Соотношение некоторых оснований недействительности сделки (Н.В. Тололаева, журнал "Судья", N 10, октябрь 2015 г.)

Соотношение некоторых оснований недействительности сделки

Н.В. Тололаева,

главный консультант отдела систематизации законодательства

и анализа судебной практики по делам об экономических спорах

Верховного Суда Российской Федерации

Журнал "Судья", N 10, октябрь 2015 г., с. 32-39.

Среди оснований недействительности сделки Гражданский кодекс Российской Федерации (далее - ГК РФ) предусматривает, в частности:

- нарушение прямого законодательного запрета (ст. 168 ГК РФ);

- противоречие основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ);

- несоответствие волеизъявления действительной воле сторон (ст. 170 ГК РФ).

В процессе развития судебной практики к данному перечню добавилось противоречие принципу добросовестности (ст. 10, 168 ГК РФ).

С практической точки зрения важно установить, каким образом с этими основаниями недействительности сделки соотносятся последствия обхода закона (ст. 10 ГК РФ). Причем исторические и национальные модели их законодательного регулирования, а также координации между собой неодинаковы.

В процессе реформирования Гражданского кодекса Российской Федерации эта проблематика по-разному описывалась в специальной литературе и воспринималась судебной практикой.

В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации"*(1) предпринята попытка установить определенный правовой режим обстоятельств, приводящих к недействительности сделки: указать признаки оснований недействительности, их иерархию, привести конкретные примеры. Основополагающими в этом смысле явились разъяснения ст. 168 ГК РФ.

Если посмотреть на структуру раздела "Недействительность сделок" Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, то можно обнаружить, что правовые позиции, касающиеся ст. 168 ГК РФ ("Недействительность сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта"), следуют сразу же после общего определения оспоримости и ничтожности сделок. Они как бы разрывают разъяснения ст. 166 ГК РФ ("Оспоримые и ничтожные сделки"), предшествуют пунктам о последствиях недействительности сделки и таким образом входят в раздел, посвященный общим положениям о недействительных сделках, а не конкретным основаниям недействительности.

Недействительность сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта (п. 51, 73-77 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25)

Такое решение становится понятным с учетом того, что данное Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации было призвано разъяснить основные новеллы части первой Гражданского кодекса Российской Федерации, среди которых наиболее значимой провозглашалась смена презумпции ничтожности сделки, противоречащей закону, на ее оспоримость, осуществленная в целях обеспечения стабильности и предсказуемости гражданского оборота*(2).

Ранее в Гражданском кодексе Российской Федерации содержалось указание на то, что сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения.

Как следует из ст. 168 ГК РФ (в редакции Федерального закона от 7 мая 2013 г. N 100-ФЗ "О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации"*(3)), ничтожной сделку можно признать только в том случае, когда:

1) на ничтожность сделки указано в Гражданском кодексе или ином законе;

2) сделка нарушает требования закона или иного правового акта и при этом посягает на публичные интересы;

3) сделка нарушает требования закона или иного правового акта и при этом посягает на права и охраняемые законом интересы третьих лиц.

В последних двух случаях из закона может следовать, что сделка все-таки оспорима либо должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки.

В пункте 71 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 даны разъяснения общетеоретических отличий оспоримых и ничтожных сделок, а разъяснения, изложенные в его п. 73, касаются уже ст. 168 ГК РФ: в абзаце первом этого пункта воспроизводится положение о презумпции оспоримости сделок; в абзаце втором приведен примерный перечень норм, законодательные формулировки которых прямо говорят о ничтожности противоречащих им сделок.

Например, в соответствии с п. 2 ст. 391 ГК РФ ("Условия и форма перевода долга") перевод должником своего долга на другое лицо допускается с согласия кредитора и при отсутствии такого согласия является ничтожным; в силу пункта 4 ст. 401 ГК РФ ("Основания ответственности за нарушение обязательства") заключенное заранее соглашение об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства ничтожно.

Однако иногда в Гражданском кодексе Российской Федерации и других законах вместо прямого указания на "ничтожность" используются иные формулировки: "не допускается", "не может" и др.

В абзаце втором п. 74, а также в п. 75 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 такие ситуации приравниваются к прямому указанию закона на ничтожность: договор, условия которого противоречат существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, может быть квалифицирован как ничтожный полностью или в соответствующей части, даже если в законе не содержится прямого указания на ничтожность; сделка, при совершении которой был нарушен явно выраженный запрет, установленный законом, является ничтожной как посягающая на публичные интересы, например, сделки о залоге или уступке требований, неразрывно связанных с личностью кредитора, сделки о страховании противоправных интересов. Тем самым выражается смысл изменений, внесенных в ст. 168 ГК РФ, согласно которым не всякая сделка, не соответствующая требованиям закона, является ничтожной, а только та, которая нарушает явно выраженный законодательный запрет*(4).

