Соотношение договорного и внедоговорного статутов (А.П. Борт, журнал "Российский юридический журнал", N 5, сентябрь-октябрь 2015 г.)

Соотношение договорного и внедоговорного статутов

А.П. Борт,

соискатель кафедры международного права

и международных отношений

Национального университета

"Одесская юридическая академия" (Одесса, Украина)

Журнал "Российский юридический журнал", N 5, сентябрь-октябрь 2015 г., с. 122-128.

Одной из самых сложных проблем коллизионного регулирования договорных отношений выступает проблема установления пределов действия договорного статута. В частности, центральным является вопрос об отграничении договорного статута от других правовых статутов: формы, персонального, вещного, деликтного и других, что служит залогом надлежащего установления применимого права и верного разрешения спора, вытекающего из договорного обязательства.

Под договорным статутом понимается право, подлежащее применению к обязательствам из внешнеэкономической сделки, или "...право, регулирующее существо дела (lex causae)"*(1). Однако часто возникают ситуации, когда невозможно четко определить характер регулируемых отношений (договорных или деликтных) и их правовой режим.

Анализ национального законодательства показывает, что в содержание договорного статута обычно включаются следующие элементы: заключение договора, вступление в силу договора и его отдельных положений; действительность договора; толкование юридической природы и условий договора; права и обязанности сторон; исполнение договора (в том числе способ исполнения, условия и время исполнения); последствия неисполнения или ненадлежащего исполнения договора; основания освобождения должника от ответственности; порядок и способы прекращения договора и обязательств, вытекающих из него; последствия ничтожности или недействительности договора (ст. 47 Закона Украины "О международном частном праве"*(2)). Приведенный перечень не является исчерпывающим, т.е. к сфере действия права, применимого к договору, могут быть отнесены и другие отношения*(3). Однако ряд вопросов, тесно связанных с содержанием договорных обязательств, исключаются из договорного статута и составляют самостоятельные правовые статуты*(4). Это вопросы право- и дееспособности сторон внешнеэкономической сделки, представительства и доверенности на совершение сделки, формы внешнеэкономической сделки, прав на имущество, выступающее предметом соглашения.

Практические трудности вызывает разделение сферы действия коллизионных норм, определяющих право, применимое к договорным обязательствам, и право, регулирующее деликтные отношения. К сожалению, часто неясно, идет ли речь о неисполнении (ненадлежащем исполнении) договорных обязательств, существующих между сторонами, либо о нарушении обязательства универсального характера, влекущем деликтную ответственность. Здесь уместно рассмотреть три вопроса:

о первичной квалификации, которая должна быть проведена на коллизионном уровне для отыскания и применения соответствующей разграничивающей нормы;

о возможной несовместимости коллизионной квалификации с квалификацией по lex causae (вторичная квалификация), когда, например, вред в коллизионной плоскости трактуется как договорный, а в свете материального регулирования legis contractus - как имеющий исключительно деликтный характер;

о совпадении норм как на коллизионном, так и на материальном уровне. Речь идет о тех случаях, когда фактический состав можно рассматривать и как нарушение договорных обязательств, и как гражданское правонарушение (деликт).

Различают два вида гражданско-правовой ответственности - договорную и деликтную. При этом одни и те же действия могут представлять собой нарушение как договорных, так и внедоговорных обязательств, вызывая так называемую проблему конкуренции исков, известную праву ряда стран (Великобритания, США, ФРГ) и связанную с существенными отличиями в правовом регулировании договорной и деликтной ответственности. И хотя теоретически развести указанные виды ответственности несложно, на практике возникают трудности. Ярким примером тому служит установление ответственности за вред, причиненный в результате международной перевозки пассажиров.

По мнению исследователей, на международном уровне сегодня господствует тенденция к унификации норм о договорной и деликтной ответственности*(5). В частности, Варшавская конвенция о международных воздушных перевозках 1929 г.*(6) подчинила все иски, независимо от их основания, единым правилам. В соответствии со ст. 17 Варшавской конвенции перевозчик несет ответственность за вред, причиненный пассажиру в случае смерти, ранения или всякого другого телесного повреждения, если несчастный случай, причинивший вред, произошел на борту воздушного судна или во время операций при посадке и высадке. Кроме того, он ответствен за ущерб, причиненный в результате уничтожения, потери или повреждения зарегистрированного багажа или груза, если событие, причинившее вред, произошло во время воздушной перевозки (ст. 18). Как видно, возмещается только вред, причиненный пассажиру, т.е. лицу, заключившему договор перевозки. Вред или ущерб, который причинен человеку, находившемуся на борту воздушного судна без билета, возмещается по общим правилам гражданско-правовой ответственности, применяемым с учетом коллизионных норм соответствующего государства.

