Соотношение государственного и народного суверенитета: к вопросу о сущности и формах суверенитета в правовых системах европейских государств (М.В. Беспалова, "Законодательство", N 12, декабрь 2013 г.)

Соотношение государственного и народного суверенитета: к вопросу о сущности и формах суверенитета в правовых системах европейских государств

Любое познаваемое явление имеет сущность, выражающую его внутреннее содержание, устойчивое единство, общее для всех многообразных и противоречивых форм его бытия, которые принимает сущность в определенный исторический момент*(1). Правильное выделение у предмета сущностных характеристик позволяет конкретизировать его признаки и дать ему верное определение.

Сказанное в полной мере относится к институтам государства и суверенитета. Государство представляет собой территориальный коллектив людей, объединенных под началом публичной власти. Однако таких территориальных коллективов можно выделить множество. Помимо государства В.Е. Чиркин относит к таковым международное сообщество, международные организации, конфедерации, субъекты федерации, автономии, муниципальные образования. Государство же от них отличается особым характером верховенства и независимости своей власти*(2) безотносительно к формам правления, государственного устройства и политического режима. Этот отличительный признак власти, характеризующий сущность государства, именуется суверенитетом.

Характеризуя суверенитет, отметим, что определение его существа через свойства верховенства власти, ее самостоятельности и независимости является традиционным в юридической науке. Автор термина "суверенитет" Ж. Боден раскрывал это понятие через государственную власть, обладающую особыми характеристиками постоянства, непроизводности, неподотчетности суверена кому бы то ни было*(3). Немецкий ученый Г. Еллинек суверенной государственной властью называл независимую и верховную власть, не знающую над собою никакой высшей власти*(4). Французский правовед Л. Дюги сосредоточил свое внимание на анализе внутренней природы суверенитета в различных его проявлениях. По мнению ученого, существо суверенитета составляет повелевающая власть государства, которая складывается из власти хотеть (выражать свою волю) и независимой власти повелевать*(5).

Особое внимание суверенитету уделила отечественная доктрина XIX - начала XX в. Н.И. Палиенко видел в нем "характер... власти, в силу которого она является высшею, независимою правовою властью", которая, в свою очередь, "может принадлежать только государству"*(6). Следуя данной позиции, Г.Ф. Шершеневич писал, что суверенитет есть необходимое свойство государственной власти, выражающее ее независимость извне и верховенство внутри*(7).

Данный подход к пониманию сущности суверенитета был признан советскими правоведами*(8) и поддерживается в трудах исследователей в настоящее время*(9), однако, по нашему мнению, его следует немного уточнить. Степень верховенства и независимости государственной власти может быть разной, пределы ее осуществления и компетенция исторически изменчивы, однако в различных условиях ее функционирования суверенитет остается сравнительной характеристикой, призванной отграничить государство от иных субъектов властвования. Во внутреннем своем аспекте он отражает иерархию властей во главе с государственной властью, во внешнем - отсутствие иерархии между государствами, их равноправие и неподчиненность друг другу. Последнее обстоятельство нисколько не исключает связанности государств правом и международными обязательствами на основе общих в равной степени для всех государств принципов международного права, которое не ставит государства друг над другом, а, наоборот, защищает их суверенное равенство. Также внутри государства вполне могут действовать иные виды политических властей, однако, как верно отметил Б.А. Кистяковский, власть всех остальных социальных организаций частична или осуществляется лишь в отведенной ей узкой сфере, а самое главное - нуждается для своего существования в санкции и поддержке со стороны государственной власти*(10). На наш взгляд, это предельно общее понимание суверенитета, не сводимого к набору государственно-властных полномочий, которых может быть больше или меньше, справедливо и в современных условиях интеграции и глобализации.

Поскольку суверенитет позволяет отличить государство от иных территориальных публичных организаций властвования, т.е. является одним из его основных признаков, суверенитет не может одновременно выступать признаком других предметов познания, в частности народа. Рассуждая, например, о суверенитете народа, мы лишь имеем в виду, что верховная (суверенная) власть в конкретном государстве принадлежит всему населению, и именно оно определяет направления своего развития и свою судьбу, а не отдельные должностные лица или органы, которые лишь представляют интересы властвующего субъекта - народа. Если же речь идет о суверенитете монарха, то и здесь мы только называем источник государственной власти - единоличное лицо, самостоятельно решающее важнейшие вопросы жизни государства, однако на сущность суверенитета как признака государства это не влияет.

