Изобразительно-выразительные средства языка в уголовном законе: о допустимости использования (М.Б. Кострова, "Журнал российского права", N 8, август 2002 г.)

Изобразительно-выразительные средства языка в уголовном законе:
о допустимости использования

Признание существования феномена языка законодательства в современном российском праве ознаменовалось пристальным вниманием науки к проблемам его совершенствования, что выразилось в многочисленных теоретических исследованиях, посвященных описанию, осмыслению и оценке языка права и законодательной стилистики. Итогом интегрированных усилий ученых стала разработка системы языковых правил законодательной техники.

Языковые правила, соблюдение которых требуется от законодателя в целях достижения точности, ясности и доступности законов, подразделяются на общелингвистические, терминологические, синтаксические и стилистические*(1).

Не умаляя значения всех иных правил, остановимся только на одном из группы стилистических правил, как представляется, весьма спорном применительно к уголовному закону. Это правило состоит в запрете на использование изобразительно-выразительных средств языка в законодательных текстах.

В рекомендациях по подготовке и оформлению проектов федеральных законов, опубликованных Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации (п.3.24.), указывается: "Нормы закона формулируются по возможности короткими фразами, четкими, доступными для понимания словами. Не допускается употребление устаревших и многозначных слов и выражений, образных сравнений, эпитетов, метафор"*(2).

В числе особенностей законодательного стиля авторы научно-практического пособия "Законодательный процесс" называют определенную "сухость", понимая под последней "отсутствие всевозможных экспрессий". Одним из основных стилистических принципов законодательной техники, по их мнению, является лексико-морфологическая селекция (отбор слов, наиболее подходящих для выражения правовых норм), в процессе которой рекомендуется: "избегать редко употребляемых слов, архаизмов, неологизмов, варваризмов, просторечий и вульгаризмов, жаргонных слов,.. обращать особо пристальное внимание на: правильное употребление совершенных и несовершенных форм глаголов, отглагольных существительных и прилагательных"*(3).

Применительно к уголовному закону в кратком виде языковые правила были сформулированы Н.Ф. Кузнецовой. Она также полагает необходимым исключать архаизмы, историзмы, неологизмы, вульгаризмы, просторечия, а также придерживаться законодательной стилистики, исключающей экспрессивные, эмоциональные лексические конструкции*(4).

Как видим, никаких принципиальных различий между правилами, разработанными теоретиками права и филологами, не имеется. Поэтому обращение к современному уголовному законодательству дает нам парадоксальную, на первый взгляд, картину пренебрежения законодателем рекомендациями ученых.

За исключением того, что в языке уголовного закона не употребляются неологизмы, вульгаризмы и просторечия, в полном объеме не реализовано ни одно из вышеперечисленных требований. В тексте УК РФ 1996 г. использованы архаизмы, жаргон, а также тропы и стилистические фигуры, то есть языковые явления, относимые лингвистами к изобразительно-выразительным средствам языка. К примеру, все без исключения статьи Особенной части УК РФ написаны с использованием метонимии и синонимического употребления времен, связанных с видами глаголов. Нередко здесь же используются троп в виде синекдохи, стилистические фигуры умолчания и бессоюзия*(5).

Указанные языковые средства широко используются в стилях художественной литературы, в публицистике, в разговорной речи, усиливая действенность высказывания благодаря тому, что к чисто логическому его содержанию добавляются различные экспрессивно-эмоциональные оттенки. Но законодательному стилю они не присущи.

Полагаю, однако, что на уровне отдельных норм УК РФ строгое следование правилу о запрете использования изобразительно-выразительных средств языка не всегда целесообразно. В качестве доказательств рассмотрим мотивированность использования и влияние перечисленных изобразительно-выразительных средств языка на точность и ясность уголовно-правовых норм.

1. Архаизмы и жаргонные слова*(6) использованы в УК РФ в редких случаях. Так, собирательный термин деяние, обозначающий в УК РФ внешний акт общественно опасного поведения человека, является архаизмом, а его уголовно-правовой смысл отличается от общеупотребительного. Слово деяние, по определению В.И. Даля, означает "действие, дело, поступок"*(7). В обычном языке у него нет того смыслового оттенка, который присущ ему в аспекте криминального поведения людей, более того, в религиозных первоисточниках оно имеет положительную смысловую нагрузку: "Деяния святых апостолов". Тем не менее представляется правильным оставление данного термина в лексике современного уголовного закона. Невозможно спрогнозировать, какие трудности в правоприменении и дискуссии в доктрине вызвала бы замена архаизма деяние на современное слово поведение.

