Развитие принципа добросовестности и института преддоговорной ответственности в свете реформы обязательственного законодательства Франции (И.М. Мутай, "Журнал российского права", N 2, февраль 2014 г.)

Развитие принципа добросовестности и института преддоговорной ответственности в свете реформы обязательственного законодательства Франции

Кодекс Наполеона 1804 г.*(1) (далее - ФГК) заслуженно признается одним из самых влиятельных правовых актов наряду с Биллем о правах. Созданный более 200 лет назад, ФГК оказал колоссальное влияние на развитие франко-романской и в целом континентальной правовой системы. Кодекс действовал на территории Нидерландов, Италии, Испании, Польши, продолжает действовать на территории Чада и ряда других государств*(2).

За годы действия ФГК общественные отношения существенно осложнились. Потребовалось регулирование более широкого круга общественных отношений, а некоторые представления, типичные для эпохи Наполеона, с точки зрения современника выглядят архаичными.

В то же время, возможно вследствие уникальной репутации ФГК, французский законодатель реформировал его весьма неохотно, ряд попыток реформировать ФГК не удались (за исключением реформирования семейного права). Так, книга 3 ФГК, посвященная обязательствам, изменялась лишь в малой степени. В таких условиях суды взяли на себя обязанность толковать ФГК в соответствии с потребностями современного французского общества, разработав несколько фундаментальных доктрин. В результате разрыв между текстом ФГК и действующим правом увеличился настолько, что простое чтение текста ФГК перестало давать объективное представление о частном праве Франции*(3).

Такое положение в итоге вызвало обеспокоенность, в том числе с точки зрения конституционности ФГК, поскольку в отношении доступности и определенности законодательства Конституционный совет Франции высказался в 1999 г. достаточно однозначно: понятность и доступность законодательства имеет конституционно-правовое значение*(4).

Не последнюю роль в истории дискуссии о реформировании ФГК сыграла и публикация в 2004 г. доклада Doing Business Всемирного банка, признавшего романо-германские правовые системы отстающими по сравнению с англосаксонскими, а также тот факт, что эксперты Всемирного банка поставили Францию в рейтинге правовых систем на 44-е место, рядом с Ямайкой, Ботсваной и Тонга*(5).

В данной ситуации имел значение и опыт успешного реформирования кодексов в Нидерландах (1992), Германии (2002) и в Квебеке (1994)*(6), где после реформирования кодексы упрочили свое влияние. Важным является также то, что при создании всех этих современных кодификаций весьма существенным было влияние ученых-юристов и правовой науки*(7). Все это привело к созданию проекта реформирования ФГК в русле развития и законодательного закрепления принципа добросовестности в гражданских отношениях, созданному французскими учеными.

Реформа обязательственного законодательства во Франции: за и против. Начав работу по подготовке реформы в 2003 г., группа ученых-юристов во главе с П. Катала в 2005 г. выступила с предложением проекта реформы обязательственного права*(8). Это предложение стало одним из самых амбициозных попыток реформирования частного права Франции с 1804 г. и подразумевало изменения в области базовых положений о договорах, праве неосновательного обогащения, деликтного права*(9). Проект изначально задумывался как возможность не только улучшить частное право Франции, но и вернуть ФГК прежнее влияние в мире, внеся определенную лепту в общемировое развитие частного права. Кодекс к своему 200-летию выглядел устаревшим и его влияние в мире начало снижаться*(10). Предлагаемая реформа ФГК - сугубо частная инициатива французских ученых-юристов, поддерживаемая Ассоциацией А. Капитана*(11).

Структурно изменить ФГК предлагалось следующим образом: титулы III и IV ("Обязательства, вытекающие из договора и обычая" и "Обязательства без договора") книги 3 ФГК сливались в один титул III ("Об обязательствах"). В результате реформы количество статей планировалось существенно увеличить до 488, 406 из которых посвящалось договорному праву. При этом 113 статей не предполагалось изменять вовсе, в 69 статьях предполагалось изменить лишь редакцию, в 140 статьях - кодифицировать правовые подходы, сложившиеся в результате практики Кассационного суда, и только 84 статьи должны были стать совершенно новыми*(12).

