Постановление Европейского Суда по правам человека от 13 июля 2010 г. Дело "Лопата (Lopata) против Российской Федерации" (жалоба N 72250/01) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Лопата (Lopata)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 72250/01)

Постановление Суда

Страсбург, 13 июля 2010 г.

По делу "Лопата против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Йозепа Касадеваля, Председатель Палаты

Корнелиу Бырсана,

Боштьяна М. Цупанчича,

Анатолия Ковлера,

Альвины Гюлумян,

Эгберта Мийера,

Луиса Лопеса Герры, судей,

а также при участии Сантьяго Кесада, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 22 июня 2010 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 72250/01, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Александром Константиновичем Лопатой (далее - заявитель) 26 марта 2001 г.

2. Интересы заявителя представляли Д. Ведерникова и П. Лич, юристы неправительственной организации Европейский центр защиты прав человека. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что он подвергся пытке и был осужден на основе вынужденного признания, что расследование по поводу пытки не было эффективным, и что власти препятствовали осуществлению его права на обращение в Европейский Суд.

4. Решением от 3 мая 2005 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.

5. Заявитель и власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда). После консультаций со сторонами Палата решила, что слушание по существу дела не требуется (пункт 3 правила 59 Регламента Суда, последняя часть), стороны представили письменные замечания на объяснения друг друга.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1963 году и проживал до своего задержания в селе Ахуново Республики Башкортостан.

A. Задержание заявителя и заключение его под стражу

1. Предполагаемое 14-дневное содержание заявителя под стражей в августе 2000 г.

7. 3 августа 2000 г. заявитель был задержан совместно с некоторыми другими селянами и водворен в изолятор временного содержания Учалинского ГРОВД (далее - отдел милиции). Он предположительно подвергся побоям и давлению с целью принуждения к признанию в убийстве некоего Д. в селе Ахуново. Заявитель содержался под стражей 14 дней; правовая основа его содержания под стражей является неясной. По истечении 14 дней содержания под стражей он был освобожден.

2. Задержание заявителя в сентябре 2000 г.

8. 5 сентября 2000 г. заявитель был вновь задержан и доставлен в отдел милиции. В тот же день он был допрошен следователем Учалинской районной прокуратуры Х.А. (далее - районной прокуратуры), В.Г., старшим оперуполномоченным Министерства внутренних дел Республики Башкортостан, Я.М., заместителем начальника отдела милиции, и И.М., начальником криминальной милиции. Как утверждает заявитель, во время допроса они оказывали на него давление с целью принуждения к признанию в убийстве Д. В частности, В.Г. подробно объяснил ему, почему он убил Д., заявив, что заявитель совершил преступление, поскольку он застал свою дочь в любовном контакте с Д. Заявитель отрицал убийство Д.

9. Как утверждают власти Российской Федерации, 5 сентября 2000 г. Х.А. формально разъяснил заявителю права обвиняемого, включая право на бесплатную юридическую помощь, и назначил некоего Ур. для представления его интересов. Копия соответствующего протокола, представленного властями Российской Федерации, подписана Х.А., но не содержит подписи заявителя или Ур.

10. 6 сентября 2000 г. заявитель привлек в качестве защитника A.A. Представляется, что в этот и на следующий день она посещала его в отделе милиции.

11. 8 сентября 2000 г. Х.А., отвечавший за расследование убийства Д., санкционировал заключение заявителя под стражу. Заявитель был обвинен в убийстве Д., друга его дочери, в ночь 29-30 июля 2000 г.

B. Предполагаемое жестокое обращение с заявителем

1. Описание заявителя

12. В шестистраничном отпечатанном и недатированном приложении к надзорной жалобе, поданной в Верховный Суд Российской Федерации в апреле 2001 г., заявитель представил следующее описание жестокого обращения, которому он предположительно подвергся 8-9 сентября 2000 г. Его доводы могут быть кратко изложены следующим образом.

13. Около 15.00 8 сентября 2000 г. заявитель был доставлен в Учалинский отдел милиции, где уже находились В.Г. и Я.М. Х.А. не присутствовал. В.Г. и Я.М. оказывали на заявителя давление с целью оформления явки с повинной и обещали в обмен просить следователя переквалифицировать преступление заявителя на убийство по неосторожности в состоянии аффекта. Заявитель не признал себя виновным и отказался давать показания об этом.

14. Я.М. и В.Г. причинили заявителю побои. Они били его головой об стену, выкручивали руки, били по шее и лягали в пах. Побои чередовались с уговорами признаться. Заявителя трижды вынуждали упереться руками в стену с расставленными ногами, и В.Г. бил его по лодыжкам так, что ноги заявителя скользили, и заявитель падал. Заявитель отказался признаться и сообщил сотрудникам милиции, что ничего не будет говорить в отсутствие его защитника, что вызвало новую серию побоев. Заявитель был затем доставлен назад в камеру для передышки.

15. Около 21.00 Р.Х., заместитель начальника криминальной милиции, забрал заявителя из его камеры в кабинет И.М. на втором этаже. Сотрудники Я.М. и В.Г. находились в комнате, а Р.Х. остался снаружи. Заявителю показали признание, написанное неким лицом, и ему было предложено дать такое же признание. Получив отказ, сотрудники милиции включили телевизор и начали бить его по лицу и пинать по ногам. Это продолжалось приблизительно 20 минут, после чего В.Г., используя пульт дистанционного управления, обеспечил включение телевизора через час; что означало часовой перерыв в побоях. Заявитель был в наручниках отправлен обратно в камеру в сопровождении Р.Х., который ожидал снаружи.

16. Примерно через час заявителя вновь доставили в кабинет. В этот раз И.М. присоединился к В.Г. и И.М., тогда как Р.Х. остался снаружи. Заявитель отказался подписать признание. Тогда сотрудники поставили заявителя лицом к стене, взяли дубинку с буфета, спустили брюки заявителя и угрожали изнасиловать заявителя с помощью дубинки. Когда заявитель опустил руки с целью поддержания брюк, он получил серию ударов дубинкой по голове, спине и ногам. Он упал и разбил губу о буфет. После серии ударов сотрудники установили таймер на час, и И.М. отвел заявителя в камеру, ударив его головой о дверь камеры.

17. Когда заявитель был вновь приведен в кабинет, сотрудники пили пиво и угостили заявителя. Заявитель выпил, после чего его отвели обратно в камеру "подумать о [его] признании".

18. Позднее заявителя несколько раз выводили из камеры и доставляли в различные кабинеты, где Я.М., И.М., В.Г. и Р.Х. по очереди пытали его различными способами. Руки заявителя в наручниках были выкручены таким образом, что он душил себя, и он получил сильные удары по его левому уху. В частности, В.Г. положил руку на правое ухо заявителя и другой рукой стал с силой толкать* (* Использованный в оригинале глагол может также означать "бить" или "давить", поэтому неясно, какие действия В.Г. совершал с левым ухом заявителя (прим. переводчика).) в левое ухо. После третьего толчка заявитель ощутил, что из его левого уха потекла жидкость.

19. Около 5.00 9 сентября 2000 г. сотрудники милиции отвели заявителя в кабинет следователя и предложили ему записать, что он делал 29 июля 2000 г. Представляется, что заявитель сделал что-то не так, и сотрудники затолкали "испорченный" лист бумаги в его рот и выкручивали конечности во всех направлениях.

20. Наконец, заявитель уступил и написал признание в соответствии с указанием В.Г., данным на первом допросе 5 сентября 2000 г. Сотрудники прочитали признание и продолжали его бить для получения более подробного описания. Заявитель написал, что около 1.30 30 июля 2000 г. он вышел поискать свою дочь и обнаружил, что она вступила в половые отношения с мужчиной, под которым она лежала на земле. Заявитель взял бревно, ударил мужчину по голове, а затем отправил свою дочь домой. Заявитель не смог спрятать тело, поскольку его мотороллер был сломан.

21. 9 сентября 2000 г., около 6.30, заявителя отвели в камеру. В тот же день в 11.00 Я.М. и В.Г. разбудили заявителя и сообщили ему, что он переводится в следственный изолятор в Уфе. Он возражал против поездки; его правое ухо было заложено, и из его левого уха сочились кровь и иная жидкость. Около 16.00 Х.А. вызвал заявителя и спросил его, готов ли он давать показания. Заявитель отказался говорить без своего защитника A.A. Следователь сообщил заявителю, что будет сложно найти защитника заявителя, поскольку была суббота. Заявитель был отведен обратно в камеру.

22. 10 сентября 2000 г. заявитель пребывал в своей камере.

23. 11 сентября 2000 г. И.М., В.Г. и начальник изолятора временного содержания посадили заявителя в частный автомобиль, светлые "Жигули", и отвезли в следственный изолятор СИ-1/2 Белорецка. Заявитель не был осмотрен медицинским сотрудником, но его поместили непосредственно в камеру N 13к, откуда он был переведен в камеру N 43к. Он оставался там три дня. Через три дня он был переведен в камеру N 30к. Как утверждает заявитель, он был доставлен в следственный изолятор на частном автомобиле с целью сокрытия его травм.

24. Описание заявителя также содержит иные подробности расположения комнат, дверей, мебели и предметов в отделе милиции, где жестокое обращение предположительно имело место.

25. В своем формуляре жалобы в Европейский Суд от 8 июня 2001 г. заявитель привел аналогичное, но более краткое описание обращения, предположительно причиненного ему в отделе милиции.

2. Соответствующие медицинские документы

(a) Медицинская карта заявителя

26. Копия медицинской карты заявителя, представленная властями Российской Федерации, содержит в соответствующей части следующие записи:

"...11 сентября [2000 г.]. Жалобы на боль в левом слуховом проходе...

Кожный покров: чистый.

Прошел уничтожение вшей.

Состояние [здоровья] удовлетворительное.

Ds [Диагноз]: острый хронический отит слева [с левой стороны]* (* После этой записи в оригинале имеется приписка в квадратных скобках по-русски "[обострение хронического отита слева]" (прим. переводчика).). ...

25 октября 2001 г. ... Левое ухо не слышит на расстоянии 5 м[етров].

Ds: глухота левого уха".

(b) Заключение судебно-медицинской экспертизы N 1060 от 18 сентября 2000 г.

27. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы N 1060 от 18 сентября 2000 г., выполненной по назначению следователя (см. ниже), 14 сентября 2000 г. эксперт г. осмотрел заявителя в присутствии A.M. с целью установления наличия у заявителя травм. В соответствующей части заключения указывалось:

"...присутствуют при обследовании: конвойный [сотрудник] A.M. _

Экспертиза начата 14 сентября 2000 г.

Экспертиза окончена 18 сентября 2000 г. ...

Обстоятельства дела:...из постановления о назначении экспертизы следует, что [заявитель] утверждал, что сотрудники милиции применяли к нему физическую силу.

Жалобы: на боль в левом ухе.

Объективно: в момент обследования телесные повреждения не обнаружены...

Заключение

В момент обследования телесные повреждения не обнаружены, поэтому невозможно оценить степень вреда здоровью...".

(c) Документы о лечении заявителя в Учалинской городской больнице

28. 21 сентября 2000 г. защитник заявителя жаловался в районную прокуратуру на то, что заявитель не получал лечения в связи с болью в его левом ухе. На следующий день районный прокурор назначил немедленный перевод заявителя в Учалинскую городскую больницу для обследования отоларингологом и последующего лечения.

29. 26 сентября 2000 г. защитник заявителя просила городскую больницу предоставить ей всю необходимую информацию и медицинские документы в связи с лечением заявителя по поводу предположительно поврежденной барабанной перепонки с целью представления этого документа в суд. В частности, она просила больницу указать точный диагноз, полученное лечение и последствия заболевания для здоровья заявителя.

30. В недатированном ответе главный врач больницы уведомил защитника заявителя о том, что заявитель был осмотрен отоларингологом, который поставил диагноз: "острый гнойный левосторонний туботимпопальпит и средний отит". В письме также указывалось, что для получения дополнительной информации, в частности, о продолжительности лечения и последствиях заболевания для здоровья заявителя, необходим непосредственный осмотр отоларингологом.

