Саморегуляция в российском уголовном праве (А.В. Денисова, журнал "Lex Russica", N 12, декабрь 2015 г.)

Саморегуляция в российском уголовном праве

А.В. Денисова,

кандидат юридических наук,

доцент, доцент кафедры уголовного права и криминологии

Самарского государственного университета, докторант

Всероссийского государственного университета

юстиции (РПА Минюста России)

Журнал "Lex Russica", N 12, декабрь 2015 г., с. 52-63.

Еще в середине ХХ века философы отметили, что "авторегуляционные процессы присущи и неорганическим системам"*(1), к которым относится и право. То есть практически любая система способна своими силами сохранять необходимую для нормального функционирования устойчивость, стабильность. Объясняется это следующим: именно элементы формируют целое, выступая основой его содержательной стороны. Система, в свою очередь, активно воздействует на свои подсистемы и элементы, преобразовывая их в процессе решения конкретных задач. Но она не может изменить их природу, те субстанциональные свойства, характеризующие систему как реальность определенного качества. Препятствием здесь и выступают самоуправленческие процессы внутри системы. Все это свидетельствует не только об их значимости, но и о том, что данные процессы не случайны в праве, это проявление свойства, внутренне присущего всем системным образованиям, проистекающего из их природы.

Исследование самоорганизационных процессов основано на общем эффекте всех систем - способности разнокачественных элементов проявлять в известных условиях согласованную активность, направленную на упрочение системной структуры, противодействие ее распаду*(2).

В праве же самоорганизация направлена на поддержание его в рабочем согласованном состоянии, необходимом для эффективного функционирования. По нашему мнению, саморегуляция - не признак, не функция, а внутреннее свойство права, выражающее его сущность и направление развития, характеризующее право в процессе его взаимосвязей с другими системами. Данное свойство обнаруживается через внутренние связи элементов системы и обеспечивается действием специального "защитно-настраивающего" механизма в праве (можно даже сказать, что исследуемое свойство и существует благодаря функционированию данного механизма).

Отметим, что данный механизм уже упоминался некоторыми исследователями: так, С.С. Алексеев и А.Ф. Черданцев писали о наличии в правовой системе своеобразного механизма "саморегулирования"*(3), Н.А. Власенко называет этот механизм нормативными условиями согласованности и единства правовых норм*(4), а А.П. Заец и З.А. Незнамова считают, что его следует именовать именно системосохраняющим механизмом*(5). Исходя из системосохраняющих и саморегулирующих функций данного механизма, последнее название представляется наиболее удачным.

Термин "механизм", являясь понятием технического происхождения, достаточно прочно вошел в юридический лексикон. Этимология данного понятия привязана к внутреннему устройству и действию машины. Например, в словарях русского языка механизм определяется как совокупность подвижно соединенных частей, совершающих под действием приложенных сил заданное движение*(6). Поэтому механизм следует понимать как единство статических явлений и динамических процессов, целостность которых "оживляет" статику и придает устойчивость динамике. Любой механизм - это совокупность взаимосвязанных и взаимодействующих частей, элементов при наличии, с одной стороны, внутренней упорядоченности и согласованности между ними, а с другой - дифференциации и относительной автономности (самостоятельности). Так, В.С. Нерсесянц отмечает, что "механизм" - это всегда некая функциональная характеристика объекта, и данный термин следует использовать не для структурного описания системы, а для уяснения функциональной специфики ее различных частей и элементов*(7). Безусловно, системосохраняющий механизм является одной из составляющих правовой материи. Более того, данный механизм имеет непосредственное отношение к механизму правового регулирования, является его частью, включающей в себя совокупность правовых средств и юридического инструментария, специфических по своей природе и функциям, позволяющих правомерными (корректными) способами обеспечивать системность права, единство и согласованность его элементов, то есть осуществлять определенное саморегулирование в праве с целью ликвидации противоречивости и неопределенности в правовой системе.

По мнению философов-специалистов по общей теории систем, существует прямая зависимость между уровнем организованности системы и результативностью функции самосохранения системы, ее готовностью к активному реагированию на изменения внешней среды, порождающие противоречия внутри системы*(8).

Действительно, любая система испытывает на себе сильное воздействие внешней среды (со стороны как однопорядковых систем, так и систем более высокого уровня), и от степени ее единства, организованности зависит сохранение качественной определенности данной системы. Право как система не является в этом смысле исключением.

Любое правовое явление должно включиться в действующую правовую систему, то есть быть органичным для нее, не перекрывать действия других ее составляющих, не нарушать устойчивость существующих в системе связей. Система живет в своем действии, функционировании. Более того, ее результативность зависит именно от степени ее согласованности и способности относительно самостоятельно преодолевать различные внутренние и внешние возмущения, т.е. от способностей саморегулирования, самоорганизации.

Именно свойство саморегуляции обеспечивает качественную определенность и оптимальную работоспособность (функциональность) права (и уголовного права в частности). По нашему мнению, данное свойство следует признать одной из сторон проявления системных качеств права, ибо существование этого свойства поддерживается действием системосохраняющего механизма в праве. Отследить и описать данную характеристику возможно лишь в процессе работы вышеупомянутого механизма, который выполняет специфические внутриорганизационные функции, направленные на обеспечение единства и целостности правовой системы. Данный механизм действует в целях обеспечения высокого уровня организованности правовой системы, необходимого для ее эффективного функционирования. То есть это своеобразный механизм повышения внутренней организации права, под которой следует понимать "динамическое равновесие внутренних процессов системы"*(9). При этом динамическое равновесие является неотъемлемым условием развития правовой системы: необходимо постоянное поддержание оптимальных связей между ее элементами, содействие им в надлежащем выполнении возложенных на них функций. В противном случае система дезорганизуется и не сможет выполнить отведенных ей задач в жизни общества*(10).

