О действии уголовного закона в условиях межотраслевых связей (А.Г. Безверхов, журнал "Lex Russica", N 10, октябрь 2015 г.)

О действии уголовного закона в условиях межотраслевых связей

А.Г. Безверхов,

доктор юридических наук, профессор

Самарского государственный университета

Журнал "Lex Russica", N 10, октябрь 2015 г., с. 76-92.

1. В современной правовой действительности сосуществуют две тенденции.

Одна - в виде дифференциации права и законодательства на автономные части (разграничения права на частное и публичное, образования новых отраслей законодательства, дробления отраслей на юридические институты, деления нормы на структурные элементы и т.д.).

Другая тенденция правовой действительности проявляется в виде последовательного интегрирования правовых процессов, систематизации и унификации правового материала. Объединение разрозненных нормативных положений в юридические институты, соединение родственных институтов в самостоятельные отрасли и их кодификация, консолидация отраслей в общую систему законодательства, проникновение частноправовых начал в публично-правовую сферу и другие примеры внутриотраслевого и межотраслевого взаимодействия представляют собой столь же естественный и необходимый процесс, как и дифференцирование юридического мира. Даже простое наблюдение убеждает, что правовой действительности, как и всему окружающему нас миру, присуще диалектическое взаимопроникновение, взаимосвязь, синтез. Каждый компонент правового мира воздействует на другие его составляющие и сам испытывает на себе их ответное влияние. "Развитая правовая система, - пишет С.С. Алексеев, - сложный, спаянный закономерными связями организм"*(1). Познание связей между правовыми явлениями имеет немаловажное значение: раскрывая их, юристы открывают законы правового мира, выявляют юридические закономерности.

Одно из наиболее ярких проявлений второй из названных тенденций - действие юридических институтов, норм и их структурных компонентов в условиях межотраслевых отношений, складывающихся между различными отраслевыми ветвями в результате правового регулирования и охраны разнообразных сфер социальной жизнедеятельности и выражающих относительную зависимость между двумя или более отраслями законодательства.

Межотраслевые связи различаются по своему характеру, видам, принимают различные формы. В этом смысле можно говорить о типологии межотраслевых связей, включающей в себя следующие их классификационные ряды: прямые и обратные; координационные (горизонтальные) и субординационные (вертикальные); функциональные и генетические (исторические); системные и комплексные; связи строения (структурные) и развития.

Взаимодействие Уголовного кодекса РФ с другими отраслями законодательства также представляет собой запутанный клубок юридических закономерностей. Особенно очевидной является связь уголовного закона с теми смежными отраслевыми ветвями, которые составляют единый блок в борьбе с преступностью и другими антиобщественными проявлениями - уголовно-процессуальным, уголовно-исполнительным, административным законодательством, а также комплексным федеральным законодательством о противодействии конкретным группам (видам) преступлений и иных правонарушений.

Однако этим не исчерпывается богатство межотраслевого взаимодействия с участием УК РФ. Этот кодифицированный закон связан с каждой отраслью права и законодательства, положениям которых предоставляет охрану. Уголовный кодекс основывается на Конституции РФ и общепризнанных принципах и нормах международного права, сообразовывается с иными отраслевыми ветвями (гражданским, трудовым, финансовым, экологическим правом и др.). В этой связи можно заметить, что межотраслевое взаимодействие правовых норм в сфере уголовно-правовой охраны общественных отношений представляет собой взаимную связь нормативных положений уголовного и других отраслей законодательства о правах и обязанностях участников общественных отношений, которую необходимо учитывать при законодательном конструировании и применении соответствующих положений УК РФ.

2. Межотраслевые взаимоотношения УК РФ с другим отраслевым законодательством характеризуется прежде всего наличием системных закономерностей. Под системой понимается упорядоченное множество элементов, образующих определенную целостность (единство). Опыт системного исследования свидетельствует, что система немыслима без образующих ее частей, поскольку она является результатом взаимосвязи между ними. В целом нет ничего, кроме ее частей и их взаимодействия*(2). Любая система не только означает совокупность нескольких элементов, но предполагает, что эти элементы не изолированы друг от друга, а находятся между собой в процессе взаимодействия. Органическая связь, в которой находятся между собой элементы системного целого, - один из отличительных признаков системности. Система - это такое образование, в котором внутренние связи элементов преобладают над внешними воздействиями на них. Существование системных связей обеспечивает противостояние системы своему окружению - среде и служит основанием того, что во взаимодействии со средой система всегда выступает как единое целое.

Элементы системы, поставленные в необходимость взаимодействия, определенным образом приспосабливаются друг к другу и, соответственно, находятся между собой в отношениях подчинения (субординации) и соподчинения (координации). Отсюда следует, что нормативные предписания одной или различной отраслевой принадлежности не могут противоречить друг другу. Непротиворечивость - основное качество любой, в том числе правовой системы. "Обеспечение непротиворечивости всей системы законодательства, - писал Р. З. Лившиц, - одна из задач законодателя"*(3).

Что касается Уголовного кодекса, то противоправность здесь нередко определяется в тесной взаимосвязи с нормативными положениями иной отраслевой принадлежности. Изменение содержания последних при неизменности текста уголовного закона может привести к сужению или, напротив, расширению области действия уголовно-правовых норм. Поэтому непротиворечивость остается основным требованием и в сфере межотраслевого системного взаимодействия норм уголовного и иных отраслей права.

Уголовный кодекс опутан сетью системообразующих связей. Наличие межотраслевых системных связей определяет необходимость реализации уголовного закона в системе субординационных (вертикальных) и координационных (горизонтальных) отношений с другими отраслями. С учетом действия системных закономерностей, к примеру, между уголовным и гражданским законодательством можно сформулировать следующие требования к определению уголовной противоправности: недопустимо наличие противоречия между соответствующими уголовно-правовыми запретами и юридическими дозволениями гражданско-правовой природы. Это означает, что УК РФ должен учитывать правомерность поведения, определяемую ГК РФ, и в этом смысле не расходиться с нормативными положениями гражданско-правового характера. Положения уголовного закона не должны противоречить имущественно-правовым закономерностям и отраженным в гражданском праве объективно-субъективным характеристикам имущественных связей. Уголовные запреты не могут отрицать гражданско-правовых дозволений, равно как и наоборот, ибо посредством одних определяются границы других. Так, уголовный закон не может признавать хищением изъятие собственных вещей из чужого владения, т.к. согласно ст. 209 ГК РФ собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом. Дозволение совершать определенные имущественные действия (бездействие) исключает уголовную противоправность такого поведения и возможность привлечения к уголовной ответственности за него. Как справедливо указывал Б.С. Никифоров, "едва ли можно допустить, чтобы на основе одних и тех же действий субъект был признан виновным в мошенничестве и в то же время совершившим действие, правомерное с точки зрения гражданского права"*(4).

3. Другая модель межотраслевого взаимодействия УК РФ исходит из наличия функциональных связей, складывающихся между уголовным и иными отраслями законодательства. Функция есть та роль (назначение), которую исполняет элемент в составе системы и которая служит целям объединения множества частей в единое целое и оптимального функционирования системы. При этом один и тот же элемент некой целостности (системы) может выполнять сразу несколько различных функций, равно как и наоборот - одна и та же функция может осуществляться разными элементами.

