Стандарты справедливого правосудия: проблемы формы и содержания (М.В. Пресняков, журнал "Журнал российского права", N 2, февраль 2016 г.)

Стандарты справедливого правосудия: проблемы формы и содержания

М.В. Пресняков,

доктор юридических наук,

профессор кафедры служебного и трудового права

Поволжского института управления им. П.А. Столыпина

Российской академии народного хозяйства

и государственной службы при Президенте Российской Федерации

Журнал "Журнал российского права", N 2, февраль 2016 г., с. 144-150.

Именем Стеллы Либек названа награда (Премия Стеллы), присуждаемая ежегодно за самое нелепое судебное решение в США. Такая "честь" 81-летней американке была оказана за то, что пожилая леди как-то взяла стаканчик кофе в "Макдональдсе", но пальцы оказались уже не те, что 60 лет назад, и горячий напиток был тут же пролит. Обошлось это всемирно известному фаст-фуду аж в 2,9 млн. долл. США!*(1) Как нам представляется, за развлекательной составляющей этой истории кроется очень серьезный вопрос о действительной цели правосудия в современном мире.

Согласно п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Несколько иное положение закрепляет Конституция РФ в ч. 1 ст. 46: "Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод". Конституционный Суд РФ неоднократно указывал, что право на судебную защиту предполагает наличие конкретных гарантий, позволяющих реализовать его в полном объеме, а правосудие, которое в нашей стране осуществляется только судом (ч. 1 ст. 118 Конституции РФ), по сути, может признаваться таковым, только если оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах.

Сопоставление права на справедливый суд, гарантированного Европейской конвенцией и рядом иных международных документов, и "права на судебную защиту конституционных прав и свобод" в интерпретации Конституционного Суда РФ обнаруживает весьма существенное отличие, которое и будет являться темой дальнейшего разговора. Как отметил судья Европейского суда по правам человека Лукис Г. Лукайдес, достаточно остро стоит следующий вопрос: сводятся ли гарантии справедливого судебного разбирательства, закрепленные Конвенцией, к процессуальным гарантиям или они также включают в себя гарантии материальных прав относительно результатов судебного разбирательства, т.е. самого разрешения спора. Автор высказывает мнение, что "право на справедливое судебное разбирательство также предполагает право на справедливый результат или справедливое судебное решение... Было бы абсурдно, если бы Конвенция обеспечивала надлежащее осуществление процессуальных действий при споре о праве или предъявлении уголовного обвинения и в то же время оставляла лицо, обратившееся в суд, или обвиняемого незащищенным относительно результата разрешения дела. Такой подход позволяет справедливому судебному разбирательству закончиться с явно необоснованным или несправедливым результатом"*(2). Однако в данном случае, по собственному признанию автора, он высказывает свое личное мнение, которое не совпадает с мнением ЕСПЧ.

Как нам кажется, речь в данном случае идет о том, какая цель является приоритетной для суда: разрешение конкретного спора или защита нарушенных прав.

"Концепция справедливого суда" была разработана в основополагающих актах международного права. Так, согласно ст. 10 Всеобщей декларации прав человека 1948 г. "каждый человек для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения имеет право на основе полного равенства на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом".

Достаточно развернутый перечень процессуальных гарантий, призванных обеспечить справедливость судебного разбирательства "на основе полного равенства", предусмотрен ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г.

Пожалуй, наиболее полный перечень международных стандартов "справедливого суда" можно найти в прецедентной практике Европейского суда по правам человека*(3).

1. Рассмотрение дела независимым и беспристрастным судом.

2. Разбирательство дела в разумный срок.

3. Публичность судебного разбирательства, допускающая ограничения по соображениям морали, общественного порядка, государственной безопасности в демократическом обществе, а также в интересах несовершеннолетних, для защиты частной жизни и интересов правосудия; при этом во всех случаях судебное решение объявляется публично.

4. Признание обвиняемого невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком.

5. Наделение обвиняемого как минимум следующими правами:

быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;

пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке.

Таким образом, понимание справедливости судебного разбирательства с позиций Европейской конвенции и прецедентного толкования ее положений Европейским судом по правам человека связано с процедурным аспектом правосудия. Как совершенно верно отмечает И.Б. Михайловская, "в международно-правовых актах, начиная с Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН 10 декабря 1948 г., требование справедливости судопроизводства переносится на процедурные правила, которые определяют статус лица, привлеченного к ответственности"*(4).