Системосохраняющий механизм по своей природе является внутренним регулятором, организатором правовой целостности как институционного образования, выполняет роль несущих конструкций правовой системы, наполняет ее жизненной энергетической силой, придающей праву свойства высокой организованности, действенности и реальности. Он объединяет разноуровневые элементы правовой системы, действуя при этом на всех стадиях правового регулирования - от процесса создания правовых норм до их претворения в реальное поведение субъектов. При этом сложность регулируемых общественных отношений, динамика социальной жизни и различные другие факторы постоянно проверяют прочность связей между компонентами правовой системы. Ее жизнеспособность, таким образом, зависит от наличия внутреннего регулятора, обеспечивающего бесперебойную работу ее составляющих, - специфического системосохраняющего механизма. По нашему мнению, он включает в себя, в свою структуру, следующие компоненты: принципы, цели и задачи права, презумпции и фикции, преюдиции, пробельные и коллизионные правила, правоположения. Попытаемся кратко охарактеризовать каждый из них применительно к отрасли уголовного права.

Под принципами уголовного права следует понимать определенные идеи, основополагающие начала, которые определяют не только содержание правотворческой и правоприменительной деятельности в уголовно-правовой сфере, но и существование и функционирование всей отрасли в целом. Вобрав в себя нравственно-этические ценности, соответствующие принципы оказывают ценностно-ориентационное и регулятивное воздействие на сознание правоприменителей и рядовых граждан, что позволяет рассматривать их, вне зависимости от способов опосредования в уголовном законе, в качестве сущностных, глубинных свойств уголовно-правовой материи, пронизывающих структуру уголовного права, превращая образующие ее относительно самостоятельные элементы в целостное системное образование, именуемое уголовным правом.

Цели отрасли уголовного права как элемент системосохраняющего механизма - это мыслимый результат определенной юридической и иной деятельности, результаты функционирования соответствующей отрасли. По нашему мнению, главными отраслевыми целями российского уголовного права следует признать поддержание правопорядка в стране и за ее пределами, а также обеспечение уголовно-правовыми средствами безопасного сосуществования людей в обществе (в том числе путем разрешения социальных конфликтов), что не препятствует выделению иных целей данной отрасли права, имеющих подчиненное значение по отношению к вышеуказанным.

Достижение целей предполагает последовательное решение ряда взаимосвязанных задач, стоящих пред отраслью, - проблем, требующих разрешения; задачи, таким образом, выступают в качестве промежуточных целей отрасли уголовного права. Эти задачи определены в ч. 1 ст. 2 Уголовного кодекса РФ (охранительная - охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя РФ от преступных посягательств; миротворческая - обеспечение мира и безопасности человечества; профилактическая - предупреждение преступлений, при этом в специальной литературе отмечается, что из последней задачи непосредственно вытекает еще одна - воспитательная задача*(11)).

Юридические презумпции как элемент системосохраняющего механизма в уголовном праве - это средства юридической техники, заключающиеся в признании фактов, связей, явлений, ситуаций истинными, пока не будет доказано обратное, и влекущие уголовно-правовые последствия. В специальной литературе выявлено и исследовано множество общеправовых и отраслевых презумпций, имеющих значение в системе уголовного права, в частности презумпции невиновности, знания закона, истинности уголовного запрета, вменяемости, непонимания малолетними общественной опасности деяния, необъективной оценки обороняющимся лицом степени и характера опасности нападения вследствие неожиданности посягательства и др.*(12)

Презумптивные положения, по нашему мнению, действуют на всех стадиях процесса уголовно-правового регулирования, начиная от правотворчества (там они используются в качества приема законодательной техники) и заканчивая стадией реализации уголовно-правовых норм, особенно ярко их действие проявляется в правоприменительной деятельности, способствуя ее эффективности и соблюдению разумных сроков судопроизводства (ч. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод).

Можно заключить, что юридические презумпции совершенствуют уголовно-правовые нормы таким образом, чтобы они могли реально, эффективно и в соответствии с Конституцией РФ применяться на практике. То есть презумпции необходимы для согласования правовых норм как одинаковой, так и различной отраслевой принадлежности, для обеспечения стабильности системы уголовного права, для экономии времени и объема уголовно-правовых средств воздействия. Именно по этой причине их следует признать важными составляющими системосохраняющего механизма как отрасли уголовного права, так и правовой системы в целом.

Фикции как элемент системосохраняющего механизма в уголовном праве представляют собой особые юридические средства - правила придания нужной видимости правовой действительности, которые находят свое выражение в тексте источников уголовного права и легитимно реализуются в решениях правоприменительных органов, их характерная особенность - специфическое содержание: они предписывают считать несуществующие факты существующими и наоборот.