Другими словами, принадлежит ли государственная власть всему населению государства, одному лицу, группе лиц или органу, осуществляется ли она произвольно или с соблюдением определенных правовых предписаний, государство все равно останется государством, пока в нем есть суверенная (верховная и независимая) власть, устанавливающая и поддерживающая в пределах территориального коллектива свой порядок. Это означает, что не существует наряду с государственным суверенитетом отдельных видов суверенитетов, относящихся к другим явлениям, однако существуют различные формы государственного суверенитета, характеризующие многообразие проявлений его сущности, множество вариантов функционирования суверенной власти.

Необходимо отметить, что формы суверенитета нередко путают с его сущностью, на что было обращено внимание уже в конце XIX в. Например, профессор Римского университета В. Орландо указал, что, независимо от того, о каком суверенитете идет речь - будь то божественный, королевский или народный суверенитет, сторонники каждой из теорий допускают ошибку, которая состоит в "смешении внутреннего содержания понятия суверенитета с формами, в которых он осуществляется или может осуществляться"*(11). Н.И. Палиенко видел причины данного недоразумения в том, что государство весьма долго отождествлялось с одним из его элементов - монархом, народом или каким-либо учреждением, например парламентом*(12).

По нашему мнению, наиболее полному разграничению форм суверенитета способствует выделение двух критериев: 1) конкретного носителя государственного суверенитета и государственной власти и 2) принципов построения взаимоотношений между лицами, осуществляющими верховную власть, и невластвующими субъектами.

Для начала кратко остановимся на втором критерии, к результатам применения которого относится, в частности, используемый в теории государства термин "абсолютный суверенитет", предполагающий отсутствие у невластвующих субъектов юридически обеспеченных прав. Когда права личности или объединений людей в государстве отрицаются либо произвольно даются и отбираются и не существует реальных правовых механизмов противостояния суверену, суверенитет следует признать абсолютным.

Его антиподом, на наш взгляд, может служить лишь суверенитет правовой. Можно было бы воспользоваться и терминами "относительный" или "ограниченный", однако они не вполне точны, поскольку при их употреблении неясно, чем или кем ограничен суверенитет, по отношению к чему он относителен. Например, если действия государства ограничены властью другого государства, если в государстве действует более одной власти, претендующей на статус верховной, то можно говорить об утрате суверенитета, о нахождении государства в состоянии кризиса или перехода в иную организационную форму (присоединение к другому государству, объединение, автономия, субъект федерации). Верховная власть должна сохраняться по отношению к другим властям и иметь возможность проводить в жизнь свою волю независимо от воли иных субъектов. Это значит, что суверен может издавать общеобязательные веления для любых других лиц в пределах своей юрисдикции, тогда как они по отношению к суверену подобным полномочием не обладают. Веления суверена могут либо выражать его произвольную волю, либо согласовываться с правом и правами невластвующих субъектов. В последнем случае мы будем вести речь о правовом суверенитете. Таким образом, с нашей точки зрения, если говорить об ограничении суверенитета, то ограничен он может быть лишь правом, но не другой властью внутри страны и не иным государством или организацией извне. Правовой суверенитет, в противоположность абсолютному, характеризуется наличием юридически закрепленных и гарантированных прав у невластвующих лиц, которые представители государственной власти, действуя в рамках правовых предписаний, обязаны соблюдать.

Выделению конкретного носителя суверенитета в государстве способствует понимание того, что государство - это не трансцендентальный, оторванный от политического общества субъект, но политико-территориальная организация суверенной власти в обществе. Вопрос о том, какой части общества принадлежит эта власть - одному лицу, группе лиц или всему народу, решается неодинаково. Соответственно, руководствуясь данным критерием, можно выделить уже упоминавшиеся формы суверенитета монархического и народного. Это не исключает теоретическую возможность признания суверенитета за каким-либо органом, организацией, партией. Возможны и смешанные формы, при которых верховная власть одновременно принадлежит нескольким субъектам (например, королю и парламенту, королю и народу).

