Дружественное к ребенку правосудие (Б. Золотухин, газета "Новая адвокатская газета", N 10, май 2017 г.)

Дружественное к ребенку правосудие

Б. Золотухин,

адвокат, член совета

АП Белгородской области

Газета "Новая адвокатская газета", N 10, май 2017 г., с. 14-15.

О применении судами норм международного права в части уголовного преследования несовершеннолетних.

В последнее время в СМИ часто освещаются проблемы ювенальной юстиции, но, как правило, в правоотношениях, не регулируемых уголовным и уголовно-процессуальным законодательством. Поскольку уголовные дела с участием несовершеннолетних не являются редкими, автор делится своим опытом в области использования некоторых положений норм международного права в части уголовного преследования несовершеннолетних, не вошедших в российское законодательство.

В статье "О пользе чтения", опубликованной в "АГ" N 9 (170) за 2014 г., я уже рассказывал, как благодаря положениям Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Наций, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила, 1985), на протяжении более десятка лет при защите лиц, обвиняемых в совершении преступления экстремисткой направленности (где было несколько подсудимых, не достигших 18 лет), удавалось добиваться от суда проведения закрытого судебного заседания.

В отличие от п. 2 ч. 2 ст. 241 УПК РФ, предусматривающего закрытое судебное разбирательство лишь в отношении лиц, не достигших 16 лет, эта Конвенция (подп. 2.2, 8.1) устанавливает возможность закрытого судебного разбирательства в отношении всех несовершеннолетних, т.е. до 18 лет.

Суд удовлетворил ходатайство защиты и, сославшись на норму международного права, провел закрытый процесс.

Интересы же защиты состояли в том, чтобы несколько снизить растущий интерес к делу со стороны СМИ, а рассмотрение дела в закрытом режиме способствовало этому и, на мой взгляд, в итоге повлияло на размер назначенного подзащитным наказания.

На сегодняшний день существует постановление Пленума ВС РФ от 1 февраля 2011 г. N 1 "О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних" (далее - постановление N 1), в п. 2 которого указано судам на необходимость применения при рассмотрении уголовных дел в отношении несовершеннолетних не только норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства РФ, но и вышеуказанной Конвенции, а также других международных документов:

- Конвенции о защите прав человека и основных свобод (1950);

- Миланского плана действий и Руководящих принципов в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в контексте развития и нового международного экономического порядка (1985);

- Руководящих принципов Организации Объединенных Наций для предупреждения преступности среди несовершеннолетних (Эр-Риядские руководящие принципы, 1990);

- Рекомендации N Rec (2003) 20 Комитета министров Совета Европы "О новых подходах к преступности среди несовершеннолетних и о значении правосудия по делам несовершеннолетних" (2003) (далее - Рекомендации N Rec (2003) 20).

При этом ВС РФ отдельно разъяснил, что, если международным договором РФ установлены иные правила, чем предусмотренные законодательством РФ, судам в соответствии с требованиями ч. 3 ст. 1 УПК РФ надлежит применять правила международного договора.

На важность вышеуказанных норм международного права при рассмотрении уголовных дел с участием несовершеннолетних обратил внимание и Президиум Совета судей РФ, приняв соответствующее постановление от 1 декабря 2014 г. N 427 "О формировании дружественного к ребенку правосудия в системе правосудия Российской Федерации".

Хотелось бы отметить, что п. 2.2 Пекинских правил, не разделяющий несовершеннолетних по возрастам (как в п. 2 ч. 2 ст. 241 УПК РФ до 16 и до 18 лет), можно успешно использовать не только в судебном заседании, но и в ходе досудебного производства.

Амнистию не применили

Год назад мне пришлось защищать 17-летнего подростка, обвинявшегося по ч. 1 ст. 105 УК РФ по делу, в котором несостоятельность предъявленного обвинения понятна любому грамотному юристу: в гараже подростки демонстрировали девочкам карабин отца погибшего; последний, будучи уверенным со слов отца в том, что патроны бракованные, заверив в этом присутствующих, снарядил ими карабин и предложил моему подзащитному выстрелить в него.

Проблема заключалась в том резонансе, который мать погибшего придала этому делу, угрожая следствию обращением к руководителю СК РФ. Так, дело в отношении моего подзащитного было возбуждено по ч. 1 ст. 109 УК РФ в марте 2015 г. и в соответствии с постановлением Государственной Думы ФС РФ от 25 апреля 2015 г. N 6576-6 ГД "Об объявлении амнистии в связи с 70-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов" подлежало прекращению.

Однако, несмотря на прямое указание закона, амнистию не применили, в июле подзащитному было предъявлено обвинение по ч. 1 ст. 105 УК РФ и дело направили в суд (вот какое дружественное правосудие в ходе досудебного производства).

Кроме того, психологи ГОУ "Белгородского регионального центра психолого-медико-социального сопровождения" обнаружили у моего подзащитного суицидальные наклонности в связи со случившимся и оказывали ему специализированную помощь, поскольку участие в следственных действиях негативно влияло на его психическое состояние.

Поручение на защиту было принято мной после того, как подзащитный был допрошен в качестве подозреваемого с участием адвоката по назначению и его подробные показания (подтвержденные показаниями двух свидетелей) явились доказательствами в причинении смерти по неосторожности.

Следствие, получив указание направлять дело в суд по ч. 1 ст. 105 УК РФ, попыталось провести более подробный допрос моего подзащитного и очную ставку, причем, что интересно, - не со свидетелями, а с матерью погибшего.

