Ответственность за недобросовестное ведение переговоров (Н.В. Тололаева, журнал "Судья", N 10, октябрь 2016 г.)

Ответственность за недобросовестное ведение переговоров*(1)

Н.В. Тололаева,

главный консультант отдела систематизации законодательства и

анализа судебной практики по делам об

экономических спорах Верховного Суда Российской Федерации

Журнал "Судья", N 10, октябрь 2016 г., с. 22-26.

В результате реформы общей части обязательственного права, которая была осуществлена Федеральным законом от 8 марта 2015 г. N 42-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации"*(2), российский правопорядок обогатился новой правовой конструкцией: в ст. 434.1 данного Кодекса была установлена ответственность за недобросовестное ведение переговоров (преддоговорная ответственность).

Стоит оговориться, что в понятие "преддоговорная ответственность" в доктрине включается множество институтов, в том числе ранее закрепленных в Гражданском кодексе Российской Федерации (далее - ГК РФ), в частности, ответственность за обман при заключении сделки (ст. 179)*(3). В настоящей статье под преддоговорной ответственностью будет пониматься возмещение только тех убытков, которые указаны в ст. 434.1 ГК РФ.

Согласно пункту 3 ст. 434.1 ГК РФ, сторона, которая ведет или прерывает переговоры о заключении договора недобросовестно, обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки.

В соответствии с п. 3.7.2 Концепции совершенствования общих положений обязательственного права России, утвержденной Советом при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 26 января 2009 г.*(4), вышеприведенная норма введена в целях сокращения недобросовестного поведения в ходе переговорного процесса на стадии заключения договора для отношений, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности. В итоге данная статья получила более широкую формулировку и подлежит применению к отношениям с участием не только предпринимателей, но и граждан.

В пунктах 19-21 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств"*(5) высказаны правовые позиции, которые должны направить практику применения рассматриваемой нормы. Обратимся к этим разъяснениям и попытаемся раскрыть их теоретическое обоснование и сущностную составляющую.

Преддоговорная ответственность как вид деликтной ответственности

В абзаце первом п. 19 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 преддоговорная ответственность, по сути, определена в качестве разновидности деликтной ответственности: "К отношениям, связанным с причинением вреда недобросовестным поведением при проведении переговоров, применяются нормы главы 59 ГК РФ с исключениями, установленными статьей 434.1 ГК РФ. Например, юридическое лицо либо гражданин возмещает вред, причиненный недобросовестным поведением его работника при проведении переговоров (статья 1068 ГК РФ). В случае, когда вред при проведении переговоров причинен несколькими контрагентами совместно, они отвечают перед потерпевшим солидарно (статья 1080 ГК РФ)".

Истинная природа преддоговорной ответственности, т.е. ее место в классификации, осуществленной по критерию основания возникновения обязательства (договор, деликт, иное основание), является сложным догматическим вопросом. Ответ на него обосновывает саму необходимость введения этого института.

Для возникновения правовой связи между двумя лицами (другими словами, для того, чтобы они стали участниками правоотношения и их бытовые отношения начали регулироваться правом) необходимо совершение определенного юридического факта. До наступления этого юридического факта, с которым в силу закона сопряжено возникновение обязательства, относительного правового отношения между двумя лицами не существует.

Вследствие этого возникают вопросы: на каком основании лицо обязано возместить убытки, возникшие у его контрагента на стадии переговоров о заключении договора? Почему правовое отношение между двумя лицами возникает еще до заключения договора? Может быть, преддоговорная ответственность является частным случаем ответственности за деликт? Есть ли между ними какая-либо разница?

В силу принципов равенства, автономии воли и имущественной самостоятельности участников гражданских правоотношений (ст. 1, 2 ГК РФ) лицо не обязано возмещать убытки другого лица без своего согласия или наличия оснований, указанных в законе. Это подтверждается также тем, что перечень оснований возникновения обязательств, содержащийся в пункте 2 ст. 307 ГК РФ, является закрытым. Следовательно, для возникновения обязательства по возмещению убытков, причиненных лицу, с которым должник недобросовестно вел переговоры, требуется какое-то основание, т.е. необходимо знать ответ на вопрос: почему это лицо несет преддоговорную ответственность?

Если упростить дискуссию до двух противоположных полюсов, то обоснование можно видеть либо в том, что ответчик выразил на это свою волю (волевая теория договора) либо своими виновными действиями причинил ущерб другому лицу (деликт)*(6).

Основное практическое значение такой дискуссии состоит в том, что ответ на данный вопрос также предопределит, какие нормы Гражданского кодекса Российской Федерации, наряду со ст. 434.1, будут применяться к этому обязательству: нормы деликтного или договорного права?

Рассматриваемая проблематика особенно актуальна для правопорядков, в которых некоторые нормы деликтного и договорного права различаются.

