Постановление Европейского Суда по правам человека от 1 декабря 2020 г. Дело "Юсупов (Yusupov) против Российской Федерации" (Жалоба N 30227/18) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Юсупов (Yusupov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 30227/18)

Постановление Суда

Страсбург, 1 декабря 2020 г.

По делу "Юсупов против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Комитетом в составе:

Дариан Павли, Председателя Комитета Суда,

Дмитрия Дедова,

Пеэтера Роосма, судей,

а также при участии Ольги Чернышовой, заместителя Секретаря Секции Суда,

принимая во внимание:

жалобу (N 30227/18), поданную 6 июля 2018 г. в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) против Российской Федерации в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Узбекистана Ойбеком Акрамовичем Юсуповым (далее - заявитель);

решение об уведомлении властей Российской Федерации о данной жалобе;

замечания сторон по делу;

проведя 3 ноября 2020 г. закрытое заседание,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Введение

1. Основные вопросы в настоящем деле заключаются в том, является ли депортация заявителя в Узбекистан и обращение с ним со стороны должностных лиц, осуществлявших депортацию, нарушением статьи 3 Конвенции, а также нарушили ли власти России, не выполнив указание Суда об обеспечительной мере, право заявителя на подачу индивидуальной жалобы в соответствии со статьей 34 Конвенции.

Факты

Обстоятельства дела

2. Заявитель, Ойбек Акрамович Юсупов, 1984 года рождения, является гражданином Узбекистана. Его интересы представляли адвокаты Д. Тренина, К. Жаринов и юрист Э. Давидян, практикующие в г. Москве.

3. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека М.Л. Гальпериным.

4. Заявитель приехал в Россию из Узбекистана в 2013 году. В 2014 году он был осужден за преступления, связанные с наркотиками, и приговорен к четырем годам и шести месяцам лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии в Липецкой области.

5. 13 июля 2016 г. власти Узбекистана обвинили заявителя в соответствии с частью 1 статьи 244 Уголовного кодекса Узбекистана в участии в запрещенной экстремистской религиозной организации и возбудили в отношении него уголовное дело. В частности, узбекские власти утверждали, что:

"...Во время отбывания наказания в исправительной колонии в России [заявитель] познакомился с [Р., который также являлся заключенным]... который призвал [заявителя] совершить хиджру [переехать] в Сирию и присоединиться к мусульманским группам, проповедующим идеи джихада... [заявитель] просмотрел... видеоролики под названием ''Стремящиеся в рай'', содержащие призывы к созданию Исламского государства* (* Организация, признанная в соответствии с законодательством Российской Федерации террористической. Деятельность ее на территории РФ запрещена. (примеч. редактора).), обращения [Ю.], бывшего ''амира'' этой организации, а также призывы Абдували-кори [имама] к хиджре...".

3 августа 2016 г. в отношении него было вынесено постановление об объявлении в розыск, и 7 августа 2016 г. заочно была избрана мера пресечения в виде заключения его под стражу.

6. 14 декабря 2017 г. власти Узбекистана направили запрос об экстрадиции заявителя из России.

A. Решения Министерства юстиции, Министерства внутренних дел и Федеральной службы безопасности о признании пребывания заявителя в Российской Федерации нежелательным

7. 30 марта и 4 апреля 2018 г. Министерство юстиции Российской Федерации и Министерство внутренних дел Российской Федерации, соответственно, признали пребывание заявителя в России нежелательным. Заявитель был уведомлен о первом решении 23 мая 2018 г., а 18 июня 2018 г. копия данного решения была направлена его адвокату Жаринову. 6 июля 2018 г. заявитель был уведомлен о втором решении. Жаринов о втором решении был уведомлен в конце июля 2018 года в ходе судебного производства.

8. 28 июня 2018 г. заявитель самостоятельно обжаловал решение от 30 марта 2018 г., принятое Министерством юстиции Российской Федерации, в Замоскворецкий районный суд города Москвы, а также просил суд применить обеспечительные меры и приостановить его депортацию в Узбекистан. В своей жалобе он указал, что, в соответствии с положениями законодательства государства-ответчика, после вынесения решения о нежелательности пребывания иностранца в России оно направляется в миграционные органы для вынесения постановления о депортации. Однако ему еще не вручили копию постановления о депортации, которое, вероятно, будет вынесено в ближайшее время и будет немедленно приведено в исполнение. Таким образом, у него не будет возможности обжаловать его.

9. В конце июля 2018 года адвокат заявителя в ответ на свой запрос от 22 июня 2018 г. получил письмо из Федеральной службы безопасности Российской Федерации от 5 июля 2018 г. с указанием о том, что пребывание заявителя в Российской Федерации было признано нежелательным и что в отношении него был установлен запрет на въезд в Россию до 2037 года. Копия данного решения не была представлена адвокату заявителя, поскольку, якобы, "оно содержало секретную информацию".

10. 28 января 2019 г. Липецкий областной суд, рассмотрев апелляционную жалобу, оставил в силе решение Советского районного суда г. Липецка от 30 октября 2018 г., в котором суд отклонил жалобу заявителя на МВД России и ФСБ России в связи с решениями этих органов.

11. 20 февраля 2019 г. Московский городской суд оставил без изменений решение Замоскворецкого районного суда от 6 сентября 2018 г. об отказе в удовлетворении жалобы заявителя на решение Министерства юстиции Российской Федерации в его отношении.

B. Производство по вопросу о предоставлении заявителю статуса беженца

12. 27 июня 2018 г. заявитель подал ходатайство о получении статуса беженца на территории Российской Федерации. В ходатайстве он утверждал, inter alia, следующее:

"...В [Узбекистане] в отношении меня выдвинуты обвинения в преступлениях против государства на почве религиозного экстремизма...

Из обвинительного заключения следует, что меня обвинили в просмотре запрещенных [экстремистских] видеороликов во время нахождения в исправительной колонии [в России]. Это абсурдно, потому что мобильные телефоны и Интернет в местах лишения свободы запрещены... Единственным источником этой информации могли быть показания других осужденных, которые отбывали наказание в [той же исправительной колонии], а теперь находятся в руках узбекских властей. Это означает, что узбекским властям также понадобятся мои показания, поскольку получение каких-либо других уличающих доказательств невозможно, учитывая характер предъявленных мне обвинений.

...В случае возвращения в [Узбекистан] мне грозит необоснованное уголовное преследование в связи с религиозным экстремизмом, мне грозит жестокое [и] унижающее достоинство обращение во время следствия, и суд надо мной будет несправедливым. Они будут пытать меня, чтобы добиться признания в преступлениях, которых я не совершал...".