Также и отрасли в правовой системе влияют друг на друга, обеспечивая ее функционирование как целостного образования. Упорядоченность права и законодательства определяет функциональную зависимость между составляющими их отдельными отраслевыми ветвями. Иными словами, когда совокупность отраслей образует систему и устанавливается порядок отраслевого взаимодействия, формируются функции в обеспечении устойчивых связей между отраслями. Функции заданы "юридическим" разделением труда, отраслевым распределением ролей и другими процессами, за которыми в конечном счете стоят системные закономерности законодательства. Известно, что все части служат целому, но каждая часть по-своему. Так и отрасли в системном строении правовой действительности имеют строго определенные функциональные задачи. Функции как бы возложены на отрасли и выполняются в рамках присущих праву и законодательству системных свойств. Системность обусловливает определенное функциональное назначение каждой отрасли: одни отрасли выполняют преимущественно регулирующие функции, вторые - охранительные и пр.

УК РФ при всей своей относительной самостоятельности, так же как и другие отраслевые кодификации, имеет свое специфическое назначение. Считается, что в рамках межотраслевого функционального взаимодействия уголовный закон призван охранять от возможных преступных нарушений наиболее важные общественные отношения. В строгом соответствии с функциональным подходом УК РФ защищает не все особо значимые отношения, а ту их часть, которая в позитивном смысле урегулирована другими отраслями права*(5). Отдельные социальные блага и интересы только тогда должны охраняться уголовным законом, когда они являются правовой ценностью, а социальные отношения - когда они становятся правоотношениями. Так, Н.Ф. Кузнецова полагала, что "охраняемые УК интересы (объекты) - это правоотношения в тех или иных сферах жизнедеятельности личности, функционирования общества и государства"*(6). Аналогичное мнение высказывал и Е.В. Ворошилин: "Специфика уголовного законодательства заключается в том, что оно охраняет от наиболее опасных посягательств те общественные отношения, которые регулируются нормами иных отраслей права"*(7). Отсюда следует и вывод о нецелесообразности принятия новых уголовно-правовых норм по вопросам, которые не урегулированы в позитивном плане другими отраслями права. Если социальные отношения законодательно не урегулированы, то это может означать, что они не обладают той особой ценностью для общества, которая требует их уголовно-правовой охраны, а значит, отсутствует необходимость в их особой защите. Кроме того, если отношения не урегулированы той или иной отраслью права, то сложно определить объект, субъектный состав и содержание этих отношений, а следовательно, невозможно обеспечить их надежную уголовно-правовую охрану.

Функциональное соотношение между отраслевыми ветвями создает общий фон и задает пределы действия институтов и нормативных предписаний Особенной части УК, а значит, оказывает влияние на содержание последних. Функциональные связи, складывающиеся между уголовным законом и регулятивными отраслевыми кодификациями, значительно влияют на определение уголовной противоправности как юридического признака преступления. Это обосновывается тем, что запреты функционально неотделимы от дозволений и по своему юридическому существу призваны действовать в паре с дозволениями. В условиях реализации права определенным юридическим дозволениям корреспондируют соответствующие уголовно-правовые запреты, юридически обеспечивая их действенность.

В рамках функционального взаимодействия УК РФ охраняет от возможных преступных нарушений, например имущественные отношения, урегулированные нормами ГК РФ. Функциональные связи, складывающиеся между УК РФ и ГК РФ, существенно влияют на определение уголовной противоправности как юридического признака имущественного преступления. Если уголовное право призвано охранять отношения, позитивно урегулированные гражданским законодательством, то уголовно-правовой запрет должен логически следовать из определенного гражданско-правового дозволения, а значит, и получать необходимо вытекающее из последнего содержание. В этой связи воспрепятствование реализации управомочивающей нормы гражданского права влечет за собой, при наличии к тому оснований, действие соответствующей нормы уголовного права. Гражданско-правовые дозволения, будучи связанными с уголовно-правовыми запретами по смыслу, имплицируют (от лат. implicatio - сплетение, implico - тесно связываю) последние. Отсюда уголовная противоправность имущественных нарушений определяется уголовным законом с учетом действия управомочивающих норм гражданско-правовой природы, которые позитивно регулируют имущественные отношения, нарушаемые преступным деянием. При этом указанные управомочивающие нормы (дозволения) и соответствующие им уголовно-правовые запреты должны находиться в отношении импликации и иметь содержательную связь, т.е. в различной юридической форме выражать равнозначные, эквивалентные правовые положения.

4. Уголовный закон и другие отрасли законодательства одновременно регулируют разные стороны и грани одних и тех же отношений. Совместное действие норм УК РФ и других кодификаций, запрещающих определенное негативное поведение, определяет возникновение комплексных межотраслевых связей. Под комплексом понимается совокупность компонентов, которые при одновременном и согласованном взаимодействии образуют в некотором смысле единое целое. Комплекс - это сложное объединение, которое складывается из явлений и процессов одной или разной природы, взаимосвязанных друг с другом, но при этом сохраняющих свою самостоятельность.

Принцип комплексности в уголовном праве означает, что отдельные институты и нормативные предписания УК РФ действуют при совместном участии нормативных положений другой отраслевой природы и одновременно с последними обеспечивают защиту одному и тому же отношению. При этом каждый из юридических запретов, входящих в комплекс правовой охраны, сохраняет свою самостоятельность. В этом смысле можно утверждать, что действие уголовно-правового запрета не прекращается и в случае отсутствия запрета другой отраслевой природы. Равно как и наоборот: "Отсутствие какого-либо уголовно-правового запрета не может служить препятствием для того, чтобы данное действие не могло быть запрещено другой отраслью права"*(8). Правоохранительные нормы, поставленные в положение необходимости комплексного межотраслевого взаимодействия, должны быть так законодательно выражены, чтобы получить возможность действовать параллельно и совместно, тем самым обеспечивая согласованное, слаженное, синхронное применение правоохранительных средств различной отраслевой природы. Комплексная правовая охрана - одно из наиболее эффективных юридических средств противодействия преступности и иным противоправным посягательствам, обусловленное разнообразием характеристик, причин и условий этих антиобщественных проявлений.

Юридические запреты различной отраслевой природы, действующие в комплексе, не должны носить взаимоисключающий характер, противоречить друг другу или быть в отношении противоположности. С точки зрения комплексности складывается следующее соотношение уголовно-правовых требований с нормативными запретами другой отраслевой природы: они должны определенным образом координироваться, согласовываться, сообразовываться друг с другом. Указанное соотношение предполагает такое соответствие уголовно-правовых норм определенным запретам других отраслей, которое обеспечивает единство подходов законодателя к регламентации конкретного комплекса отношений и позволяет взглянуть на внешне разнородные нормообразования с единой точки зрения. Действующие в комплексе запреты должны обладать таким свойством, которое обеспечивает возможность неодинаковых по характеру и различающихся по содержанию нормативных предписаний совместно взаимодействовать при регулировании одного и того же отношения.

