Коллизионная привязка к местонахождению вещи для определения права, применимого к вещным правам: достоинства и недостатки (Т.С. Любарская, журнал "Закон", N 8, август 2016 г.)

Коллизионная привязка к местонахождению вещи для определения права, применимого к вещным правам: достоинства и недостатки

Т.С. Любарская,

аспирант юридического факультета МГУ

им. М.В. Ломоносова, магистр права (РШЧП)

Журнал "Закон", N 8, август 2016 г., с. 48-61.

1. Сфера применения lex rei sitae и его историческое развитие

В России и многих иностранных правопорядках основным коллизионным принципом правового регулирования вещных прав является lex rei sitae (закон местонахождения вещи)*(1). На основании данной коллизионной привязки определяется вещный статут, т.е. право, подлежащее применению для регулирования отношений собственности и иных вещных прав.

Статья 1205 ГК РФ содержит прямое указание на то, что право собственности и иные вещные права на недвижимое и движимое имущество определяются по праву страны, где это имущество находится. Причем согласно положениям вступившей в законную силу с 1 ноября 2013 г. ст. 1205.1 ГК РФ на основании коллизионной привязки lex rei sitae определяются также виды объектов вещных прав, в том числе принадлежность имущества к недвижимым или движимым вещам, оборотоспособность объектов вещных прав, виды вещных прав и их содержание, возникновение и прекращение вещных прав, в том числе переход права собственности; осуществление и защита вещных прав*(2). Приведенный в ст. 1205.1 ГК РФ перечень не является исчерпывающим.

Определение вещного статута на основании lex rei sitae имеет различное объяснение в доктрине международного частного права разных государств. Наиболее традиционным является подход, согласно которому коллизионный принцип lex rei sitae является закономерным следствием общего понимания вещных прав как прав господства лица над вещью*(3), а также принципа, согласно которому нахождение вещи в пределах территории суверена означает полное подчинение этой вещи его юрисдикции*(4).

Несмотря на общепризнанность и популярность lex rei sitae в коллизионном регулировании вещных прав, пальма первенства далеко не всегда отдавалась данному принципу. В первую очередь это касается определения вещного статута в отношении движимого имущества, так как применительно к недвижимости обоснованность и справедливость lex rei sitae никогда не подлежала сомнению и не оспаривается по настоящее время.

Исторически сложились три коллизионные привязки, которые определяли право, применимое к вопросам возникновения, приобретения или передачи прав на движимые вещи:

1) закон места жительства лица (lex domicilii), который применялся для движимого имущества до середины XIX в. Его основой принято считать постулат "движимое имущество следует за лицом" (mobiiia sequuntur personam). Это юридическая фикция, согласно которой движимое имущество считается находящимся в месте, где домицилирован собственник*(5);

2) закон страны, где был совершен юридический акт, являющийся основанием приобретения, передачи вещи (lex loci actus)*(6). Он может определяться на основании следующих формул прикрепления: закон места заключения договора, закон места исполнения обязательства;

3) закон места нахождения вещи (lex rei sitae), под которым понималось право того государства, на территории которого находится вещь.

Указанные коллизионные привязки конкурировали между собой на разных этапах развития международного частного права, но со временем вопрос был решен доктриной и судебной практикой в пользу lex rei sitae.

2. Преимущества lex rei sitae

Преимуществ коллизионной привязки lex rei sitae, обеспечивших ее мировое признание, особенно в отношении недвижимого имущества, действительно, достаточно много, среди них:

1) достоверность записи в реестрах прав на недвижимое имущество, которую обеспечивает lex rei sitae. Если бы ведение реестров не было организовано на основе данной коллизионной привязки, потенциальные покупатели недвижимого имущества были бы вынуждены анализировать иностранное право на предмет определения правовых последствий передачи имущества. Регистрационные системы, созданные в рамках всего мира, а не отдельного государства, были бы чрезвычайно громоздкими, дорогостоящими и недостаточно точными*(7). Коллизионный принцип lex rei sitae, напротив, требует проверки легитимности титула на соответствие праву только одной юрисдикции. Причем, как отмечают представители школы экономического анализа права, lex rei sitae обеспечивает определенность титула, что делает недвижимое имущество еще более ценным*(8). Иными словами, применение к недвижимому имуществу lex rei sitae, основанного на принципе территориальности, является оправданным и не вызывает нареканий с практической точки зрения;

2) защита кредиторов и третьих лиц в случае последующей перепродажи вещи. Коллизионный принцип lex rei sitae в большинстве правопорядков защищает добросовестных приобретателей, что обеспечивает стабильность гражданского оборота и в значительной мере способствует защите коммерсантов*(9);

3) коммерческая прозрачность. В литературе в поддержку lex rei sitae активно высказывается аргумент о том, что именно эта коллизионная привязка может обеспечить прозрачность оборота. Так, М. Волфф отметил, что "вещные права должны быть явными настолько, насколько это возможно; любые третьи лица, которые намереваются приобрести права на вещь, должны быть защищены против риска того, что такое имущество может быть предметом регулирования иностранного права, согласно которому соответствующая сделка может быть признана недействительной"*(10);

4) территориальность. Данное преимущество lex rei sitae раскрывается путем указания на то, что эта коллизионная привязка основана на принципе территориального суверенитета, означающем, что имущество подпадает под исключительное регулирование того государства, где оно находится*(11);

5) простота применения lex rei sitae. Простота определения физического места нахождения имущества в пространстве способствует быстрому определению применимого права. Определение точного местонахождения земельного участка и иных объектов недвижимого имущества не вызывает серьезных затруднений. Недвижимое имущество в силу своих физических свойств по общему правилу не может изменить своего местонахождения*(12);

6) заранее установленная определенность в применимом праве, которая соответствует ожиданиям сторон. Речь идет о наиболее простых и очевидных случаях применения коллизионного принципа lex rei sitae, когда определить местонахождение вещи в тот или иной момент времени не составляет никакого труда.

