Обзор решений Европейского Суда по правам человека по российским жалобам за июнь 2006 г.

Обзор
решений Европейского Суда по правам человека по российским жалобам за июнь 2006 г.
(подготовлен юристами Центра содействия международной защите и Центра "Демос")

Общие сведения о решениях, принятых Европейским судом в июне 2006 г.

В июне Суд вынес девять решений о приемлемости и девятнадцать постановлений по существу. Следует отметить, что в подавляющем большинстве случаев вопрос о приемлемости и существо дела рассматривались одновременно. Видимо, в связи с необходимостью ускорить судебное производство, одновременное рассмотрение вопроса о приемлемости и существа дела из исключения превращается в принятую практику.

Из вынесенных в июне постановлений, значительное число касается длительности судебного производства по гражданским делам и вопросов исполнения решений национальных судов. Также в июне Суд вынес несколько постановлений по вопросам об аресте и о справедливости судебного разбирательства в гражданских и уголовных делах.

Анализ решений о приемлемости

Рассматривая вопросы приемлемости, Суд вынес пять решений об исключении дел из списка рассматриваемых. Так, жалобы Arkhipov v. Russia, Kolupayeva v. Russia, Mikhaylyuk v. Russia и Smirnov v. Russia были вычеркнуты из списка в связи с тем, что заявители утратили интерес к рассмотрению своих дел. Суд пришел к такому выводу потому, что заявители не отвечали на неоднократные запросы Суда. Жалоба Zharinov v. Russia была вычеркнута из списка рассматриваемых дел в связи с тем, что заявитель умер, а его наследники не изъявили желания продолжить разбирательство его жалобы. Из списка рассматриваемых дел была также вычеркнута жалоба Klimenko v Russia. Клименко жаловалась # то, что Министерство финансов не исполняет судебные решения, вынесенные в ее пользу. Однако в 2005 году суммы, указанные в судебных решениях, были выплачены заявительнице. Заявительница сообщила Суду, что достигла мирового соглашения с Правительством и отзывает свои претензии. Правительство также направило в Суд сообщение о заключении мирового соглашения, согласно которому дело заявительницы разрешалось и ей компенсировались понесенные издержки. Суд отметил, что в данной ситуации уважение к правам и свободам, закрепленным в Конвенции, было обеспечено, и решил прекратить дальнейшее рассмотрение жалобы.

В июне месяце Суд вынес решение о частичной приемлемости жалобы Maruseva v. Russia. Шестилетний сын Марусевой, страдавший врожденной болезнью сердца, в 1995 году скончался в государственной больнице во время операции. Марусева обратилась в прокуратуру с требованием провести расследование обстоятельств смерти ее сына. Расследование неоднократно прекращалось и возобновлялось. В 1997 году судебные органы подтвердили законность постановления о прекращении уголовного дела в связи с отсутствием вины врачей в смерти сына Марусевой. После этого Марусева обратилась в суд с иском, требуя компенсации за халатность врача, проводившего операцию. Районный суд в Смоленске, а затем и областной суд отказали Марусевой в удовлетворении иска, указав, что ее сын умер вследствие естественных причин. Марусева обратилась в Верховный Суд. В феврале 1999 года Заместитель Председателя Верховного Суда опротестовал решения смоленских судебных органов, найдя в них многочисленные фактические и правовые ошибки. Дело было возвращено в районный суд на новое рассмотрение. В течение 1999 года районный суд дважды принимал решение об отказе в удовлетворении иска Марусевой, но областной суд решения отменял и возвращал дело на новое рассмотрение. В декабре 2000 года районный суд обратился в один из судов Москвы с поручением допросить двух специалистов в области сердечной хирургии. Однако это поручение было выполнено только в феврале 2002 года. В 2002-2003 годах, смоленские суды неоднократно пересматривали дело Марусевой. Решение по ее иску было утверждено в октябре 2003 г.

Марусева жаловалась в Европейский Суд на нарушение статьи 6 (1) Конвенции, которая гарантирует справедливое судебное разбирательство в разумный срок. С ее точки зрения, разбирательство халатность по ее делу было чрезмерно затянуто. Она также жаловалась на врачей, приведшую к смерти ее сына, однако не указала, какая именно статья Конвенции была нарушена.

Суд отметил, что не имеет компетенции рассматривать те судебные процедуры, которые велись по делу заявительницы до 5 мая 1998 года, когда Конвенция вступила в силу для России. Суд также отметил, что с февраля 1997 по февраль 1999, когда были опротестованы решения смоленских судов об отказе в удовлетворении иска заявительницы, производство по ее делу практически не велось. Европейский Суд определил, что может рассматривать по существу вопрос о длительности судебных процедур, которые велись по иску заявительницы с 23 февраля 1999 года по 21 октября 2003 года. Суд также решил, что жалоба заявительницы о смерти сына должна быть рассмотрена в свете статьи 2 Конвенции, которая гарантирует право на жизнь. Суд отметил, что сын заявительницы умер в 1995 году, когда Конвенция еще не вступила в силу для России. Таким образом, этот вопрос выпадает из компетенции Суда. По вопросу о соблюдении Россией позитивных обязательств по защите права на жизнь Суд установил, что российские власти признали частичную вину врачей в смерти сына заявительницы и удовлетворили ее иск о компенсации материального и морального вреда. Суд счал эту меру защиты достаточной. Таким образом, Суд признал приемлемой жалобу на чрезмерную длительность судебного разбирательства и отклонил оставшиеся претензии заявительницы.

В июне Суд так же признал частично приемлемой жалобу Musayeva and others v. Russia. Супруги Мусаевы жаловались на то, что во время зачистки в селе Гехи были незаконно задержаны двое их сыновей. Так же заявители утверждали, что их сыновья были подвергнуты пыткам и убиты представителями властей. Заявители указывали на отсутствие эффективных средств правовой защиты от этих нарушений на национальном уровне. Кроме того, заявители указали, что во время зачистки в их доме был проведен обыск, в ходе которого было повреждено находящееся в доме имущество. По утверждению заявителей, этими действиями представители властей нарушили гарантируемую статьей 8 Конвенции неприкосновенность жилища, право беспрепятственного владения собственностью, закрепленного в статье 1 Протокола 1, и право на свободу передвижения, закрепленную в статье 2 Протокола 4 к Конвенции. Заявители также жаловались на то, что автомобиль, принадлежавший одному из их сыновей, был конфискован на несколько месяцев и возвращен заявителям с повреждениями, что можно рассматривать как нарушение статьи 8 Конвенции и статьи 1 Протокола 1.

Правительство утверждало, что жалоба не может считаться приемлемой, так как заявители не исчерпали имевшихся средств правовой защиты: они могли обжаловать в суде законность задержания их родственников, в то время как в судебные органы по этому поводу они не обращались, равно как и не жаловались на прокуратуру, которая ведет расследование по факту смерти братьев Мусаевых. Заявители возражали, указывая, что сразу же после задержания родственников они подали жалобы на законность этих действий в различные органы, включая органы прокуратуры. Заявители так же отметили, что органы прокуратуры ведут следствие по делу уже более пяти лет, и за этот период так и не смогли установить виновных. Заявители сообщили, что обращение в суд с гражданским иском не имеет смысла до тех пор, пока не принято окончательное решение по уголовному делу. В качестве подтверждения они представили решение Басманного суда. В 2003 году Басманный суд отклонил иск заявителей о компенсации морального вреда, сославшись на отсутствие доказательств того, что Мусаевы потеряли своих сыновей из-за незаконных действий представителей власти. Европейский суд, рассмотрев аргументы сторон, пришел к выводу, что в данном случае вопрос об исчерпании средств защиты не может быть рассмотрен в отрыве от существа жалоб.

Правительство не оспаривало факт убийства родственников заявителей, однако утверждало, что оснований обвинять в этом представителей власти не имеется. Правительство ссылалось на документы Генеральной прокуратуры, согласно которым следствие не установило, что убийство Мусаевых было совершено представителями федеральных подразделений и что они были подвергнуты пыткам, и не нашло подтверждения незаконности их задержания. Правительство также сообщило, что расследование по делу соответствовало требованиям эффективности: все предусмотренные законом меры по установлению виновных были предприняты. Кроме того, Правительство отметило, что в распоряжении заявителей имелись средства правовой защиты и никто не препятствовал обратиться к ним; более того, Мусаева даже была признана потерпевшей и гражданским истцом по делу об убийстве ее сыновей. Заявители в ответ ссылались на то, что власти не отрицают, что братья Мусаевы были забраны из дома представителями федеральных сил и доставлены во временно отделение органов внутренних дел. Кроме того, тела братьев были показаны в телевизионной передаче как тела убитых террористов, а место их захоронения заявители узнали от служащих федеральной группировки. По мнению заявителей, эти обстоятельства указывают на то, что их родственники были убиты представителями государства.

Заявители также привели ряд аргументов в пользу того, что следствие по их делу велось без должной тщательности. Рассмотрев аргументы сторон, Суд пришел к выводу, что они поднимают серьезные вопросы фактов и права, которые невозможно разрешить без рассмотрения дела по существу. На этом основании Суд признал приемлемыми жалобы на нарушение статей 2 (право на жизнь), 3 (запрет пыток) и 13 (право на эффективное средство правовой защиты) Конвенции. Суд отклонил как неприемлемые жалобы на вмешательство в частную жизнь и право собственности в связи с тем, что заявители не обращались к российским властям за защитой этих прав. Если же предположить, что эффективных средств защиты у заявителей не было, они должны были подать жалобу в течение шести месяцев с момента нарушения, однако жалоба была подана значительно позднее. Суд также отклонил жалобу на нарушение статьи 2 Протокола 4 к Конвенции, указав, что содержание жалоб заявителей не указывает на нарушение свободы передвижения.