Если несколько отраслевых запретов действуют одновременно, в комплексе друг с другом, объемы их требований должны быть определенным образом совместимыми. При этом совместимость не должна быть полной, в смысле равнозначной: уголовно-правовой запрет не должен дублировать или подменять соответствующие положения иной отраслевой принадлежности. Так, имущественные правонарушения с усеченным и формальным составами, а также на ранних стадиях их совершения (приготовления и покушения) прямо не запрещены гражданским законодательством, а следовательно, и не признаются им противоправными, тогда как уголовный закон может устанавливать наказуемость не только за имущественные нарушения, причинившие существенный вред, но и за те, которые поставили в опасность причинения такого вреда либо заключаются в умышленном создании условий для совершения задуманного посягательства. Как заметил Н.С. Таганцев: "Покушение на умышленный поджог, хотя бы виновный был захвачен прежде, чем началось повреждение дома, наказывается почти так же, как и поджог оконченный, а между тем с гражданской точки зрения такое безрезультатное покушение даже вовсе не может быть основанием иска"*(9).

Еще один пример комплексного взаимодействия разноотраслевых норм охранительного характера демонстрируют уголовно-правовые положения о мошенничестве и гражданско-правовые установления о сделках, совершенных под влиянием обмана. Обман - одно из гражданско-правовых оснований признания сделки недействительной независимо от того, привлечен обманщик к уголовной ответственности или нет. Сделка, совершенная под влиянием обмана, не тождественна мошенничеству (например, если она совершена из иной личной заинтересованности или направлена на получение результата работ, услуг или объектов интеллектуальной собственности, является возмездной, состоялась между юридическими лицами). Равным образом и совершенное мошенничество далеко не всегда является одновременно сделкой, заключенной под влиянием обмана (приготовление к тяжкому мошенничеству, шулерство, преступные ничтожные сделки, соединенные с мошенническим обманом, и др.). Уголовные запреты и запреты гражданско-правовой природы не всегда могут быть нарушены одновременно*(10).

Вместе с тем между мошенничеством и соответствующим гражданским правонарушением нередко складываются отношения идеальной совокупности. В таких случаях одним деянием одновременно нарушаются нормы уголовного и гражданского права (заключение договора участия в долевом строительстве на уже проданный объект, заключение договора страхования после наступления страхового случая, передача денежной "куклы" в счет заранее обусловленной сделкой доплаты за товар, заключение договора банковского вклада без намерения исполнить обязательство). В итоге речь идет о сочетании в содеянном составов двух различных правонарушений при условии, что они совершаются одним и тем же лицом, в одно и то же время и одним и тем же действием. Тогда преступлением признается деяние, запрещенное нормами иной отраслевой природы, следовательно, такое преступление почти всегда одновременно является иноотраслевым деликтом, влекущим свои отраслевые правовые последствия*(11).

5. Межотраслевое взаимодействие УК РФ с другими кодификациями характеризуется наличием структурных связей. Структурность - важный атрибут окружающего человека мира. В научно-философском смысле понятие структуры означает, что совокупность составляющих целое компонентов имеет внутреннюю форму организации, которая выражается в упорядоченном расположении частей целого по отношению друг к другу. Можно сказать, что понятие структуры равнозначно понятию упорядоченности, когда элементы целого организованы в строго определенные конфигурации.

Взаимодействие двух или более объектов, сцепляющихся между собой посредством своих структур, может возникнуть лишь в случае некоторого соответствия, присущего их строениям. Отношения, складывающиеся между структурами двух или более самостоятельных объектов, в научной теории характеризуются понятием изоморфизма (греч. isos - одинаковый, равный; morphe - вид, форма). Если каждому элементу одной структуры соответствует хотя бы один элемент другой структуры, то две такие структуры считаются изоморфными друг другу. Так, П.С. Новиков называет несколько систем изоморфными, "если между их элементами можно установить взаимнооднозначное соответствие, при котором отмеченные свойства (отношения) одной системы переходят в отмеченные свойства (отношения) другой системы"*(12).

Структура права - одна из объективных закономерностей правовой действительности. Л.С. Явич так сформулировал это положение: "Структурированность права оказывается законом его существования и действия - вне и помимо своей особой структуры нет и самого права как специфического явления общественной жизни"*(13).

С одной стороны, структура права обеспечивает его целостность и тождественность самому себе, т.е. сохранение его основных свойств при различных внешних и внутренних воздействиях и изменениях. На это обстоятельство справедливо указывал Д.А. Керимов: "Правовая система образует единство в результате структурной упорядоченности ее компонентов (подсистем), определяющей их функциональную зависимость и взаимодействие. В результате правовая система представляет собой единый, гармоничный "ансамбль", обеспечивающий субординацию, иерархичность и синхронность в процессе функционирования"*(14).

С другой стороны, структурная закономерность права, выражая зависимость между составляющими его структурными подразделениями, обуславливает действие права во времени, пространстве, по кругу лиц. Как движение всякой машины главным образом определяется ее строением, так и действенность права зависит от его структуры. "Действенным, - писал Л.С. Явич, - может быть только структурированное право"*(15).

Научное внимание к вопросам строения права объясняется и устойчиво действующей тенденцией, характеризующейся усложнением правовой действительности. Как свидетельствует история права, его развитие есть поступательный процесс, для которого характерны постепенный переход от незаметного деления правовой действительности к явно выраженной и строгой ее дифференциации, возрастанию числа составных частей и элементов правовой материи. Как замечает С.С. Алексеев, в современную эпоху в силу потребностей экономической и социальной жизни структура права приобретает все более сложный характер*(16). На это указывает и В.М. Сырых: "Право как объект познания правовой науки представляет собой сложное полиструктурное образование иерархически взаимосвязанных компонентов: отраслей, институтов и норм права"*(17).

Прогрессирующий процесс дифференциации права - отличительная черта его развития. Структурой обладает право в целом и любые конкретные компоненты в его рамках. При этом последние отличаются своей специфической структурой, которая не сводима к более общей структуре - структуре права. Существование сложной дифференциации права обеспечивает его структурную пластичность, которая, в свою очередь, определяет более высокую степень его упорядоченности, устойчивости и целостности, а значит, и возможность его дальнейшего развития.

С учетом вышеизложенного структуру права можно представить в виде совокупности устойчивых связей между правовыми элементами и компонентами, которые в соединении друг с другом образуют самые разнообразные конструкции. По мнению В.М. Сырых, полиструктурность права определяет следующие четыре уровня его структурного анализа: а) наиболее простых в структурном отношении явлений - норм права; б) системных образований, где эти явления выступают в качестве элементов, - юридических институтов; в) систем, включающих в себя системные образования второго уровня, - отраслей права; г) тотальной целостности - права в целом*(18). Как видно, правовые структуры возникают по меньшей мере на четырех уровнях строения права, а также характеризуются разнообразием видов на каждом из указанных уровней*(19).

При этом структурный тип связи может складываться между 1) элементами нормы права одной отраслевой принадлежности, 2) элементами нормы права разной отраслевой природы, 3) юридическими нормами (правовыми институтами) одного отраслевого характера, 4) "инородными" юридическими нормами (правовыми институтами), 5) отдельными отраслями права.

