Новые векторы регулирования - "другое" право? (Ю.А. Тихомиров, журнал "Журнал российского права", N 4, апрель 2016 г.)

Новые векторы регулирования - "другое" право?

Ю.А. Тихомиров,

доктор юридических наук, профессор,

заслуженный деятель науки Российской Федерации,

заместитель заведующего Центром

публично-правовых исследований

Института законодательства и сравнительного правоведения

при Правительстве Российской Федерации

Журнал "Журнал российского права", N 4, апрель 2016 г., с. 5-15.

От "текстового" нормативизма к социальному потенциалу регулятивности. Исторический опыт и современность свидетельствуют, что право по-прежнему служит важнейшим способом обеспечения публичных и частных интересов и устойчивого уклада жизни. Однако оно постоянно подвергается атакам со стороны таких явлений, как правовой нигилизм, отчуждение граждан и прямое и косвенное насилие. Для их преодоления приходится искать новые векторы развития. Удовлетворяет ли традиционное понимание права как нормативно-обязательного феномена? Выражение в праве воли и интересов группы, класса, социального слоя, нации и народа сопровождается такими атрибутами, как официальный публичный характер, общеобязательность, возможность принуждения и санкций, установленный порядок правотворчества и правоохраны. Не случайно среди источников права особое место занимают закон и другие правовые акты. Такое признание стало традицией отечественной теории права.

Многие государства, включая Россию, обеспокоены хаотичным процессом правотворчества и растущим потоком законов и иных правовых актов, с одной стороны, и их слабой реализацией - с другой. В рамках ЕС и ОЭСР в последние годы появились механизмы обеспечения "best regulation", "smart regulation" и анализа регулирующего воздействия. Таков, например, доклад ОЭСР "Regu latore Policyin Perspective" 2015 г. Обоснованное определение регуляторной политики достигается за счет выработки критериев и качества процедур правотворчества. Рекомендации международных институтов получили признание в нашей стране, и бизнес совместно с экономическими ведомствами стремится совершенствовать регуляторную политику и практику.

Казалось бы, такая закономерность правового развития приобрела столь устойчивый характер, что иное и невозможно. Но гражданское общество и мировое сообщество неуклонно развиваются и порождают такие социальные регуляторы, которые сложно "вписать" в правовую картину страны и мира.

Традиция рассматривать право как схему нормативных конструкций нарушалась в нашей стране в 60-80-х гг. XX в., когда усилиями, в частности, В.П. Казимирчука, В.Н. Кудрявцева, В.И. Никитинского широко развернулись исследования социального механизма действия права. В дальнейшем социологические исследования с 1990-х гг. были свернуты. И лишь в последнее время творческие разработки Г.В. Мальцева позволили вновь обратиться к социальному потенциалу права*(1). Автор следует этой линии в трудах по теории правового регулирования и социальной природе права*(2).

Четверть века назад открытое признание принципа верховенства права привело к его явной преувеличенной трактовке и забвению и недооцененной роли политических норм, морали, обычаев и традиций. Но кто опровергнет реальное влияние политических норм на правообразование и правоприменение?*(3) Кто будет отрицать глубокие корни правосознания?*(4) Кто не оценит важность технических норм? Электронный документ получает широкое применение. Социальные, технические и электронные документы, устные договоренности и согласованные решения занимают свое место в общем механизме социального регулирования и правового регулирования. Широкое признание в юридической практике получают научные концепции развития законодательства, которые много лет разрабатываются Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ*(5). Необычность способов их принятия и признания, формы требуют пояснений, поскольку возникает новый феномен на стыке правовых и иных социальных норм.

В чем причины такого явления? Во-первых, формируются новые правовые, экономические и иные пространства, урегулированные гибкими нормами, с новыми регуляторами. Норма приобретает значение не только правила, но и признаваемой цели и ценности. Во-вторых, сферы и границы регулирования весьма широки и подвижны, а новые регуляторы востребованы. В-третьих, более свободными становятся способы формирования. В-четвертых, для новых регуляторов характерны своего рода повеления, исходящие от двусторонней связи принимающего и исполняющего решения. В-пятых, возникает феномен самообязательности, когда добровольно принятое решение сопровождается признанием обязательств и возможных санкций. Думается, это служит сильной гарантией действия таких регуляторов.

