвенции.
По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Номер названного Постановления Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации" следует читать как "47095/991
46. Наконец, до 16 сентября 1998 г. заявитель содержался в боксе N 5 одиночной камеры N 173, который, как было установлено Железнодорожным районным судом (см. § 24 настоящего Постановления), представлял собой карцер. Власти Российской Федерации утверждают, что заявитель был помещен туда на основании его письменного требования от 1 июня 1998 г. Однако ими не была представлена копия этого требования. В любом случае в соответствии с решением вышеупомянутого суда это перемещение не было основано на официальном решении начальника учреждения и, кроме того, не соответствовало закону и не было оправданным.
47. Европейский Суд отмечает, что по результатам проверки, проведенной прокуратурой в октябре 1999 г. (см. § 20 настоящего Постановления), в боксе N 5 одиночной камеры N 173 не было стола, скамьи, крючка для одежды, тумбочки для туалетных принадлежностей, радио, водопроводного крана и вентиляции. Туалеты не отвечали "элементарным" требованиям санитарии и гигиены. По результатам этой проверки, площадь рассматриваемого бокса, как и других боксов той же камеры, составляла 3,7 кв. м (а не 4,5 кв. м, как утверждалось в возражениях властей Российской Федерации). В любом случае в соответствии с Законом от 15 июля 1995 г. пространство в камерах не должно быть меньше 4 кв. м на одного человека. В этом отношении следует также напомнить, что Европейский комитет против пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (CPT) установил 7 кв. м на человека как примерный желательный минимум площади в камере (см. 2-й Общий доклад - CPT/Inf (92) 3, § 43).
48. Кроме того, хотя по результатам прокурорской проверки администрация СИЗО-24/1 в октябре 1999 г. приняла меры по улучшению условий содержания в боксе N 5, включая установку системы вентиляции воздуха, заявитель там не содержался с 10 апреля 1999 г. Следовательно, видеозапись, сделанная властями Российской Федерации после коммуницирования жалобы, демонстрирует состояние этого бокса после проведения работ. Однако даже в этом состоянии в него не проникает естественное освещение. Туалеты отсутствуют, и остается только предполагать, что большая емкость, просматривающаяся под кроватью, служит их заменой. Помимо проблемы гигиены, которая возникает при такой системе, она не обеспечивает заключенному возможность удовлетворить свои естественные потребности в благопристойной обстановке. А если предположить, что назначение рассматриваемой емкости не являлось таковым, лицо, содержащееся в данном боксе, вообще не имело возможности удовлетворить свои потребности в момент, когда это ему необходимо.
49. Таким образом, стесненность, в которой со всей очевидностью содержался заявитель, в сочетании с режимом изоляции, который был к нему применен, и отсутствием системы вентиляции, водопровода и естественного освещения, не позволяет сделать вывод о том, что в боксе N 5 одиночной камеры N 173 заявитель находился в условиях, соответствующих статье 3 Конвенции. В свете данного вывода Европейский Суд не считает необходимым выяснять, был ли О-ий болен туберкулезом, делил ли он с заявителем камеру или находился с ним рядом в другие моменты повседневной жизни (см. §§ 20, последняя часть, 22 и 40 настоящего Постановления).
50. Принимая во внимание вышеизложенные соображения, Европейский Суд заключает, что во время обжалуемого содержания под стражей в СИЗО-24/1 заявитель находился в условиях, приравненных к унижающему достоинство обращению.
51. Таким образом, имело место нарушение статьи 3 Конвенции.
III*. Предполагаемое нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции
(* Так в тексте (прим. переводчика).)
52. Заявитель полагает, что высказывания Александра Лебедя и формулировки, использованные в представлении и приказе об увольнении от 25 мая и 11 июня 1998 г., представляли собой нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции, который предусматривает:
"2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком".
1. Доводы сторон
a) Высказывания А. Лебедя
53. Европейский Суд напоминает, что власти Российской Федерации выдвинули в отношении жалобы возражение о неисчерпании внутренних средств правовой защиты. В частности, признав, что во время телевизионных интервью 7, 12 и 13 мая 1998 г. А. Лебедь позволил себе высказывания, о которых сообщил заявитель (власти Российской Федерации говорили, однако, о слове "собака", а не "сука"), власти Российской Федерации настаивали, что на тот момент А. Лебедь не был губернатором Красноярского края, а лишь проводил предвыборную кампанию. Победив на выборах только 17 мая 1998 г., А. Лебедь, согласно утверждению властей Российской Федерации, на момент интервью был частным лицом. Следовательно, заявитель должен был в связи с этим обратиться в суд с иском о защите чести, достоинства и деловой репутации, что им сделано не было.
