Часть четвертая ГК РФ: за и против (А. Сергеев, "Корпоративный юрист", N 6, июнь 2006 г.)

Часть четвертая ГК РФ: за и против

В настоящее время ведется активное обсуждение проекта части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации и проекта Федерального закона о введении ее в действие, подготовленных Исследовательским центром частного права при Президенте РФ. В статье предложен критический анализ ряда принципиальных положений, содержащихся в данных законопроектах

Указанные законопроекты представляют собой третью попытку (из предпринятых за последние 10 лет) ввести нормы об интеллектуальной собственности в состав Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ). Напомним, что первый вариант, подготовленный Исследовательским центром частного права при Президенте РФ в 1994-2001 гг., предусматривал включение в ГК РФ не только общих положений об интеллектуальной собственности, но и развернутых правил, посвященных каждому из конкретных его объектов при сохранении действия специальных законов (авторского, патентного и др.). Данный вариант был отвергнут большинством специалистов и международных экспертов и в итоге не получил поддержки соответствующих органов исполнительной власти.

Второй проект, подготовленный в 2002 г. рабочей группой при МЭРТ под руководством автора настоящей статьи, включал лишь общие положения об интеллектуальной собственности и отводил основную регулирующую роль в этой сфере специальным законам. В 2003 г. под эгидой Министерства печати РФ был разработан усовершенствованный вариант данного проекта, отличительной чертой которого было рассредоточение общих норм об интеллектуальной собственности по разным разделам ГК РФ. Он был поддержан Исследовательским центром частного права и одобрен (в декабре 2003 г.) Советом по кодификации гражданского законодательства при Президенте РФ, однако по неизвестным причинам дальнейшего продвижения он не получил.

Вариант законопроекта, анализ которого содержится в настоящей статье, подготовлен Исследовательским центром частного права. В нем предлагается отменить существующие ныне специальные законы об интеллектуальной собственности, а содержащиеся в них нормы включить в ГК РФ.

Данное решение представляется крайне спорным как в теоретическом, так и в практическом отношениях, а также чреватым серьезными негативными последствиями.

Необходима ли кодификация законодательства
об интеллектуальной собственности?

Прежде всего, вызывает недоумение поспешность, с которой создавались рассматриваемые законопроекты. Сама их подготовка велась в обстановке секретности. Разработанные проекты не направлялись ни специалистам, ни объединениям правообладателей и не выносились на обсуждение Совета по кодификации гражданского законодательства.

Между тем никаких объективных предпосылок для срочного принятия части четвертой ГК РФ не существует. В сфере интеллектуальной собственности действует ряд специальных законов, которые, несмотря на отдельные недостатки, в целом успешно справляются с поставленными задачами и соответствуют требованиям международных конвенций. Всего два-три года назад практически все они были существенно обновлены. На базе этих законов сложилась правоприменительная практика. Конечно, законодательство об интеллектуальной собственности нуждается в дальнейшем совершенствовании, но делать это необходимо постепенно, квалифицированно, тщательно взвешивая все возможные последствия принятия предлагаемых изменений.

Пожалуй, в существующих условиях единственной причиной столь поспешно предпринимаемых шагов является желание составителей ГК РФ завершить работу по его созданию в соответствии с намеченными в начале 1990-х гг. планами. Как указывается в пояснительной записке к проекту, "без раздела, посвященного интеллектуальной собственности, кодификацию российского гражданского законодательства нельзя считать завершенной".

Между тем ни один из трех приведенных в пояснительной записке доводов в пользу полной кодификации законодательства об интеллектуальной собственности в рамках ГК РФ не соответствует действительности.

Прежде всего, несостоятельна ссылка на исторический опыт развития законодательства об интеллектуальной собственности в нашей стране, согласно которой оно на протяжении последних ста лет якобы неоднократно подвергалось кодификации наряду с другими разделами гражданского права. Исторический опыт свидетельствует как раз об обратном. Как до 1917 г., так и в советское время отношения, связанные с интеллектуальной собственностью, регулировались в основном специальными законами. В кодифицированные акты (Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г., ГК РСФСР 1964 г.) соответствующие нормы попали лишь в начале 1960-х гг. прошлого века. Однако и тогда речь шла лишь об авторском праве, поскольку применительно к остальным объектам интеллектуальной собственности Основы 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г. содержали лишь самые общие положения, которые детализировались специальным законодательством, имевшим форму постановлений Правительства СССР об изобретениях, о товарных знаках и т.д.