Таким образом, для разграничения договорной и деликтной ответственности необходимо выяснить, имеет ли фактический состав договорный характер. Если нет, то обязательство должно рассматриваться как внедоговорное, следовательно, будет применяться коллизионное регулирование, охватывающее внедоговорные отношения. А значит, вопрос об использовании регулирования legis contractus решается в зависимости от сильного договорного контекста, что не исключает возможности отсутствия между сторонами действующего договора.

Однако коснемся еще одной ситуации, в которой имеет место конкуренция квалификации вреда как договорного или деликтного. Речь идет об ответственности за culpa in contrahendo, т. е. за вред, причиненный на стадии заключения договора или ведения переговоров. Данная ответственность может наступать, в частности, за специальные убытки, понесенные при осуществлении покупок в магазине, за ущерб, возникший в результате прекращения переговоров или раскрытия конфиденциальной информации, полученной в ходе переговоров, и даже за убытки, причиненные третьими лицами, участвовавшими в переговорах. Отметим, что в большинстве стран ответственность за перечисленные случаи причинения вреда будет иметь деликтный характер.

Представляется, что любое событие, которое влечет юридическую ответственность на преддоговорном этапе, ввиду отсутствия каких-либо договорных отношений между сторонами должно быть отнесено к сфере действия коллизионной нормы, регулирующей деликтные отношения. Этот подход может быть принят в качестве общего правила и находит отражение и в Регламенте ЕС о праве, подлежащем применению к договорным обязательствам ("Рим I")*(7), из сферы регулирования которого прямо исключаются обязательства, возникающие в преддоговорном контексте.

Тем не менее уточним, что среди возможных ситуаций возникновения преддоговорной ответственности есть исключение, а именно ответственность, связанная с "закулисным" ведением переговоров (backstage talks). В данном случае договорный контекст имеет настолько большое значение, что представляется разумным обратиться к коллизионной норме, указывающей на право, применимое к договору, чтобы предотвратить негативные последствия применения деликтного статута. Прежде всего такой подход позволит исключить подчинение претензий каждой из сторон разным правопорядкам, которое возникло бы при использовании стандартных для деликтных отношений привязок.

Так, согласно п. 1 ст. 4 Регламента ЕС о праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам ("Рим II")*(8), правом, подлежащим применению к внедоговорному обязательству, возникающему вследствие причинения вреда, является право страны, где наступает вред, независимо от того, в какой стране произошел юридический факт, влекущий наступление вреда*(9). То есть в силу Регламента при отсутствии у сторон возможности выбора права к правонарушениям предполагается применять право места наступления вреда.

Понятно, что вред каждого из контрагентов, которые находятся на территории разных государств, может быть причинен соответственно в разных государствах, что повлечет применение положений различных правопорядков. Отсюда могут возникать дальнейшие проблемы, в частности, когда стороны имеют обычное место жительства в разных странах, в которых существуют различные требования добросовестности на преддоговорном этапе. Так, возможна ситуация, при которой субъекту придется подчиниться правилам, сложившимся в стране контрагента, более строгим, чем те, что действуют в его стране. И наоборот: ответственность стороны может оцениваться с точки зрения более "мягкой" правовой системы, в юрисдикции которой был причинен вред. Между тем подчинение возможных претензий обеих сторон правовым стандартам, призванным регулировать договорные отношения, не должно стать неожиданностью для контрагентов, которые в той или иной форме проявили намерение участвовать в договорном соглашении.