13. Заявитель также подробно ссылался на доклады международных правозащитных организаций и прецедентную практику Европейского Суда в отношении принудительного возвращения узбеков, обвиняемых в религиозном экстремизме.

14. 3 июля 2018 г. заявитель был опрошен сотрудником миграционной службы в связи с его ходатайством.

15. 5 июля 2018 г. миграционные органы отказались рассмотреть по существу его ходатайство. В своем решении они, в частности, указали следующее:

"...в анкете заявитель отметил, что основной причиной его отъезда из [Узбекистана] были поиски работы и преследование по религиозным мотивам... По словам заявителя, в случае его возвращения его будут пытать, обвинения против него сфабрикованы, у него нет никаких связей с религиозным экстремизмом и терроризмом...

...[заявитель] приехал в Россию с целью осуществления трудовой деятельности, он не искал убежища при пересечении границы и, следовательно, не нуждался в убежище в момент пересечения границы.

Рассмотрение дела [заявителя] показало, что в инциденты с применением насилия он вовлечен не был, в политических, религиозных, военных и общественных организациях не состоял, ранее за получением статуса беженца на территории России не обращался. [Заявитель] не привел каких-либо фактов его преследования или угроз со стороны узбекских властей на основании какого-либо из вышеперечисленных признаков. На вопрос о том, находился ли он в розыске полиции или правоохранительных органов в каких-либо государствах, он ответил положительно. Привести какие-либо конкретные примеры прямых угроз в свой адрес он не смог.

Материалы дела [заявителя] не содержат доказательств наличия угроз его жизни в [Узбекистане]; [заявитель] не приводит никаких фактов совершенного в отношении него насилия.

Его заявление о том, что он будет подвергнут уголовному преследованию, не может служить основанием для предоставления ему статуса беженца".

16. 30 июля 2018 г. Правобережный районный суд г. Липецка отказал в удовлетворении жалобы адвоката заявителя на отказ миграционных органов в рассмотрении по существу его ходатайства о предоставлении статуса беженца.

17. 15 октября 2018 г. Липецкий областной суд оставил данное решение без изменений.

C. Депортация заявителя

18. В период с 20 июня по 4 июля 2018 г. адвокат заявителя в Липецкой области Р. безуспешно обращалась с ходатайством о заверении администрацией исправительного учреждения доверенности, оформленной заявителем на ее имя. Ей было отказано на основании того, что "требовалось присутствие [заявителя] в кабинете начальника учреждения" и в связи "с отсутствием должностных лиц администрации в настоящий момент". Она смогла получить заверенную доверенность только 4 июля 2018 г.

19. 5 июля 2018 г. Р. запросила копию постановления о депортации, направив ходатайство в миграционные органы г. Липецка. В ответ ей устно сообщили, что решение о депортации заявителя было принято, и что оно будет вручено ему на следующий день, то есть 6 июля 2018 г.

20. 6 июля 2018 г. Р. вновь безуспешно попыталась получить копию постановления о депортации (см. ниже § 31).

21. 6 июля 2018 года Управление Министерства внутренних дел Российской Федерации по Липецкой области (далее - УМВД России по Липецкой области) вынесло решение о депортации заявителя. В решении содержалась ссылка на решение Министерства юстиции Российской Федерации о нежелательности его пребывания в России. Копия решения о депортации была вручена заявителю в аэропорту незадолго до его депортации. Заявитель был депортирован в тот же день.

22. По утверждению адвокатов заявителя, они не могли связаться с ним в день его депортации, и им ничего не было известно о его местонахождении вплоть до 17 июля 2018 г.

23. 10 июля 2018 г. адвокат заявителя получил копию решения о депортации от миграционных органов.

24. 11 июля 2018 г. миграционные органы Липецкой области сообщили адвокату заявителя о том, что заявитель был депортирован 6 июля 2018 г. поздно вечером из международного аэропорта Домодедово в г. Москве.

25. 30 июля 2018 года Правобережный районный суд г. Липецка отказал в удовлетворении жалобы адвокатов заявителя о признании постановления о депортации незаконным и об обязании МВД отменить его. 15 октября 2018 года Липецкий областной суд оставил данное судебное решение без изменений.

D. Ходатайства адвоката заявителя о применении Европейским Судом обеспечительных мер

26. В период с 28 июня по 6 июля 2018 г. адвокаты заявителя подали пять ходатайств о применении Европейским Судом обеспечительных мер (28 и 29 июня, 5 июля и два ходатайства 6 июля 2018 г.). Первые четыре ходатайства не сопровождались копией решения о депортации в отношении заявителя, которое обосновывало бы утверждения заявителя и на основании которого Суд мог бы указать властям на применение обеспечительной меры. Только 6 июля 2018 г. адвокаты заявителя пояснили, что миграционные органы отказались предоставить им копию решения о депортации в отношении заявителя. Суд удовлетворил их ходатайство в свете этих замечаний.

27. Вместе с ходатайствами в соответствии с правилом 39 Регламента Европейского Суда адвокаты заявителя также представили, в частности:

(i) копию ходатайства заявителя от 27 июня 2018 г. о предоставлении статуса беженца;

(ii) жалобу от 27 июня 2018 г. на решение о признании пребывания заявителя в России нежелательным;

(iii) заявление от 27 июня 2018 г. в суд государства-ответчика о применении мер предварительной защиты;

(iv) уведомление Р. от 5 июля 2018 г. миграционным органам о находящемся на рассмотрении ходатайстве заявителя о предоставлении статуса беженца и его жалобе на решение, в соответствии с которым его пребывание в России было признано нежелательным;

(v) отчет Р. от 6 июля 2018 г. о ее телефонных разговорах и личных встречах с сотрудниками миграционной службы 5 и 6 июля 2018 г.