В основе этого положения лежат следующие рассуждения: гражданское право базируется на принципе автономии воли*(5), которая предполагает возможность лиц своими волевыми действиями создавать для себя правовые последствия. Однако эта автономия не может быть безгранична. Не все действия участников гражданского оборота могут беспрепятственно признаваться правопорядком. Возникает вопрос: где поставить границу автономии воли?

Возможны три варианта:

1. Ничтожными являются любые сделки, не соответствующие закону, если в законе не указаны иные последствия.

2. Ничтожными признаются только те сделки, о которых закон прямо говорит, что они ничтожны.

3. Ничтожность сделки выводится на основе толкования нормы. Если норма содержит прямой законодательный запрет и ее цель - лишение правовых последствий каких-либо юридически значимых действий, совершаемых субъектами гражданского права, то сделка, не соответствующая этой норме, признается ничтожной*(6).

Выбор первого подхода привел бы к необоснованному сужению сферы действия принципа автономии воли. Субъекты гражданского права во многом были бы лишены возможности инициативно и самостоятельно создавать своими действиями правовые последствия для себя. Недостатки этого подхода и вызвали необходимость изменить прежнюю редакцию ст. 168 ГК РФ.

При выборе второго подхода появляется возможность легализации ряда нежелательных для правопорядка действий в силу того, что законодатель сформулировал норму без указания на ничтожность сделки, выразив запрет в иной языковой форме.

Исходя из этого, толкование ст. 168 ГК РФ, которое дано в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, основано на третьем подходе: сделка ничтожна не только тогда, когда закон прямо называет ее "ничтожной", но и в ряде случаев, когда из смысла законодательного запрета следует, что противоречащие ему действия участников гражданского оборота должны быть лишены правовых последствий с момента их совершения. Причем по общему правилу толкование осуществляется в пользу оспоримости сделки.

Например, по смыслу пункта 2 ст. 154 ГК РФ односторонние сделки, совершение которых не предусмотрено законом, не имеют правовых последствий с момента их совершения независимо от признания их недействительными судом (п. 51 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25).

Иллюстрация ничтожных сделок, которые прямо названы таковыми в законе, продолжается в п. 76 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, посвященном спорам с участием потребителей.

Во-первых, если договор является публичным, то в силу прямого указания закона (п. 4, 5 ст. 426 ГК РФ) ничтожными будут считаться условия, не соответствующие актам, содержащим нормы гражданского права, и обязательные для сторон при заключении и исполнении подобных договоров.

Во-вторых, ничтожными признаются условия сделки, при совершении которых был нарушен явно выраженный законодательный запрет ограничения прав потребителей. В качестве примера приведены пункт 2 ст. 16 Закона Российской Федерации от 7 февраля 1992 г. N 2300-1 "О защите прав потребителей" (далее - Закон о правах потребителя)*(7) и ст. 29 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. N 395-1 "О банках и банковской деятельности"*(8).

Если посмотреть на то, как сконструированы эти нормы, то в первом случае используется формулировка "запрещается", а во втором - применительно к действиям кредитной организации - "не имеет права" или "не может".

Следует подчеркнуть, что ничтожными являются сделки, нарушающие конкретный запрет, т.е. запрет, касающийся четко определенных в норме сделок или их условий.

По этой причине в п. 76 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 в качестве примера не приведен пункт 1 ст. 16 Закона о правах потребителя, которым предусмотрено, что условия договора, ущемляющие права потребителя по сравнению с правилами, установленными законами или иными правовыми актами Российской Федерации в области защиты прав потребителей, признаются недействительными. В данном случае Верховный Суд Российской Федерации пошел по пути общего правила и применил положение пункта 1 ст. 168 ГК РФ: такие сделки являются оспоримыми.

Такой подход может показаться небесспорным, если обратиться к зарубежному опыту решения подобных проблем.

Например, согласно Директиве Совета Европейских Сообществ от 5 апреля 1993 г. N 93/13/ЕЭС "О несправедливых условиях в договорах с потребителями", не согласованные специально условия договора между потребителем и предпринимателем должны быть проверены судом ex officio на предмет "нечестности" и признаны недействительными в случае их несоответствия ряду абстрактно сформулированных критериев*(9).