В июне Суд также рассматривал жалобу Brovchenko v. Russia. Бровченко направил в Суд обширный список жалоб на нарушения при рассмотрении возбужденного против него уголовного дела, которые имели место в период с мая 1997 года до последнего времени. Часть жалоб - в частности, на вторжение в частную жизнь и похищение имущества в ходе обыска, на жестокое обращение во время допросов, на плохие условия этапирования и содержания под стражей - была отклонена Судом в связи с тем, что предполагаемые нарушения произошли до ратификации Россией Европейской Конвенции. Еще часть жалоб - на принудительный труд, на вмешательство в частную жизнь в виде запрета свиданий с дочерью и перлюстрации корреспонденции с адвокатом, на невозможность голосовать на выборах, и др. - были также отклонены. Суд отметил, что эти нарушения предположительно имели место с мая 1998 по июль 2000 года, однако заявитель сообщил о них суду только в августе 2001 года, то есть по истечению шестимесячного периода. Жалобы на условия этапирования и содержания под стражей в период с июля 2000 по август 2001 года были отклонены Судом в связи с невыполнением требования об исчерпании национальных средств защиты: заявитель не подавал жалоб на эти нарушения национальным властям. Так же Суд отклонил жалобы на нарушение гарантий справедливого судебного разбирательства в связи с тем, что на момент рассмотрения жалобы, российские суды еще не вынесли по делу окончательного решения. По части жалоб, поданных Боровченко, Суд не смог придти к каким либо однозначным выводам из-за недостаточности информации. Суд принял решение коммуницировать эти жалобы, чтобы Правительство и заявитель представили дополнительные аргументы и материалы. По решению Суда, Правительству будет предложено прокомментировать следующие пункты жалобы Бровченко: нарушение права на свободу и личную неприкосновенность, выразившаяся в том, что в период с 19 сентября 2002 г. по 14 апреля 2003 г. Бровченко находился в заключении без судебного решения о его содержании под стражей (суд, отменивший приговор по делу Бровченко и направивший его на новое рассмотрение не вынес решения о мере пресечения); нарушение права на быстрое разбирательство по уголовному делу или на освобождение до суда; чрезмерная длительность рассмотрения уголовного дела по обвинению, выдвинутому в отношении Бровченко и на отсутствие эффективных средств защиты от нарушения этого права.

Нарушение принципа разумного срока рассмотрения дел в судах: Avakova v. Russia, Bakiyevets v. Russia, Chevkin v. Russia, Kirsanova v. Russia, Kutsenko v. Russia, Olshannikova v. Russia

В июне Суд вынес шесть постановлений, в которых констатировал нарушение принципа разумного срока при рассмотрении судами гражданских дел.

В частности, в деле Avakova v. Russia заявительница жаловалась на неоправданно долгое разбирательство ее жилищного дела. В 1994 году Авакова вложила деньги в строительство квартиры, заключив договор с АОЗТ ТПК "Северо-Западный Союз". "Северо-Западный Союз" осуществлял частичное финансирование постройки жилого здания, которую вел "Ленгидроэнергоспецстрой". Последний должен был передать права собственности на часть квартир "Северо-Западному Союзу" для распределения среди частных инвесторов. Однако когда дом был построен, "Ленгидроэнергоспецстрой" отказался передавать квартиры "Северо-Западному Союзу". В декабре 1997 года по этому поводу началось судебное разбирательство. К иску "Северо-Западного Союза" присоединились частные инвесторы, с требованием признать право собственности на квартиры, за которые они заплатили. Авакова вступила в процесс осенью 1999 года. К тому времени районный суд решение по иску "Северо-Западного Союза" еще не вынес. В 1999 и 2000 годах районный суд неоднократно откладывал слушания. В мае 2000 года суд прекратил дело, указав, что оно должно рассматриваться арбитражным судом. Городской суд Санкт Петербурга, куда заявительница обратилась с жалобой, вернул дело в районный суд. В сентябре 2001 года районный суд вынес решение, отказав частным инвесторам, включая заявительницу, в удовлетворении исков на том основании, что непосредственно застройщику они денег не передавали. Истцы оспорили это решение в городском суде. Городской суд в течение четырех месяцев не мог приступить к рассмотрению жалобы из-за процессуальных погрешностей районного суда. В марте 2002 года дело городской суд вновь направил в районный суд. Осенью 2002 года районный суд вновь пришел к выводу, что дело должно рассматриваться в арбитражном суде, и переправил дело туда.

Арбитражный суд принял решение о прекращении дела указав, что претензии истцов должны рассматриваться в рамках процедуры банкротства, начатой к тому моменту в отношении "Северо-Западного Союза". Однако апелляционная инстанция с этой точкой зрения не согласилась и в марте 2003 года вернула дело назад для рассмотрения по существу. Арбитражный суд дело рассматривать не стал, а вернул его в тот же районный суд, из которого дело поступило осенью 2002 года. Районный суд рассматривал дело с осени 2003 до мая 2005 года. В мае суд частично удовлетворил исковые требования Аваковой.

Правительство в своих комментариях на жалобу Аваковой сообщило, что дело, в котором участвовала заявительница, было сложным, так как в нем принимали участие несколько юридических и физических лиц. Правительство указало на ряд причин, в связи с которыми судам приходилось откладывать рассмотрение дела: уход судей на больничный, истребование судами дополнительных доказательств, а так же неявка сторон. Кроме того, Правительство отметило, что длительность разбирательства дела объясняется стремлением судов тщательно изучить дело.

Суд отметил, что иск Аваковой рассматривался пять лет и десять месяцев, однако указал, что разумность этого срока должна оцениваться с учетом следующих критериев: сложность дела, поведение заявителя и властей, а так же значимость рассматриваемого вопроса для заявителя. Суд отметил, что ранее он рассматривал похожее дело - Baburin v. Russia - и пришел к следующему выводу: "Существенные задержки были обусловлены противоположными решениями о том, какой суд компетентен рассматривать дело, в котором участвуют одновременно коммерческие компании и физические лица. Эти решения повлекли ненужные повторные направления иска из судов общей юрисдикции в арбитражные суды и обратно". Суд отметил, что в материалах жалобы Аваковой он не обнаружил каких-либо фактов или аргументов, которые позволили бы ему придти к выводам, отличным от выводов по делу Бабурина. На этом основании Суд признал нарушение статьи 6 (1) Конвенции в части права на рассмотрение дела в разумный срок.

Следует отметить, что заявительница также жаловалась на нарушение права собственности и справедливости судебного разбирательства. Суд отклонил эти жалобы как явно необоснованные. Суд также существенно снизил сумму компенсации по сравнению с той, что требовала заявительница. Авакова просила компенсировать ей 41 000 долларов США материального вреда и 50 000 евро морального вреда и просила возместить судебные издержки в размере 47 525 рублей. Суд отметил, что он не усматривает наличия причинно-следственной связи между нарушением конвенционных прав и предъявленными требованиями о компенсации материального вреда, и на этом основании отклонил требование заявительницы. Суд счел завышенными требования компенсации морального вреда и сократил их до 3 000 евро. Также Суд не нашел в представленных ему материалах данных, подтверждающих заявленный размер судебных издержек и назначил компенсацию расходов в размере 200 евро.

В деле Bakiyevets v. Russia заявительница жаловалась на ситуацию, аналогичную той, в которой оказалась Авакова. Бакиевец, жительнице Белогорска Амурской области, принадлежала доля в коммерческой организации. В 1998 году в отношении этой организации начали процедуру банкротства. Бакиевец обратилась в городской суд против ликвидаторов с требованием компенсировать ее долю. В дальнейшем она изменила свои претензии и требовала отмены решения о ликвидации компании. Так же, как и в случае с Аваковой, судебные органы не могли придти к однозначному выводу о том, какой суд - арбитражный или общей юрисдикции - должен рассматривать иск. По этой причине дело Бакиевец дважды направлялось из суда общей юрисдикции в арбитраж и дважды возвращалось обратно. Кроме того, слушания по делу Бакиевец неоднократно откладывались из-за того, что здание суда не отапливалось, из-за занятости судей, а также по причине неявки сторон и необходимости получить дополнительные доказательства.

Суд рассматривал жалобу Бакиевец одновременно с точки зрения приемлемости и по существу дела. Оценивая вопросы приемлемости, Суд счел необходимым разделить период рассмотрения иска Бакиевец на две части. Первый период - с декабря 1998 по ноябрь 2003, когда суды рассматривали различные исковые требования, включая требование о компенсации доли заявительницы в компании. Второй период - с ноября 2003 по 25 января 2005, когда заявительница отозвала все претензии, кроме требования об отмене решения о ликвидации компании. Суд пришел к выводу, что статья 6 (1) Конвенции, гарантирующая право на справедливое судебное разбирательство, применима к обоим периодам, так как и в первом, и во втором случае исход разбирательства был предопределяющим для реализации гражданских прав заявительницы. На этом основании Суд пришел к выводу, что у него есть компетенция рассматривать характер разбирательства по делу заявительницы с декабря 1998 года по январь 2005 года, когда по ее делу было вынесено окончательное решение.

Правительство утверждало, что срок рассмотрения дела был разумным, так как дело заявительницы было сложным: оно касалось компании, которая была признана банкротом. Задержки при рассмотрении дела были обоснованными, поскольку заявительница дополняла свои жалобы и предъявляла различные процессуальные ходатайства. В рамках рассмотрения дела не было периода, когда государственные органы бездействовали. Заявительница в ответ утверждала, что ее дело не было сложным, что она посещала все назначенные по делу слушания, за исключением двух. Заявительница указывала, что задержки в рассмотрении дела были обусловлены его передачей из суда общей юрисдикции в арбитраж и обратно. Европейский Суд отметил, что дело заявительницы было достаточно сложным, так как требовало изучения материалов процедуры банкротства. Однако, с точки зрения Суда, сама по себе сложность дела не может служить оправданием для столь долгого рассмотрения иска. Суд не счел нужным устранять противоречия в позициях Правительства и заявительницы относительно ее присутствия на судебных заседаниях. С точки зрения Суда, этот фактор незначительно повлиял на длительность процесса. Суд отклонил ссылки Правительства на то, что заявительница дополняла свои исковые претензии и просила об истребовании дополнительных доказательств. Суд указал на то, что нельзя обвинять заявительницу в том, что она пыталась использовать возможности, представляемые ей национальным процессуальным правом, для защиты своих интересов.