Не выдерживает критики и довод о том, что в условиях существования специальных законов целая отрасль гражданского права оказалась в искусственной изоляции, в результате чего нормы законодательства об интеллектуальной собственности не воспринимаются практикой как регулирующие гражданско-правовые отношения. Во-первых, исследуемый раздел законодательства является комплексным и включает в себя не только гражданско-правовые, но и административные нормы (их особенно много в сфере промышленной собственности). Во-вторых, аргумент о том, что нормы законодательства об интеллектуальной собственности, носящие гражданско-правовой характер, не воспринимаются практикой в качестве таковых, является надуманным. В п. 1 ст. 2, п. 1 ст. 8, ст. 128 и ст. 138 ГК РФ прямо указывается на то, что данный кодекс регулирует соответствующие отношения. Ссылки на принадлежность к сфере гражданского законодательства имеются и в специальных законах. Если же эта проблема все-таки существует, что мешает скорректировать практику и направить ее в нужное русло, например, дав необходимые разъяснения судам в постановлениях высших судебных инстанций?

Наконец, неверным является и утверждение о том, что "нормы специальных законов в ряде случаев противоречат друг другу, что затрудняет их практическое применение". Никаких несоответствий между специальными законами в решении принципиальных вопросов не существует. Имеющиеся расхождения в основном объясняются естественными различиями в правовом режиме разных объектов интеллектуальной собственности. Неоправданные же противоречия можно легко устранить в процессе совершенствования специальных законов. Кстати, сам проект части четвертой ГК РФ эту проблему решает крайне неудовлетворительно, так как его составители отказались от закрепления в общих положениях ряда норм, направленных на обеспечение единообразного регулирования отношений интеллектуальной собственности.

Таким образом, вопреки утверждению разработчиков проекта, идея кодификации норм об интеллектуальной собственности в части четвертой ГК РФ не отвечает потребностям общественной жизни.

Что повлечет за собой возможная кодификация норм
об интеллектуальной собственности?

Реализация идеи полной кодификации норм об интеллектуальной собственности в составе части четвертой ГК РФ имеет целый ряд негативных последствий.

Во-первых, под угрозу будет поставлено вступление России во Всемирную торговую организацию. Даже если бы содержание проекта полностью отвечало международным стандартам, экспертам потребовалось бы значительное время для его оценки на предмет соответствия установкам ТРИПС. К сожалению, по целому ряду положений (об этом далее) проект не учитывает требования ТРИПС и других международных соглашений.

Во-вторых, кодификация всех норм об интеллектуальной собственности в составе ГК РФ поставит Россию в особое положение, поскольку во всем мире законодательство об интеллектуальной собственности представлено специальными законами и отдельными международными соглашениями.

В-третьих, отмена специальных законов надолго дезорганизует судебную и административную практику, которая будет отброшена на несколько лет назад.

В-четвертых, включение в ГК РФ большого числа норм административного характера во многом подорвет его значение как основополагающего акта гражданско-правового характера. К тому же это противоречит ст. 2 ГК РФ, в которой определен предмет его регулирования.

В-пятых, данное решение затруднит оперативное внесение изменений в регулирование отношений интеллектуальной собственности, которые развиваются достаточно динамично. Ссылки разработчиков проекта на то, что в ГК РФ за период его существования внесено значительно больше поправок, чем в специальные законы об интеллектуальной собственности, не доказывает ничего, кроме несовершенства самого кодекса. Изначально не следовало включать в него нормы, которые подвержены конъюнктурному влиянию, так как это подрывает значение ГК РФ как основополагающего акта гражданского законодательства. Реализация обсуждаемого проекта нанесет серьезный удар по ГК РФ, поскольку послужит очередным свидетельством нестабильности его норм.