Отсюда следует, что структура права есть результат внутриотраслевого и межотраслевого взаимодействия элементов норм, норм права, юридических институтов и отраслей. Она выражается в образовании множества правовых конструкций на разных уровнях правовой действительности, обеспечивая высокую степень упорядоченности правового мира. Отсюда и морфология права как учение о его внутренней дифференциации призвана изучать строение и формообразование права с учетом видовой и уровневой его структуризации.

Как уже было замечено, структура права формируется постепенно. Представляется, что исторически первое свое выражение она получает с появлением и развитием правовых норм. Поэтому при структурном анализе права в первую очередь необходимо выделить следующие его составляющие - нормы, образно названные И.Я. Дюрягиным начальными элементами, кирпичиками всего правового здания, из которых постепенно складываются не только правовые институты и отрасли права, но и система права в целом*(20). Для права в первую очередь характерна нормоструктурность. В этой связи справедливо утверждение, что право - это не только нормы, но без норм, без свойства нормативности права нет*(21).

По вопросу о структуре нормы права было высказано множество научных суждений и дополняющих друг друга идей. Между тем отвлечение от детальных аспектов научного обсуждения рассматриваемого вопроса позволяет выделить два кардинально различных направления видения учеными-юристами нормоструктуры: дуализм - дуальное устройство нормы и триализм (трилогизм, трихотомия) - тройственное строение нормы.

Согласно первому всякая правовая норма состоит из двух элементов: гипотезы и диспозиции, или гипотезы и санкции, или диспозиции и санкции*(22). Основанием такого подхода выступает законодательная практика, где нормы обыкновенно и строятся по такой схеме*(23). Особенность дуализма состоит и в том, что это исторически первая из разработанных теоретических моделей нормоструктуры. При этом дореволюционные отечественные криминалисты, развивая учение о структуре норм, акцент делали на строении закона и его элементов, т.е. на вербальном (знаковом, текстуальном) выражении правовой нормы. Например, Н.С. Таганцев писал, что уголовные законы, определяющие признаки наказуемых деяний и назначаемую за них ответственность, содержат в себе всегда две части: "Описание того посягательства, которое запрещается под страхом наказания, - часть определительная, или диспозитивная, и указание на самую ответственность - часть карательная, или санкция. Наличность обоих этих условий есть необходимая принадлежность всякого уголовного закона"*(24). Соответствующая тенденция сохранилась и в современной науке уголовного права, где также признается практически допустимым и целесообразным рассмотрение структуры статей или частей статьи уголовного законодательства*(25).

В соответствии с другой системой взглядов правовая норма состоит из трех структурных частей, именуемых гипотезой, диспозицией и санкцией. Как замечал Д.А. Керимов, правовая норма не может быть одноэлементной или двухэлементной, она всегда состоит из трех элементов*(26). Аналогичное мнение высказывал и Л.С. Явич: "Все доводы, направленные против трехчленной структуры законодательных норм, имеют своим истоком смешение вопроса о логической структуре норм с их словесным изложением в соответствующих актах"*(27). Суть вышеизложенного подхода лучше всего отражают следующие слова: "Не может быть норм права, лишенных правил, условий их применения и не обеспеченных государственной охраной"*(28); "отсутствие хотя бы одной из частей свидетельствует о том, что обнаруженное в праве предписание не может быть причислено к разряду норм права"*(29).

Данный подход, в отличие от первого, имеет весьма строгое обоснование. В самом деле, любая правовая норма, во-первых, должна выражать само содержание правила поведения, т.е. указывать на определенное действие, являющееся объектом нормативной регуляции, которое должно быть, может или не должно быть выполнено. Отсюда диспозиция как "стратагема действия" является содержательной частью структуры любой социальной нормы, обуславливая ее известную самостоятельность и качественное своеобразие*(30). Это положение в равной мере относится и ко всякой норме права. "Обязательный элемент любой правовой нормы, - писал Р.З. Лившиц, - ее содержание, то правило поведения, которое эта норма устанавливает"*(31). Во-вторых, в норме должны быть определены условия, при которых она реализуется, т.е. установлены конкретные обстоятельства, при которых должно или не должно выполняться действие. Отсюда гипотеза - другой важный элемент нормы права. Очевидно, что любая норма (включая такие ее элементы, как диспозиция и санкция) в условиях неодинаковых жизненных обстоятельств и различных ситуаций действует по-разному и даже может просто бездействовать. Гипотеза всегда ограничивает действие нормы в пространстве, по времени и кругу лиц. Наконец, необходимо указание на правовые последствия нарушения нормы права, т.е. определение конкретных мер принуждения, которые могут быть применены к правонарушителям. Следовательно, санкция - третий значимый элемент в структуре нормы. При этом анализ трехэлементной структуры нормы необходимо приводит к выводу, что гипотеза, диспозиция и санкция нормы находятся между собой в причинно-следственном отношении.

Между тем есть основания полагать, что рассмотренная структурная триада правовой нормы выступает в виде идеального представления о ее строении, в виде "нормообраза" и в большинстве случаев не отражает действительного строения норм "в их реальном бытии". Не случайно в теории права все чаще звучит мысль, что "о гипотезе, диспозиции и санкции следует говорить скорее как о подразумеваемых элементах правовой нормы, чем о ее непременных составных частях"*(32). И дело здесь не только в том, что в статьях закона нормы обыкновенно не формулируются в виде трех названных элементов. Существование трехэлементной нормативной структуры не может быть обосновано путем отрицания тождества между нормой и статьей закона, как это иногда делается в научной литературе. Вопрос о соотношении норм права и статей закона имеет самостоятельное значение и в общем теоретическом плане решается так: правовая норма не тождественна тексту закона, в силу чего норма и статья закона редко совпадают. В противном случае не было бы смысла вообще проводить различие между правовой нормой и статьей закона*(33). Между тем недопустимо и противопоставлять нормы права положениям законодательства, где они находят свое знаковое выражение и текстуальное закрепление. В.Н. Кудрявцев заметил: "Правила и иные стандарты поведения, даже широко распространенные в обществе и одобряемые общественным сознанием, нельзя рассматривать как юридические нормы, если они не закреплены в каком-либо юридическом, признанном государством источнике"*(34).

Тем более трехэлементную структуру правовой нормы трудно со всей однозначностью обосновать, ссылаясь на логику норм*(35). Концепция логической структуры нормы не отвечает на главный вопрос: почему правовые нормы, столь разные по своему характеру, содержанию, условиям действия, адресату, правовым последствиям несоблюдения и пр., должны иметь одинаковую структуру? Соответствующая концепция изначально отрицает различное строение правовых норм. При этом положение о трихотомии нормоструктуры рассматривается как аксиоматическое, но скорее не в смысле истинного суждения, а как общепринятое положение. Между тем в логике норм предполагается, что все многообразные нормы имеют по меньшей мере четырехэлементную структуру:

1) характер - норма обязывает, разрешает или запрещает;

2) содержание - действие, которое должно быть, может или не должно быть выполнено;

3) условия приложения - обстоятельства, в которых должно или не должно выполняться действие;

4) субъект - круг лиц, которому адресована норма.