(d) Медицинская справка Ахуновской сельской больницы

31. Согласно медицинской справке Ахуновской сельской больницы от 7 февраля 2005 г. заявитель не обращался в больницу за медицинской помощью в период с 1997 по 2000 год.

(e) Справка начальника колонии ЮЕ-394/3

32. Справка начальника колонии ЮЕ-394/3 M., датированная 8 января 2004 г. и составленная на основе медицинской карты заявителя, в соответствующей части указывает:

"При поступлении в изолятор [СИ-2 в Белорецке] 11 сентября 2000 г. [заявитель] был осмотрен дежурным медицинским сотрудником Ш., которому первый жаловался на боль в его левом ухе; согласно записи в медицинской карте [заявителя] ему был поставлен диагноз: "острый хронический отит с левой [стороны]..."; в момент обследования кожные покровы являлись чистыми и состояние здоровья удовлетворительно. Имя [заявителя] не упоминалось в соответствующий период в медицинских документах, журнале травм и журнале происшествий и преступлений".

3. Показания свидетелей

(a) Показания сокамерников заявителя в СИ-1/2 г. Белорецка

33. Заявитель представил письменные показания И.Р., датированные 21 апреля 2001 г., в которых указывалось:

"...Я, И.Р[]., содержался в СИ-1/2 в период следствия, когда 11 сентября 2000 г. в мою камеру был помещен [заявитель]. На его лице были видны поврежденные губы и синяк под левым глазом; левое ухо было опухшим, и из него сочилась кровь. Я спросил [заявителя], что с ним случилось. Он ответил, что таким способом сотрудники Учалинского ГРОВД принуждали его к признанию. [Заявитель] разделся и продемонстрировал синяки на его теле. На его теле имелись многочисленные синяки, на груди и спине. Таким образом, он был сильно избит. Из диалога с [заявителем] я понял, что он почти не слышал из-за повреждения левого уха.

До настоящего момента никто не задавал мне вопросов об этих событиях. Но по просьбе [заявителя] считаю своим долгом подтвердить, что [заявитель] имел следы побоев, видимые невооруженным глазом. Я могу подтвердить свои показания впоследствии.

Написано мной собственноручно.

[Подпись]".

34. Письменное показание В.З. от 24 апреля 2001 г., адресованное Верховному Суду Российской Федерации и представленное заявителем, содержит следующее объяснение:

"...В сентябре 2000 г. я, В.З.[], содержался в период следствия в СИ-1/2 в камере N 13. Я помню, что 11 сентября 2000 г. [заявитель] был помещен в нашу камеру. Он подвергся побоям, что было видно невооруженным глазом. Р., который также присутствовал, спросил его, что с ним случилось. [Заявитель] ответил, что таким способом в Учалинском ГРОВД принуждали его к признанию. Его губа была рассечена, из его левого уха сочилось вещество, он имел синяк под левым глазом. Затем он продемонстрировал синяки на его теле и ногах.

Написано мной собственноручно.

[Подпись]".

(b) Объяснения защитника заявителя A.A.

35. В своей жалобе в районную прокуратуру на предполагаемое жестокое обращение с заявителем, датированной 14 сентября 2000 г. (см. § 39 настоящего Постановления), A.A. указала:

"...12 сентября 2000 г.... я...отправилась в следственный изолятор СИ-1/2 г. Белорецка и наблюдала травмы и следы пыток на [заявителе].

Телесные повреждения: царапины между правым глазом и ухом, ниже нижней губы справа; из левого уха сочится кровь; кровоподтек размером 15-17х8-10 см в области солнечного сплетения; синяки и опухлость на левой ступне; кровавая царапина на правом колене; следы наручников; кровоподтек под правым глазом; губа рассечена/разбита с внутренней стороны...".

36. В своей жалобе в Учалинский городской* (* В § 40 настоящего Постановления говорится об одноименном районном суде, который, вероятно, и имел в виду Европейский Суд (прим. переводчика).) суд от 17 сентября 2000 г. (см. § 40 настоящего Постановления) защитник заявителя упомянула следующие травмы:

"...12 сентября я видела царапины на лице [заявителя], порез на внутренней части губы, кровоподтек под правым глазом, синяки и опухлость на левой ступне; огромный кровоподтек на животе, кровоподтек на спине в области почки, кровавая царапина на правом колене; он также жаловался на повреждение барабанной перепонки, постоянное вытекание крови, вещества и жидкости и на боль в мышцах, связках и костях, поскольку он подвергся так называемому обращению "ласточка" - то есть его положили на животе и соединили ноги и руки за спиной".

(c) Показания брата заявителя

37. Согласно письменному показанию брата заявителя в июне 2004 г. он наблюдал заявителя в течение двух дней в колонии ЮЕ-393/4 в Уфе. Заявитель жаловался ему на стойкую боль в его правой ключице, на глухоту левого уха и тупую боль в области почки. Заявитель связывал эти проблемы здоровья с его побоями в Учалинском отделе милиции в сентябре 2000 г. Как утверждал брат заявителя, он наблюдал шишку размером с лесной орех на ключице заявителя. Ключица часто болела по ночам и при перемене погоды. Заявитель не слышал левым ухом и имел частые гнойные выделения из него. Он также жаловался на стойкую боль в почках и, согласно брату заявителя, часто посещал туалет.

C. Расследование предполагаемого жестокого обращения

1. Расследование районной прокуратуры

38. 13 сентября 2000 г. заявитель, допрошенный Х.А. в присутствии его защитника, показал, что он не убивал Д. и что его признание было получено под давлением со стороны сотрудника Я.М., "сотрудника милиции из Уфы", "майора милиции" и "круглолицего сотрудника милиции".

39. 14 сентября 2000 г. защитник заявителя подала жалобу в районную прокуратуру, требуя возбуждения в связи с пыткой уголовного дела против И.М., Я.М. и двух других неустановленных сотрудников милиции. Она указала, что при свидании с заявителем 12 сентября 2000 г. она наблюдала многочисленные травмы на его теле и подробно их описала (см. § 36 настоящего Постановления). Она также утверждала, что заявитель подвергся пытке в виде вытягивания рук и ног за его спиной. Она подчеркивала, что сотрудники милиции намеренно доставили заявителя в следственный изолятор СИ-2 г. Белорецка 11 сентября 2000 г., чтобы скрыть его травмы и лишить ее доступа к клиенту и что следователь по делу об убийстве вступил в сговор с виновными для воспрепятствования ее доступу к клиенту, притворившись, что в этот день заявитель участвовал в "проверке на месте его показаний", с целью заставить ее полагать, что он по-прежнему находится в г. Учалы, а не в г. Белорецке. Наконец, она просила назначить медицинское обследование заявителя.

40. 17 сентября 2000 г. защитник заявителя просила Учалинский районный суд (далее - районный суд) освободить заявителя. В своей жалобе она также ссылалась на предполагаемое жестокое обращение с ним в отделе милиции, подробно описав повреждения, которые она наблюдала на нем 12 сентября 2000 г. Она подчеркнула, что сотрудники милиции скрывали от нее клиента и 11 сентября 2000 г. забрали его в СИ-2 г. Белорецка, где он не был осмотрен медицинским сотрудником по прибытии. Она утверждала, что, хотя 15 сентября 2000 г. прокурор г. назначил медицинское обследование заявителя, она имеет серьезные сомнения относительно его исхода, поскольку судебно-медицинский эксперт Ф. находится в отпуске, и поэтому обследование будет проводиться в г. Белорецке, в то время как сотрудники Учалинского отдела милиции уже посетили заявителя в следственном изоляторе г. Белорецка и угрожали ему "серьезными осложнениями" в случае "неправильного поведения".

41. В неустановленную дату районная прокуратура начала проверку утверждений заявителя о жестоком обращении. В ходе проверки районный прокурор получил письменные объяснения от сотрудников И.М., Я.М., Р.Х. и В.Г.

42. В письменном объяснении районному прокурору от 21 сентября 2000 г. Я.М. утверждал, что 9 сентября 2000 г. он и "другие сотрудники" провели "беседу" с заявителем в изоляторе временного содержания. Во время беседы заявитель написал признательные показания, подробно изложив обстоятельства совершенного им убийства.

43. В письменном объяснении от 22 сентября 2000 г. И.М. утверждал, что 9 сентября 2000 г. он и другие сотрудники имели "беседу" с заявителем в изоляторе отдела милиции, в ходе которой заявитель добровольно написал признательные показания. Согласно И.М. сотрудники милиции не посещали изолятора 8 сентября 2000 г. и не "работали с заявителем" в эту дату.

44. В недатированном письменном объяснении на имя районного прокурора В.Г. утверждал, что 9 сентября 2000 г., во время беседы с заявителем в изоляторе, последний написал признание после того, как В.Г. и иные сотрудники милиции представили ему "определенные сведения".

45. В своем письменном объяснении от 23 сентября 2000 г. Р.Х. утверждал, что он не "работал с заявителем" и не получал от него признаний. Он указал, что имел дело с заявителем ранее, когда последний был задержан в связи с административным правонарушением.

46. Все сотрудники милиции отрицали использование "незаконных методов" или пытки против заявителя и утверждали, что его показания являются клеветническими.

47. Постановлением от 24 сентября 2000 г. заместитель районного прокурора отказал в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции, которые предположительно подвергли заявителя жестокому обращению. В постановлении указывалось следующее:

"14 сентября 2000 г. защитник A.A. жаловалась в Учалинскую районную прокуратуру на то, что в 15.00 8 сентября 2000 г. до 19.00 9 сентября 2000 г. ее клиент был избит сотрудниками милиции в помещении Учалинского ГРОВД.

Проверкой установлено, что [заявитель] действительно содержался в Учалинском отделе милиции в качестве задержанного с 8 по 9 сентября 2000 г. Однако не установлено, что к нему применялось физическое насилие. Несмотря на утверждения [заявителя] о том, что сотрудники милиции сильно избили его практически по всем частям его тела, сотрудники, опрошенные [в этой связи], утверждали, что они не применяли к нему никакого насилия; кроме того, согласно заключению судебно-медицинской экспертизы от 14 сентября 2000 г. у [заявителя] не обнаружены травмы.

Таким образом, утверждения [заявителя] о причинении ему побоев со стороны сотрудников милиции вызывают серьезные сомнения в их правдивости".

48. Наконец, указывалось, что постановление должно быть вручено заявителю, и что он должен быть уведомлен о праве на его обжалование вышестоящему прокурору или в районный суд.

49. Письмом от 4 октября 2000 г. заместитель районного прокурора ответил защитнику заявителя, что он рассмотрел ее жалобу на предполагаемое жестокое обращение с заявителем, и что 24 сентября 2000 г. он отказал в возбуждении уголовного дела в этой связи. В письме также указывалось, что заявитель не лишен права обжаловать отказ вышестоящему прокурору или в районный суд.

2. Дополнительные жалобы на жестокое обращение

50. В неустановленную дату защитник заявителя подал прокурору Республики Башкортостан дополнительную жалобу на жестокое обращение с заявителем и продолжающиеся угрозы со стороны сотрудников В.Г. и И.М.

51. 3 октября 2000 г. защитник заявителя жаловалась прокурору Республики Башкортостан на различные нарушения прав заявителя, допущенные на стадии предварительного следствия, повторно предъявив жалобу на жестокое обращение. Она также утверждала, что судебно-медицинский эксперт, который не обнаружил повреждений на теле заявителя во время обследования 14-18 сентября 2000 г., совершил преступление, поскольку помимо явно видимых травм, почки и мочевой пузырь заявителя были также повреждены во время побоев. Наконец, она упомянула о том, что, несмотря на то, что она просила районного прокурора назначить надлежащую медицинскую экспертизу заявителя, она не добилась этого.

D. Предполагаемое ограничение контактов заявителя с защитником

52. Как утверждает защитник заявителя, 8 сентября 2000 г. она получила разрешение начальника Учалинского ГРОВД на свидание с заявителем. Однако после телефонного звонка A.M. ей было отказано в свидании с клиентом. В тот же день она подала в связи со случившимся жалобу в районную прокуратуру.