Становление теории суверенитета происходило в период упадка феодального строя, когда верховная власть сосредоточивалась в руках монарха - короля, императора, князя, самодержца, возвысившегося над остальными феодалами. При этом суверенная власть монарха еще долгое время мыслилась феодальными категориями как частная власть лица над своими владениями, включающими территорию и подданных.

Подтверждение данному тезису мы можем найти во многих законодательных актах европейских стран Средневековья и Нового времени. Например, автор созданного в XIII в. сборника обычаев средневекового права северо-восточной Франции "Кутюмы Бовези" юрист Ф. Бомануар излагает норму о том, что "каждый барон является сувереном в своей баронии", однако "король является сувереном над всеми, и на основании своего права охраняет все свое королевство"*(13). "Своими" монархи называли как само государство, так и подданных и любые учреждения - советы, парламенты, трибуналы*(14). В Соборном уложении 1649 г. царь Алексей Михайлович назван самодержцем "богом хранимой своей державы"*(15). Закрепление положения о единоличном господстве монарха в государстве имело место в законодательствах стран Европы вплоть до ХХ в. Примером может служить Конституция Великого герцогства Люксембург, в которой до поправок 1919 г. вся полнота государственной власти признавалась за Великим князем*(16). В Своде основных государственных законов Российской империи 1906 г. провозглашалась принадлежность верховной самодержавной власти "Императору Всероссийскому"*(17).

Осознание публичного характера государственной власти не как частной власти самодержца, а как признака территориального сообщества людей, именуемого государством, создало логические предпосылки для перераспределения властных полномочий внутри этого сообщества, вплоть до смены носителя верховной власти. Насущной возможность такого перераспределения стала тогда, когда она превратилась в потребность обуздать произвол неограниченных монархий и обеспечить индивидуальную свободу личности.

Вопрос о наделении властью в государстве именно народа требовал идеологического обоснования, которое было предложено теориями общественного договора и естественного права народа решать свою судьбу, участвуя в управлении своим государством. Именно из этого естественного права, из природы и разума людей выводилось обоснование необходимости признания носителем верховной власти в государстве народа. Таким образом, следует отличать понимание народного суверенитета как формы государственного суверенитета, характеризующейся принадлежностью государственной власти народу, от его естественно-правовой трактовки как права народа на определение своей судьбы и право человека на участие в управлении государством. Тем не менее на деле эти различные явления часто путают и народным суверенитетом называют не форму государственного суверенитета, а лежащие в его основе естественные права. В итоге народный суверенитет мыслится как явление, принципиально отличное от государственного суверенитета, как отдельный вид суверенитета, существующий наряду с суверенитетом государства.

Например, по словам В.С. Шевцова, "народный суверенитет (полновластие народа) лежит в основе государственного суверенитета"*(18), оба же они представляют собой отдельные несовпадающие явления. Тем самым фактически признается, что в едином государстве сосуществуют два суверенитета, причем государственный производен от народного и, следовательно, ему подчинен. М.Ш. Шарифов пишет, что государственный суверенитет имеет "ограниченный в сравнении с народным суверенитетом характер"*(19). По нашему мнению, данный подход противоречит самой идее суверенитета, предполагающей существование в государстве одной верховной власти.

Вторым неправильным выводом является разграничение непосредственного и представительного способов осуществления власти народом как присущих разным видам суверенитета: первый способ выдается за реализацию народного суверенитета, а второй - государственного; народ и государство (а точнее, его органы и должностные лица) воплощают в своих действиях различные суверенитеты*(20). Такие умозаключения создают совершенно неправомерные искусственные преграды для народного суверенитета, который видится нам не только в актах принятия основных законов, выборов представителей, голосованиях на референдумах, но и в деятельности всей системы органов государства, созданных по желанию народа, а не в силу своего собственного государственного верховенства, и для обеспечения благосостояния народа, а не претворения в жизнь своей личной воли.

Доведенной до крайности позицией разграничения государственного и народного суверенитетов является мнение о том, что в ст. 3 Конституции Российской Федерации*(21), где установлен принцип принадлежности власти и суверенитета народу, речь идет о народном суверенитете, а в ст. 4, регламентирующей территориальный аспект распространения суверенитета и юрисдикции Российской Федерации, говорится о другом суверенитете - государственном*(22).