54. Полагая, что данное возражение непосредственно связано с существом жалобы, Европейский Суд в своем решении о приемлемости жалобы решил исследовать его на стадии рассмотрения жалобы по существу.
55. Что касается существа жалобы, власти Российской Федерации утверждают, что выражения, использованные А. Лебедем, не оказали никакого влияния на следствие и рассмотрение дела в суде.
56. Заявитель оспаривал доводы властей Российской Федерации.
b) Формулировки, использованные в документах прокуратуры
57. Власти Российской Федерации утверждали, что спорные документы прокуратуры не использовались в качестве доказательств в ходе рассмотрения дела и, таким образом, не могли оказывать влияния на оценку фактов национальными властями.
58. Заявитель поддержал свою жалобу, но не выдвинул возражений на этот довод.
2. Мнение Европейского Суда
a) Общие принципы
59. Европейский Суд напоминает, что презумпция невиновности, предусмотренная пунктом 2 статьи 6 Конвенции, является одним из элементов справедливого рассмотрения уголовного дела, требуемого пунктом 1 той же статьи (см. Постановление Европейского Суда от 19 декабря 1989 г. по делу "Камасинский против Австрии" (Kamasinski c. Autriche), Serie A, N 168, pp. 31-32, § 62), она не сводится лишь к процессуальным гарантиям по уголовным делам. Ее сфера действия является более широкой, включая требование, чтобы представители государства или публичной власти не заявляли о том, что лицо виновно в преступлении, пока его вина не будет установлена "судом" (Постановление Европейского Суда от 30 июня 2009 г. по делу "Вьорел Бурзо против Румынии" (Viorel Burzo c. Roumanie), жалобы NN 75109/01 и 12639/02, § 156; Постановление Европейского Суда от 13 сентября 2007 г. по делу "Мулле против Франции" (Moullet c. France), жалоба N 27521/04). Однако необходимо делать различие между решениями или высказываниями, отражающими мнение, что лицо виновно, и теми, которые констатируют лишь наличие подозрения. Первые нарушают презумпцию невиновности, тогда как вторые неоднократно признавались соответствующими духу статьи 6 Конвенции (Постановление Европейского Суда от 28 ноября 2002 г. по делу "Марциано против Италии" (Marziano c. Italie), жалоба N 45313/99, § 31). Кроме того, нарушение презумпции невиновности может быть допущено не только судьей, но также иными государственными служащими (Постановление Европейского Суда от 10 февраля 1995 г. по делу "Аллене де Рибмон против Франции" (Allenet de Ribemont c. France), Serie A, N 308, § 36; Постановление Европейского Суда по делу "Дактарас против Литвы" (Daktaras c. Lituanie), жалоба N 42095/98, §§ 41-42, CEDH 2000-X) и должностными лицами (Постановление Европейского Суда по делу "Буткевичюс против Литвы" (Butkevicius c. Lituanie), жалоба N 48297/99, § 53, CEDH 2002-II (извлечения)).
b) Высказывания А. Лебедя
60. Европейский Суд отмечает, что А. Лебедь выступил со спорными высказываниями в интервью в средствах массовой информации, переданных 7, 12 и 13 мая 1998 г. по национальным и местному телевизионным каналам. На тот момент производство по уголовному делу об изнасиловании, предположительно совершенном заявителем, продолжалось около 20 дней, и он фигурировал там только в качестве обвиняемого. Власти Российской Федерации соглашаются с тем, что А. Лебедем были сделаны рассматриваемые высказывания, однако утверждают, что на тот момент он был всего лишь кандидатом на выборах на пост губернатора Красноярского края, другими словами, частным лицом, и ответственность за его действия не может быть возложена на власти Российской Федерации.