В сравнительно-правовой перспективе емкое описание недостатков системы признания условий договора с потребителями оспоримыми дано К. Цвайгертом и Х. Кетцом: "...подобным образом невозможно уберечься от несправедливых условий договоров. Дело в том, что стороне, которой невыгодны такие условия договора, часто нет смысла, а иногда не представляется разумным ссылаться в свою защиту на существующие законодательные нормы. И действительно, выявление соответствующих правовых норм самой этой сторон или ее адвокатом, проведение переговоров с контрагентом и вынужденная необходимость обращаться в суд в ряде случаев сопряжены с такими значительными расходами и требуют столько усилий, что это значительно перевешивает все неудобства и невыгоды, связанные с безоговорочными уступками по вопросу об оговорке в договоре (недействительной по существу). Данное обстоятельство хорошо известно предпринимателям и стимулирует их к применению недействительных оговорок. И хотя они прекрасно знают о противоправности своих действий, но, тем не менее, надеются, что большинство потребителей не будет прибегать к отстаиванию своей правоты. Но даже когда предпринимателю приходится иметь дело с клиентом, полным решимости рассмотреть спор в судебном порядке, он может пойти последнему навстречу, если сочтет это для себя выгодным. Однако в отношении других клиентов он будет продолжать применять эту оговорку (незаконную по сути). А если незаконность оговорки будет установлена судом по иску одного из клиентов, предприниматель и в этом случае будет продолжать применять ее в отношении других клиентов, при условии, разумеется, что ожидаемые им преимущества такого шага превысят его возможные отрицательные последствия"*(10).

Альтернативно возможно было бы признавать все сделки, ущемляющие права потребителей, ничтожными как противоречащие публичным интересам. Такой подход подкрепляется буквальным содержанием преамбулы Закона о правах потребителя, согласно которой данный Закон регулирует отношения, возникающие между потребителями и изготовителями, исполнителями, импортерами, продавцами при продаже товаров (выполнении работ, оказании услуг), устанавливает права потребителей на приобретение товаров (работ, услуг) надлежащего качества и безопасных для жизни, здоровья, имущества потребителей и окружающей среды, получение информации о товарах (работах, услугах) и их изготовителях (исполнителях, продавцах), просвещение, государственную и общественную защиту их интересов, а также определяет механизм реализации этих прав.

Однако Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, видимо, во избежание слишком широкого толкования понятия "публичный интерес", последовало за буквальными указаниями законодателя, который предписал, что в случаях неясности закона следует толковать его в пользу оспоримости сделки.

Теперь сам законодатель должен исправить свой недочет и вместе со сменой презумпции в ст. 168 ГК РФ изменить специальные нормы, которые раньше не содержали указания на ничтожность, но толковались таким образом на основе прежней редакции ГК РФ.

Пункты 75 и 77 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 раскрывают второй юридический состав ничтожности сделки - противоречие закону и нарушение публичных интересов.

Термин "публичный интерес", используемый в Гражданском кодексе Российской Федерации, предполагает его толкование в каждом конкретном случае и исключает возможность всеохватывающего абстрактного определения. "Одним из оснований признания сделки ничтожной, - отмечает А.А. Громов, - является нарушение ею публичного интереса. Поскольку точное содержание указанного словосочетания определить нельзя, судебная практика сыграет существенную роль при толковании данного словосочетания (курсив мой. - Н.Т.)"*(11).

Закономерно, что Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал лишь некоторые ориентиры, позволяющие констатировать нарушение публичного интереса*(12): интересы неопределенного круга лиц, обеспечение безопасности жизни и здоровья граждан, а также обороны и безопасности государства, охраны окружающей природной среды (п. 75 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25). Кроме того, в данном Постановлении указано, что именно не является нарушением публичного интереса (п. 75).

Во-первых, для признания сделки ничтожной недостаточно того, что она противоречит какой-либо норме закона. Наряду с таким противоречием заинтересованная сторона должна доказать иные обстоятельства, свидетельствующие о посягательстве на публичный интерес, что следует из буквального толкования пункта 2 ст. 168 ГК РФ, в котором указаны два условия признания сделки ничтожной: нарушение закона и посягательство на публичный интерес.

Во-вторых, то обстоятельство, что заинтересованное лицо обладает статусом публично-правового образования, само по себе не свидетельствует о том, что сделка посягает на публичный интерес. Иное нарушало бы принцип равенства участников гражданских правоотношений, закрепленный в пункте 1 ст. 1, пункте 1 ст. 2 и - специально для публично-правовых образований - пункте 1 ст. 124 ГК РФ.

В-третьих, положения пункта 77 и абзаца третьего п. 85 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 закрепляют сложившуюся практику арбитражных судов о разделении налоговых и гражданско-правовых последствий юридически значимых действий*(13).

