Некоторые аспекты арбитражной практики применения норм о злоупотреблении правом (О.Г. Красковская, "Экономическое правосудие на Дальнем Востоке России", N 3, сентябрь-декабрь 2004 г.)

Некоторые аспекты арбитражной практики применения норм о
злоупотреблении правом

Мысль о написании настоящей статьи сформировалась под впечатлением постановления арбитражного суда кассационной инстанции одного из округов, в котором суд констатировал факт злоупотребления истцом своими правами. Суть установленного судом злоупотребления сводилась к тому, что истец, требуя взыскания с ответчика задолженности за проданные товары, не представил надлежащие доказательства исполнения им встречной обязанности по передаче ответчику приобретенных товаров.

Пример такой негативной оценки действий истца при изложенных обстоятельствах представляется, по крайней мере, необычным, учитывая, что недоказанность субъектами гражданского права фактов, обосновывающих правомерность обращения в арбитражный суд с иском за защитой своих прав, далеко не редкость. Однако, как правило, арбитражные суды ограничиваются отказом в иске, не усматривая при этом оснований для обвинения истца в злоупотреблении правом. Ведь отсутствие у лица доказательств, подтверждающих исполнение обязательства, может быть обусловлено различными причинами, например, утратой документов, и в такой ситуации обвинение в злоупотреблении правом представляется несправедливым.

Злоупотребление правом как критерий недобросовестности субъектов гражданского оборота, упомянутый в ст. 10 ГК РФ, на мой взгляд, заслуживает пристального изучения именно судами, на которые возложено право и, одновременно, обязанность применения данной нормы права при рассмотрении вопроса о наличии или отсутствии оснований для удовлетворения иска. Стороны судебного разбирательства могут спорить о том, имеются ли в их действиях признаки злоупотребления правом, однако окончательную точку в таком споре может поставить только суд.

Рассматривая возможность применения положений ст. 10 ГК РФ о злоупотреблении правом, арбитражный суд обязан проявить предельную осмотрительность, тщательно исследуя все обстоятельства спора. Обусловлена такая необходимость тем, что, с одной стороны, указанная норма права содержит весьма размытые признаки тех действий, которые могут квалифицироваться как злоупотребление правом, а, с другой стороны, п. 3 ст. 10 ГК устанавливает презумпцию добросовестности и разумности субъектов гражданских правоотношений. Кроме того, нельзя не учитывать те последствия, которые могут наступить для стороны конфликта в случае обвинения ее в злоупотреблении правом, которые ограничиваются не только отказом в иске по конкретному делу, но и опороченной репутацией в глазах участников гражданского оборота.

Не удаляясь в теоретические рассуждения о том, какие действия возможно рассматривать как злоупотребление гражданскими правами с точки зрения ст. 10 ГК РФ, хотелось бы лишь упомянуть о том, что по общим понятиям к действиям, свидетельствующим о злоупотреблении правом, относятся намеренные действия одного субъекта, имеющие цель причинить вред другому лицу, а также действия, совершаемые без такого намерения, но вред объективно причиняющие.

Следует сказать, что лица, участвующие в делах, рассматриваемых арбитражными судами, часто ссылаются на наличие в действиях сторон конфликта признаков злоупотребления правом, с чем нередко соглашаются суды первой и апелляционной инстанций. При изучении судебной практики арбитражных судов округов можно увидеть примеры несогласия кассационной инстанции с такой правовой оценкой обстоятельств дела и потому отказа в применении норм о злоупотреблении правом (см., например, постановления ФАС МО от 08.08.03 N КГ-А40/5037-03 и от 01.10.03 N КГ-А40/7248-03). Несмотря на то, что, опровергая факт злоупотребления правом, кассационная инстанция иногда ограничивается лишь указаниями на недоказанность явного намерения причинить вред либо на отсутствие убытков вследствие таких действий (не вдаваясь в анализ иных возможных признаков злоупотребления), правильность такого вывода, как правило, не вызывает сомнения.

Вместе с тем, в практике арбитражных судов иногда можно встретить ссылку на то, что в качестве действия, свидетельствующего о злоупотреблении правом, нельзя рассматривать использование субъектом законного права на обращение с иском.

Такой вывод суда, по своей конструкции претендующий на универсальность, представляется слишком категоричным, учитывая, что судебная практика знает примеры, когда именно факт использования лицом законного права на иск свидетельствовал о его недобросовестности.

В качестве иллюстрации показательной, на мой взгляд, является ситуация по следующему арбитражному делу.

Общество А обратилось в арбитражный суд с иском о признании недействительным договора купли-продажи объекта недвижимости, заключенного между обществом Б (продавец) и предпринимателем (покупатель). Данная сделка была вторичной: первоначально общество Б приобрело этот объект у истца по договору купли-продажи, признанному ничтожным в судебном порядке по мотиву несоответствия требованиям закона.

Обращаясь с иском, общество А просило признать договор купли-продажи недействительным без применения реституции и аннулировать государственную регистрацию перехода права собственности на объект сделки к предпринимателю.