E. События 6 июля 2018 г., в день депортации заявителя

1. Версия заявителя о событиях

28. 23 июля 2018 г. адвокат заявителя в Узбекистане Рак. опросила его в следственном изоляторе. Согласно показаниям, полученным от заявителя, 6 июля 2018 г. при его освобождении из исправительной колонии его встретили трое мужчин в штатском. Они заставили его признать и подписать официальный отказ от своего ходатайства о предоставлении статуса беженца, а также нецензурно выражались в его адрес. Затем они надели на него наручники и отвели в машину, и он попросил их прекратить ругаться, так как он был мусульманином. Затем они втолкнули его в машину и начали избивать, надев на него черную маску с отверстиями для глаз задом наперед. Они поехали в аэропорт, примерно через час остановились, чтобы сходить в туалет, и сняли маску после того, как он сказал им, что будет сохранять спокойствие. В течение остальных двух с половиной часов его везли без маски, но в наручниках. Около 10.00 они остановились возле леса, его приковали наручниками к дереву, один из мужчин охранял его, а двое других отдыхали в автомобиле. В течение примерно 6-8 часов он стоял в таком положении, подвергаясь укусам комаров, и ему не давали ни есть, ни пить. После этого они стали ездить по разным аптекам в поисках лекарств, которые требовалось купить мужчинам. Далее около двух часов он сидел в машине возле леса. Когда они прибыли в аэропорт, заявителя зарегистрировали на рейс и доставили в самолет, где его встретили два других человека в штатском, говорящих по-узбекски. Они не представились, надели на него наручники, мешок на голову и забрали вещи. Он не мог ничего видеть на борту, но слышал, что там были другие пассажиры, мимо которых его провели в наручниках. Когда самолет начал выруливать на взлет, он попросил снять наручники. Вместо этого его отвели в хвост самолета, где несколько раз ударили. Ему приказали ни с кем не разговаривать и никуда не смотреть. Примерно через 30-50 минут с него сняли маску, дали еду, и он впервые поел в тот день. Затем [сотрудники] обыскали его вещи и допросили.

29. Адвокаты заявителя также представили записку заявителя, написанную от руки, адресованную Д. Трениной, в которой он просил ее сообщить Европейскому Суду о том, что он будет настаивать на своей жалобе по статьям 3 и 34 Конвенции. В записке содержалось краткое описание обращения с ним до депортации, изложенное выше в параграфе 28.

2. Применение обеспечительных мер Европейским Судом

30. 6 июля 2018 г., около 20.00 по московскому времени, Европейский Суд удовлетворил ходатайство адвоката заявителя о применении обеспечительной меры и указал властям России не осуществлять депортацию заявителя в Узбекистан на срок до 17 июля 2018 г. Суд также запросил предоставление властями дополнительной информации в срок до 12.00 по страсбургскому времени 11 июля 2018 г.

3. Попытки адвокатов заявителя предотвратить его депортацию

31. Адвокаты заявителя утверждали, что,

"...6 июля 2018 г., примерно в 10.00, сотрудники исправительной колонии сообщили [адвокату заявителя], что примерно в 05.00 заявителя забрали ''сотрудники правоохранительных органов'' и ''увезли в неизвестном направлении''. В неофициальной беседе с [адвокатом заявителя] они упомянули, что заявителя увели сотрудники ФСБ России. Должностные лица миграционных органов сообщили [Р., адвокату заявителя], что они не обязаны незамедлительно предоставлять ей копию решения о депортации в отношении заявителя, и что они могут просто передать решение самому [заявителю]. Они также пояснили, что действуют по указанию своего руководства, которое поручило им не передавать [адвокату заявителя] копию решения о депортации. Они сказали, что [адвокат заявителя] получит письменный ответ на свой запрос в течение 30 дней.

Вечером 6 июля 2018 года Правобережный районный суд г. Липецка применил меру предварительной защиты и приостановил действие решения о депортации заявителя, указав, что его ''постановление подлежит немедленному исполнению''. Рассмотрение дела по существу было запланировано на 23 июля 2018 г., а затем перенесено на 30 июля 2018 г. ...

...Начиная [с] 5.40 адвокаты заявителя направили сообщения... полицейским подразделениям аэропортов, ФСБ России и управлению ФСБ России по Липецкой области, миграционным органам Липецкой области и управлению [УМВД России по Липецкой области] о [применении Правобережным районным судом г. Липецка меры предварительной защиты].

В 20.03 адвокат заявителя был проинформирован о применении обеспечительных мер Европейским Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Адвокат заявителя немедленно осуществил перевод письма Европейского Суда и направил его полицейским подразделениям аэропортов, ФСБ России и управления ФСБ России по Липецкой области, органам по вопросам миграции Липецкой области и управлению [УМВД России по Липецкой области].

Заявитель был депортирован в 22:45 рейсом из аэропорта Домодедово.

/.../

...[адвокатам] не удалось встретиться или каким-либо иным образом получить контакт с [заявителем] 6 июля 2018 г. Адвокаты не были уверены относительно его местонахождения или судьбы до 17 июля 2018 г., когда миграционный орган сообщил подробные сведения и время депортации заявителя [6 июля 2018 г.]...

Единственным ответом, полученным адвокатами заявителя в отношении информации [о применении меры предварительной защиты и обеспечительной меры со стороны российского суда и ЕСПЧ соответственно], было письмо из управления ФСБ России по Липецкой области от 25 июля 2018 г., в котором сообщалось, что информация принята к сведению...".

32. 6 июля 2018 г. Правобережный районный суд г. Липецка удовлетворил ходатайство Р. и обязал УМВД России по Липецкой области приостановить депортацию заявителя до рассмотрения его апелляционной жалобы на постановление о депортации. Суд распорядился направить копию своего решения в УМВД России по Липецкой области и постановил, что решение "подлежит немедленному исполнению". В ответ на запрос Правобережного районного суда г. Липецка от 28 ноября 2018 года УМВД России по Липецкой области ответило, что уведомление было получено 6 июля 2018 г. после окончания рабочего времени и рассмотрено по существу 9 июля 2018 г.

4. Ответ властей государства-ответчика на указание Европейского Суда о применении обеспечительных мер

33. 11 июля 2018 г. власти со ссылкой на полученное от Европейского Суда письмо от 9 июля 2018 г. сообщили Суду, что заявитель был депортирован в Узбекистан 6 июля 2018 г., что время, предоставленное Судом для представления дополнительной информации и документов, было недостаточным, и что они будут представлены после получения от компетентных государственных органов. 13 июля 2018 г. в свете информации, полученной от властей, Суд принял решение прекратить применение обеспечительной меры в отношении заявителя и снять предоставленную ему анонимность.

F. Иные производства, связанные с депортацией заявителя

34. 25 июля 2018 г. управление ФСБ России по Липецкой области подтвердило получение ходатайства адвоката заявителя о приостановлении его депортации с учетом обеспечительной меры, примененной Европейским Судом.

35. 25 июля 2018 г. адвокаты заявителя подали жалобу (сообщение о преступлении) в Следственный комитет Российской Федерации о незаконной депортации заявителя 6 июля 2018 г. и о жестоком обращении с ним во время перевозки. Они утверждали, в частности, что заявителя везли в маске с отверстиями для глаз, надетой задом наперед, били кулаками и держали прикованным наручниками к дереву в течение длительного периода времени. В письме от 12 октября 2018 года УМВД России по Липецкой области ответило, что физическая сила в отношении заявителя при его депортации не применялась. В письме от 11 февраля 2019 г. прокуратура Липецкой области указала, что депортация заявителя была осуществлена в соответствии с законом, что компетентные органы не были уведомлены о каких-либо мерах, которые могли бы предотвратить его депортацию, и что не было установлено каких-либо фактов, которые "бесспорно свидетельствовали бы о нарушении прав [заявителя]".