На основе деления права на частное и публичное можно сделать вывод, что отношения, регулируемые частным правом (равный субъект - равный субъект), не совпадают с отношениями, регулируемыми публичным правом (управляемый субъект - управляющий субъект), и не оказывают на них влияния, даже если в основе этих отношений лежат одни и те же фактические обстоятельства. Поэтому, если сделка производит какие-либо негативные последствия в сфере налогового права, для того, чтобы их исключить, необязательно лишать ее гражданско-правовых последствий. Учитывая, что стороны сделки находятся с налоговыми органами в отношениях, регулируемых публичным правом, налоговый орган не является заинтересованным лицом в отношениях участников сделки между собой, регулируемых частным правом. В связи с этим налоговому органу достаточно применить нормы Налогового кодекса Российской Федерации и предусмотренные ими правовые последствия без вторжения в отношения между участниками сделки.

Недействительность сделки, противоречащей принципу добросовестности, и недействительность сделки, совершенной с целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности (п. 7 и 85 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25)

В отличие от гражданских кодексов большинства правопорядков Континентальной Европы*(14), в Гражданском Кодексе Российской Федерации отсутствует норма о том, что сделка, противоречащая принципу доброй совести, ничтожна. Однако в ежедневной практике судов без такого механизма защиты права, как признание ничтожными сделок, противоречащих принципу добросовестности, обойтись было невозможно. В силу принципа автономии воли субъекты гражданского права свободны в установлении своих прав и обязанностей. При этом возможность исчерпывающим образом предугадать все модели отношений, которые могут создать для себя участники гражданского оборота, исключена в принципе. Гипотез норм о недействительности сделок, оказывается просто недостаточно. Правопорядок требует общей оговорки о том, что в ряде исключительных случаев совершение сделки, хотя оно и не выполняет гипотезу какой-либо нормы о недействительности сделок, все равно не будет иметь правового значения как противоречащее добросовестности (справедливости).

На основе ст. 10 и 168 ГК РФ (в ранее действовавшей редакции) судебной практикой был разработан механизм признания сделок недействительными.

Одним из первых таких судебных актов стало постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20 мая 2008 г. N 15756/07 по делу N А40-72598/05-19-458*(15).

В деле, по которому был вынесен данный судебный акт, представитель совершил явно невыгодную для представляемого сделку, о чем другая сторона сделки не могла не знать: он продал имущество представляемого, а потом взял его в аренду, причем арендная плата за несколько месяцев превышала покупную цену. Действовавшая на тот момент редакция ГК РФ не предусматривала такого основания недействительности как злоупотребление правом со стороны представителя и контрагента по сделке. Существовала только ст. 179 ГК РФ, которая требовала доказать сговор представителя и контрагента по сделке.

Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации признал эту сделку недействительной на основании ст. 10 и 168 ГК РФ как совершенную со злоупотреблением правом*(16).

Одновременно такой подход вызвал ряд концептуальных возражений*(17), основное из которых - искажение смысла ст. 168 ГК РФ, направленной на признание недействительными сделок, которые нарушают конкретный законодательный запрет и не призваны быть общим корректирующим инструментом справедливости.

По этой причине в проекте Концепции совершенствования общих положений ГК РФ было предложено признавать недействительными не соответствующие добросовестности сделки на основании ст. 169 ГК РФ. Данная идея поддержана и в специальной литературе*(18).

Статья 169 ГК РФ предусматривает недействительность сделки, противоречащей основам правопорядка и нравственности. Принцип добросовестности закреплен в ст. 1 ГК РФ и входит в основные начала гражданского законодательства, тем самым представляя собой основу правопорядка.

Единственным препятствием к такому толкованию ст. 169 ГК РФ в период возникновения потребности признания недействительными не соответствующих принципу добросовестности сделок была конфискационная санкция этой нормы: в случае совершения сделки с целью, противной основам правопорядка и нравственности, полученное по такой сделке должно быть взыскано в доход государства.

Конфискация является публично-правовой санкцией. Ее использование предполагает исполнение функции наказания. Однако гражданское право, построенное на принципах равенства, автономии воли и имущественной самостоятельности участников (п. 1 ст. 2 ГК РФ), а также гражданский процесс, основанный на принципах диспозитивности и состязательности, не способны обеспечить справедливое осуществление данной функции.

Например, конфискация полученного по сделке в случае, если в отношении одной из сторон введена процедура конкурсного производства, будет нарушать интересы кредиторов такого лица. Или конфискация имущества, которое предоставили по сделке родители, осуществившие отчуждение недвижимости в противоречии с интересами детей, лишит защиты последних.

В такой ситуации у судов было два возможных варианта поведения: либо применять гипотезу ст. 169 ГК РФ без ее конфискационной санкции*(19), либо искать новое основание недействительности (ст. 10, 168 ГК РФ).