Суд указал, что в рамках процедуры по делу заявительницы были периоды, во время которых национальные власти не предпринимали никаких действий, причем Правительство не объяснило, почему это произошло. Так, с момента регистрации иска до назначения судом первого слушания прошло пять месяцев, с августа 1999 по апрель 2000 слушания не проводились и не назначались, решения районного суда о передаче дела в арбитраж привели к задержке процедуры на тринадцать месяцев. Суд повторил, что статья 6 (1) Конвенции требует от государств организовать свою судебную систему таким образом, чтобы суды имели возможность рассматривать дела в разумные сроки, и констатировал нарушение статьи 6 (1) в отношении Бакиевец. Суд так же признал, что Бакиевец была лишена эффективного средства защиты от чрезмерного затягивания разбирательства по ее иску. Правительство возражало, ссылаясь на то, что областной суд вынес по делу заявительницы определение, в котором указывал на неоправданные задержки процесса. Однако Суд отметил, что Правительство не объяснило, каким образом данное определение областного суда могло ускорить рассмотрение дела заявительницы. Суд не назначил заявительнице компенсации, так как она не представила никаких требований по этому поводу.

Решение по жалобе Chevkin v. Russia так же касалось длительности судебного разбирательства по гражданскому делу. Чевкин - ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС - в 1997 году обратился в суд с иском против Тульского областного военного комиссариата, требуя компенсации вреда здоровью. Судебные органы иск отклонили. В апреле 1998 года Чевкин потребовал у районного суда возобновить производство по делу в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Суд возобновил производство по делу, однако назначенные слушания откладывались: дважды из-за неявки ответчика и пять раз из-за болезни судьи или участия судьи в других процессах. В июле 1999 года районный суд частично удовлетворил претензии Чевкина и назначил ему компенсацию. В январе 2000 года областной суд отменил это решение, указав, что перед рассмотрением дела районный суд должен был разрешить вопрос об удовлетворении ходатайства о возобновлении производства. В марте 2000 года районный суд вынес решение о возобновлении производства по делу, а в мае 2000 года принял решение о частичном удовлетворении иска заявителя, однако решение было отменено областным судом. Дело вернулось в районный суд, который вновь частично удовлетворил иск заявителя. Однако и это решение было обжаловано. Областной суд, куда дело поступило на пересмотр в июле 2001 года, решил отложить рассмотрение в связи с тем, что Конституционный Суд РФ приступил к рассмотрению конституционности правовых норм, на которых основывался иск Чевкина. Чевкин подавал жалобы на чрезмерную длительность разбирательства по его делу в квалификационную коллегию Тульской области, в областной суд и в судебный департамент. Однако результата эти жалобы не дали.

Только в сентябре 2002 года областной суд приступил к пересмотру решения районного суда по делу Чевкина. Решение было отменено, а дело возвращено в районный суд. Районный суд получил материалы дела в ноябре 2002 года и назначил первые слушания по делу на февраль 2003 года. Из двадцать слушаний, назначенных судом в период с февраля 2003 по апрель 2005, десять были отложены из-за неявки ответчика, а семь - из-за болезни или участии судьи в другом процессе. В апреле 2005 года заявитель попросил районный суд отложить рассмотрение дела на месяц в связи со своей болезнью. В августе 2005 года районный суд постановил частично удовлетворить исковые требования заявителя. Заявитель получил текст судебного решения только в октябре 2005 года и обжаловал его в областном суде. На момент рассмотрения жалобы Чевкина Европейским судом кассационное производство не было завершено.

Чевкин жаловался в Европейский Суд на нарушение статьи 6 (1) Конвенции в части чрезмерной длительности судебного разбирательства, на нарушение статьи 13 в виде отсутствия эффективного средства правовой защиты, на нарушение статьи 14 Конвенции в виде дискриминации, а так же на нарушение права собственности, гарантированного статьей 1 Протокола 1 к Конвенции.

Правительство утверждало, что жалоба Чевкина неприемлема, поскольку рассмотрение дела Чевкина национальными судами еще не завершено. Суд отклонил это возражение, указав, что согласно сложившемуся прецедентному праву Суда, жалобы на чрезмерную длительность национальной судебной процедуры могут быть принесены до окончания этих процедур. Суд также отметил, что не имеет юрисдикции рассматривать ту часть процесса по иску заявителя, которая имела место до 5 мая 1998 года и что, согласно сложившемуся прецедентному праву Суда, статья 6 Конвенции не распространяется на процедуры, связанные с возобновлением производства по гражданским делам. В случае в Чевкиным национальные суды рассматривали вопрос о возобновлении производства по гражданскому делу с 24 апреля 1998 по 9 марта 2000 года. Следовательно, Европейский Суд компетентен рассматривать процедуры, имевшие место с 9 марта 2000 года.

Правительство утверждало, что срок рассмотрения иска Чевкина нельзя назвать неразумным. Дело заявителя было сложным и требовало анализа большого числа документов, представленных сторонами. Задержки в производстве были связаны с неявкой ответчика. Кроме того, заявитель сам способствовал затягиванию процедуры, поскольку дополнял свои исковые требования, не явился на слушания 25 декабря 2000 года, а также попросил отложить рассмотрение дела весной 2005 года. Заявитель возражал. С его точки зрения, дело не было сложным. Что касается дополнения исковых требований, то он вынужден был сделать это в связи с изменениями, внесенными в российское законодательство.

Суд отметил, что дело нельзя отнести к разряду особо сложных. Во всяком случае, сложность данного дела сама по себе не могла оправдать столько долгого его рассмотрения. Как и в деле Бакиевец, Суд констатировал, что дополнение исковых требований не может рассматриваться как затягивание процедуры истцом. Суд так же счел пропуск одного судебного заседания и просьбу о приостановлении дела на месяц фактором, не оказавшим существенного влияния на длительность процесса. Суд указал, что в рамках рассмотрения иска заявителя были периоды, когда власти не предпринимали никаких действий. В частности, районный суд в течение длительных периодов времени не назначал слушания по делу, пересылка дела из областного суда в районный продолжалась несколько месяцев, а отсрочки рассмотрения дела из-за участия судьи в другом процессе заняли в сумме около года. Суд принял во внимание то обстоятельство, что иск заявителя несколько раз возвращался областным судом на новое рассмотрение. Однако Суд указал, что участие различных инстанций в рассмотрении дела не освобождает судебные органы от соблюдения требования о разумном сроке разбирательства. Суд также отметил, что поведение ответчика - государственного органа - стало одной из основных причин затягивания процесса. Ответчик не являлся на назначенные заседания, как минимум, десять раз, а судебные органы никак не реагировали на такое поведение.

В итоге Суд пришел к выводу о нарушении принципа разбирательства дела в разумный срок, установленного статьей 6 (1) Конвенции. Одновременно Суд признал нарушение статьи 13 Конвенции в связи с тем, что у заявителя отсутствовали эффективные средства защиты от затягивания процесса. Однако Суд отклонил жалобы заявителя на нарушение права собственности и на дискриминацию, отметив, что представленные материалы не содержат признаков указанных нарушений. Суд отклонил требования Чевкина о компенсации материального вреда в связи с отсутствием причинно-следственной связи между нарушением Конвенции и заявленным вредом. Однако Суд счел нужным назначить заявителю компенсацию морального вреда в размере 4 000 евро, а так же удовлетворил требования заявителя о компенсации судебных издержек в размере 480 евро.

Еще одно постановление о длительности судебного разбирательства было вынесено по делу Kirsanova v. Russia. При рассмотрении данного дела Суд отметил, что дело заявительницы, касавшееся качества предоставленного ей жилища, было достаточно сложным. Суд также признал, что поведение заявительницы в определенной степени способствовало затягиванию процесса. Так, заявительница пропустила одно из заседаний. Кроме того, она трижды дополняла свою жалобу. Причем существо дополнений было таково, что потребовало передачи дела в другой суд. Обращение заявительницы с жалобами в прокуратуру также привело к прерыванию процесса на срок, который потребовался прокуратуре для изучения материалов дела. Вместе с тем Суд обнаружил, что поведение судебных властей привело к существенным задержкам производства по делу. В частности, было отмечено, что районный суд в течение шести месяцев не назначал слушаний по делу, что в течение трех месяцев слушания откладывались из-за участия судьи в других процессах. Кроме того, ответчики по иску неоднократно пропускали назначенные заседания без уважительных причин, а судебные органы не реагировали на такое поведение. Суд установил, что из-за бездействия властей производство по делу удлинилось на полтора года. Суд признал нарушение принципа разбирательства дела в разумный срок, установленного статьей 6 (1) Конвенции, а также нарушение статьи 13 Конвенции в связи с тем, что у заявительницы отсутствовали эффективные средства защиты от затягивания процесса. Суд отклонил жалобы заявительницы на несправедливость судебного разбирательства ее иска, подчеркнув, что в его компетенцию не входит анализ фактических или правовых ошибок, допущенных национальными судебными органами. Суд отметил, что из представленных материалов следует, что заявительница имела все возможности представить свои аргументы перед национальными инстанциями. От также отклонил требования заявительницы о возмещении материального вреда в размере 137 000 евро в связи с отсутствием причинно-следственной связи между нарушением Конвенции и заявленным вредом. Суд назначил заявительнице компенсацию морального вреда в размере 2 000 евро.