Рядом ученых выявлена и исследована реализация уголовно-правовых фикций в понятии преступления, институте рецидива преступлений, формальных составах, условном осуждении, институтах освобождения от уголовной ответственности и наказания*(13). Сравнивая фикции с презумпциями, отметим, что последние, в отличие от первых, допускают свою оспоримость; однако в процессе взаимодействия в системосохраняющем механизме правовой системы и презумпции, и фикции дополняют друг друга, в некоторых случаях презумпция выступает общим правилом, а фикция - исключением из него. Так, презумпция истинности уголовного запрета подтверждается правоприменительной практикой привлечения к уголовной ответственности за совершение преступлений, предусмотренных УК РФ, в то же время из этого общего правила есть исключения в виде освобождения лиц от уголовной ответственности и наказания в связи с истечением сроков давности по причине существования правовой фикции, согласно которой государство, по истечении указанного в уголовном законе промежутка времени (для определенных категорий преступлений), не достигнув целей уголовного преследования, прекращает таковое, то есть провозглашает существующее несуществующим.

По нашему мнению, под фикциями следует понимать специфическую форму проявления и дополнения уголовного права, в них заключена целесообразная попытка правового инструментария выйти за пределы самого себя, ибо в отдельных случаях для всесторонности и полноты уголовно-правового регулирования не хватает именно этого - придания правового значения несуществующему или лишение правового значения существующих фактов.

Следующий элемент системосохраняющего механизма уголовного права преюдиции, существующие как в процессуальном, так и в материальном аспекте, но в любом случае предполагающие законность и обоснованность ранее вынесенных процессуальных решений, которым придается уголовно-правовое значение, возможность порождать, изменять или прекращать уголовно-правовые последствия. Представляется, что преюдиция в процессуальном смысле - это специальная разновидность презумпций о законности и обоснованности ранее вынесенных процессуальных решений, имеющих значение для расследования и рассмотрения конкретного уголовного дела.

Материально-правовое понимание преюдиции в уголовном праве, как правило, связано с существованием составов преступлений с административной преюдицией. Суть административной преюдиции заключается в привлечении лица к уголовной ответственности, если оно совершило повторное деяние в течение определенного периода времени после наложения одного или двух административных наказаний за такое же правонарушение*(14). Все вышеизложенное позволяет заключить, что преюдиция вообще и административная преюдиция в частности могут быть эффективным способом противодействия преступности, обеспечивающим экономию мер уголовной репрессии и средств уголовной юстиции, что подтверждает целесообразность ее применения. Использование преюдиции позволяет государству более дифференцированно реагировать по отношению к лицам, впервые вставшим на путь правонарушений, и к лицам, не исправившимся после применения к ним административного наказания.

Пробельные правила как элемент системосохраняющего механизма в уголовном праве - это доктринальные правила по установлению, преодолению и устранению пробелов в системе уголовного права. Отметим, что российское законодательство не дает никаких рекомендаций следственным и судебным органам о том, как им себя вести при обнаружении правовых пробелов. Значит, в силу ст. 2 Конституции РФ они в любом случае должны признавать, соблюдать и защищать права и свободы граждан - как совершивших преступления, так и потерпевших от них. Однако обязательно подчеркнем, что обнаруженный пробел не должен быть связан с необходимостью криминализации деяния, определением границ преступного и уголовно наказуемого поведения, ибо в последнем случае "восполнение этого вида пробелов является исключительной прерогативой законодателя"*(15). Именно в результате правотворческой деятельности законодателя пробел заполняется постоянным правовым содержимым, рассчитанным на неоднократное применение, окончательно устраняется из отрасли уголовного права.

Наличие пробельных правил в системосохраняющем механизме уголовного права, а следовательно, и в отраслевой системе обеспечивает их оптимальное и бесперебойное функционирование, жизненно необходимое для своевременного решения отраслевых задач и достижения соответствующих целей.

Не менее важный элемент системосохраняющего механизма в уголовном праве - коллизионные правила, т.е. доктринальные правила по установлению, преодолению и устранению коллизий в системе уголовного права, зафиксированные в формально-юридических источниках уголовного права. Они относительно самостоятельны по своему функциональному предназначению, ибо любое коллизионное правило регламентирует действия правоприменителя по выбору одной из коллидирующих норм применительно к конкретной ситуации. Это позволяет говорить о достаточной автономности данной группы правил в правовой системе, об их специфичном предмете регулирования. Кроме того, это также подчеркивает их юридическую силу и значение, они обладают "наибольшим властным началом"*(16), в силу которого и способны разрешить возникший конфликт правовых норм, установить порядок реализации сталкивающихся нормативных предписаний и тем самым стабилизировать правовую систему, поддержать ее равновесное состояние.

В настоящее время самостоятельная подсистема коллизионных правил отсутствует как на отраслевом, так и на межотраслевом уровнях (сказанное не касается международного частного права, которое первоначально возникло и развивалось как коллизионное право), отдельные коллизионные предписания можно встретить в различных нормативных правовых актах: так, в ч. 2 и 3 ст. 2 Федерального закона от 13 июня 1996 г. "О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации" и ст. 10 УК РФ содержатся специальные правила разрешения темпоральных коллизий межу правовыми нормами и предписаниями, принятыми в разное время.

Таким образом, коллизионные правила являются важными системосохраняющими факторами для отрасли уголовного права, необходимыми для сохранения, защиты целостности правовой системы (и системы уголовного права, в частности) от разного рода внешних и внутренних факторов, противодействующих ее нормальному функционированию.