36. 21 февраля 2019 г. следственное управление Следственного комитета Российской Федерации по Липецкой области начало доследственную проверку в связи с жалобой на предполагаемое жестокое обращение с заявителем.

37. 24 февраля 2019 г. доследственная проверка была продлена до 23 марта 2019 г. в связи с необходимостью сбора дополнительных документов и проведения дополнительных следственных действий. В частности, в постановлении о продлении срока доследственной проверки следователь указал, что "объяснения" по обстоятельствам, изложенным в жалобе от 25 июля 2018 г., должны быть получены от сотрудников П. и М. УМВД России по Липецкой области и сотрудников исправительной колонии ИК-2 в Липецкой области; что решения судов, касающиеся депортации заявителя и производства по вопросу предоставления ему статуса беженца, должны быть включены в материалы проверки вместе с ответами пограничной службы ФСБ России в аэропорту Домодедово и соответствующих государственных органов Узбекистана на следственные запросы.

38. По состоянию на дату рассмотрения данного дела Европейскому Суду не было представлено каких-либо дополнительных сведений об этом производстве.

Соответствующее законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

39. Краткое изложение законодательства Российской Федерации, касающегося депортации, приводится в Постановлении Европейского Суда по делу "Лю против Российской Федерации" (Liu v. Russia)* (* Так в тексте. Однако дело по жалобе с данным регистрационным номером в официальной базе данных Европейского Суда HUDOC именуется "Лю и Лю против Российской Федерации" (Liu and Liu v. Russia). Под наименованием "Лю против Российской Федерации" (Liu v. Russia) фигурируют два других дела с другими номерами жалоб (примеч. переводчика).) от 6 декабря 2007 г., жалоба N 42086/05* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2008. N 8 (примеч. редактора).), §§ 35-36.

40. Краткое изложение законодательства Российской Федерации касательно порядка рассмотрения заявлений о возбуждении уголовных дел см. в Постановлении Европейского Суда по делу "Ляпин против Российской Федерации" (Lyapin v. Russia) от 24 июля 2014 г., жалоба N 46956/09* (* См.: там же. 2015. N 6 (примеч. редактора).), §§ 99-100.

Доклады по ситации в Узбекистане

41. Ссылки на соответствующие доклады органов ООН и международных НПО относительно ситуации в Узбекистане приводятся в Постановлении Европейского Суд по делу "Холмуродов против Российской Федерации" (Kholmurodov v. Russia) от 1 марта 2016 г., жалоба N 58923/14* (* См.: там же. 2017. N 5 (примеч. редактора).), §§ 46-50; и Постановлении Европейского Суда по делу "Т.М. и другие против Российской Федерации" (T.M. and Others v. Russia) от 7 ноября 2017 г., жалоба N 31189/15, § 28.

42. В отношении Узбекистана во Всемирном докладе организации "Хьюман Райтс Вотч"* (* Распоряжением Минюста России организация исключена из реестра филиалов и представительств международных организаций и иностранных некоммерческих неправительственных организаций (примеч. редактора).) за 2019 год указано, что были предприняты определенные многообещающие шаги по реформированию ситуации с правами человека в стране, однако предстоит осуществить еще многие преобразования. В нем также говорится, что в 2016-2018 годах было освобождено небольшое количество лиц, лишенных свободы по политическим мотивам. Кроме того, были описаны отдельные случаи, когда сотрудники служб безопасности были осуждены за пытки и причинение смерти в заключении. Доклад организации "Эмнести интернейшнл"* (* Распоряжением Минюста России организация исключена из реестра филиалов и представительств международных организаций и иностранных некоммерческих неправительственных организаций (примеч. редактора).) за 2017-2018 годы указывает на те же тенденции, включая независимость и эффективность судебной системы в качестве приоритетов, установленных властями для системной реформы. В то же время в докладе подчеркивается, что власти продолжают практиковать принудительное возвращение - в том числе посредством процедуры экстрадиции - граждан Узбекистана, определенных как представляющих угрозу "конституционному порядку" или национальной безопасности.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

A. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции (депортация в Узбекистан)

43. Заявитель жаловался, что, депортируя его в Узбекистан, власти Российской Федерации подвергли его реальному риску жестокого обращения. Он ссылался на статью 3 Конвенции, которая гласит:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

44. Власти Российской Федерации оспорили данное утверждение. В частности, они настаивали на том, что 5 июля 2018 г. УМВД России по Липецкой области отказало в удовлетворении ходатайства заявителя о предоставлении ему статуса беженца. При принятии этого решения жалоба заявителя относительно риска подвергнуться жестокому обращению в случае его депортации в Узбекистан, как считали власти государства-ответчика, была полностью рассмотрена и должным образом оценена в свете всех соответствующих обстоятельств его дела.

45. Заявитель настаивал на своей жалобе.

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

46. Европейский Суд отмечает, что жалоба заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с его депортацией в Узбекистан не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

(а) Общие принципы

47. Соответствующие общие принципы, касающиеся применения статьи 3 Конвенции, были недавно изложены Европейским Судом в Постановлении его Большой Палаты по делу "F.G. против Швеции" (F.G. v. Sweden), жалоба N 43611/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 4 (примеч. редактора).), §§ 111-127, ЕСHR 2016, а в контексте передачи лиц из России в государства Центральной Азии - в Постановлении по делу "Мамажонов против Российской Федерации" (Mamazhonov v. Russia) от 23 октября 2014 г., жалоба N 17239/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 2 (примеч. редактора).), §§ 127-137.

(b) Применение указанных принципов в настоящем деле

(i) Наличие достаточных оснований полагать, что заявителю угрожает жестокое обращение

48. Европейский Суд отмечает, что в ходе рассмотрения дела о предоставлении статуса беженца заявитель, в частности, утверждал, что его преследовали за экстремизм, и он подвергался риску жестокого обращения в Узбекистане (см. выше §§ 12-16). Кроме того, в постановлениях об объявлении заявителя в розыск и о его задержании, а также в запросе о его экстрадиции узбекские власти в качестве соответствующего основания однозначно указывали предъявление заявителю обвинений в совершении преступлений религиозного и политического характера. Таким образом, властям Российской Федерации были представлены доказательства, способные подтвердить, что заявитель принадлежал к уязвимой группе лиц, которые систематически подвергались в Узбекистане жестокому обращению в нарушение статьи 3 Конвенции, и высылка которых подвергла бы их реальному риску такого жестокого обращения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мамажонов против Российской Федерации" (Mamazhonov v. Russia) от 23 октября 2014 г., жалоба N 17239/13, § 140; и последующие дела: Постановление Европейского Суда по делу "Н.М. против Российской Федерации" (N.M. v. Russia) от 3 декабря 2019 г., жалоба N 29343/18; Постановление Европейского Суда по делу "С.С. и другие против Российской Федерации" (S.S. and Оthers v. Russia) от 25 июня 2019 г., жалоба N 2236/16; Постановление Европейского Суда по делу "B.U. и другие против Российской Федерации" (B.U. and Others v. Russia) от 22 января 2019 г., жалоба N 59609/17; Постановление Европейского Суда по делу "Т.М. и другие против Российской Федерации" (T.M. and Оthers v. Russia) от 7 ноября 2017 г., жалоба N 31189/15). Как следует из материалов дела заявителя, властям Российской Федерации были представлены достаточно обоснованные жалобы, указывающие на реальную угрозу жестокого обращения.