Несколько выходя за рамки заявленной темы, необходимо подчеркнуть: утверждение об обоснованности сохранения архаизма деяние не означает признания безупречности его использования законодателем. На примере этого же термина видно, с какой осторожностью законодатель должен подходить к смене устоявшихся понятий и терминов.

Дело в том, что в УК РСФСР 1960 г. (ч.1 ст.7) термин деяние имел точное значение, выраженное конструкцией "деяние (действие или бездействие)". В части 1 ст.14 УК РФ 1996 г. дано новое определение понятия преступление, им признается "виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания". Законодатель, устранив скобочное уточнение деяния, тем самым изменил его традиционное значение, включив в понятие деяние помимо действия (бездействия) причиненные им общественно опасные последствия. Но при этом в контексте всего УК РФ правило об однозначности терминологии не выдерживается. Что интересно, многозначность начинается уже с ближайшего контекста: в ч.2 ст.14 вновь появляются скобки и деяние отождествляется с действием (бездействием).

Такую непоследовательность законодателя в использовании терминологии можно было бы объяснить желанием избежать повтора в одном предложении, не употребляя два раза слово деяние в ч.2 ст.14. Однако и в Особенной части УК РФ в диспозициях некоторых статей видно отождествление деяния с действием (бездействием). Это описание основных составов преступлений в ст.137, 140, 146, 147, 171, 172, 176, 180, 185, 197, 201, 202, 218, 247, 250, 255-258, 263, 266, 267, 269, 340-344. Они сформулированы по типу: описание (или перечисление) действий (бездействия) - если это деяние повлекло причинение - номинация (называние) общественно опасных последствий (конкретных или в обобщенном виде - причинение вреда, тяжкие последствия, крупный ущерб, значительный ущерб).

Возможно, именно поэтому кажущийся вполне точным и ясным термин деяние вызывает различное толкование в доктрине уголовного права. Одни ученые отождествляют деяние с действием (бездействием)*(8). Другие полагают, что понятие деяние по УК РФ суть действие или бездействие, причинившее общественно опасные последствия*(9). Третьи не без оснований утверждают, что термин деяние употребляется как для обозначения действия (бездействия), так и для обозначения преступления в целом*(10).

Объяснять столь значительное расхождение во взглядах ученых на одно уголовно-правовое явление только приверженностью к старому пониманию деяния либо различием научных концепций вряд ли правильно. Законодатель сам дал к тому повод, изменив традиционное значение термина без его законодательного определения.

В данном случае полисемия, как дефект языка уголовного закона, требует устранения. Для этого достаточно внести редакционные изменения в названные выше статьи Особенной части УК РФ, приведя все "материальные" диспозиции, содержащие основные составы преступлений, к единому виду, представленному в УК большинством таких диспозиций. Общественно опасные последствия, по принятой в ч.1 ст.14 УК РФ терминологии, не следует выводить за рамки деяния. В формулировке деяния должна выдерживаться единая конструкция: описание действия (бездействия) - если эти действия (бездействие) повлекли причинение - номинация (называние) общественно опасных последствий.

Требуется также редакционная правка ч.2 ст.14 УК РФ, в которой, вопреки стилистическим нормам русского языка, но в целях достижения точности и ясности языка уголовного закона, придется дважды использовать термин деяние, как это сделано, например, в ч.2 ст.7 УК Грузии: "Не является преступлением деяние, хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом".

С учетом того, что термин деяние является архаизмом и его смысл отличается от общеупотребительного, а традиционное уголовно-правовое значение изменено, полагаю необходимым ввести в УК РФ законодательное определение понятия деяние*(11).