Весьма близки к коллизионным правилам и т.н. правоположения в уголовном праве - это объективированные в индивидуальных актах правоприменительных органов специальные правила преодоления неясных (формально неопределенных), коллизионных и пробельных ситуаций, возникающих в системе уголовного права, признанные и одобренные иными правоприменителями, которые следуют им в своей профессиональной деятельности, придавая им тем самым востребованный характер. Их мы также включаем в структуру системосохраняющего механизма.

Правоположения создаются первоначально в связи с наступлением конкретных жизненных фактов и только затем начинают применяться ко всем аналогичным фактам как общее правило. То есть это устоявшиеся и признанные позиции правоприменительных органов, которые с наибольшей определенностью отражают волю законодателя и оказывают определенное юридическое воздействие на участников общественных отношений, относящихся к предмету уголовно-правового регулирования. Так, правоположением можно признать правило о том, что действия виновного следует квалифицировать по п. "г" ч. 2 ст. 158 УК РФ в тех случаях, когда имущество похищается из одежды, сумки или другой ручной клади, находившихся у живых лиц; следовательно, хищение имущества, находившегося при потерпевшем, после его убийства не может быть квалифицировано по п. "г" ч. 2 ст. 158 УК РФ*(17).

В первую очередь правоположения призваны "обслужить" конкретное уголовное дело, в связи с которым и принимается соответствующий правоприменительный акт. Однако далее в силу авторитета принявшего его органа и обдуманности его позиции по данному вопросу, не вызывающей сомнения ни у теоретиков уголовного права, ни у практиков, сформулированные им выводы приобретают широкое действие, применяются при расследовании и рассмотрении других дел. Отметим, что правоположения неразрывно связаны с существующими уголовно-правовыми нормами, не могут применяться в отрыве от них, созданы для их обслуживания и приладки к актуальным потребностям социальной действительности.

Все вышеуказанные правовые явления (принципы, цели и задачи уголовного права, презумпции и фикции, преюдиции, пробельные и коллизионные правила, правоположения) находятся в тесной взаимосвязи и образуют сложный динамичный механизм саморегуляции уголовного права, сохраняющий и поддерживающий его системные характеристики.

Существование данного механизма объективно обусловлено потребностями системы: ей нужен специальный инструментарий, который находится в постоянной работе. Обладая необходимым резервом, запасом прочности, он способен включить в момент необходимости дополнительные средства, распространяя свое действие на все те отношения, в урегулировании которых произошел сбой.

По нашему мнению, системосохраняющий механизм в праве действует как на межотраслевом, так и на отраслевом уровнях. В первом случае он действует по правилам, относительно отвлеченным от отраслевой принадлежности интегрируемых правовых явлений, проявляет единство в многообразии разноотраслевых норм, институтов, актов, правоотношений, связывает их в единую национальную правовую систему. Межотраслевой уровень действия системосохраняющего механизма предполагает разностороннее развитие и поддержание в праве системных качеств, совершенствование функциональных возможностей составляющих его подсистем (в первую очередь различных отраслей права), слаженность их проявления в процессе регулятивной и охранительной деятельности.

Во втором случае следует рассматривать действие системосохраняющего механизма в конкретной отраслевой подсистеме, определенной правовой целостности, ограниченной рамками соответствующих предмета и метода правового регулирования. То есть отраслевой системосохраняющий механизм - это форма существования всеобщего системосохраняющего правового механизма в условных отраслевых границах, его реализация в конкретной отрасли права. То есть принципиально действие системосохраняющего механизма на межотраслевом и отраслевом уровнях мало чем разнится, оно отличается масштабностью, спецификой и охватом решаемых задач. Те же самые составляющие системосохраняющего механизма приводят его в действие как на межотраслевом, так и на отраслевом уровнях, исследуемый механизм выполняет в праве единые функции, независимо от особенностей и отраслевой принадлежности интегрируемых правовых явлений. Более того, даже в процессах функционирования системосохраняющего механизма на любом уровне обнаруживаются общие закономерности, свидетельствующие о единстве, цельности данного механизма, обладающего специфичными особенностями в разных отраслевых сферах. Все дело в том, в каких границах рассматривать действие данного механизма. Можно рассматривать его в рамках отрасли уголовного права, но при этом не забывать о том, что это нечто единое, это самостоятельное явление, существующее в праве. То есть исследователи не должны замыкаться на отраслевых пределах действия данного механизма, ибо "особенное существует в неразрывной связи с общим"*(18). Отраслевой уровень исследования ориентирует ученых на поиск специфического в явлениях, на обнаружение их качественного своеобразия. Познание идет от изучения единичных явлений к обнаружению в них особенного, а затем - к открытию общего, закономерного, действующего на всех уровнях.

Функционирование системосохраняющего механизма в уголовном праве (на отраслевом уровне) есть не что иное, как определенное действие соответствующего механизма, ограниченное пространством уголовно-правового регулирования. То есть существование системосохраняющего механизма в уголовном праве - это форма и способ предметной реализации одноименного механизма в праве, его отраслевая форма бытия в правовом пространстве, в которой выражаются специфика и тенденции развития уголовно-правовой материи, отражаются особенности отраслевого юридического режима.