53. После получения жалобы A.A районная прокуратура опросила конвойного сотрудника Ж.Г. и сотрудника Я.М. Первый указал в недатированном письменном объяснении, что около 11.30 8 сентября 2000 г. A.A. прибыла в изолятор временного содержания и представила разрешение на свидание с заявителем. Заявитель пребывал со следователем Х.А., Ж.Г. и другие конвойные сотрудники отказались разрешить ей свидание без разрешения следователя. A.A. отправилась к следователю и не возвратилась. В своем недатированном письменном объяснении Я.М. отрицал, что не допустил защитника заявителя к ее клиенту и утверждал, что, поскольку заявитель относился к сфере ответственности районной прокуратуры, его защитник должен был получить разрешение Х.А. на свидание с клиентом.

54. 25 сентября 2000 г. заместитель районного прокурора ответил защитнику заявителя, указав, что он рассмотрел ситуацию и не усмотрел в ней нарушений.

55. В своей жалобе от 3 октября 2000 г. прокурору Республики Башкортостан защитник заявителя утверждала, что воспрепятствование ее свиданию с заявителем нарушило его право на защиту. В частности, она указала следующее:

"...8 сентября [2000 г.] я лично посетила прокуратуру для встречи со следователем Х.А., поскольку для моего свидания с [заявителем] требовалось его разрешение.

Прокурор воскликнул, что он сам ищет Х.А. ...Я сообщила [прокурору], что мне не было разрешено свидание с моим клиентом в изоляторе временного содержания, никакой реакции не последовало. Кроме того, заместитель прокурора, который получил связанную с этим жалобу в тот же день, не рассмотрел ее и отреагировал только 25 сентября 2000 г. [В его ответе] утверждалось, что я прибыла в изолятор временного содержания в 11.00 и затем ушла. Однако у меня имеются доказательства того, что начальник отдела милиции разрешил мне свидание с моим клиентом; в то же время, когда я уже находилась в изоляторе временного содержания, [конвойные сотрудники] отказались привести ко мне [заявителя], сославшись на отсутствие разрешения следователя Х.А. Однако имеется документ о том, что следователь имел "беседу" с [заявителем] с 16.00 до 21.00 в этот день. В этот период, в ночь с 8 на 9 сентября, с 3.00 до 7.00, [заявитель] был сильно избит сотрудниками Я.М., И.М., Р.Х. и В.Г., сотрудником Министерства внутренних дел Башкортостана, последний применял особо изощренные методы".

56. Не имеется данных о том, что защитник заявителя получила какой-либо ответ на свою жалобу.

E. Судебное разбирательство по делу заявителя

1. Судебное разбирательство

57. В неустановленную дату дело заявителя было направлено на рассмотрение в Учалинский районный суд Республики Башкортостан (далее - районный суд).

58. Согласно протоколу судебного заседания на первом заседании 4 января 2001 г. защитник заявителя жаловалась на то, что заявитель дал признательные показания под давлением. Она также указывала, что ей было отказано в свидании с ее клиентом 8 сентября 2000 г., и что его признание было получено в ее отсутствие. Она просила суд, в частности, истребовать из прокуратуры материал проверки по поводу предполагаемого жестокого обращения с заявителем; допросить сотрудников милиции, предположительно причастных к причинению побоев заявителю, и эксперта, осматривавшего его 14 сентября 2000 г., поскольку, по ее мнению, было почти невозможно не обнаружить следы жестокого обращения, поскольку она видела их на заявителе; истребовать из отдела милиции журнал допросов задержанных; установить, сколько раз заявитель доставлялся для допроса из его камеры 8-9 сентября 2000 г., и получить из следственного изолятора СИ-1/2 документы относительно медицинского осмотра заявителя при поступлении туда. Суд удовлетворил ходатайство в отношении материала проверки, допроса сотрудников милиции и журнала допросов и отклонил его в остальной части.

59. Во время судебного разбирательства заявитель не признал себя виновным. Он отрицал, что убил Д., и утверждал, что его признание было получено вследствие жестокого обращения. Он утверждал, что с 15.00 8 сентября 2000 г. до 7.00 9 сентября 2000 г. сотрудники И.М., Я.М. и "сотрудник милиции из Уфы" били его и затыкали его рот бумагой с тем, чтобы его крики не были слышны. 11 сентября 2000 г. он был доставлен в следственный изолятор СИ-2 г. Белорецка, где он не был осмотрен медицинским сотрудником. 14 сентября 2000 г. заявитель был доставлен для медицинского осмотра, но эксперт составил свое заключение на основании документов, не осматривая его.

60. Несовершеннолетняя дочь заявителя также отказалась от показаний, данных 5 сентября 2000 г. в присутствии M., инспектора по делам несовершеннолетних Учалинского отдела образования. В этот день она показала, что ночью 29 июля 2000 г. они сидели с Д. на брусе* (* Возможно, на балке (прим. переводчика).). Она вступила с ним в половые отношения. Когда внезапно появился ее отец, она притворилась, что просто сидела рядом с Д. Увидев ее, отец прогнал ее домой, и она ушла. На следующий день ее отец нервничал и сказал матери, что, наверное, труп обнаружен. В судебном разбирательстве M. показала, что дочь заявителя давала показания добровольно, не испытывая давления со стороны следователя. Суд назначил экспертизу почерка, и эксперт подтвердил, что подпись на протоколах допроса дочери заявителя выполнена ею.

61. Суд заслушал 31 лицо. Свидетель Н. дала показания, опровергающие версию событий стороны обвинения, она показала, что видела частный автомобиль близ места преступления в ночь убийства, утверждала, что "сотрудник милиции из Уфы" угрожал, что, если она даст показания, оправдывающие заявителя, она будет брошена за решетку. Свидетель Х., видевшая группу лиц на месте преступления в ночь убийства, которые что-то бросили на землю, и автомобиль, припаркованный неподалеку, она утверждала, что ее вызывали в отдел милиции, и некий сотрудник С. спрашивал ее, давала ли ей жена заявителя взятку за ее показания. Х. также утверждала, что ей предлагали деньги за молчание относительно того, что она видела в ночь убийства. Сотрудник З. подтвердил, что 1 августа 2000 г., то есть на следующий день после обнаружения трупа Д., место преступления было очищено по распоряжению сельской администрации.

62. Суд допросил сотрудников И.М., Р.Х. и В.Г. Сотрудник И.М. показал, что 9 сентября 2000 г. он был в отпуске и не присутствовал во время допросов заявителя. В.Г. показал следующее:

"...Я не присутствовал при допросе [заявителя]; я только присоединился к другим лицам, которые его допрашивали. ...

Я видел [заявителя]; говорил с ним об убийстве Д. ...

Я не помню, посещал ли я его в изоляторе временного содержания. Возможно, я действительно посещал и говорил с ним...".

63. Представляется, что Р.Х. не отрицал участия в допросе заявителя, и что суд не допросил Я.М. в качестве свидетеля. Все сотрудники милиции категорически отрицали применение каких-либо "незаконных методов" к заявителю.

64. В своей заключительной речи защитник заявителя привлекала внимание суда к различным противоречиям в позиции обвинения. Она также подчеркнула, что сотрудники милиции, обвиненные заявителем в жестоком обращении, солгали: хотя в суде они указывали, что 9 сентября 2000 г. они не допрашивали заявителя, и отсутствуют записи в соответствующих журналах о выводе его из камеры для допроса, в своих показаниях в ходе прокурорской проверки они прямо утверждали, что они говорили с заявителем 9 сентября 2000 г., и что он признался им в этот день. Она отметила, что заявитель не был осмотрен медицинским сотрудником при переводе в следственный изолятор СИ-2 г. Белорецка, несмотря на то, что жаловался на боль в ухе и имел кровоподтеки на лице. Кроме того, следователь Х.А. и эксперт Г., осматривавший заявителя, ранее совместно работали в г. Белорецке и являлись друзьями; поэтому, несмотря на тот факт, что последний видел травмы, он составил заключение в соответствии с указаниями Х.А.

2. Осуждение судом первой инстанции

65. Приговором от 15 января 2001 г. районный суд признал заявителя виновным в убийстве Д., руководствуясь, прежде всего, признанием заявителя, которое, по его мнению, подтверждалось показаниями его дочери, данными на предварительном следствии, показаниями свидетелей и заключением судебно-медицинской экспертизы. В частности, суд сослался на показания Л., который слышал голоса Д. и дочери заявителя недалеко от места преступления в ночь убийства; показания Г., который показал, что видел, как Д. и дочь заявителя целовались с эту ночь, и заключение посмертной экспертизы потерпевшего, обнаружившей несколько повреждений на его голове.

66. Суд отклонил утверждение заявителя о том, что его признание было получено вследствие жестокого обращения, сославшись на показания сотрудников милиции И.М., Я.М. и В.Г. и заключение экспертизы N 1060, которое не выявило повреждений на теле заявителя.

67. Суд первой инстанции оставил без внимания довод заявителя о том, что его признание было получено не только под давлением, но также в отсутствие его защитника. Заявитель был приговорен к девяти годам лишения свободы.

68. Заявитель обжаловал обвинительный приговор. В своей жалобе он, в частности, указал, что его признание являлось недопустимым доказательством, поскольку было получено под давлением и в отсутствие защитника. Он утверждал, что сотрудники И.М., Я.М. и В.Г. совершили лжесвидетельство в суде первой инстанции. Кроме того, он утверждал, что он был тайно переведен в следственный изолятор СИ-1/2, где он не был надлежащим образом осмотрен врачом с целью сокрытия следов побоев. Перевод заявителя позволил сотрудникам милиции лишить его доступа к защитнику и оттянуть его медицинское обследование. Кроме того, эксперт, осуществлявший его обследование 14 сентября 2000 г., находился в дружеских отношениях со следователем и подготовил экспертное заключение, в котором нуждался последний.

3. Кассационное определение от 15 марта 2001 г.

69. 15 марта 2001 г. Верховный суд Республики Башкортостан отклонил жалобу. Что касается использования в качестве доказательства признания заявителя, предположительно полученного под давлением, Верховный суд установил, что следствие и суд первой инстанции внимательно рассмотрели доводы заявителя и правомерно отклонили их как необоснованные. В частности, суд первой инстанции допросил сотрудников милиции, которые отрицали применение насилия к заявителю, и эксперт заключил, что он не имел повреждений. Признание было написано заявителем собственноручно; он собственноручно подтвердил, что оно имело место в отсутствие физического или психологического давления. В определении суда кассационной инстанции ничего не говорилось относительно довода заявителя о том, что его признание получено в отсутствие его защитника.

F. Предполагаемое запугивание заявителя

70. 15 октября 2003 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям государства-ответчика.

1. Письмо от брата заявителя

71. 18 января 2004 г. Европейский Суд получил по факсу письмо от брата заявителя (который первоначально представлял интересы заявителя в Европейском Суде), в котором он указывал, что заявитель подвергся запугиванию, и его вынуждают отказаться от жалобы. В письме от 21 января 2004 г. брат заявителя сообщил дополнительные подробности. В его описании указывалось следующее:

"...Уведомляю о беседе, которая имела место между [моим братом] и капитаном управления, который не предъявил свои документы и не назвал себя. Она имела место 6 января 2004 г. Капитан вначале предложил [моему брату], а затем приказал [ему] изложить в письменной форме события 2000 года. Он заявил: "Ты должен написать так, как мне нужно". [Мой брат] ответил: "Я не буду писать или подписывать что-либо без адвоката". Капитан: "Мне нет дела до тебя или твоего адвоката; будет так, как я говорю. Вы пешки. Я устрою так, что ты погибнешь здесь через две недели, но ты дашь мне показания, которые мне нужны".

Мы очень озабочены одним вопросом. Почему представители [в Европейском Суде] не прибудут из Москвы сами, и почему капитан явился требовать [от заявителя] [объяснений]?".

72. 13 февраля 2004 г. Европейский Суд запросил у государства-ответчика комментарии по этому вопросу.