Наличие иных архаизмов - приискание (ст.30), притон (ст.232, 241), сокрытие (ст.237, 312) - в тексте УК РФ 1996 г. обусловлено, очевидно, тем, что равнозначной синонимической замены в современном официальном языке у них не имеется. Там, где возможность такой замены была, законодатель ее реализовал, в частности, по-новому назвав преступление, предусмотренное ст.235 УК РФ, - "Незаконное занятие частной медицинской практикой или частной фармацевтической деятельностью", взамен "незаконного врачевания" (ст.221 УК РСФСР 1960 г.).

Что касается жаргона, то в специальной юридической литературе отмечен только один случай использования жаргонного слова отмывание как синонима термина легализация в первоначальной редакции ст.174 УК РФ "Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем"*(12).

Причисление отмывания к жаргонным словам является, наверное, правильным, но исключительно в историческом аспекте. Его былая принадлежность к жаргону может быть восстановлена лишь путем этимологического анализа. Исторически понятие "отмывание" связано с деятельностью Аль Капоне, создавшего в свое время фирму автоматических прачечных, через которые "отмывались" доходы его преступного клана ("грязные" деньги) путем смешивания легальной выручки и преступно нажитых средств*(13).

Сегодня считать "отмывание" жаргонным словом нельзя. Оно давно стало официальным термином, поскольку употребляется во всех международно-правовых документах, регламентирующих различные аспекты борьбы с использованием доходов, полученных преступным путем. Например, в Страсбургской конвенции Совета Европы 1990 г. "Об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности"*(14) этот термин используется как основной, даже без скобочного уточнения его синонимического соответствия термину "легализация". Поэтому, как представляется, термин "отмывание" введен в ст.174, 174.1 УК РФ обоснованно, с целью соблюдения канонов международно-правовой терминологии.

2. Метонимия в тексте УК РФ проявляется в переносе названия с участника социального события на само социальное событие, иными словами - с деятеля на деяние: "причинение смерти: наказывается", "уклонение: наказывается", "нарушение правил: наказывается" и т.п. Общеизвестно, и это закреплено в ст.4, 5, 6, 19 УК РФ, что уголовной ответственности и наказанию подлежит лицо, совершившее преступление, но никак не его деяние.

В идеальном лингвистическом виде законодательного стиля (без метонимии) диспозиция каждой статьи Особенной части УК РФ должна начинаться словами человек или лицо. Очевидно, "наказание деяния" - это законодательная фикция, то есть прием юридической техники, состоящий в признании несуществующего положения существующим, сознательно использованный законодателем с целью словесной экономии.

Взятая в отдельности, эта фикция не вызывает никаких трудностей интерпретации ни у теоретиков, ни у правоприменителей - случаев, когда к лишению свободы приговаривалось бы "похищение человека", а к штрафу - "незаконная охота", в практике не имеется. Ее использование даже полезно. Если отказаться от метонимии, то придется переписать всю Особенную часть УК РФ, начиная изложение конкретных составов преступлений с местоимений "кто" или "тот, кто" (по типу уголовных кодексов ФРГ, Испании, Австрии, Польши) либо "если лицо признано виновным в совершении", "лицо виновно, если" (уголовные кодексы штатов Нью-Йорк, Пенсильвания) или "лицо, которое", "любое лицо, которое" (уголовные кодексы Дании, Швеции). Это существенно увеличит объем законодательного текста.

3. Однако метонимия в диспозициях статей Особенной части УК РФ соединена со следующим лингвистическим приемом - синонимическим употреблением времен, связанных с видами глаголов, при использовании формы несовершенного вида в значении прошедшего совершенного.

С точки зрения лингвистики все диспозиции статей Особенной части УК РФ представляют собой предложения с отглагольными существительными. На примере вышеприведенных цитат из УК видно, что отглагольные существительные образованы от глаголов несовершенного вида причинять, уклоняться, нарушать, совершать и т.д. При этом глагол несовершенного вида не указывает на завершенность действия, на его окончание или результат. Буквально получается, что уголовной ответственности и наказанию подлежит процесс совершения деяния.

Никаких трудностей в толковании завершенности (незавершенности) деяния не возникает в тех случаях, когда в диспозициях статей Особенной части УК указаны общественно опасные последствия. Ситуация законодательной неопределенности возникает, если диспозиция "формальная".

