О расширении возможностей суда присяжных в исследовании данных, характеризующих личность подсудимого (Н.Е. Борохова, А.А. Барыгина, журнал "Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2016 г.)

О расширении возможностей суда присяжных в исследовании данных, характеризующих личность подсудимого

Н.Е. Борохова,

кандидат юридических наук,

доцент Российского государственного университета

правосудия (Уральский филиал) (Челябинск)

А.А. Барыгина,

кандидат юридических наук, доцент,

заведующий кафедрой уголовно-процессуального права

Российского государственного университета

правосудия (Уральский филиал) (Челябинск)

Журнал "Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2016 г., с. 103-108.

Еще в 1873 г. виднейший процессуалист Л.Е. Владимиров назвал проблему, касающуюся расширения возможностей суда присяжных в исследовании данных о личности подсудимого, одной из труднейших в теории доказательств, отметив, что, "с одной стороны, нет никакого сомнения, что исследование характера подсудимого или свидетеля проливает свет на дело. С другой стороны, это вредное начало, подвергающее всякое лицо, попавшее в известное положение на суде, публичному обсуждению по вопросам всяким щекотливым"*(1).

Сегодня, более века спустя, процедура производства в суде присяжных по-прежнему не отличается простотой и определенностью. В силу ч. 8 ст. 335 УПК РФ с участием присяжных допустимо исследовать данные о личности подсудимого лишь в той мере, в какой это необходимо для установления отдельных признаков состава преступления, в совершении которого он обвиняется. Здесь же вводится запрет на исследование фактов прежней судимости, признания подсудимого хроническим алкоголиком, наркоманом, а также иных данных, способных повлиять на решение присяжных*(2). Под "иными данными" понимаются отраженные в различных характеристиках и справках сведения о состоянии здоровья подсудимого, его семейном положении и др.

Несомненно, вводя подобные запреты, российский законодатель руководствовался благими намерениями и полагал, что ограждает непрофессиональных судей от информации, могущей повлиять на их объективность и беспристрастность при решении вопроса о виновности подсудимого. Всем известна опасность следования стереотипам. Еще Овидий предупреждал: "Остерегайтесь чьи-либо пороки приписывать всему миру"*(3). Но стремление следовать сложившимся в обществе образцам зачастую оказывается сильнее.

Впрочем, некоторые авторы полагают, что профессиональные судьи предрасположены к стереотипному мышлению ничуть не меньше присяжных*(4). Их опасение трудно не разделить. Согласно ч. 3 ст. 326 УПК одно и то же лицо не может участвовать в качестве присяжного заседателя более одного раза в течение года. Возможность проявить себя в роли судьи среднестатистическому гражданину дается считанные разы, а чаще всего этот уникальный опыт человек получает только раз в жизни. Отсюда и известная осторожность в принятии решений, даже нерешительность: "Как бы не ошибиться!" На этом фоне судья-профессионал психически более закален. За его плечами - десятки рассмотренных дел и вынесенных приговоров. В его памяти - калейдоскоп из лиц подсудимых, их судеб и обстоятельств дел. Позади первые робкие шаги в судейской профессии, тягостные раздумья над первым приговором. Судья суда среднего звена - зрелый, грамотный, искушенный специалист, и рассмотрение дел у него напоминает работу на хорошо отлаженном конвейере. Но легко ли в этом бесконечном потоке взглянуть на дело, "как в первый раз"? Наивно полагать, что на внутреннее убеждение судьи о виновности или невиновности подсудимого не влияют сведения о его "былых заслугах". Если на скамье подсудимых окажется гражданин, имеющий три судимости за изнасилование, много ли найдется судей, способных преодолеть в себе обвинительную установку и всерьез ломать голову над вопросом о том, совершил ли бывший заключенный подобное деяние в четвертый раз или же это только нелепая случайность.