73. 5 апреля 2004 г. власти Российской Федерации уведомили Европейский Суд о том, что 6 января 2004 г. капитан Г., сотрудник Федеральной службы исполнения наказаний по Республике Башкортостан (далее - региональное управление ФСИН), имел "беседу" с заявителем с целью "выяснения обстоятельств, побудивших его подать жалобу в Европейский Суд". Не сообщив дополнительных подробностей, власти Российской Федерации приложили копию письменного объяснения заявителя от 3 марта 2004 г. на имя начальника регионального управления ФСИН.

2. Объяснение заявителя от 3 марта 2004 г.

74. В соответствующей части объяснения указывалось следующее:

"Я прибыл в изолятор СИ-2 г. Белорецка [неразборчиво] в сентябре 2000 г. Я прибыл в ИК-3 [УЕ* (* Ранее упоминалось как ЮЕ-394/3 (прим. переводчика).)-394/3] в мае 2001 г. и отбывал наказание в бригаде N 4, я работал сварщиком... Я не имею жалоб на сотрудников [тюремной] администрации и системы исполнения наказаний Республики Башкортостан. Я не подвергался физическому или психологическому давлению со стороны сотрудников системы исполнения наказаний Республики Башкортостан".

75. 17 ноября 2004 г. заявитель привлек юристов организации Европейский центр защиты прав человека для представления его интересов в Европейском Суде.

3. Письменное объяснение заявителя от 11 июля 2005 г.

76. Представляется, что 8 июля 2005 г. жена заявителя заключила соглашение с адвокатом Ч.М., в соответствии с которым последний должен был посетить заявителя в тюрьме и опросить его по поводу его беседы с капитаном Г.

77. 16 июля 2005 г. представители заявителя направили в Европейский Суд письменное объяснение заявителя от 11 июля 2005 г., в соответствующей части которого указывалось следующее:

"_6 января 2004 г., после обеда, я был вызван для беседы в кабинет, расположенный в промышленной зоне мебельного отделения, где я работал. Лицо, находившееся в кабинете, представилось как капитан г. (я не помню его имени или отчества). Из нашей беседы я понял, что он осведомлен о моей жалобе в Европейский Суд. Он объяснил свое присутствие утверждением о том, что он может мне помочь... Он заявил, что, если мне повезет, мое дело будет рассмотрено, и он, возможно, вернется, для беседы со мной.

Я кратко изложил ему содержание моей жалобы [в Страсбург], в частности, что я подвергся жестокому обращению 8-9 сентября 2000 г. в Учалинском отделе милиции со стороны четырех сотрудников милиции. Я указал, что был доставлен в СИ-2 г. Белорецка в частном автомобиле, и что я был принят туда, когда начальник изолятора отсутствовал (обедал) [и] что медицинский осмотр не проводился.

[Г.] желал, чтобы я написал, что проходил медицинский осмотр при поступлении в СИ-2 г. Белорецка. Я сказал ему, что это неправда, и оттолкнул лист бумаги. Ему это не понравилось. Он стал мне угрожать, заявив: "Я превращу твою жизнь в ад!". Я ответил, что не стану писать по его указаниям, и написал, что никого не убивал, на что он заявил: "Мне это не нужно". Он уничтожил первый лист бумаги, который я написал под его диктовку, и сохранил второй. ...

Во время нашей беседы, которая продолжалась примерно 30-40 минут, [Г.] спросил меня, когда я был задержан, били ли меня в СИ-2 г. Белорецка, [и] возили ли меня в Уфу и били ли там. Больше всего он интересовался временем, проведенным в СИ-2 г. Белорецка, поскольку меня там не осматривали, хотя я имел видимые повреждения, и меня скрывали от моего защитника в то время. После нашей беседы [Г.] я больше не видел".

78. В объяснении заявителя также упоминалось, что 3 марта 2004 г. его посетили некие подполковник и лейтенант из регионального управления ФСИН. Они спрашивали его, как ему удалось отправить жалобу в Европейский Суд, и о ее содержании, в частности, об обстоятельствах предполагаемого жестокого обращения с ним и о том, осматривал ли его медицинский сотрудник в СИ-2. Заявитель представил соответствующие объяснения в письменной форме. Они касались только побоев 2000 года и не содержали жалоб на учреждение УЕ-394/3. После отъезда двух лиц заявитель был вынужден покинуть работу и был переведен в подвал N 14, где условия были хуже, чем в остальных частях колонии.

79. Согласно объяснению заявителя от 11 июля 2005 г. 3 марта 2004 г. его дополнительно посетил прокурор, которому он также написал объяснение относительно обстоятельств жестокого обращения с ним в Учалинском отделе милиции. Прокурор заверил его, что он рассмотрит этот вопрос.

80. 5 июля 2005 г. заявителя вновь посетил прокурор, который не представился. Он допросил заявителя относительно тех же событий, что и предыдущие посетители.

81. Наконец, заявитель отметил, что ощущает дискомфорт в связи с его жалобой в Европейский Суд и опасается, что она будет иметь последствия для его дальнейшего пребывания в учреждении УЕ-394/3.

4. Письменное показание Ч.М.

82. В соответствующей части недатированного письменного показания Ч.М., поступившего от представителей заявителя, указано следующее:

"Я, Ч.М., адвокат Адвокатской палаты Республики Башкортостан, 8 июля 2005 г. заключил соглашение с [женой заявителя] для посещения ее мужа в колонии 394/3.

11 июля 2005 г., с 9.30 до 11.30, я имел беседу с [заявителем], во время которой я спросил его... о запугивании в связи с его жалобой [в Европейский Суд].

Во время нашей беседы [заявитель] держался скованно, просил меня не указывать многих обстоятельств в моем объяснении; время от времени он начинал шептать. Он объяснил свое поведение присутствием (на протяжении всей нашей беседы) двух сотрудников службы внутренней безопасности, которые не скрывали своего интереса к нашей беседе....Имея это в виду, я считаю необходимым пояснить и дополнить его письменное показание за счет подробностей, которые не были им указаны.

Во время беседы [заявитель] пояснил, что Г., который посетил его 6 января 2004 г., допросил его о причинах обращения в Страсбургский суд, на что [заявитель] ответил, что суть его жалобы заключалась в том, что 8-9 сентября 2000 г. он был сильно избит сотрудниками Учалинского ГРОВД. Во время побоев ему предлагалось написать признание, от чего он отказался, и побои продолжались.

Г. выразил сомнения в том, что сотрудники милиции действовали таким образом, заявив, что они не могли причинить телесные повреждения [заявителю]. Г. также спросил, в каком состоянии он был доставлен в СИ-2 Г. Белорецка. [Заявитель] пояснил, что у него были многочисленные телесные повреждения... Сотрудники следственного изолятора СИ-2, в частности, врачи, видели его травмы, но по указанию определенных лиц намеренно не заметили их и не завели медицинской карты на заявителя. Г. ответил, что это невозможно, поскольку медицинская карта [заявителя] не упоминает телесных повреждений. [Заявитель] пояснил, что он не был осмотрен при поступлении в СИ-2, и в этот момент Г. рассердился и стал оказывать давление на [заявителя], заявив, что он не должен этого писать.

Во время беседы с Г. [заявитель] начал составлять первое объяснение. Г. давал ему указания, что писать, в частности, что сотрудники милиции не били его, и что он был осмотрен при поступлении в СИ-2 Г. Белорецка. Услышав это, [заявитель] оттолкнул бумаги, заявив, что то, что Г. заставляет его писать, является неправдой. Г. не понравилось поведение [заявителя], и он стал угрожать ему репрессиями, заявив, что он может превратить его жизнь в ад, и это скоро случится. Однако [заявитель] сказал, что он не подпишет объяснение в соответствии с указаниями Г. и напишет свое собственное, что он и сделал, дописав в конце объяснения, что он никого не убивал. Г. вновь угрожал [заявителю] репрессиями, после чего он был вынужден забрать последнее объяснение....

[Заявитель] пояснил, что... после его отстранения от работы он чувствует себя одиноким, оскорбленным и лишенным общения с другими лицами. Даже когда он был позднее вновь допущен к работе, он по-прежнему страдает от опасения потерять ее вновь...".

83. В письме к родственникам от 24 июля 2005 г., копия которого поступила от его представителей, заявитель, в частности, утверждал, что 19 июля 2005 г. он был вызван в спецчасть колонии, и ему был вручен под расписку отказ в преследовании сотрудников милиции, предположительно причастных к жестокому обращению с ним. Во время беседы заявителю предположительно сообщили, что его надо привлечь к уголовной ответственности за оговор.

G. Дополнительная проверка предполагаемого жестокого обращения с заявителем

84. В неустановленную дату в 2005 году Департамент собственной безопасности Министерства внутренних дел Республики Башкортостан начал внутреннюю проверку утверждений заявителя о жестоком обращении с ним. В ходе проверки сотрудники В.Г., И.М. и Р.Х. дали письменные объяснения. В своих объяснениях от 4 июля 2005 г., В.Г. и Р.Х. отрицали применение незаконных методов к заявителю.

85. В соответствующей части показаний И.М. от 4 июля 2005 г. указывалось:

"...Ни я, ни какой-либо другой сотрудники не применяли незаконных методов [к заявителю]_

Я вспоминаю, что медицинский осмотр [заявителя] был проведен в г. Белорецке, а не в г. Учалы с целью его объективного проведения, в противном случае защитники [заявителя] впоследствии могли бы жаловаться на "предвзятые" заключения "местного" эксперта".

86. В объяснении от 4 июля 2005 г. A.M. утверждал, что в 2000 году он являлся начальником изолятора временного содержания в Учалинском отделе милиции. В сентябре 2000 г. по указанию следователя Х.А. водитель A.M., С. и "другой сотрудник милиции" забрали заявителя из СИ-2 г. Белорецка и доставили его на медицинское обследование. В бюро судебно-медицинской экспертизы г. Белорецка в присутствии A.M., С. и третьего сотрудника милиции эксперт снял одежду с заявителя и осмотрел его, задавая ему различные вопросы. Они находились в бюро около часа. A.M. не наблюдал каких-либо видимых повреждений у заявителя.

87. 30 июня 2005 г. заместитель министра внутренних дел Башкортостана прекратил проверку, не выявив признаков нарушения прав заявителя, предусмотренных статьей 3 Конвенции.

88. Постановлением от 4 июля 2005 г. Учалинская районная прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела против эксперта г. в связи с медицинским обследованием заявителя N 1060, не выявив признаков состава преступления в его действиях. В соответствующей части постановления указывалось:

"Г. лично проводил экспертизу [N 1060]. Несмотря на тот факт, что с 28 августа по 30 сентября [2000 г.] он находился в отпуске, он был отозван в связи с отсутствием эксперта Б. 13-18 сентября 2000 Г. В указанный период помимо медицинского обследования [заявителя] Г. провел медицинское обследование еще 14 лиц и 16 посмертных экспертиз, что следует из записей в регистрационных журналах и собственных объяснений Г.

Доводы [заявителя] и его адвоката о том, что Г. намеренно составил ложное заключение экспертизы об отсутствии повреждений, являются необоснованными".

89. Не совсем ясно, чем была вызвана проверка относительно медицинской экспертизы заявителя, и был ли заявитель уведомлен о ее результате.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Расследование утверждений о жестоком обращении

90. Часть 2 статьи 21 Конституции запрещает пытки.

91. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела, далее - УПК) устанавливал, что уголовное дело может быть возбуждено следователем по заявлению граждан или в связи с непосредственным обнаружением следственным органом признаков преступления (статьи 108 и 125). Прокурор осуществляет надзор за исполнением законов органами предварительного следствия (статьи 210 и 211)* (* Упомянутая в тесте статья 210 УПК РСФСР предусматривала право прокурора отменить постановление следователя о прекращении уголовного дела и возобновить производство по делу (прим. переводчика).). Он вправе давать письменные указания о производстве отдельных следственных действий, передавать дело от одного следователя другому, давать указания о производстве дополнительного расследования. В случае отсутствия оснований к возбуждению уголовного дела прокурор или следователь отказывают в возбуждении уголовного дела. Об отказе в возбуждении уголовного дела выносится мотивированное постановление, о чем уведомляется лицо, от которого поступило заявление или сообщение.