При этом установлено, что не все указанные структурные элементы находят явное выражение в языковой формулировке нормы. Но это не означает, что они не обязательны. Без любого из них нет нормы. Что касается санкции, или угрозы наказания, в логике норм предложено через это понятие определять обязательность: действие обязательно, когда воздержание от него влечет за собой наказание. Кроме того, считается, что это средство, превращающее позитивную оценку действия в норму, требующую его реализации*(36).

Если формула дуализма удобна в практическом смысле, подходя для самых различных правовых норм, которые проявляются в законе хотя бы через один из структурных элементов (остальные позволяет домыслить анализ действующего законодательства), то формула трилогизма выглядит более привлекательной и в теоретическом смысле завершенной, направляя к уяснению всех возможных структурных элементов нормы. Однако бросается в глаза чрезмерный формализм концепций двух- или трехзвенной структуры нормы. Формализм этих концепций состоит в том, что и в той и другой презюмируется тождество нормоструктур без учета (1) развития правовых норм, (2) разнообразия их видов и (3) многостороннего взаимодействия норм между собой.

Между тем учет первого из названных обстоятельств предполагает, что строение правовых норм исторически изменчиво. "Для интенсивно развивающихся норм характерны структурные перестройки: прогрессивные в случае усложнения содержания, перехода на более высокие структурные уровни и т.д., регрессивные - в случае "свертывания", перехода на низшие уровни, деградации, распада и т.д."*(37). Исторический анализ даже одной нравственной системы показывает, что нормы здесь не всегда представляли с точки зрения своего морфологического строения одно и то же. "Табу, талион, "золотое правило" нравственности - все эти нормативные образования отнюдь не отличаются четко выраженной дифференциацией указанных структурных ингредиентов. В самом деле, в элементарном талионе "око за око, зуб за зуб" мы не найдем ни гипотезы, ни санкции; точнее говоря, они слились воедино с диспозицией"*(38). С точки зрения своего генезиса нормы выступают как менее или более зрелые. В первом случае они представляют собой такие образования, характерной особенностью которых является слабая морфологическая дифференциация; во втором случае нормы превращаются в более строгие образования и в плане морфологии, и в плане содержания*(39).

Аналогичное положение вещей наблюдается и в праве. По мнению С.С. Алексеева, развитие правовой действительности привело как бы к распределению структурных элементов между регулятивными и правоохранительными нормами*(40). Так же и в уголовном праве нормы его Общей и Особенной частей различаются структурно*(41). Действительно, достаточно сравнить структуру норм об обстоятельствах, исключающих преступность деяния, со строением большинства нормативных положений об ответственности за преступления, чтобы прийти к выводу о неодинаковой морфологической конструкции у данных норм. Первые, будучи управомочивающими нормами, лишены санкций. Если последние и подразумеваются, то только в случаях "превышения и (или) злоупотребления правом" либо они обращены не к адресату управомочивающей нормы, а к лицам, которые препятствуют реализации соответствующего права.

Если бы структура у всех правовых норм была одинаковой, то в праве для всякого нового юридически значимого действия (бездействия), для всякого нового "нюанса", "оттенка" в обстоятельствах содеянного или различия в его правовых последствиях (мере принуждения) всегда бы возникали или существовали отдельные нормы. В таком случае правомерным было бы утверждение, например о наличии более двух десятков норм об убийстве (по числу квалифицированных и "привилегированных" его видов). Однако более логичным выглядит положение, согласно которому в четырех статьях УК РФ (ст. 105-108) закреплена одна, правда, сложноструктурированная норма об убийстве. При этом она подразделяется на несколько (по числу указанных статей и частей статей 105 и 108) своих разновидностей*(42).

Учитывая вышесказанное, есть все основания полагать, что уголовно-правовая норма со сложным строением может иметь несколько структурных элементов одного вида - гипотез и (или) санкций. Это положение можно попробовать обосновать так: ни одна правовая система не в состоянии выразить все особенности того или иного юридически значимого условия совершения действия (бездействия), самого деяния и правовых последствий содеянного всякий раз посредством образования новых норм. Образно говоря, она просто рухнет под тяжестью такого груза. Конкретность действительности беспредельна, "нормативно-правовые" ресурсы ограничены.

Исходя из вышеизложенного, представляется возможным выдвинуть гипотезу о структурной разнородности правовых норм. В этом случае целесообразна мысль о многообразии вариантов строения норм права: от морфологической нерасчлененности (неразложимости), свойственной нормам-принципам, до полиструктурности норм, которая означает наличие у одной нормы нескольких конструктивных элементов одного вида.

Нормы права, вступающие во взаимодействие между собой в целях образования юридических институтов, подотраслей и отраслей права либо установления межотраслевых связей, не могут не изменять свое первоначальное строение. Структурные отношения правовой системы вызывают изменение внутреннего строения составляющих ее правовых элементов.

Структурные трансформации, происходящие при взаимодействии норм права, не нужно понимать в смысле вплетения конструктивного элемента одной нормы в строение другой либо синтеза норм, объединения разных норм в единую сложную "макронорму", тем более реструктуризации или разукомплектования норм, рассредоточения структурных частей норм по разным институтам или отраслям права, потери нормами некоторых из своих структурных элементов. Если бы дело обстояло именно так, одна из взаимодействующих норм перестала бы существовать как автономное правовое явление и, следовательно, прекратила свое действие, вдохнув жизнь в другую норму.

В действительности же каждая норма в структурном аспекте представляет собою внутреннее, конструктивное единство. Вступающие во взаимодействие посредством своих структурных элементов нормы сохраняют свое прежнее правовое значение: и юридическую силу, и характер, и содержание. Другими словами, нормативное взаимоотношение не допускает деструкции одной из взаимодействующих норм, т.е. нарушения или разрушения ее структуры, что означало бы утрату нормой своих юридических качеств. Так, тесное структурное взаимодействие норм международного и внутригосударственного уголовного права не приводит к их слиянию в единую правовую систему. Нормы внутригосударственного уголовного права даже в тех случаях, когда они созданы специально для охраны международного правопорядка, остаются нормами внутригосударственного права*(43).

Межотраслевое структурное взаимодействие норм уголовного и других отраслей права тесно связано с понятием бланкетности. Бланкетность как правовое явление есть выражение структурных связей между названными отраслевыми ветвями с помощью особого приема законодательной техники - бланкетного способа изложения нормативного материала в тексте уголовного закона и соответствующих этому способу средств законодательной техники - бланкетных конструкций и терминологии. Бланкетность как правовая реальность говорит о присутствии в уголовно-правовой норме неуголовно-правового нормативного материала.

Межотраслевое структурное взаимодействие заключается в наличии общих диспозиций у норм различной отраслевой принадлежности*(44). При этом в уголовном праве каждая бланкетная норма сцепляется с целым множеством норм иной отраслевой принадлежности. Получается, что бланкетная норма уголовного права характеризуется наличием нескольких диспозиций, текстуально воспроизведенных в одной статье уголовного закона, причем в абстрактной (обобщенной) форме. Анализируя соотношение норм различной отраслевой принадлежности, необходимо заметить, что они связаны по принципу дополнительности (каждая норма восполняет то, что не дано другой, и в своей совокупности обеспечивают необходимый набор юридических средств воздействия на сознание и поведение человека). При этом бланкетная норма уголовного права получает действие при наличии строго определенных дополнительных условий.