Дело Kutsenko v. Russia по фактическим обстоятельствам похоже на дело Kirsanova v. Russia. В сентябре 1998 года заявительница предъявила судебный иск относительно качества приобретенного ею жилья. Районный суд, куда был подан иск, не приступал к рассмотрению делу в течение семи месяцев. Первые слушания были назначены только после того, как заявительница пожаловалась на нарушение процессуальных сроков в Верховный Суд. Слушания по делу неоднократно откладывались в связи с неявкой сторон или участием судьи в другом процессе. Первое заседании по делу состоялось через год и четыре месяца с момента подачи иска, после того, как заявительница пожаловалась в администрацию Президента РФ. На первом заседании суд принял решение о проведении экспертизы с целью установить, соответствует ли квартира заявительницы строительным стандартам. Заявительница возражала ссылаясь на то, что такая экспертиза уже проводилась и ее результаты представлены суду. Однако районный, а затем и областной суд с аргументами заявительницы не согласились. Материалы дела были направлены на экспертизу. Через полгода экспертное учреждение вернуло материалы суду и сообщило, что экспертиза не может быть проведена, так как ответчик отказывается оплатить ее. После этого слушания по делу опять откладывались, в частности, в связи с истребованием документов от ответчика. Примерно через год суд вновь принял решение о проведении экспертизы, так как ему удалось получить от ответчика согласие компенсировать ее стоимость. Жалоба Куценко на это решение была отклонена областным судом. Материалы дела были направлены на экспертизу и вернулись в суд только через семь месяцев. После этого слушания по делу вновь неоднократно откладывались по различным основаниям.

Через четыре года с момента подачи иска суд вынес решение. Куценко отказали в удовлетворении иска и обязали возместить ответчику расходы на проведение экспертизы. Решение было отменено областным судом и дело было направлено на новое рассмотрение. В течение полугода слушания по делу откладывались, преимущественно из-за того, что заявительница просила суд об истребовании дополнительных доказательств. В итоге суд вновь отказал в удовлетворении иска и обязал Куценко возместить ответчику расходы на проведение экспертизы. Это решение также было отменено областным судом. При повторном рассмотрении районный суд решил удовлетворить иск Куценко частично. Однако и это решение было отменено вышестоящим судом. Районный суд, куда было возвращено дело, частично удовлетворил иск заявительницы. При рассмотрении данного дела Суд пришел к выводу, что бездействие властей привело к задержке разбирательства на четыре года, и на этом основании признал нарушение статьи 6 (1) Конвенции. Остальные жалобы заявительницы (на несправедливость разбирательства и на дискриминацию) были отклонены. Отклонив требования заявительницы о компенсации материального вреда, Суд назначил ей компенсацию морального вреда в размере 1 500 евро.

Дело Olshannikova v. Russia также касалось вопросов длительности судебного разбирательства по гражданскому делу. При рассмотрении данного дела Суд констатировал нарушения, аналогичные тем, что были установлены в вышеописанных делах. Суд, в частности отметил чрезмерные (на одиннадцать месяцев) задержки в допросе свидетелей, пересмотр дела по причине того, что суд не смог должным образом допросить саму заявительницу, непредставление заявительнице текста решения по делу в течение пяти месяцев и др. Суд признал нарушение требования статьи 6 (1) Конвенции о рассмотрении дела в разумный срок. Одновременно было признано нарушение статьи 13 о праве на эффективное средство правовой защиты, так как обращения заявительницы в различные инстанции с жалобами на длительность производства по ее иску не привели к изменению ситуации.

Неисполнение решений национальных судов: Gridin v. Russia, Kazmina v. Russia, Korchagin v. Russia, Kuksa v. Russia, Pyrikov v. Russia, Shatunov v. Russia, Shilov and Baykova v. Russia, Vasilyeva and Others v. Russia.

Жалобы о неисполнении решений российских судов составляют существенную часть от всего объема жалоб, подаваемых россиянами в Европейский Суд. Практика Европейского суда по таким делам уже устоялась. В русле этой устоявшейся практики были и постановления по восьми жалобам на неисполнение судебных решений, вынесенных в июне. Вместе с тем, имеет смысл рассмотреть некоторые из этих постановлений более детально.

Например, внимания заслуживает решение вопроса о приемлемости жалобы Kazmina v. Russia (рассматривался одновременно вопрос о приемлемости жалобы и существо дела). Жительница Нововоронежа Казмина обратилась в суд с иском против службы социального обеспечения. Она добивалась индексации своей пенсии. Суд вынес решение в пользу Казминой 27 октября 2000 года. Поскольку ответчик не обжаловал решение, оно вступило в законную силу и с ноября 2000 года суд выдал заявительнице исполнительный лист. Служба судебных приставов начала исполнительное производство: сначала приставы обратились к ответчику с просьбой уплатить назначенные судом суммы, а потом попытались обратить взыскание на счета службы социального обеспечения. Однако денег на счетах не оказалось, в связи с чем служба судебных приставов была вынуждена уведомить заявительницу о невозможности исполнения судебного решения. В декабре 2000 года служба судебных приставов обратилась в суд с требованием разъяснить вопросы исполнения решения, однако в январе 2001 года суд отклонил этот запрос. Заявительница жаловалась на неисполнение судебного решения в прокуратуру Нововоронежа и в Воронежский областной департамент Министерства юстиции, однако жалобы оказались безрезультатными. В марте 2001 года служба судебных приставов вернула заявительнице исполнительный лист с уведомлением о том, что судебное решение не может быть исполнено в связи с отсутствием средств у ответчика. Заявительница неоднократно обращалась с требованиями об исполнении решения, однако служба судебных приставов всякий раз сообщала о невозможности исполнения решения. К моменту рассмотрения дела Европейским судом решение по делу Казминой так и не было исполнено.

Правительство в своих возражениях относительно приемлемости жалобы указывало, что у Казминой была возможность обжаловать бездействие службы судебных приставов в суде. Правительство указало, что, в соответствии со статьей 46 Конституции РФ, каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. Кроме того, статья 90 Федерального Закона "Об исполнительном производстве" предусматривает судебное обжалование действий приставов. По мнению Правительства, тот факт, что заявительница не обратилась с жалобой в судебные органы, означает, что она не исчерпала национальных средств защиты. Заявительница возражала, указывая на то, что в соответствии со статьей 13 Гражданско-процессуального Кодекса, вступившие в законную силу судебные решения подлежат обязательному исполнению, в том числе государственными органами и должностными лицами. По этой причине она не была обязана обращаться с жалобой в суд. Заявительница также сослалась на свои обращения в органы прокуратуры и в департамент Министерства юстиции.

Суд, рассматривая аргументы сторон, указал на то, что статья 35 Конвенции, устанавливающая правила исчерпания внутренних средств защиты, предусматривает распределение бремени доказывания. Если государство заявляет о не исчерпании внутренних средств защиты, то именно на нем лежит обязанность доказать, что заявленное средство защиты было эффективно в теории и на практике. То есть, такое средство было доступным, могло обеспечить восстановление нарушенных прав и обращение к этому средству давало бы шансы на успешное разрешение ситуации. Суд также напомнил, что эффективным следует считать такое средство защиты, которое могло бы предотвратить предполагаемое нарушение или же предоставить адекватные восстановительные меры, если нарушение уже произошло. Суд отметил, что Правительство не предоставило объяснения, почему в данном случае обращение в суд с жалобой против приставов должно считаться эффективным средством защиты. Более того, стороны данного дела не сообщали, что причиной неисполнения решений были действия судебных приставов. Такой причиной было отсутствие средств. В этой ситуации обращение с жалобой против судебных приставов нельзя рассматривать в качестве эффективного средства защиты от неисполнения судебного решения. Суд признал, что вследствие неисполнения судебного решения в отношении Казминой было нарушено право собственности (статья 1 Протокола 1 к Конвенции) и право на справедливое судебное разбирательство (статья 6(1) Конвенции).

Интересно также постановление по делу Pyrikov v. Russia. В 1998 году житель Тульской области Пыриков вместе с тремя другими гражданами обратился в суд с иском против своего бывшего работодателя, добиваясь возвращения задолженности по заработной плате и компенсации морального вреда. В мае 1998 года суд частично удовлетворил исковые требования. Решение не было обжаловано и вступило в законную силу. Однако в сентябре 1999 года Тульский областной суд отменил это решение в порядке надзора и отправил дело на новое рассмотрение. Пыриков ходатайствовал о выделении его дела в отдельное производство и суд его ходатайство удовлетворил. В течение нескольких месяцев слушания по делу откладывались из-за неявки ответчика. Потом заявитель попросил приостановить рассмотрение дела на месяц, поскольку желал дополнить свои исковые требования. В сентябре 2000 года суд вынес решение о частичном удовлетворении иска заявителя. Это решение было отменено областным судом. Дело вернулось в районный суд на новое рассмотрение. В районном суде из одиннадцати слушаний, назначенных в период с сентября 2001 по апрель 2003 года, два были отложены в связи с болезнью судьи, семь - из-за неявки ответчика, а два - по просьбе самого Пырикова. Суд принял решение о частичном удовлетворении иска Пырикова 26 апреля 2003 года. Это решение не обжаловалось и вступило в законную силу.

Кроме того, Пыриков обратился с иском в отношении Министерства финансов, требуя выплаты пособия по безработице. В октябре 2001 года суд удовлетворил иск. Это решение вступило в законную силу. В мае 2002 года было начато исполнительное производство. Однако решение было исполнено только в декабре 2004 года. В период, когда решение не исполнялось, Пыриков обращался в Министерство финансов с запросами о предоставлении информации. Какую именно информацию он требовал, Пыриков Европейскому суду не объяснил.

Пыриков жаловался на нарушение статьи 6 (1) Конвенции в части неисполнения судебного решения, в части длительности разбирательства по его делу и в части справедливости рассмотрения его дел. Он также жаловался на то, что неисполнение судебного решения по его делу нарушило право собственности, гарантированное статьей 1 Протокола 1 к Конвенции. Кроме того, Пыриков жаловался на нарушение статьи 10 Конвенции в части доступа к информации.