На самом деле в государстве, суверенитет которого приобретает форму народного, единственным носителем государственной власти и всего государственного суверенитета является народ, реализующий свои естественные права на самоопределение и участие в управлении государством, и никакого иного суверенитета при этом в государстве нет и быть не может. Такое понимание суверенитета как единого явления делает бессмысленной постановку вопроса о противопоставлении двух суверенитетов друг другу и необходимости в конечном итоге обосновывать их "принципиальное единство" и "нераздельное сосуществование"*(23).

Подход к народному суверенитету как к форме государственного суверенитета, выражающего принадлежность верховной государственной власти народу, в основании чего лежат естественные права народов на свободное развитие и самоопределение, отражен в конституционных актах многих современных государств Европы.

Интересны положения Конституции Республики Хорватия о том, что в основе государственного строя лежит идея об историческом праве хорватского народа на самоопределение и на полный государственный суверенитет*(24). Конституция Украины говорит об "осуществленном украинской нацией, всем украинским народом праве на самоопределение"*(25). Первый раздел Конституции Ирландии посвящен ирландской нации, обладающей верховным правом устанавливать собственную форму правления и осуществлять политическое, экономическое и культурное развитие на основе своих исторических традиций*(26).

Обращаясь к истории идеи народного суверенитета, подчеркнем, что Ж.-Ж. Руссо, от творчества которого отталкиваются все последующие исследователи народного суверенитета, желая изменить современный ему государственный строй Франции, не ставил целью противопоставить народ государству путем конструирования наряду с государственным суверенитетом нового суверенитета - народного. В своих произведениях Ж.-Ж. Руссо не использовал термин "народный суверенитет" и не говорил о существовании двух видов суверенитета. Суверенитет для него един, и он принадлежит создаваемому в результате общественного договора "условному коллективному целому", "политическому организму", который называется одновременно государством и сувереном*(27). Другое дело, что в государстве осуществлять верховную власть суверена может и должен только народ. С исторической точки зрения стремление отнести к сущности суверенитета идею народовластия (т.е. признать народный суверенитет единственно возможной формой государственного суверенитета) вполне объяснимо, так как только такая теория могла всерьез противостоять абсолютистской власти монарха.

Однако, положительно оценивая содержание данной идеи, мы вынуждены все же отличать сущее от желаемого и признавать, что таковым является не любой государственный суверенитет, а лишь тот, который имеет форму народного. Иначе нам пришлось бы отказать в статусе суверенного государства как абсолютным западноевропейским монархиям Нового времени, так и самодержавной Российской империи и даже некоторым современным конституционным монархиям, например Королевству Дании, в Конституции которого сказано, что верховной властью обладает король*(28). Принадлежность верховной власти народу - это один из важнейших, фундаментальных принципов осуществления власти во многих современных государствах, однако это не сущность суверенитета и, соответственно, не сущность государства. Если суверенитет является народным, правовым, демократическим, то и государство будет народным, демократическим и правовым.

Любопытен в этом плане пример государственного права Великобритании. Обособленная от континентальной Европы, она прошла самобытный путь исторического развития, в ходе которого выработалась и стала одним из ведущих правовых принципов концепция "суверенитета парламента", которая, надо сказать, не совсем вписывается в континентальную европейскую теорию народного суверенитета. По сложившимся конституционным обычаям Великобритании верховенством власти обладает не народ, а парламент, который в устах юристов означает совокупность трех элементов - короля, палаты лордов и палаты общин*(29). Ни одна из конституционных норм Великобритании не указывает на суверенитет народа, население в государстве обладает правами, в том числе избирательными, но не признается носителем верховной власти, а каждый житель называется по-прежнему не гражданином, а подданным. Данный подход обусловлен также тем, что подданные не могут влиять на содержание законов, они не принимают конституционных актов, регламентирующих деятельность парламента или вопросы, по которым он вправе выносить решения. Тем не менее такая форма суверенитета ничуть не умаляет высокой правовой культуры Великобритании и выработанных ею надежных правовых средств защиты личных прав индивидов. Для того чтобы обеспечить права личности, Великобритании не понадобилось кардинально менять порядок осуществления власти и вручать ее целиком народу - в течение последних трех с половиной веков она двигалась по пути постепенных конституционных реформ без необходимости проводить в жизнь радикальные политико-правовые идеи. Необходимо помнить, что исторически именно в этой стране впервые в мире зародились представительные народные учреждения, распространившиеся впоследствии далеко за ее пределы и ставшие образцом для развития конституционного строя в других государствах*(30).