Проект в части реформы обязательственного права предполагал значительно увеличить внимание Кодекса к различным аспектам добросовестности, ужесточить правовые меры, направленные на пресечение недобросовестных действий. Наиболее важными являются нововведения, касающиеся закрепления в тексте ФГК принципа добросовестности и института преддоговорной ответственности. Проект рассматривает вопросы действительности договора (гл. 2), недобросовестности третьих лиц (ст. 1113-2), использования слабого положения стороны договора (ст. 1114-3), недобросовестных условий договора (ст. 1122-2); ограничивает применение непоименованной в договоре цены договора (ст. 1121-3-1121-6); провозглашает принцип неформальности, признания договоров, заключенных в электронной форме (ст. 1127)*(13); предусматривает возможность повторного ведения переговоров (ст. 1135-1-1135-3).

Предлагаемые изменения на первый взгляд нельзя отождествлять с масштабной реформой обязательственного права Франции, поскольку большинство положений, предлагаемых для включения в ФГК, фактически давно известны обязательственному праву Франции. Важным является то, что предлагаемые изменения не отражались в тексте законодательного акта, а были разработаны судами и учеными, т.е. находили выражение в судебных актах и научной доктрине. В то же время во Франции по уровню поддержки их можно считать общепризнанными.

В настоящее время во Франции никто не оспаривает важность и необходимость институтов преддоговорной ответственности и развития принципа добросовестности, более того, все эти институты - давно свершившийся для права Франции факт. В то же время сама идея реформирования текста ФГК в русле развития институтов обязательственного права Франции до сих пор ожесточенно оспаривается.

Сам проект, работа над которым была окончена в 2005 г., так и остается проектом, несмотря на то что в целом он был положительно оценен научным сообществом и рядом французских государственных органов, в частности Министерством юстиции Франции.

Главными факторами реформирования текста ФГК являются:

1) необходимость доступности и открытости норм обязательственного права;

2) европейская интеграция и унификация обязательственного права стран ЕС;

3) возможное ограничение произвола судов, потенциально связанного с судебной интерпретацией положений о добросовестности и преддоговорной ответственности.

Важнейшим признаком закона является принцип публичности. Неопубликованные законы по общему правилу не могут применяться. В случае с толкованием общих принципов и такого института, как преддоговорная ответственность, значительная часть правовых норм пролегает в области юридической доктрины и судебной практики. Это происходит в силу объективных свойств этих категорий, которые исчерпывающим образом на законодательном уровне урегулированы быть просто не могут. Более того, считается, что такое регулирование не будет эффективным. Изначально, как указывалось выше, эти категории были развиты посредством юридической доктрины и судебной практики. Это приводит к существенным различиям между тем, что написано в Кодексе, и тем, как правоотношения регулируются на самом деле. Разрыв между ними усугубляет разрыв между законодательством и правом. Юридическая доктрина и судебная практика, хотя и публикуются, критерию достаточной публичности в той же степени, что и законодательство, отвечать не могут. Выводы, следующие из доктрины и практики, общественности в столь же определенной форме не очевидны. Из буквального толкования положений ФГК невозможно сделать вывод о наличии во французском праве, в частности, института преддоговорной ответственности.

Одновременно гражданское право должно обладать таким качеством, как предсказуемость. Предсказуемость является одним из ключевых качеств национальной правовой системы с инвестиционной точки зрения. При этом "правила игры" должны быть понятны не только национальным государственным органам, но и инвестору. В то же время очевидно, что все "правила игры" в современную эпоху на неэкспертном уровне узнать невозможно. Особенно это касается области права, регулирующей коммерческие отношения. В любом случае поиск смысла права связан с изучением того, что разъясняют по этому поводу юристы*(14).

В основе идеи позитивного закрепления норм обязательственного права в части преддоговорной ответственности и детализации принципа добросовестности лежали и политические мотивы. ФГК изначально рассматривался его создателями двойственно: и как достояние французов и французской культуры, и как образец для общеевропейского кодекса*(15). Тенденция к европеизации частного права, причем европеизации в смысле унификации не на основе ФГК, первоначально вызвала у французских юристов шок и жесткое отторжение, его апологетов сравнивали с фашистскими захватчиками Франции, а происходящее - с культурным геноцидом*(16). Впоследствии родилось стремление восстановить утраченные позиции ФГК в Европе, в том числе путем предложения альтернативной модели развития европейского гражданского права. И в то же время ФГК и проект его реформирования - документы поистине национальные. Унификация, интернационализация, европеизация тех или иных правовых институтов - состоявшееся явление современной правовой действительности*(17). Значительную роль в этом процессе играет стремление создания единого европейского рынка и единых механизмов его регуляции.

