Защитили ли добросовестного приобретателя? (Д. Тузов, "эж-ЮРИСТ", N 41, октябрь 2003 г.)

Защитили ли добросовестного приобретателя?

Принятое Конституционным Судом РФ постановление по делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 ст.167 ГК РФ*(1) вызвало весьма неоднозначную оценку в юридической литературе. На страницах "эж-ЮРИСТ" уже высказывались различные мнения (см. N 18, с.1, 4, 6; N 27, с.6 за 2003 год). Авторами ставились вопросы о том, насколько указанное постановление учло все аспекты этого сложнейшего института гражданского права, какие проблемы остались за рамками постановления. Сегодня мы продолжаем дискуссию, представляя еще один взгляд на проблему защиты добросовестного приобретателя, которую Конституционный Суд так и не решил окончательно.

За годы, прошедшие после принятия части первой Гражданского кодекса РФ, проблема защиты лица, добросовестно приобретшего вещь у неуправомоченного отчуждателя, стала, без сомнения, одной из наиболее острых в отечественном гражданском праве. Добросовестный приобретатель, защищенный в силу ст.302 ГК РФ от виндикационных притязаний, зачастую оказывался беззащитным против иска, заявленного в порядке применения так называемых последствий недействительности ничтожной сделки (то есть реституции - п.2 ст.167 ГК РФ). И хотя механизм реституции обеспечивал и обеспечивает возврат неправомерно отчужденной вещи не ее первоначальному обладателю, а другой стороне недействительной сделки, требовать его применения согласно п.2 ст.166 ГК РФ вправе любое заинтересованное лицо. При этом предмет иска может быть сформулирован таким образом, что в результате нескольких реституций (а иногда и целой их цепочки) либо сочетания реституции с иными гражданско-правовыми средствами (например, с виндикацией или договорным требованием) вещь в конечном счете возвращается истцу. Именно такая схема практиковалась до последнего времени в судах общей юрисдикции, что особенно болезненно сказывалось на обороте жилья.

Проблема приобрела настолько глобальный характер, что стала предметом специального анализа Конституционного Суда РФ (КС РФ).

О подведомственности

Вообще, подведомственность КС РФ данного дела вызывает определенные сомнения. В самом постановлении она выводится из того, что неоднозначное истолкование и применение судами общей юрисдикции норм ст.167 и 302 ГК РФ "приводит к коллизии конституционных прав" собственника и добросовестного приобретателя, вследствие чего "вопрос об устранении такого противоречия приобретает конституционный аспект и, следовательно, относится к компетенции Конституционного Суда... " (абз.2 и 3 п.3). Но если право собственности действительно гарантируется Конституцией (ст.35) и поэтому может рассматриваться в качестве конституционного, то какое конституционное право принадлежит добросовестному приобретателю? Впрочем, ссылка на "права добросовестных приобретателей" служит в аргументации КС РФ центральным звеном, в связи с чем на этой новой для нашего права категории следует остановиться более подробно.

Сложный состав
или приобретательная давность?

Долгое время господствующей была точка зрения, согласно которой право собственности в случае ограничения виндикации приобретается добросовестным приобретателем в силу сложного юридического состава (как правило, в момент передачи ему спорной вещи). Сегодня этому взгляду все чаще противопоставляется мнение о том, что добросовестный приобретатель является незаконным владельцем и может стать собственником только по давности владения.

Однако в правовом положении добросовестного приобретателя (ст.302 ГК РФ) и добросовестного (давностного) владельца (ст.234 ГК РФ) имеются существенные различия. Если статус первого всецело определяется уже в момент приобретения вещи и в дальнейшем остается неизменным, то положение второго и его защита зависят от ряда условий, которые должны непрерывно существовать в течение всего давностного срока. Если первый защищен против собственника и всякого иного титульного владельца, то второй, напротив, не имеет против них никакой защиты.

КС РФ занял несколько иную позицию, однако его выводы о "правах добросовестных приобретателей" оказались половинчатыми и крайне неопределенными. В постановлении говорится следующее: "В тех случаях, когда имущественные права на спорную вещь, возникшие на предусмотренных законом основаниях, имеют другие, помимо собственника, лица - владельцы и пользователи вещи, этим лицам также должна быть гарантирована государственная защита их прав. К числу таких имущественных прав относятся и права добросовестных приобретателей" (абз.3 п.2).