Европейский Суд признал, что неисполнение судебного решения в течение двух лет нарушило статью 6 (1) Конвенции и статью 1 Протокола 1 к Конвенции. Суд не нашел в данном деле нарушения статьи 6 (1) Конвенции в части длительности судебного разбирательства. Суд отметил, что он не может рассматривать ту часть разбирательства, которая происходила до мая 1998 года, так как тогда Россия еще не ратифицировала Конвенцию. Суд также напомнил, что процедуры, касающиеся возобновления производства по делу, не подпадают под действие статьи 6 (1). Таким образом, Суд анализировал судебное разбирательство по иску Пырикова в период с 27 сентября 1999 года по 18 апреля 2003 года. Суд пришел к выводу, что в данном случае задержки в производстве были вызваны самими сторонами дела, а не судебными органами. Суд отклонил как неприемлемую жалобу Пырикова на несправедливость судебного разбирательства: Пыриков не обжаловал решений районных судов по своему иску и, таким образом, не исчерпал внутренних средств защиты. На том же основании была отклонена жалоба на нарушение статьи 10 Конвенции.

Заслуживает отдельного рассмотрения и постановление по делу Shatunov v. Russia, так как в нем рассматриваются вопросы неисполнения судебного решения, не связанные с проблемой отсутствия бюджетных средств. Шатунов был подвергнут уголовному преследованию и осужден, но затем оправдан судом надзорной инстанции. В августе 2001 года он обратился в суд с иском против Министерства финансов, требуя возмещения вреда, причиненного уголовным преследованием. В ноябре 2001 года районный суд частично удовлетворил исковые требования, но в декабре того же года областной суд решение отменил и направил дело на новое рассмотрение. Повторное решение о частичном удовлетворении иска было вынесено районным судом в январе 2002 года. В марте 2002 года областной суд опять отменил решение и отправил дело на новое рассмотрение. В апреле 2002 районный суд вынес очередное решение. На этот раз областной суд его не отменил, но дополнил, назначив заявителю дополнительные компенсационные суммы. В апреле 2002 года заявитель также обратился в суд с иском о компенсации суммы штрафа, который он заплатил по приговору суда. В июне 2002 года суд удовлетворил его исковые требования.

В мае 2002 года районный суд выпустил исполнительный лист по решению о компенсации вреда, причиненного уголовным преследованием. Заявитель направил исполнительный лист в первый департамент службы судебных приставов Центрального района г. Москва. Письмом от 5 сентября 2002 года Министерство юстиции уведомило заявителя, что его исполнительный лист был передан во второй департамент службы судебных приставов Центрального района г. Москвы. В последствии и первый исполнительный лист, и второй исполнительный лист (по решению о компенсации суммы штрафа) были переправлены в первый департамент. Первый департамент переправил их назад во второй департамент службы судебных приставов Центрального района г. Москвы 22 апреля 2004 года. В июне 2004 года второй департамент службы судебных приставов Центрального района г. Москвы вернул заявителю исполнительный лист по первому судебному решению указав, что он не соответствует требованиям закона. В частности, в исполнительном листе не была указана дата выпуска и не определен период для подачи листа для исполнения. Также служба судебных приставов рекомендовала заявителю обращаться с судебным листом непосредственно в Министерство финансов, как того требует Постановление Правительства от 9 сентября 2002 года. Заявитель обратился в районный суд с требованием внести необходимые изменения в исполнительный лист. В июле 2004 года служба судебных приставов вернула заявителю и второй исполнительный лист, который, как выяснилось, также не соответствовал требованиям закона.

В июле 2004 года районный суд вернул заявителю два исправленных исполнительных листа. В августе заявитель направил их в Министерство финансов. Министерство финансов вернуло заявителю второй исполнительный лист в октябре 2004 года, поскольку в исполнительном листе было неверно процитировано судебное решение, а также не был указан срок подачи листа для исполнения. Первый исполнительный лист был возвращен заявителю в мае 2005 года, поскольку он тоже был неправильно оформлен. Кроме того, само решение суда, на основании которого был выпущен исполнительный лист, имело существенный дефект: в нем не было указано, что взыскивать присужденные суммы надо из казны РФ. В ноябре 2004 года заявитель обратился в районный суд с просьбой дополнить второй исполнительный лист требуемыми реквизитами. В декабре этот лист вновь поступил в Министерство финансов. В соответствии с заявлением Правительства, в мае 2005 года по этому исполнительному листу были осуществлены выплаты. Заявитель утверждал, что выплаты не были произведены. Первый исполнительный лист, по всей видимости с исправлениями, был направлен в Министерство финансов в июле 2005 года. В связи с тем, что дефекты исполнительного листа так и не были исправлены, исполнительный лист вернули заявителю.

В возражениях на жалобу Правительство сообщало, что выплаты по второму исполнительному листу были произведены. Что касается первого исполнительно листа, то заявитель представлял недействительный лист. Правительство указывало, что у заявителя есть возможность подать исполнительный лист снова. Заявитель утверждал, что судебные решения в его пользу не были исполнены из-за многочисленных ошибок органов власти. Он утверждал, что дефекты исполнительного листа были вызваны не его действиями, а действиями судебных органов.

Рассматривая дело, Суд в первую очередь отметил, что Правительство не представило никаких доказательств, подтверждающих выплату исковых сумм по второму исполнительному листу. Суд также констатировал, что решения, вынесенные в пользу заявителя, не были исполнены в течении трех лет и десяти месяцев. Суд указал, что заявитель обратился за исполнением решений в службу судебных приставов в соответствии с действовавшими правилами. После того, как его уведомили об изменении процедуры исполнения решений, он направил документы в Министерство финансов в соответствии с новыми правилами. Суд отметил, что служба судебных приставов не исполняла решения в течение двух лет, пока не вернула их в связи с несоответствием исполнительных листов требованиям закона. Судебные решения не были также исполнены и Министерством финансов, которое неоднократно возвращало исполнительные листы на том же основании, что и служба судебных приставов. Европейский суд отметил, что неспособность национального суда выпустить исполнительные листы, соответствующие требованиям закона, а также неспособность исправить их после того, как дефекты были обнаружены, - упущение государства. На этом основании Суд признал нарушение статьи 6 (1) Конвенции и статьи 1 Протокола 1.

Анализируя постановления Суда, касающиеся неисполнения решений национальных судов, нельзя не отметить постановление по делу Shilov and Baykova v. Russia. Заявители, жители Ярославля, являлись совладельцами дома, который был расположен рядом с отделением милиции и пожарной станцией. Они обратились в суд с иском против Министерства внутренних дел, требуя предоставления нового жилища и компенсации вреда. Заявители утверждали, что из-за ремонтных работ, которые проводились отделением милиции, была повреждена дренажная система, из-за чего их дом стал страдать от сезонных затоплений. В декабре 2000 года районный суд частично удовлетворил исковые требования заявителей и обязал МВД предоставить семье каждого из заявителей жилище размером как минимум 30.6 и 35.56 квадратных метров и состоящее из двух комнат. Суд также назначил заявителям компенсационные выплаты в размере 3 353 и 26 165 руб., соответственно. Решение было оставлено в силе ярославским областным судом.

В июле 2001 года заявители начали исполнительные процедуры. МВД выплачивало Байковой компенсацию двумя траншами: в июле 2001 и в сентябре 2002. Шилов получил компенсацию в сентябре 2002 года. В августе 2002 года жилищная комиссия областного УВД приняла решение о предоставлении заявителям квартир размером 55.6 и 53.1 квадратных метров в строящемся доме. В октябре 2002 года, кода# постройка дома была завершена, заявители получили разрешение на въезд.

Заявители жаловались, что длительное неисполнение вынесенного в их пользу судебного решения нарушило статью 6 (1) Конвенции и статью 1 Протокола 1 к Конвенции. Правительство возражало, указывая, что на момент начала исполнительного производства УВД Ярославской области не имело в распоряжении требуемых квартир. Поэтому квартиры были предоставлены заявителям после того, как они были построены. С точки зрения Правительства, задержка с исполнением судебного решения не была чрезмерной.

Суд, приступая к рассмотрению дела, подчеркнул, что в некоторых случаях задержки в исполнительном производстве могут быть оправданными. Принимая во внимание постановления по делам Burdov v. Russia и Timofeyev v. Russia, Суд отметил, что имевшийся в данном случае срок исполнения один год и семь месяцев может казаться чрезмерным. Вместе с тем, в приведенных в качестве примера делах речь шла о задержке выплат денежной компенсации, а не о предоставлении жилья. В связи с этим Суд принял аргумент Правительства о том, что МВД испытывало объективные сложности в предоставлении заявителям квартир. Принимая во внимание тот факт, что заявителям предоставили новое жилье сразу же, как оно было построено, Суд пришел к выводу, что срок исполнения этой части судебного решения был разумным и не повлек нарушения прав собственности. Суд рассмотрел отдельно срок исполнения судебного решения в части выплаты заявителям денежной компенсации. Суд отметил, что в отношении обоих заявителей этот срок составил примерно год и шесть месяцев. Суд отметил, что ранее в аналогичных случаях он признавал такой срок чрезмерным. Таким образом, Суд признал нарушение статьи 6 (1) и статьи 1 Протокола 1 в связи с задержкой исполнения судебного решения в части выплаты компенсации.

Вопросы реализации права на справедливое судебное разбирательство в гражданском и уголовном процессе: Chebotarev v. Russia и Metelitsa v. Russia.

Дело Chebotarev v. Russia касалось не только исполнения решения суда по иску заявителя, но и другого важного аспекта права на справедливое судебное разбирательство - устойчивости судебного решения. Житель города Нововоронеж Чеботарев принимал участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Он был признан инвалидом и ему были назначены соответствующие социальные выплаты. В период с 1999 по 2002 годы Чеботарев неоднократно обращался в судебные органы с исками против службы социального обеспечения, требуя пересчета размера выплат. Нововоронежский суд шесть раз выносил решения с пользу заявителя и назначал ему компенсацию за неверный расчет социальных выплат:

10 195 рублей 30 августа 2000 года,

19 066 рублей 26 февраля 2001 года,

7 524 рублей 21 мая 2001 года,

10 032 рублей 14 декабря 2001 года;

21 227 рублей 17 июня 2002 года;

2 508 рублей 10 октября 2002.