К примеру, значительные трудности вызывает на практике определение понятия изготовление применительно к составу преступления, предусмотренного ст.228 УК РФ. Аналогичные по существу действия суды квалифицируют по-разному. Так, Индустриальный районный суд Перми действия Т., начинившего измельченной марихуаной гильзы двух папирос, расценил как изготовление наркотического средства. Противоположную позицию занял тот же суд по делу Б., указав в приговоре, что заполнение марихуаной освобожденной от табака гильзы сигареты нельзя считать изготовлением наркотического средства*(15).

Задача правоприменителя осложняется тем, что Пленум Верховного Суда РФ дает неоднозначное толкование одного и того же термина, использованного законодателем при описании признаков разных составов преступлений.

Например, в пункте 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 мая 1998 года "О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами" разъясняется, что "незаконное изготовление: надлежит квалифицировать как оконченное преступление с начала совершения действий, направленных на получение готовых к использованию и потреблению наркотических средств или психотропных веществ". Иная интерпретация термина "изготовление" содержится в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 28 апреля 1994 года в редакции от 17 апреля 2001 года "О судебной практике по делам об изготовлении или сбыте поддельных денег и ценных бумаг" (п.4): "изготовление: является оконченным преступлением, если с целью последующего сбыта изготовлен хотя бы один денежный знак или ценная бумага"*(16).

4. Сложности толкования усугубляются тем, что в сочетании с синонимическим употреблением времен, связанных с видами глаголов, законодатель использовал еще один троп - синекдоху, которая в УК РФ представлена синонимическим употреблением множественного числа имен существительных в значении единственного числа при описании предмета преступления или потерпевшего, например, "незаконные действия по усыновлению (удочерению) детей" (здесь и далее выделено мной. - М.К.) (ст.154), "уклонение от уплаты налогов или страховых взносов в государственные внебюджетные фонды с организации" (ст.199).

На первый взгляд, никакого существенного влияния на правильное понимание текста этот оборот речи не оказывает. Юристам известно, что любая норма Особенной части УК, содержащая обобщенную, синтетическую характеристику преступления, рассчитана на применение к единичному случаю. Но нет никаких препятствий к расширению смыслового поля признаков, описанных с использованием синекдохи. Теоретически, например, значение термина обман потребителей (ст.200) может восприниматься как совершение преступления против интересов нескольких лиц, а обмеривание, обвешивание и т.д. одного лица - как процесс совершения обманных действий, то есть покушение на преступление. Более того, известны случаи "правоприменительной декриминализации" обмана только одного потребителя. В ряде регионов России отмечены факты, когда конститутивный признак состава преступления, предусмотренного ст.200 УК РФ, "значительный размер" (определенный в примечании как причинение потребителям ущерба в сумме, превышающей одну десятую часть минимального размера оплаты труда), не принимается во внимание, и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела выносятся со ссылкой на малозначительность содеянного (ч.2 ст.14 УК РФ)*(17).

Представляется, что законодатель весьма произвольно подошел к описанию предмета преступления и потерпевшего, использовав и другую разновидность синекдохи - употребление единственного числа вместо множественного, например, "подмена ребенка" (ст.153), "уклонение физического лица от уплаты налога или страхового взноса" (ст.198).

И если считать, что язык закона соответствует требованию точности, то при буквальном толковании получается, что в одних случаях уголовная ответственность предусмотрена за незаконное усыновление (удочерение) не менее двух детей (ст.154), а в других - за подмену только одного ребенка (ст.153). Или, в отношении физического лица - за уклонение от уплаты одного налога, а в отношении организации - нескольких видов налогов, как это следует из текста ст.198 и 199 УК РФ.

Опять-таки приходится обращаться к постановлениям Пленума Верховного Суда РФ (РСФСР, СССР). В частности, как мы видели, такое толкование дано в отношении изготовления или сбыта поддельных денег или ценных бумаг (ст.186 УК). Относительно налоговых преступлений Пленум Верховного Суда РФ разъяснил: "Преступления, предусмотренные ст.198 и 199 УК РФ, считаются оконченными с момента фактической неуплаты налога за соответствующий налогооблагаемый период в срок, установленный налоговым законодательством... По смыслу закона уклонение от уплаты налогов с организаций может быть признано совершенным в крупном размере как в случаях, когда сумма неуплаченного налога превышает одну тысячу минимальных размеров оплаты труда по какому-либо одному из видов налогов, так и в случаях, когда эта сумма является результатом неуплаты нескольких различных налогов"*(18).