Итак, думается, что мышление у "судьи права" устремится по стереотипному руслу еще быстрее, чем у "судьи факта". Ведь в отличие от присяжного заседателя, судья-профессионал имеет многолетний опыт рассмотрения дел такой категории, владеет примерной статистикой и знает, насколько велик уровень рецидива среди граждан, подобных подсудимому. Таким образом, говорить о полной беспристрастности профессионального судьи так же неверно, как и утверждать, что будто бы все присяжные подвержены предубеждению. С этой точки зрения осторожное отношение законодателя к присяжному заседателю как к инфантильному участнику процесса, которого постоянно нужно ограждать от тех или иных сведений, весьма неразумно.

Обратимся к истории. Составители судебных уставов в систематическом комментарии отмечали: судом всегда судится не отдельный поступок подсудимого, а вся его личность*(5). Однако в Уставе уголовного судопроизводства удалось совместить необходимость исследования сведений о личности подсудимого с принципом состязательности, что позволило несколько ослабить силу предубеждения, возникавшего у присяжных. Так, в соответствии с сенатским толкованием ст. 687 Устава в ходе судебного следствия по требованию прокурора оглашались справки о прежней судимости подсудимого. При этом председательствующему предписывалось немедленно обратиться к присяжным и разъяснить им значение этих фактов для дела. Кроме того, подсудимый и его защитник имели право представлять свои объяснения по оглашенным справкам о судимости*(6).

И.Я. Фойницкий, поддерживающий расширение возможностей суда в исследовании данных, характеризующих личность подсудимого, пришел к выводу о том, что "личность подсудимого вообще, в частности ее прежняя судимость, может быть предметом судебно-уголовного исследования настолько, насколько она вкладывается не только в преступное деяние, но и в наказание, подлежащее применению"*(7). А.Ф. Кони, разделяя данную точку зрения, отмечал, что "ознакомление с личностью подсудимого в значительной мере спасает от судебной ошибки, которая одинаково возможна как в случаях осуждения только на основании сведений о дурном характере подсудимого, так и в случаях осуждения только на основании преступного факта"*(8).

Если проанализировать образцы убедительных защитительных речей дореволюционных адвокатов, станет понятно, что их успех в суде присяжных во многом был обусловлен умением вести "психологическую защиту". Судебные ораторы, характеризуя отношения между обвиняемым и жертвой преступления, умело доносили до присяжных сведения об их нравственно-психологических, индивидуально-личностных особенностях, привычках, нравах, условиях жизни, что помогало судьям из народа понять мотивы преступления, а во многих случаях - даже встать на защиту лица, преступившего закон. Не в этом ли кроется суть суда присяжных - судить по совести, а не по закону? Смог бы Ф.Н. Плевако добиться оправдания для князя Г.И. Грузинского, если бы был поставлен в тесные рамки действующего УПК? Услышали бы доводы С.А. Андриевского присяжные, когда тот произнес блистательную речь в защиту Андреева, обвиняемого в убийстве жены?

Почему-то принято считать, что положения УПК РФ, предусматривающие ограничения в исследовании данных о личности, благоприятствуют защите и нецелесообразно сообщать присяжным обо всех прежних "заслугах" подсудимых*(9). Попробуем разобраться в том, что происходит на практике.

Несмотря на установленные законом запреты, негативная информация о личности подсудимого становится известной присяжным: иногда проговаривается прокурор, но чаще она поступает присяжным от потерпевших или свидетелей. Председательствующему в таких случаях предписывается не только делать замечания указанным участникам процесса, но и применять к ним меры воздействия в соответствии со ст. 258 УПК, обращаться к присяжным заседателям с просьбой не принимать во внимание при вынесении вердикта услышанные высказывания, напоминать присяжным об этом и в своем вступительном слове. Например, по делу К. и других кассационная инстанция не нашла оснований к отмене приговора, поскольку установлено, что хотя свидетель Б. в судебном заседании показал, что знает К. и других как лиц, состоявших на учете в органах милиции, однако председательствующий тут же разъяснил присяжным, что данное заявление свидетеля не должно ими учитываться при принятии решения*(10).