Например, согласно положению абзаца первого параграфа 831 Германского гражданского уложения (ГГУ), обязанность возмещения вреда не возникает, если тот, кто привлек другое лицо, проявил надлежащую по условиям гражданского оборота заботливость при выборе этого лица, приобретении оборудования и аппаратуры или при руководстве исполнением или если ущерб возник бы и при проявлении такой заботливости. Иное решение предложено для договорного права. В соответствии с параграфом 278 ГГУ должник отвечает за вину своего законного представителя, а также лиц, которых он привлекает к исполнению обязательства, в том же объеме, что и за свою вину. Таким образом, в немецком правопорядке квалификация преддоговорной ответственности может существенным образом повлиять на решение конкретного казуса, что, наверное, не так актуально для российского правоприменителя.

Сложно согласиться с тем, что ответственность за недобросовестное ведение переговоров является договорной, поскольку договора еще не существует, стороны не выражали совместную волю на то, что будут отвечать за определенные обстоятельства. Естественно, иной подход необходимо принять для случаев, когда стороны заключили специальное соглашение о ведении переговоров.

Квалификация преддоговорной ответственности в качестве деликтной также может вызывать определенные сложности и зависит от той модели деликтного права, которая принята в конкретном правопорядке. Ярко противопоставляются друг другу модель с генеральным деликтом, в которой существует общая оговорка о запрете любых противоправных действий (применяется во Франции), и модель, в которой ответственность установлена за множество поименованных конкретных действий (действует в Англии). В параграфах 823, 826 ГГУ закреплена своеобразная усредненная модель деликтного права, в рамках которой защите подлежит только определенный набор поименованных благ*(7).

В правопорядках, в которых отсутствует принцип генерального деликта, при квалификации преддоговорной ответственности в качестве деликтной могут возникать затруднения, поскольку недобросовестное ведение переговоров не подпадает ни под один из поименованных видов деликтов. Это приводит к пониманию преддоговорной ответственности как самостоятельного вида ответственности.

Если же право наиболее общим образом запрещает любые виды виновного причинения вреда (принцип генерального деликта), то причинение вреда недобросовестным ведением переговоров подпадает под это определение. Выделения самостоятельного вида ответственности - преддоговорной - в этом случае не требуется.

Например, во французском праве суды стали взыскивать убытки, причиненные недобросовестным ведением переговоров на основе статьи, содержащей правило генерального деликта. В немецком праве существование преддоговорной ответственности как самостоятельного вида, отличного от деликтной ответственности, обосновывается именно особенностями и недостатками немецкого деликтного права*(8).

Несмотря на то что в ст. 1064 ГК РФ также закреплен принцип генерального деликта, отечественная судебная практика заняла противоположную позицию. Суды отказывались взыскивать убытки с недобросовестного контрагента, что и побудило законодателя ввести специальную норму, посвященную преддоговорной ответственности.

Однако законодатель поступил довольно противоречиво. С одной стороны, ст. 434.1 ГК РФ включена в подраздел 2 ("Общие положения о договоре") раздела III ("Общая часть обязательственного права") ГК РФ. Системный подход требует применения к этому институту положений общей части договорного права. С другой стороны, пункт 8 ст. 434.1 содержит неудачную с точки зрения законодательной техники формулировку: "Правила настоящей статьи не исключают применения к отношениям, возникшим при установлении договорных обязательств, правил главы 59 настоящего Кодекса". Использование выражения "не исключают" привело к тому, что при буквальном прочтении данный пункт лишен нормативного содержания. Такая формулировка не дает достоверного ответа на вопрос о том, должны ли нормы деликтного права применяться к преддоговорной ответственности во всех случаях, прямо не урегулированных ст. 434.1 ГК РФ?

Интересно, что в положениях Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации, посвященных нормам обязательственного права, нет вывода о природе преддоговорной ответственности, однако этот вывод сделан в разделе VIII этого документа ("Законодательство о международном частном праве"): в пункте 2.11 данного раздела преддоговорная ответственность включена в группу внедоговорных обязательств.

Таким образом, учитывая историю развития института преддоговорной ответственности и существующую в России модель деликтного права, Пленум Верховного Суда Российской Федерации в абзаце первом п. 19 Постановления от 24 марта 2016 г. N 7 разрешил это противоречие, истолковав слова "не исключают" в том смысле, что гл. 59 ГК РФ должна применяться к отношениям по возмещению убытков, причиненных недобросовестным ведением переговоров во всем, что прямо не урегулировано ст. 434.1 ГК РФ*(9).

Презумпция добросовестности при ведении переговоров

В отечественном деликтном праве действует презумпция вины. Согласно пункту 2 ст. 1064 ГК РФ, бремя доказывания отсутствия вины лежит на правонарушителе*(10).