Уместно заметить, что разъяснения, подобные вышеприведенным, являются редкостью, в основном правоприменители руководствуются собственным усмотрением либо доктринальным толкованием.

Прием синекдохи должен быть сведен до минимума, и во всех диспозициях статей Особенной части УК РФ при описании предмета преступления или потерпевшего следует использовать имя существительное в единственном числе. Такой прием может быть признан оправданным и целесообразным только в исключительных случаях, когда единственное число "не звучит" по-русски (например, в цитируемой статье 186 УК) и не вызывает трудностей семантической интерпретации. В связи с этим правильным представляется подход законодателя при изменении ст.136 УК РФ "Нарушение равноправия граждан". В редакции Федерального закона от 9 июля 1999 года потерпевший теперь назван в единственном числе - человек и гражданин, сама статья - "Нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина".

5. Бессоюзие. Отсутствие разделительного союза или в составах преступлений с альтернативными действиями, предметами или с квалифицирующими признаками (к примеру, ч.1 и 3 ст.222, ч.2 и 5 ст.228, п."ж" ч.2 ст.105 УК РФ) не вызывает у юристов трудностей в толковании количества названных признаков, необходимых для квалификации деяния как преступления. Оно компенсируется знанием научной классификации составов преступлений по способу описания на простые, сложные и альтернативные.

Но если законодатель использовал стилистическую фигуру бессоюзия, в частности, в тексте статьи, содержащей норму об освобождении от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием (ч.1 ст.75), то это вызывает различную интерпретацию ее смысла. В научной и учебной литературе, в юридической периодике вопрос о количестве позитивных постпреступных действий лица - условий освобождения от уголовной ответственности - является предметом дискуссии. Одни ученые утверждают, что освобождение возможно при наличии только одного (вариант - нескольких) условия. Другие полагают необходимым наличие строго фиксированной в ч.1 ст.75 совокупности действий: добровольной явки с повинной, способствования раскрытию преступления, возмещения причиненного ущерба или иного заглаживания вреда. Стабильной и единообразной практики освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием не существует. Практика идет по пути применения ст.75 УК РФ, как при совокупности, так и при наличии только одного положительного посткриминального действия лица; последнее встречается чаще.

Любые способы толкования не дают однозначного ответа на вопрос, что законодатель имеет в виду в ч.1 ст.75 УК РФ: разделительный союз или (либо) или же соединительный союз и. Но вполне возможно придать ясность анализируемой уголовно-правовой норме, если прописать в тексте ст.75 УК РФ союзы (соединительные либо разделительные). Что интересно, законодателю Республики Казахстан удалось сформулировать аналогичную норму вполне ясно. Согласно части 1 ст.65 УК РК "лицо, впервые совершившее преступление небольшой: тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если оно после совершения преступления добровольно явилось с повинной, или способствовало раскрытию преступления, или иным образом загладило нанесенный преступлением вред".

6. Умолчание - оборот речи, заключающийся в том, что автор сознательно не до конца выражает мысль, предоставляя читателю (слушателю) самому догадываться о невысказанном. Названная стилистическая фигура*(19) широко используется по тексту Особенной части УК РФ, где в диспозициях многих статей не содержится описания непосредственного объекта преступления, субъекта, форм вины*(20).

Такое положение в целом не является дефектом формы уголовного закона и объясняется как раз обратным - высокой степенью совершенства отечественной законодательной техники. На сегодня общепризнанно, что словесно законодатель выражает признаки состава преступления с различной степенью полноты, используя различные приемы. Тезис Н.Д. Дурманова, что "в уголовном законе норма уголовного права предполагает сочетание конкретного юридического положения Особенной части и множества нормативных положений Общей части"*(21), стал аксиомой доктрины уголовного права.

В целом, то есть относительно всего УК РФ, практическая целесообразность умолчания несомненна, так как ее использование позволяет существенно экономить законодательный текст. Однако в отдельных случаях использование данной стилистической фигуры влечет неясность в определении неназванного признака состава преступления, при невозможности его однозначной интерпретации.