Речь здесь идет о требовании так называемой процедурной справедливости как "совокупности правил, которые призваны обеспечить справедливость результата того или иного действия независимо от всех прочих обстоятельств"*(5). Процедурная справедливость по понятным причинам тяготеет к формальному равенству и формальной справедливости. Как отмечает Б.Н. Кашников, "чистая" процедурная справедливость находит выражение в игре и заключается в соблюдении ее правил вне всякой зависимости от того, кто выиграл. Отчасти это напоминает понимание справедливости в духе либертаристов Р. Нозика, Ф. Хайека, Д. Готиера и др. Действительно, процедурная справедливость в значительной степени формальна, предполагая строгое следование установленным правилам, целью которых является обеспечение формального равенства сторон.

Возможные дифференциации правового положения сторон в пределах установленной процедуры, как правило, не выходят за рамки естественного распределения ролей. Например, как мы упоминали выше, если в гражданском процессе равенство предполагает "возможность каждой из сторон представить дело", то в уголовном - право не давать объяснений. Вместе с тем формальное равенство перед судом зачастую трудно обеспечить вследствие фактического неравенства сторон: имущественного, социального и т.п. В этом случае "слабой" стороне процесса предоставляются различного рода преференции в целях обеспечения равных возможностей в процессе.

Эта проблема особенно касается гражданского и арбитражного процессов, которым в большей степени, чем уголовному судопроизводству, присущ принцип состязательности. После реформирования гражданского процесса суд перестал выполнять (нужно отметить, несвойственные ему) следственные функции и превратился в бесстрастного арбитра. Как отмечается в специальной литературе, поскольку в "чистой" состязательной модели суд только оценивает представленные доводы и доказательства, это предполагает более активный, инициативный и вместе с тем более затратный вариант поведения сторон. В связи с этим стоит задача "обеспечения и формально-юридического, и фактического равенства сторон, по возможности предприняв меры к нивелированию таких различий"*(6).

Нужно сказать, что не все авторы согласны с подобной точкой зрения. Так, М. Фокина отмечает: "Наличие процессуальных льгот исключает равноправие сторон и затрудняет реализацию состязательного начала в гражданском судопроизводстве. Доказательственные презумпции, процессуальные фикции, иммунитеты и финансовые льготы создают наиболее благоприятные условия для защиты интересов отдельных категорий истцов. Различная правовая регламентация правового статуса истца и ответчика ориентирует суд на защиту прав и интересов только одной стороны, что является нарушением принципа социальной справедливости"*(7).

По ее мнению, стремление процессуального законодательства обеспечить фактическое равенство сторон в процессе путем установления льгот и привилегий влечет разрушение равноправия. С такой точкой зрения трудно согласиться: в конечном счете процедурная справедливость не есть цель, а лишь средство обеспечения справедливого результата. Иными словами, справедливость судебного разбирательства по сути инструментальна и призвана обеспечить справедливость судебного решения. В условиях фактического неравенства сторон эта цель становится эфемерной. Действительная состязательность процесса возможна лишь в условиях юридического и фактического равенства сторон*(8).

В литературе при упоминании процедурного аспекта справедливости принято говорить о совершенной и несовершенной процедурной справедливости. Под совершенной процедурной справедливостью принято понимать такие правила, которые при условии их соблюдения участниками неизбежно приводят к справедливому результату. При несовершенной процедурной справедливости, помимо соблюдения правил игры, мы должны будем сверяться с дополнительными критериями, чтобы получить справедливый результат. Так, Д. Роулз называет судебное разбирательство примером несовершенной процедурной справедливости, поскольку соблюдение установленной формы и правил судопроизводства (равенство, состязательность и т.п.) еще не приводит с необходимостью к справедливому судебному решению.

Тем не менее это не мешает сторонникам социологического подхода к судебному процессу и правосудию утверждать, что в случае противоречия между процессуальной и материальной справедливостью последняя должна быть подчинена процессуальной справедливости*(9). "...Важным основанием убеждения в истинности гносеологической картины предмета доказывания является процедура ее установления. Если мы можем полностью доверять процедуре установления обстоятельств дела, то мы смелее можем доверять и ее результатам, т.е. быть уверены в истинности гносеологической картины предмета доказывания"*(10).