В настоящее время доктрина народного суверенитета прочно обосновалась практически во всех европейских государствах и в том или ином виде получила воплощение в каждом из них. Общепринятым для конституций и основных законов европейских республик стало провозглашение народа (или граждан - в Македонии, Сербии, Словакии, Черногории) носителем государственного (национального - по терминологии Конституций Молдавии, Румынии, Франции) суверенитета и единственным источником государственной власти. Что касается монархий, то в современной Европе они конституируются как конституционные, в основном парламентарные, с признанием носителем суверенитета нации (Бельгия, Люксембург), народа (Испания, Швеция) или народа и монарха (Лихтенштейн)*(31). В последнем случае признание суверенитета за монархом - скорее, дань традиции, поскольку согласно Конституции Княжества Лихтенштейн в системе органов власти первенство принадлежит парламенту и сформированному им правительству. Помимо этого, предусмотрено широкое разнообразие форм прямого народовластия, среди которых право народной законодательной инициативы, референдум по поводу выражения недоверия монарху, роспуска парламента. Референдум также проводится по требованию определенного количества граждан Лихтенштейна по любому законопроекту, в том числе конституционному, вплоть до упразднения монархической формы правления*(32). Такое разнообразие демократических институтов не свойственно даже многим современным республикам.

Законодательные акты некоторых современных монархий (Великобритании, Монако, Нидерландов, Норвегии) не всегда прямо называют носителя суверенитета, однако из анализа установленного порядка формирования и деятельности верховной власти можно сделать вывод о том, что наибольшими прерогативами обладает парламент - представительный орган, избираемый всем населением государства. Наследственный монарх же сохраняет, как правило, формальное верховенство над исполнительной властью, но фактически по сложившемуся правовому конституционному обычаю формирование правительства происходит парламентскими партиями по результатам выборов в парламент. Действительность всех юридических актов монарха зависит от скрепления его подписи подписью члена сформированного парламентским образом правительства.

И даже в Дании, где согласно нормам Конституции верховной властью по всем вопросам функционирования королевства обладает король, сильны формы представительного народовластия, а также прямое участие народа в осуществлении верховной власти. Следовательно, наряду с традиционным институтом монархического суверенитета, мы должны признать сувереном народ, поскольку парламент как высший законодательный и представительный орган власти получает свои полномочия в результате всенародных выборов и по ряду важных вопросов государственной и общественной жизни предусматривается обязательное проведение всенародных референдумов. Конституция оговаривает пять таких случаев, и с момента ее принятия референдумы на государственном уровне проводились уже 14 раз, в том числе по поводу вступления в Европейское сообщество и присоединения к основным договорам о Европейском союзе*(33).

Приведенные примеры свидетельствуют о позитивной тенденции усиления прямых форм народовластия в практике некоторых европейских государств. Между тем такое положение дел имеет место далеко не везде: общегосударственные референдумы совершенно не проводятся в Германии*(34), всего два консультативных референдума насчитывается в Великобритании*(35). Конституция России не предусматривает ни института народных инициатив, ни перечня вопросов, по которому выяснение мнения населения страны являлось бы обязательным. Все это свидетельствует о необходимости дальнейшего развития формы народного суверенитета и ее юридических гарантий.

Подводя итоги, обратимся к мнению Б.Н. Чичерина, который, признавая идеальной целью государства "высшее требование общего блага", указывал, что "к этому идеалу народы приближаются различными путями и постепенно. <...> Один устанавливает у себя демократию, основанную на личном участии каждого гражданина в государственном управлении; другой подчиняется господствующей над ним власти, освященной верою, законом, историей; третий, наконец, старается сочетать оба противоположных начала в общих учреждениях. <... > Умственное и нравственное состояние общества, взаимные отношения разнообразных его элементов... все это рождает различные нужды и имеет различное влияние на государственное устройство"*(36).