В связи со сказанным можно заключить, что наиболее позитивный и прогрессивный вариант коллизионного регулирования отношений, касающихся ведения переговоров, закреплен в Регламенте "Рим II". В частности, ст. 12 Регламента предусматривает, что "правом, подлежащим применению к внедоговорному обязательству, возникающему вследствие деловых переговоров, предшествующих заключению договора, независимо от того, был ли фактически заключен договор или нет, является право, которое применяется к договору или которое подлежало бы применению к нему, если бы договор был заключен". И лишь в случае невозможности определить такое право будет применяться право страны, где причинен вред, либо, если стороны имеют обычное место жительства в одной и той же стране в момент причинения вреда, - право данной страны, либо, если из обстоятельств дела вытекает, что внедоговорное обязательство, возникающее вследствие деловых переговоров, предшествующих заключению договора, имеет более тесные связи с правом определенного государства, - право этого государства.

Итак, подчинение правовых последствий нарушения переговоров регулированию legis contractus, по нашему мнению, в большей степени отвечает характеру и содержанию преддоговорных отношений сторон и призвано способствовать стабильности и предсказуемости правового регулирования.

Проблема конкуренции сфер действия договорного и деликтного статутов решается в национальном правопорядке по-разному, хотя и доминирует мнение, согласно которому пострадавшему должна предоставляться возможность выбора средств защиты. В международном частном праве эта проблема приобретает дополнительную окраску, потому что здесь совпадение, являющееся отражением материального регулирования, имеет место на стадии поиска соответствующей коллизионной нормы. Поэтому возможна ситуация квалификации отношений и как нарушения договорной связи, и как деликтного правонарушения. Потенциально это предоставляет суду возможность обратиться к двум коллизионным правилам, предполагающим использование различных привязок. Возникает вопрос: какую коллизионную норму должен применить суд, рассматривающий дело? По мнению P. Лагарда, "в этом случае французский судья вправе вынести на коллизионный уровень общий принцип французского материального права, согласно которому приоритет имеет договорное регулирование". Иными словами, следует обязательно обратиться к коллизионным нормам договорного права и воспользоваться договорным статутом. Ученый отмечает, однако, что уже на материальном уровне право, указанное как lex contractus, допускает слияние материально-правовых норм*(10).

Поясним, что при рассмотрении (в материально-правовой плоскости) вопроса о возмещении вреда либо причиненного в результате нарушения договора, либо вытекающего из деликта, во французском праве принято применять в первую очередь нормы договорных отношений. Руководствуясь принципом "некумулятивной деликтной и договорной ответственности" (non-cumul des responsabilites delictuelle et contractuelle), суды отказывают в удовлетворении деликтных исков о возмещении ущерба, если между сторонами существуют договорные отношения. Однако принцип non-cumul французского гражданского права редко применяется в других системах. Так, немецкое и английское общее право в аналогичных случаях предоставляют пострадавшему право выбрать между деликтным иском "из противоправных действий" и иском "из нарушения договора". Поэтому автоматический перенос принципа non-cumul в коллизионно-правовую сферу представляется произвольным.

Как было отмечено, бытует мнение, что при конкуренции коллизионного (договорного или деликтного) регулирования следует предоставить возможность выбора пострадавшему*(11). И действительно, нет причин заранее исключать один из статутов, если оба могут быть использованы. Вполне естественно, что заинтересованная сторона сама решает, каким коллизионным регулированием она хочет воспользоваться в целях наиболее полного охвата возможных убытков и адекватной защиты своих интересов. В случае отсутствия возможности выбора правовую оценку должен сделать суд и задействовать наиболее благоприятную для пострадавшего коллизионную норму. Такой подход, по нашему мнению, позволяет на основе международного частного права создать все условия для реализации основной функции гражданской ответственности - компенсационной. Более того, предложенное решение не вводит каких-либо запретов или предписаний, касающихся применения конкретного коллизионного регулирования, и может быть принято в тех государствах, которые в своем материальном праве придерживаются принципа non-cumul. Последний будет соблюдаться в случае указания такой правовой системы как применимой, однако не должен учитываться на коллизионном уровне, где очень важно, чтобы в свете автономной квалификации фактический состав предстал в качестве либо гражданского правонарушения, либо нарушения договорного обязательства. Таким образом, суд будет опираться на одну из коллизионных привязок, оставляя в стороне другую.