В связи с подобной мотивировкой в адрес КС РФ уже прозвучал упрек. "Парадокс заключается в том, - отмечает К.И. Скловский, - что КС РФ, взяв под защиту именно незаконных владельцев против собственников, не считает нужным прямо заявить об этом и говорит, что защищаются "права добросовестных приобретателей"*(2). Между тем парадокс, по-видимому, имел бы место как раз в противоположном случае - если бы КС РФ признал в лице добросовестного приобретателя незаконного владельца. И дело даже не в том, что такое решение было бы неправильным по существу. В силу своего статуса КС РФ обязан обосновывать принимаемые им акты нормами Конституции. Но Конституция гарантирует беспрепятственную реализацию и охрану именно прав и ничего не говорит о защите фактических состояний. Даже из общего смысла конституционных норм вывести какие-либо гарантии незаконного владения было бы просто невозможно. При таких обстоятельствах КС РФ, как представляется, и не мог поступить иначе, кроме как признать за добросовестным приобретателем определенные "права" на возмездно приобретенное им имущество.

Что же это за права? По мнению К.И. Скловского, в данном случае "права добросовестных приобретателей" могут трактоваться "не как субъективное право на вещь, а как права самих лиц, в том числе право противостоять самоуправству, включая самоуправство собственника. Ведь именно по модели защиты от самоуправства обычно и выстраивается владельческая защита".

Надо сказать, что такое толкование менее всего соответствует действительной позиции КС РФ, нашедшей отражение в анализируемом постановлении.

Во-первых, КС РФ прямо указывает, что "права добросовестных приобретателей" относятся к числу "имущественных прав на спорную вещь". Как по-иному можно истолковать это выражение, если не признать, что речь идет о вещных правах или по крайней мере о так называемых правах с вещным элементом? Во всяком случае, трактовать "имущественное право на вещь" как "право самого лица противостоять самоуправству" было бы явной натяжкой.

Во-вторых, остается непонятным, какое вообще отношение имеет владельческая защита, о которой упоминает К.И. Скловский, к добросовестному приобретению имущества от неуправомоченного лица. Постановление КС РФ не связано ни с проблемой владельческой защиты, ни с более общей проблемой защиты от самоуправства. Предметом рассмотрения явился вопрос о конкуренции двух исковых требований - о виндикации и о реституции. Заявление как того, так и другого - не самоуправство, а реализация права на иск. Понятно, что ни о какой владельческой защите против иска говорить не приходится.

Итак, КС РФ конструирует "право добросовестного приобретателя" в качестве права на вещь. В то же время из постановления следует, что это право не рассматривается им в качестве права собственности, ибо добросовестные приобретатели отнесены к числу "других, помимо собственника, лиц", имеющих "имущественные права на спорную вещь". Таким образом, совершенно неясно, какими именно имущественными правами обладает добросовестный приобретатель, каково их содержание и формы реализации. По-видимому, за туманной формулировкой постановления, хотя, возможно, она (по словам К.И. Скловского) и "предпочтительнее отдающего откровенным примитивом "права владения", на самом деле все-таки скрывается признание этого последнего. К сожалению, оснований для более определенных выводов постановление не дает. В этом его главный недостаток и слабость.

Аргументация КС РФ

В связи с отсутствием ясности в правовом положении добросовестного приобретателя одно только абстрактное указание на его "права", очевидно, не могло быть достаточным доводом в пользу его защиты против иска собственника. Хорошо понимая это, КС РФ в конечном итоге прибег к чисто цивилистическому обоснованию своей позиции, аргументировав ее положениями ГК РФ, а не нормами Конституции, достаточно далекими от существа рассматриваемого вопроса. В чем же состоит эта аргументация?

Ссылаясь на положение ст.168 ГК РФ, предусматривающее ничтожность незаконной сделки, но допускающее при этом возможность установления законом "иных последствий нарушения", КС РФ делает вывод, что, "поскольку добросовестное приобретение в смысле статьи 302 ГК... возможно только тогда, когда имущество приобретается не непосредственно у собственника, а у лица, которое не имело права отчуждать это имущество, последствием сделки, совершенной с таким нарушением, является не двусторонняя реституция, а возврат имущества из незаконного владения (виндикация) " (абз.6 п.3.1). "Следовательно, права лица, считающего себя собственником имущества, не подлежат защите путем удовлетворения иска к добросовестному приобретению с использованием правового механизма, установленного пунктами 1 и 2 статьи 167 ГК... Такая защита возможна лишь путем удовлетворения виндикационного иска, если для этого имеются те предусмотренные статьей 302 ГК... основания, которые дают право истребовать имущество и у добросовестного приобретателя... " (абз.7 п.3.1).