Отметим, что в данной статье не затронуты вопросы действия системосохраняющего механизма на межотраслевом уровне, ибо существует немало связанных с этим проблем, требующих пристального научного осмысления, однако не являющихся предметом нашего исследования. Представляется более необходимым и соответствующим целям этой работы проведение тщательного анализа особенностей функционирования системосохраняющего механизма в уголовном праве, отражающих специфику процессов саморегуляции на данном отраслевом уровне.

Выявить эти особенности возможно на конкретных примерах действия системосохраняющего механизма в уголовном праве. Так, по нашему мнению, именно существование данного механизма обусловило принятие Пленумом Верховного Суда РФ постановления от 29 мая 2014 г. N 9 "О практике назначения и изменения судами видов исправительных учреждений"*(19), в котором разрешаются многие практически значимые вопросы с использованием системосохраняющего инструментария: так, в п. 1 данного постановления перечисляются принципы, цели и задачи уголовно-правового регулирования, реализуемые в процессе назначения вида исправительного учреждения: справедливость, гуманизм, законность, дифференциация уголовной ответственности, достижение целей уголовного наказания, а также индивидуализация исполнения наказания в отношении лица, осужденного к лишению свободы. При решении проблемных вопросов правового регулирования процессов назначения и изменения видов исправительных учреждений Пленум Верховного Суда неоднократно обращался к презумпциям: лица, осужденные за неосторожные преступления, характеризуются меньшей степенью общественной опасности, чем лица, осужденные за совершение умышленных преступлений (п. 2); лица, в прошлом отбывавшие наказание в виде лишения свободы в исправительных учреждения, характеризуются большей степенью общественной опасности, чем лица, впервые осужденные к реальному отбыванию данного вида наказания (п. 11); правомерное поведение осужденного, его добросовестное отношение к учебе и труду, раскаяние в совершенном деянии, частичное или полное возмещение причиненного ущерба в период отбытия им уголовного наказания свидетельствуют о снижении уровня его общественной опасности (п. 25, 28, 30); для этого необходимо определенное время, поскольку осужденные должны не только продемонстрировать навыки законопослушного поведения, но и доказать государству, что эти навыки трансформировались у них в соответствующий образ жизни, что происходит не одномоментно, а в течение сроков, установленных уголовно-исполнительным законодательством (п. 26); лица, совершившие тяжкое или особо тяжкое преступление в несовершеннолетнем возрасте, характеризуются меньшим уровнем общественной опасности, чем совершеннолетние преступники, даже если к моменту вынесения обвинительного приговора они достигли возраста 18 лет (п. 10), и др.

Также при принятии вышеупомянутого постановления были использованы и правовые фикции: например, в п. 10 говорится о том, что в случае осуждения лица мужского пола за особо тяжкое преступление, совершенное им до достижения 18-летнего возраста, и за умышленное преступление средней тяжести после достижения этого возраста, ему должна быть назначена исправительная колония общего режима (то есть Верховный Суд РФ придал нужную видимость правовой действительности, предписав считать существующий факт предыдущего осуждения за особо тяжкое преступление юридически не существующим). Тот же самый прием был использован в постановлении при перечислении лиц, которые не могут рассматриваться как ранее отбывавшие лишение свободы в исправительных учреждениях. Так, в пп. "д" п. 12 говорится о лицах, осужденных к лишению свободы и отбывших наказание в местах лишения свободы за деяния, преступность и наказуемость которых была устранена новым законом, либо в новой редакции санкции соответствующей статьи Особенной части Уголовного кодекса РФ не предусмотрено такое наказание, как лишение свободы. То есть опять Верховный Суд РФ дает указание признавать фактическое отбывание наказания в виде лишения свободы в исправительном учреждении в прошлом юридически не существовавшим. Аналогичный вывод можно сделать и относительно п. 13, где говорится о том, что судимости, снятые или погашенные в установленном законом порядке, судимости за неосторожные преступления, а также судимости, указанные в ч. 4 ст. 18 УК РФ (например, за умышленные преступления небольшой тяжести и т.д.), не учитываются при признании рецидива преступлений и поэтому не могут являться основанием для назначения исправительной колонии строгого или особого режима.

Было сформулировано Верховным Судом РФ и пробельное правило, подлежащее применению в случаях неправильного назначения вида исправительного учреждения: суд апелляционной инстанции на основании п. 4 ч. 1 ст. 389.26 УПК РФ вправе изменить на более мягкий или более строгий вид исправительного учреждения в соответствии с требованиями ст. 58 УК РФ. Однако при этом более строгий вид исправительного учреждения может быть назначен только при наличии представления прокурора либо жалобы потерпевшего или частного обвинителя, их законных представителей и (или) представителей (п. 19). Соответствующее положение не закреплено в законодательстве, это новелла, введенная в правовую систему вышеуказанным постановлением Пленума Верховного Суда РФ и устранившая имеющуюся по данному вопросу неопределенность.