Но эта презумпция не может действовать в отношениях перед заключением договора, поскольку будет противоречить фундаментальному принципу отечественного правопорядка - свободе договора. Согласно пункту 1 ст. 421 ГК РФ, граждане и юридические лица свободны в заключении договора; понуждение к заключению договора не допускается, за исключением случаев, когда обязанность заключить договор предусмотрена Кодексом, законом или добровольно принятым обязательством. По общему правилу, лицо может без указания своих мотивов и ссылок на какие-либо дополнительные обстоятельства отказаться от заключения договора. В противном случае сам факт вступления во взаимодействие означал бы связывание себя договорным обязательством.

Эта мысль повторяется в пункте 1 ст. 434.1 ГК РФ, согласно которому, если иное не предусмотрено законом или договором, граждане и юридические лица свободны в ведении переговоров о заключении договора, самостоятельно несут расходы, связанные с их проведением, и не отвечают за то, что соглашение не достигнуто.

Это предопределило то, что Пленум Верховного Суда Российской Федерации не стал отступать от общего правила о презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений, установленного в пункте 5 ст. 10 ГК РФ, и в абзаце втором пункта 19 Постановления от 24 марта 2016 г. N 7 повторил презумпцию добросовестности участников переговоров, а не презумпцию вины: "Предполагается, что каждая из сторон переговоров действует добросовестно и само по себе прекращение переговоров без указания мотивов отказа не свидетельствует о недобросовестности соответствующей стороны. На истце лежит бремя доказывания того, что, вступая в переговоры, ответчик действовал недобросовестно с целью причинения вреда истцу, например, пытался получить коммерческую информацию у истца либо воспрепятствовать заключению договора между истцом и третьим лицом (пункт 5 статьи 10, пункт 1 статьи 421 и пункт 1 статьи 434.1 ГК РФ). При этом правило пункта 2 статьи 1064 ГК РФ не применяется".

В то же время сам законодатель в пункте 2 ст. 434.1 ГК РФ допускает исключения из этого общего правила для двух ситуаций, при которых бремя доказывания добросовестности своих действий возложено на ответчика:

1) предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны;

2) внезапное и неоправданное прекращение переговоров о заключении договора при таких обстоятельствах, при которых другая сторона переговоров не могла разумно этого ожидать.

В абзаце третьем п. 19 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 содержится соответствующая оговорка: "Вместе с тем недобросовестность действий ответчика предполагается, если имеются обстоятельства, предусмотренные подпунктами 1 и 2 пункта 2 статьи 434.1 ГК РФ. В этих случаях ответчик должен доказать добросовестность своих действий".

Размер преддоговорной ответственности

Для определения размера преддоговорной ответственности необходимо разграничивать понятия позитивного и негативного интереса*(11).

Позитивный интерес - это интерес в исполнении, то, что должен был получить кредитор по договору, если бы договор был исполнен. Если бы в рамках преддоговорных споров взыскивался размер убытков, равный позитивному интересу, то это приравнивало бы ситуацию к той, при которой договор уже заключен. Таким образом, нарушался бы принцип свободы договора, так как, не заключая договор, лицо уже бы несло ответственность такую же, как если бы договор был заключен. Но правопорядок либо признает договор действительным, либо делает невозможным взыскание убытков в таком размере, который равен размеру убытков в ситуации, если бы договор считался действительным (заключенным).

Негативный интерес - это затраты, которое лицо не стало бы производить, если бы не рассчитывало на то, что договор действителен (заключен), а именно то, каким было бы имущественное положение истца, если бы договор вообще не заключался.

В рамках преддоговорной ответственности возмещению подлежат только убытки, размер которых равен негативному интересу, поскольку между сторонами еще не существует договора.

Приведенная правовая позиция выражена в абзаце втором пункта 20 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7: "В результате возмещения убытков, причиненных недобросовестным поведением при проведении переговоров, потерпевший должен быть поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы не вступал в переговоры с недобросовестным контрагентом".

Далее в этом же абзаце содержится открытый перечень примеров убытков, составляющих негативный интерес: "Например, ему могут быть возмещены расходы, понесенные в связи с ведением переговоров, расходы по приготовлению к заключению договора, а также убытки, понесенные в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом (статья 15, пункт 2 статьи 393, пункт 3 статьи 434.1, абзац первый пункта 1 статьи 1064 ГК РФ)".

Практически все эти примеры указаны в абзаце втором пункта 3 ст. 434.1 ГК РФ. Разъяснение Пленума Верховного Суда Российской Федерации состоит в том, что данный перечень не является исчерпывающим.

Абзац второй пункта 3 ст. 434.1 ГК РФ допускает двоякое толкование. Он сформулирован следующим образом: "Убытками, подлежащими возмещению недобросовестной стороной, признаются расходы, понесенные другой стороной в связи с ведением переговоров о заключении договора, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьими лицами". В этой связи возникает вопрос: убытками, подлежащими возмещению в рамках преддоговорной ответственности, признаются только такие расходы или возможны какие-то иные убытки?