61. Европейский Суд подчеркивает, что заявитель был районным прокурором Красноярского края, и рассматриваемое дело об изнасиловании расследовалось прокуратурой этого края. Суд понимает, что общественность проявляла определенный интерес к этому преступлению против нравственности и интересовалась, в контексте избирательной кампании, мнением в этом отношении кандидатов на пост губернатора края. К тому же следует напомнить, что пункт 2 статьи 6 Конвенции не препятствует властям информировать общественность о ходе уголовных расследований, однако необходимо, чтобы это делалось со всей рассудительностью и осторожностью, которую требует соблюдение презумпции невиновности (упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аллене де Рибмон против Франции", § 38). Большое значение имеет также выбор используемых терминов. Однако вопрос о том, нарушило ли высказывание принцип презумпции невиновности, должен рассматриваться в контексте конкретных обстоятельств, в которых это высказывание было сделано (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дактарас против Литвы", §§ 41 и 43).
62. В данном случае следует учитывать, что А. Лебедь был на тот момент не только кандидатом на пост губернатора Красноярского края, но и генералом в отставке, заметным лицом в российском обществе, занимавшим высокие государственные посты, и очень известным политиком (см. § 8 настоящего Постановления). В отличие от властей Российской Федерации, Европейский Суд не считает, что, выступая на телевидении 7, 12 и 13 мая, А. Лебедь допустил спорные высказывания как "частное лицо". Власти Российской Федерации также не оспаривают, что, называя заявителя "преступником", который давно должен сидеть "за решеткой", и обещая избирателям посадить эту "суку" в скором времени в тюрьму на "нары", А. Лебедь не ссылался на расследование уголовного дела об изнасиловании, возбужденного против заявителя 22 апреля 1998 г. (Постановление Европейского Суда от 1 марта 2007 г. по делу "Герингс против Нидерландов" (Geerings c. Pays-Bas), жалоба N 30810/03, § 43, CEDH 2007-III). Европейский Суд напоминает в этом отношении, что такая агрессивная кампания в средствах массовой информации в отдельных случаях способна помешать справедливому рассмотрению дела, оказывая влияние на общественное мнение и, тем самым, на решение суда по вопросу виновности подсудимого (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вьорел Бурзо против Румынии", § 158). По мнению Европейского Суда, в высказываниях А. Лебедя содержалось, помимо прочего, обещание арестовать заявителя, которое могло быть интерпретировано как утверждение, что, по его мнению, заявитель совершил преступление, в котором он подозревался. К тому же, когда несколько дней спустя после спорного интервью А. Лебедь был избран на пост губернатора, заявитель, являющийся до тех пор обвиняемым, был незамедлительно заключен под стражу и предан суду по обвинению в изнасиловании несовершеннолетней (см. для сравнения, с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 29 марта 2007 г. по делу "Мирча против Румынии" (Mircea c. Roumanie), жалоба N 41250/02, §§ 74 и 75). Однако на этой ранней стадии, а именно перед преданием заявителя суду в рамках дела, возбужденного против него, было особенно важно не делать публичных заявлений, которые могли бы быть истолкованы как подтверждение того, что определенные высокопоставленные лица считают заявителя виновным.
63. Таким образом, в контексте особых обстоятельств, в которых были сделаны спорные высказывания А. Лебедя во время телевизионных интервью, Европейский Суд заключает, что речь шла о заявлениях должностного лица, которые побуждали общественность верить в виновность заявителя и заранее предрешали оценку фактов, осуществляемую компетентными органами (см. для сравнения, с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Буткевичюс против Литвы", § 53).
64. На основании вышеуказанных доводов Европейский Суд не считает, что рассматриваемые высказывания охватывались защитой против распространения "частным лицом" сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, и правом обращения в суд для защиты гражданских прав (см. противоположный пример в Решении Европейского Суда по делу "Цолльман против Соединенного Королевства" (Zollmann c. Royaume-Uni), жалоба N 62902/00, CEDH 2003-XII), допуская, разумеется, что такое средство правовой защиты существовало в национальном законодательстве (см. Решение Европейского Суда по делу "Маршиани против Франции" (Marchiani c. France), жалоба N 30392/03, CEDH 2008-... (извлечения), что касается публикации в газете "Ле монд"). В любом случае, власти Российской Федерации не разъяснили ни точную природу средства правовой защиты, неиспользование которого они ставили в вину заявителю, ни механизм его осуществления. Их возражение о неисчерпании внутренних средств правовой защиты должно быть отклонено.