К сожалению, на этом вопросы, связанные с разграничением договорного и деликтного статутов, не заканчиваются. После установления применимого права проблематичным может оказаться определение основных положений выбранной правовой системы. Более того, вполне вероятно, что по lex causae правонарушение будет квалифицироваться и как деликтное, и как договорное. Трудности могут возникнуть при выборе способа решения проблемы конкуренции коллизионных статутов, предусматриваемого в применимом правопорядке: не исключено, что статут, установленный как "договорный", предполагает в отношении спорного вопроса примат деликтного регулирования, и наоборот. Некоторые авторы считают, что в таком случае следует вернуться к коллизионному вопросу*(12) - этапу выбора коллизионного регулирования - и оценить иные варианты, чтобы согласовать материальное решение с договорным и деликтным статутами. Таким образом, возникает значительное количество комбинаций в зависимости от того, как решается вопрос о квалификации, а также о возможном совпадении сфер регулирования в рамках договорного и деликтного статутов соответственно.

С уверенностью можно лишь утверждать, что универсального решения рассматриваемой проблемы нет и какой-либо правовой компромисс здесь труднодостижим. Причина тому - крайне сложный процесс коллизионного правоприменения. Нельзя согласиться с Л. Раапе, считающим, что "когда с помощью коллизионной нормы найдена подлежащая применению материальная норма, задачи международного частного права исчерпаны и начинается применение собственно частного права"*(13).

Полагаем, что независимо от того, предоставлен ли выбор коллизионного регулирования пострадавшему или оставлен на усмотрение суда, избранное коллизионное решение должно быть признано окончательным указанием на компетентный материальный правопорядок, исключающим возможность последующего применения норм международного частного права. Иными словами, действие коллизионной нормы, касающейся статута, который в этом деле избран не был, заканчивается с момента выбора другого конкурирующего регулирования. В свою очередь роль последнего избранного коллизионного регулирования исчерпывается в момент установления с его помощью применимого к правоотношению материального права: коллизионная стадия оказывается пройденной, и правовое регулирование отношения переходит в материальную плоскость установленного правопорядка.

Lex contractus конкурирует не только с деликтным, но и с другими статутами, касающимися внедоговорных обязательств, в частности обязательств из неосновательного обогащения. Но рассчитывать на совпадение коллизионных норм в этом случае не приходится, напротив, необходима четкая рестриктивная квалификация, указывающая на конкретное коллизионное регулирование.

Следует признать, что в коллизионной плоскости договорный статут вполне обоснованно охватывает часть вопросов, которые в материальном праве относятся к неосновательному обогащению, - это обусловлено ярко выраженным договорным контекстом, ввиду чего современное коллизионное регулирование, касающееся неосновательного обогащения, обычно признает применимость к данным обязательствам legis causae condictionis. Такое коллизионное решение предусмотрено и п. 1 ст. 10 Регламента "Рим II", закрепляющим, что "если внедоговорное обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения (включая получение ненадлежащего платежа), затрагивает существующее отношение между сторонами, такое как обязательство из договора, тесно связанное с этим неосновательным обогащением, то правом, подлежащим применению, является право, которое регулирует данное отношение". Таким образом, можно говорить о своего рода "переквалификации" вопросов неосновательного обогащения и признании за ними характера договорных, в результате чего их регулирование охватывается legis contractus. Естественно, это происходит только для целей международного частного права, без интерцессии в материально-правовую квалификацию.

Итак, анализ коллизионного регулирования позволяет сделать вывод о том, что к сфере применения legis contractus порой относят обязательства, не составляющие содержания договорного правоотношения, но тесно с ним связанные.

Безусловно, подобную квалификацию следует осуществлять крайне осторожно, и решающим в любом случае должен быть сильный договорный контекст. Здесь прослеживается тенденция к расширению сферы действия обязательственного статута договора, связанная с функциональным пониманием договорных обязательств, характерным как для национального, так и для унифицированного коллизионного регулирования, в частности для европейских коллизионных регламентов "Рим I" и "Рим II".

Список литературы

Lagarde P. Le principe de proximite dans le droit international prive contemporain // RCADI. 1986. N 1.

Альтшулер А.Б., Звеков В.П., Лунц Л.А. и др. Курс международного частного права. М., 2002.

Бендевский Т. Международное частное право / пер. с македонского. М., 2005.