Верховный Суд предложил второй (расширительный) вариант толкования данной нормы, увидев в приведенном перечне лишь некоторые из возможных примеров убытков, составляющих негативный интерес.

Преддоговорная ответственность и признание оспоримой сделки недействительной

Институт преддоговорной ответственности выделен по временному критерию и критерию связи с процессом заключения договора. Он включает противоправное поведение до и в связи с заключением договора. Естественно, российскому правопорядку уже были известны определенные механизмы защиты от ряда нарушений, также подпадающих под эти критерии. В частности, ст. 178 и 179 ГК РФ предусматривают последствия предоставления своему контрагенту недостаточной или недостоверной информации при заключении договора, а особенная часть обязательственного права устанавливает ответственность за частные случаи этого же деяния в рамках конкретных договорных обязательств (например, ответственность за эвикцию).

При этом возникает следующий вопрос: какие нормы должны применяться в этом случае и может ли кредитор выбрать между способами защиты, ранее предусмотренными Гражданским кодексом Российской Федерации, и новым требованием, установленным ст. 434.1 Кодекса?

В пункте 21 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 дан отрицательный ответ на этот вопрос, относящийся к конкретной ситуации: кредитору при заключении договора была предоставлена недостоверная информация; в этом случае он не может сделать выбор и должен использовать конкретный способ защиты, определяемый в зависимости от того, был ли заключен договор между сторонами: "Если стороне переговоров ее контрагентом представлена неполная или недостоверная информация либо контрагент умолчал об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны были быть доведены до ее сведения, и сторонами был заключен договор, эта сторона вправе потребовать признания сделки недействительной и возмещения вызванных такой недействительностью убытков (статьи 178 или 179 ГК РФ) либо использовать способы защиты, специально предусмотренные для случаев нарушения отдельных видов обязательств, например, статьями 495, 732, 804, 944 ГК РФ.

Если указанные действия контрагента по предоставлению неполной или недостоверной информации послужили основанием для отказа стороны от заключения договора, последняя вправе требовать возмещения убытков в соответствии с пунктом 3 статьи 434.1 ГК РФ".

Данное разъяснение может вызвать возражение со ссылкой на буквальное содержание пункта 7 ст. 434.1 ГК РФ, в соответствии с которым правила указанной статьи применяются независимо от того, был ли заключен сторонами договор по результатам переговоров.

Представляется, в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 дано ограничительное толкование приведенного законоположения. Его нормативное значение состоит в том, что само по себе заключение договора не исцеляет нарушения, совершенные на стадии переговоров*(12). Вместе с тем это правило не направлено на разрешение конкуренции нескольких требований по поводу одного нарушения.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Комментарий к п. 19-21 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств".

*(2) СЗ РФ. 2015. N 10. Ст. 1412.

*(3) Об истории развития учения о преддоговорной ответственности см.: Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (culpa in contrahendo). Дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2009. С. 14-88; Жужжалов М.Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем (комментарий к русскому переводу работы "Culpa in contrahendo, или Возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров") // Вестник гражданского права. 2013. N 3. С. 267-311.

*(4) http://privlaw.ru/sovet-po-kodifikacii/conceptions.

*(5) Бюллетень ВС РФ. 2016. N 5.

*(6) Обзор точек зрения по этому вопросу см.: Жужжалов М.Б. Указ. соч. С. 274-286.

*(7) Подробнее см.: Цвайгерт К., Кётц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2: Договор. Неосновательное обогащение. Деликт. / Пер. с нем. М., 1998. С. 359-403.

*(8) Harke J.D. in: Historisch-kritischer Kommentar zum BGB. B. II. SchuldrechtAllgemeiner Teil. §§ 241-432. 2. Teilband: §§ 305-432 / Hgb. M. Schmoeckel, J. Ruckert, R. Zimmermann. Tubingen, 2007. S. 1537, 1554; Emmerich V. in: Munchener Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch. B. 2. Schulrecht. Allgemeiner Teil. §§ 241-432 / Hgb. F.J. Sacker, R. Rixecker, H. Oetker. Munchen, 2012. S. 1548.

*(9) См. также: Мазур О.В., Сергреев А.П., Терещенко Т.А. Ответственность за недобросовестные переговоры как ограничение свободы договора (на примере положений ст. 434.1 ГК РФ // Свобода договора: сборник статей / Под ред. М.А. Рожкова. М., 2016.

*(10) См. также: Абзац третий п. 12 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" // Бюллетень ВС РФ. 2015. N 8.

*(11) См.: Жужжалов М.Б. Указ. соч. С. 286-287.

*(12) Об этом см. также: Мазур О.В., Сергеев А.П., Терещенко Т.А. Указ. соч.