65. Таким образом, имело место нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции в этом отношении.
c) Формулировки, использованные в документах прокуратуры
66. Что касается представления об увольнении заявителя, направленного прокурором края генеральному прокурору Российской Федерации, Европейский Суд полагает, что фраза "...как было установлено в ходе следствия ...А. Кузьмин совершил... изнасилование и другие действия сексуального характера" служила для разъяснения сущности обвинения, выдвинутого против заявителя, тогда как вывод, согласно которому материалы дела подтверждали "его виновность в совершении преступления" имел целью показать, что было собрано достаточное количество доказательств, подтверждающих вину заявителя, для того, чтобы его увольнение было обоснованным. По мнению Европейского Суда, хотя утвердительный тон, выбранный прокурором края, вызывает некоторую озабоченность, спорное представление описывало скорее "наличие подозрения", требующего увольнения заинтересованного лица, и не содержало вывода о его виновности (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дактарас против Литвы", §§ 13 и 44; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вьорел Бурзо против Румынии", § 163, последняя часть; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Буткевичюс против Литвы", § 52; упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Маршиани против Франции", касающееся доклада французского генерального прокурора, переданного президенту Европейского парламента).
67. Что касается приказа об увольнении заявителя, подписанного генеральным прокурором, Европейский Суд находит, что такие формулировки, как "изнасиловал", "совершил над ней другие действия сексуального характера", "такое поведение порочит звание прокурора" и "должен быть уволен по причине недостойного поведения", содержат прямолинейные, неосторожные утверждения, и их использование было ненадлежащим. Тем не менее следует принять во внимание конкретные условия, в которых были использованы эти формулировки, и тот факт, что они имели целью не объявить заявителя виновным, а отстранить его от исполнения обязанностей должностного лица, обеспечивающего законность, по причине возбужденного против него уголовного дела и предъявления ему в то время обвинения в изнасиловании (см. §§ 10 и 12 настоящего Постановления). Действительно, для целей пункта 2 статьи 6 Конвенции имеет значение реальное значение спорных высказываний, а не их буквальная форма (Постановление Европейского Суда от 28 ноября 2002 г. по делу "Лавент против Латвии" (Lavents c. Lettonie), жалоба N 58442/00, § 126). Европейский Суд придает значение тому факту, что эти утверждения не были сделаны генеральным прокурором в качестве высокопоставленного должностного лица, информирующего общественность о рассматриваемом уголовном деле. Действительно, генеральный прокурор использовал спорные выражения в мотивированном приказе, предназначенном для служебного пользования в рамках прокуратуры, в качестве руководителя заявителя и главы системы прокуратуры Российской Федерации (см. § 28 настоящего Постановления). Этот приказ не был предназначен для общественности, и из дела не следует, что его положения были доведены до ее сведения.
68. При таких условиях Европейский Суд полагает, что даже если использование спорных выражений в представлении и приказе об увольнении заявителя вызывало некоторое беспокойство, при конкретных обстоятельствах настоящего дела они не могли побудить общественность поверить в виновность заявителя или предрешить оценку фактов компетентным судом (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 4 марта 2008 г. по делу "Самойлэ и Чонка против Румынии" (Samoila et Cionca c. Roumanie), жалоба N 33065/03, §§ 93-95; Постановлении Европейского Суда от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov et autres c. Russie), жалоба N 2947/06, § 168* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.)).
69. Таким образом, требования пункта 2 статьи 6 Конвенции в этом отношении нарушены не были.
IV. Предполагаемое нарушение подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции
70. Утверждая, что перед началом судебного разбирательства он не получил полный текст обвинительного заключения, который включает в конце список свидетелей, подлежащих вызову в суд, заявитель полагал, что были нарушены его права, гарантированные подпунктом "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции.
71. Принимая во внимание, что перечень прав, перечисленных в пункте 3 статьи 6 Конвенции, в неисчерпывающих терминах представляет частные аспекты понятия справедливого разбирательства по уголовным делам (см. Постановление Европейского Суда по делу "Георгиос Папагеоргиу против Греции" (Georgios Papageorgiou c. Grece), жалоба N 59506/00, § 35, CEDH 2003-VI (извлечения)), Европейский Суд рассмотрит эту жалобу с точки зрения пунктов 1 и 3 статьи 6 Конвенции (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Лука против Италии" (Luca c. Italie), жалоба N 33354/96, § 37, CEDH 2001-II), которые в соответствующей части предусматривают следующее:
"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: ...
d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него...".