Следует также заметить, что бланкетность может проявляться и на самом низком уровне строения права, когда правовые положения и отражающие их понятия и термины одной отрасли права используются при строении правовых норм иной отраслевой принадлежности. Так, бланкетное изложение часто используется в статьях Особенной части УК РФ. Например, при описании в диспозиции статьи уголовного закона состава преступления, наряду с понятиями уголовного права, применяются юридические категории иной отраслевой принадлежности. Такая форма бланкетизации УК РФ носит название бланкетного признака состава преступления. Бланкетные признаки - это объективные и субъективные признаки состава преступления, содержание которых обычно определено в нормах неуголовного законодательства (налоговый агент; сведения, составляющие государственную тайну; организмы, занесенные в Красную книгу Российской Федерации; наркотические средства; сотрудник органа внутренних дел; глава органа местного самоуправления и пр.). Бланкетные признаки - это признаки точного значения. Они выражены юридическими терминами и понятиями неуголовно-правового характера, которые перемещены законодателем и отображены в нормах уголовного права. Как писал В.Н. Кудрявцев, бланкетные признаки есть разновидность переменных признаков состава преступления, их конкретное содержание зависит от другой, в большинстве случаев подзаконной нормы, относящейся к иной отрасли права*(45).

Наряду с бланкетными признаками, в УК РФ используются бланкетные диспозиции. При бланкетном изложении диспозиций норм УК РФ законодатель нередко использует нормативный материал иной отраслевой принадлежности в виде правил поведения. В этом случае норма Уголовного кодекса включает в себя "инородные" отраслевые предписания. Например, в главе 27 "Преступления против безопасности движения и эксплуатации транспорта" УК РФ говорится о "нарушении правил безопасности движения транспорта", "нарушении правил эксплуатации транспорта", "неисполнении требований по соблюдению транспортной безопасности", "недоброкачественном ремонте транспортных средств" и др. При этом бланкетная норма уголовного закона получает действие при наличии в содеянном дополнительных кримообразующих признаков (в случаях описания транспортных преступлений в главе 27 УК РФ это, как правило, причинение тяжкого вреда здоровью человека либо причинение смерти).

При квалификации преступлений, предусмотренных в статьях с бланкетными признаками и диспозициями, необходимо обращаться к неуголовному законодательству, регламентирующему отношения, которые охраняются применяемой уголовно-правовой нормой, и, соответственно, исходить из положений тех нормативных актов, которые регулируют отношения, ставшие объектом преступного посягательства. Без обращения к соответствующим нормам неуголовного законодательства невозможно понять содержание уголовно-правовой нормы, а следовательно, нельзя дать верную юридическую оценку содеянному.

В уголовном законе может иметь место и скрытая "бланкетность", когда используется такой категориальный аппарат иной отраслевой принадлежности (собственность, имущество, право на имущество, ущерб, доход, использование полномочий и др.), который наполняется особым "уголовно-правовым" содержанием. Вспомним концепцию трех признаков предмета хищения, уничтожения и повреждения имущества (физического, экономического и юридического). Обратимся в качестве еще одного примера к отдельным положениям главы 18 УК РФ. Применяемые здесь категории "половое сношение", "мужеложство", "лесбиянство" должны наполняться прежде всего свойственным им медицинским содержанием, конечно же вкупе с уголовно-правовыми уточнениями. В результате их интерпретации в медико-биологическом и уголовно-правовом аспектах частично не совпадают. К примеру, "половое сношение" с точки зрения уголовного закона может быть полным или неполным, прерванным или физиологически завершенным, с реальной возможностью зачатия или без такового. Если половой акт совершен по принуждению со стороны лица женского пола, то, как правильно разъяснил Верховный Суд РФ в постановлении от 15.06.2004 N 11, это уже не "половое сношение" в смысле ст. 131, а иные действия сексуального характера, наказуемые по ст. 132 УК РФ. Вкрапленный в инородную правовую ткань в виде "кристаллов" другой отраслевой природы, такой нормативный материал в части сохраняет свою идентичность и самобытность, но в другой своей части несколько изменяет свое первоначальное смысловое содержание.

В заключение заметим, что структурный, функциональный или иной подход недопустимо абсолютизировать. Как известно, любой живой организм возникает не путем сложения частей в целое, а, наоборот, путем выделения частей из некоторого вначале недифференцированного целого*(46). Так же и право приобретает свою сложную структуру постепенно, путем образования все новых и новых составляющих его частей. Поэтому большим заблуждением был бы взгляд на те или иные правовые компоненты (норму, институт, отрасль) как на некое механическое соединение: гипотезы, диспозиции и санкции в правовую норму, норм - в юридический институт, институтов - в отрасль и пр. Определить их так - значило бы изолировать друг от друга и от целого, в состав которого они входят. Это привело бы к ложной мысли, будто можно начинать с правовых ингредиентов и из их суммы строить правовую систему, тогда как на самом деле надо, отправляясь от совокупного целого - права, путем анализа его доходить до заключенных в нем компонентов. Последние, выделившись в самостоятельные правовые феномены, не только получают собственное строение, но и сочетаются друг с другом по строго определенным законам, примыкают друг к другу в строго определенной последовательности и сохраняют связь с породившими их правовыми явлениями и процессами.

Далее, как справедливо указывает В.М. Сырых, результативность применения системного, структурного или функционального подхода убывает по мере продвижения к более сложным формам строения правовой материи*(47). Действительно, эффективность использования того или иного метода наиболее очевидна в границах области изучения наименее сложных компонентов права - его норм. Так, структуры наиболее наглядно выражены при локальном расположении частей целого. По мере же глобализации правовых явлений и процессов их структурные компоненты удаляются друг от друга. Их расположение в сложных структурах становится все более независимым, сообразованным с собственными законами строения и функционирования, а значит, и все более непредсказуемым. Это обстоятельство затрудняет исследование на более высоких уровнях структуры права. Так, применение указанного методологического средства вызывает подчас неразрешимые трудности в познании структурных отношений и зависимостей, складывающихся между правовыми институтами или отраслями права. На первый взгляд кажется очевидным, что структуры регулятивных и охранительных отраслей непосредственно связаны между собой. Отсюда обыкновенно полагают, что система правовой охраны должна находиться в полном соответствии с системой правового регулирования, а структура уголовного закона должна быть строго привязана к строению конституционного, гражданского, финансового, экологического и других отраслей законодательства. Такое представление о структуре законодательства, столь просто и доступно объясняющее запутанный клубок юридических закономерностей, весьма распространенное и, надо сказать, довольно устоявшееся. Его первым теоретическим основанием считается нормативная теория К. Биндинга - немецкого криминалиста второй половины XIX в. Согласно этой теории, "нормы права, нарушение которых карается уголовным законом, находятся за пределами уголовного закона, содержащего лишь повеление о применении наказания в случае совершения деяния, описанного в диспозиции уголовного закона"*(48). Из этого следует, что "преступным деянием нарушаются законы определительные, которые находят в законах охранительных или уголовных свою санкцию"*(49). Другими словами, уголовный закон содержит лишь санкции за нарушения правовых норм, содержащихся в других отраслях права.