В частности, в Особенной части УК РФ законодатель, наряду с точным определением форм вины в конкретных составах преступлений, широко использовал стилистическую фигуру умолчания, и большинство составов преступлений сформулировано без указания на форму вины. В некоторых составах форма вины узнается легко даже без ее номинации. Например, всем понятно, что только умышленно могут быть совершены изнасилование, любое хищение, дача и получение взятки и т.д. Но во многих составах нужны сложные уголовно-правовые "вычисления" при толковании возможной формы вины.

Дополнительные сложности для правоприменителей в части однозначной смысловой интерпретации формы вины, предусмотренной в каждом из таких составов, возникли в связи с новой редакцией ч.2 ст.24 УК РФ, введенной Федеральным законом от 25 июня 1998 года. Изложенное в ней предписание "деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ" надлежит понимать таким образом, что в Особенной части неосторожность специально оговаривается в случае совершения преступления исключительно по неосторожности. В составах же, где возможна как неосторожная, так и умышленная форма вины либо только умышленная, неосторожность не указывается. Однако открытым остается вопрос: как определить те преступления, которые по своей сути могут быть только умышленными, и отличить их от тех, которые могут быть как умышленными, так и неосторожными (или в обратном порядке)?

Пожалуй, самой яркой иллюстрацией неясности формы вины является длительная и не завершенная до сих пор научная дискуссия о субъективной стороне доведения до самоубийства. Умолчание о форме (или формах?) вины в диспозиции ст.110 УК РФ привело к поразительной вариативности суждений, высказанных в ходе полемики.

Одни авторы считают, что с субъективной стороны доведение до самоубийства может быть совершено с любой формой вины. Очевидно, это означает, что вина может быть как умышленной в виде прямого и косвенного умысла, так и неосторожной в виде легкомыслия и небрежности. Другие утверждают, что вина в данном случае может быть только умышленной, а умысел - любым, прямым или косвенным, при этом иногда добавляют, что в принципе возможно и неосторожное доведение лица до самоубийства, однако в силу ч.2 ст.24 УК ответственность исключается. Третья группа авторов, характеризуя субъективную сторону рассматриваемого состава преступления, называет косвенный умысел, легкомыслие и небрежность. Некоторые сторонники этой точки зрения поясняют, что установление прямого умысла свидетельствует об убийстве, и такое деяние должно квалифицироваться по ст.105 УК РФ. В свою очередь, их позиция критикуется первой и второй группами ученых.

Видимо, невозможность однозначного толкования неназванной в ст.110 УК РФ формы вины является одной из причин фактической неприменяемости нормы об ответственности за доведение до самоубийства. Не приходится удивляться тому, что правоприменители ее избегают. Таким образом, следует констатировать, что использование стилистической фигуры умолчания в рассматриваемом примере является дефектом уголовного закона.

Отдельным случаем использования стилистической фигуры умолчания является отказ законодателя от разъяснения общеупотребительного слова, имеющего специфическое уголовно-правовое содержание (то есть ставшего в законе термином). Проявление его негативного влияния также обнаруживается в отсутствии единообразного толкования и применения уголовно-правовых норм, адресаты которых вынуждены самостоятельно "догадываться" о значении неразъясненного термина.

В качестве примеров, подтверждающих сказанное, приведем фактически сложившуюся прецедентную практику, основанную на прецедентном толковании: 1) термина "группа лиц" в сложном понятии "группа лиц по предварительному сговору" (ч.2 ст.35); 2) термина "доход" в составе незаконного предпринимательства (ст.171).

В части 2 ст.35 УК РФ сформулировано понятие преступления, совершенного группой лиц по предварительному сговору: "если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления". Однако форма соучастия в ч.2 ст.35 УК не оговорена, в отличие от ч.1 ст.35, где четко указано соисполнительство как признак совершения преступления группой лиц без предварительного сговора. В науке уголовного права наиболее распространенным является признание наличия группы лиц по предварительному сговору только тогда, когда в совершении преступления участвовали не менее двух соисполнителей (возможный вариант: наряду с другими соучастниками - организатором, подстрекателем, пособником)*(22).