1. Доводы сторон
72. Власти Российской Федерации представили расписку заявителя от 6 ноября 1998 г. в подтверждение того, что согласно статье 237 Уголовно-процессуального кодекса (далее - УПК) полная копия обвинительного заключения была передана ему в срок. Заявитель сам подтвердил этот факт в ходе первого слушания в суде. Он не подавал жалобу до или после направления дела в суд на передачу ему неполного обвинительного заключения. На первом заседании на основе перечня свидетелей, приложенного к обвинительному заключению, суд перечислил в своем постановлении имена вызываемых свидетелей, и все эти свидетели впоследствии были допрошены. Заявитель и его защитник не выдвигали требования о дополнительном допросе свидетелей (часть 3 статьи 223 УПК). В обоснование своих утверждений власти Российской Федерации представили протоколы заседания суда первой инстанции.
73. Заявитель пояснил, что полное обвинительное заключение, представленное властями Российской Федерации Европейскому Суду вместе с распиской, отличается от того документа, который он получил. По завершении расследования ему была передана только первая страница обвинительного заключения, а после неоднократных требований он получил полную версию этого документа с приложением перечня свидетелей во время судебного заседания. Заявитель предъявил Европейскому Суду копию рукописного постановления очень плохого качества и практически нечитаемую. Дата документа не видна. Этим постановлением, вероятнее всего при подготовке к судебному заседанию, районный суд привлек внимание следственных органов к определенным нарушениям во время предварительного расследования. Действительно, там можно прочесть, что обвинительное заключение, подготовленное следственными органами, не было утверждено прокурором, и не был приложен перечень свидетелей для допроса судом. Заявитель утверждал, что отсутствие у него при завершении предварительного расследования перечня свидетелей, подлежащих вызову в суд, помешало ему допросить нескольких свидетелей, например О.А. Б-ейн (см. § 15 настоящего Постановления), И.В. П-ва (к которой заявитель и его шофер направились той ночью после совершения заявителем предполагаемого преступления), А.В. В-х (начальник отделения милиции, зарегистрировавшего заявление матери потерпевшей), С.Г. С-ва (к которой направился шофер заявителя, что позволило заявителю остаться наедине с потерпевшей в здании прокуратуры) и Е.А. Л-ва (сестра потерпевшей), а также четырех человек, присутствовавших в качестве понятых при осмотре места преступления. Заявитель утверждает, что во время судебного разбирательства он несколько раз подавал письменные и устные ходатайства о вызове в суд для допроса этих свидетелей. Суд каждый раз откладывал рассмотрение этих ходатайств на более позднюю стадию судебного разбирательства, но не рассмотрел их.
74. В своих дополнительных комментариях заявитель добавил в вышеприведенный перечень свидетелей имена К-ин, С-ов, С-ва и К-ва, ссылаясь на то, что эти лица имели отношение к материалам его уголовного дела, и жалуясь на то, что они не были допрошены.
2. Мнение Европейского Суда
75. Европейский Суд напоминает, с одной стороны, что подпункт "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции возлагает на национальные власти оценку целесообразности допроса предложенных свидетелей в "автономном" смысле этого понятия, и что, с другой стороны, он не требует вызывать и допрашивать всех свидетелей защиты (см. Постановление Европейского Суда от 22 апреля 1992 г. по делу "Видал против Бельгии" (Vidal c. Belgique), Serie A, N 235-B, § 33). Основной целью пункта 3 статьи 6 Конвенции является обеспечение полного "равенства сторон", и необходимо определить, носило ли судебное разбирательство, обжалуемое заявителем, в целом справедливый характер, требуемый пунктом 1 той же статьи.