Анализируемые разъяснения подтверждают действие системосохраняющего механизма на отраслевом уровне, иллюстрируют процессы внутренней саморегуляции в рамках конкретной отрасли права при осуществлении и определенной гармонизации правовых явлений в блоке отраслей криминального цикла. В данном случае Верховный Суд РФ предпринял меры для совершенствования практики назначения и изменения судами видов исправительных учреждений, постарался выявить все вопросы и проблемы, возникающие при этом, и разрешить их, тем самым способствуя более точной настройке механизмов уголовно-правового регулирования в этой сфере и устранению неопределенности и прочих дефектов в содержании уголовного, уголовно-исполнительного и уголовно-процессуального законодательства. Несмотря на то что в настоящей статье анализируется действие системосохраняющего механизма на отраслевом уровне (в уголовном праве), мы не можем искусственно ограничить его функционирование отраслевыми перегородками, ибо в процессе саморегуляции в праве, как правило, происходит гармонизация (согласование) разных правовых явлений, не всегда характеризующихся единой отраслевой принадлежностью, вследствие чего происходят изменения на различных участках правового регулирования. В правовой действительности ни одна из отраслей права не может существовать изолированно от других, нормы определенной отраслевой принадлежности не могут применяться обособленно, в отрыве от иноотраслевых нормативных предписаний.

Представляется, что в праве системосохраняющий механизм приводится в действие, а авторегуляционные процессы актуализируются не только благодаря разъяснениям Верховного Суда РФ, но и решениям Конституционного Суда РФ, а иногда и иных правоприменительных органов; главное при этом - чтобы соответствующие акты были признаны и одобрены иными властными субъектами уголовно-правовых отношений, были востребованы ими в их профессиональной деятельности. Это особенно ярко видно на примере правоположений как элемента системосохраняющего механизма в уголовном праве.

Так, действие системосохраняющего механизма в уголовном праве, обеспечивающее саморегуляцию последнего, можно наблюдать на примере судебных решений, вынесенных по конкретным уголовным делам. Например, Верховный Суд РФ своими решениями неоднократно признавал свидетельство о регистрации и паспорт технического средства на автомашину важными личными документами и квалифицировал их похищение у потерпевшего по ч. 2 ст. 325 УК РФ*(20), хотя, по сути, эти документы - способ идентификации в первую очередь автомобиля, а не его владельцев, т.е. личными документами их можно признать с большой натяжкой. Так, паспорт транспортного средства - это документ, содержащий сведения об основных технических характеристиках автомобиля, идентификационные данные его основных агрегатов, сведения о собственнике, постановке на учет и снятии с учета. В этом документе, как правило, указываются идентификационный номер, марка, модель, наименование и категория транспортного средства, год его изготовления, модель и номер двигателя, номера шасси и кузова, цвет кузова, мощность, рабочий объем и тип двигателя, разрешенная максимальная масса, масса без нагрузки, а также сведения об изготовителе, о стране вывоза и таможенных ограничениях. В свидетельстве о регистрации технического средства указываются данные об этом средстве (номера, модель, год выпуска и другие), а также собственник транспортного средства; этот документ подтверждает соблюдение Правил о порядке регистрации транспортного средства в ГИБДД РФ. Таким образом, оба документа в целом характеризуют не личность, сведения о собственнике прописаны в них далеко не на первом месте, более того, правомерно управлять автомобилем могут и иные лица (например, по доверенности). Эти документы не удостоверяют факты, относящиеся непосредственно к личности. Следовательно, признав их важными личными документами, Верховный Суд тем самым сформулировал соответствующее правоположение, в дальнейшем воспринятое правоприменительной практикой. То есть это некое формализованное общее положение, которое впоследствии не имеет универсального юридически обязательного характера при рассмотрении других уголовных дел, не обеспечено официальными санкциями и соблюдается добровольно в силу авторитетности его создателя, заинтересованности иных адресатов (любой правоприменитель максимально заинтересован в четкости и ясности правового материала, в устранении юридических неопределенностей в процессе работы) и определенного "социального давления", которое оказывает на потенциальных (и тем более фактических) нарушителей профессиональное сообщество.

В анализируемых случаях была дана специфическая трактовка понятия "важный личный документ", ему было дано расширительное понимание на том основании, что соответствующие документы подтверждают какое-либо право (например, право пользования чем-либо) или выдаются для реализации гражданами их личных прав*(21). В специальной литературе указывается на совсем другие характеристики такого документа: во-первых, он не должен содержать указания на права или обязанности, указания на нормативные правовые акты, предоставляющие субъектам права или возлагающие на них обязанности; во-вторых, не должен удостоверять фактов, которые порождают юридические последствия во всех случаях или в случаях, специально предусмотренных нормативными правовыми актами (в этом заключается его отличие от официального документа); в-третьих, он удостоверяет обстоятельства, характеризующие личность, но непосредственно не влекущие юридических последствий (например, паспорт, диплом о высшем образовании и т.п.)*(22). Доктринальное толкование данного термина представляется более уместным, ибо позволяет четко разграничивать несколько понятий документа, используемых в тексте УК РФ и конкурирующих между собой (удостоверение, важный личный документ, официальный документ и т.д.), системно понимать предписания уголовного законодательства и однозначно применять их на практике.

Не меньше вопросов вызывает и такая характеристика исследуемой разновидности документов, как "важный". Возникает вопрос об их значимости: для кого они должны выступать важными документами - для потерпевших или должностных лиц государственных органов? По мнению А.В. Наумова и А.В. Бриллиантова, признание документа важным для потерпевшего должно осуществляться правоприменителем в каждом конкретном случае на основе оценки фактических обстоятельств дела (установление степени важности похищенного документа для конкретного потерпевшего, характер удостоверяемых сведений, временные и иные затраты на восстановление документа, последствия, связанные с отсутствием документа, и другие обстоятельства)*(23). Мы со своей стороны согласимся с мнением Л.А. Букалеровой, что признак "важный", являющийся по своему характеру оценочным, примененный законодателем в уголовном законе по отношению к личному документу, не является юридически обоснованным термином и не должен быть использован при конструировании соответствующей уголовно-правовой нормы*(24), следовательно, от его использования в диспозиции ч. 2 ст. 325 УК РФ можно и нужно отказаться.