На устранение недостатков, присущих каждому из указанных выше вариантов, было направлено введение Федеральным законом от 7 мая 2013 г. N 100-ФЗ новой редакции ст. 169 ГК РФ и исключение из нее жесткой конфискационной санкции.

Однако суды не отказались от ставшего для них привычным механизма, предусмотренного ст. 10 и 168 ГК РФ, истолковав пункт 1 ст. 10 ГК РФ как прямой законодательный запрет*(20). Сложившаяся практика стала основой для написания п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, а ст. 169 ГК РФ сохранила прежнюю узкую сферу действия: на ее основе недействительными являются сделки, которые нарушают основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной, политической и экономической организации общества, его нравственные устои (п. 85 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25).

Вместе с тем основания недействительности сделки, предусмотренные ст. 10 и 168 ГК РФ, являются, по сути, частным случаем оснований, установленных в ст. 169 ГК РФ.

Разграничение недействительных сделок на притворные и мнимые, известное отечественной правовой системе, не является универсальным. Признание сделки мнимой или притворной фактически связано с одними и теми же обстоятельствами - стороны хотят создать лишь видимость правовых последствий, наступления которых в реальности они не желают. Имеется в виду ситуация, когда с целью обмануть третьих лиц стороны разыгрывают совершение сделки или, иными словами, не совершая сделки, ведут себя так, чтобы все думали, будто сделка имела место*(21).

Можно выделить следующие основные признаки мнимых сделок: обе ее стороны (1) согласны с тем, что выраженное (изъявленное) ими вовне не должно иметь правового эффекта (2), обычно, но необязательно, с целью обмана третьих лиц (3)*(22). В случае мнимости сделки для третьих лиц (не для сторон) остается скрытым то, чего действительно хотелось достичь с точки зрения права*(23).

В результате реформы гражданского законодательства в 2012 году в пункте 1 ст. 10 ГК РФ получила закрепление еще одна форма злоупотребления правом в виде "действий в обход закона с противоправной целью".

Действия в обход закона с противоправной целью, мнимые и притворные сделки (п. 8, 86-88 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25)

Определить понятие действия, совершенного в обход закона, можно следующим образом: "Это ситуация, когда закон формально запрещает какое-либо действие, но путем толкования данного запрета можно прийти к выводу, что закон запрещает не столько само действие (или правовую форму, в которую оно облекается), сколько результат, к которому данное действие приводит. И если можно сделать такой вывод, то запрещенными этим законом должны считаться любые действия, приводящие к достижению того же самого результата, а не только действия, формально упомянутые в норме"*(24).

Одним из проявлений института обхода закона является заключение двусторонних сделок в обход закона, т.е. ситуация, когда стороны заключают договор, запрет на совершение которого формально не включен в гипотезу какой-либо императивной нормы, но фактический результат, достигнутый указанным соглашением, совпадает с результатом прямо запрещенного договора, либо экономический результат достигается с исключением не желаемых сторонами ряда правовых последствий (например, переход доли в праве собственности с исключением действия норм о преимущественном праве).

Как пример можно привести факт передачи доли в праве собственности в качестве отступного по ранее заключенному договору займа без соблюдения требований ст. 250 ГК РФ ("Преимущественное право покупки"), формально установленных только для договоров купли-продажи и мены. Совершая сделку отступного, ее стороны лишают третьих лиц (участников долевой собственности) преимущественного права приобретения доли в праве собственности другого участника.

Согласно п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, к сделке, совершенной в обход закона с противоправной целью, подлежат применению нормы гражданского законодательства, в обход которых она была совершена. Следовательно, к сделке по предоставлению отступного должны применяться правила пункта 3 ст. 250 ГК РФ о договоре купли-продажи, т.е. норма права, в обход которой была совершена сделка.

Эту ситуацию можно описать иначе: продавец и покупатель доли в праве собственности, стремясь избежать нежелательных для себя правовых последствий заключения договора купли-продажи, предусмотренных пунктом 3 ст. 250 ГК РФ, заключают заем (сумма займа - цена по договору купли-продажи) и сделку отступного (передача доли в праве собственности), достигая таким образом того же экономического эффекта (переход доли в праве собственности покупателю-займодавцу), что и по договору купли-продажи.

В данном случае стороны совершили сделки (заем и предоставление отступного) с целью прикрыть другую сделку (куплю-продажу), выполнив гипотезу, сформулированную в первом предложении пункта 2 ст. 170 ГК РФ. Суд, руководствуясь положениями абзаца второго п. 87 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25, должен применить правила, относящиеся к сделке, которые стороны в действительности имели в виду, а именно пункт 3 ст. 250 ГК РФ*(25).