76. Европейский Суд отмечает в первую очередь, что согласно расписке, представленной властями Российской Федерации, обвинительное заключение было передано заявителю 6 ноября 1998 г. Ни в национальных судах, ни в Европейском Суде заявитель не оспаривал подлинность своей подписи, поставленной на этом документе. При таких обстоятельствах Европейский Суд сомневается, что он мог получить, по его утверждению, только первую страницу обвинительного заключения, не сделав надлежащей записи на соответствующей расписке либо просто отказавшись принять такой важный документ, если он был неполным. Кроме того, как видно из протокола заседания от 19 ноября 1998 г, председательствующим судьей оглашались различные данные уголовного дела, включая дату передачи обвинительного заключения заявителю. Он не опроверг данное утверждение и не заявил о том, что документ, переданный ему 6 ноября 1998 г., был неполным. В то же время в деле имеется рукописное постановление, упомянутое в § 73 настоящего Постановления, которое, насколько его возможно прочитать, доказывает, что перечень свидетелей действительно не был приложен к обвинительному заключению, подготовленному следственными органами. Тем не менее, с точки зрения Европейского Суда, тот факт, что при направлении дела следственными органами суду было передано неполное обвинительное заключение, никоим образом не доказывает, что этот же суд, указав на нарушение, вручил заявителю неправильную версию рассматриваемого документа (статья 237 УПК).
77. Независимо от того, что имело место в действительности, Европейский Суд придает решающее значение двум следующим аспектам. Во-первых, даже в случае получения обвинительного заключения без приложенного перечня свидетелей для допроса судом ни законодательство, ни национальная судебная практика не препятствовали заявителю обратиться к суду, рассматривающему дело, с письменным или устным ходатайством о вызове в суд для допроса свидетелей, чьи показания, по его мнению, могли иметь значение для рассмотрения по существу выдвинутых против него обвинений (часть 3 статьи 223 и статья 276 УПК). Однако письменное ходатайство такого рода не было представлено Европейскому Суду. Кроме того, в протоколах заседаний не сообщается об устных ходатайствах о допросе свидетелей, поданных заявителем суду. Если допустить, что в соответствии с протоколом заседания в определенный момент заявитель просил суд приобщить к делу "письменное ходатайство", которое было им подано, ничто не доказывает, что речь шла о ходатайстве о вызове свидетелей для допроса судом. В любом случае, председательствующий судья сразу же объявил, что рассматриваемое ходатайство, как того хотело заинтересованное лицо, приобщается к делу. Заявитель не высказал ни на тот момент, ни в дальнейшем конкретные требования в отношении такого решения. Таким образом, в соответствии с документами, имеющимися в его распоряжении, Европейский Суд не установил, что суд не отреагировал бы на подачу заявителем ходатайства о вызове свидетелей в суд для допроса. Во-вторых, заявитель не объяснил, какое значение могли иметь показания рассматриваемых свидетелей (см. следующие параграфы настоящего Постановления).
78. Как следует из обвинительного заключения, представленного властями Российской Федерации, следственные органы сочли необходимым вызвать в суд для допроса 36 свидетелей, включая О.А. Б-ейн, С.Г. С-ва и Е.А. Л-ва и А.В. В-х (см. § 73 настоящего Постановления). Следовательно, даже если предположить, что заявитель располагал только первой страницей обвинительного заключения перед началом судебного разбирательства, это не воспрепятствовало тому, что фактически допрос четырех свидетелей защиты был предусмотрен на этой стадии разбирательства. В соответствии с документами дела О.А. Б-йн, А.В. В-х, С.Г. С-ва были действительно вызваны судом с учетом мнения следственных органов, и в присутствии заявителя на заседании 19 ноября 1998 г. председательствующий судья объявил сторонам о неявке в суд этих свидетелей по причине географической удаленности их места жительства, что было законным основанием согласно национальной судебной практике. Но из материалов дела не следует, что заявитель оспаривал такой мотив неявки в суд и что он подавал ходатайство о вызове судом этих лиц, объясняя важность тех показаний, которые они могли бы дать в его пользу (статья 73 УПК). Впрочем, даже Европейскому Суду заявитель не объяснил, какое значение показания рассматриваемых свидетелей могли иметь для установления истины по делу (см. Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2009 г. по делу "Тарэу против Румынии" (Tarau c. Roumanie), жалоба N 3584/02, § 71).