Наивно полагать, что вмешательство председательствующего с разъяснением, как правило, формальным, сможет компенсировать вред, причиненный защите. "Вытравить" полученную информацию из памяти присяжных заседателей невозможно - такова человеческая природа, а дополнительный акцент на этой теме в напутственном слове, еще одно напоминание о том, что во внимание принимать не следует, действует на "судей факта", как детская дразнилка: "Попробуй не думать о том, о чем ты думаешь".

Неспроста в судебной практике все чаще происходит вполне осознанное, намеренное доведение до присяжных запретных сведений. В конце концов, чем рискует "провинившийся"? Все, что ему грозит, - замечание в протокол судебного заседания. Но много ли значит замечание судьи, если речь идет о завоевании доверия присяжных? К сожалению, позиция, которой Верховный Суд РФ придерживается в этом вопросе, не является упреждающим фактором для нарушителей процедуры. Как справедливо отмечает С. Теймен, кассационная палата Верховного Суда РФ "неоднократно квалифицировала намеренное оглашение потерпевшими сведений о судимости обвиняемых как несущественную ошибку, если она была исправлена в напутственном слове председательствующего"*(11).

Справедливости ради отметим, что сторона защиты ссылается на данные, запрещенные к исследованию в суде присяжных, ничуть не реже, если речь идет о материале, негативно характеризующем потерпевшего. Так, по делу Р. во вступительном заявлении защитник сообщил присяжным, что потерпевший С. ранее был судим семь раз и у него все руки в татуировках. Оглашая заключения судебно-медицинских экспертиз о причинах смерти потерпевших Г. и С., защитник в присутствии присяжных зачитал и данные об их заболеваниях на фоне хронического алкоголизма*(12).

Вместе с тем защитнику, выступающему в суде присяжных, должны быть известны положения ч. 7 ст. 335 УПК РФ, предусматривающей ограничения в исследовании фактических обстоятельств уголовного дела. Как в таком случае следует охарактеризовать поведение профессионального участника процесса (неважно, адвоката или прокурора), сообщающего присяжным сведения, не относящиеся к предмету доказывания, но способные повлиять на решение присяжного? Что это - признак непрофессионализма или хитрая уловка, тактический прием?

Безусловно, можно возразить и сказать, что и на "хитрецов" находится управа. Если подобные нарушения становятся существенными и принимают массовый характер, в судебной практике допустима отмена приговора независимо от того, пресекал ли председательствующий попытки незаконного воздействия на присяжных заседателей*(13). Но позиция Верховного Суда РФ в данном вопросе непоследовательна, и перспектива отмены приговора не особо страшит нарушителей. Ведь совсем необязательно испытывать терпение председательствующего многократно, доводя до сведения присяжных то, о чем они знать не должны. Иногда достаточно одного к месту вставленного комментария, чтобы нанести непоправимый ущерб своему процессуальному противнику. В связи с этим актуален вопрос: как можно устранить вред, уже причиненный вольным или невольным "рассекречиванием" данных о личности?

Приведем пример из адвокатской практики одного из авторов данной статьи. Речь пойдет о случае так называемой коллизионной защиты*(14).

Защитнику подсудимого М., обвиняемого органами предварительного следствия по ч. 1 ст. 222, ч. 5 ст. 33, п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ, неоднократно приходилось сталкиваться с неправомерным поведением своих коллег, адвокатов подсудимого Г., которые разными способами доводили до присяжных негативную информацию о личности М. Данная информация содержалась в вопросах адвокатов, репликах с места, передавалась присяжным через свидетелей, допрашиваемых по ходатайству адвокатов Г. В частности, сообщалось, что М. неоднократно судим, что он криминальный авторитет, у него несколько жен и детей. Каждый раз после подобных заявлений председательствующий делал замечания защитникам и давал надлежащие комментарии присяжным. Однако вред, причиненный защите М., был очевиден. Кроме того, большая часть сообщенных присяжным сведений не соответствовала действительности и носила клеветнический характер.