В связи с этим следует проанализировать регуляторы в сфере действия как внутреннего, так и международного права. Это важно еще и потому, что на их стыке возникают комплексные (специальные) регуляторы.

Автор настоящей статьи совместно с коллегами в последние годы занимается разработкой проблемы границ правового регулирования и новых правовых пространств теории правового регулирования и социальной природы права, правового моделирования, прогнозов и рисков*(6).

Отрадно, что при всей устойчивости и даже консерватизме конструкции теории права в последние время появляются более гибкие трактовки права как регуляторы общественной жизни. Происходит стирание жестких граней между правом и другими социальными нормами - регуляторами. Отмечается появление в международном праве группы норм мягкого права и даже децентрализация права, когда не только государство является субъектом правообразования*(7).

Что же происходит? Правовой плюрализм сменяет монополию государства в правовой сфере? Какие новые регуляторы появляются в национальном и международном праве и как они сочетаются? Прежде всего отметим: гражданское общество и мировое сообщество ищут эффективные способы регулирования общественных, природных и технико-производственных процессов, включая в процесс правообразования и правоприменения новых субъектов и сближая круги "принимающих" и "исполняющих" решения.

Внутреннее право - поле для новых "ростков". Как справедливо отмечают петербургские социологи, путь нашей страны к признанию верховенства права оказался очень длительным. Славянофилы отрицательно оценивали "юридизм". Г.В. Плеханов верховенство революции ставил выше закона, Б. Кистяковский столетие назад огорчался по поводу недооценки правосознания российской интеллигенцией. И в советские годы доминировал феномен целесообразности.

И вот теперь признание принципов верховенства права и закона открывает путь для активного использования правовых регуляторов.

Сохраняя приверженность таким главным свойствам права, как общеобязательность, формальная определенность и "государственное правообразование", обратим внимание на несколько новых аспектов регулирования. Обогащение методов и форм правового регулирования сопровождается развитием и включением в правовое пространство норм морали, этики, традиций, которые отличаются добровольным принятием и исполнением. Тем самым традиционные правовые правила дополняются ценностными положениями и общими принципами гражданского поведения.

Широкое распространение в нашей стране получили такие акты, как стратегии. В Федеральном законе "О стратегическом планировании в Российской Федерации" установлено, что к документам стратегического планирования, разрабатываемым в рамках целеполагания, прогнозирования, планирования и программирования (ст. 1), относятся Послание Президента РФ Федеральному Собранию, Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации, Стратегия национальной безопасности, а также другие стратегии, прогнозы и иные документы целевого содержания. В субъектах РФ действуют стратегии социально-экономического развития, в странах промышленности - стратегии развития судостроения, авиастроения и др., утвержденные либо Правительством РФ, либо Минпромторгом России.

По своему содержанию это программные документы планово-целевого характера с указанием задач, этапов, действий и решений, результатов. Этим документам близки целевые программы, принимаемые на федеральном и региональном уровнях. В них отражается принцип программно-целевого управления, получивший развитие в нашей стране и за рубежом. Программы содержат цели, модели, задачи, этапы, действия, итоги. Признание получили концепции развития разных сфер - внешней политики, межнациональных отношений, миграционной политики и др. Действует климатическая доктрина, одобренная Президентом РФ. Для таких документов характерны ценности и целевые определения явлений и процессов в фокусе действий государственных органов и организаций, всего населения и, конечно, механизмов правоприменения. Авторитет органа и содержательность документов служат их гарантией. В таких документах преобладают положения целевого характера, позволяющие расширять круг выбора решений и действий и способствующие инициативной деятельности государственных и муниципальных органов, бизнес-структур и организаций, общественных объединений.

К сожалению, в расширяющемся спектре подобных документов нередко растворяется ведущая роль законов. Так, в сфере промышленности действует много "подвижных" актов, которые не всегда находятся в русле Федерального закона "О промышленной палате в Российской Федерации". Быстрая смена курсов снижает уровень управления и экономической деятельности.

Еще один вид регуляторов - методические рекомендации и рекомендации, утвержденные Правительством РФ, федеральными и региональными органами исполнительной власти. Их назначение - обеспечить порядок и последовательность действий по реализации задач или законов, указов и постановлений. Таковы, например, методические рекомендации по разработке административных регламентов, проведению правового мониторинга, действий по оценке регулирующего воздействия. Много рекомендаций в сфере технических, производственных, проектных и других работ. Стимулом служит характеристика оптимальных режимов деятельности.