3. Недостатки lex rei sitae

Существует и иной взгляд на lex rei sitae, согласно которому данная коллизионная привязка не может учесть всех особенностей подлежащих регулированию отношений и во многих случаях является неуместной.

Я. Бакстер в свое время отмечал, что lex rei sitae получил особое признание как коллизионный принцип не в связи со своими особыми достоинствами, но, скорее, в силу "исторически накопившихся многократных повторений поверхностных аргументов учеными и судьями"*(13). М. Хэнкок утверждал, что уверенность в том, что одним принципом можно урегулировать все возможные коллизионные вопросы, возникающие в отношении вещных прав, определенно является "атавизмом юридической мысли"*(14). Он полагал невероятным заблуждением устоявшиеся представления о том, "что одной норме нужно слепо следовать даже в тех случаях, когда ее применение неминуемо приведет к тяжелым, крайне неблагоприятным последствиям, ради определенности, простоты, единообразия и симметричности права"*(15). П. Хей писал, что с точки зрения определения подсудности и выбора права принцип lex rei sitae представляет собой анахронизм коллизионного права, не основанный более на господстве критерия территориальности, но на обстоятельствах, лишь некоторым образом связанных с существом правоотношения*(16).

Попробуем обозначить проблемные вопросы применения lex rei sitae.

3.1. Conflit mobile. Сложный юридический состав

Движимым вещам в силу своей природы и назначения (оборотоспособность) свойственно изменение своего местонахождения в пространстве, что, однако, может породить ряд трудностей в ситуации, когда юридический состав, необходимый для перехода права собственности, был определен на основании одного статута, но, не успев завершиться, поменялся на юридический состав другого статута согласно коллизионной привязке lex rei sitae с учетом нового места нахождения вещи. Данная проблема изменения статута именуется в западной литературе "мобильный конфликт" (conflit mobile)*(17), который состоит в том, что для решения вопроса о возникновении надлежащего вещного эффекта в отношении движимой вещи, изменившей свое местонахождение в процессе исполнения договора, например, купли-продажи, следует установить местонахождение вещи в конкретный промежуток времени и применить последовательно нормы соответствующих правопорядков в каждый момент времени согласно местонахождению вещи в силу коллизионного принципа lex rei sitae. В некотором смысле в такой ситуации возникает конкуренция правопорядков в части их применения в качестве вещного статута. Особенно остро такой конфликт проявляет себя тогда, когда юридический состав для перехода права собственности в правопорядке, в котором находилась вещь, отличается от состава в правопорядке, в котором она оказалась позднее. Такое различие может быть обусловлено как различными нормами вещного права, определяющего разные модели перехода права собственности (система передачи или консенсуальная модель), так и условиями самого договора.

Если товар перемещается из правопорядка, в котором переход права собственности определен моментом передачи вещи, однако материальное вещное право данного государства не рассматривает сдачу вещи перевозчику как юридический факт, достаточный для признания перехода права собственности состоявшимся, то, несмотря на исполнение продавцом своего обязательства по передаче, он будет по-прежнему считаться собственником товара. Но если впоследствии вещь попадет в правопорядок, который предусматривает систему соглашений или рассматривает сдачу товара независимому перевозчику как юридический факт, достаточный для перехода права собственности состоявшимся, возникает вопрос: подлежат ли учету согласно новому статуту юридические факты, накопившиеся ранее? Можно ли считать, что переход права собственности состоялся? Решение этого вопроса будет зависеть от норм нового вещного статута и (или) от lex fori*(18).

Приведенный пример демонстрирует нам, что накопление в течение длительного времени на территории различных государств юридических фактов, необходимых для перехода права собственности, не согласуется со строгой территориальной привязкой lex rei sitae.

Изменение вещного статута в отношении движимых вещей может породить неопределенность в вопросе о том, состоялся переход собственности или нет, и повлечь значительные издержки, так как требует установления содержания норм материального права нескольких государств и их последующего согласования.

3.2. Проблема адаптации

Еще одной трудностью, с которой можно столкнуться в связи с изменением местонахождения вещи и, как следствие, изменением статута, является неизвестность того иностранного института вещного права, возникновение или переход права на который ожидается в результате исполнения сделки, праву той страны, куда эта вещь была перемещена. Здесь возникает проблема адаптации.