(ii) Обязательство рассматривать заявления о наличии угрозы жестокого обращения на основе достаточных соответствующих материалов

49. Европейский Суд также отмечает, что миграционная служба, рассмотрев ходатайство заявителя о предоставлении ему статуса беженца, не провела тщательного изучения его жалобы. Обоснования ее решений ограничились общими утверждениями об отсутствии каких-либо рисков для заявителя, и ею не было проведено рассмотрение его жалобы в свете докладов об обращении с лицами, обвиняемыми в экстремистских преступлениях в Узбекистане (см. выше § 15). Кроме того, учитывая отсутствие у заявителя доступа к документам и адвокату, а также поспешность, с которой была осуществлена его депортация, Суд считает, что он не имел какой-либо реальной возможности обратиться в суды Российской Федерации для рассмотрения дела и оценки жалоб в контексте процедуры получения статуса беженца или депортации (см. выше §§ 8, 21, 26 и 31). Поверхностное рассмотрение ходатайства заявителя о предоставлении ему статуса беженца вместе с отсутствием какой-либо возможности для заявителя подать жалобу на отказ или на решение о депортации расчистило путь для высылки заявителя. Таким образом, Суд приходит к выводу, что органы власти Российской Федерации не оценили должным образом утверждение заявителя о наличии риска жестокого обращения с ним в Узбекистане.

(iii) Наличие реальной угрозы жестокого обращения или угрозы для жизни в Узбекистане

50. Поскольку органы власти государства-ответчика не провели надлежащей оценки утверждения заявителя, Европейский Суд вынужден отдельно рассмотреть вопрос наличия такой угрозы в отношении заявителя в случае его выдворения в Узбекистан. Суд отмечает, что заявителю было предъявлено обвинение в участии в запрещенной властями Узбекистана религиозной организации. Европейский Суд уже приходил к выводу, что лица, чьей экстрадиции требовали узбекские власти в связи с предъявленными им обвинениям в совершении преступлений религиозного или политического характера, входят в уязвимую группу лиц, которые в случае выдворения в Узбекистан могут быть подвергнуты реальному риску обращения, противоречащего статье 3 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Мамажонов против Российской Федерации" (Mamazhonov v. Russia); упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Н.М. против Российской Федерации" (N.M. v. Russia); упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "С.С. и другие против Российской Федерации" (S.S. and Оthers v. Russia); упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "B.U. и другие против Российской Федерации" (B.U. and Others v. Russia); упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Т.М. и другие против Российской Федерации" (T.M. and Others v. Russia)). Настоящее дело идентично этим делам, учитывая характер предъявленных заявителю обвинений, способ предъявления обвинения, способ осуществления депортации и отсутствие достаточных гарантий против незаконных действий органов власти. Суд не усматривает оснований отступать в настоящем деле от своих предыдущих выводов по данному вопросу. Хотя Суд отмечает некоторые признаки улучшения ситуации, указанные в независимых докладах (см. выше § 42), ничто из представленных сторонами доводов в настоящем деле или соответствующих материалов из независимых международных источников на данный момент не дает достаточных оснований для вывода о том, что эти лица, преследуемые в связи с преступлениями религиозного характера, более не подвергаются такому риску.

(iv) Вывод

51. Соответственно, на основании вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу, что депортация заявителя в Узбекистан 6 июля 2018 г. представляла собой нарушение статьи 3 Конвенции.

B. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции (предполагаемое жестокое обращение до депортации)

52. Заявитель также жаловался в соответствии со статьей 3 Конвенции на то, что он подвергся жестокому обращению во время перевозки в московский аэропорт Домодедово, и что не было проведено эффективного расследования по его заявлениям о жестоком обращении.

53. Власти Российской Федерации утверждали, что 6 июля 2018 г., около 06.00, после освобождения заявителя из исправительной колонии сотрудники УМВД России по Липецкой области встретили и сопроводили его в служебном автомобиле в аэропорт Домодедово. В период между освобождением заявителя из исправительной колонии и пограничным контролем сотрудники УМВД России по Липецкой области, сопровождавшие заявителя, не применяли в отношении заявителя физической силы или иных мер принуждения и/или ограничения свободы. Около 21.00 заявитель был зарегистрирован на рейс Москва-Ташкент и прошел пограничный контроль.

54. Адвокаты заявителя представили показания заявителя, кратко изложенные выше в параграфе 28. Кроме того, они утверждали, что заявитель настаивал на своих жалобах о жестоком обращении во время депортации, и что довод властей Российской Федерации о том, что сотрудники полиции не применяли силу, меры принуждения или ограничения, был необоснованным, поскольку по этому вопросу не было проведено никакого расследования или даже экспертизы. Они утверждали, что расследование, проведенное органами власти государства-ответчика по предполагаемым обвинениям в жестоком обращении с заявителем, было неэффективным, так как доследственная проверка, начатая 21 февраля 2019 г., не привела к возбуждению уголовного дела, и была продлена до 23 марта 2019 г. (см. выше §§ 35-37).

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

55. Европейский Суд повторяет, что пункт 1 статьи 35 Конвенции обязывает заявителей сначала использовать средства правовой защиты, которые доступны и достаточны в правовой системе соответствующего государства, чтобы обеспечить им получение возмещения за предполагаемые нарушения. Суд отмечает, что из материалов дела неясно, исчерпал ли заявитель внутригосударственные средства правовой защиты в связи с его жалобой на жестокое обращение во время депортации, а также заявитель не представил Суду какой-либо информации о незавершенном разбирательстве, его ходе или результатах (см. выше §§ 37-38). Однако Суд также находит, что власти государства-ответчика не утверждали в своих замечаниях по делу, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты в отношении своей жалобы на жестокое обращение в соответствии со статьей 3 Конвенции. В этих обстоятельствах поскольку власти, которым была коммуницирована данная жалоба и было предложено представить свои замечания по вопросам ее приемлемости и существу, не подняли данный вопрос в своих замечаниях, Суд не в состоянии вынести по собственной инициативе решение о том, является ли эта жалоба неприемлемой в связи с неисчерпанием внутригосударственных средств правовой защиты (см. аналогичную аргументацию в Постановлении Европейского Суда по делу "Международный банк коммерции и развития АД и другие против Болгарии" (International Bank for Commerce and Development AD and Others v. Bulgaria) от 2 июня 2016 г., жалоба N 7031/05, § 131, с дальнейшими ссылками).