Вообще нужно отметить явное признание правом других социальных норм (обычаев делового оборота - в ГК РФ, норм нравственности, религиозных норм). Тем самым укрепляется потенциал как социального, так и правового регулирования, обогащаемый за счет осознанного и добровольного принятия гражданами тех или иных правил как ценностной основы поведения. Конституционные и международные нормы о правах и свободах, о выражении собственного мнения способствуют такому выбору вариантов поведения, которые являются своего рода внутренними мотивами и стимулами. Примечателен в этом плане п. 4 ст. 2 Конституции Чешской Республики: "Каждый гражданин может делать то, что не запрещено законом, и никто не может быть вынужден делать то, к чему закон не обязывает". Думается, подобные формулы полезны и в нашей практике.

Можно заметить, как устойчиво развивается нормативное саморегулирование, когда право активно способствует этому процессу. Самоорганизация, саморегулирование и самоответственность как демократическая формула поведения получает выражение в механизме местного самоуправления и профессионального самоуправления (ассоциации и союзы по отраслям деятельности). Этим регуляторам надо найти место в общем механизме регулирования и видоизменять соответственно объемы и методы правового регулирования. Безразмерное ограничение таких регуляторов снижает потенциал гражданского общества.

Новая загадка - решения, принимаемые с помощью новых информационных технологий и в режимах "сетевого общения"*(8). Немецкие ученые, в частности Ю. Хабермас, давно развивают идеи растворения "государственного" и "правового" в таких процессах. Но исследования показывают, что право сохраняет свои регулятивно-контрольные функции и в режимах прямого информационного общения. Хотя, разумеется, определить грань между личными правами и публичным интересом очень трудно.

В сфере локального регулирования можно заметить предпочтения, которые отдаются соглашениям и договорам между партнерами вместо использования законодательных норм. Нередко наряду с полезными актами типа социальных хартий, хартий против коррупции вводятся произвольные правила и распорядки. Вообще локальное нормотворчество, включая корпоративное, нуждается в серьезном изучении и обобщении. Полезный опыт "снизу" может быть узаконен в региональном и государственном масштабе. Расширение спектра социального регулирования находит выражение в появлении и использовании этических норм в "правовых рамках". Этому служат прежде всего профессиональные этические кодексы, одобренные государственными органами и общественностью.

Типовым в этом плане является Кодекс этики и служебного поведения федеральных государственных гражданских служащих арбитражных судов Российской Федерации, утвержденный приказом ВАС РФ от 31 марта 2011 г. в соответствии с решением президиума Совета при Президенте РФ по противодействию коррупции (п. 4 разд. 2 протокола N 21 заседания от 23 декабря 2010 г.) и согласно п. 2 ст. 20 Федерального конституционного закона от 28 апреля 1995 г. N 1-ФКЗ "Об арбитражных судах в Российской Федерации". Ответственным исполнителям поручено ознакомить федеральных государственных гражданских служащих арбитражных судов с Кодексом, включить в их служебные контракты положения об ответственности за нарушение Кодекса.

Кодекс призван повысить эффективность выполнения гражданскими служащими арбитражных судов своих должностных обязанностей; служит основой для формирования должной морали в сфере гражданской службы, уважительного отношения к гражданской службе, судебной власти и арбитражным судам в общественном сознании; выступает как институт общественного сознания и нравственности гражданских служащих арбитражных судов, их самоконтроля.

Знание и соблюдение гражданским служащим арбитражного суда положений Кодекса является одним из критериев оценки качества его профессиональной деятельности и служебного поведения. В Кодексе определены основные принципы и правила служебного поведения, которыми надлежит руководствоваться гражданским служащим.

Нарушение гражданским служащим арбитражного суда положений Кодекса подлежит моральному осуждению на заседании комиссии по соблюдению требований к служебному поведению гражданских служащих и урегулированию конфликта интересов, образуемой в арбитражном суде в соответствии с Указом Президента РФ от 1 июля 2010 г. N 821 "О комиссиях по соблюдению требований к служебному поведению федеральных государственных служащих и урегулированию конфликта интересов", а в случаях, предусмотренных федеральными законами, нарушение положений Кодекса влечет применение к гражданскому служащему арбитражного суда мер юридической ответственности. Соблюдение гражданским служащим арбитражного суда положений Кодекса учитывается при проведении аттестаций, формировании кадрового резерва для выдвижения на вышестоящие должности, а также при поощрении и наложении дисциплинарных взысканий.