Идея состояла в том, что позитивное закрепление тех или иных законодательных формул должно породить идентичное толкование в национальных судах стран ЕС. В действительности эта идея в части регулирования гражданско-правовых отношений доказала свою несостоятельность еще во времена принятия ФГК, идентичные формулы которого толковались и толкуются по-разному национальными органами не только стран Африки и Европы, но и таких близких в культурном отношении стран, как Бельгия и Люксембург*(18). Механизм идентичного закрепления позитивных норм в законодательных актах, как показывает история, не гарантирует их одинаковой интерпретации национальными судами разных стран. Более того, отсутствует механизм, с помощью которого возможно провести в жизнь идентичную интерпретацию норм национальными судами в разных странах ЕС. Национальная судебная практика в международной перспективе, хотя и завоевала существенные позиции, не имеет такого же политического, в том числе и международного, влияния, как кодифицированный акт.

Сложности этот аспект вызывал и продолжает вызывать в связи с тем, что любой кодекс сам по себе олицетворяет собой национальный дух, особенно на этапе государственного строительства. Так же как и проект Европейского гражданского кодекса должен был олицетворять единство наций ЕС. Это было именно тем, что вызвало суровую критику французских юристов*(19). На этом фоне новая рекодификация выглядела как попытка сохранить национальное лицо частного права.

Возможное ограничение произвола судов, потенциально связанного с судебной интерпретацией положений о добросовестности и преддоговорной ответственности, корреспондирует первым двум факторам реформирования текста ФГК. Отсутствие в нем позитивных норм, прямо регулирующих принцип добросовестности и институт преддоговорной ответственности, в перспективе способно привести к вынесению национальным судом незаконного решения. Эта проблема поднимает два вопроса: что понимать под понятием "законный" и вопрос доверия к судам. Определенно, современное понимание законности не может предполагать безусловного наличия позитивной нормы, исчерпывающим образом регулирующей те или иные общественные отношения. Возможности современного суда предполагают восполнение правовых пробелов за счет системного, функционального, догматического и иных видов толкования, применения аналогии закона и аналогии права. С определенностью можно сказать, что судебное решение, оперирующее интерпретацией (в том числе расширительной) понятия "добросовестность" и восполняющее правовой пробел с помощью систематического, функционального, догматического или иного вида толкования либо с помощью аналогии права или аналогии закона, будет правовым, если будет соответствовать политике права*(20).

При этом возникает важный вопрос: что и в каких обстоятельствах считать пробелом в праве, иначе говоря, в каком случае судья может и должен интерпретировать право расширительно? Полагаем, такая необходимость будет возникать у судьи тогда, когда он установит наличие социально значимого интереса (права), подлежащего защите со стороны государства, с одной стороны, и отсутствие со стороны позитивного права защиты этого интереса (права в субъективном смысле) - с другой. Это предполагает значительную самостоятельность судьи и наличие у него высокой степени подготовки. Тем не менее в контексте изучаемой проблемы данные моменты существенными не являются, поскольку они предполагаются.

В действительности из анализа перечисленных выше факторов реформирования текста ФГК следует, что речь идет не столько о реформе гражданского законодательства Франции, сколько о том, что такое реформирование способно серьезно преобразовать отдельные институты гражданского права Франции, а также оказать определенное влияние на развитие частного права в Европе, особенно в контексте унификации права стран ЕС.

Главными контраргументами реформирования гражданского законодательства Франции являются:

1) недопустимость давления на суды с помощью заурегулированности вопросов добросовестности и преддоговорной ответственности;

2) бессмысленность и (или) вредность подробного правового регулирования институтов добросовестности и преддоговорной ответственности;

3) целесообразность унификации положений об обязательственном праве в странах ЕС, в том числе на основе нефранцузских правовых моделей.

Вопрос о том, каким образом будет развиваться французское гражданское законодательство в дальнейшем, на сегодняшний день остается открытым.