В-шестых, в результате осуществления планов разработчиков в законодательстве об интеллектуальной собственности появится множество новых, не обоснованных теоретически и чрезвычайно спорных положений и норм, реализация которых может привести к крайне негативным последствиям.

Анализ некоторых принципиальных положений законопроектов

Авторами проектов не решен концептуальный вопрос о составе законодательства об интеллектуальной собственности. Будет ли оно представлено только нормами части четвертой ГК РФ или все же возможно принятие и существование других законов, содержащих нормы об интеллектуальной собственности (разумеется, принятие подзаконных актов в рассматриваемой сфере неизбежно)?

Отмена перечисленных в проекте Федеральный закон "О введении в действие части четвертой ГК РФ" (далее - Вводный закон) специальных законов ответа на этот вопрос не дает, поскольку нормы об интеллектуальной собственности содержатся в целом ряде иных правовых актов, в частности в законах об архитектурной деятельности, о геодезии и картографии, о средствах массовой информации, о коммерческой тайне, о лекарственных средствах и т.д.

Кроме того, неясно, могут ли для регулирования данной сферы приниматься некоторые другие законы, например о коллективном управлении авторскими и смежными правами, так как норм, содержащихся в проекте, для практического применения явно недостаточно.

Во Вводном законе также не затронута проблема обратной силы норм об авторском праве и смежных правах, которая вызывала столько споров в прошлые годы, пока, наконец, не была разрешена практикой.

Что касается круга охраняемых законом объектов интеллектуальной собственности (который исчерпывающим образом определен в ст. 1225 проекта), то данный весьма сложный и требующий серьезного научного обсуждения вопрос решен в законопроектах весьма неоднозначно.

С одной стороны, в этот круг не вошли научные открытия и рационализаторские предложения, хотя никто не доказал того, что выделение указанных объектов и предоставление им особой правовой защиты противоречит каким-либо принципам, не имеет практической ценности или является нецелесообразным. Как известно, научные открытия в начале 1990-х гг. были явочным путем лишены правовой охраны, а рационализаторские предложения охраняются до сих пор, хотя и на очень слабой правовой базе. Между тем, как свидетельствует отечественный и мировой опыт, правовая охрана открытий и рацпредложений весьма полезна для поощрения творческой активности и является дополнительным стимулом в развитии науки и техники.

С другой стороны, разработчики проекта предлагают признать особыми объектами интеллектуальной собственности а) видеозаписи, б) содержание баз данных, в) профессиональные секреты (ноу-хау), г) коммерческие обозначения и д) доменные имена. Данное предложение может быть поддержано лишь при непременном соблюдении ряда условий, а именно: а) указанные объекты получат адекватный их существу правовой режим; б) органично впишутся в сложившуюся систему объектов интеллектуальной собственности; в) их охрана будет соответствовать международным стандартам. Однако эти условия в данном случае не соблюдаются.

Так, отнесение видеозаписей к числу объектов смежных прав ослабляет их правовую защиту, поскольку сейчас они охраняются в качестве аудиовизуальных произведений. В мировой практике такой объект смежных прав не выделяется.

Введение правовой охраны содержания баз данных нуждается, по меньшей мере, в дополнительном обосновании, так как не вытекает из требований международных конвенций.

Признание юридической монополии (исключительного права) на профессиональные секреты (которые в гл. 75 проекта именуются уже "секретами производства") не является решением вопроса, поскольку их охрана во всем мире базируется на фактической монополии на определенные конфиденциальные знания. Кроме того, совершенно неясно, как этот объект будет сочетаться с понятием "коммерческая тайна", которое присутствует в ГК РФ и в специальном законе о коммерческой тайне.

Аналогичные сомнения вызывает признание исключительного права на коммерческое обозначение, которое ранее охранялось лишь в рамках законодательства о борьбе с недобросовестной конкуренцией. Такое решение существенно подрывает защиту фирменных наименований и товарных знаков, что может привести к нарушению порядка в сфере средств индивидуализации.