Особое внимание нужно уделить регулированию в сферах, где нет правовых регуляторов либо они ослаблены и даже парализованы. В связи с этим можно обнаружить два направления исследований - анализ так называемого теневого права со своими корыстными, коррупционными и аморальными регуляторами*(9) и позитивное саморегулирование с опорой на базовые правовые нормы - самозанятости и иных способов организации трудовой деятельности*(10).

Расширение спектра международно-правовых регуляторов. Взаимовлияние внутреннего и международного права выражается в том, что в сфере международных отношений отчетливо обнаруживается тенденция появления новых регуляторов, отражающих интересы государства, бизнеса, неправительственных организаций и многих людей в укреплении правопорядка и развитии взаимовыгодного сотрудничества. И здесь важно отметить: пришло время расширить круг источников международного права, который традиционно включает договоры, соглашения, обычаи. Дополнение его мягким правом, конечно, себя вполне оправдывает, но все же нужны новые шаги в этом направлении.

Назовем возможные пути развития международно-правовых регуляторов:

а) расширение и укрепление потенциала договорной базы международного сотрудничества;

б) увеличение удельного веса рекомендательных актов - примерных, типовых, модельных законов;

в) повышение роли договоренности государств на саммитах, конференциях и конгрессах;

г) придание высокой значимости "образцам лучшей практики";

д) увеличение радиуса взаимодействия институтов национального и международного права, национальных и международных структур (органов, организаций).

Общенормативное и договорное регулирование расширяется и обновляется. Принципиальное значение имеет Соглашение ООН по вопросам предотвращения изменений климата, подписанное главами 195 стран в декабре 2015 г. После Киотского протокола Соглашения в Рио-де-Жанейро этот документ определяет меры по снижению выбросов парниковых газов и другие действия, и теперь предстоит разработать правила выполнения Соглашения. Россия рассчитывает к 2030 г. уменьшить выброс парниковых газов до 70% от уровня 1990 г. и ввести план действий и отчетность о его выполнении с 2022 г. Ясно, что разные отрасли законодательства - конституционное, административное, гражданское, финансовое, экологическое - должны претерпеть необходимые изменения и дополнения.

Новые международные регуляторы возникают в ходе и после завершения семинаров и конференций. Интересен и необычен набор международно-правовых регуляторов в рамках саммитов глав государств. Так, в Декларации по итогам встречи лидеров экономик участниц форума АТЭС (Манила, ноябрь 2015 г.) можно обнаружить следующие регуляторы: обеспечение доступа малым и средним предприятиям к полноценному участию в экономике; признание правил ВТО; реализация Богорских целей по обеспечению свободной и открытой торговли; стратегия АТЭС по укреплению качества, роста; принципы АТЭС по содействию инновационному прогрессу; поручение должностным лицам докладывать о ходе реализации; оценка хода реализации стратегии; обновление повестки дня АТЭС по структуре реформ; поддержка изучения новых областей роста; содействие творчеству и инициативам; совершенствование регулятивной среды; план действий на 2016-2018 гг. - добиться 10%-ного улучшения на пяти приоритетных направлениях для бизнеса; признание повестки дня в области устойчивого развития до 2030 г. (комплексные, универсальные и смелые задачи мирового развития); реализация мандата на исследования торговли товарами; устранение коррупции и терроризма - взаимодействие стран, финансовая интеграция, поддержка Себуского плана действий; дорожная карта с индикаторами результативности; создание прогрессного и интегрированного сообщества; приветствие Илоильской инициативы АТЭС по глобализации бизнеса и созданию электронной базы данных; создание интернет-экономной возможности для инновационной устойчивости; принятие Рамочного документа АТЭС по снижению рисков чрезвычайных ситуаций - "новая норма"; поручение министрам разработать в 2016 г. план действий по реализации Рамочного документа; разработка Перечня принципов АТЭС по перемещению гуманитарных грузов; просьба к группе старших научных советников продолжить изучение вопросов чрезвычайных ситуаций; рабочее партнерство АТЭС с другими глобальными сообществами (болезни и др.); подготовка соглашения по проблемам изменения климата; создание Центра АТЭС по устойчивой энергетике; разработка нового типа урбанизации и развития сельского хозяйства; использование потенциала государственно-частного партнерства.