Правоприменители же тяготеют к обыденному пониманию словосочетания "группа лиц", квалифицируя действия одного исполнителя и пособника (или организатора) как совершенные группой лиц по предварительному сговору*(23).

Не будучи точно выраженным в законе по форме соучастия ("лица"), понятие группы лиц по предварительному сговору сформулировано на уровне судебного прецедента. При этом Верховный Суд указывает: "Убийство признается совершенным группой лиц по предварительному сговору тогда, когда два или более лица, имея договоренность, направленную на убийство, непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего"*(24).

Статья 171 УК РФ "Незаконное предпринимательство" в качестве одного из признаков состава преступления предусматривает извлечение дохода в крупном размере. Причем, если количественное выражение суммы дохода имеет законодательное определение (в примечании к этой статье), то собственно понятие "доход" - нет. В теории уголовного права термин "доход" толкуется неоднозначно. С точки зрения одних авторов, доход включает в себя все полученное от предпринимательской деятельности, без вычета понесенных предпринимателем расходов (валовой доход)*(25). Согласно другой позиции, доход рассматривается как чистая прибыль, то есть с учетом расходов, понесенных предпринимателем.

Практика привлечения к уголовной ответственности по ст.171 УК с учетом рассматриваемого признака шла в основном по пути признания в качестве дохода всей суммы поступлений от незаконного предпринимательства. Эта многолетняя устоявшаяся практика была, по образному выражению П.С. Яни, "сломана" несколькими решениями Верховного Суда, после чего сотни уголовных дел были прекращены или в их возбуждении было отказано*(26).

Все вышеизложенное позволяет сделать следующий вывод.

Вопреки конвенциональному мнению теоретиков, действующий уголовный закон России (УК РФ 1996 г.) содержит множество языковых феноменов, относимых лингвистикой к изобразительно-выразительным средствам русского языка. Однако таковыми их можно считать только на основании сходства формы (механизма образования). В отличие от других функциональных стилей - художественной литературы, публицистики, разговорной речи, они не являются экспрессивно-эстетическими "украшениями", усиливающими действенность высказывания за счет добавления к его логическому содержанию различных экспрессивно-эмоциональных оттенков. Тропы и стилистические фигуры являются (в основном) средством лаконичного выражения специфического уголовно-правового содержания и выполняют важную прагматическую функцию экономии законодательного текста за счет системности норм уголовного права.

В целом запрет на использование изобразительно-выразительных средств языка нецелесообразен. Представляется, что необходим лишь избирательный подход на уровне отдельных уголовно-правовых норм.

М.Б. Кострова,

доцент Института права Башкирского

государственного университета, кандидат юридических наук

"Журнал российского права", N 8, август 2002 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Законодательный процесс. Понятие. Институты. Стадии: Научно-практическое пособие / Отв. ред. Р.Ф. Васильев. М., 2000. С.97-111.

*(2) Законодательная техника: Научно-практическое пособие / Под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000. С.268.

*(3) Смысл принципа выразительности авторам пособия видится в том, что языковые средства, используемые для выражения норм права в конкретном нормативно-правовом акте, должны быть адекватны методу правового регулирования, заложенному в этом акте, четко отграничивать друг от друга дозволение, обязывание и запрет. См.: Законодательный процесс. С.98-99, 106, 115.

*(4) См.: Кузнецова Н. Эффективность уголовно-правовых норм и язык закона // Социалистическая законность. 1973. N 9. С.32.