Таким образом, свидетельство о регистрации и паспорт технического средства на автомашину признаются в России важными личными документами в силу сложившейся правоприменительной практики, так как в формально-юридических источниках уголовного права отсутствуют определения важных личных документов, официальных документов, удостоверений и не сформулированы критерии их разграничения. Соответствующая ситуация приводит в действие системосохраняющий механизм на этом участке уголовно-правового регулирования, а следовательно, инициирует процессы саморегуляции в отрасли.

Таким образом, системосохраняющий механизм через авторегуляционные процессы достаточно активно участвует в поддержании "боеспособности" уголовного права, помогая преодолевать трудности в ходе уголовно-правового регулирования и сигнализируя правотворческим органам о необходимости вмешательства. Процессы саморегуляции воплощают в себе тот резерв права, который обеспечивает разрешение одного из основных противоречий права - его стабильности и динамизма одновременно. В то же время существование исследуемых процессов и механизма значительно облегчает правоприменительную деятельность государства, обеспечивая оперативное разрешение вопросов в юридической практике.

Дальнейшие исследования процессов саморегуляции в уголовном праве весьма перспективны: они будут способствовать систематизации работающих уголовно-правовых норм, раскрытию закономерных связей между ними и с другими правовыми предписаниями, выявлению причин неприменяемости тех или иных норм (называемых поэтому "мертвыми"). Это, несомненно, значительно облегчит поиск нужных (действующих) уголовно-правовых норм, должным образом сориентирует граждан и должностных лиц на их эффективную реализацию, а законодателя - на совершенствование отечественного уголовного законодательства. Кроме того, изучение авторегуляционных процессов позволит раскрыть динамику и взаимодействие всех элементов системы уголовного права, выявить резервы повышения эффективности отрасли, усовершенствовать уголовно-правовые нормы и институты, повысить качество правотворчества и правоприменения и в конечном счете укрепить законность и правопорядок в сфере противодействия преступности и в целом в государстве.

По нашему мнению, авторегуляционные процессы в известной мере определяют степень единства и целостности отрасли уголовного права, уровень функциональных возможностей элементов ее системы, ибо благодаря исследуемым процессам происходит их гармонизация, самонастройка, приладка друг к другу. Саморегуляция в уголовном праве (и в праве в целом) осуществляется через функционирование системосохраняющего механизма, структурные элементы которого, как правило, служат средством интерпретации отраслевых формально-юридических источников, либо выступают основой для их разработки, либо даже напрямую регламентируют социальные взаимодействия, относящиеся к предмету правового регулирования, дополняя собой действующие правовые нормы или выступая в качестве их альтернативы (например, при применении пробельных правил для заполнения пробелов в праве).

Таким образом, системосохраняющий механизм в уголовном праве есть не что-то умозрительное, лишенное прикладного значения, воспроизводимое лишь в теории, это объективно существующее подразделение системы уголовного права, его обязательный структурный компонент, благодаря которому происходят авторегуляционные процессы в отрасли, повышаются ее адаптационные возможности, что в итоге сказывается на эффективности, результативности уголовного права в регулировании общественных отношений.

Системосохраняющий механизм в уголовном праве - это система (комплекс) системосохраняющих элементов, обеспечивающих целостность и единство отрасли, ее относительную саморегуляцию; это своеобразная конструкция, внутреннее устройство, вынуждающее к совершению нужных действий между собой связанных, но подвижных элементов отраслевой системы. Этот механизм необходим каждой отрасли, ибо без него право станет бессильным, не способным к выполнению своего функционального предназначения (появится разрозненность правовых норм, их оторванность от реальных нужд юридической практики и правоотношений, будет увеличиваться количество коллизий и рассогласованностей в системе формально-юридических источников права). Таким образом, это одно из важнейших средств самоуправления и саморегулирования в праве.

Библиография

1. Аверьянов А.Н. Системное познание мира. - М., 1985. - 263 с.

2. Алексеев С.С. Проблемы теории права. - Свердловск, 1973. - Т. 2.

3. Безверхов А.Г. Административная преюдиция в уголовном праве России // Актуальные проблемы уголовного права, криминологии, уголовно-исполнительного права. - Самара, 2012.

4. Бриллиантов А. О понятии важного личного документа // Уголовное право. - 2011. - N 1.

5. Букалерова Л. Документы как предмет преступлений против порядка управления // Законность. - 2006. - N 6.

6. Власенко Н.А. Коллизионные нормы в советском праве. - Иркутск, 1984.

7. Власенко Н.А. Обеспечение единства и согласованности функционирования системы советского права // Проблемы реализации права. - Свердловск, 1990.

8. Гвишиани Д.М. Теоретико-методологические основания системных исследований и разработка проблем глобального развития // Системные исследования. - М., 1982.

9. Заец А.П. Система советского законодательства: проблема согласованности. - Киев, 1987.

10. Козлов А.В., Мурзаков С.И. Презумпции в уголовном праве // Юридическая техника. - 2010. - N 4.