Отсюда же берет свои логические корни и положение о том, что норма уголовного закона охраняет предписания иной отраслевой принадлежности. Так, Я.М. Брайнин утверждал, что уголовное право выполняет функцию охраны общественных отношений от преступных посягательств, но осуществляет эту функцию не непосредственно, а путем защиты правовых норм, регулирующих эти отношения. Охрана этих норм от преступных посягательств составляет сущность уголовного права*(50).

В свете сказанного трудно согласиться и с таким мнением: классификация объектов экономических преступлений должна быть согласована с дифференциацией гражданско-правовых норм, регулирующих имущественные отношения и группирующихся в системе гражданского права в два раздела: вещное право и обязательственное право. Если вещное право опосредствует статику имущественных отношений, то обязательственное - их динамику, регулируя движение имущества в хозяйственном обороте.

Деление раздела VIII УК РФ на главу о преступлениях против собственности и главу о преступлениях в сфере экономической деятельности более или менее соответствует разграничению имущественных отношений на вещные, в которых управомоченные лица могут осуществлять свои права на имущество, не нуждаясь в положительных действиях других лиц, и обязательственные, в которых управомоченное лицо имеет возможность требовать от другого лица передачи имущества или совершения иных имущественных действий*(51). В действительности же господствующая в уголовном законодательстве России концепция преступлений против собственности (глава 21) направлена на охрану не только вещных, но и обязательственных отношений, а также всего имущественного правопорядка в целом. Что же касается положений главы 22 УК РФ, заметим, что ряд норм о преступлениях в сфере экономической деятельности имеет свое историческое обоснование в нормах о преступлениях против собственности и представляет собой их модифицированный вид.

Наличие в нормах о преступлениях в сфере экономической деятельности ряда сходных признаков с теми или иными видами имущественных посягательств не случайно. Это обстоятельство является следствием отражения в уголовном законе процессов приспособления традиционного криминалитета к усложняющейся экономической организации общества. Хозяйственные преступления были и останутся особой формой подлаживания, приноравливания преступности к изменяющимся условиям в экономической сфере. Поэтому законодатель при сохранении "традиционных" норм о преступлениях в сфере экономики конструирует "новые", которые получают относительную самостоятельность, в силу чего их родственная связь с породившими их "пранормами" не всегда очевидна. При этом взаимодействие между "традиционными" нормами об имущественных и "новыми" нормами о хозяйственных преступлениях принимает разные формы, и последствия, которые во многом еще скрыты от нас, соответственно, требуют самостоятельного теоретико-прикладного исследования.

С учетом вышеизложенного представляется недопустимым сводить право к нормам и в соответствии с этим делать предположение о тождестве строения нормы и структуры права. Поддержка этого подкупающего своей внешней убедительностью положения влечет за собой ряд выводов, весьма неутешительных для уголовного права:

а) решающее значение в уголовном законе имеют санкции, число которых зависит от числа запретов, содержащихся в иных отраслях законодательства;

б) Общая часть уголовного закона состоит исключительно из положений, регламентирующих назначение наказания;

в) система Особенной части уголовного закона строится строго в соответствии с принципом: "отрасль или ряд смежных отраслей законодательства - глава или раздел УК";

г) статьи Особенной части уголовного закона характеризуются исключительно бланкетными диспозициями и конструируются по типу "отраслевое правило поведения (диспозиция) - уголовно-правовая санкция";

д) само уголовное законодательство получает значение придатка к другим отраслям.

Между тем нарисованная картина, и это вполне очевидно, находится в полном противоречии с действительным положением вещей. Уголовное законодательство имеет структуру, складывающуюся в соответствии с интегративными качествами системы уголовного права. Структура уголовного законодательства имеет собственное основание построения и не определяется структурой других отраслей права. Конечно же, система уголовного права и нормативные системы иной отраслевой природы взаимодействуют друг с другом, но они связаны между собой опосредованно - путем взаимодействия своих отдельных компонентов (обычно в виде нормативных предписаний и терминов), которое осуществляется при этом с учетом действия внутриотраслевых закономерностей.

Библиография:

1. Алексеев С.С. Общетеоретические принципы исследования структуры права // Советское государство и право. - 1971. - N 3. - С. 41-47.

2. Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия. Опыт комплексного исследования. - М., - 712 с.

3. Алексеев С.С. Теория права. - М., 1995. - 320 с.

4. Алексеев С.С. Гражданское право в современную эпоху. - М., 1999. - 40 с.

5. Афанасьев В.Г. Научное управление обществом: Опыт системного исследования. - 2-е изд., доп. - М., 1973. - 392 с.

6. Безверхов А.Г. Имущественные преступления. - Самара, 2002. - 359 с.

7. Бойцов А.И. Преступления против собственности. - СПб., 2002. - 775 с.

8. Брайнин Я.М. Уголовный закон и его применение. - М., 1967. - 240 с.

9. Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Советское государство и право. - 1978. - N 3. - С. 113-118.

10. Ивин А.А. Логика норм. - М., 1973. - 121 с.

11. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. - М., 1974. - 271 с.

12. Иногамова-Хегай Л.В. Конкуренция норм уголовного права. - М., 1999. - 288 с.

13. Керимов Д.А. Законодательная техника: науч.-метод. и учеб. пособие. - М., 1998. - 127 с.

14. Ковалев М.И. Понятие преступления в советском уголовном праве. - Свердловск, 1987. - 205 с.

15. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 1975. - 722 с.

16. Краткий словарь по логике / под ред. Д.П. Горского. - М., 1991. - 208 с.

17. Кудрявцев В.Н. Закон, поступок, ответственность. - М., 1986. - 448 с.

18. Лившиц Р.З. Теория права: учебник. - М., 1994. - 224 с.

19. Международное уголовное право / под общ. ред. В.Н. Кудрявцева. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 1999. - 264 с.

20. Мицкевич А.В. Акты высших органов советского государства. - М., 1967. - 175 с.

21. Никифоров Б.С. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. - М., 1952. - 179 с.

22. Плахов В.Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории. - М., 1985. - 254 с.

23. Проблемы общей теории права и государства: учебник / под ред. В.С. Нерсесянца. - М., 1999. - 552 с.

24. Смирнов В.Г. Функции советского уголовного права. - Л., 1965. - 188 с.

25. Сырых В.М. Логические основания общей теории права: в 2 т. Т. 1: Элементный состав. - М., - 528 с.

26. Таганцев Н.С. Русское уголовное право: в 2 т. Т. 1. - Тула, 2001. - 800 с.

27. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая: в 2 т. Т. 1. - М., 1994. - 380 с.

28. Теория государства и права: учебник / под ред. С.С. Алексеева. - М., 1985. - 483 с.

29. Уголовное право России. Часть Общая: учебник / отв. ред. Л.Л. Кругликов. - М., 1999. - 559 с.

30. Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: учебник / под ред. Г.Н. Борзенкова и В.С. Комиссарова. - М., 1997. - 752 с.

31. Шишко И.В. Экономические правонарушения: вопросы юридической оценки и ответственности. - СПб., 2004. - 303 с.

32. Энциклопедия уголовного права. Т. 4: Состав преступления. - СПб.: Издание профессора Малинина, 2005. - 796 с.