В Уфимской декларации VII саммита БРИКС г. (г. Уфа, Россия, 9 июля 2015 г.) можно обнаружить разнообразные регуляторы совместной деятельности государств-членов. Это оценка современных ситуаций в мире и тенденций развития отношений между странами, поддержка принципов открытости, солидарности, равенства, взаимопонимания, инклюзивность и взаимовыгодное сотрудничество, сотрудничество суверенных государств; поддержка ООН и принципов международного права; признание глобальности современных вызовов и рисков для мировой экономики; признание важной роли эффективной системы регулирования и резервов экономик стран-членов; создание платформы для совместного обсуждения торгово-экономического сотрудничества и диалога между экспертно-кредитными агентствами БРИКС; принятие стратегии экономического партнерства; поручение министрам изучить перспективы разработки Дорожной карты торгово-экономического и инвестиционного сотрудничества; признание важной роли межбанковского механизма сотрудничества БРИКС; соглашения о трудностях реструктуризации суверенной задолженности; прогресс развертывания Платформы торгового и инвестиционного сотрудничества; поддержка усилий профильных ведомств по обеспечению условий справедливой конкуренции; признание необходимости участия в разработке международных стандартов в области международного налогообложения; роль информационно-коммуникационных технологий в переходе к информационному обществу, к обществу знаний; реализация принципов многостороннего подхода, демократии, транспарентности и взаимного доверия; развитие механизмов управления Интернетом, утверждения правил и принципов ответственности поведения государств в данной сфере; участие в 2016 г. в совещании глав национальных ведомств по борьбе с чрезвычайными ситуациями, по осуждению терроризма; признание суверенитета Ирана, завершения избирательного процесса в Афганистане, усилий правительства Сомали по созданию дееспособных государственных институтов; поддержка инициативы России проведения гражданского форума.

Рассмотрим Коммюнике лидеров "Группы двадцати" по итогам саммита в Анталье (Турция, 15-16 ноября 2015 г.). В нем закреплены оценки, позиции и согласованные действия государств по укреплению становления мировой экономики и повышения потенциала экономического роста (государственно-частное партнерство, улучшение инвестиционной среды и т.п.), поддержка реализации Плана действий "Группы двадцати" ОЭСР по формированию глобальной международной системы налогообложения, поручение Совету финансовой стабильности подготовить доклад о мониторинге регулирования рисков в финансовой системе, применение документации по суверенным облигационным займам.

Выделим несколько вопросов поддержания устойчивости применения: доклад об оценке выполнения обязательств, принятых в рамках Рамочных соглашений по устойчивому росту, план действий многосторонних банков по оптимизации финансового учета, принципы "Группы двадцати" (ОЭСР) по финансированию малых и средних предприятий, единый международный стандарт по общей способности поглощать убытки глобальными системно значимыми банками.

Примечательны министерские заявления, коммюнике министров финансов, сельского хозяйства, труда. Интересны рекомендации "О переходе от неформальной к формальной экономике", одобренные МОТ в июне 2015 г. В них определены меры и средства деятельности в данном направлении, цели и сферы охвата, руководящие принципы, правовые и политические основы (соблюдение национального законодательства и др.), права членов организации, социальная защита, сбор данных и мониторинг выполнения. Напомним о наших "теневых" проблемах. В приложении указаны акты МОТ и ООН по данной проблематике.

Столь же актуальна Трехсторонняя декларация принципов, касающихся многонациональных корпораций и социальной политики, изданная Международным бюро труда (Женева).

Устойчивое признание получили в последние годы нормативно-ориентирующие документы Европейского Союза, Совета Европы и Всемирного банка по вопросам эффективности управления, борьбы с коррупцией, демократических институтов, "Open Government Declaration" 2011 г., рекомендации "Good Governance", Европейский кодекс хорошего административного поведения 2001 г. Так, в названном Кодексе установлены принципы и стандарты поведения европейских институтов и служащих в их отношениях с гражданскими и юридическими лицами. Привлекают внимание ст. 4 "Законность", ст. 6 "Пропорциональность", ст. 7 "Отсутствие злоупотребления полномочиями", ст. 9 "Объективность", ст. 10 "Законное доверие, последовательность и советы", ст. 11 "Справедливость", ст. 20 "Уведомление о решении". Всего 27 статей.