56. Европейский Суд далее отмечает, что жалоба заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с предполагаемым жестоким обращением во время его депортации в Узбекистан и непроведение эффективного расследования не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

57. Прежде всего, Европейский Суд рассмотрит жалобу заявителя на непроведение эффективного расследования в связи с его утверждениями о жестоком обращении.

(а) Процессуальное обязательство государства в соответствии со статьей 3 Конвенции

58. Европейский Суд напоминает, что, когда лицо выдвигает доказуемую жалобу о том, что подвергалось жестокому обращению в нарушение статьи 3 Конвенции, положения данной статьи подразумевают, что требуется проведение эффективного официального расследования, способного привести к установлению личности и наказанию виновных (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria) от 28 октября 1998 г., Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, § 102).

59. В связи с этим Европейский Суд отмечает, что еще 25 июля 2018 г., вскоре после депортации заявителя, он отправил сообщение о преступлении в связи с жестоким обращением в Следственный комитет Российской Федерации. В этом сообщении он подробно описал обстоятельства, при которых была осуществлена его депортация, и жестокое обращение, которому он предположительно подвергся (см. выше § 35). Таким образом, органы власти были обязаны провести эффективное расследование по убедительной жалобе заявителя о жестоком обращении, удовлетворяющее требованиям статьи 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ляпин против Российской Федерации" (Lyapin v. Russia) от 24 июля 2014 г., жалоба N 46956/09, §§ 125-127). Однако, исходя из материалов дела, Суд отмечает, что в течение почти семи месяцев не было предпринято каких-либо существенных процессуальных действий для рассмотрения сообщения заявителя о преступлении. Доследственная проверка в связи с жалобой на предполагаемое жестокое обращение в отношении заявителя была начата только 21 февраля 2019 г., а 24 февраля 2019 г. она была продлена до 23 марта 2019 г. в связи с необходимостью сбора дополнительных документов и проведения дополнительных следственных действий (см. выше §§ 36-37). Европейскому Суду не сообщили о том, были ли допрошены сотрудники УМВД России по Липецкой области или другие лица в связи с предполагаемым жестоким обращением заявителя, были ли проведены необходимые проверки и были ли собраны и изучены документы. Ход и/или результаты этого производства остаются неясными для Суда, учитывая, что стороны не представили никаких доводов или доказательств в этой связи (см. выше § 38).

60. Европейский Суд отмечает, что настоящее дело является еще одним примером из ряда российских дел о жестоком обращении с заявителями со стороны полиции, в которых "доследственная проверка" была единственной процедурой, применяемой следственным органом, и при рассмотрении которых Суд последовательно утверждал, что обязательство государства по статье 3 Конвенции провести эффективное расследование не было выполнено. В частности, Суд установил по этим делам, что сама по себе "доследственная проверка", если за ней не следует "предварительное следствие", является поверхностной и несовершенной процедурой, и в ее рамках невозможно установить обстоятельства дела и виновных в предполагаемых преступлениях (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Ляпин против Российской Федерации" (Lyapin v. Russia), §§ 133-136, с дальнейшими ссылками; и более позднее аналогичное дело - Постановление Европейского Суда по делу "Самесов против Российской Федерации" (Samesov v. Russia) от 20 ноября 2018 г., жалоба N 57269/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2019. N 3 (примеч. редактора).), § 52, с дальнейшими ссылками).

61. Европейский Суд не усматривает каких-либо оснований для того, чтобы прийти к иному выводу в настоящем деле. Неспособность властей оперативно начать доследственную проверку после сообщения заявителя о преступлении, их бездействие в течение длительного периода и явное отсутствие каких-либо надлежащих процессуальных действий в отношении утверждений заявителя свидетельствуют о том, что эффективная проверка по утверждениям заявителя о предполагаемом жестоком обращении с ним не была проведена в соответствии с требованиями статьи 3 Конвенции. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд считает, что также имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.

(b) Предполагаемое нарушение материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции

62. Европейский Суд отмечает, что позиции сторон расходятся в утверждениях о том, применялись ли к заявителю оспариваемые средства принуждения или физическая сила после его освобождения из исправительной колонии и до его прибытия в аэропорт 6 июля 2018 г. Власти отрицали жестокое обращение и не представили никаких документов или записей, касающихся обстоятельств перевозки заявителя в аэропорт Домодедово и обращения с ним во время этой поездки. Заявитель представил показания, которые включали хронологию и описание оспариваемого жестокого обращения. Однако Суд отмечает, что замечания заявителя не содержат ни свидетельских показаний, которые могли бы подтвердить версию событий заявителя, ни медицинских документов или других доказательств, подтверждающих его утверждения.

63. Европейский Суд признает, что заявитель, скорее всего, не мог бы обратиться за медицинской помощью или запросить какие-либо документы, касающиеся предполагаемого жестокого обращения с ним, в силу обстоятельств, при которых была осуществлена его депортация (см. выше §§ 22, 31 и 53). Тем не менее из-за недостаточности доказательств в материалах дела заявителя Суд не может исключить ни версию событий властей, ни версию заявителя и сделать вывод "вне разумного сомнения", что сотрудники, ответственные за депортацию заявителя, подвергли его обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, как утверждал заявитель (см. аналогичную аргументацию в Постановлении Европейского Суда по делу "Ужахов и Албагачиева против Российской Федерации" (Uzhakov and Albagachiyeva v. Russia) от 23 июня 2020 г., жалоба N 76635/11, § 108; Постановлении Европейского Суда по делу "Затынайко против Российской Федерации" (Zatynayko v. Russia) от 25 июня 2019 г., жалоба N 1935/07* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2020. N 3 (примеч. редактора).), §§ 55-58; в Постановлении Европейского Суда по делу "Некрасов против Российской Федерации" (Nekrasov v. Russia) от 17 мая 2016 г., жалоба N 8049/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 2 (примеч. редактора).), §§ 90-96; и в Постановлении Европейского Суда по делу "Хисматуллин против Российской Федерации" (Khismatullin v. Russia) от 11 декабря 2014 г., жалоба N 33469/06* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 6 (примеч. редактора).), §§ 57-60).