По сути, данный подход основан на признании в качестве основной задачи отправления правосудия разрешения спора на основе точного соблюдения юридической процедуры. Действительная значимость такого спора с позиции защиты нарушенных прав детерминируется только масштабами фантазии и кошелька сторон. Защищаемое же право зачастую представляет собой симулякр, существующий только в воспаленном воображении истца. Так, находясь в камере за покушение на убийство, некий Роберт Ли Прок подал иск, указав себя и в качестве истца, и в качестве ответчика. Он обвинял себя в том, что нарушил собственные гражданские права и религиозные убеждения, злоупотребляя алкоголем. В частности, истец заявил: "Напившись, ответчик Роберт Ли Прок вынудил меня, Роберта Ли Прока, совершить преступление, чем обрек меня на долгое тюремное заключение. Я требую, чтобы я заплатил себе за вышеуказанные нарушения 5 млн. долл. Но, поскольку я нахожусь в заключении, не имею возможности работать и состою на иждивении штата, я прошу суд, чтобы сумма была выплачена официальными властями штата, чьим подопечным я сейчас являюсь". Верховный суд США отказал Проку в удовлетворении иска. Правда, властям штата Вермонт пришлось выплатить все судебные издержки*(11).

Собственно, подобная курьезная модель осуществления правосудия уже приобретает институциональный характер: отчаявшись отстоять свои права при помощи апелляции к разуму, ответчик тоже начинает играть по тем же правилам. Так, некий адвокат из Америки, приобретя коробку дорогих коллекционных сигар, застраховал каждую из них от всевозможных несчастий, в том числе от пожара. Конечно, он их выкурил, после чего попросил страховую компанию выплатить страховку, утверждая, что сигары погибли в результате "серии пожаров небольшой силы". Суд признал иск достойным удовлетворения. Однако страховая компания подала апелляцию и доказала, что подсудимый виновен в 24 умышленных поджогах. За каждый случай ему дали по одному году*(12).

Как нам представляется, все это является следствием того, что форме процесса придается большее значение, чем его содержанию и результату. Между тем "...процесс не может быть самоцелью, выступать критерием справедливости, его задачей должно являться достижение справедливости через защиту субъективных прав на основании истины". Процесс не может легитимировать сам себя через формальное соблюдение процессуальных норм и правил. Его задачей также не могут выступать исключительно процессуальная справедливость и правильность рассмотрения спора. Большее значение имеет материальная справедливость, которая, будучи мерой масштаба, позволяет говорить о том, что сам процесс был справедливым и правильным, но не наоборот*(13).

Большое значение в данном контексте приобретает вопрос о соотношении гарантированного Конституцией РФ права на судебную защиту (именно как формальной возможности обратиться в суд и быть им выслушанным) и тех прав, которые защищаются в результате подобного обращения. Конституционный Суд РФ сформулировал концепцию абсолютного характера права на судебную защиту. В частности, это право вообще не может быть ограничено. "Допустимые ограничения конституционных прав в соответствии со статьей 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации могут быть введены законодателем только в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Право на судебную защиту ни в каком случае не может вступить в противоречие с данными целями и, следовательно, не подлежит ограничению. Именно поэтому право на судебную защиту отнесено согласно статье 56 (часть 3) Конституции Российской Федерации к таким правам и свободам, которые не могут быть ограничены ни при каких обстоятельствах"*(14).

Далеко не все ученые-конституционалисты согласны с признанием абсолютных прав, т.е. прав, которые не могут быть ограничены законодателем ни при каких обстоятельствах. В рамках обозначенного дискурса более интересным представляется вопрос: а можно ли злоупотребить таким правом? На сегодняшний момент данная проблема не только активно обсуждается на страницах специальной литературы, но и уже возникла в деятельности судов самых различных инстанций. Как правило, вопрос о злоупотреблении правом на судебную защиту ставится в связи с требованиями о восстановлении пропущенного срока обращения в суд без достаточных на то оснований, умышленным затягиванием процесса с целью получения компенсации, злоупотреблением правом на обжалование и т.п. Иными словами, злоупотребление данным правом рассматривается с позиции умышленного искажения процессуальной формы.