92. Прокурор, следователь и судья обязаны принимать заявления и сообщения о любом совершенном или подготовляемом преступлении и принимать по ним решения, возбуждать уголовное дело, отказывать в возбуждении уголовного дела или передавать заявления или сообщения по подследственности или подсудности (статья 109). Отказ прокурора в возбуждении уголовного дела мог быть обжалован заявителем вышестоящему прокурору, а отказ суда - в вышестоящий суд (часть 4 статьи 113).

93. 29 апреля 1998 г. Конституционный Суд Российской Федерации признал часть 4 статьи 113 УПК не соответствующей Конституции Российской Федерации в той мере, в какой она не допускает судебного обжалования постановления прокурора, следователя или органа дознания об отказе в возбуждении уголовного дела. Конституционный Суд постановил, что парламенту надлежит решить вопрос о внесении в уголовно-процессуальный закон изменений и дополнений, допускающих возможность такого обжалования. Он также указал, что до внесения соответствующих изменений и дополнений должны непосредственно применяться положения статьи 46 Конституции, допускающие судебное обжалование административных актов. Постановление было опубликовано в мае 1998 г.

94. В постановлении от 14 января 2000 г. Конституционный Суд признал не соответствующим Конституции ряд положений УПК РСФСР, позволявших судам возбуждать уголовные дела по своей инициативе. В том же постановлении Конституционный Суд напомнил, что суд вправе рассматривать жалобы на решение следственного органа о возбуждении уголовного дела, об отказе в возбуждении уголовного дела или его прекращении, в частности, по жалобе лица, конституционные права которого нарушены таким решением. Постановление опубликовано в феврале 2000 г.

B. Юридическая помощь по уголовным делам

95. Статья 47 УПК РСФСР предусматривала, что защитник допускается к участию в деле с момента предъявления обвинения, а в случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или применения к нему меры пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения - с момента объявления ему протокола задержания или постановления о применении этой меры пресечения. Если явка защитника, избранного подозреваемым или обвиняемым, невозможна в течение 24 часов с момента задержания или заключения под стражу, лицо, производящее дознание, следователь, прокурор вправе предложить подозреваемому или обвиняемому пригласить другого защитника либо обеспечивают ему защитника через юридическую консультацию (часть 2 статьи 47). В своем постановлении от 25 октября 2001 г. Конституционный Суд указал, что положения части 4 статьи 47 УПК не требуют специального разрешения на свидание с защитником. Тем же постановлением Конституционный Суд признал недействительным одно положение Федерального закона 1995 года "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", которое по смыслу, придаваемому ему правоприменительной практикой, требовало от защитника, желающего встретиться со своим клиентом, предъявления специального разрешения от органа, рассматривающего уголовное дело.

C. Явка с повинной

96. Статья 51 Конституции Российской Федерации предусматривает, что никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников.

97. Статья 111 УПК РСФСР предусматривала, что в случае явки с повинной составляется протокол, который подписывается явившимся с повинной и следователем или прокурором, составившим протокол.

D. Возобновление производства по уголовному делу

98. Статья 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, устанавливая процедуру возобновления производства по уголовным делам, в соответствующей части предусматривает:

"1. Вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда могут быть отменены, и производство по уголовному делу возобновлено ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. ...

4. Новыми обстоятельствами являются: ...

(2) установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации уголовного дела, связанное с:

(a) применением федерального закона, не соответствующего положениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод;

(b) иными нарушениями положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод;

(c) иные новые обстоятельства".

III. Применимые международные документы

99. Краткий обзор применимых международных документов по вопросу о доступе к помощи адвоката см. в Постановлении Европейского Суда от 24 сентября 2009 г. по делу "Пищальников против Российской Федерации" (Pishchalnikov v. Russia) (жалоба N 7025/04, §§ 39-42)* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 1/2010.).

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

100. Заявитель жаловался со ссылкой на статью 3 Конвенции на то, что 8-9 сентября 2000 г. сотрудники милиции подвергли его жестокому обращению, и что власти не провели эффективного расследования предполагаемого жестокого обращения. Статья 3 Конвенции предусматривает:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

101. Власти Российской Федерации указали, что они не имеют возражений относительно изложения фактических обстоятельств дела, за исключением нескольких уточнений. Они полагали, что утверждения заявителя о том, что сотрудники милиции подвергли его жестокому обращению с целью получения признания, являлись необоснованными. Во-первых, признательные показания содержали собственноручную приписку заявителя о том, что они даны им в отсутствие какого-либо давления со стороны милиции. Во-вторых, согласно заключению эксперта от 18 сентября 2000 г. травмы на теле заявителя обнаружены не были. Кроме того, во время поступления заявителя в следственный изолятор СИ-1/2 11 сентября 2000 г. врач учреждения диагностировал "острый хронический отит", но не обнаружил ни одной царапины. Власти Российской Федерации утверждали, что были допрошены начальник следственного изолятора СИ-1/2 и судебно-медицинский эксперт, осмотревший заявителя 14 сентября 2000 г. Первый утверждал, что в период содержания под стражей заявитель обращался в санчасть следственного изолятора в связи с гриппом и получил соответствующее лечение. Последний подтвердил, что заявитель не имел телесных повреждений. Власти Российской Федерации также утверждали, что согласно показаниям сотрудника следственного изолятора СИ-1/2 A.M. (см. § 86 настоящего Постановления) заявитель не имел повреждений в период его содержания там. Кроме того, заявитель и его защитник никогда не жаловались прокурору или в суд на отказ в возбуждении уголовного дела в связи с их утверждениями. В любом случае национальные власти расследовали утверждения заявителя во время проверки и в рамках уголовного разбирательства против него и отклонили как необоснованные. Власти Российской Федерации просили Европейский Суд отклонить жалобу заявителя как необоснованную, а также в связи с неисчерпанием внутренних средств правовой защиты.

2. Заявитель

102. Заявитель указывал, что он исчерпал внутренние средства правовой защиты. В частности, он жаловался на жестокое обращение через своего защитника в районную прокуратуру и Учалинский районный суд 14 и 17 сентября 2000 г., соответственно. Кроме того, суды двух инстанций рассмотрели его утверждения о жестоком обращении в рамках уголовного разбирательства против него. Он подчеркнул, что суд первой инстанции допросил сотрудников милиции, причастных к побоям, рассмотрел материалы проверки и заключение судебно-медицинской экспертизы N 1060. Оценив доказательства и объяснения заявителя и его защитника, он отклонил жалобу на жестокое обращение как необоснованную. Кроме того, суд кассационной инстанции, "работники предварительного расследования и суд [первой инстанции] внимательно рассмотрели эти доводы и обоснованно отклонили их как ни на чем не основанные".

103. Что касается существа жалобы, заявитель утверждал, что жестокое обращение, которому он подвергся 8-9 сентября 2000 г., имело целью причинение ему как физических, так и нравственных страданий в нарушение статьи 3 Конвенции. Он подчеркивал, что власти Российской Федерации не оспаривали краткое изложение фактов, подготовленное Секретариатом Европейского Суда на основании его первоначальных объяснений, и что они лишь полагали, что его утверждения являются необоснованными и не подкрепляются медицинскими данными. Заявитель утверждал, что не имел жалоб на состояние здоровья до того, как прибыл в Башкортостан в 1997 году или до своего допроса в сентябре 2000 г., что подтверждается справкой из местной больницы. Вследствие побоев он страдал от боли в области почки и ключицы и глухоты левого уха. Поскольку он был доставлен в милицию здоровым, государство обязано представить удовлетворительное объяснение того, каким образом причинены эти травмы, в отсутствие которого возникает очевидный вопрос с точки зрения статьи 3 Конвенции. Заявитель также указывал, что медицинские документы, составленные после того, как он подвергся пытке, такие как заключение эксперта от 14-18 сентября 2000 г., не отражали его истинного физического состояния в то время, и что последующее медицинское обследование не указало причин его отита. Заявитель сослался на показания И.Р. и В.З. и письмо его защитника от 14 сентября 2000 г., которые подкрепляли его версию событий и относительно которых власти Российской Федерации не представили комментариев. Ссылаясь на Постановление Европейского Суда от 5 апреля 2005 г. по делу "Афанасьев против Украины" (Afanasyev v. Ukraine) (жалоба N 38722/02, §§ 62-63), заявитель утверждал, что медицинские документы о последствиях побоев, таких как глухота левого уха и отит; показания свидетелей, таких как его сокамерники и защитник; его собственная подробная и последовательная версия событий (тот факт, что он поминутно описал жестокое обращение, которому подвергся, расположение комнат, дверей, мебели, звания и имена сотрудников милиции); и уклонение властей от объяснения происхождения его травм в совокупности подтверждают, что он подвергся жестокому обращению в период содержания в милиции 8-9 сентября 2000 г. Наконец, он отмечал, что последовательно отрицал свою причастность к убийству (на допросах 3 августа и 5 сентября и свиданиях с защитником 6 и 7 сентября), и что трудно предположить, что он внезапно решил признаться 9 сентября, в отсутствие своего защитника.

104. Что касается процессуального требования статьи 3 Конвенции, заявитель утверждал, что расследование предполагаемого жестокого обращения было явно неадекватным и неэффективным. Не было очной ставки между ним и сотрудниками милиции. Он не был непосредственно допрошен относительно предполагаемого жестокого обращения. Конкретные вопросы сотрудникам милиции не задавались. Что касается медицинского заключения от 18 сентября 2000 г., заявитель не согласился с его выводами и усмотрел единственное возможное объяснение отсутствию указаний на повреждения в пристрастности врача или давлении со стороны сотрудников милиции. Прокурор не принял никаких мер для установления истины: так, он не допросил возможных свидетелей относительно состояния здоровья заявителя в период, относящийся к обстоятельствам дела. В любом случае расследование не было беспристрастным, поскольку осуществлявший расследование убийства Х.А. был осведомлен о побоях и являлся должностным лицом прокуратуры.

B. Мнение Европейского Суда

1. Предварительное возражение властей Российской Федерации

105. Европейский Суд отмечает, что в своем решении о приемлемости жалобы он решил исследовать возражение властей Российской Федерации о неисчерпании заявителем уголовно-внутренних средств правовой защиты при рассмотрении жалобы по существу. Власти Российской Федерации, в частности, утверждали, что заявитель не исчерпал внутренних средств правовой защиты, поскольку он не обжаловал прокурору или в суд отказ прокурора в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции.

106. Что касается первого аспекта возражения властей Российской Федерации, Европейский Суд ранее указывал, что жалоба на отказ в возбуждении уголовного дела вышестоящему прокурору не составляет эффективного средства правовой защиты в значении статьи 35 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 1 марта 2007 г. по делу "Белевицкий против Российской Федерации" (Belevitskiy v. Russia), жалоба N 72967/01, § 60* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 8/2007.)). Он находит, что причины для отхода от этих выводов в настоящем деле отсутствуют.

107. Что касается второго аспекта возражения, Европейский Суд подчеркивает, что заявитель подробно жаловался в суды первой и кассационной инстанций не только на предполагаемую милицейскую жестокость, но также на различные предполагаемые недостатки расследования (см. §§ 58, 64 и 68). Суды двух инстанций не отказали в удовлетворении его жалоб в связи с несоблюдением каких-либо формальных требований. Они рассмотрели по существу эти жалобы, допросили заявителя и сотрудников милиции, рассмотрели материалы проверки и поддержали выводы прокурора (см. Постановление Европейского Суда от 30 июля 2009 г. по делу "Владимир Федоров против Российской Федерации" (Vladimir Fedorov v. Russia), жалоба N 19223/04, § 47). Власти Российской Федерации не утверждали, что, используя этот способ судебной проверки, заявитель лишил суды возможности рассмотрения соответствующих вопросов (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 2 октября 2008 г. по делу "Акулинин и Бабич против Российской Федерации" (Akulinin and Babich v. Russia), жалоба N 5742/02, § 32* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2009.)). При таких обстоятельствах, когда суды уже провели анализ жалоб заявителя, Европейский Суд не находит неразумным, что заявитель не обратился с теми же жалобами в те же суды (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Владимир Федоров против Российской Федерации", § 49). Учитывая это, Европейский Суд полагает, что не было установлено с достаточной определенностью, что средство правовой защиты, выдвинутое властями Российской Федерации, могло быть эффективным при конкретных обстоятельствах настоящего дела (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Владимир Федоров против Российской Федерации" и Постановление Европейского Суда по делу "Акулинин и Бабич против Российской Федерации", §§ 49 и 32, соответственно).