64. Следовательно, Европейский Суд не устанавливает нарушения материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции в отношении предполагаемого жестокого обращения с заявителем.

II. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции

65. Заявитель также жаловался на то, что у него не имелось эффективного внутреннего средства правовой защиты в отношении его жалоб на нарушение статьи 3 Конвенции, касающихся его депортации в Узбекистан и процедуры предоставления статуса беженца, а также жестокого обращения с ним во время депортации. Он ссылался на статью 13 Конвенции, которая гласит:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

66. Европейский Суд отмечает, что в жалобе заявителя по статье 13 Конвенции затрагиваются два аспекта. Они касаются его жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с его депортацией, а также его жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с жестоким обращением во время депортации. Суд также отмечает, что жалоба заявителя на отсутствие эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в отношении жестокого обращения с ним во время депортации является новым вопросом в настоящем деле, она не была затронута в его первоначальной жалобе, и поэтому она не была коммуницирована властям, и власти не прокомментировали ее. Заявитель впервые представил новые доводы по статье 13 Конвенции в связи со своей жалобой на жестокое обращение только в своих замечаниях по делу. Он не представил объяснения по вопросу, почему он не подал эту жалобу на более раннем этапе, до коммуникации данного дела властям. Тем не менее Суд считает, что эта жалоба может быть рассмотрена в качестве дополнения к его первоначальной жалобе в Суд на нарушение статьи 3 Конвенции и в принципе может быть рассмотрена вместе с его жалобой на нарушение статьи 13 Конвенции об отсутствии эффективных средств правовой защиты в отношении его депортации и процедуры получения статуса беженца (ср. с Постановлением Европейского Суда по делу "Рафик Алиев против Азербайджана" (Rafig Aliyev v. Azerbaijan) от 6 декабря 2011 г., жалоба N 45875/06, §§ 69-70, с дальнейшими ссылками).

67. Однако, принимая во внимание обстоятельства настоящего дела, доводы сторон и, в частности, свои выводы относительно вопросов по статье 3 Конвенции (см. выше §§ 48-51 и 58-61), Европейский Суд считает, что отсутствует необходимость в вынесении отдельного постановления в отношении приемлемости и существа жалобы на нарушение статьи 13 Конвенции по обоим аспектам настоящего дела (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Общественная организация "Центр правовых ресурсов" в интересах Валентина Кэмпеану против Румынии" (Centre for Legal Resources on behalf of Valentin Campeanu v. Romania), жалоба N 47848/08* (* См.: там же. 2017. N 12 (примеч. редактора).), § 156, ЕСHR 2014, с дальнейшими ссылками; а также в аналогичном контексте - Постановление Европейского Суда по делу "О.О. против Российской Федерации" (O.O. v. Russia) от 21 мая 2019 г., жалоба N 36321/16* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2020. N 3 (примеч. редактора).), § 64).

III. Предполагаемое нарушение статьи 34 Конвенции

68. Наконец, заявитель жаловался на то, что его депортация являлась нарушением обеспечительных мер, назначенных Европейским Судом в соответствии с правилом 39 своего Регламента. Это заявление, главным образом касающееся нарушения права на подачу индивидуальной жалобы, должно быть рассмотрено с точки зрения статьи 34 Конвенции, которая гласит:

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

69. Пункт 1 правила 39 Регламента Европейского Суда предусматривает, что:

"1. По обращению стороны в деле или любого другого заинтересованного лица либо по своей инициативе Палата или, в соответствующих случаях, ее Председатель или специально назначенный судья в соответствии с пунктом 4 настоящего правила может указать сторонам на любые обеспечительные меры, которые, по его мнению, следует принять в интересах сторон или надлежащего проведения производства по делу".

A. Доводы властей государства-ответчика

70. Власти Российской Федерации утверждали, inter alia, что государственные органы не могут нести ответственность за невыполнение запрашиваемой меры в связи с тем, что корреспонденция из Европейского Суда поступила в нерабочее время, а также за пределами времени специальных дежурств, которые были установлены специально для обработки корреспонденции Суда, касающейся применения правила 39 Регламента. Они также утверждали, что заявитель и его адвокаты узнали о том, что его пребывание было объявлено нежелательным еще в мае 2018 года, и поэтому адвокаты должны были организовать свою работу таким образом, чтобы заранее подать запрос о применении правила 39.

B. Доводы заявителя

71. Адвокаты заявителя утверждали, что они немедленно проинформировали подразделения полиции и пограничную службу во всех аэропортах о введении Европейским Судом обеспечительной меры в отношении заявителя. Они также утверждали, что существующая в настоящее время процедура уведомления соответствующих государственных органов неэффективна, поскольку они осуществляют свою деятельность только в определенные рабочие часы, и она не распространяется на другие периоды времени, когда может быть осуществлена принудительная высылка. Они также утверждали, что органы власти Российской Федерации намеренно не препятствовали депортации заявителя.

C. Мнение Европейского Суда

72. Европейский Суд напоминает, что в силу статьи 34 Конвенции Договаривающиеся Государства обязуются воздержаться от каких-либо действий или от бездействия, которые могут помешать эффективному осуществлению заявителем права на подачу индивидуальной жалобы, которое, как последовательно подтверждается, представляет собой краеугольный камень системы Конвенции. Статья 34 Конвенции будет нарушена, если органы власти государства-участника не совершат действия, которые разумно могли бы послужить цели применения обеспечительной меры, указанной Судом. При рассмотрении жалобы на основании статьи 34 Конвенции в отношении предполагаемого несоблюдения государством - участником Конвенции обеспечительной меры Суд не будет вновь рассматривать, являлось ли его решение верным. Обязанностью именно государства-ответчика является доказать Суду, что обеспечительная мера была соблюдена или в исключительном случае, что существовало объективное препятствие, которое помешало ее соблюдению, и что власти предприняли все шаги для устранения препятствия и информирования Суда о ситуации (см. Постановление Европейского Суда по делу "Камалиевы против Российской Федерации" (Kamaliyevy v. Russia) от 3 июня 2010 г., жалоба N 52812/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 5 (примеч. редактора).), §§ 71-74).

73. Возвращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что события, предшествовавшие депортации заявителя, вызывают обеспокоенность Суда. В частности, Суд констатирует, по меньшей мере, две задержки во внутригосударственных производствах, которые были необоснованными и которые произошли не по вине заявителя и которые, по мнению Суда, поспособствовали депортации заявителя, несмотря на обеспечительные меры, указанные Судом. Во-первых, Суд отмечает, что адвокату заявителя Р. по причинам, не зависящим от ее действий, потребовалось две недели, чтобы получить заверенную доверенность от администрации исправительной колонии, и она получила ее только за два дня до депортации (см. выше § 18). Эта задержка не позволила ей своевременно обратиться от имени заявителя в миграционные органы и/или в суды. Во-вторых, копия решения о депортации была предоставлена заявителю и его адвокатам с опозданием, что, наряду с отсутствием каких-либо официальных разъяснений по данному вопросу со стороны миграционных органов, не позволило заявителю своевременно представить в Суд обоснованное ходатайство в соответствии с правилом 39 Регламента (см. выше §§ 8, 19-21 и 26). Суд также находит тревожным тот факт, что местонахождение заявителя в день его депортации было неизвестно, и он был лишен каких-либо контактов со своими адвокатами, которые безуспешно пытались найти его. В дополнение Суд отмечает, что депортация заявителя произошла, несмотря на постановление суда государства-ответчика, который приостановил ее осуществление (см. выше § 32).

74. Европейский Суд принимает к сведению довод властей о том, что они получили уведомление от Суда об обеспечительной мере в нерабочее время, а также что у них оставалось очень мало времени для ее надлежащего рассмотрения. Однако, по мнению Суда, в обстоятельствах настоящего дела отсутствие времени не может рассматриваться как объективное препятствие, которое помешало органам власти государства-ответчика выполнить указание Суда об обеспечительной мере.

75. В частности, Европейский Суд уже указывал на неоднократное неисполнение властями Российской Федерации обеспечительной меры, установленной в соответствии с правилом 39 Регламента Суда в делах заявителей, которые были обвинены в Узбекистане и Таджикистане в совершении преступлений, связанных с экстремизмом или терроризмом и которые исчезли или были незаконно перевезены в эти страны (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мухитдинов против Российской Федерации" (Mukhitdinov v. Russia) от 21 мая 2015 г., жалоба N 20999/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 1 (примеч. редактора).), § 92, с дальнейшими ссылками). Кроме того, в недавнем деле "О.О. против Российской Федерации" (O.O. v. Russia), упомянутом выше, в котором перемещение заявителя в Узбекистан также произошло в ходе исполнения решения о депортации, Суд постановил, что власти Российской Федерации не выполнили указание об обеспечительной мере, и ничто объективно не препятствовало его исполнению (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "О.О. против Российской Федерации" (O.O. v. Russia), §§ 59-63). В этой связи Суд считает, что депортация заявителя в настоящем деле не была результатом предполагаемой медлительности заявителя или нехватки времени для рассмотрения сообщения Суда о применении обеспечительной меры, как утверждали власти государства-ответчика. Поведение органов власти Российской Федерации в отношении заявителя, включая задержки с заверением доверенности и несвоевременное предоставление ему копии решения о депортации, свидетельствует, по мнению Суда, об их твердой решимости депортировать заявителя немедленно после его освобождения из исправительной колонии.

76. Соответственно, в свете вышеизложенных соображений Европейский Суд приходит к выводу, что в конкретных обстоятельствах настоящего дела власти Российской Федерации нарушили обеспечительную меру, установленную в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, и что они не выполнили свои обязательства по статье 34 Конвенции.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

77. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Моральный вред

78. Заявитель потребовал 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

79. Власти Российской Федерации не представили комментариев в отношении требования заявителя о компенсации морального вреда.

80. Европейский Суд полагает, что заявителю был причинен моральный вред, который не может быть компенсирован одним лишь фактом установления нарушения. Принимая во внимание серьезность рассматриваемого нарушения и исходя из соображений справедливости, Суд присуждает заявителю 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

B. Расходы и издержки

81. Заявитель также потребовал 1 200 евро, 1 320 евро и 2 880 евро в счет компенсации расходов и издержек, понесенных в ходе производства в судах Российской Федерации и в Европейском Суде его представителями Трениной, Жариновым и Давидян, соответственно.

82. Власти Российской Федерации утверждали, что адвокаты заявителя представляли интересы заявителей в аналогичных делах в Европейском Суде, что они опирались на прочно утвердившуюся прецедентную практику Суда, и что заявленные суммы не соответствовали выполненной ими работе.

83. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек лишь в той части, в которой было продемонстрировано, что они действительно имели место, были понесены по необходимости и являлись разумными с точки зрения их размера (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Жёнесс против Нидерландов" (Jeunesse v. Netherlands) от 3 октября 2014 г., жалоба N 12738/10* (* См.: там же. 2015. N 5 (примеч. редактора).), § 135). В настоящем деле, рассмотрев имеющиеся в его распоряжении документы и вышеуказанные критерии, Суд считает разумным присудить Трениной, Жаринову и Давидян в общей сложности 5 400 евро в качестве компенсации расходов и издержек. В соответствии с просьбой оплата должна быть произведена непосредственно на счет(а) представителей заявителя, указанный(ые) ими.

C. Процентная ставка при просрочке платежа

84. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процентных пункта.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) объявил жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции о депортации заявителя в Узбекистан и о жестоком обращении с ним во время депортации 6 июля 2018 г. приемлемыми для рассмотрения по существу;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции вследствие депортации заявителя в Узбекистан;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте ввиду отсутствия расследования в отношении жесткого обращения с заявителем в ходе депортации;

4) постановил, что отсутствует нарушение материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции в отношении жесткого обращения с заявителем во время депортации в Узбекистан;

5) постановил, что отсутствует необходимость в рассмотрении вопроса о приемлемости и существа жалобы заявителя на нарушение статьи 13 Конвенции, взятой во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции;

6) постановил, что власти государства-ответчика нарушили обеспечительную меру, назначенную Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Европейского Суда, и тем самым нарушили свои обязательства по статье 34 Конвенции;

7) постановил:

(а) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев выплатить заявителю указанные ниже суммы, переведенные в валюту государства-ответчика по курсу, установленному на день выплаты:

(i) 30 000 (тридцать тысяч) евро плюс любой налог, которым может облагаться данная сумма, в порядке компенсации морального вреда;

(ii) 5 400 (пять тысяч четыреста) евро совокупно плюс любой налог, которым может облагаться данная сумма, в порядке возмещения расходов и издержек, подлежащие уплате непосредственно представителям заявителя - Трениной, Жаринову и Давидян;

(b) что по истечении указанного трехмесячного срока и до произведения окончательной выплаты на данную сумму начисляется простой процент в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, существующей на период невыплаты, плюс три процентных пункта.

Совершено на английском языке, и уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 1 декабря 2020 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Ольга Чернышова Заместитель Секретаря Секции Суда

Дариан Павли Председатель Комитета Суда