Так, возникшее в иностранном государстве обеспечительное право в отношении движимого имущества может быть незнакомо правопорядку страны, куда это имущество было перемещено. Проблема адаптации состоит в том, что правовые институты должны признаваться и применяться в других странах, однако иностранные правопорядки могут считать их недопустимыми в силу принципа numerus ciausus. При этом такое признание означает, что будут применяться действующие нормы национального права, установленного для данного способа обеспечения (например, залога), которые сравнимы по своему содержанию и порождающим последствиям с иностранными нормами*(19). Так, "французское право залога купленных в кредит автомобилей (nantissement de vehicule automobile) путем внесения их в официальный реестр будет рассматриваться в Германии как залог движимой вещи с правом преимущественного удовлетворения из ее стоимости (§ 1204 ГГУ, § 805 ГПК Германии), хотя по французскому праву речь идет об обеспечении требований из заложенного движимого имущества, не имеющего собственника"*(20).

3.3. Выбытие имущества из владения собственника не по его воле и перемещение такого имущества в иную юрисдикцию с его последующей перепродажей

Серьезные сомнения вызывает возможность применения коллизионного принципа lex rei sitae к случаям утраты собственником принадлежащей ему вещи не по своей воле. Трудно согласиться с позицией, сформировавшейся в английской правовой системе, в соответствии с которой в случае, если движимое имущество было похищено у собственника в стране А, вывезено без его согласия или ведома на территорию страны В и перепродано в ней третьему лицу, отвечающему признаку добросовестного приобретателя по праву страны В, вопрос о возможности истребования собственником имущества у добросовестного приобретателя (третьего лица) будет решаться на основе коллизионного принципа lex rei sitae, т.е. по праву страны В как государства, в котором была осуществлена передача вещи третьему лицу, даже несмотря на то, что применение lex rei sitae может повлечь утрату собственником своего имущества. Если признать такой подход надлежащим, получается, что собственник вещи может утратить право собственности на нее в результате тайного перемещения вещи злоумышленником в другую юрисдикцию и последующей перепродажи ее добросовестному третьему лицу*(21).

Во многом данный подход объясняется тем, что по общему правилу перемещение объекта через границу не должно разрушать существовавшие до этого права на вещь, но это правило действует до тех пор, пока дальнейшее распоряжение вещью не будет совершено на территории иного государства*(22).

Другими словами, согласно представлениям английских юристов если собственник имущества находится на территории государства X и там же находится движимое имущество, то перемещение последнего в государство Y без согласия и ведома собственника будет означать применение права государства Y при решении вопроса о лишении собственника его титула в пользу покупателя. С таким утверждением вряд ли согласятся американские суды. Как было отмечено в первом Своде коллизионного права, "право государства, в которое движимое имущество было тайно перемещено без ведома собственника и против его воли, не может применяться в целях лишения титула отсутствующего собственника... юрисдикция государства не распространяется на титул отсутствующего собственника движимого имущества, которое было перемещено в это государство без какой-либо заинтересованности этого собственника в юрисдикции этого государства"*(23).

Во Франции же коллизионный принцип lex rei sitae применяется в отношении движимого имущества, фактически находящегося во Франции, независимо от тех обстоятельств, в связи с которыми такое имущество находится на французской территории, будь то даже результат случайного или тайного перемещения в отсутствие согласия собственника. Аналогичный подход существует и в Германии*(24).

Несомненно, что вопрос о том, кого (собственника или добросовестного покупателя) должно защищать государство в подобных ситуациях, выбирая тот или иной подход к коллизионному регулированию, должен решаться с учетом политико-правового и социального аспекта*(25). Вместе с тем трудно согласиться, что в данном случае коллизионный принцип lex rei sitae является именно тем инструментом, который позволяет учесть интересы всех заинтересованных лиц и обеспечить принятие сбалансированного решения.

Проблемы применения коллизионного принципа lex rei sitae возникают также в случае продажи товаров в рассрочку или с условием об удержании правового титула, а также при залоге движимого имущества. Например, А продал В движимое имущество в стране X по договору купли-продажи с условием об удержании продавцом правового титула собственника до полной оплаты, которая должна вноситься В по частям. При этом В получает во владение и пользование имущество, являющееся предметом сделки, сразу в момент заключения договора. Однако до полной оплаты стоимости В перевозит имущество из страны X в страну Y, где он продает имущество С, добросовестному приобретателю, получающему имущество на возмездной основе, или имущество изымается кредиторами В (также условно С). В обоих случаях, согласно внутреннему праву страны X, А остается собственником движимой вещи, в то время как по национальному праву Y, подлежащему применению согласно lex rei sitae, с тех пор как В получил возможность претендовать на титул собственника вещи, титул С является prima facie действительным и способным к обороту.

Получается, что недобросовестному лицу в силу lex rei sitae достаточно только получить вещь во владение, осуществить первый платеж по договору купли-продажи, затем вывезти товар в другое государство, продать его там ничего не подозревающему покупателю и исчезнуть с деньгами, в то время как покупатель будет вынужден отстаивать свой титул в судебном разбирательстве с участием настоящего собственника*(26). Таким образом, lex rei sitae порождает практически неограниченные возможности для злоупотребления правом.

4. Объекты вещных прав, претендующих на их исключение из сферы действия коллизионного принципа lex rei sitae

Помимо обозначенных спорных вопросов обоснованности применения lex rei sitae, по мнению автора, применение данной коллизионной привязки не может привести к надлежащему результату в отношении следующих объектов: 1) товара, находящегося в пути, установить местонахождение которого в конкретный момент не представляется возможным; 2) бездокументарных ценных бумаг; 3) воздушных, водных и прочих транспортных средств (за исключение случаев, когда государство признает такое имущество недвижимым). Рассмотрим их подробнее.