33. Явич Л.С. Социализм: право и общественный прогресс. - М., 1990. - 271 с.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия. Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. С. 252.

*(2) См.: Афанасьев В.Г. Научное управление обществом: Опыт системного исследования. 2-е изд., доп. М., 1973. С. 248.

*(3) Лившиц Р.З. Теория права: учебник. М., 1994. С. 120.

*(4) Никифоров Б.С. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. М., 1952. С. 104.

*(5) Если охраняемые УК РФ отношения не урегулированы нормами иной отраслевой природы, то уголовный закон находится в этом случае во взаимодействии с социальными нормами неюридического характера.

*(6) См.: Уголовное право Российской Федерации: Особенная часть: учебник / под ред. Г.Н. Борзенкова и В.С. Комиссарова. М., 1997. С. 16.

*(7) Уголовный кодекс РСФСР. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. М.: БЕК, 1994. С. 12.

*(8) Ковалев М.И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. С. 83.

*(9) Таганцев Н.С. Русское уголовное право: в 2 т. Тула, 2001. Т. 1. С. 98.

*(10) См.: Безверхов А.Г. Имущественные преступления. Самара, 2002. С. 332.

*(11) См.: Шишко И.В. Экономические правонарушения: вопросы юридической оценки и ответственности. СПб., 2004. С. 173.

*(12) Цит. по: Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. 2-е, испр. и доп. изд. М., 1975. С. 191.

*(13) Явич Л.С. Социализм: право и общественный прогресс. М., 1990. С. 51.

*(14) Керимов Д.А. Законодательная техника: научно-методическое и учебное пособие. М., 1998. С. 77.

*(15) Явич Л.С. Указ. соч. С. 35.

*(16) См.: Алексеев С.С. Гражданское право в современную эпоху. М., 1999. С. 38.

*(17) Сырых В.М. Логические основания общей теории права: в 2 т. М., 2000. Т. 1: Элементный состав. С. 466.

*(18) См.: Сырых В.М. Указ. соч. С. 466.

*(19) С.С. Алексеев пишет: "Право как явление объективной реальности отличается жёсткой многоуровневой, иерархической структурой - одним из наиболее выразительных показателей высокой степени его институционности". См.: Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия. С. 248.

*(20) См.: Теория государства и права: учебник / под ред. С.С. Алексеева. М., 1985. С. 333.

*(21) См.: Алексеев С.С. Теория права. М., 1995. С. 93-94.

*(22) См., напр.: Теория государства и права. С. 336; Смирнов В.Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 34-35.

*(23) См.: Лившиц Р.З. Теория права. С. 104.

*(24) Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая: в 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 78.

*(25) См., напр.: Уголовное право России. Часть Общая: учебник / отв. ред. Л.Л. Кругликов. М., 1999. С. 51.

*(26) См.: Керимов Д.А. Указ. соч. С. 40.

*(27) Явич Л.С. Указ. соч. С. 48.

*(28) Мицкевич А.В. Акты высших органов советского государства. М., 1967. С. 39.

*(29) Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Советское государство и право. 1978. N 3. С. 114.

*(30) См.: Плахов В.Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории. М., 1985. С. 53-54 и др.

*(31) Лившиц Р.З. Указ. соч. С. 104.

*(32) Там же.

*(33) См., напр.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 78; Керимов Д.А. Указ. соч. С. 42; Кудрявцев В.Н. Закон, поступок, ответственность. М., 1986. С. 91; Проблемы общей теории права и государства: учебник / под ред. В.С. Нерсесянца. М., 1999. С. 255.

*(34) Кудрявцев В.Н. Указ. соч. С. 92.

*(35) См., напр.: Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия. С. 65-66.

*(36) См.: Ивин А.А. Логика норм. М., 1973. С. 23 и др.; Краткий словарь по логике / под ред. Д.П. Горского. М., 1991. С. 39-42, 123-124.

*(37) Плахов В.Д. Указ. соч. С. 19.

*(38) Там же.

*(39) См.: Плахов В.Д. Указ. соч. С. 53.

*(40) См.: Алексеев С.С. Общетеоретические принципы исследования структуры права // Советское государство право. 1971. N 3. С. 42; Он же. Право: азбука - теория - философия. С. 66.

*(41) См.: Уголовное право России: Общая часть: учебник / под ред. Л.Л. Кругликова. С. 51.

*(42) На данное обстоятельство было обращено внимание уже в дореволюционной теории уголовного права. Согласно взглядам Н.С. Таганцева, одна норма может соответствовать целому ряду статей: так, норма "не убей" дает содержание ст. 453-466 Уголовного уложения. - См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 78. Современной теории права также не чужды подобные взгляды. См.: Иногамова-Хегай Л.В. Конкуренция норм уголовного права. М., 1999. С. 56.

*(43) См.: Международное уголовное право / под общ. ред. В.Н. Кудрявцева. 2-е изд. перераб. и доп. М., 1999. С. 15.

*(44) Особенность внутриотраслевого взаимодействия выражается в том, что нормы одной отраслевой природы в своих сцеплениях и сложениях характеризуются общей для них гипотезой или санкцией. Другими словами, структурная связь в данном случае складывается на основе одинакового для взаимодействующих норм какого-либо из указанных конструктивных элементов. Указанное взаимодействие может выражаться как в виде бинарных, так и в виде полиадических нормоотношений. Если таким способом взаимодействует группа юридических норм, регулирующих те или иные стороны и участки качественно однородных общественных отношений на основе строго определенного юридического режима, образуются целые институты или подотрасли права. Институциональное единство норм предполагает наиболее устойчивое их сочетание. Так, институты Особенной части уголовного права строятся с учетом общих гипотез. Последние обыкновенно текстуально воспроизведены в Общей части Уголовного кодекса РФ. Тем самым соблюдается следующее правило законодательной техники: если нормы предусматривают одинаковые условия их реализации, гипотеза последних указывается в отдельной статье (статьях), предпосланной тем статьям, в которых излагаются соответствующие правила (диспозиции). Такие крупные подотрасли гражданского права, как право собственности и другие вещные права и обязательственное право, складываются с учетом общих санкций, которые описываются в отдельных структурных частях гражданского законодательства (главы 20 и 25 ГК РФ). При этом действует следующее правило юридической техники: если нарушение диспозиции ряда норм влечёт наступление одинаковых юридических последствий, санкции этих норм указываются в отдельной статье (статьях) закона. Как видно, в описанном случае взаимодействие норм принимает "древовидную" форму (см.: Керимов Д.А. Указ. соч. С. 40-41).

*(45) См.: Энциклопедия уголовного права. СПб.: Издание профессора Малинина, 2005. Т. 4: Состав преступления. С. 72.

*(46) См.: Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. М., 1974. С. 109.

*(47) См.: Сырых В.М. Указ. соч. С. 467.

*(48) См.: Брайнин Я.М. Уголовный закон и его применение. М., 1967. С. 17.

*(49) Цит. по: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 24-25.

*(50) См.: Брайнин Я.М. Указ. соч. С. 21.

*(51) См.: Бойцов А.И. Преступления против собственности. СПб., 2002. С. 13, 62 и др.