Эти решения не были обжалованы и вступили в законную силу, однако долгое время оставались неисполненными. Выплаты по судебным решениям стали производиться только осенью 2003 - весной 2004 года. По утверждению Правительства, исполнение решений по искам заявителя было завершено в июне 2004 года.

В 2000 году заявитель обратился в суд с иском, требуя процентов за просрочку выплаты полагающихся ему пособий. В декабре 2000 года нововоронежский суд удовлетворил исковые требования и назначил заявителю компенсацию в размере 10 806 рублей. Решение не было обжаловано и вступило в силу в январе 2001 года. В октябре 2002 года председатель Воронежского областного суда принес надзорный протест на решение нововоронежского суда. В порядке надзора решение было отменено, а дело направлено на новое рассмотрение. В ноябре 2002 года нововоронежский суд отказал в удовлетворении иска заявителя на том основании, что законодательство не предусматривает выплату требуемых им процентов. В декабре 2002 года это решение было подтверждено в кассационной инстанции - в областном суде.

Правительство не оспаривало, что решения по искам заявителя исполнялись с определенной задержкой. Однако Правительство утверждало, что заявитель утерял статус жертвы и злоупотребил правом на обращения в Европейский суд, так как он отказался принять условия мирового соглашения, предложенного ему в мае 2004 года. Что касается надзорного пересмотра одного из решений в пользу заявителя, Правительство отметило, что решением о пересчете размера пособия от 30 августа 2000 года суд проиндексировал выплаты с учетом изменившихся цен. Поэтому отдельное решение о назначении процентов было ошибочным и его необходимо было исправить в рамках надзорного производства.

Рассматривая вопрос о приемлемости жалобы, Суд не согласился с тем, что заявитель утратил статус жертвы. Суд напомнил, что лицо утрачивает статус жертвы, если национальные власти явным образом или фактически признают нарушение конвенционных прав и предоставят адекватные меры правовой защиты и восстановления нарушенных прав. Суд заметил, что, даже если предположить, что мировое соглашение, предложенное заявителю, содержало признание факта нарушения, - после отклонения соглашения заявителем такая декларация о признании не привела к возникновению каких-либо правовых обязательств со стороны Правительства. Кроме того, Суд не согласился с утверждением, что отказ подписать мировое соглашение представляет собой нарушение права на обращение. По сложившееся практике Суда, отказ начать или продолжить переговоры с Правительством о мирном урегулировании не рассматривается как злоупотребление правом. Суд признал чрезмерным срок исполнения судебных решений по искам заявителя и на этом основании констатировал нарушение статьи 6 (1) Конвенции и статьи 1 Протокола 1. Суд также констатировал, что, как и в деле Ryabykh v. Russia, окончательное и имеющее обязательную силу судебное решение было отменено по инициативе должностного лица, чья власть инициировать процедуру пересмотра не была ограничена каким-либо сроком. Суд признал, что это нарушило статью 6 (1) Конвенции и статью 1 Протокола 1.

В постановлении по делу Metelitsa v. Russia рассматривались вопросы справедливого судебного разбирательства применительно к производству по уголовному делу. В сентябре 2001 года заявитель был помещен под стражу в связи с обвинением в причинении телесных повреждений. В декабре 2001 года Назаровский городской суд Красноярского края вынес приговор в отношении заявителя и его подельников и приговорил заявителя к шести годам лишения свободы. 23 декабря 2001 и 24 января 2002 заявитель подал кассационные жалобы. Он сообщал, что подельники оболгали его, что заключение медицинской экспертизы не соответствует версии событий, принятой судом, и что следствие было проведено недостаточно тщательно. Он просил отмены приговора, а также требовал, чтобы его адвокат была приглашена на кассационные слушания. Адвокат заявителя направила кассационную жалобу 25 декабря. В жалобе она указывала на расхождение описания фактов в судебном решении с фактами, установленными в судебном заседании, и требовала переквалификации деяния подзащитного и изменения наказания. 27 декабря заявитель направил ходатайство о пересмотре дела в его отсутствие.

Заявитель утверждал, что ни он сам, ни его адвокат, не были извещены о дате слушания в кассационной инстанции. По сообщению Правительства, 20 февраля 2000 года вызов в суд был направлен в офис адвоката и по месту заключения заявителя. 5 марта 2002 года Красноярский краевой суд рассмотрел дело в кассационном порядке. Суд утвердил приговор в отношении заявителя, смягчил приговор в отношении обоих его подельников, а одному из них изменил квалификацию деяния. В то время как ни заявителя, ни его адвоката на слушаниях не было, его подельники и их защитники участвовали в судебном заседании. В заседании также принимал участие прокурор. В октябре 2003 года заявитель получил повестку о том, что кассационные слушания назначены на 5 марта 2002 года. Эта повестка была датирована 27 февраля 2002 года.

Заявитель жаловался, что в отношении него было нарушено требование справедливости судебного разбирательства, провозглашаемое в статье 6 (1) Конвенции, и положение статьи 6 (3), которое гарантирует любому, против кого было выдвинуто уголовное обвинение, право защищать себя самостоятельно или при помощи защитника по своему выбору. Правительство сообщало, что заявитель, в отличие от его подельников, которые ходатайствовали о личном присутствии на кассационных слушаниях, просил рассмотреть дело в его отсутствие. Кроме того, и ему, и его адвокату 20 февраля были направлены повестки. В соответствии с нормами действовавшего Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, суд имел право рассматривать дело в отсутствие обвиняемого, если он не явился на слушания, хотя был должным образом уведомлен.

Правительство представило копии двух повесток. Одна из них была адресована в адвокатскую контору в г. Ачинск, а другая - заявителю в СИЗО. Правительство представило также копию требования о конвоировании одного из подельников заявителя. Правительство утверждало, что участие прокурора в кассационных слушаниях не повлияло на право заявителя на защиту: заявитель изложил свои аргументы в кассационной жалобе, кроме того, не имеется данных о том, что прокурор требовал у суда изменить приговор в отношении заявителя. Заявитель в ответ сообщил, что российское уголовно-процессуальное законодательство требует, чтобы повестки в суд направлялись участникам процесса своевременно. Заявитель также указывал, что представленные Правительством копии повесток еще не доказывают, что он и его адвокат были надлежащим образом уведомлены о слушаниях. С точки зрения заявителя, единственным доказательством получения уведомления может считаться удостоверяющая это подпись. Однако Правительство не представило расписок, удостоверяющих факт получения повесток. Адвокат заявителя представила в Суд заверенное свидетельство о том, что она не получала повесток, на которые ссылается Правительство. Заявитель направил в Суд список полученной корреспонденции, заверенный администрацией пенитенциарного учреждения, где он содержался. Согласно этому документу, в октябре 2003 года заявитель получил копию письма от 22 апреля 2002, копию повестки о кассационном слушании от 27 февраля 2002 и копию решения кассационного суда от 5 марта 2002 года. Заявитель также сообщил Суду, что утверждения Правительства о том, что прокурор во время кассационных слушаний не делал комментариев по поводу его приговора, не подтверждается какими-либо доказательствами.

Приступая к рассмотрению аргументов сторон, Суд счел нужным напомнить основные положения своего прецедентного права по вопросам о справедливости судебного разбирательства и права на защиту. Во-первых, принцип справедливости судебного разбирательства требует, чтобы обвиняемый имел возможность присутствовать и в полной мере участвовать в судебных заседаниях первой инстанции. Личное присутствие обвиняемого на апелляционных и кассационных слушаниях может не иметь такого значения, даже если суд второй инстанции имеет полномочия пересматривать вопросы факта и права. Для того, чтобы решить этот вопрос, необходимо принимать во внимание особенность процедуры, возможности представить точку зрения защиты, а также перечень вопросов, которые должны быть разрешены судом и их значимость для обвиняемого. Вместе с тем, первостепенной гарантией справедливости судебного разбирательства является обеспечение надлежащей защиты обвиняемого как в суде первой, так и второй инстанции. Равенство сторон, которое является одним из проявлений более широкой концепции справедливого судебного разбирательства, требует состязательности уголовного процесса. Это означает, что и сторона обвинения, и сторона защиты должна иметь возможность ознакомиться с заявлениями и аргументами, представленными другой стороной.

Применяя эти принципы к конкретному делу, Суд отметил, что, согласно российскому законодательству, кассационная процедура подразумевает пересмотр и вопросов факта, и вопросов права. Суд также констатировал, что и заявитель, и его адвокат в своих кассационных жалобах поднимали не только вопросы права, но и вопросы факта: предлагаемая ими версия событий существенно отличалась от версии, представленной подельниками заявителя. Заявитель требовал пересмотра приговора и смягчения наказания. Материалы, представленные сторонами, свидетельствуют, что кассационный суд смягчил наказание обоим подельникам заявителя, которые присутствовали на слушаниях, а отсутствовавшему заявителю наказание смягчено не было. Рассматриваемые кассационной инстанцией вопросы были весьма важны для заявителя, приговоренного к шести годам лишения свободы. По мнению Суда, кассационная инстанция не могла в полной мере проанализировать поставленные перед ней вопросы без непосредственной оценки аргументов заявителя, представленных им лично или посредством адвоката. Кроме того, из представленных документов следует, что прокурор участвовал в кассационных слушаниях. Принимая во внимание тот факт, что заявитель просил рассматривать его кассационную жалобу в его отсутствие и ходатайствовал об участии в слушаниях своего адвоката, государственные органы должны были обеспечить, как минимум, присутствие адвоката на этих слушаниях.