4.1. Товар, находящийся в пути (res in transitu)

В литературе неоднократно отмечалось, что коллизионный принцип lex rei sitae неминуемо терпит поражение в ситуации, когда вещь перемещается из одной страны в другую, поскольку место ее нахождения в конкретный момент времени по большей части является неопределенным или даже случайным. В таком случае, если следовать lex rei sitae, применимое право будет непостоянным или вовсе неопределимым. Соответственно, следует обозначить товар, находящийся в пути, как первый объект, который целесообразно исключить из сферы действия рассматриваемого коллизионного принципа.

Данное исключение существует потому, что установить место нахождения вещи в определенный момент времени ex post facto невозможно, а также потому, что даже в случае такого установления коррелирующее определенному situs применимое право может не соответствовать ожиданиям сторон.

В некоторых правопорядках, например в Англии, принято считать, что к приобретению или передаче права собственности на товар, находящийся в пути (точно так же, как на некоторые производные вещные права, в том числе на право залога), должно применяться право места передачи вещи (the proper law of the transfer)*(27).

Здесь закономерным является вопрос: что означает "право места передачи вещи"? Согласно одной из точек зрения таким правом является право, с которым передача наиболее тесно связана*(28). Тогда можно говорить об обращении к нескольким локализаторским факторам, включая право места отправки (lex loci expeditionis) и право места назначения (lex loci destinations)*(29).

Ученые высказывают аргументы в пользу именно коллизионной привязки lex loci expeditionis, основываясь на том, что между грузом и страной его отправки уже существует определенная связь, так как такая страна является начальной точкой перевозки, более того, место отправки - это последний территориальный контакт груза, в то время как место назначения может быть не только никогда им не достигнуто, но и изменено сторонами во время нахождения товара в пути*(30). Однако, хотя товар всегда имеет определенное место отправки, он может быть отправлен из государства, связь с которым может быть весьма удаленной. Иными словами, нельзя безоговорочно признать правильным определение lex loci expeditionis в качестве права, применимого к движимому имуществу, меняющему место своего нахождения.

Что касается коллизионной привязки lex loci destinations, то, с одной стороны, можно предположить, что применение права места назначения будет согласовываться с разумными ожиданиями сторон сделки, а также третьих лиц, которые заинтересованы в реализации своего права на удержание товара, находящегося в пути, или в его аресте. С другой стороны, против lex loci destinations свидетельствует то, что стороны сделки могут изменить место назначения и (или) товар может быть утрачен в процессе его перевозки. Иначе говоря, предполагаемое место назначения может быть никогда товаром не достигнуто*(31).

Следует упомянуть еще одну коллизионную привязку, которая призвана прийти на помощь при определении вещного статута в отношении товара, находящегося в пути, - lex situs praeteritus (право места передачи вещи). Применение ее, очевидно, приведет к тому, что "вещный эффект сделки останется неопределенным до тех пор, пока товар не прибудет в конечный пункт своего назначения. Причем юридически безразлично, является ли этот пункт изначально задуманным сторонами"*(32) или согласованным ими позднее. То есть и этот подход имеет свои недостатки: цель заявленного коллизионного принципа "право места передачи вещи" - разрешить сделки с имуществом в процессе его перемещения несмотря на то, что товар временно находится в пути. Однако целью ни в коей мере не является замораживание деловой активности в отношении товара в ожидании безопасного прибытия последнего на легко подлежащую идентификации территорию*(33). Так что привязка lex situs praeteritus также не выглядит убедительной.

На наш взгляд, предлагаемые доктриной варианты коллизионного регулирования вопросов вещных прав на движимые вещи, находящиеся в пути, включая основное правило lex rei sitae, не отвечают потребностям оборота и требуют выработки новых путей решения.

4.2. Бездокументарные ценные бумаги

Коллизионный принцип lex rei sitae применяется также к ценным бумагам, которыми могут оформляться как обязательственные, так и корпоративные или вещные права. Причем по lex rei sitae определяется также статут для бездокументарных ценных бумаг (так называемых эффектов*(34)), какими являются акции. На этот счет высказано, пожалуй, наибольшее количество критических суждений*(35).

Несмотря на различные подходы к пониманию юридической природы бездокументарных ценных бумаг*(36), разрешение коллизионных вопросов в сфере вещного права посредством привязки lex rei sitae обусловлено исторической традицией, а во многом даже ничем не обоснованным автоматизмом законодателей и судей, которые, не учитывая свойства дематериализации бездокументарных ценных бумаг*(37) (а в системе опосредованного держания - и свойства иммобилизации), пытаются определить их локализацию в пространстве. Наибольшие проблемы вызывает подобное коллизионное решение в отношении бездокументарных ценных бумаг, учитываемых в опосредованной или косвенной системе держания (indirect holding system).

В системе опосредованного держания бездокументарных ценных бумаг, в отличие от системы прямого держания (direct holding system), в которой участвует только эмитент и инвестор (или эмитент, регистратор, инвестор), предполагается наличие одного или нескольких посредников между ними. Такими посредниками выступают, как правило, депозитарии - профессиональные участники рынка ценных бумаг, которые на открытых у них в учетном регистре счетах депо учитывают бездокументарные ценные бумаги и права их владельцев. При опосредованной системе держания из реестра эмитента, который в определенных случаях ведет регистратор, исключается запись об инвесторе как владельце ценных бумаг и вносится запись о том, что учет прав на данные ценные бумаги осуществляет депозитарий. Он является номинальным держателем. При этом сам депозитарий открывает на имя инвестора специальный счет депо, на котором числятся принадлежащие инвестору акции*(38).