Общая характеристика соотношения доктрины и судебных прецедентов с нормами законодательства в сфере обязательственного права во Франции. При том, что предлагаемые изменения в ФГК спровоцировали широкую дискуссию, предлагаемые реформой "новеллы" не были для Франции совершенно новыми правовыми явлениями*(21). Большинство проводимых реформой мер уже были развиты во Франции посредством судебной практики, просто отсутствовали в тексте ФГК.

Наиболее интересные принципиальные изменения, которые предполагалось внести в ФГК, касались: позитивного закрепления принципа добросовестности и вытекающих из него правовых институтов; правового урегулирования на уровне ФГК ведения переговоров и их правовых последствий в виде преддоговорной ответственности.

Прокламация добросовестности нашла выражение во многих положениях проекта, в том числе в признании юридического значения за односторонними актами (ст. 1101-1, 1121-4, 1121-5, 1158)*(22). Правовому регулированию ведения переговоров и их правовых последствий посвящены ст. 1104-1107 проекта. В соответствии со ст. 1104 проекта стороны вправе начинать, продолжать или прерывать ведение переговоров, но при этом должны действовать добросовестно.

Как отмечает Б. Фоварк-Коссон, данные положения не являются новыми для французского гражданского права. Согласно сложившейся судебной практике Франции стороны, вступающие в переговоры без серьезного намерения прийти к соглашению, могут нести ответственность. Судебная практика требует от сторон воздерживаться от поведения, способного причинить ущерб*(23). Суды на базе сформированного ими института о преддоговорной ответственности также сформировали правовую позицию, в соответствии с которой преддоговорная ответственность не может быть абсолютной и ее применение ограничено. В частности, сторона не будет нести такую ответственность лишь на основании того, что не поставила в известность своих контрагентов о ведении параллельных переговоров с третьей стороной*(24).

В соответствии со ст. 1105-1 проекта предложение, содержащее все существенные условия договора, сделанное определенному лицу или лицам вообще и выражающее волю офферента, порождает юридические обязанности, если на него ответили акцептом. В соответствии со ст. 1105-2 такое предложение может быть дезавуировано, пока оно не стало известным лицу, которому было адресовано, или если оно не было принято в разумный срок.

В случае, когда одна из сторон при ведении переговоров проявила недобросовестность, что привело к срыву переговоров, действующее французское право допускает возможность наложения на сторону обязанности вновь возобновить переговоры путем наложения обязательства: достигнуть определенного результата путем возобновления переговоров; предпринять определенные шаги для достижения результата, что на практике означает, что сторона должна воздержаться от недобросовестных действий в последующем*(25).

Положения проекта о преддоговорной ответственности не определяют способы защиты прав на преддоговорной стадии путем взыскания ущерба или присуждения к исполнению в натуре. В то же время можно утверждать, что в основе института преддоговорной ответственности проекта лежит идея допустимости присуждения к исполнению в натуре. Эта идея подвергалась серьезной критике французских авторов по причине того, что подобное решение неизбежно вызовет трудности исполнения, если вообще может считаться исполнимым. Традиционно французская судебная практика признает, что в случае срыва возобновленных переговоров договор считается вступившим в силу*(26).

По ряду вопросов проект содержит нормы, являющиеся существенными новеллами по отношению к правовым позициям судов, прежде всего Кассационного суда Франции.

Как отмечает П. Катала, проект вводит новые нормы, по содержанию противоположные сложившейся судебной практике. К таким относится, например, правило об обязательной силе одностороннего обещания заключить договор в определенных случаях (ст. 1106). Другие положения проекта, не противоречащие правовым позициям Кассационного суда, разъясняют и конкретизируют их (например, правила о реституции)*(27).

Перспективы для России. Изучение законопроектного опыта Франции, а также французского опыта судебного правотворчества в сфере развития положений о добросовестности и преддоговорной ответственности, как и любой другой зарубежный опыт, по нашему убеждению, весьма полезен для России.

Правовое регулирование и проекты такого правового регулирования во Франции показывают, насколько важную роль в этом процессе играет судебная практика. В России судебная практика ни в судах общей юрисдикции, ни в арбитражных судах не смогла сформировать институт преддоговорной ответственности, опираясь на интерпретацию общих положений ГК РФ. Однако формирование правовых позиций по этому вопросу в судебной практике ряда современных государств - давно свершившийся факт. Именно посредством судебной практики институт преддоговорной ответственности был сформирован во Франции, Германии, Нидерландах.