При рассмотрении спора суд установил, что последствия недействительности первоначальной сделки купли-продажи между истцом и обществом Б не могут быть применены ввиду ликвидации последнего и исключения его из государственного реестра. При этом суд признал предпринимателя добросовестным приобретателем имущества по оспариваемой сделке, поскольку он не знал и не мог знать о незаконности действий продавца по его продаже.

Оспариваемый по иску договор безусловно ничтожен в силу ст. 168 ГК РФ, как не соответствующий требованиям ст. 209 ГК РФ, поскольку общество Б, купившее имущество по первоначальной недействительной сделке, не стало его собственником и, следовательно, не имело права отчуждать его предпринимателю. И поскольку ничтожная сделка недействительна независимо от каких-либо обстоятельств, арбитражный суд в мотивировочной части решения был вынужден констатировать этот факт недействительности спорного договора.

Вместе с тем суд вынес решение об отказе в иске со ссылкой на следующие обстоятельства, свидетельствующие о злоупотреблении истцом правом на судебную защиту. Общество А при совершении первоначальной сделки получило денежные средства за имущество от общества Б, которые в связи с ликвидацией последнего не подлежат возврату в порядке реституции. Следовательно, несмотря на утрату объекта, общество А не претерпело материального ущерба, поскольку компенсировало утрату здания деньгами. Поэтому оправдать экономическую заинтересованность общества А в предъявлении такого иска сложно, тем более, что в процессе рассмотрения дела оно заявляло об отсутствии намерения требовать у предпринимателя возврата предмета сделки на основании ст. 301 ГК РФ. При этом истец осознавал, что положение предпринимателя, даже признанного добросовестным приобретателем, в случае удовлетворения иска является безвыходным. Ведь в этом случае владение предпринимателя спорным имуществом не имеет правовых оснований. А неизбежное аннулирование регистрации прав на это имущество, основанной на недействительной сделке, фактически сделает невозможным для предпринимателя любое распоряжение им. Помимо этого, в связи с ликвидацией общества Б предприниматель утратил возможность возвратить в порядке реституции денежные средства, уплаченные за имущество.

В качестве следующего примера злоупотребления правом на судебную защиту можно привести дело, когда кредитная организация обратилась в арбитражный суд с заявлением о признании банкротом хозяйственного общества, которое выступило перед истцом поручителем за надлежащее исполнение обязательства по возврату кредита другим обществом по кредитному договору.

В данном случае заявитель имел право на предъявление такого требования в суд, исходя из норм Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)". Однако, признавая факт злоупотребления заявителем этим правом, арбитражный суд исходил из того, что кредитная организация не предъявляла требований о погашении задолженности самому заемщику и не проверила его платежеспособность. Не рассмотрел заявитель возможность предоставления отсрочки платежей по графику, предложенному поручителем, не принял никаких мер по взысканию долга с поручителя вне процедур банкротства, учитывая, что предъявление требований о признании лица банкротом должно производится в исключительных случаях, когда исчерпаны иные возможности получения удовлетворения. Поэтому арбитражный суд признал, что действия кредитной организации направлены на ликвидацию фактически финансово здорового предприятия.

Нужно сказать, что такого рода примеры признания недобросовестности заявителей, которые необдуманно либо намеренно предъявляют в арбитражные суды требования о признании банкротами стабильно работающих предприятий, испытывающих временные финансовые трудности, нередки (например, постановления ФАС Волго-Вятского округа от 29.11.02 N А43-1728/02-18-64 и от 17.04.03 N А82-07-12-Г/3-б).

Показательными, на мой взгляд, являются случаи из арбитражной практики, когда виновными в злоупотреблении гражданскими правами признаются лица, получившие в счет обеспечения исполнения договорных обязательств вексель.

По одному из дел ситуация складывалась следующим образом. Общество произвело обеспечение обязательства по возврату полученного в банке кредита несколькими способами: залогом имущества, залогом простого векселя, а также поручительством. Впоследствии общество нарушило график погашения кредита и не исполнило обязательство по его возврату в установленный договором срок. В этой связи банк обратился в арбитражный суд с иском о взыскании задолженности с поручителя.

Вне всякого сомнения, избрание способа удовлетворения требований является безусловным правом банка, которым в данном случае он и воспользовался. Тем не менее, банк оставил без внимания то, что заложенный в обеспечение исполнения обязательства вексель (кстати, переданный залогодержателю) мог быть реализован только в пределах сроков, установленных вексельным законодательством. Указывая на это обстоятельство, общество предлагало банку либо получить удовлетворение за счет заложенного векселя, либо заменить вексель как предмет залога на иное имущество. Однако из материалов дела усматривалось, что банк продолжал удерживать вексель, не реализовывая права по нему.