В системе непрямого держания именно запись в реестре является основанием прав инвестора, что, безусловно, накладывает определенный отпечаток на установление наиболее подходящей коллизионной привязки и на коллизионное регулирование вопросов вещного права*(39).

Согласно позиции, изложенной в 15-м издании известнейшего двухтомника по международному частному праву под редакцией Дайси и Моррис, местом нахождения бездокументарных ценных бумаг является место нахождения реестра эмитента, а местом нахождения бездокументарных ценных бумаг в системе опосредованного держания - место нахождения оператора или место, где хранится база данных оператора, которая содержит записи относительно прав депозитариев*(40).

Вместе с тем следует согласиться с М. Оуи, которая полагает, что существуют серьезные основания для того, чтобы отказаться от определения situs бездокументарных ценных бумаг по местонахождению реестра в целях разрешения спора, возникшего между сторонами, совершившими сделку по отчуждению акций. Однако и определение situs по месту инкорпорации эмитента (выпуска акций) также неспособно оптимально решить коллизионную проблему. Мнение М. Оуи связано с тем, что объект, который учитывается и отчуждается посредством непрямой системы держания, принципиально отличается от того объекта, который существует в прямой системе держания*(41). В опосредованной системе держания инвесторы, по сути, не являются ни владельцами, ни собственниками, ни сособственниками ценных бумаг. Ни сам инвестор, ни все иные инвесторы в совокупности, включая депозитариев низших уровней, не могут заявлять каких-либо требований в отношении компании-эмитента. Единственным субъектом, который может противопоставить себя эмитенту, является оператор первого уровня (первый депозитарий), только он в классическом понимании является владельцем ценных бумаг. Инвесторы имеют права конечных бенефициаров, а также право требовать от депозитария передачи им титула на данные ценные бумаги. Природа такого объекта определяется М. Оуи не только как неделимая совокупность прав, вытекающих из факта владения акциями, но также и как совокупность обязательств. Автор прежде всего видит в таком объекте договорную природу, в основе которой лежит обязательство оператора передать право на акции, но не обязательство эмитента*(42).

Учитывая отличие объекта, являющегося предметом сделок в опосредованной системе держания, от объекта в прямой системе держания и от документарных ценных бумаг, следует считать неверным определение статута в отношении бездокументарных ценных бумаг по правилам, аналогичным для прямой системы держания, равно как и по правилам, установленным для ценных бумаг в классическом понимании (документарных ценных бумаг)*(43), т.е. на основании lex rei sitae.

На международном уровне была предпринята довольно успешная попытка решения обозначенной коллизионной проблемы применительно к бездокументарным ценным бумагам в непрямой системе держания. В 2002 г. на Гаагской конференции по вопросам международного частного права был представлен текст Конвенции о праве, применимом к правам в отношении ценных бумаг, хранящихся у посредника (далее также - Гаагская конвенция). Конвенция была одобрена 53 странами - участницами конференции.

Основное коллизионное правило Гаагской конвенции, позволяющее определить применимое право, закреплено в ст. 4, согласно п. 1 которой держатель ценных бумаг и депозитарий могут определить право, применимое к заключаемому договору об открытии счета ценных бумаг. При этом отмечается, что стороны могут выбрать в качестве применимого права право только того государства, на территории которого соответствующий посредник (депозитарий) имеет офис в момент заключения договора. Также закрепляется, что такой офис должен быть тем или иным образом вовлеченным в коммерческую или иную регулярную деятельность по ведению счетов ценных бумаг.

Согласно п. 1 ст. 5 Гаагской конвенции, если стороны не выбрали применимое право, но в договоре содержится указание на то, что посредник заключил этот договор через свой офис (отделение) и его точные характеристики отражены в договоре, то применимым правом признается право страны, где находится этот офис, при условии, что он также участвует в предпринимательской или иной регулярной деятельности по поддержанию соответствующего счета ценных бумаг. Если условия договора не позволяют определить применимое право в соответствии с положениями п. 1 ст. 5, то в силу п. 2 той же статьи применимым правом является право страны места учреждения номинального держателя или место иного способа его организации на момент заключения договора об открытии счета, а при отсутствии такого договора - на момент открытия соответствующего счета ценных бумаг; либо право государства, где находилось основное место осуществления посредником коммерческой деятельности в момент заключения соответствующего договора об открытии счета, а при отсутствии договора - в момент открытия счета ценных бумаг*(44).

Таким образом, бездокументарные ценные бумаги в непрямой системе держания являются исключением из коллизионного принципа lex rei sitae, о чем в том числе свидетельствуют положения Гаагской конвенции.

4.3. Воздушные, морские суда и иные транспортные средства

Коллизионная привязка lex rei sitae применяется при определении вещного статута для воздушных и водных судов, а также иных видов транспорта, относимых международными конвенциями к подвижному оборудованию*(45). В том числе на основании lex rei sitae в странах общего права разрешаются вопросы возникновения, реализации и прекращения обеспечительных прав (обеспечительного интереса), определения приоритета обеспеченных кредиторов перед необеспеченными и приоритета обеспеченных кредиторов между собой.