Вообще следует отметить тенденцию придания международным рекомендациям удобной кодифицированной формы, что облегчает их использование в правовой сфере национальных государств. Нередко они отражают концентрированный опыт лучших образцов регулирования и правоприменения в тех или иных странах. Таковы, например, модельные законы Межпарламентской ассамблеи СНГ, к появлению которых автор настоящей статьи был причастен. Такие кодексы дают нормативную ориентацию государствам с помощью норм-принципов и вариантов правовых решений. Вопрос в том, насколько реально они используются.

К подобным моделям близко примыкают модели "лучшей практики", когда в странах ОЭСР используют образцы в виде кодексов. Такой позитивный метод регулирования весьма перспективен, поскольку побуждает к принятию новых решений.

Новой интеллектуальной площадкой для выработки согласованных оценок и действий в мировой экономике стал ежегодный Давосский экономический форум. В докладе "Глобальные риски - 2015" даны характеристики политических, экономических, финансовых и технических рисков, послужившие сигналом для национальных государств. На форуме в январе 2016 г. были высказаны предположения о четвертой промышленной революции и глобальных рисках. Понятно, что доклады, заявления, мнения и позиции участников - представителей правительственных и деловых кругов служат ориентирующим правообразующим фактором.

Как видно, и в сфере международных отношений возникают новые регуляторы, причем как сочетающие и переплетающие национальные и международные акты, так и сближающие правовые и иные социальные регуляторы. И это отражает растущее влияние людей, объединений, бизнеса, публичных властей на поиск путей сотрудничества и преодоления конфликтов.

Сила права или право силы. Казалось бы, широкий спектр используемых социально-правовых регуляторов гарантирует устойчивость норм и правопорядок. Похоже, что Римский клуб, всегда уповавший на "революцию сознания", ошибся в своих прогнозах мягкого "растворения" государственно-правовых регуляторов в общечеловеческом регуляторе*(11). Однако эта проблема имеет исторический смысл, поскольку человечество всегда сталкивалось с решением задач упорядоченности социальной и личной жизни и покушениями на жизнь и свободы людей, наций и государств. Правопорядок всегда противостоит насилию, хотя право и использует принуждение в легальных процедурах и для достижения устойчивости правопорядка и миропорядка, обеспечения публичных, коллективных и личных интересов. Насилие же вне правовых форм всегда оказывается разрушительной силой, ограничивающей и ликвидирующей права и свободы людей, подавляя гражданское и национальное самосознание, ограничивая и даже разрушая суверенитет государств.

Так, известный русский юрист И.А. Ильин глубоко исследовал соотношения цели права и постулатов вопреки праву, отмечая при этом юридическую силу политической власти*(12). В послевоенные годы было опубликовано много книг и статей о причинах проявления такого давления, как насилие и агрессия с позиций международного права, а специалисты в области уголовного права и криминологии провели ряд исследований преступлений против личности и государственного строя. Из последних работ интерес представляет публицистическая книга А.Г. Кучерены*(13). Данную проблему исследовал и автор настоящей статьи*(14).

С учетом сказанного можно охарактеризовать следующие типичные "силовые" средства:

а) действие стран вопреки международным соглашениям, например нежелание Украины выполнять Минские соглашения и использование средств давления на Луганскую и Донецкую республики;

б) давление стран или ЕС в целом на отдельные государства (Грецию и др.) - политическое, экономическое, информационное;

в) прямой срыв соглашений и введение экономических санкций вопреки правилам ВТО;

г) прямой отказ от договоренностей;

д) прямое силовое решение - слом государственных институтов в Ираке, Ливии, Сирии и др.;

е) идеологически оправданное вмешательство в дела государств - "Гуманитарная интервенция", концепция "Global Administrative Law";

ж) юридическое прикрытие неправомерных решений.

Силовое давление на правовые регуляторы происходит и в ситуациях массового отчуждения граждан от закона, что означает своего рода "внутреннее сопротивление" законности и правопорядку. С внешней стороны сказывается мощное идеологическое и информационное давление США и их партнеров на Россию. Информационная война - плохая альтернатива сотрудничеству стран и людей в интересах взаимного знания, доверия и согласия. Не пора ли исключить мерами защиты такие деструктивные влияния?