108. С учетом вышеизложенного, Европейский Суд отклоняет предварительное возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты.

2. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте

(a) Общие принципы

109. Европейский Суд напоминает свою последовательную прецедентную практику о том, что, если лицо выступает с достоверным утверждением о том, что оно претерпело обращение, нарушающее статью 3 Конвенции, данное положение во взаимосвязи с вытекающей из статьи 1 Конвенции общей обязанностью государства обеспечивать "каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в_ настоящей Конвенции" подразумевает проведение эффективного официального расследования". Обязательство расследовать это "не обязательство получить результат": не каждое расследование обязательно должно быть успешным или привести к результатам, подтверждающим изложение фактов заявителем; однако оно должно, в принципе, вести к выяснению обстоятельств дела и, если жалобы оказались обоснованными, к установлению и наказанию виновных.

110. Расследование доказуемого утверждения о жестоком обращении должно быть тщательным. Это означает, что власти должны всегда принимать серьезные попытки установить, что произошло, не используя поспешные или необоснованные выводы с целью прекращения расследования или в качестве базы для своих решений. Они должны принять все разумные, доступные им меры для обеспечения доказательств относительно инцидента, включая, в частности, подробные показания предполагаемого потерпевшего, свидетельские показания, данные судебной медицины и т.д., и, если это целесообразно, дополнительные медицинские справки, способные представить полный и точный перечень повреждений и объективный анализ медицинских выводов, в частности, относительно причины травм. Любой недостаток расследования, подрывающий возможность установления причины травм или личности виновных, может привести к нарушению этого стандарта. Расследование предполагаемого жестокого обращения должно быть безотлагательным. Наконец, необходим достаточный элемент общественного контроля расследования или его результатов; в частности, во всех делах заявитель должен располагать эффективным доступом к следственной процедуре (см., в числе многих примеров, Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, § 102 и последующие; Постановление Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, §§ 107-108* (* Там же. N 6/2006.); и Постановление Европейского Суда от 6 декабря 2007 г. по делу "Петропулу-Цакирис против Греции" (Petropoulou-Tsakiris v. Greece), жалоба N 44803/04, § 50).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

111. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд полагает, что объяснение заявителя следователю Х.А. 13 сентября 2000 г. и жалоба его защитника в районную прокуратуру, содержавшая подробное описание травм, предположительно наблюдавшихся на ее клиенте (см. §§ 38 и 39 настоящего Постановления), составляли "доказуемую жалобу" на жестокое обращение со стороны милиции и требовали расследования национальных властей в соответствии с требованиями статьи 3 Конвенции.

112. Вскоре после жалобы заявителя районная прокуратура начала проверку по поводу предполагаемого жестокого обращения с ним. Соответственно, Европейский Суд находит, что власти незамедлительно начали расследование. Проверка была закончена через несколько дней отказом в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции. Вскоре после этого суды первой и кассационной инстанций также рассмотрели утверждения заявителя о жестоком обращении и отклонили их. Соответственно, вопрос, который должен разрешить Европейский Суд, заключается не в том, имело ли место расследование, но было ли оно эффективным (см. Постановление Европейского Суда от 30 сентября 2004 г. по делу "Крастанов против Болгарии" (Krastanov v. Bulgaria), жалоба N 50222/99, § 59).

113. Как видно из отказа прокурора в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции, он был основан на их письменных объяснениях и заключении судебно-медицинской экспертизы N 1060.

114. Что касается заключения судебно-медицинской экспертизы, следует отметить, что положение о присутствии только одного сотрудника милиции во время осмотра (см. § 27 настоящего Постановления), по-видимому, противоречит показаниям A.M. относительно осмотра заявителя в присутствии троих сотрудников милиции (см. § 86 настоящего Постановления) - власти Российской Федерации не представили объяснения этому противоречию. В этой связи Европейский Суд подчеркивает, что он уже отмечал, что медицинские обследования предполагаемых жертвы жестокого обращения должны осуществляться в отсутствие сотрудников милиции и иных должностных лиц органов власти с целью обеспечения требуемых стандартов независимости и тщательности (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аккоч против Турции" (Akkoc v. Turkey), жалобы N N 22947/93 и 22948/93, § 118, ECHR 2000-X; Постановление Европейского Суда от 30 октября 2001 г. по делу "Карадемир против Турции" (Karademir v. Turkey), жалоба N 32990/96, § 53).

115. В любом случае Европейский Суд имеет серьезные оговорки относительно точности и достоверности заключения N 1060 и порядка проведения медицинского обследования заявителя. Особенно удивительно, что, хотя эксперт упомянул жалобы заявителя "на боль в левом ухе", он не нашел необходимым опросить заявителя относительно симптомов и причин его состояния или осмотреть его ухо и записать объяснения заявителя и свои собственные выводы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аккоч против Турции", там же; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Пищальников против Российской Федерации", § 59; см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2003 г. по делу "Элджи и другие против Турции" (Elci и Others v. Turkey), жалобы N N 23145/93 и 25091/94, § 642).

116. Что касается показаний сотрудников милиции, Европейский Суд не может не отметить, что прокурор, осуществлявший проверку, не нашел необходимым допросить их лично, не говоря уже об организации их очной ставки с заявителем, и ограничился получением их письменных объяснений.

117. Европейский Суд также поражен тем фактом, что прокурор не допросил заявителя относительно обстоятельств предполагаемого жестокого обращения. Точно так же он не сделал попыток допросить защитника заявителя или медицинский персонал следственного изолятора, куда поступил заявитель вскоре после предполагаемого жестокого обращения, или установить и допросить сокамерников заявителя в отделе милиции или следственном изоляторе. Даже если имена заявителя сокамерников не были известны прокурору, можно было ожидать, что он самостоятельно установит их (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Акулинин и Бабич против Российской Федерации", § 53; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Владимир Федоров против Российской Федерации", § 73).

118. По мнению Европейского Суда, вышеупомянутые недостатки оказали решающее воздействие на эффективность расследования и способность последнего по установлению соответствующих фактов.

119. Европейский Суд также отмечает, что хотя суд первой инстанции допросил заявителя и некоторых сотрудников милиции относительно обстоятельств предполагаемого жестокого обращения и рассмотрел материалы проверки прокурора, он не устранил большинства вышеперечисленных недостатков. Кроме того, в показаниях сотрудников милиции прокурору и суду первой инстанции имелись серьезные противоречия. В частности, тогда как И.М. сообщил прокурору, что он допрашивал заявителя 9 сентября 2000 г., в суде первой инстанции он утверждал, что в этот день он находился в отпуске (см. §§ 43 и 62 настоящего Постановления). Кроме того, в то время, как В.Г. отрицал свое присутствие на допросе заявителя, он признал, что допрашивал последнего (см. § 62 настоящего Постановления). Однако суд первой инстанции не учел эти несовпадения. Кроме того, он оставил без внимания сомнения в достоверности заключения экспертизы N 1060, выраженные заявителем и его защитником, и не отреагировал на их ходатайства о вызове в суд и допросе подготовившего его эксперта. Суд кассационной инстанции, в свою очередь, поддержал выводы прокурора и суда первой инстанции и установил, что эти государственные органы провели тщательную проверку доводов заявителя.

120. С учетом вышеизложенного Европейский Суд находит, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.

3. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в материально-правовом аспекте

(a) Общие принципы

121. Европейский Суд неоднократно подчеркивал, что статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократических обществ. Даже при наиболее сложных обстоятельствах, таких как борьба с терроризмом и организованной преступностью, Конвенция абсолютно исключает пытку и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение и наказание. В отличие от большинства материально-правовых положений Конвенции и протоколов к ней статья 3 Конвенции не содержит исключений, и недопустимо отступление от ее положений в соответствии с пунктом 2 статьи 15 Конвенции даже в случае чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 95, ECHR 1999-V; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ассенов и другие против Болгарии", § 93).

122. Жалобы на жестокое обращение должны подкрепляться достаточными доказательствами (см. с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 22 сентября 1993 г. по делу "Клаас против Германии" (Klaas v. Germany), §30, Series A, N 269). При оценке доказательств Европейский Суд, как правило, применяет стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения". Однако доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Великобритании" (Ireland v. United Kingdom), § 161, Series A, N 25).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

123. Европейский Суд отмечает, что заявитель представил весьма подробное описание предполагаемого жестокого обращения. Согласно показаниям сокамерников заявителя и его защитника они заметили ряд повреждений на его теле после предполагаемых побоев. Следует также отметить, что сотрудники милиции, предположительно причастные к жестокому обращению, отрицали причинение заявителю побоев, и судебно-медицинская экспертиза заявителя не установила телесных повреждений. Медицинская карта заявителя также не содержит указаний на наличие каких-либо повреждений на его теле.

124. Европейский Суд учитывает также свои выводы относительно многочисленных недостатков национального расследования предполагаемого жестокого обращения с заявителем и, в частности, относительно его медицинского обследования (см. §§ 114-119 настоящего Постановления).

125. С учетом доводов сторон и всех представленных ему материалов Европейский Суд полагает, что они не позволяют ему установить вне всякого разумного сомнения, что заявитель подвергся обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, как это предполагалось. В этом отношении он особо подчеркивает, что невозможность каких-либо выводов о наличии обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в значительной степени вытекает из уклонения национальных властей от эффективного реагирования на жалобы заявителя в период, относящийся к обстоятельствам дела, (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 29 июля 2008 г. по делу "Гарибашвили против Грузии" (Gharibashvili v. Georgia), жалоба N 11830/03, § 57, с дополнительными отсылками; и см. Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу "Хашиев и Акаева против Российской Федерации" (Khashiyev and Akayeva v. Russia), жалобы N N 57942/00 и 57945/00, § 178, с дополнительными отсылками* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2005.)).

126. Соответственно, Европейский Суд не может установить материально-правовое нарушение статьи 3 Конвенции в части предполагаемого жестокого обращения с заявителем в милиции.

II. Предполагаемые нарушения статьи 6 Конвенции

127. Заявитель жаловался со ссылкой на пункты 1, 2 и 3 статьи 6 Конвенции, что он был осужден на основании его признания, полученного под давлением и в отсутствие защитника, и что суды не выяснили всех относимых фактов. Европейский Суд рассмотрит эту жалобу с точки зрения пункта 1 и подпункта "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции, которые в соответствующих частях предусматривают:

"1. Каждый_ при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое_ разбирательство дела_ судом_

...3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: ...

с) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия...".

A. Доводы сторон

128. Власти Российской Федерации утверждали, что признание было собственноручно написано заявителем 9 сентября 2000 г. Согласно российскому уголовно-процессуальному законодательству оно не являлось процессуальным документом, который должен или может быть составлен в присутствии защитника. В противоположность официальному протоколу допроса признательные показания представляли собой выражение доброй воли обвиняемого. Показания содержали собственноручную приписку заявителя и указание на то, что он уведомлен о своем праве не свидетельствовать против себя, гарантированном статьей 51 Конституции России. Со ссылкой на свои вышеизложенные объяснения в части статьи 3 Конвенции власти Российской Федерации утверждали, что признательные показания не были даны вследствие жестокого обращения со стороны сотрудников милиции.

129. Заявитель утверждал, что принятие судом доказательства, полученного за счет жестокого обращения, составляло нарушение права на справедливое судебное разбирательство. Он утверждал, что во время расследования дела признание обвиняемого должно осуществляться в присутствии его защитника, или, в отсутствие такового, в судебном разбирательстве должны иметь место удовлетворительные процедуры для проверки того, что оно не было получено под давлением. Заявитель подчеркнул, что власти Российской Федерации признали получение его признания в отсутствие защитника. Он привлек внимание Европейского Суда к тому факту, что его защитник был лишен доступа к нему до 8 сентября 2000 г., дня предполагаемого жестокого обращения. В то же время власти Российской Федерации не ссылались на какое-либо правовое положение, запрещающее присутствие защитника при подписании признательных показаний. Власти Российской Федерации также не сообщили причины ограничения его права пользования услугами защитника. Заявитель также указывал, что в рамках судебного разбирательства отсутствовали удовлетворительные процедуры для проверки того, что оно не было получено под давлением. Суды первой и кассационной инстанций основали свои выводы на заключении медицинского обследования 14-18 сентября 2000 г. и постановлении прокурора от 24 сентября 2000 г., но они не имели доказательств его причастности к преступлению за исключением его признания.