При этом так называемое подвижное оборудование в силу его особенностей в значительно меньшей степени, чем любое другое имущество, возможно подчинить традиционному принципу lex rei sitae. Так, самолет является, пожалуй, самым мобильным транспортным средством: за несколько часов он может пересечь границы нескольких государств. Очевидно, что в таком случае регулирование вопросов, касающихся определения вещного статута на основании lex rei sitae, особенно связанных с возникновением и прекращением обеспечительных прав на такое имущество, является крайне затруднительным*(46).

Осознание данной проблемы пришло после Второй мировой войны, а результатом стало принятие в 1948 г. в Женеве Конвенции о международном признании прав на воздушные суда (далее - Женевская конвенция). Основной целью Женевской конвенции стало определение права, применимого к определению действительности и места регистрации обеспечительных прав на суда. Так, согласно ее ст. 1 (1)(d)(i)-(ii) договаривающиеся государства обязуются признавать права собственности на воздушные суда, залоги, ипотеки, подобные права на воздушные суда, возникающие из договоров в качестве обеспечения платежей по задолженности, при условии, что такие права (1) возникли в соответствии с правом договаривающегося государства, в котором данное воздушное судно было зарегистрировано как национальное в момент возникновения этих прав, и (2) должным образом записаны в соответствующих официальных документах договаривающегося государства, в котором воздушное судно зарегистрировано как национальное*(47). Правовой эффект записи таких прав определяется согласно праву того государства, где воздушное судно было зарегистрировано.

Приведенные положения Женевской конвенции являются ярким свидетельством международного признания несоответствия lex rei sitae как коллизионной привязки целям определения действительности и правовых последствий установления обеспечения в отношении воздушных судов.

Иным примером, подтверждающим озвученный выше тезис, является Конвенция УНИДРУА о международном финансовом лизинге, принятая в Оттаве в 1988 г. (далее - Оттавская конвенция). Согласно ее ст. 7 (2) для целей определения действия вещных прав арендодателя на оборудование в отношении доверительного собственника при банкротстве арендатора (для целей определения порядка публичного уведомления) применимым правом в отношении зарегистрированного судна будет право государства, в котором такое судно зарегистрировано на имя его собственника (см. ст. 7 (3)(а)), в случае с воздушными судами таким правом будет являться право страны, где такое воздушное судно было зарегистрировано согласно Конвенции о международной гражданской авиации, принятой в Чикаго в 1944 г. (см. ст. 7 (3)(b)).

Как следует из указанных выше норм, Оттавская конвенция не выбирает в качестве основного коллизионного принципа регулирования lex rei sitae, а дифференцированно подходит к определению применимого права в зависимости от особенностей самого объекта финансового лизинга. Такой избирательный подход со всей очевидностью свидетельствует о том, что на конвенциональном уровне lex rei sitae признан несостоятельной коллизионной привязкой для подвижного оборудования.

Наконец, идея о принципиально ином подходе коллизионного регулирования обеспечительных прав в отношении подвижного оборудования получила новое звучание в Конвенции УНИДРУА о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования, принятой в 2001 г. в Кейптауне (далее - Кейптаунская конвенция), а также в Протоколе по авиационному оборудованию к названной Конвенции.

Главный прорыв Кейптаунской конвенции состоит в закреплении прямого регулирования отношений, связанных с возникновением обеспечительных прав, их реализацией, определением приоритета удовлетворения требований в отношении воздушных судов, железнодорожных подвижных составов и космических объектов, а также способа защиты залогодателя, арендодателя (лизингодателя) и условного продавца. Таким образом, целый ряд вопросов, входящих в сферу действия вещного статута, получил прямое материальное регулирование без обращения к неудобному для подвижного оборудования коллизионному принципу lex rei sitae.

Жизнеспособность данных норм Конвенции главным образом обеспечивает Международный регистр, который ведется в целях регистрации обеспечительного интереса, титульного удержания, уступок, субординации и т.д.*(48)

Наличие Международного регистра позволяет установить простые правила определения приоритета кредиторов, имеющих обеспечительные права: зарегистрированная международная гарантия (международный имущественный интерес)*(49) будет иметь приоритет перед любыми другими международными гарантиями, зарегистрированными позднее, а также перед любыми незарегистрированными международными гарантиями*(50). Таким образом, Кейптаунская конвенция также отошла от использования коллизионного принципа lex rei sitae для решения вещных вопросов, возникающих при реализации обеспечительных прав.

Как видно, воздушные и водные суда, а также иные транспортные средства и оборудование являются исключением из коллизионного принципа lex rei sitae.

5. Заключение

Приведенные выше концептуальные недостатки принципа lex rei sitae демонстрируют нам, что в целом ряде ситуаций данная коллизионная привязка является тяжеловесной конструкцией, не приспособленной для сбалансированного решения коллизионных вопросов, возникающих в сфере вещных прав, с учетом интересов всех участвующих лиц.