Такие действия свидетельствуют о злоупотреблении банком правами. Нельзя с уверенностью сказать, что банк имел явное намерение причинить вред должнику, однако приведенными выше неразумными действиями он сознательно допускал возможность наступления для общества негативных последствий, хотя имел возможность их предотвратить без ущерба для себя, получив удовлетворение своих требований за счет иного обеспечения. Несмотря на то, что при рассмотрении данного дела суд не пошел по пути применения ст. 10 ГК РФ, недобросовестность банка представляется очевидной.

Немало примеров злоупотребления правом можно усмотреть при анализе судебных актов арбитражных судов по делам корпоративного характера. Недобросовестность действий хозяйственных обществ, их участников либо акционеров чаще всего прослеживается по делам, связанным с привлечением обществ к ответственности за неисполнение обязательств по различным сделкам. Как известно, корпоративное законодательство предъявляет жесткие требования к совершению обществом некоторых видов сделок (крупных, с заинтересованностью, с ценными бумагами и др.), законность которых постановлена в зависимость от соблюдения процедуры принятия органами управления обществом решений об их заключении или одобрении. В свою очередь юридическая сила таких решений зависит от соблюдения огромного количества требований закона к процедуре и условиям их принятия. И поскольку принятие органами управления обществом решений о заключении (одобрении) сделок относится к внутрихозяйственной деятельности общества, контрагент будущей сделки практически никогда не имеет абсолютной возможности убедиться в соблюдении требований закона при их принятии, что впоследствии может обернуться для него весьма негативными последствиями.

Акционер обращается с иском к банку и акционерному обществу о признании недействительными кредитного договора и договора залога к нему как крупных. В обоснование иска указано, что данные сделки совершены при наличии решения совета директоров общества об их одобрении, которое, однако, не имеет юридической силы, поскольку истец, являясь членом совета директоров, в принятии такого решения не участвовал, а его подпись на протоколе заседания совета является поддельной. И поскольку спорные сделки совершены обществом в 1996 г., истец просил признать их ничтожными, каковыми такие сделки являлись в силу норм Федерального закона "Об акционерных обществах" в редакции, действовавшей на тот момент.

Не вдаваясь в результаты рассмотрения данного дела, хотелось бы лишь акцентировать внимание на обстоятельствах, имеющих отношение к теме настоящей статьи. На момент предъявления иска в 2003 г. кредит был давно погашен за счет имущества, заложенного по спорному договору, которое вполне возможно могло находиться уже не у первоначального покупателя, а у иных лиц. Но главное, что в случае признания сделок недействительными и применения последствий их недействительности обществу все равно надлежало возвратить банку суммы кредита и процентов за пользование им. Однако из материалов дела следовало, что общество не имело иной возможности рассчитаться с банком, кроме как путем реализации того имущества, которое является предметом спорного договора залога. Сложно сказать, в чем заключался интерес истца в предъявлении такого иска, но исходя из указанных обстоятельств, действия по его предъявлению вряд ли можно признать разумными. В то же время банк втянут в конфликт, неся определенные расходы, хотя при всей возможной степени заботливости и осмотрительности при заключении сделок он не мог располагать сведениями о поддельности подписи истца на протоколе решения совета директоров.

Различные вариации такой ситуации наверняка можно встретить в практике любого арбитражного суда.

При анализе материалов судебно-арбитражной практики мне не удалось выявить ни одного случая признания арбитражным судом факта злоупотребления правом со стороны публично-правовых образований, которые, впрочем, прямо не указаны в пункте первом ст. 10 ГК как субъекты, которые могли бы злоупотреблять правами. Однако на ум приходит имевшая в жизни место ситуация, суть которой сводилась к тому, что публично-правовое образование предложило некому хозяйствующему субъекту перечислить большую сумму денег в счет конкретного имущественного предоставления. Впоследствии перечислившее деньги предприятие осталось и без обещанного предоставления и без денег, а при рассмотрении спора в судебном порядке публично-правовое образование настаивало, что деньги перечислены ему на благотворительные цели. И хотя денежные средства действительно были потрачены на различные социальные нужды, вряд ли такие действия публично-правового образования в отношении предприятия делают ему честь.

Подводя итог, хотелось бы сказать, что арбитражные суды не всегда анализируют действия участвующих в деле лиц на предмет установления признаков злоупотребления правом, несмотря на наличие явных оснований к этому. Однако можно ли упрекнуть их за это? Редакция ст. 10 ГК РФ создает большие возможности для судейского усмотрения при оценке добросовестности действий субъектов гражданского оборота. В то же время недостаточная определенность данной нормы права в части, раскрывающей формы злоупотребления правом, в сочетании с теми серьезными негативными последствиями, которые могут наступить для лица, обвиненного в таком злоупотреблении, заставляют арбитражный суд лишний раз воздержаться от утвердительных выводов о превышении субъектами пределов осуществления гражданских прав.

О.Г. Красковская,

помощник судьи Федерального арбитражного суда

Дальневосточного округа

"Экономическое правосудие на Дальнем Востоке России", N 3, сентябрь-декабрь 2004 г.