Вместе с тем, исходя из буквального понимания злоупотребления правом как употребления "во зло" или "во вред" к данной форме "неконституционного правопользования" (В.И. Крусс) следует отнести и само обращение в суд за защитой несуществующего, или иллюзорного, права, т.е. сутяжничество. В.И. Крусс отмечает, что "всякое злоупотребление правом базируется на решающем убеждении в "ценностном превосходстве" своего права и своего интереса над правами и интересами контрагентов: конкретных лиц или всего общества"*(15). При этом, по словам судьи Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиева, поскольку злоупотребление правом противоречит духу права, а не его букве (формально представляя собой правомерное поведение), "этого типа правонарушения нет в букве, он не описан и не может быть описан в законе, а значит, от каждого судьи требуется большой нравственный и умственный труд, чтобы в каждом конкретном случае обнаруживать выход лица за пределы добросовестности..."*(16).

Как нам представляется, описанные выше курьезные ситуации с учетом принципа материальной, а не формальной справедливости можно уверенно идентифицировать как злоупотребление правом, т.е. использование права на судебную защиту не в соответствии с его целевым назначением. В этом случае отказ в защите иллюзорного, или надуманного, права будет адекватным средством противодействия злоупотреблению правом на судебную защиту.

Библиографический список

Rawls J. Eine Theorie der Gerechtigkeit (A Theory of Justice). Frankfurt am Main, 1971.

Арбитражный процесс: учебник для студентов юрид. вузов и факультетов / под ред. В.В. Яркова. М., 2005.

Гаджиев Г.А. Конституционные принципы рыночной экономики (развитие основ гражданского права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации). М., 2002.

Кашников Б.Н. Либеральные теории справедливости и политическая практика России. Великий Новгород, 2004.

Крусс В.И. Теория конституционного правопользования. М., 2007.

Лукайдес Л. Справедливое судебное разбирательство. Комментарий к п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод // Российская юстиция. 2004. N 2.

Михайловская И.Б. Суды и судьи: независимость и управляемость. М., 2008.

Решетникова И.В., Ярков В.В. Гражданское право и гражданский процесс в современной России. М., 1999.

Фокина М. Система целей доказывания в гражданском и арбитражном процессе. Общие положения // Арбитражный и гражданский процесс. 2006. N 4.

Чжэн Чэнлян. Справедливость в праве. Пекин, 2002.

Юй Ишэн. Юридическая истина в определении сущности предмета доказывания // Lex russica. 2014. N 1.

Ярков В.В. Юридические факты в механизме реализации норм гражданского процессуального права: дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 1992.

------------------------------------------------------------------------

*(1) URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/% CF%F0%E5%EC%E8%FF_%D1%F2%E5% EB%EB%FB.

*(2) Лукайдес Л. Справедливое судебное разбирательство. Комментарий к п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод // Российская юстиция. 2004. N 2.

*(3) См.: Михайловская И.Б. Суды и судьи: независимость и управляемость. М., 2008.

*(4) Михайловская И.Б. Указ. соч.

*(5) Кашников Б.Н. Либеральные теории справедливости и политическая практика России. Великий Новгород, 2004. С. 35.

*(6) Арбитражный процесс: учебник для студентов юрид. вузов и факультетов / под ред. В.В. Яркова. М., 2005.

*(7) Фокина М. Система целей доказывания в гражданском и арбитражном процессе. Общие положения // Арбитражный и гражданский процесс. 2006. N 4.

*(8) См.: Решетникова И.В., Яркое В.В. Гражданское право и гражданский процесс в современной России. М., 1999. С. 104; Ярков В.В. Юридические факты в механизме реализации норм гражданского процессуального права: дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 1992. С. 252-253.

*(9) См.: Чжэн Чэнлян. Справедливость в праве. Пекин, 2002. С. 186.

*(10) Юй Ишэн. Юридическая истина в определении сущности предмета доказывания // Lex russica. 2014. N 1. С. 58-66.

*(11) URL: http://lenta.ru/articles/2005/11/09/lawsuit.

*(12) URL: http://banker.ua/lifestyle/2010/08/27/1180441762/kak-zara botat-milliony-na-iskakh-k-krupnym-kompanijam-ili-rejting-samykh-nelepykh -iskov/.

*(13) См.: Rawls J. E ine Theorie der Gerechtigkeit (A Theory of Justice). Frankfurt am Main, 1971. S. 106.

*(14) Постановление КС РФ от 3 мая 1995 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности статей 220.1 и 220.2 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.А. Аветяна".

*(15) Крусс В.И. Теория конституционного правопользования. М., 2007. С. 643.

*(16) Гаджиев Г.А. Конституционные принципы рыночной экономики (развитие основ гражданского права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации). М., 2002. С. 101.