Аналогичные операции можно провести на примере обеспечительной передачи права собственности, совершаемой с целью обхода норм о залоге (прикрывающей залог).

Такая вариативность представления одной и той же правовой ситуации призвана показать схожесть двух юридических составов - сделок в обход закона и мнимых или притворных сделок. Даже в абзаце втором п. 88 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 в качестве примера притворной сделки приводится договор дарения доли в обществе с ограниченной ответственностью "в обход правил о преимущественном праве других участников на покупку доли (курсив мой. - Н.Т.)". Как же их разграничивают? Достоверный ответ на данный вопрос можно получить, если обратиться к истории развития этих институтов.

Институт мнимых сделок был известен римскому праву классического периода. О притворности (simulatione - лат.) говорили тогда, когда сделка, хотя и заключалась, но по намерению сторон не должна была иметь эффекта. В большинстве случаев подобным образом обходили определенные запреты, например, за договором купли-продажи и аренды, по которым цена или арендная плата в действительности не должны уплачиваться, скрывали нарушающее запрет дарение. Основной сферой применения правил о притворности сделки были именно сделки, совершенные в обход определенных запретов*(26). Мнимые сделки совпадали со сделками в обход закона, это был один и тот же правовой институт.

Разделение мнимых сделок и сделок в обход закона является результатом разработок волевой теории сделки. В 1878 году германский профессор Йозеф Колер (1848-1919) в своей работе "Учение о внутренних оговорках и притворстве"*(27) установил признак сделки в обход закона: ее правовые последствия желаемы, но только в той степени, насколько она достигает экономической цели прикрываемой сделки. По мнению этого автора, сделки в обход закона должны быть недействительными, если они нацелены на результат, которому закон хочет воспрепятствовать. Однако стороны желают тех правовых последствий, которые следуют за сделкой в обход закона.

Соответственно в современных комментариях к Германскому гражданскому уложению 1990 года содержится положение, согласно которому в случае, когда стороны хотят наступления соответствующих правовых последствий, но не связанного с ними экономического или прочего фактического результата, наличествует сделка в обход закона, но не мнимая сделка. Сделки в обход закона не являются мнимыми, поскольку в этих случаях стороны стремятся к наступлению их правовых последствий, чтобы достичь своих практических целей*(28).

Таким образом, произошло смещение акцента в толковании института мнимости сделок. Если стороны желали наступления правовых последствий сделки, однако, заключая ее в таком виде, имели целью исключить применение ряда положений о сделке, которая в действительности соответствовала сути их экономических отношений, то сделка признается совершенной в обход закона, но не мнимой.

Логику этих рассуждений можно продемонстрировать на примере положения мотивировочной части постановления Федерального арбитражного суда Центрального округа от 21 июля 2006 г. по делу N А68-ГП-303/17-05*(29).

Истцы по данному делу просили признать недействительным договор купли-продажи здания, заключенный между ними и ответчиком, как прикрывающий сделки займа и залога. Они утверждали, что в связи со сложностью процедуры обращения взыскания на залог по требованию ответчика был заключен договор купли-продажи с обратным выкупом, а не договор займа и договор залога.

Отказывая в удовлетворении требований, суд указал, в частности, что ссылка истцов на заключение договора купли-продажи с целью исключить трудности с оформлением договора залога подтверждается следующим фактом: их воля, как и воля покупателя, была направлена на заключение именно договора купли-продажи, и по этой причине он не может признаваться мнимым.

Как видим, в XIX веке произошло смещение акцента в квалификации мнимых сделок с соотношения юридически значимых действий и их последствий в фактической реальности на соотношение воли и волеизъявления: для признания сделки мнимой необходимо выявить, действительно ли лицо желало того, что им изъявлено.

Такая постановка вопроса свела основное значение правил о притворности сделки к внутреннему отношению между действующими сторонами, а не к защите третьих лиц. Главное правило, которое имеет значение для мнимых и притворных сделок, - это falsa demonstratio non nocet (несоответствие между волей и волеизъявлением не влияет на сделку, если другая сторона была добросовестной). И оно получило свое отражение в абзаце четвертом п. 87 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25.

На основе приведенных теоретических рассуждений возникли дела в судебной практике, в которых истцу отказывали в признании недействительными сделок на основании ст. 170 ГК РФ, если стороны для достижения экономического результата использовали юридическую форму, отличную от той, которую на самом деле подразумевают. Приведем конкретный пример.

X. обратилась в суд с иском к Y. о признании недействительными сделок купли-продажи дома и земельного участка, поскольку они прикрывали меру обеспечения по договору займа. Суд отказал в удовлетворении исковых требований, сославшись на то, что переход права собственности по договору купли-продажи состоялся*(30).