Таким образом, суверенитет как признак государства выражает постоянную характеристику его сущности, фиксирующую наличие в определенном территориальном коллективе верховной политической власти, устанавливающей и поддерживающей свой собственный правопорядок и независимой от других властей. Исторически изменчивые формы государственного суверенитета черпают себя в определенных правовых идеях о том, как должна осуществляться верховная власть в обществе и кому она должна принадлежать. Важнейшие из этих идей получают признание и закрепление в праве. На современном этапе развития европейских государств можно сказать, что их государственный суверенитет формально характеризуется как народный и правовой, что находит отражение в основных законодательных актах той или иной страны.

Список литературы

1. Боден Ж. Шесть книг о государстве // Антология мировой философии: В 4 т. Т. 2: Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения. М., 1970.

2. Дайси А.В. Основы государственного права Англии: введение в изучение английской конституции / Пер. О.В. Полторацкой / Под ред. П.Г. Виноградова. М., 1905.

3. Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства: Монография. М., 2013.

4. Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 2004.

5. Жолквер Н. Важные темы в Германии на референдумы не выносят // http://dw.de/p/OPzE (дата обращения - 10 августа 2013 г.).

6. Кистяковский Б.А. Философия и социология права / Сост., примеч., указ. В.В. Сапова. Спб., 1998.

7. Конституции государств Европы: В 3 т. / Под общ. ред. Л.А. Окунькова. М., 2001.

8. Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Под ред. В.С. Степина. М., 2001. Т. 3.

9. Орландо В. Принципы конституционного права. М., 1907.

10. Палиенко Н.И. Суверенитет. Историческое развитие идеи суверенитета и ее правовое значение. Ярославль, 1903.

11. Правовые проблемы определения и реализации государственного суверенитета на современном этапе: Монография / Под ред. А.К. Сковикова, И.В. Яковюка. М., 2010.

12. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. М., 1938.

13. Худолей Д.М., Худолей К.М. К вопросу о понятии государственного суверенитета // Российский юридический журнал. 2012. N 2.

14. Чиркин В.Е. Публичная власть. М., 2005.

15. Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1866.

16. Шарифов М.Ш. Сравнение форм суверенитета: конституционно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2009. N 19.

17. Шевцов В.С. Суверенитет советского государства. М., 1972.

18. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Т. 1: Часть теоретическая. М., 1911.

19. Referenda: facts and figures // http://www.thedanishparliament.dk/Publications/~Zmedia/Pdf_materiale/Pdf_ publikationer/Informationsark/Engelsk/Referenda.pdf.ashx (дата обращения - 15 августа 2013 г.).

20. Referendums // The electoral commission: the official website. URL: http://www.electoralcommission.org.uk/elections/referendums# (дата обращения - 22 августа 2013 г.).

М.В. Беспалова,

аспирантка кафедры теории государства и права

юридического факультета РАНХиГС при Президенте РФ

"Законодательство", N 12, декабрь 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Под ред. В.С. Степина. М., 2001. Т. 3 С. 682.

*(2) Чиркин В.Е. Публичная власть. М., 2005. С. 25-36.

*(3) Боден Ж. Шесть книг о государстве // Антология мировой философии: В 4 т. Т. 2: Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения. М., 1970. С. 146.

*(4) Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 2004. С. 457.

*(5) Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства: Монография. М., 2013. С. 77.

*(6) Палиенко Н.И. Суверенитет. Историческое развитие идеи суверенитета и ее правовое значение. Ярославль, 1903. С. 438.

*(7) Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Т. 1: Часть теоретическая. М., 1911. С. 215.

*(8) См., напр.: Шевцов В.С. Суверенитет советского государства. М., 1972. С. 39.

*(9) См., напр.: Правовые проблемы определения и реализации государственного суверенитета на современном этапе: Монография / Под ред. А.К. Сковикова, И.В. Яковюка. М., 2010. С. 19.

*(10) Кистяковский Б.А. Философия и социология права / Сост., примеч., указ. В.В. Сапова. Спб., 1998. С. 241.

*(11) Орландо В. Принципы конституционного права. М., 1907. С. 33.