Один из аргументов против гибкого подхода к определению вещного статута состоит в необходимости обеспечения определенного и единообразного результата. Вместе с тем, как было показано выше, определить точное местонахождение имущества не всегда представляется возможным или, в случае его определения, такое местонахождение не будет соответствовать ожиданиям сторон. Соответствие правового результата ожиданиям сторон достижимо только в том случае, если местонахождение имущества в конкретный момент сторонам точно известно. Это становится очевидным в случаях с недвижимым имуществом (за исключением ситуаций, когда государство относит к недвижимому имуществу воздушные и морские суда, а также аналогичные объекты), но, как было отмечено ранее, совсем неприменимо к движимому имуществу и тем более к бездокументарным ценным бумагам в опосредованной системе держания*(51).

На наш взгляд, несовершенство коллизионного принципа lex rei sitae заставляет искать иные пути решения коллизионного регулирования вещного статута, в том числе поставить вопрос о возможности выбора сторонами права, применимого для разрешения коллизий, возникающих в отношении вещных прав.

------------------------------------------------------------------------

*(1) В частности, коллизионный принцип lex rei sitae закреплен в законодательстве таких стран, как Южная Корея (ст. 12 Закона Южной Кореи о коллизиях 1962 г.), Греция (ст. 27 ГК Греции), Египет (ст. 18 ГК Египта), Германия (ст. 43 Вводного закона к Германскому гражданскому уложению), Бельгия (§ 1 ст. 87 Кодекса международного частного права Бельгии 2004 г.), Испания (ст. 10.1 ГК Испании), Латвия (ст. 18 Гражданского закона Латвии) и др.

*(2) Приведенные изменения полностью соответствуют положениям Концепции развития гражданского законодательства РФ. Так, п. 2.4 раздела VIII Концепции предлагалось дополнить нормы о праве, подлежащем применению к вещным правам, перечнем конкретных вопросов, которые входят в сферу действия вещного статута, по аналогии с личным законом, договорным и деликтным статутом.

*(3) См.: Лунц Л.А. Курс международного частного права: в 3 т. М., 2002. Т. 1. С. 231.

*(4) См.: Beale J.H. The situs of things // Yale Law Journal. 1919. Vol. XXVIII. N 6. P. 525.

*(5) Более подробно см.: Lalive Р.А. The Transfer of Chattels in Conflict of Laws: A Comparative Study. Clarendon Press, 1955. P. 34-40; Zaphiriou G.A. The Transfer of Chattels in Private International Law: A Comparative Study. University of London Legal States. N 4. Athlone Press, 1956. P. 17-25.

*(6) Более подробно см.: Lalive P.A. Op. cit. P. 74-83; Zaphiriou G.A. Op. cit. P. 25-30.

*(7) См.: Alden R. Modernizing the Situs Rule to Real Property Conflicts // Texas Law Review. 1987. P. 592.

*(8) См.: Hay P., Weintraub R.J., Borchers P.J. Conflict of Laws. Cases and Materials. Foundation Press, 2013. P. 762.

*(9) Carruthers J.M. The Transfer of Property in the Conflict of Laws. New York, 2005. P. 195.

*(10) Wolff M. Private International Law. Oxford University Press, 1950. P. 511.

*(11) Carruthers J.M. Op. cit. P. 196-197.

*(12) См.: Carruthers J.M. Op. cit. P. 197-198.

*(13) Baxter I.F.G. Conflicts of Law and Property // McGill Law Journal. 1964. N 10. P. 34. О "механическом повторении" аргументов в отношении lex rei sitae см. также: Currie В. Full Faith and Credit to Foreign Land Decrees // Law Review of University of Chicago. 1954. N 21. P. 628.

*(14) Hancock M. Conceptual Devices for Avoiding the Land Taboo in Conflict of Laws. The disadvantage of Disingenuousness // Stanford Law Review. 1967. Vol. 20. N 1. P. 9, 37.

*(15) Ibid. P. 37.

*(16) Hay P. The Situs Rule in European and American Conflicts Law: Comparative Notes // Legal Essays in Honor of John E. Cribbet / ed. by P. Hay, M.H. Hoeflich. University of Illinois Press, 1988. P. 109.

*(17) См.: Плеханов B.B. Переход права собственности по договору международной купли-продажи товаров: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008. С. 97.

*(18) См.: Плеханов В.В. Указ. соч. С. 117.

*(19) См.: Кох X., Магнус У., Моренфельс П.В. фон. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. С. 200.

*(20) Там же. С. 200.

*(21) Так, в деле Edgerly v. Bush ((1880), 81 N.Y.) суд указал, что "следует считать сомнительным... такое разрешение ситуации, при котором собственник был бы лишен титула тайным перемещением вещи в другое государство и ее продажей по другому праву".

*(22) См.: Lalive Р.А. International Sales of Works of Art. Institute of International Business Law and Practice / International Chamber of Commerce / Law Faculty, University of Geneva, 1988. P. 319, 415; Baxter I.F.G. Op. cit. P. 13.

*(23) Beale J.H. Restatement of the Law of Conflict of Laws. American Law Institute Publishers, 1934. P. 511.

*(24) См.: Lorenzen E.G. French Rules of the Conflict of Laws // 1928. 38 Yale L.J. 164. P. 173.

*(25) См.: Carruthers J.M. Op. cit. P. 98.

*(26) См.: Davis J.L.R. Conditional Sales and Chattels Mortgages in the Conflict of Laws // International and Comparative Law Quarterly Review. 1964. N 13. P. 55.

*(27) См.: Carruthers J.M. Op. cit. P. 88-89.