B. Мнение Европейского Суда

1. Общие принципы

130. Пункт 1 статьи 6 Конвенции требует, как правило, чтобы доступ к адвокату был предоставлен с момента первого допроса подозреваемого сотрудниками полиции, если при особых обстоятельствах конкретного дела не имеется веских причин для ограничения этого права (см. Постановление Большой Палаты от 27 ноября 2008 г. по делу "Салдуз против Турции" (Salduz v. Turkey), жалоба N 36391/02, § 55; см. также Постановление Европейского Суда от 13 октября 2009 г. по делу "Дайнан против Турции" (Dayanan v. Turkey), жалоба N 7377/03, §§ 29-34). Даже если веские причины в виде исключения оправдывают отказ в доступе к адвокату, такое ограничение - чем бы оно ни оправдывалось - не должно ненадлежащим образом умалять права обвиняемого, предусмотренные статьей 6 Конвенции (там же). Права на защиту в принципе претерпели бы невосполнимый ущерб, если бы компрометирующие показания, полученные в период полицейского допроса в отсутствие адвоката, были использованы для осуждения.

131. Европейский Суд ранее подчеркивал значение стадии предварительного следствия для подготовки уголовного разбирательства, поскольку доказательства, полученные на этой стадии, определяют рамки, в которых преследуемый состав преступления будет рассматриваться в судебном разбирательстве (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Салдуз против Турции", § 54). В то же время обвиняемый часто оказывается в особенно уязвимом положении на этой стадии разбирательства, поскольку уголовно-процессуальное законодательство имеет тенденцию ко все большему усложнению, особенно в части сбора и использования доказательств. В большинстве случаев эта особая уязвимость может быть надлежащим образом компенсирована только помощью адвоката, в задачу которого, в частности, входит содействие обеспечению права обвиняемого не свидетельствовать против себя (см. Постановление Большой Палаты по делу "Яллох против Германии" (Jalloh v. Germany), жалоба N 54810/00, § 100, ECHR 2006-IX; и Постановление Европейского Суда от 2 августа 2005 г. по делу "Колу против Турции" (Kolu v. Turkey), жалоба N 35811/97, § 51).

132. Он также напоминает, что в соответствии со статьей 19 Конвенции обязанностью Европейского Суда является обеспечение соблюдения обязательств государств, принявших Конвенцию. В частности, в его компетенцию не входит рассмотрение жалоб в отношении правовых или фактических ошибок, совершенных судами страны, за исключением случаев, когда такие ошибки могут составлять нарушение прав и свобод, предусмотренных Конвенцией. В то время как статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, она не устанавливает каких-либо правил допустимости доказательств, которые относятся, прежде всего, к предмету регулирования национального законодательства (см. Постановление Европейского Суда от 12 июля 1988 г. по делу "Шенк против Швейцарии" (Schenk v. Switzerland), §§ 45-46, Series A, N 140).

133. Таким образом, к функции Европейского Суда в принципе не относится рассмотрение вопроса о том, могут ли быть допустимыми конкретные виды доказательств - например, доказательства, с точки зрения национального законодательства, полученные незаконно, или виновен ли в действительности заявитель. Вопрос, требующий ответа, заключается в справедливости разбирательства в целом, включая способ получения доказательств.

134. Таким образом, Европейский Суд ранее установил, что при определении того, являлось ли разбирательство справедливым в целом, следует учитывать, соблюдались ли права защиты, в частности, имел ли заявитель возможность оспаривать подлинность доказательств и их использование (см. Постановление Европейского Суда от 11 декабря 2008 г. по делу "Пановиц против Кипра" (Panovits v. Cyprus), жалоба N 4268/04, § 82). Кроме того, должно учитываться качество доказательства, а именно не ставят ли под сомнение достоверность и правильность доказательства те обстоятельства, в которых оно было получено (там же). Действительно, если оспаривается достоверность доказательства, наличие справедливых процедур проверки допустимости доказательства приобретает еще более важное значение (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аллан против Соединенного Королевства" (Allan v. United Kingdom), жалоба N 48539/99, § 47, ECHR 2002-IX).

135. Наконец, Европейский Суд напоминает, что отказ от права, гарантированного Конвенцией, - насколько он допустим - не должен идти вразрез с важными общественными интересами, должен быть сделан недвусмысленным образом и должен сопровождаться минимальными гарантиями, соизмеримыми со значением отказа (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сейдович против Италии" (Sejdovic v. Italy), жалоба N 56581/00, § 86, ECHR 2006-II). Кроме того, утверждение о том, что отказ обвиняемого от важного права, предусмотренного статьей 6 Конвенции, является подразумеваемым с учетом его поведения, допустимо, если подтверждено, что он мог разумно предвидеть последствия своего поведения (см. Постановление Европейского Суда от 27 марта 2007 г. по делу "Талат Тунч против Турции" (Talat Tunc v. Turkey), жалоба N 32432/96, § 59; и Решение Европейского Суда от 9 сентября 2003 г. по делу "Джонс против Соединенного Королевства" (Jones v. United Kingdom), жалоба N 30900/02).

2. Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

136. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что после его задержания 5 сентября 2000 г. заявитель был допрошен Х.А. Представляется, что допрос проводился в отсутствие защитника, и что заявитель отрицал совершение убийства Д. (см. §§ 8 и 9 настоящего Постановления). На следующий день заявитель привлек защитника A.A., которая посетила его в отделе милиции.

137. 8 сентября 2000 г., то есть в день, когда заявитель дал признательные показания, полученные, как он утверждает, под давлением, его защитник A.A. не имела к нему доступа (см. §§ 53 и 55 настоящего Постановления). Не оспаривается сторонами, что впоследствии заявитель не имел доступа к защитнику до 12 сентября 2000 г. В этой связи Европейский Суд находит особенно настораживающими объяснения A.A., последовательно представленные в различные национальные органы, о том, что она не имела доступа к ее клиенту в течение нескольких дней после 8 сентября 2000 г., и что власти, отвечавшие за расследование убийства Д., намеренно вводили ее в заблуждение относительно места нахождения заявителя для этой цели (там же).

138. Европейский Суд также принимает к сведению признание властей Российской Федерации того, что показания заявителя были получены в отсутствие его защитника (см. §§ 128 и 129 настоящего Постановления). Он не может не отметить, что, как только заявитель получил доступ к A.A. и был допрошен в ее присутствии 13 сентября 2000 г., он отказался от своего признания, утверждая, что оно получено под давлением и в отсутствие юридической помощи.

139. Что касается утверждения властей Российской Федерации о том, что присутствие защитника при получении признательных показаний не являлось обязательным согласно национальному законодательству, Европейский Суд напоминает, что в его задачу входит не абстрактное определение соответствия Конвенции применимого национального законодательства или его соблюдения национальными властями, но оценка соблюдения требований статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 16 июля 1971 г. по делу "Рингейзен против Австрии" (Ringeisen v. Austria), § 97, Series A, N 13).

140. Без ущерба для своих выводов с точки зрения материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции Европейский Суд также отмечает, что он установил, что заявитель выдвинул "доказуемую жалобу" о жестоком обращении со стороны милиции (см. § 111 настоящего Постановления). Достойно сожаления, что расследование, проведенное национальными властями, не выяснило обстоятельств получения признательных показаний заявителя, и Европейский Суд не располагает средствами для разъяснения этих обстоятельств для устранения сомнений в этом отношении.

141. С учетом вышеизложенных соображений, доводов сторон и представленных ему материалов Европейский Суд вынужден заключить, что отсутствуют указания на действительность отказа заявителя от его права на юридическую помощь начиная с 8-9 сентября 2000 г. (см. Постановление Европейского Суда от 8 декабря 2009 г. по делу "Саваш против Турции" (Savas v. Turkey), жалоба N 9762/03, §§ 66-67).

142. Европейский Суд также отмечает, что в настоящем деле, кроме утверждений о давлении, заявитель также указывал, что его признание подлежало исключению из состава доказательств в судебном разбирательстве в связи с отсутствием юридической помощи в то время, когда оно было сделано.

143. Из приговора от 15 января 2001 г. с очевидностью следует, что суд первой инстанции признал заявителя виновным в убийстве на основе его признания, которое он нашел подкрепленным иными доказательствами (см. § 65 настоящего Постановления). Европейский Суд уже рассматривал обстоятельства, при которых было получено признание, и нашел, что они вызывали сомнение в его достоверности. Кроме того, хотя суды первой и кассационной инстанций рассмотрели объяснения заявителя относительно давления, соответствующие судебные решения не затрагивали вопрос о юридической помощи, несмотря на тот факт, что заявитель последовательно ссылался на него в обеих инстанциях (см. §§ 58 и 67-69 настоящего Постановления). Таким образом, Европейский Суд не убежден в том, что жалоба заявителя была надлежащим образом рассмотрена национальными судами, и полагает, что справедливые процедуры оценки вопроса о юридической помощи в настоящем деле отсутствовали.

144. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что использование признательных показаний заявителя, полученных при обстоятельствах, которые вызывали сомнения в их добровольном характере, и в отсутствие юридической помощи, в сочетании с отсутствием надлежащих гарантий в судебном разбирательстве делало судебное разбирательство по делу заявителя несправедливым.

145. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с подпунктом "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции.

146. С учетом своих выводов Европейский Суд не находит необходимым рассмотрение остальных доводов заявителя о нарушении статьи 6 Конвенции.

III. Предполагаемое несоблюдение статьи 34 Конвенции

147. Европейский Суд по своей инициативе затронул вопрос о том, подвергался ли заявитель запугиванию, которое представляло собой воспрепятствование эффективному осуществлению его права на обращение в Европейский Суд в нарушение статьи 34 Конвенции, в частности, в отношении событий 6 января 2004 г. Статья 34 Конвенции предусматривает:

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

A. Доводы сторон

148. Власти Российской Федерации признали, что 6 января 2004 г. капитан Г., сотрудник регионального управления ФСИН, имел беседу с заявителем. Однако они указывали, что беседа была направлена на "выяснение обстоятельств, побудивших заявителя подать жалобу в Европейский Суд" и "получение полной информации о жалобе с целью последующей подготовки властями Российской Федерации меморандума для разбирательства дела Европейским Судом". Психологическое или физическое давление на заявителя не оказывалось, что подтверждается его письменным объяснением от 3 марта 2004 г., в котором последний утверждал, что не имеет жалоб на администрацию колонии и сотрудников регионального управления ФСИН.

149. Заявитель обратил внимание на признание властями Российской Федерации того, что его беседа с капитаном Г. действительно имела место. Со ссылкой на свои объяснения и объяснения Ч.М. от 11 июля 2005 г. он утверждал, что, вопреки утверждению властей Российской Федерации, Г. оказывал на него давление с целью изменения позиции относительно жалобы в Европейский Суд на предполагаемые побои в милиции. В частности, первый приказал ему написать объяснение относительно упомянутых событий в соответствии с его указаниями и угрожал заявителю репрессиями в случае отказа. Заявитель просил Европейский Суд принять во внимание его уязвимое положение в качестве заключенного, благополучие которого полностью зависит от властей, утверждая, что они располагали различными средствами для того, чтобы сделать его жизнь в тюрьме невыносимой, например, лишением его возможности работы. Общая уязвимость заявителя в качестве заключенного дополнительно усугублялась тем фактом, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, он не имел представителя в Европейском Суде; он привлек юристов Европейского центра защиты прав человека для представления его интересов только через 10 месяцев после его беседы с капитаном Г. Кроме того, во время их беседы последний недвусмысленно отказал в присутствии защитника. Наконец, со ссылкой на события марта 2004 г. и июля 2005 г. заявитель утверждал, что он являлся жертвой запугивания со стороны властей.