При первом же вызове следователя я отказался от участия в следственных действиях в связи с состоянием здоровья подозреваемого, требующего оказания ему специальной психологической помощи в ходе досудебного производства, и заявил ходатайство об участии психолога в следственных действиях, сославшись на несоответствие ч. 3 ст. 425 УПК РФ и подп. 2.2 Пекинских правил.

Ходатайство было удовлетворено, в ходе допроса в качестве обвиняемого мой подзащитный отказался давать показания, сославшись не на положения ст. 51 УПК РФ, а на рекомендацию психолога, которая, участвуя в допросе, добавила к протоколу письменное заявление о том, что воспроизведение и переживание несовершеннолетним обстоятельств произошедшего крайне нежелательно и окажет влияние на состояние его здоровья.

Аналогичным образом мы отказались от участия в очной ставке (а затем и показаний в судебном заседании).

В судебное заседание потерпевшая привела большое количество родственников и друзей погибшего, но суд по моему ходатайству (по тем же основаниям, которые уже приводились) постановил провести закрытое судебное разбирательство.

В итоге несовершеннолетний был осужден по ч. 1 ст. 109 УК РФ к году ограничения свободы и освобожден от наказания по амнистии. Приговор был обжалован потерпевшей и гособвинителем. В апелляционной инстанции представление прокурора было отозвано, а жалоба потерпевшей отклонена.

Противоречие в трактовках

Приведу еще один пример по делу с участием несовершеннолетнего, производство по которому еще не завершено. В нем успешно применены нормы российского права, подкрепленные Рекомендациями N Rec (2003) 20.

В 2015 г. по заявлению матери малолетнего было возбуждено уголовное дело по факту деяния, совершенного за два года до этого. В силу нахождения малолетнего за пределами РФ длительное время не представлялось возможным допросить его. Однако в многочисленных заявлениях матери потерпевшего, адресованных во все возможные инстанции страны, а впоследствии в противоречивых показаниях самого потерпевшего фигурировала конкретная фамилия несовершеннолетнего, якобы совершившего преступление.

В течение года несовершеннолетний, "заподозренный" в статусе свидетеля, в присутствии своей матери неоднократно допрашивался без участия адвоката.

В июне прошлого года несовершеннолетний, достигший 18 лет, был призван в армию.

В войсковой части в июле следователь провел его опознание и очную ставку между ним и потерпевшим, после чего задержал его в порядке ст. 97 УПК РФ и обратился в суд с ходатайством о заключении его под стражу.

Поручение о защите было принято мной на стадии предъявления обвинения. При допросе в качестве обвиняемого подзащитный отказался от дачи показаний, сославшись на ст. 51 УПК РФ. Моя позиция заключалась в следующем: при таком отказе следствие в суде не может оперировать показаниями, данными им в качестве свидетеля.

Первое, что я сделал, - подал ходатайство о допуске к участию в рассмотрении судом представления следователя законного представителя обвиняемого в совершении преступления в несовершеннолетнем возрасте. Ходатайство обосновывалось нормой ст. 420 УПК РФ о том, что положения гл. 50 УК РФ применяются к лицам, не достигшим 18 лет на момент совершения преступления, даже если в ходе расследования обвиняемый стал совершеннолетним и участие законного представителя по таким делам обязательно. Тем более что мать обвиняемого участвовала при его допросах в качестве свидетеля, фактически выполняя функции законного представителя.

Также я сослался на п. 1 постановления Пленума ВС РФ от 30 июня 2015 г. N 29 "О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве", разъясняющий, что право на защиту не связано с формальным процессуальным статусом лица (подозреваемый, обвиняемый) и распространяется и на иных лиц, чьи права существенно затрагиваются или могут быть затронуты действиями и мерами, свидетельствующими о направленной против него обвинительной деятельности.

Исходя из разъяснений п. 12 постановления N 1, полномочия законного представителя прекращаются в отношении лица, достигшего на момент рассмотрения дела в суде совершеннолетия, и в исключительных случаях реализация функций законного представителя по решению суда может быть продолжена.

По моему мнению, такая трактовка ВС РФ означает, что прекращение дополнительных гарантий несовершеннолетнего обвиняемого, достигшего совершеннолетия, в виде участия законного представителя может быть осуществлено только судом и только в ходе судебного производства. При этом хотелось бы отметить некоторое противоречие между трактовками момента прекращения дополнительных гарантий несовершеннолетних обвиняемых, содержащееся в п. 12 и п. 8 анализируемого постановления.

Так, в п. 8 указано, что дополнительные гарантии прекращаются по достижении 18 лет, без указания стадии процесса. Современная трактовка, допускающая прекращение дополнительных гарантий на защиту на стадии следствия стороной обвинения, кажется весьма спорной, нарушающей конституционный принцип равноправия сторон.

Отвлекшись от теоретических рассуждений, сообщу, что ходатайство о допуске к участию в рассмотрении ходатайства законного представителя судом было удовлетворено.

Постановление суда об удовлетворении этого ходатайства для следствия означает незаконность предъявления обвинения, недопустимость протокола опознания и очной ставки.

Рассмотрев ходатайство об избрании меры пресечения, не поддержанного прокурором, суд отказал в его удовлетворении, указав в постановлении не только на отсутствие оснований для применения меры пресечения, но и на необоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению.

В заключение отмечу, что в приведенных мной примерах суды принимали решения в соответствии с нормами международного права, и правосудие к несовершеннолетним было действительно дружественным.