Стремление разработчиков проекта стать первопроходцами в правовой охране доменных имен (подобная практика в мире пока что отсутствует), безусловно, похвально. К сожалению, при этом не были должным образом оценены последствия применения предлагаемых норм на практике.

Учитывая дискуссии, которые велись вокруг понятий "интеллектуальная собственность" и "исключительные права" в последние годы, авторы проекта вводят в законодательство новое понятие "интеллектуальные права" (ст. 1226 проекта). Оно выступает в качестве обобщающего для понятий: а) исключительного права, являющегося имущественным; б) личного неимущественного права; в) иных прав, которые нельзя однозначно отнести ни к имущественным, ни к личным. При этом общепринятый термин "интеллектуальная собственность", которым во всем мире обозначается совокупность личных и имущественных прав в отношении результатов интеллектуальной деятельности и некоторых приравненных к ним объектов, в проекте фактически не используется (кроме нескольких статей, в которых им обозначаются сами результаты интеллектуальной деятельности).

Такое решение вопроса вряд ли можно считать оптимальным. Во-первых, при его реализации в оборот вводится новое понятие "интеллектуальные права", неизвестное мировой практике, а признанный термин "интеллектуальная собственность" отбрасывается. Во-вторых, анализ содержания проекта позволяет обнаружить избыточность данного нововведения (сами авторы его практически не используют). В-третьих, это приводит к удвоению терминов, поскольку имущественные права объявляются исключительным правом (ст. 1229 проекта), права на произведения науки, литературы и искусства - авторскими (ст. 1254), права на объекты смежных прав - смежными (ст. 1303), права на изобретения, полезные модели и промышленные образцы - патентными (ст. 1343).

Зачем, например, для имущественных прав вводится дополнительное обозначение "исключительное право" остается неясным. Между тем этот термин (который используется в разных статьях проекта то в единственном, то во множественном числе) является не только изначально неточным (в чем постоянно обвиняют и термин "интеллектуальная собственность"), но еще и непонятным для простых участников оборота. Ведь исключительным характером обладают не только имущественные, но в еще большей степени личные права создателей объектов интеллектуальной собственности; подобное свойство присуще многим другим субъективным гражданским правам, не имеющим никакого отношения к интеллектуальной собственности.

В этой связи совершенно непонятно, в чем же заключается ценность термина "исключительное право" и почему к нему столь привязаны разработчики проекта из Центра частного права? Тем более, кроме ссылок на проф. Г.Ф. Шершеневича, который отрицательно относился к понятию "интеллектуальная собственность" и оперировал термином "исключительные права", не приводится никаких аргументов.

Стремление составителей проекта сформулировать общие положения об интеллектуальной собственности является похвальным. Однако предпринятая попытка вряд ли может быть признана успешной. Во всяком случае, поставленной цели - устранить неоправданные расхождения в специальных законах - она в полной мере не достигает.

Например, в гл. 69 "Общие положения" нет единообразного решения таких важных вопросов, как а) правовой режим служебных результатов интеллектуальной деятельности; б) права на результаты интеллектуальной деятельности при выполнении государственного (муниципального) заказа; в) принципы свободного использования результатов интеллектуальной деятельности (ограничения интеллектуальной собственности); г) принцип исчерпания прав; д) возможность параллельной охраны отдельных результатов интеллектуальной деятельности; е) права государства на результаты интеллектуальной деятельности и др. Перечисленные вопросы в проекте либо вообще не решены, либо при отсутствии общих оснований по-разному урегулированы в главах, посвященных отдельным объектам интеллектуальной собственности.

При этом в общие положения включены нормы, относящиеся к конкретным объектам интеллектуальной собственности (например, ст. 1242-1243 посвящены коллективному управлению авторскими и смежными правами; ст. 1246 - деятельности патентных поверенных; ст. 1248 - патентным пошлинам).