B. Мнение Европейского Суда

150. Европейский Суд напоминает, что для эффективного функционирования системы подачи индивидуальных жалоб, установленной статьей 34 Конвенции, крайне важно, чтобы заявители или потенциальные заявители могли свободно общаться с конвенционными органами, не подвергаясь какому-либо давлению со стороны властей с целью отзыва или изменения своей жалобы (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), § 105, Reports 1996-IV, и Решение Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), § 105, Reports 1996-VI).

151. Выражение "давление в любой форме" должно использоваться не только для определения прямого принуждения и очевидного запугивания заявителей или их законных представителей, но оно также должно включать ненадлежащие косвенные действия или контакты, призванные воспрепятствовать использованию конвенционного средства защиты или заставить отказаться от него, либо имеющие "сдерживающее влияние" на осуществление права индивидуального обращения заявителей и их представителей (см. Постановление Европейского Суда от 7 февраля 2008 г. по делу "Меченков против Российской Федерации" (Mechenkov v. Russia), жалоба N 35421/05, § 116, с дополнительными отсылками).

152. Кроме того, вопрос о том, представляли ли собой контакты властей и заявителя неприемлемую практику с точки зрения статьи 34 Конвенции, должен быть рассмотрен с учетом конкретных обстоятельств дела. В этом отношении должны приниматься во внимание уязвимость заявителя и его подверженность влиянию, осуществляемому властями (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции", § 105, и Постановление Европейского Суда от 25 мая 1998 г. по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Turkey), § 160, Reports 1998-III). Положение заявителя было особенно уязвимым, так как он находился в заключении и имел ограниченные возможности для контактов с семьей и внешним миром (см. Постановление Европейского Суда от 3 июня 2003 г. по делу "Котлец против Румынии" (Cotlet v. Romania), § 71).

153. Возвращаясь к обстоятельствам дела, Европейский Суд установил, что 6 января 2004 г. сотрудник ФСИН имел беседу с заявителем о последней жалобе в Европейский Суд, что не оспаривается сторонами.

154. Заявитель утверждал, что во время беседы Г. оказывал на него давление, чтобы собрать данные, которые бы противоречили его предыдущим утверждениям, приведенным в одной из жалоб, представленных в Европейский Суд, и угрожал воздействием на него, когда он отказался это сделать. В этой связи Европейский Суд отмечает, что вскоре после беседы заявитель представил этот факт его вниманию через своего брата (см. § 71 настоящего Постановления). Впоследствии, вскоре после того, как Европейский Суд уведомил о вышеупомянутом событии власти Российской Федерации, заявитель повторил свои объяснения, представив подробности своей беседы с капитаном Г. (см. § 76 настоящего Постановления). Его описание было дополнено и подтверждено письменным показанием Ч.М., который посетил заявителя в колонии (см. § 82 настоящего Постановления). В итоге заявитель не только уведомил Европейский Суд о беседе безотлагательно, но также представил несколько элементов, чтобы подтвердить свои доводы, оставаясь последовательным в своем отношении к событию.

155. Власти Российской Федерации отрицали, что в процессе беседы с капитаном Г. на заявителя была оказана любая форма давления, и утверждали, что она была нацелена на получение информации о его жалобах с целью, в частности, подготовки позиции властей Российской Федерации в Европейском Суде. Однако они не предъявили документов, таких как запись беседы, которая, возможно, опровергла бы утверждение заявителя или подвергла сомнению его описание причины беседы (см. Постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 Г. по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia), жалоба N 26853/04, § 249* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.)).

156. Поскольку они утверждали, что беседы имели целью "проверку обстоятельств, вызвавших подачу жалобы заявителем" и, как можно понять, подразумевали, что национальные власти намеревались провести дополнительную проверку в связи с утверждениями заявителя о жестоком обращении (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Попов против Российской Федерации", там же), Европейский Суд находит странным перерыв в один год между посещением Г. и следственными действиями, предпринятыми в связи с дополнительной проверкой в 2005 году. В любом случае ничто в связанных документах не позволяет Европейскому Суду связать внутреннюю проверку с опросом заявителя капитаном Г. В итоге Европейский Суд не согласен с доводами властей Российской Федерации и склонен признать, что оспариваемая беседа соответствовала описанию заявителя.

157. Европейский Суд также отмечает, что заявитель утверждал, что, кроме встречи с капитаном Г., 3 марта 2004 г. его посетили несколько должностных лиц, которые опросили его о его жалобе в Европейский Суд и обстоятельствах, побудивших ее подать, в частности, о предполагаемом жестоком обращении (см. §§ 78-80 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации не прокомментировали это заявление и не оспорили его правдивость. Однако они представили письменное объяснение заявителя от 3 марта 2004 г., которое подтверждает, что в этот день заявитель был вновь опрошен в связи предполагаемым жестоким обращением (см. § 74 настоящего Постановления). В этом отношении Европейский Суд не может не относиться с подозрением к ситуации, в которой после жалобы заключенного под стражу заявителя о давлении, предположительно оказанном на него сотрудником тюрьмы, и уведомлении об этой жалобе Европейским Судом властей Российской Федерации, последние представляют показания того же самого заявителя о том, что у него не имеется теперь каких бы то ни было жалоб.

158. Что касается утверждений заявителя, что после посещений государственных должностных лиц ему пришлось оставить работу в колонии, он был переселен в помещение с худшими условиями и находился под угрозой уголовного преследования за дачу ложных показаний, Европейский Суд отмечает, что, хотя это не оспаривается властями Российской Федерации, но, по-видимому, не подтверждено другими элементами материалов дела.

159. Тем не менее соображения, изложенные в §§ 154-157 настоящего Постановления, достаточны, чтобы Европейский Суд пришел к заключению о том, что заявитель мог считаться ощущающим себя запуганным после его беседы с капитаном Г., так же как после последующего допроса государственными должностными лицами, и что он, возможно, испытал законный страх репрессий в связи с его жалобой в Европейский Суд. Соответственно, он был подвергнут незаконному давлению, которое составляет неоправданное вмешательство в его право подачи индивидуальной жалобы.

160. Соответственно государством-ответчиком не соблюдены обязательства, вытекающие из статьи 34 Конвенции.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

161. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

162. Заявитель требовал 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда. Он также просил Европейский Суд обеспечить восстановление справедливости путем повторного судебного разбирательства.

163. Власти Российской Федерации утверждали, что, поскольку права заявителя не были нарушены, его требования должны быть отклонены. В качестве альтернативы они утверждали, что установление факта нарушения было бы достаточной справедливой компенсацией.

164. Европейский Суд, во-первых, отмечает, что в настоящем деле он установил нарушение подпункта "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 6 Конвенции. Поскольку требование заявителя связано с установлением этого нарушения, Европейский Суд напоминает, что, если заявитель осужден, несмотря на потенциальное нарушение его прав, гарантированных статьей 6 Конвенции, он должен быть, насколько это возможно, поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы требования этого положения не были нарушены, и что наиболее целесообразной формой возмещения было бы в принципе новое рассмотрение дела или возобновление производства по нему при наличии такого требования (см. Постановление Большой Палаты по делу "Оджалан против Турции" (Ocalan v. Turkey), жалоба N 46221/99, § 210 последняя часть, ECHR 2005-IV; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Попов против Российской Федерации", § 264). В этой связи Европейский Суд отмечает, что статья 413 Уголовно-процессуального кодекса России предусматривает, что производство по уголовному делу может быть возобновлено ввиду установления Европейским Судом по правам человека нарушения положений Конвенции (см. § 98 настоящего Постановления).

165. Что касается требований заявителя о компенсации морального вреда, Европейский Суд установил в настоящем деле три нарушения Конвенции. При данных обстоятельствах Европейский Суд считает, что заявителю были причинены страдания и разочарование, достаточной компенсацией которых не может быть признано одно установление факта нарушения. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю сумму, которую он требовал в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя.

B. Судебные расходы и издержки

166. Заявитель требовал 40 000 рублей в качестве возмещения расходов за представительство его интересов на уровне страны A.A. и Ч.М. Он также представил подробный перечень судебных расходов и издержек за представительство его интересов в Европейском Суде, который включал опросы, исследования и составление юридических документов, представленных Европейскому Суду, по ставке 50 евро в час для Ведерниковой и 100 фунтов стерлингов в час для Лича, а также услуги по переводу. Соответствующие суммы состояли из 2 700 евро за услуги Ведерниковой, которые должны быть выплачены в России; 766 фунтов стерлингов за услуги Лича и 1 831 фунт стерлингов 65 пенсов за услуги по переводу, которые должны быть выплачены Европейскому центру защиты прав человека в Соединенном Королевстве. В общей сложности сумма судебных расходов и издержек на юридическое представительство заявителя оценивалась в 7 624 евро 73 цента.

167. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не доказал своих требований в отношении услуг A.A. Они также утверждали, что представительство заявителя двумя юристами Европейского центра защиты прав человека не было оправданным, и оспорили ходатайство заявителя о переводе связанных сумм непосредственно на их счета.

168. Европейский Суд напоминает, что в соответствии со статьей 41 Конвенции могут быть возмещены только судебные расходы и издержки, которые были понесены действительно и по необходимости и были разумными по размеру (см. Постановление Европейского Суда от 27 сентября 1995 г. по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства" (McCann and Others v. United Kingdom), § 220, Series A, N 324). Он также отметил, что судебные расходы в рамках национального разбирательства могут быть присуждены, если они понесены заявителем с целью предотвращения нарушения, найденного Европейским Судом, или с целью получения возмещения (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Пек против Соединенного Королевства" (Peck v. United Kingdom), жалоба N 44647/98, § 127, ECHR 2003-I).

169. Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что заявитель не доказал свои требования в отношении услуг A.A. В то же время он не считает, что представительство заявителя двумя юристами являлось чрезмерным или что их ставки были неразумными. Наконец, Европейский Суд считает обычной практикой выплату компенсации судебных расходов и издержек непосредственно на счета представителей заявителей (см. Постановление Европейского Суда от 31 мая 2005 г. по делу "Тоджу против Турции" (Togcu v. Turkey), жалоба N 27601/95, § 158; Постановление Большой Палаты по делу "Начова и другие против Болгарии" (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы N N 43577/98 и 43579/98, § 175, ECHR 2005-VII, и Постановление Европейского Суда по делу "Имакаева против Российской Федерации" (Imakayeva v. Russia), жалоба N 7615/02, ECHR 2006-XIII (извлечения)*#).

170. С учетом вышеупомянутых принципов и имеющейся в его распоряжении информации Европейский Суд присуждает заявителю 5 700 евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек, а также любой налог на добавленную стоимость, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя. Из этой суммы 2 700 евро должны быть перечислены на банковский счет защитника заявителя Лича в Соединенном Королевстве, по указанию заявителя; 2 700 евро должны быть перечислены на банковский счет защитника заявителя Ведерниковой в России, указанный заявителем, и 300 евро должны быть перечислены на банковский счет заявителя.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

171. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) отклонил предварительное возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты в отношении жалобы заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте;

3) постановил, что по делу требования статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом аспекте нарушены не были;

4) постановил, что имело место нарушение подпункта "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 6 Конвенции;

5) постановил, что государством-ответчиком допущено несоблюдение обязательств, вытекающих из статьи 34 Конвенции;

6) постановил:

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы:

(i) 15 000 евро (пятнадцать тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя;

(ii) 5 700 евро (пять тысяч семьсот евро), а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, из которых 2 700 евро (две тысячи семьсот евро) должны быть выплачены на банковский счет представителя заявителя Лича в Соединенном Королевстве по указанию заявителя; 2 700 евро (две тысячи семьсот евро) должны быть выплачены на банковский счет представителя заявителя Ведерниковой в России по указанию заявителя; 300 евро (триста евро) должны быть выплачены на банковский счет заявителя;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

7) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 13 июля 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сантьяго Кесада Секретарь Секции Суда

Йозеп Касадеваль Председатель Палаты Суда