Варшавская конвенция для унификации некоторых правил, касающихся международных воздушных перевозок 1929 г. // URL: http://zakon4.rada.gov.ua/laws/show/995_181.

Гражданское право: учеб.: в 2 т. / отв. ред. Е А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2000. Т. 2. Полут. 2.

Иванова Е.А. Международно-правовые аспекты ответственности, наступающей вследствие авиационных происшествий // Журн. рос. права. 2002. N 7.

Канашевский В.А. Внешнеэкономические сделки. Правовое регулирование. М., 2005.

О праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам ("Рим II"): Регламент Парламента и Совета ЕС от 11 июля 2007 г. N 864/2007 // URL: http://eulaw.edu.ru/documents/legislation/collision/vnedogovornoe.htm.

О праве, подлежащем применению к договорным обязательствам ("Рим I"): Регламент Парламента и Совета ЕС от 17 июня 2008 г. N 593/2008 // URL: http://eulaw.edu.ru/documents/legislation/collision/dogovornoe.htm#_ftn1.

Про мiжнародне приватне право: Закон Украiни вiд 23 червня 2005 р. N 2709-IV // URL: http://zakon4.rada.gov.ua/laws/show/2709-15.

Раапе Л. Международное частное право / под ред. Л.А. Лунц; пер. А.М. Гурвич. М., 1960.

Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров: Комментарий к правовому регулированию и практике разрешения споров. 4-е изд., испр. и доп. М., 2010.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Канашевский В.А. Внешнеэкономические сделки. Правовое регулирование. М., 2005. С. 85.

*(2) Про мiжнародне приватне право: Закон Украiни вiд 23 червня 2005 р. N 2709-IV // URL: http://zakon4.rada.gov.ua/laws/show/2709-15.

*(3) Розенберг М. Г. Международная купля-продажа товаров: Комментарий к правовому регулированию и практике разрешения споров. 4-е изд., испр. и доп. М., 2010. C. 95-96.

*(4) Альтшулер А.Б., Звеков В.П., Лунц Л.А. и др. Курс международного частного права. М., 2002. С. 505-506.

*(5) Иванова Е.А. Международно-правовые аспекты ответственности, наступающей вследствие авиационных происшествий // Журн. рос. права. 2002. N 7. С. 88-95.

*(6) Варшавская конвенция для унификации некоторых правил, касающихся международных воздушных перевозок, 1929 г. // URL: http://zakon4.rada.gov.ua/laws/show/995_181.

*(7) О праве, подлежащем применению к договорным обязательствам ("Рим I"): Регламент Парламента и Совета ЕС от 17 июня 2008 г. N 593/2008 // URL: http://eulaw.edu.ru/documents/legislation/collision/dogovornoe.htm#_ftn1.

*(8) О праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам ("Рим II"): Регламент Парламента и Совета ЕС от 11 июля 2007 г. N 864/2007 // URL: http://eulaw.edu.ru/documents/legislation/collision/vnedogovornoe.htm.

*(9) Отметим, что разработчики Регламента отошли от более распространенного коллизионного решения - определения применимого права по праву государства места причинения вреда, отдав предпочтение более верному, на наш взгляд, праву государства места наступления вреда.

*(10) Lagarde P. Le principe de proximite dans le droit international prive contemporain // RCADI. 1986. N 1. P. 34.

*(11) Гражданское право: учеб.: в 2 т. / отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2000. Т. 2. Полут. 2. С. 437.

*(12) Так, по мнению Н. Катичича, использование применимого права требует повторной квалификации. В силу того что применимое право принадлежит другому правопорядку (государству), повторная квалификация должна быть осуществлена в соответствии с категориями, которые могут отличаться от категорий права, взятого за основу. Таким образом, как утверждает Н. Катичич, сегодня предпочтение отдается, хотя и не без возражений, принципу двойной квалификации: сначала по lex fori (в отношении применения коллизионных правил) и затем по lex causae (в отношении использования применимого права) (цит. по: Бендевский Т. Международное частное право / пер. с македонского. М., 2005. С. 212).

*(13) Раапе Л. Международное частное право / под ред. Л.А. Лунц; пер. А.М. Гурвич. М., 1960. С. 48.