В данном построении прежде всего бросается в глаза ошибочная ссылка на ст.168 вместо п.2 ст.167 ГК РФ. Что же касается существа рассматриваемой аргументации, то вряд ли ее можно признать логически безупречной. Действительно, проблема добросовестного приобретения возникает лишь тогда, когда имущество приобретено по сделке у лица, не управомоченного на его отчуждение. Но следует ли из этого, что "последствием" сделки, совершенной таким лицом*(3), не может быть реституция в виде возврата вещи, например, арендатору, неправомерно распорядившемуся ею? Положительный ответ, вытекающий из аргументации КС РФ, хотя и кажется разумным, далеко не очевиден. По крайней мере он не следует из буквального смысла закона и потому нуждается в специальном обосновании, которого постановление не дает.

Априорно и другое суждение, положенное в основании выводов КС РФ, - о том, что механизм реституции неприменим для защиты интересов собственника, не являющегося участником недействительной сделки. Конечно, процедура возврата вещи собственнику путем признания недействительными всех сделок, совершенных с его вещью, и применения реституции в отношении сторон каждой из них выглядит аномальной. Ее практический смысл состоит единственно в том, чтобы обойти установленные ст.302 ГК РФ ограничения и истребовать вещь у конечного добросовестного приобретателя. И все-таки, чтобы утверждать о ее юридической невозможности, необходима определенная интерпретация тех положений ГК РФ, в которых она до сих пор находила свое формальное обоснование - п.2 ст.167, устанавливающего обязанности сторон недействительной сделки произвести реституцию, и п.2 ст.166, дающего право на иск о применении такой меры любому заинтересованному лицу. Как при наличии данных норм отказать собственнику в реституции? КС РФ не дает ответа на этот вопрос.

Между тем обоснование защиты добросовестного приобретателя могло бы выглядеть достаточно простым и логичным, если бы КС РФ исходил из того, что такой приобретатель в силу сложного юридического состава становится собственником полученной вещи и именно поэтому защищен от каких бы то ни было к нему притязаний, независимо от того, кем и в каком порядке они заявлены.

Однако вместо этого КС РФ предпочел признать за добросовестным приобретателем неведомое доселе имущественное право - право с совершенно неопределенным содержанием, превосходящее по своей силе право собственности. Но существует ли такое право в действительности? Может ли вообще какое-либо право, даже конституционное, давать своему обладателю более полную и абсолютную власть над вещью, чем право собственности? Не является ли в связи с этим так называемое право добросовестного приобретателя не чем иным, как тем же правом собственности, но возникшим у нового обладателя вещи? Такие вопросы неизбежно возникают при анализе постановления КС РФ и свидетельствуют о слабости его теоретической проработки. Но, несмотря на все отмеченные недостатки в обосновании защиты добросовестного приобретателя КС РФ, трудно было бы отрицать общее позитивное значение принятого акта. Возможно, признание за добросовестным приобретателем права собственности станет следующим правоприменительным или даже законодательным шагом, однако сегодня важно уже то, что защита такого приобретателя становится более адекватной реальным общественным и правовым отношениям, которые она призвана обеспечивать.

Д. Тузов,

кандидат юридических наук,

доцент кафедры гражданского права

Томского госуниверситета

"эж-ЮРИСТ", N 41, октябрь 2003 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, О.М. Скляновой и В.М. Ширяева".

*(2) Здесь и далее цитируется заметка К.И. Скловского "Конституционный Суд России признал доброкачественность ГК РФ" (эж-ЮРИСТ. 2003. N 18. С.4).

*(3) Строго говоря, недействительной в данном случае является не сама сделка купли-продажи, а совершенная на ее основании сделка-предоставление (передача вещи неуправомоченным лицом в собственность покупателя).

См. подробнее: Тузов Д. Продажа чужого имущества неуправомоченным лицом // эж-ЮРИСТ. 2003. N 10. С.3.