*(28) См., напр.: Carter P.B. Transnational Trade in Works of Art: The Position in English Private International Law. International Sales of Works of art, Geneva Workshop, 1985; Lalive P.A. International Sales of Works of Art. P. 319.

*(29) См.: Zaphiriou G.A. Op. cit. P. 194.

*(30) См.: Venturini G.C. Property. Chapter 21 in International Encyclopedia of Comparative Law. Vol. III. Mohr and Moution, 1976. P. 12.

*(31) См.: Carruthers J.М. Op. cit. P. 89.

*(32) Zaphiriou G.A. Op. cit. P. 196.

*(33) См.: Carruthers J.M. Op. cit. P. 89-90.

*(34) См.: Суханов Е.А. О понятии ценных бумаг // Проблемы реформирования Гражданского кодекса России: Избранные труды 2008-2012 гг. М., 2013. С. 413.

*(35) См.: Cheshire G.C. Private International Law // Law Quarterly Review. 1935. Vol. 51. P. 85; Rogerson P.J. The Situs of Debts in the Conflict of Laws - Illogical, Unnecessary and Misleading // Cambridge Law Journal. 1990. Vol. 49. Iss. 3. P. 441.

*(36) E.A. Суханов и В.А. Белов выступают против признания бездокументарных ценных бумаг объектами права собственности, так как невозможно установить вещное право на право требования ("нельзя быть собственником права"), при этом совершенно очевидно, что правовое регулирование прав и вещей, как и их правовой режим, не может быть идентичным (Российское гражданское право: учеб. в 2 т. Т. I: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2013. С. 331; Белов В.А. Бездокументарные ценные бумаги. М., 2002. С. 14). Есть и сторонники иного подхода, которые выступают за признание бездокументарных ценных бумаг объектами вещного права. Такой "вещный" подход к юридической природе бездокументарных ценных бумаг нередко обосновывается современным зарубежным опытом и основан на древнеримском учении о бестелесном имуществе. См., напр.: Коршунова Ж.В. Правовой режим безбумажных ценных бумаг // Актуальные проблемы науки и практики коммерческого права: сб. науч. тр. Вып. 3. СПб., 2000. С. 56-57, 59; Мурзин Д.В. Ценные бумаги - бестелесные вещи. Правовые проблемы современной теории ценных бумаг. М., 1998. С. 79-81, 85-87, 90-98; Фролова И.А. Правовое регулирование перехода прав на бездокументарные ценные бумаги: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008. С. 51.

*(37) См.: Кабатова Е.В. Коллизионное право и ценные бумаги // Хозяйство и право. 2006. N 3. С. 128.

*(38) См.: Никифоров А.Ю. Бездокументарные ценные бумаги как объекты гражданских правоотношений: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010.. С. 92.

*(39) См.: Bernasconi С. Indirectly held securities: a new venture for the Hague conference on private international law // Yearbook of private international law. Vol. II. Kluwer law international, 2001. P. 69.

*(40) Dicey, Morris and Collins. The Conflict of Laws. Vol. II. 15"1 ed. London, 2012. P. 1295-1294.

*(41) Ooi М. Shares and other securities in the conflict of laws. New York, 2003. P. 6, 8.

*(42) Ibid. P. 97.

*(43) Ibid. P. 98.

*(44) До принятия Гаагской конвенции на уровне Европейского союза также предпринимались попытки унификации коллизионного регулирования оборота бездокументарных ценных бумаг. Результатом проведенной работы стало принятие Директив ЕС от 19.05.1998 N 98/26/ЕС об окончательном характере сделок (Settlement Finality Directive) и от 06.07.2002 N 2002/47/ЕС о залоге финансовых инструментов (Financial Collateral Directive). Подход, используемый в данных Директивах, основан на применении коллизионного принципа, получившего сокращенное наименование PRIMA, - аббревиатура сочетания Place of the Relevant Intermediary Approach, что означает место нахождения релевантного посредника. При этом место нахождения депозитария связывалось с местом нахождения счета ценных бумаг.

*(45) Согласно ст. 130 ГК РФ воздушные и морские суда, а также космические объекты являются недвижимым имуществом. В то же время такая квалификация характерна далеко не для всех правопорядков. Например, согласно законодательству Бельгии воздушные суда относятся к движимому имуществу (см.: Mauri G., Itterbeek В. van. The Cape Town Convention on International Interests in Mobile Equipment and its Protocol on Matters Specific to Aircraft Equipment: a Belgian Perspective // Uniform Law Review. 2004. Vol. 9. P. 549).

*(46) Cm.:. Cuming R.C.C. International regulation of aspects of security interests in mobile equipment // Uniform Law Review. 1990. Vol. I. P. 111.

*(47) Cuming R.C.C. Op. cit. P. 111.

*(48) См.: Goode R. Harmonised Modernisation of the Law Governing Secured Transactions: General-Sectorial, Global-regional // Uniform Law Review. 2003. Vol. 8. P. 343.

*(49) Кейптаунская конвенция оперирует терминами, отсутствующими в российском законодательстве и доктрине. Используемый Конвенцией термин international interests, который, как правило, переводится как "международные гарантии", по сути, означает обеспечительные интересы залогодателя, потенциального продавца и лизингодателя (.secured interests).

*(50) См.: Mauri G., Itterbee В. van. Op. cit. P. 552.

*(51) См.: Alden R. Op. cit. P. 597.