*(5) Архаизмы (от греч. archaios - древний) - слова и выражения, вытесненные из активного употребления синонимичными лексическими единицами. В современном употреблении архаизмам принадлежит роль изобразительного средства. Жаргон - социальная разновидность речи, характеризующаяся профессиональной (нередко экспрессивно переосмысленной) лексикой и фразеологией общенародного языка. Стилистические (или риторические) фигуры - особые синтаксические построения, используемые для усиления образно-выразительной функции речи. Тропы - обороты речи, в которых слово или выражение употреблено в переносном значении. Метонимия определяется лингвистами как "троп или механизм речи, состоящий в регулярном или окказионном переносе имени с одного класса объектов или единичного объекта на другой класс или отдельный предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию". Синонимическое употребление времен, связанное с видами глаголов, образуется при замене прошедшего совершенного вида так называемым настоящим историческим, то есть формой несовершенного вида. Синекдоха - разновидность метонимии, основанная на перенесении значения с одного явления на другое по признаку количественного соотношения между ними. Бессоюзие - намеренный пропуск соединительных союзов между членами предложения, используется для придания высказыванию стремительности, насыщенности впечатлениями в пределах общей картины. Использованы следующие источники: Русский язык. Энциклопедия / Глав. ред. Ю.Н. Караулов. М., 1997. С.37; Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С.300, 520; Русский язык. Энциклопедия / Глав. ред. Ф.П. Филин. М., 1979. С.82; Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. М., 1974. С.74, 186, 338, 341, 343, 346.

*(6) Отбор слов произведен на основании их характеристики в научных работах отдельных авторов-юристов (Н.Ф. Кузнецовой, Н.А. Власенко) и филологов (Н.Н. Ивакиной).

*(7) Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т.1. С.509-512.

*(8) См.: Уголовное право России: Учебник для вузов. Т.1. Общая часть / Отв. ред. А.Н. Игнатов, Ю.А. Красиков. М., 2000. С.54; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Отв. ред. В.М. Лебедев. М., 2001. С.33.

*(9) См.: Курс уголовного права. Общая часть. Т.1. Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 1999. С.127-128.

*(10) Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Общая часть / Под общ. ред. Ю.И. Скуратова, В.М. Лебедева. М., 1996. С.22.

*(11) Вопрос о месте указанной нормы-дефиниции здесь не ставится. Варианты его решения многообразны и потребовали бы детального описания.

*(12) См.: Власенко Н.А. Язык права. Иркутск, 1997. С.100.

*(13) См.: Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Преступления в сфере экономической деятельности. М., 1998. С.180-181.

*(14) Конвенция подписана Россией 7 мая 1999 года и ратифицирована 28 мая 2001 года Федеральным законом "О ратификации Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности".

*(15) Цит. по: Радченко В.И. Некоторые вопросы судебной практики по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами // БВС РФ. 1998. N 10. С.7.

*(16) Ссылки на разъяснения Пленума приводятся как иллюстрация неоднозначного толкования уголовно-правовых норм, а не с целью подчеркнуть их руководящий характер. Формально судьи независимы и подчиняются только Конституции РФ и федеральному закону (ст.120). Реально, в отсутствие законодательной определенности, они вынуждены искать авторитетные ориентиры правильного понимания предписаний УК.

*(17) См.: Крайнов В.И. Обман потребителей: учимся раскрывать, учимся расследовать // Вестник МВД России. 2001. N 2-3. С.34.

*(18) Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 4 июля 1997 года "О некоторых вопросах применения судами Российской Федерации уголовного законодательства об ответственности за уклонение от уплаты налогов" (п.5, 12).

*(19) См.: Розенталь Д.Э. Указ. соч. С.345.

*(20) В целях избежания дискуссии о "формальных" и "материальных" составах преступлений, выходящей за рамки рассматриваемой темы, здесь сознательно опущен главный криминообразующий элемент деяния - общественно опасные последствия.

*(21) Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. М., 1967. С.110.

*(22) Не являясь сторонником такого понимания группы лиц по предварительному сговору, отмечу лишь, что иные суждения - о необязательности непосредственного соисполнительства - немногочисленны. См., например: Уголовный кодекс Российской Федерации: Постатейный комментарий. М., 1997. С.76; Российское уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. М., 2000. С.218, 224-226.

*(23) См., например: БВС РФ. 1997. N 4. С.3-4, 11-12, 14; 1998. N 11. С.21-22.

*(24) Определение Военной коллегии Верховного Суда РФ от 12 августа 1999 года // БВС РФ. 2000. N 5. С.8.

*(25) См., например: Кузнецов А.П., Гладышев Ю.А. Уголовный кодекс России: ответственность за незаконное предпринимательство // Следователь. 1999. N 8. С.39.

*(26) См.: Яни П.С. Проблемы уголовной ответственности за экономические преступления // Законность. 2001. N 1. С.6.