Действительно, купля-продажа чаще всего ведет к переходу права собственности на вещь. Однако суду надлежало установить, являлись ли эти действия куплей-продажей, какого экономического эффекта добивались стороны своими действиями и что они скрывали за правовой формой купли-продажи?

Но догматическое смещение акцента толкования понятия мнимости и господство теории воли не дает суду возможность задаться такими вопросами и логически приводит к необходимости создания новой, дополнительной категории, позволяющей раскрывать правовую форму и искать реальные фактические последствия. Этой категорией стала "сделка в обход закона".

Одновременно сложилась негативная практика, согласно которой сделка, исполненная одной из сторон, не может считаться мнимой*(31). Но это проявление не сущностного признака мнимой сделки, а общего правила о запрете противоречивого поведения: исполнив сделку, лицо не может ссылаться на ее ничтожность.

В пункте 86 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 изложен противоположный подход.

Характерно, что по спорам, когда сделку как мнимую оспаривают третьи лица, поскольку она нарушает их права (чаще всего это связано с выводом активов должника), суды констатировали: факт исполнения не влияет на признание сделки мнимой*(32) и, более того, при мнимых сделках исполнение симулируется в большинстве случаев*(33).

В результате мы приходим к выводу, что вопрос о соотношении мнимых сделок и сделок в обход закона зависит от общих теоретических посылок. Вместе с тем последствия применения рассматриваемых норм одинаковы: суд должен применить нормы, которые соответствуют сути, а не форме отношений сторон.

Если придерживаться волевой теории, то сделка в обход закона отличается от мнимой сделки тем, что стороны, совершающие мнимую сделку, не желают наступления ее правовых последствий. Кроме того, для квалификации сделки как совершенной в обход закона суд не должен выяснять намерения сторон - он должен устанавливать только объективный факт достижения результата, запрещенного законом*(34).

Если же основываться на том, что о правовых последствиях сделки сообщает не только воля сторон, но и в самой правовой системе принято, что за определенными формами социального взаимодействия следуют правовые последствия, то мнимой будет признаваться та сделка, форма которой не соответствует ее реальному содержанию, и сферы действия мнимых сделок и сделок в обход закона совпадут.

С учетом того что в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 разъяснена необходимость различать мнимые сделки и сделки в обход закона, судам следует руководствоваться первым из указанных выше подходов.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Российская газета. 30 июня 2015 г.

*(2) См.: § 2 "Отдельные виды недействительных сделок" раздела V "Недействительность сделок" проекта Концепции совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации, рекомендованной Президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства к опубликованию в целях обсуждения (протокол N 2 от 11 марта 2009 г.) // http://www.privlaw.ru/index.php?section_id=24.

*(3) СЗ РФ. 2013. N 19. Ст. 2327.

*(4) См.: § 2 "Отдельные виды недействительных сделок" раздела V "Недействительность сделок" проекта Концепции совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации, рекомендованной Президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства к опубликованию в целях обсуждения (протокол N 2 от 11 марта 2009 г.).

*(5) См., например: Пункт 2 ст. 1 ГК РФ, согласно которому граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора.

*(6) Dorn F. in: Historisch-kritischer Kommentar zum BGB. B. I. Allgemeiner Teil. Tubingen. 2003. S. 655-656.

*(7) СЗ РФ. 1996. N 3. Ст. 140.

*(8) СЗ РФ. 1996. N 6. Ст. 492.

*(9) Подробно см.: Ширвиндт А.М. Ограничение свободы договора в целях защиты прав потребителей в российском и европейском частном праве / Под ред. А.Л. Маковского. М., 2014.

*(10) Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 36-37.

*(11) Громов А.А., Егоров А.В. Практический комментарий к первому и второму блокам изменений в ГК РФ: самые значимые поправки. М., 2014. С. 67.

*(12) См. также: Разъяснения, содержащиеся в информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 26 февраля 2013 г. N 156 "Об обзоре практики рассмотрения арбитражными судами дел о применении оговорки о публичном порядке как основания отказа в признании и приведении в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений". В пункте 1 данного документа содержится определение публичного порядка. Хотя, безусловно, в сфере международного частного права понятие публичного порядка отличается от того, как понимается публичный интерес во внутригосударственных отношениях (размещено на сайте ВАС РФ www.arbitr.ru).

*(13) См.: Абзац четвертый п. 6 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 10 апреля 2008 г. N 22 "О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением статьи 169 Гражданского кодекса Российской Федерации" (размещено на сайте ВАС РФ www.arbitr.ru). Документ не применяется в связи с принятием Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25.