Аргумент, что у судов Франции, Германии и Нидерландов имелось больше времени на разработку этого правового института и его развитие посредством судебной практики, не кажется нам убедительным ввиду того, что в 80-х гг. XX в., когда такая практика в странах Европы создавалась, судьи этих стран не имели перед собой таких впечатляющих примеров, какие демонстрирует доктрина и судебная практика последнего времени. Не существовало ни ГГУ послереформенного образца, ни международно-правовых актов в этой сфере*(28), ни ряда опубликованных работ подобной тематики. Судьи Франции, Германии и Нидерландов просто реагировали на потребности делового оборота и защищали те интересы, которые считали подлежащими защите, и исходя из этого толковали соответствующий нормативный акт (ФГК, ГГУ или ГК Нидерландов). В России, несмотря на обилие примеров защиты добросовестной стороны в различных правопорядках, судьи всего этого не делали.

Как известно, предложение ввести в российское законодательство положения о преддоговорной ответственности было высказано в 2009 г. в п. 7.7 разд. V Концепции развития гражданского законодательства РФ. В целях предотвращения недобросовестного поведения на стадии переговоров о заключении договора в ГК предлагалось для отношений, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности, предусмотреть специальные правила о так называемой преддоговорной ответственности (culpa in contrahendo), ориентируясь на соответствующие правила ряда иностранных правопорядков.

Соответствующие правила иностранных правопорядков существовали и в момент разработки ГК РФ, и на протяжении всего периода действия ГК РФ, тем не менее обратиться к ним отечественный законодатель решил только в 2009 г. Вслед за законодателем сделать это придется и отечественным судам.

24 апреля 2012 г. в первом чтении Государственной Думой РФ был принят проект федерального закона N 47538-6 "О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации" (далее - проект ГК РФ), часть норм которого вступила в силу*(29).

Так, в соответствии с ч. 3 ст. 1 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ) при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. В соответствии с ч. 4 ст. 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения.

Эти нормы призваны воплотить институт добросовестности и преддоговорной ответственности в гражданском праве России. В то же время эти нормы способны создать лишь основу подобного правового регулирования, львиная же доля ответственности за развитие этих институтов ляжет на отечественные суды.

Проект ГК РФ содержит положения о преддоговорной ответственности также в ст. 434.1, в соответствии с ч. 2 которой сторона, ведущая или прерывающая переговоры о заключении договора недобросовестно, обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки. Недобросовестными действиями при ведении или прекращении переговоров о заключении договора признаются, в частности, вступление стороны в переговоры о заключении договора или их продолжение при заведомом отсутствии намерения достичь соглашения с другой стороной, введение другой стороны в заблуждение относительно характера или условий предполагаемого договора, в том числе путем сообщения ложных сведений либо умолчания об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны, а также внезапное и безосновательное прекращение переговоров о заключении договора без предварительного уведомления другой стороны. Убытками, подлежащими возмещению недобросовестной стороной, признаются расходы, понесенные другой стороной в связи с ведением переговоров о заключении договора, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом.

В соответствии с ч. 3 ст. 434.1 ГК РФ, если в ходе переговоров о заключении договора сторона получает информацию, которая передается ей другой стороной в качестве конфиденциальной, она обязана не раскрывать эту информацию и не использовать ее ненадлежащим образом для своих целей независимо от того, будет ли заключен договор. При нарушении этой обязанности она должна возместить другой стороне убытки, причиненные в результате раскрытия конфиденциальной информации или использования ее для своих целей.

Из указанных норм можно сделать вывод о том, что любые иски о заключении договора или понуждении к возвращению к переговорному процессу, т.е. в виде исполнения обязательства в натуре, будут отклонены российскими судами как основанные на использовании ненадлежащего средства защиты.

После вступления поправок к ГК РФ в силу судам, как минимум, предстоит ответить на следующие вопросы.

1. Предполагается ли, что переговоры, прерванные недобросовестно, возможно возобновить по судебному решению путем присуждения к исполнению в натуре, или сторона может рассчитывать лишь на компенсацию ущерба?