Суд отметил, что копии повесток, представленные Правительством, не имеют почтовых штампов, а Правительство не представило никаких дополнительных доказательств того, что эти повестки действительно были направлены адресатам за две недели до назначенных слушаний. Также не имеется никаких доказательств того, что кассационный суд проверил, были ли должным образом уведомлены о слушаниях заявитель и его адвокат, и рассмотрел вопрос о необходимости отложить слушания. На этом основании Суд признал, что в отношении заявителя было нарушено требование статьи 6 (1) Конвенции, касающееся справедливости судебного разбирательства, и положение статьи 6 (3), которое гарантирует любому, против кого было выдвинуто уголовное обвинение, право защищать себя самостоятельно или при помощи защитника по выбору.

Рассмотрение вопросов об аресте: Bednov v. Russia, Mamedova v. Russia, Korchuganova v. Russia.

В июне Суд принял три постановления, в которых рассматривались различные аспекты реализации права на свободу и личную неприкосновенность, гарантированного статьей 5 Конвенции.

Так, постановление по делу Bednov v. Russia касается права на судебный пересмотр законности и обоснованности решения о помещении под стражу, гарантируемого статьей 5 (4) Конвенции. Житель Воронежской области Беднов 25 июля 2001 года был арестован по подозрению в грабеже. Через два дня прокурор вынес решение о применении к нему меры пресечения в виде содержания под стражей. Беднов подал несколько жалоб по поводу законности ареста и помещения под стражу: 6 августа в Лискинский районный суд Воронежской области и 7 августа - в областной суд. Также заявитель несколько раз направлял в областной суд ходатайство об освобождении до суда. Администрация СИЗО, в котором находился заявитель, высылала адресатам все жалобы и ходатайства без задержек.

16 августа 2001 года областной суд направил одну из жалоб заявителя в суд железнодорожного района г. Воронеж. По сообщению Правительства, 23 августа 2001 года областной суд направил заявителю письмо, разъясняющее вопросы подсудности жалоб на арест. По сообщению заявителя, 27 августа он получил из областного суда уведомление о том, что его жалобы были переданы в Лискинский районный суд. 31 августа областной суд переслал какие-то из жалоб заявителя в Лискинский районный суд. 7 сентября 2001 года заявитель был переведен в другой следственный изолятор. А 11 сентября следственные органы направили в суд Железнодорожного района материалы, касающиеся вопроса о помещении заявителя под стражу. Лискинский районный суд 20 сентября направил в суд Железнодорожного района какие-то из жалоб заявителя. Лискинский суд указал, что жалобы должен рассматривать Железнодорожный суд, так как заявитель содержится в учреждении на территории, подведомственной этому суду. Из Лискинского суда материалы поступили в Железнодорожный суд 24 сентября. 26 сентября 2001 года администрация СИЗО уведомила Железнодорожный суд о том, что не может доставить заявителя на слушания, так как заявитель переведен в Лискинский район. Видимо, в данном случае речь шла о слушаниях по жалобам заявителя на содержание под стражей. В связи с этим 2 октября Железнодорожный суд направил жалобы в Лискинский суд. 3 октября администрация СИЗО вновь уведомила Железнодорожный суд о том, что не может доставить заявителя на слушания, так как заявитель переведен в Лискинский район. 30 октября Лискинский суд признал заявителя виновным в краже и приговорил его к четырем годам и шести месяцам лишения свободы. Суд зачел время, проведенное заявителем под стражей, в срок отбытия наказания. В марте 2002 года областной суд утвердил решение Лискинского суда.

Комментируя жалобу, Правительство утверждало, что 23 августа 2001 года областной суд направил заявителю письмо, разъясняющее вопросы подсудности жалоб на арест. Но даже после этого заявитель направлял жалобы в Железнодорожный и в Лискинский суды, которые не имели компетенции рассматривать их. Правительство также утверждало, что Лискинский суд не рассмотрел жалобы заявителя в связи с тем, что 30 октября в отношении него был вынесен обвинительный приговор. На этих основаниях Правительство требовало признать жалобу Беднова необоснованной. Правительство также сообщило о невозможности проверить, подавал ли заявитель жалобы в областной суд, так как все документы за 2001 год были уничтожены в связи с истечением сроков хранения.

Прежде чем перейти к рассмотрению материалов дела, Суд напомнил, что статья 5 (4) Конвенции гарантирует задержанным и арестованным возможность судебной оценки законности ареста с точки зрения процессуальных и материальных норм. Положения этой статьи подразумевают быстрое вынесение решения и освобождение заявителя, если будет установлено, что арест не соответствует требованиям закона.

Суд отметил, что в данном деле заявитель в период с 25 июля по 30 октября 2001 года подал шесть жалоб, касающихся законности помещения под стражу и возможности освобождения до суда. Ни одна из этих жалоб так и не была рассмотрена судебными органами. Суд обратил внимание на утверждения Правительства о том, что заявитель направлял жалобы в Жедезнодорожный и в Лискинский суды, которые не имели компетенции рассматривать их. Суд отметил, что из материалов дела следует, что только первую жалобу заявитель направил в Лискинский суд, а остальные он посылал в областной суд. При этом жалобы заявителя несколько раз пересылались из одного суда в другой. Европейский суд пришел к выводу, что национальные судебные органы не смогли разрешить вопрос о юрисдикции. Суд также отметил, что утверждение Правительства о том, что Лискинский суд не стал рассматривать жалобы заявителя в связи с тем, что по его делу был вынесен обвинительный приговор, означает, что Лискинский суд был компетентен рассматривать эти жалобы. А это противоречит предыдущим утверждениям Правительства о том, что Лискинский суд такой компетенции не имел. Кроме того, по мнению Суда, тот факт, что заявитель был признан виновным, в принципе не может оправдать отказ в рассмотрении его жалоб на законность ареста и содержания под стражей. На этом основании Суд признал, что в отношении заявителя была нарушена статья 5 (4) Конвенции.

В июне Суд вынес постановление по делу Mamedova v. Russia. Как и постановление по делу Khudoyorov v. Russia, оно касалось условий содержания под стражей в СИЗО г. Владимир, а также практики владимирских судов по вопросам об аресте и содержании под стражей. Если аргументы Суда по вопросу об условиях содержания не отличаются от аргументов по аналогичным делам, то его анализ практики принятия решений об аресте заслуживает внимания.

Заявительница жаловалась на нарушение статьи 5 (3) Конвенции, которое гарантирует быстрое судебное разбирательство или освобождение до суда. Правительство в ответ указывало, что содержание заявительницы под стражей было обоснованным, так как она обвинялась в тяжком преступлении - мошенничестве в особо крупных размерах. Бывший ее сообщником муж скрылся, в связи с этим были основания подозревать, что заявительница также скроется от следствия и суда в случае освобождения. Наличие угрозы, что заявительница будет оказывать давление на свидетелей и уничтожать доказательства, подтверждается телефонным разговором заявительницы с неустановленным лицом: заявительница предупреждала неизвестного о готовящемся милицейском рейде и советовала уничтожить документы. Правительство указывало, что продление срока содержания заявительницы под стражей связано с тем, что ее дело было сложным. Кроме того, она сама затягивала расследование, отказываясь давать показания и предоставлять образцы своего почерка, подписи и речи. Заявительница не отрицала, что ее первоначальный арест был обоснованным, однако указывала на то, что период ее нахождение под стражей до суда был необоснованно долгим. Она утверждала, что ее дело не было сложным, что отказ от дачи показаний - ее право предусмотренное законом. Заявительница также сообщала, что утверждение властей о том, что она могла скрыться, необоснованно, поскольку она имела двоих малолетних детей и постоянную работу. Кроме того, ее задержание произошло после проведения обыска в ее квартире, следовательно, если бы у нее было намерение скрыться, она имела время, чтобы это сделать. Кроме того, заявительница утверждала, что не могла уничтожить доказательства, потому что ее квартира и ее офис были обысканы и все находившиеся там документы были изъяты и приобщены к материалам дела. Что касается записи телефонного разговора, на которую ссылается Правительство, то она не оценивалась национальными судами и не использовалась ими как аргумент для продления ареста.

Суд отметил, что заявительница была арестована 23 июля 2004 года и освобождена 4 августа 2005 года. Таким образом, она находилась под стражей около года. Суд отметил, что стороны не оспаривают обоснованности первоначального решения об аресте заявительницы. Наличие обоснованных подозрений в причастности к преступлению может являться основанием для продления содержания под стражей. Однако по истечению определенного периода времени одного этого основания становится недостаточно. Необходимо проверить, имелись ли у судебных органов другие основания для того, чтобы продлить содержание под стражей, и были ли эти основания релевантными и достаточными. Кроме того, требуется установить, отнеслись ли судебные органы с должной тщательностью к рассмотрению вопроса о продлении ареста.

Суд отметил, что национальные судебные инстанции, рассматривавшие вопрос о продлении срока содержания заявительницы под стражей, постоянно рассматривали тяжесть выдвинутого против нее обвинения как основной фактор для оценки риска побега или продолжения преступной деятельности со стороны заявительницы. Суд констатировал, что тяжесть потенциального наказания является одним из оснований для подозрений в возможности побега и повторного совершения преступлений. Однако, по мнению Суда, необходимость продления ареста не может оцениваться абстрактно, с учетом исключительно тяжести предъявленного обвинения. Обвинение и, соответственно, потенциальное наказание, которое может быть назначено обвиняемому, формулируется прокуратурой. Причем судебные органы не контролируют, насколько собранные доказательства подкрепляют выдвинутое обвинение. В связи с этим Суд счел необходимым проверить, установили ли национальные инстанции наличие конкретных фактов, указывающих на то, что в случае освобождения заявительница скрылась бы, воспрепятствовала правосудию или продолжила бы преступную деятельность. Суд констатировал, что национальные судебные органы основывали свое предположение о возможности побега заявительницы на том факте, что ее подельник скрылся. По мнению Суда, поведение подельников не может быть решающим фактором для оценки риска побега арестованного. Этот риск должен оцениваться исходя из индивидуальных обстоятельств арестованного. В данном деле национальные судебные органы не указали никаких особенностей характера или поведения заявительницы, которые указывали бы на вероятность побега. Заявительница, напротив, указывала на конкретные обстоятельства, которые ставили под сомнение ее возможность скрыться от правосудия. Однако судебные органы не анализировали и не оспаривали аргументов заявительницы о том, что она ранее не привлекалась к уголовной ответственности, что во Владимире у нее есть постоянное место жительства и работы, что у нее двое малолетних детей и тяжело больной отец. Суды не принимали во внимание и того факта, что заявительница имела возможность скрыться до своего ареста, однако не воспользовалась этим. На этом основании Суд пришел к выводу, что национальные судебные органы не смогли установить угрозы побега заявительницы.