Ходатайство защиты М. об исследовании в судебном заседании доказательств, опровергающих ложные сведения о личности подсудимого, было обоснованно отклонено. Адресованная суду просьба противоречила ч. 7 ст. 335 УПК РФ, и это было ясно еще до заявления ходатайства. Но в связи с этим возник вопрос: как можно законно оградить подсудимого от недобросовестности некоторых участников процесса? Ждать пояснений судьи? "Просьба не принимать во внимание сообщенные адвокатами сведения и не учитывать их при обсуждении и принятии вердикта", - стандартное разъяснение судьи. Нетрудно заметить, что оно никоим образом не опровергает клеветнических сведений о личности М., сообщенных адвокатами Г. Более того, оно создает у присяжных представление о том, что от них что-то скрывают и что судья в курсе "криминальных эскапад" одного из подсудимых, но по правилам процесса не может разглашать некоторые сведения.

В дореволюционном суде присяжных после оглашения прокурором справок о судимостях защитнику дозволялось дать свои пояснения. Не есть ли это верное решение спорного вопроса? Ведь если бы защитнику М. предоставили подобную возможность, клеветнические заверения Г. и его адвокатов были бы опровергнуты.

В США существует презумпция беспорочности подсудимого, но и она может быть нарушена, если адвокат проявит неосторожность и, несмотря на очевидные "темные пятна" в репутации своего подзащитного, заговорит о его безгрешности и чистоте перед законом. В данном случае защитник сам делает негативные сведения относимыми и дает возможность прокурору их опровергнуть*(15). В рассмотренном выше примере все произошло с точностью до наоборот. Почему защитник не может опровергнуть неблагоприятную презумпцию, созданную усилиями других участников процесса? "Доказывание хорошей репутации всегда дозволяется защите, - утверждает Л.Е. Владимиров. - Конечно, и здесь все-таки требуется известная, хотя бы отдаленная связь между репутацией и деянием". Правда, если доказывание хорошей репутации будет дозволено и она станет предметом исследования, то и обвинитель получит возможность возразить и представить свои доказательства против этого способа защиты*(16).

Таким образом, для разрешения обозначенной проблемы считаем целесообразным внести следующие изменения в ст. 335 УПК РФ:

исключить из ч. 7 слова "только те";

изложить ч. 8 в следующей редакции:

"Данные о личности подсудимого исследуются с участием присяжных заседателей лишь в той мере, в какой они необходимы для установления отдельных признаков состава преступления, в совершении которого он обвиняется, а также для обоснования позиции защиты по делу.

Запрещается исследовать факты прежней судимости, признания подсудимого хроническим алкоголиком или наркоманом, а также иные данные, способные вызвать предубеждение присяжных в отношении подсудимого, за исключением случая, когда подсудимый или его адвокат сами сделают эти сведения относимыми, ссылаясь на них как на доказательство невиновности".

Думается, подобные поправки станут компромиссным решением для сторон обвинения и защиты. Они позволят защитнику более полно раскрыть перед присяжными позицию защиты по делу и вместе с тем станут препятствием в использовании недобросовестных методов осуществления как защиты, так и обвинения.

Возможно, представленное в настоящей статье мнение вызовет неоднозначную реакцию членов адвокатского сообщества. Хотя принимая во внимание положение дел на практике, непременно хочется провести аналогию с известной поговоркой про журавля и синицу: предпочтительнее честное состязание с определенной долей риска, чем его имитация. Существующая декларативная норма уголовно-процессуального законодательства не есть решение проблемы.

Список литературы

Брижак З.И. Личностные детерминанты формирования внутреннего убеждения присяжных заседателей: дис. ... канд. психолог, наук. Ростов н/Д, 2005.

В мире мудрых мыслей / под ред. А.О. Давтян. СПб., 2002.

Владимиров Л.Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и методика разработки доказательств. Харьков, 1873.

Гернет М.Н. Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий. Вып. 4 (ст. 595-764). М., 1915.