Ряд положений проекта противоречит требованиям международных конвенций. Укажем лишь на некоторые из них:

1) выделение программ для ЭВМ в качестве самостоятельного объекта интеллектуальной собственности (ст. 1225 проекта) противоречит ст. 4 Договора ВОИС по авторскому праву 1996 г., согласно которой компьютерные программы охраняются как литературные произведения в смысле ст. 2 Бернской конвенции;

2) понятие опубликования, данное в п. 1 ст. 1267 проекта, противоречит ст. VI Всемирной (Женевской) конвенции об авторском праве 1952 г., согласно которой опубликованными считаются лишь такие выпущенные в обращение произведения, которые предназначены для читательского или зрительского восприятия;

3) признание объектом правовой охраны "результата исполнения", а не исполнения как такового (ст. 1225, 1310-1318 проекта) не согласуется со ст. 7 Римской конвенции об охране интересов артистов-исполнителей, производителей фонограмм и вещательных организаций 1961 г., а также со ст. 5 и 6 Договора ВОИС по исполнениям и фонограммам 1996 г.;

4) в ст. 1272-1278 проекта, посвященных ограничениям авторских прав, не указано, что эти ограничения не должны наносить ущерб нормальному использованию произведений, а также необоснованным образом ущемлять законные интересы авторов, чего прямо требует ст. 10 Договора ВОИС по авторскому праву 1996 г. Такое положение содержится лишь в ст. 1279 проекта, посвященной свободному использованию программ для ЭВМ;

5) признание исключительного права на использование наименования места происхождения товара (ст. 1517 проекта) не соответствует смыслу и духу Лиссабонского соглашения об охране наименований мест происхождения товаров и их международной регистрации 1958 г.;

6) статьи 1318, 1325, 1329 проекта, посвященные действию исключительных прав на результаты исполнения, фонограммы и передачи эфирного вещания на территории РФ, противоречат, соответственно, ст. 4, 5 и 6 Римской конвенции 1961 г. с учетом заявлений об оговорках, сделанных Россией при присоединении к данной Конвенции.

В проекте имеется ряд заслуживающих поддержки предложений по совершенствованию норм действующих специальных законов об интеллектуальной собственности. Однако поставленная цель устранения имеющихся в них недостатков не может считаться в полной мере достигнутой. Например, практически без изменений в гл. 73 "Право на селекционное достижение" перенесен Закон РФ "О селекционных достижениях" со всеми многочисленными ошибками и противоречиями; столь же "пустыми", что и в Патентном законе РФ, остались нормы, посвященные защите прав авторов и патентообладателей (ст. 1404-1405 проекта); в положениях об авторском праве не устранена путаница понятий "публичное исполнение" и "передача в эфир" и др.

В то же время в проект по непонятным причинам не попали некоторые выстраданные практикой положения специальных законов, направленные на борьбу с нарушителями прав на объекты интеллектуальной собственности (например, запрет на включение в авторские договоры отдельных условий, ущемляющих интересы автора; возможность аннулирования регистрации товарного знака, если последняя произведена в целях недобросовестной конкуренции, и др.).

Резюмируя сказанное, следует отметить, что, хотя составителями проекта части четвертой ГК РФ проделана большая работа, направленная на кодификацию норм об интеллектуальной собственности, цели, декларированные авторами, не могут считаться достигнутыми, а результаты их труда нельзя признать удовлетворительными. Гораздо более предпочтительным является включение в ГК РФ лишь общих положений об интеллектуальной собственности. Детальное же регулирование данной сферы имеет смысл оставить в ведении соответствующих специальных законов. Именно такой подход позволяет решить все задачи, которых желали добиться составители проекта, но в то же время он свободен от тех недостатков, которые присущи рассмотренному варианту кодификации норм об интеллектуальной собственности.

Если, несмотря ни на что, за основу все-таки будет взят проанализированный проект части четвертой ГК РФ, то нельзя забывать о том, что он требует серьезной доработки с привлечением специалистов и представителей правообладателей.

А. Сергеев,

доктор юридических наук, заведующий кафедрой

гражданского права юридического факультета СПбГУ

"Корпоративный юрист", N 6, июнь 2006 г.