79. По причине неявки трех вышеуказанных свидетелей национальные суды были вынуждены опираться на показания, данные этими лицами следственным органам. В соответствии с этими показаниями О.А. Б-ейн вместе с потерпевшей в тот вечер сели в служебную машину заявителя, которой управлял водитель прокуратуры, что впоследствии они все четверо направились в прокуратуру для распития алкогольных напитков, что она сама и водитель достаточно быстро ушли, и потерпевшая, и заявитель остались одни. С.Г. С-ва утверждала, что в тот вечер водитель посетил ее магазин, прежде чем снова вернуться в прокуратуру. В период отсутствия водителя заявитель оставался с потерпевшей наедине. Ни в национальных судах, ни в Европейском Суде факты, указанные выше, не были опровергнуты заявителем. Водитель и потерпевшая, заслушанные судом в присутствии заявителя, кроме того, подтвердили эти факты. При таких условиях остается непонятным, какие дополнительные показания заинтересованное лицо хотело получить от этих свидетелей на стадии судебного разбирательства. Никаких уточнений не было представлено Европейскому Суду заявителем в этом отношении. A.В. В-х, между тем, подтвердил тот факт, что, придя в отделение милиции, мать потерпевшей не хотела сразу подавать заявление, но сделала это несколько часов спустя.
80. Что касается сестры потерпевшей и лиц, которые принимали участие в осмотре места преступления, как уже было указано выше, ничто не мешало заявителю подать ходатайство об их допросе на первом заседании суда или впоследствии, даже при отсутствии полной версии обвинительного заключения. Но из материалов дела не следует, что заявитель подавал ходатайство суду о допросе этих лиц. Европейскому Суду он не объяснил, в чем было значение этих показаний для установления истины (см. Постановление Большой Палаты по делу "Перна против Италии" (Perna c. Italie), жалоба N 48898/99, §§ 29 и 32, CEDH 2003-V).
81. Что касается свидетелей К-ин, С-ов, С-ова и К-ва (см. § 74 настоящего Постановления), заявитель жаловался на это только в своих дополнительных комментариях без объяснения роли этих лиц в рассматриваемом уголовном деле и значения показаний, которые они могли дать (см. Постановление Европейского Суда от 6 ноября 2007 г. по делу "Пацурия против Грузии" (Patsouria c. Georgie), жалоба N 30779/04, § 89). В их отношении он просто сослался на страницу уголовного дела, которую он не представил Европейскому Суду. Кроме того, ничто не указывает, что он подавал ходатайство о вызове этих свидетелей для допроса в национальных судах, мотивировав свое ходатайство, или что такое ходатайство было отклонено без надлежащего рассмотрения.
82. В отсутствие объяснений о значении показаний, которые могли дать свидетели, упомянутые в предыдущих параграфах, Европейский Суд может лишь предположить, с учетом замечаний, высказанных защитой в национальных судах (см. § 14, последняя часть, настоящего Постановления), что заявитель желал допросить некоторых из них, особенно А.В. В-х., чтобы обосновать свой довод, согласно которому милиция и следователь оказали давление на мать потерпевшей с целью заставить ее написать заявление, и после фальсификации некоторых документов этим должностным лицам удалось заключить заявителя под стражу в связи с изнасилованием. Очень важно отметить, что в соответствии с протоколом, фигурирующим в деле, эти утверждения обсуждались в ходе заседаний, заявитель мог задать вопросы некоторым сотрудникам милиции, которые непосредственно участвовали в регистрации заявления, следователю, который вел это дело, и его помощнику, и он мог, в соответствии с принципом равенства сторон, отстаивать свою позицию.
83. Учитывая все вышеизложенные соображения, Европейский Суд пришел к выводу, что требования подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции нарушены не были.
V. Применение статьи 41 Конвенции
84. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
85. 7 июля 2005 г., сообщая заявителю о частичной приемлемости его жалобы, Европейский Суд предложил ему представить до 12 сентября 2005 г. требования о справедливой компенсации. Заявитель не ответил. Однако после получения дополнительных объяснений властей Российской Федерации он сообщил, что, по его мнению, российские власти обязаны выплатить ему компенсацию причиненного ущерба. Он не выдвигал требований в отношении судебных расходов и издержек.
86. Европейский Суд напоминает, что он не присуждает компенсацию, если требования и необходимые расчеты не были представлены в течение срока, предусмотренного для этой цели пунктом 1 правила 60 Регламента Суда (см. Постановление Европейского Суда от 21 июля 2005 г. по делу "Фадил Йилмаз против Турции" (Fadil Yilmaz c. Turquie), жалоба N 28171/02, § 26).
87. С учетом изложенных принципов Европейский Суд полагает, что отсутствуют основания для присуждения ему какой-либо компенсации по настоящему делу.