Гладышева О.В. Справедливость и законность в уголовном судопроизводстве Российской Федерации: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Краснодар, 2009.

Запека Ю.И. Статус адвоката и прокурора в суде присяжных: общее и особенное // Образование и право. 2011. N 5-6.

Ильюхов А.А. Российская и зарубежная модели развития института присяжных заседателей. Исторический аспект // Журн. рос. права. 2008. N 1.

Кони А.Ф. Собр. соч.: в 8 т. М., 1966. Т. 1.

О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса РФ, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 ноября 2005 г. N 23 // Бюл. Верховного Суда РФ. 2006. N 1.

Определение Верховного Суда РФ от 19 марта 2009 г. N 13-009-4СП // Бюл. Верховного Суда РФ. 2009. N 6.

Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: практ. пособие. 3-е изд., перераб. и доп. / под ред. В.М. Лебедева. М., 2009.

Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: практ. пособие / под ред. В.П. Верина. М., 2007.

Теймен С. Трудности защиты в российских судах: осторожные советы американского адвоката // Защита по уголовному делу: пособие для адвокатов. М., 1998.

Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2 т. Пг., 1915. Т. 1.

Яровая М.В. Особенности англо-американской и континентальной модели суда присяжных и проблемы его реставрации в России // Рос. юстиция. 2006. N 1.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Владимиров Л.Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и методика разработки доказательств. Харьков, 1873. С. 167.

*(2) О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса РФ, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 ноября 2005 г. N 23 // Бюл. Верховного Суда РФ. 2006. N 1.

*(3) В мире мудрых мыслей / под ред. А.О. Давтян. СПб., 2002. С. 248.

*(4) Брижак З.И. Личностные детерминанты формирования внутреннего убеждения присяжных заседателей: дис. ... канд. психолог, наук. Ростов н/Д, 2005; Запека Ю.И. Статус адвоката и прокурора в суде присяжных: общее и особенное // Образование и право. 2011. N 5-6.

*(5) Гернет М.Н. Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий. Вып. 4 (ст. 595-764). М., 1915.

*(6) Ильюхов А.А. Российская и зарубежная модели развития института присяжных заседателей. Исторический аспект // Журн. рос. права. 2008. N 1.

*(7) Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2 т. Пг., 1915. Т. 1. С. 250.

*(8) Кони А.Ф. Собр. соч.: в 8 т. М., 1966. Т. 1. С. 345.

*(9) Гладышева О.В. Справедливость и законность в уголовном судопроизводстве Российской Федерации: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Краснодар, 2009.

*(10) Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: практ. пособие. 3-е изд., перераб. и доп. / под ред. В.М. Лебедева. М., 2009.

*(11) Теймен С. Трудности защиты в российских судах: осторожные советы американского адвоката // Защита по уголовному делу: пособие для адвокатов. М., 1998. С. 194.

*(12) Определение Верховного Суда РФ от 19 марта 2009 г. N 13-009-4СП // Бюл. Верховного Суда РФ. 2009. N 6.

*(13) Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: практ. пособие / под ред. В.П. Верина. М., 2007.

*(14) Дело N 2-105/10 по обвинению Соседова А.В. по ч. 2 ст. 222, п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ; Чирушина А.Н. по ч. 3 ст. 162, ч. 2 ст. 222, ч. 3 ст. 33, п. "з" ч. 2 ст. 105, ч. 1 ст. 327 УК РФ; Мурадяна Г.К. по ч. 1 ст. 222, ч. 5 ст. 33, п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ; Громова А.И. по ч. 3 ст. 30, ч. 4 ст. 33, ч. 1 ст. 222, ч. 3 ст. 33, п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ; Овсянникова Е.О. по ст. 316 УК РФ. Рассмотрено Челябинским областным судом в 2010 г.

*(15) Яровая М.В. Особенности англо-американской и континентальной модели суда присяжных и проблемы его реставрации в России // Рос. юстиция. 2006. N 1.

*(16) Владимиров Л.Е. Указ. соч. С. 168.