*(12) Палиенко Н.И. Указ. соч. С. 309.

*(13) Бомануар Ф. Кутюмы Бовези // Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. М., 1961. С. 590.

*(14) См., напр.: Из эдикта, запрещающего парламентам вмешиваться в государственные дела и администрацию 1641 г. // Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран: В 2 т. / Под ред. К.И. Батыра, Е.В. Поликарповой. М., 2013. Т. 1 С. 280; Из ордонанса о судьях 1346 г. // Там же. С. 375.

*(15) Соборное уложение 1649 года (Извлечение) // Хрестоматия по истории государства и права России / Сост. Ю.П. Титов. М., 2004. С. 50.

*(16) Texte de la Constitution du Grand-Duche de Luxemburg du 17 octobre 1868 // http://www.legilux.public.lu/leg/textescoordonnes/recueils/constitution_d roits_de_lhomme/CONST1.pdf (дата обращения - 15 августа 2013 г.).

*(17) Свод основных государственных законов от 23 апреля 1906 г. (Извлечение) // Хрестоматия по истории государства и права России. С. 281.

*(18) Шевцов В.С. Указ. соч. С. 51.

*(19) Шарифов М.Ш. Сравнение форм суверенитета: конституционно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2009. N 19. С. 5.

*(20) Там же. С. 6.

*(21) Конституция Российской Федерации от 25 декабря 1993 г., с изменениями от 30 декабря 2008 г. // СЗ РФ. 2009. N 4. Ст. 445.

*(22) Худолей Д.М., Худолей К.М. К вопросу о понятии государственного суверенитета // Российский юридический журнал. 2012. N 2. С. 36.

*(23) Шарифов М.Ш. Указ. соч. С. 6.

*(24) Constitution of the Republic of Croatia of 22 December 1990: consolidated text of 6 July 2010 // http://www.sabor.hr/fgs.axd?id=17074 (дата обращения - 23 августа 2013 г.).

*(25) Конституция Украины от 28 июня 1996 г. с изменениями, внесенными в соответствии с Законом от 1 февраля 2011 г. N 2952-VI // Ведомости Верховной Рады Украины. 1996. N 30. Ст. 141; 2011; N 10. Ст. 68.

*(26) Constitution of Ireland: Enacted by the People 1 st July 1937, as of August 2012 // http://www.taoiseach.gov.ie/eng/Publications/Publications_Archive/Publica tions_2012/Bunreacht_na_hEireann-Aug2012.pdf (дата обращения - 23 августа 2013 г.).

*(27) Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права. М., 1938. С. 14.

*(28) The Constitutional Act of Denmark: 5 June 1953 // http://www.thedanishparliament.dk/Publications/~/media/Pdf_materiale/Pdf_ publikationer/English/My%20Constitutional%20Act_version10.pdf.ashx (дата обращения - 23 августа 2013 г.).

*(29) Дайси А.В. Основы государственного права Англии: введение в изучение английской конституции / Пер. О.В. Полторацкой / Под ред. П.Г. Виноградова. М., 1905. С. 45.

*(30) См.: Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 533-535.

*(31) Тексты конституций и основных законов европейских государств здесь и далее см.: Конституции государств Европы: В 3 т. / Под общ. ред. Л.А. Окунькова. М., 2001.

Ссылки на конституционные акты, рассматриваемые нормы которых подверглись изменениям, даны отдельно.

*(32) Constitution of the Principality of Liechtenstein of 5 October 1921: As of 1 February 2009 // http://www.llv.li/verfassung-e-01-02-09.doc.pdf (дата обращения - 22 августа 2013 г.).

*(33) Referenda: facts and figures // http://www.thedanishparliament.dk/Publications/~/media/Pdf_materiale/Pdf_ publikationer/Informationsark/Engelsk/Referenda.pdf.ashx (дата обращения - 15 августа 2013 г.).

*(34) Жолквер Н. Важные темы в Германии на референдумы не выносят // http://dw.de/p/OPzE (дата обращения - 10 августа 2013 г.).

*(35) Referendums // http://www.electoralcommission.org.uk/elections/referendums# (дата обращения - 22 августа 2013 г.).

*(36) Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1866. С. 33.