*(14) См., например: Абзац первый § 138 Германского гражданского уложения ("Сделка, нарушающая добрые нравы, ничтожна"), абзац первый ст. 879 Австрийского гражданского уложения ("Договор, нарушающий законодательный запрет или добрые нравы, ничтожен), пункт 1 ст. 20 Швейцарского обязательственного закона ("Договор с невозможным либо противоправным содержанием или нарушающий добрые нравы является ничтожным").

*(15) Подробно см.: Ширвиндт А.М. Комментарий к постановлению Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20 мая 2008 г. N 15756/07 // Правовые позиции Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации: Избранные постановления за 2008 год с комментариями / Под ред. А.А. Иванова. М., 2012. С. 32-48.

*(16) Вестник ВАС РФ. 2008. N 9.

*(17) Подробно см.: Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 43-48.

*(18) См.: Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 45; Егоров А.В. Сделки, противные основам правопорядка и нравственности: в России и за рубежом // Liber Amicorum в честь 50-летнего юбилея А.Н. Жильцова. Сборник статей: международный коммерческий арбитраж, международное частное, сравнительное, гражданское право и процесс / Сост. и науч. ред. А.И. Муранов, В.В. Плеханов. М., 2013. С. 41-66; Громов А.А., Егоров А.В. Указ. соч. С. 72-75.

*(19) См., например: Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 15 октября 2013 г. N 5-КГ13-88 // Бюллетень ВС РФ. 2014. N 6.

*(20) "Злоупотребление правом при совершении сделки нарушает запрет, установленный ст. 10 ГК РФ, поэтому такая сделка признается недействительной на основании ст. 10 и 168 ГК РФ" (см.: Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (2015), утвержденный Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 4 марта 2015 г. Вопрос 6 // http://www.supcourt.ru/Show_pdf.php?Id=9865; см. также: Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 15 декабря 2014 г. N 309-ЭС14-923. Включено в Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 2 (2015), утвержденный Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 26 июня 2015 г. // http://supcourt.ru/Show_pdf.php?Id=10135).

*(21) См.: Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 32-33.

*(22) Armbruster Ch. in: Munchener Kommentar zum BGB. B. I. Allgemeiner Teil. §§ 1-240 / Hg. F.J. Sacker, R. Rixer. 6. Auf., Munchen, 2012. S. 1153-1157.

*(23) Schermaier M.J. in: Historisch-kritischer Kommentar zum BGB. B. I. Allgemeiner Teil. §§ 1-240 / Hg. Schmoeckel M., Ruckert J., Zimmermann R. Tubingen, 2003. S. 433.

*(24) Егоров А.В. Обход закона: специальная норма, не более того // Ведомости. N 95 (2861). 2011. С. 4.

*(25) Именно через притворность объяснена ничтожность сделок в обход преимущественного права покупки доли в закрытом акционерном обществе (см. п. 3 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 25 июня 2009 г. N 131 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров о преимущественном праве приобретения акций закрытых акционерных обществ". Размещено на сайте ВАС РФ www.arbitr.ru).

*(26) Kaser M. Das romische Privatrecht. Das altromische, das vorklassische und klassische Recht. 2. Auf., Munchen, 1971. S. 242-243; Schermaier M.J. Op. cit. S. 433-434.

*(27) Kohler J. Studien uber Mentalreservation und Simulation. In: Jahrbucher fur die Dogmatik des heutigen romischen und deutschen Privatrechts. 16 = NF 4 (1878). Цит. по: Schermaier M.J. Op. cit. S. 436.

*(28) Armbruster Ch. Op. cit. S. 1156.

*(29) Документ опубликован не был.

*(30) См.: Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 28 мая 2013 г. N 5-КГ13-49.

*(31) См., например: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 5 апреля 2011 г. N 16002/10. (Размещено на сайте ВАС РФ www.arbitr.ru); постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 21 января 2015 г. по делу N А72-10641/2013.

*(32) Постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 28 января 2014 г. N 14302/13; от 26 ноября 2013 г. N 7317/13; от 21 января 2014 г. N 9913/13; от 22 июня 2013 г. N 3810/13; от 13 декабря 2011 г. N 10467 (Размещены на сайте ВАС РФ www.arbitr.ru); определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 5 июня 2012 г. по делу N 11-КГ12-3; постановление Арбитражного суда Уральского округа от 4 сентября 2014 г. N Ф09-5655/11 по делу N А71-13039/2010.

*(33) Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 18 октября 2012 г. N 7204/12. (Размещено на сайте ВАС РФ www.arbitr.ru); О том, что факт исполнения сделки не влияет на признание ее мнимой см. также: Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 33.

*(34) Armbruster Ch. Op. cit. S. 1156.