На основании изложенного Суд:
1) отклонил единогласно возражения властей Российской Федерации;
2) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции;
3) постановил четырьмя голосами "за" и тремя - "против", что имело место нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции, что касается публичных высказываний А. Лебедя;
4) постановил единогласно, что требования пункта 2 статьи 6 Конвенции, что касается формулировок, использованных в документах прокуратуры, нарушены не были;
5) постановил единогласно, что требования пункта 1 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции нарушены не были;
6) постановил единогласно, что отсутствует необходимость в присуждении справедливой компенсации по настоящему делу.
Совершено на французском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 18 марта 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Клаудия Вестердик |
Пэр Лоренсен |
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к Постановлению прилагаются следующие особые мнения:
(a) частично несовпадающее особое мнение судьи Лоренсена, к которому присоединились судьи Марусте и Лазарова Трайковская;
(b) частично несовпадающее особое мнение судьи Марусте.
|
П.Л. |
Частично несовпадающее особое мнение судьи Лоренсена, к которому присоединились судьи Марусте и Лазарова Трайковская
В данном деле я не могу согласиться с выводом большинства, согласно которому имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции, что касается высказываний, сделанных А. Лебедем, по следующим основаниям.
В своей прецедентной практике Европейский Суд часто приходил к выводу о нарушении этого положения, если имели место утверждения о виновности заявителя до того, как он был окончательно осужден судом за совершение преступления, но эти выводы до сегодняшнего дня касались высказываний "государственных служащих". В большинстве дел речь шла о высказываниях, допущенных судом до вынесения обвинительного приговора в рамках судебного разбирательства в отношении заявителя или в рамках другого разбирательства, или лицами, принадлежащими к прокуратуре, полиции или другим органам, имеющим отношение к уголовному разбирательству. Заявления, сделанные другими государственными служащими, также иногда приводят к выводу о нарушении пункта 2 статьи 6 Конвенции, если имеется связь между государственным служащим и уголовным разбирательством в отношении заявителя. Дело "Буткевичус против Литвы" (Butkevicius c. Lituanie), процитированное в § 63 Постановления, является примером.
В данном случае А. Лебедь, вне всякого сомнения, должен считаться личностью, очень известной в России, но это не делает его само по себе "государственным служащим". Он выступил с утверждениями о заявителе в рамках своей избирательной кампании на пост губернатора в период, когда он еще не был избран, и ничто не указывает на то, что эти высказывания могли быть связаны с другими официальными функциями, которые он исполнял на тот момент.
Таким образом, вывод о нарушении в связи с заявлениями, сделанными А. Лебедем, выходит за рамки прецедентной практики Европейского Суда. Безусловно, можно было бы рассмотреть вопрос о расширении данной практики, но, помимо того, что такое решение должно исходить от Большой Палаты, я не расположен к этому. В первую очередь это приведет к правовой неопределенности, поскольку представляется затруднительным дать достаточно точное определение лиц, которых должно охватывать данное расширение. Во-вторых, я не вижу, каким образом можно обоснованно считать государство ответственным за заявления, сделанные лицами, не находящимися на государственной службе. В-третьих, такое расширение не является необходимым, поскольку нормы, регулирующие защиту чести, достоинства и деловой репутации, обеспечивают удовлетворительную защиту против обвинительных высказываний частных лиц, и в случае неприменения этих норм национальными судами можно ссылаться на статью 8 Конвенции или, в зависимости от обстоятельств, на пункт 2 статьи 6 Конвенции в отношении мотивировочной части судебного решения. Однако заявитель никогда не оспаривал заявления А. Лебедя в рамках судебного разбирательства о защите чести, достоинства и деловой репутации в судах Российской Федерации.
Частично несовпадающее особое мнение судьи Марусте
Я полностью согласен с доводами, приведенными судьей Лоренсеном в его частично несовпадающем особом мнении, однако я хочу внести уточнение, а именно то, что А. Лебедь сделал свое заявление в ходе дебатов либо публичной политической кампании, в рамках которых границы свободы выражения мнения значительно шире, чем в отношении высказываний и мнений государственных служащих на тему продолжающегося разбирательства и виновности лица.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 марта 2010 г. Дело "Кузьмин против России" [Kouzmin v. Russia] (жалоба N 58939/00) (V Секция) (извлечение)
Текст Постановления опубликован в Бюллетене Европейского Суда по правам человека. Российское издание. N 9/2010
Перевод: Николаев Г.А.