Суд подчеркнул, что статья 5 (3) Конвенции требует от государства рассматривать возможность применения мер, альтернативных аресту. В данном деле в течение всего срока содержания заявительницы под стражей компетентные органы не рассматривали вопрос о возможности обеспечить явку заявительницы в суд посредством применения более мягких мер, несмотря на то, что адвокаты заявительницы неоднократно просили отпустить ее под залог или под подписку о невыезде. Более того, в своих решениях национальные судебные органы не объясняли, почему нельзя применить к заявительнице более мягкие меры пресечения. Это упущение кажется необъяснимым, поскольку новый российский уголовно-процессуальный кодекс положительно требует от судов рассматривать возможность применения к обвиняемым мер, альтернативных аресту.

Суд также отметил, что в начальный период содержания заявительницы под стражей опасение, что она будет уничтожать доказательства, было оправданным. Но после того, как сбор доказательств по делу закончился, это основание для продления ареста исчезло. Более того, национальные суды не дали никаких объяснений тому, что риск уничтожения доказательств существует. Суд отметил, что Правительство ссылалось на запись телефонного разговора заявительницы, однако не стал учитывать это доказательство, потому что национальные инстанции его не рассматривали. Суд подчеркнул, что он не имеет права подменять национальные суды, которые принимали решение об аресте, давая свою собственную оценку фактам.

Суд констатировал, что решения о продлении срока содержания заявительницы под стражей не учитывали ее персональную ситуацию. В большинстве решений суды использовали одну и туже обобщенную формулу. Более того, в двух решениях о продлении срока содержания под стражей не указывается вообще никаких оснований для этого, но просто констатируется, что заявительница должна остаться под арестом. Эта формулировка поражает, поскольку к моменту вынесения этих решений заявительница уже провела в СИЗО год, а следствие по ее делу было закончено. Суд обратил внимание на то, что в одном из решений о продлении срока содержания заявительницы под стражей областной суд постановил, что нет необходимости заслушивать мнение сторон относительно материалов, представленных прокуратурой в поддержку ходатайства о продлении ареста. В связи с этим решением Европейский Суд счел нужным напомнить, что в соответствии со статьей 5 (3) Конвенции, должностное лицо обязано заслушать обвиняемого, чтобы оценить все факторы в пользу или против продления срока ареста. Суд также счел нужным отметить, что национальные судебные органы ни на каком этапе не рассматривали вопрос о том, соответствует ли срок содержания заявительницы под стражей требованию разумности, хотя рассмотрении этого вопроса было особенно необходимым после того, как заявительница провела в заключении многие месяцы.

Суд счел, что, не дав оценку конкретным обстоятельствам и уклонившись от рассмотрения вопроса об альтернативных мерах пресечения, национальные судебные органы продляли срок содержания заявительницы под стражей в отсутствие релевантных и достаточных оснований. Суд счел, что в такой ситуации вопрос о сложности дела заявительницы уже не имеет значения. Однако Суд счел нужным выразить свое несогласие с утверждением Правительства о том, что отказ заявительницы давать показания замедлил производство по делу и что заявительница несет за это ответственность. Суд указал, что заявительница не была обязана сотрудничать со следствием и что нельзя обвинять ее в том, что она воспользовалась правом на молчание. С точки зрения Суда, ответственность за сбор доказательств и проведение следствия в разумные сроки лежит на органах уголовного преследования.

Кроме жалобы на чрезмерный срок содержания под стражей до суда, заявительница указывала на нарушение статьи 5 (4) Конвенции, которая гарантирует задержанным возможность судебной оценки законности ареста. В частности, заявительница указывала, что ей отказали в возможности присутствовать на слушаниях по обжалованию одного из судебных решений о продлении срока содержания под стражей. Она также отмечала, что суды слишком медленно рассматривали четыре ее жалобы на содержание под стражей. Правительство утверждало, что российское законодательство гарантирует только право осужденного участвовать в кассационном пересмотре приговора. Следовательно, отказ был дан заявительнице законно. Кроме того, ее позиция была представлена в кассационной жалобе, а на слушаниях присутствовали ее адвокаты. Также Правительство сообщило, что заявительница присутствовала лично на одном из последующих кассационных слушаний по вопросу об аресте. Кроме того, заявительница не выдвигала требования об участии в последующих аналогичных слушаниях. Заявительница оспаривала доводы Правительства. Она подтвердила присутствие адвокатов на слушаниях, но указала, что ее личное участие, тем не менее, было необходимо, так как она хотела описать плохие условия содержания под стражей. Тот факт, что ей разрешили принять участие в одном из последующих кассационных слушаний, по мнению заявительницы, указывает на произвольный подход к рассмотрению ее ходатайств. Что касается всех прочих последующих слушаний, то она не стала настаивать на участии в них из-за плохих условий транспортировки из СИЗО в суд.

Европейский Суд отметил, что слушания по вопросу о содержании под стражей должны давать возможность подозреваемому или обвиняемому высказать свою точку зрения лично или через представителя. В данном случае присутствие заявительницы требовалось, несмотря на участие в слушаниях ее адвокатов. Эти кассационные слушания касались законности и обоснованности самого первого судебного решения о помещении заявительницы под стражу и поэтому были особенно важными. Только лично заслушав заявительницу, судьи могли составить представление об особенностях ее поведения и характера. В данной ситуации это было особенно важно, потому что в решении кассационной инстанции содержится ссылка на характер заявительницы. Кроме того, заявительница хотела довести до сведения судебного органа свою персональную ситуацию, а именно - условия, в которых она содержалась. Адвокаты не могли адекватно описать условия содержания заявительницы. В связи с этим Суд установил нарушение статьи 5 (4) Конвенции.

По вопросу о скорости рассмотрения жалоб заявительницы на арест и продление срока содержания под стражей Правительство сообщало, что суды выносили решения в сроки, установленные законом. Заявительница подчеркивала, что быстрое рассмотрение жалоб имело для нее большое значение, потому что под вопросом была ее свобода, и она содержалась в плохих условиях. Суд отметил, что национальные инстанции рассматривали жалобы в период от двадцати шести до тридцати шести дней, причем заявительница не производила никаких действий, которые могли бы задержать рассмотрение ее жалоб. Суд указал, что эти сроки не соответствуют требованием быстроты, установленным в его прецедентном праве, и также констатировал нарушение статьи 5 (4) Конвенции.

В июне Суд также рассмотрел вопросы о длительности досудебного содержания под стражей и об обоснованности ареста в деле Korchuganova v. Russia. Корчуганова, арестованная по подозрению в организации заказного убийства, находилась под стражей пять лет до момента вынесения приговора по ее делу. Суд дважды возвращал ее дело в прокуратуру, а когда дело поступило в суд в третий раз, судебное разбирательство откладывалось из-за производства дополнительной экспертизы, а также по просьбе самой заявительницы.

Заявительница считала, что часть времени она содержалась под арестом без законных оснований - т.е. была нарушена статья 5 (1) Конвенции, - а общий период ее содержания под стражей до суда не соответствовал требованиям статьи 5 (4) Конвенции.

Суд пришел к выводу, что заявительница в течение четырех месяцев содержалась под стражей в нарушение российского законодательства. Процессуальные нормы, действовавшие в тот период времени, разрешали продлять срок содержания под стражей на время расследования до восемнадцати месяцев. Допускалось дополнительное продление ареста судом еще на шесть месяцев, в случае если обвиняемому требуется дополнительное время для изучения материалов дела. Продление срока содержания под стражей еще на один месяц допускалось в случае возвращения дела в прокуратуру на доследование. Несмотря на то, что национальный закон не предусматривал возможности для дальнейшего продления срока содержания под стражей в связи с ознакомлением обвиняемого с материалами дела, компетентные органы дважды продляли арест заявительницы на два месяца. Таким образом, в течение четырех месяцев заявительница содержалась под стражей незаконно, что не соответствует статье 5 (1) Конвенции.

Суд также обнаружил, что после очередной передачи дела заявительницы на судебное рассмотрение решение о продлении срока ее содержания под стражей не было вынесено. В течение трех месяцев заявительница содержалась под стражей без санкции компетентного органа, просто на том основании, что ее дело было передано в суд. Этот период также был признан несоответствующим статье 5 (1) Конвенции. Вместе с тем срок содержания заявительницы под стражей в период с начала разбирательства ее дела судом до вынесения приговора, был признан соответствующим требованиям статьи 5 (1) Конвенции. Районный суд, рассматривавший дело, четыре раза выносил решение о продлении ареста. Новый уголовно-процессуальный кодекс, который на тот момент вступил в силу, давал районному суду такую возможность.

Общий срок содержания заявительницы под стражей до суда был признан не соответствующим статье 5 (3) Конвенции, которая гарантирует быстрое судебное разбирательство или освобождение до суда. Европейский суд обнаружил в отношении национальных властей к вопросу о содержании заявительницы под стражей те же недостатки, что и в деле Mamedova v. Russia. А именно: обоснование необходимости дальнейшего содержания под стражей исключительно тяжестью обвинения; отсутствие указаний на какие-либо конкретные факторы, подтверждающие необходимость продления ареста; игнорирование вопроса о возможности применения других мер пресечения, а также отсутствие должного внимания к индивидуальным обстоятельствам заявительницы.