11. Наумов А.В. Применение уголовно-правовых норм. - Волгоград, 1973.

12. Наумов А.В. Российское уголовное право: курс лекций: в 3 т. М., 2010. - Т. 1: Общая часть.

13. Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве. - Екатеринбург, 1994.

14. Панько К.К. Презумпции в уголовном праве как прием законотворчества // Журнал российского права. - 2005. - N 3.

15. Панько К.К. Теория и практика законотворчества в уголовном праве. - М., 2011.

16. Петров А.С. Экономические основы управления производством. - М., 1966.

17. Проблемы общей теории права и государства / под ред. В.С. Нерсесянца. - М., 2002.

18. Уголовное право. Общая часть / отв. ред. И.Я. Козаченко. - М., 2008.

19. Черданцев А.Ф. Системность норм права // Сборник уч. трудов СЮИ. - Вып. 12. - Свердловск, 1970.

20. Щербаков А.С. Самоорганизация материи в неживой природе. - М., 1990.

21. Юдин Э.Г. Системный подход и принцип деятельности. - М., 1978.

22. Ямашева Е.В. К вопросу о восстановлении института административной преюдиции в уголовном законе России // Журнал российского права. - 2009. - N 10.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Петрушенко Н.А. Принцип обратной связи. М., 1967. С. 106.

*(2) См.: Щербаков А.С. Самоорганизация материи в неживой природе. М., 1990. С. 22.

*(3) Алексеев С.С. Проблемы теории права. Свердловск, 1973. Т. 2. С. 265; Черданцев А.Ф. Системность норм права // Сборник уч. трудов СЮИ. Вып. 12. Свердловск, 1970. С. 47-63.

*(4) Власенко Н.А. Обеспечение единства и согласованности функционирования системы советского права // Проблемы реализации права: межвуз. сб. науч. тр. СЮИ. 1990. С. 4-47.

*(5) Заец А.П. Система советского законодательства: проблема согласованности. Киев, 1987. С. 23; Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве. Екатеринбург, 1994. С. 13.

*(6) Большой словарь русского языка / под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981. Т. 2. С. 262.

*(7) Проблемы общей теории права и государства / под ред. В.С. Нерсесянца. М., 2002. С. 128.

*(8) См.: Юдин Э.Г. Системный подход и принцип деятельности. М., 1978; Аверьянов А.Н. Системное познание мира. М., 1985. С. 160-165.

*(9) Петров А.С. Экономические основы управления производством. М., 1966. С. 8.

*(10) В философской литературе исследуются проблемы организованности, жизни систем - их рождения, становления, мужания, старения и умирания (см., например: Гвишиани Д.М. Теоретико-методологические основания системных исследований и разработка проблем глобального развития // Системные исследования. М., 1982. С. 14).

*(11) См., например: Наумов А.В. Российское уголовное право: курс лекций: в 3 т. М., 2011. Т. 1: Общая часть. С. 38; Уголовное право. Общая часть: учебник / отв. ред. И.Я. Козаченко. М., 2008. С. 49.

*(12) См., например: Зуев Ю.Г. Презумпции в уголовном праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2000. С. 19-20; Панько К.К. Презумпции в уголовном праве как прием законотворчества // Журнал российского права. 2005. N 3. С. 65-67; Козлов А.В., Мурзаков С.И. Презумпции в уголовном праве // Юридическая техника. 2010. N 4. С. 249-251.

*(13) См.: Панько К.К. Теория и практика законотворчества в уголовном праве. М., 2011. С. 204-220.

*(14) См., например: Ямашева Е.В. К вопросу о восстановлении института административной преюдиции в уголовном законе России // Журнал российского права. 2009. N 10. С. 69; Безверхов А.Г. Административная преюдиция в уголовном праве России // Актуальные проблемы уголовного права, криминологии, уголовно-исполнительного права. Самара, 2012. С. 7.

*(15) Наумов А.В. Применение уголовно-правовых норм. Волгоград, 1973. С. 144.

*(16) Власенко Н.А. Коллизионные нормы в советском праве. Иркутск, 1984. С. 51.

*(17) Кассационное определение Верховного Суда РФ от 19.01.2012 N 11-О11-99 // Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за I квартал 2012 года, утвержденный Президиумом Верховного Суда РФ 20.06.2012; определение Верховного Суда РФ от 12.04.2012 N 33-Д12-1 // Обзор надзорной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ за 1-е полугодие 2012 года, утвержденный Президиумом Верховного Суда РФ 17.10.2012.

*(18) Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 182.

*(19) Российская газета. 2014. 4 июня.

*(20) Бюллетень Верховного Суда РФ. 2001. N 8. С. 17; Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 4; постановление Президиума Верховного Суда РФ N 221-П13пр // Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за четвертый квартал 2013 г. (утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 04.06.2014).

*(21) Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 19.03.2008 N 27-П08; постановление Президиума Верховного Суда РФ от 30.10.2013 N 221-П13пр // www.vsrf.ru.

*(22) См.: Бриллиантов А. О понятии важного личного документа // Уголовное право. 2011. N 1. С. 13.

*(23) См.: Наумов А.В. Российское уголовное право: курс лекций: в 2 т. М., 2004. Т. 2. С. 761; Бриллиантов А. Указ. соч. С. 12.

*(24) Букалерова Л. Документы как предмет преступлений против порядка управления // Законность. 2006. N 6. С. 14.