Как видно, в приведенных ситуациях используются такие регуляторы отношений между странами, как локальные договоренности, шантаж и давление, угрозы, прямые насильственные действия, ложные объяснения. Им должны противостоять принципы верховенства права, гуманистические принципы международного и конституционного права с опорой на широкую поддержку мировой общественности.

Проведенное исследование позволяет сделать некоторые выводы:

1) тенденцией развития правовой сферы является наполнение новым содержанием традиционных источников права (актов, документов, обычаев, договоров и соглашений), появление таких новых источников регулирования, как нормы-самообязательства в качестве итогов саморегулирования. Причем сказанное относится как к источникам национального и международного права, так и к комплексным источникам названных правовых систем;

2) заметно расширяется круг правовых и иных социальных регуляторов, действующих совместно и путем внутреннего взаимного переплетения;

3) принципы, институты и нормы национального и международного права существуют в ситуациях гармонизации и коллизий, что не препятствует широкому развитию смешанных комплексных актов;

4) происходит расширение круга субъектов правообразования за счет активизации негосударственных институтов при видоизменении роли государства как основного субъекта правотворчества (признание, поддержка, использование). Не следует при этом допускать их искусственного противоборства;

5) следуя концепции диагностики рисков в правовой сфере, необходимо своевременно выявлять, предупреждать и устранять неправовые социальные регуляторы, открывающие путь к применению насилия и слому государственно-правовых институтов.

Библиографический список

Баранов В.М. Теневое право. Н. Новгород, 2002.

В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда / под общ. ред. В.Е. Гимпельсона, Р.И. Карелюшникова. М., 2014.

Ильин И.А. Общее учение о праве государства. М., 2006.

Кучерена А. Право силы - бессилие права. М., 2003.

Лапаева В.В. Право и политика. Научные очерки. М., 2009.

Мальцев Г.В. Культурные традиции права. М., 2013.

Мальцев Г.В. Социальные исследования права. М., 2007.

Медоуз Д., Рандерс И., Медоуз Д. Пределы роста: 30 лет спустя. М., 2013.

Научные концепции развития российского законодательства. М., 2015.

Самигуллин В.К. Правосознание: корень добра и справедливости. М.; Уфа, 2015.

Талапина Э.В. Государственное управление в информационном обществе. М., 2015.

Тихомиров Ю.А. Право: прогнозы и риски. М., 2015.

Тихомиров Ю.А. Правовое регулирование: теория и практика. М., 2010.

Тихомиров Ю.А. Правовые модели и реальность. М., 2014.

Тихомиров Ю.А., Нанба С.Б., Цомартова Ф.В. Социальная концепция права // Журнал российского права. 2014. N 8.

Фогельсон Ю.Б. Мягкое право и верховенство права // Журнал российского права. 2014. N 11.

------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Мальцев Г.В. Социальные исследования права. М., 2007. Мальцев Г.В. Культурные традиции права. М., 2013.

*(2) См.: Тихомиров Ю.А. Правовое регулирование: теория и практика. М., 2010.

*(3) См. подробнее: Лапаева В.В. Право и политика. Научные очерки. М., 2009.

*(4) См., например: Самигуллин В.К. Правосознание: корень добра и справедливости. М.; Уфа, 2015.

*(5) Научные концепции развития российского законодательства. М., 2015.

*(6) См., например: Тихомиров Ю.А. Правовые модели и реальность. М., 2014; Тихомиров Ю.А, Нанба С.Б., Цомартова Ф.В. Социальная концепция права // Журнал российского права. 2014. N 8.

*(7) См.: Фогельсон Ю.Б. Мягкое право и верховенство права // Журнал российского права. 2014. N 11.

*(8) Подробнее см.: Талапина Э.В. Государственное управление в информационном обществе. М., 2015.

*(9) См.: Баранов В.М. Теневое право. Н. Новгород, 2002.

*(10) См.: В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда / под общ. ред. В.Е. Гимпельсона, Р.И. Карелюшникова. М., 2014.

*(11) Подробнее см.: Медоуз Д., Рандерс И., Медоуз Д. Пределы роста: 30 лет спустя. М., 2013.

*(12) См.: Ильин И.А. Общее учение о праве государства. М., 2006. С. 97-98.

*(13) См.: Кучерена А. Право силы - бессилие права. М., 2003.

*(14) См.: Тихомиров Ю.А. Право: прогнозы и риски. М., 2015.