2. Существуют ли некие стадии преддоговорного процесса, на которых прерывание переговорного процесса во всех случаях допустимо? Существуют ли вообще стадии преддоговорного процесса, правовые последствия прерывания переговоров на которых различны?

3. По каким причинам прерывание переговоров допустимо в любом случае? По каким причинам прерывание переговоров в любом случае считается неправомерным? Является ли во всех случаях недобросовестным сокрытие той или иной информации, относящейся к переговорам, от контрагента? В каких случаях это является допустимым? Каким образом положения о преддоговорной ответственности будут интерпретированы применительно к сделкам, нуждающимся в одобрении органом юридического лица, и к сделкам, по отношению к которым закон предписывает специальные процедуры заключения (например, сделок государственных корпораций посредством электронных торгов)?

4. Возможно ли договорным путем переложить бремя доказывания добросовестности (недобросовестности) на сторону, не обязанную это делать в силу закона?

5. Будут ли действовать в отношении преддоговорных отношений какие-либо специальные доказательственные презумпции? Будет ли каким-то образом облегчено бремя доказывания по таким делам?

6. Будет ли придаваться юридическое значение односторонним действиям по сравнению с ныне действующей практикой? Если да, то какое?

7. Каким образом будет разработана доктрина недобросовестных условий договора?

Можно не сомневаться, что принятие проекта ГК РФ породит и ряд других, не менее существенных вопросов. Полагаем, что ответы на них отечественные суды должны сформулировать не изолированно от того, как это происходит в современных правопорядках, а исходя из сравнительно-правовой перспективы развития российского частного права.

Можно по-разному относиться к проекту реформы обязательственного права во Франции, но дискуссия вокруг него, полагаем, должна стать поводом для России более внимательно отнестись к реформированию ГК РФ и, самое главное, последующей судебной практики.

Само по себе изменение текста ГК РФ не гарантирует стабильности ни частноправовых отношений, ни гражданско-правовых норм. Не гарантирует оно и того, что эти нормы не будут истолкованы российскими судами в отрыве от современной европейской цивилистической традиции. Учитывая последнее и возможную роль реформы ГК РФ в развитии институтов частного права в странах СНГ, можно сказать, что интерпретация закона судами - гораздо большая ответственность, чем принято считать.

Библиографический список

Catala P. General Presentation of the Reform Proposals in Pierre Catala. Proposals for Reform of the Law of Obligations and the Law of Prescriptions. 2005.

Certoma G. L. The Italian Legal System. L., 1985.

Cornu G. Proposals for Reform of the Law of Obligations and the Law of Prescriptions. 2005.

Edward J. Goodman. Spanish Nationalism in the Struggle against Napoleon // The Review of Politics. Vol. 20. No. 3 (July 1958).

Fauvarque-Cosson B. Negotiation and Renegotiation: a French Perspective // Reforming the French Law of Obligations. Oxford, 2009.

Hartkamp A.S. Civil Code Revision in The Netherlands in Niew Nederlands Burgerlijk Wetboek. Het Vermogensrecht. Denver; Boston, 1990.

Hartkamp A.S., Tillema M.M.M., Ter Heide A.E.B. Contract Law in The Netherlands. Kluwer Law International, 2011.

Nadjita F. Ngarhodjim. An Introduction to the Legal System and Legal Research in Chad. 2012.

Michael R. Code vs. Code: Nationalist and Internationalist Images of the Code Civil in the French Resistance to a European Codification: 8 European Review of Contract Law. 2012.

Stanley J. Napoleon and Poland: on the 200th Anniversary of the Establishment of the Duchy of Warsaw: Introduction // Canadian Slavonic Papers, 2007.

Principles of European Contract Law. P. I, II / eds. by O. Lando, H. Beale. 2000.

Vogenauer S. The Avant-projet de r eforme: an Overview // Reforming the French Law of Obligations / eds. by J. Cartwright, S. Vogenauer and S. Wittaker. Oxford, 2009.

Барьер Ф., Дидье Ф., Дюпишо Ф. и др. Цивилистические правовые традиции под вопросом (по поводу докладов Doing Business Всемирного банка) / пер. с фр. А. Грядова. М., 2007.

Кабрияк Р. Кодификации / пер. с фр. Л.В. Головко. М., 2007.

Карапетов А.Г. Борьба за признание судебного правотворчества в европейском и американском праве. М., 2011.

Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2011.

И.М. Мутай,

старший научный сотрудник отдела

гражданского законодательства зарубежных государств

ИЗиСП, кандидат юридических наук

"Журнал российского права", N 2, февраль 2014 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Code civil Version consolidaee au 2 juin 2012.

*(2) См.: Hartkamp A.S., Tillema M.M.M., Ter Heide A.E.B. Contract Law in The Netherlands. Kluwer Law International, 2011. P. 38; Certoma G. L. The Italian Legal System. L., 1985. P. 8-9; Edward J. Goodman. Spanish Nationalism in the Struggle against Napoleon // The Review of Politics. Vol. 20. No. 3 (July 1958). P. 330-346; Stanley J. Napoleon and Poland: on the 200th Anniversary of the Establishment of the Duchy of Warsaw: Introduction // Canadian Slavonic Papers, 2007; Nadjita F. Ngarhodjim. an Introduction to the Legal System and Legal Research in Chad. 2012.

*(3) См.: Vogenauer S. The Avant-projet de reforme: an Overview // Reforming the French Law of Obligations / eds. by J. Cartwright, S. Vogenauer and S. Wittaker. Oxford, 2009. P. 5-6.

*(4) Ibid. P. 6.

*(5) См.: Michael R. Code vs. Code: Nationalist and Internationalist Images of the Code Civil in the French Resistance to a European Codification: 8 European Review of Contract Law. 2012; Барьер Ф., Дидье Ф., Дюпишо Ф. и др. Цивилистические правовые традиции под вопросом (по поводу докладов Doing Business Всемирного банка) / пер. с фр. А. Грядова. М., 2007.

*(6) См.: Catala P. General Presentation of the Reform Proposals in Pierre Catala. Proposals for Reform of the Law of Obligations and the Law of Prescriptions. 2005. P. 9; Vogenauer S. Op. cit. P. 6.

*(7) См.: Hartkamp A. S. Civil Code Revision in The Netherlands in Niew Nederlands Burgerlijk Wetboek. Het Vermogensrecht. Denver; Boston, 1990. P. XXV.

*(8) См.: Avant-projet de reforme du droit des obligations (Articles 1101 а 1386 du Code civil) et du droit de la prescription (Articles 2234 а 2281 Code civil): Rapport а Monsieur Pascal Clement Garde des Sceaux, Ministre de la Justice, 22 Septembre 2005.

*(9) См.: Vogenauer S. Op. cit. P. 3.

*(10) Ibid. P. 4.

*(11) Ibid. P. 9.

*(12) Ibid. P. 10, 12.

*(13) См.: Vogenauer S. Op. cit. P. 12.

*(14) См.: Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2011. С. 41-43.

*(15) См.: Michael R. Op. cit.

*(16) Ibid.

*(17) См., например: Principles of European Contract Law. P. I, II / eds. by O. Lando, H. Beale. 2000. P. 194-205.

*(18) См.: Кабрияк Р. Кодификации / пер. с фр. Л.В. Головко. М., 2007. С. 181.

*(19) См.: Vogenauer S. Op. cit. P. 6.

*(20) Подробнее см.: Карапетов А.Г. Борьба за признание судебного правотворчества в европейском и американском праве. М., 2011. С. 295.

*(21) См.: Cornu G. Proposals for Reform of the Law of Obligations and the Law of Prescriptions. 2005. P. 16.

*(22) См.: Catala P. Op. cit. P. 13.

*(23) См.: CA Versalles 5 March 1993, RTD civ 1993, 752. См.: Fauvarque-Cosson B. Negotiation and Renegotiation: a French Perspective // Reforming the French Law of Obligations. Oxford, 2009. P. 38.

*(24) См.: Cass com 15 December 1992, RTD civ 1993, 577. См.: Fauvarque-Cosson B. Op. cit. P. 38.

*(25) См.: Fauvarque-Cosson B. Op. cit. P. 45.

*(26) См.: Fauvarque-Cosson B. Op. cit. P. 47.

*(27) См.: Catala P. Op. cit. P. 12.

*(28) См., например: Regulation (EC) No. 864/2007 of the European Parliament and of the Council of 11 July 2007 on the law applicable to non-contractual obligations (Rome II).

*(29) См.: Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ "О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации".