Являются ли имущественные права учреждений и унитарных предприятий вещными? (В.А. Болдырев, "Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2011 г.)

Являются ли имущественные права учреждений и унитарных предприятий вещными?

Автор доказывает, что имущественные права учреждений и унитарных предприятий имеют вещные и обязательственные черты. Приводит доводы в пользу размещения соответствующих норм в части кодифицированного гражданского закона, посвященной гражданско-правовому статусу публичных образований.

Проходящая этап становления система отечественного вещного права продолжает строиться с учетом содержания зарубежного законодательства, прежде всего германского. Полного заимствования идей, характерных для иностранной правовой системы, конечно же, быть не может хотя бы потому, что за рубежом в качестве объекта недвижимости рассматривается лишь земельный участок, а принципиально разные подходы к объектам гражданских прав обусловливают и различное наполнение закона. Однако и кардинальных расхождений в содержании систем законодательства, относящихся к одной (романо-германской) правовой семье, тоже быть не должно. В связи со сказанным попробуем рассмотреть хозяйственное ведение и оперативное управление на предмет наличия в них признаков классических вещных прав.

Прежде чем говорить о смысле конкретных признаков вещных прав, подчеркнем, что представители современной отечественной цивилистической науки, воспринявшие взгляды, характерные для немецкой доктрины, далеко не единодушны в определении этих признаков. Свидетельствуют об этом хотя и похожие, но не идентичные подходы к проблеме В.А. Белова и Е.А. Суханова, ученых-цивилистов Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

Первый из названных специалистов называет восемь признаков вещных прав: "1) они оформляют состояние принадлежности вещей (материальных благ) - статику имущественных отношений; 2) они являются абсолютными; 3) они обеспечивают своему обладателю возможность непосредственного господства над вещами, т.е. а) совершения в отношении них активных действий, а также б) возможность отстранения от подобного господства всех других лиц; 4) они наделяют управомоченного субъекта возможностями, которые обеспечиваются пассивными обязанностями неопределенного круга лиц; 5) они пользуются абсолютной защитой; 6) их объектами являются индивидуально-определенные вещи; 7) их содержание императивным образом определяется в законе; 8) они должны быть прямо отнесены законом к числу вещных прав"*(1).

Е.А. Суханов, во-первых, говорит о признаках и принципах вещного права по отдельности, а во-вторых, ратует за "...возврат к классическим основам вещного права и отказ от обоснования неких "смешанных", "вещно-обязательственных" гражданских правоотношений"*(2).

Автор называет признаки классических вещных прав: "принудительную типизацию" (Typenzwang) и "принудительную фиксацию" (Typenfixierung), т.е. "...обязательное установление непосредственно законом закрытого перечня (numerus clausus) этих прав и исчерпывающей характеристики содержания каждого из них, исключающие возможность какого-либо их изменения соглашением сторон"*(3).

Значение названных признаков для вещных прав объясняется интересами иных субъектов гражданских правоотношений: "Содержание относительных договорных отношений известно их участникам (и только им), будучи определенным их соглашением, - пишет Е.А. Суханов. - Вещные же права носят абсолютный характер, и их содержание важно знать всем третьим лицам, а потому оно должно быть заранее определено законом"*(4). На наш взгляд, ограниченные вещные права (точнее, правоотношения) можно назвать, как ни парадоксально, одновременно и абсолютными, и относительными. Их относительность выражается в замкнутом числе участников связи: собственник и лицо, наделенное ограниченным вещным правом. Абсолютный характер проявляется во взаимоотношениях лица, наделенного ограниченным вещным правом, и всех иных лиц, обязанных воздержаться от воздействия на вещь (посягательства на интересы законного владельца).

О содержательной части, смысле "принудительной типизации" В.А. Белов очень удачно сказал: "Если бы закон ограничился только исчерпывающим перечнем терминологических обозначений абсолютных прав, но не определил бы их содержания, то проку от такого перечня не было бы никакого. Чтобы его обойти, достаточно было бы любое субъективное право, хотя бы и не произвольно сконструированное заинтересованными лицами и не имеющими к вещным никакого отношения, назвать... каким-нибудь иным термином из числа содержащихся в нормативном перечне, - и субъективное право становилось бы вещным"*(5).

Совершенно очевидно, что признак "принудительной типизации" касается системы вещных прав, а не какого-либо конкретного их типа. А вот "принудительная фиксация" содержания вещного права непосредственно законом, без возможности изменения его волей сторон, - черта очень яркая и при этом не слишком относимая к правам российских юридических лиц - несобственников. Так, в хозяйственном ведении очень четко можно наблюдать зависимость содержания внутренних отношений собственника и созданного им унитарного предприятия от воли первого субъекта. В частности, согласно абз. 2 п. 1 ст. 295 ГК РФ собственник имеет право на получение части прибыли от использования имущества, находящегося в хозяйственном ведении унитарного предприятия. При этом размер отчисляемой прибыли определяется самим собственником, т.е. обязанность унитарного предприятия (обладателя ограниченного вещного права) зависит от воли другой стороны правоотношения. Во внешних отношениях - в связях с контрагентами, содержание права хозяйственного ведения унитарного предприятия также зависит от первоначально изъявленной воли собственника, который определяет цели и предмет деятельности юридического лица. При совершении сделок с выходом за очерченные собственником границы сделка недействительна*(6).

Еще лучше видно, что признак "принудительной фиксации" не относим к юридическим лицам - несобственникам в случае с оперативным управлением. Согласно п. 1 ст. 296 ГК РФ казенное предприятие и учреждение, за которыми имущество закреплено на праве оперативного управления, владеют, пользуются и распоряжаются этим имуществом в пределах, установленных законом, в соответствии с целями своей деятельности, заданиями собственника имущества и назначением этого имущества. В данном случае собственник имеет возможность определять порядок пользования и распоряжения, не изменяя учредительных документов, закрепляющих цели создания юридических лиц. Для этого достаточно дать учреждению или казенному предприятию "задание".

Можно ли по признаку "принудительной фиксации" "подогнать" хозяйственное ведение и оперативное управление под определение классических вещных прав, отредактировав закон? В общем-то можно, но тогда указанные конструкции лишатся практического значения. Гибкость содержания оперативного управления и хозяйственного ведения изначально закреплена в законе в интересах публичного собственника, призвана оградить его имущество от обычных экономических рисков.

Говоря о принципах вещного права, Г.А. Суханов называет принцип публичности (Publizititsgrundsatz), "в силу которого установление, изменение, переход или прекращение вещных прав на недвижимость подлежит обязательной государственной ("публичной") регистрации"*(7), и принцип специализации (Spezialititsgrundsatz), называемый также принципом определенности (Bestimmtheitsgrundsatz), устанавливающий, что "объектом вещного права может быть только индивидуально-определенная вещь"*(8).

По-видимому, с принципами публичности и специализации в немецком законодательстве не все просто. Действительно, дифференциация объектов прав на движимые и недвижимые вещи (земельные участки) в нем видна более четко, чем в отечественном праве, в частности приобретению прав на земельные участки и движимые вещи посвящены различные структурные части Гражданского уложения Германии (разд. 2 и 3 ч. 3 кн. 3)*(9). Однако на основе буквального толкования закона трудно утверждать, что объектом права собственности (наиболее полного вещного права) в Германии могут быть только вещи, наделенные индивидуальными признаками.

Принцип публичности реализован в отечественной правовой системе применительно к правам на недвижимое имущество. В России подлежат регистрации наряду с правом собственности права хозяйственного ведения и оперативного управления недвижимостью (п. 1 ст. 131 ГК РФ).

С принципом специализации дела обстоят сложнее. Понятно, что идея российского законодателя изначально сводится к тому, что любое имущество, принадлежащее учреждению или унитарному предприятию, находится у него на ограниченных вещных правах. Определено оно индивидуально или обладает исключительно родовыми признаками, разницы нет. При этом с позиции законодателя объектом вещного права в России может быть любое имущество, вне зависимости от возможности его индивидуализации. Это порождает проблемы, связанные, например, с выбором допустимых способов защиты прав (виндикация или возмещение убытков).

По Г.А. Суханову, вещному праву свойственно следовать за объектом (вещью), "который они как бы "обременяют", сопровождают"*(10). Однако данное свойство не свидетельствует о вещной природе права: "В то же время констатация этого признака делает классическую позицию внутренне противоречивой, ибо хорошо известно, что действующее законодательство наделяет свойством следовать за вещью ряд прав, которые являются (или считаются) обязательственными, в том числе право требования выплаты ренты (ст. 586 ГК РФ), права арендатора (ст. 617 ГК РФ), нанимателя жилого помещения (ст. 675 ГК РФ), ссудополучателя (ст. 700 ГК РФ)", - замечает В.А. Белов о свойстве вещных прав следовать за вещью. Далее, в подстрочной ссылке, он объясняет: "...Свойство следования - необходимый, но не достаточный признак вещного характера субъективного права. "Все ограниченные вещные права следуют за вещью" - утверждение истинное; а "все те права, которые следуют за вещью, суть ограниченные вещные права" - ложное"*(11). Если опираться на правила формальной логики и приведенные выше суждения В.А. Белова, нужно сделать вывод, что данный ученый не должен считать хозяйственное ведение и оперативное управления вещными правами, так как они не следуют за вещью.

Иногда о свойстве следования упоминают как о "праве следования", например, по З.А. Ахметьяновой, его суть состоит в том, что "...переход права собственности... на вещь... к другому лицу не является основанием для прекращения других вещных прав на эту вещь (то есть право следует за вещью)"*(12). На наш взгляд, говорить о том, что признаком субъективного вещного права выступает другое право - "право следования" - не совсем корректно по лексическим и логическим соображениям.

С позиции свойства следования ни право хозяйственного ведения, ни право оперативного управления не могут рассматриваться в качестве вещных: они прекращаются вместе с передачей любому лицу, могущему обладать имуществом на праве собственности. Сомнения в правильности включения их законодателем в число вещных вообще*(13) считаем полностью обоснованными.

Одновременно мы не поддерживаем попытки пусть даже теоретического обособления права хозяйственного ведения и права оперативного управления в самостоятельную разновидность вещных прав ("сильных прав")*(14). Причина кроется в их существенных отличиях от классических вещных. Повторимся, данные отличия заключаются в том, что ни то, ни другое не обладает признаком "принудительной фиксации", а также не следуют за вещью.

Конечно, это не означает, что сходство отсутствует вовсе. Право хозяйственного ведения и право оперативного управления подчинены принципу публичности (регистрируются), что характерно для вещных прав.

Именовать данные права "искусственными вещными"*(15), на наш взгляд, весьма правильно, потому что по содержанию они вещными не являются, но отнесены к числу последних волей законодателя.

Из сказанного попытаемся сделать выводы относительно оперативного управления и хозяйственного ведения.

Оперативное управление и хозяйственное ведение представляют собой гибридные, нетипичные для истории цивилистики и современного частного права конструкции. Им присущи признаки, характерные для ограниченных вещных прав (регистрация права, возникновение без договора с собственником), для обязательственных прав, связанных с пользованием имуществом (возможность регулировать содержание правоотношения волей его стороны - собственника), для полномочий, вытекающих из обязательственных правоотношений, связанных с представительством (возможность передавать право, большее по содержанию, чем принадлежит юридическому лицу - несобственнику).

Оперативное управление и хозяйственное ведение - правоотношения, содержанием которых выступают взаимные права и обязанности собственника (с одной стороны) и учреждения или унитарного предприятия (с другой), а также обязанности неопределенно широкого круга лиц, должных воздержаться от посягательств на имущество, являющееся объектом хозяйственного ведения или оперативного управления.

Сделанные выводы мы попробуем подвергнуть дальнейшему анализу, в том числе с учетом формального содержания законодательства и возможностей его корректировки либо радикального реформирования.

Во-первых, если считать данные конструкции нетипичными для цивилистики, непонятно, почему законодатель отнес оперативное управление и хозяйственное ведение к ограниченным вещным правам. На наш взгляд, такое решение обусловлено консерватизмом права и стремлением сблизить отечественную правовую систему с ближайшими по природе образцами зарубежных правовых систем. Вероятно, конструкторы закона осознавали проблемный, гибридный характер рассматриваемых категорий, слабую их интеграцию в формируемую систему частного права. Однако законодатель был вынужден исходить из экономической целесообразности сохранения юридических лиц, имущество которых будет находиться в собственности публичных образований.

Неочевидность того, нужно ли сохранять публичную собственность на имущество, передаваемое юридическим лицам, объясняется беспрецедентным (в мировом масштабе) объемом приватизации, прошедшей в России в 90-х гг. XX в. Она явилась следствием отсутствия опыта в вопросе о прекращении публичной собственности в государстве, где частная собственность на средства производства оказалась практически утраченной.

Во-вторых, если считать хозяйственное ведение и оперативное управление гибридными конструкциями, то следует понять, какое место им нужно отвести в кодифицированном законе при условии его изменения. Здесь сделаем оговорку: решение поставленного вопроса может быть снято с повестки дня, если будет признана целесообразность более радикального решения вопроса: упразднения юридических лиц - несобственников.

На наш взгляд, таким местом может быть структурная часть ГК РФ, посвященная особенностям регулирования отношений с участием публичных образований, - гл. 5 "Участие Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований в отношениях, регулируемых гражданским законодательством". Закрепление норм об оперативном управлении и хозяйственном ведении вместе с положениями об особенностях участия публичных образований в отношениях, регулируемых гражданским правом, никоим образом не противоречит принципу самостоятельного участия в гражданских правоотношениях юридических лиц. Как уже говорилось, хозяйственное ведение и оперативное управление дают возможность владеть и пользоваться имуществом юридическому лицу, созданному в форме учреждения или унитарного предприятия. Вместе с тем основная масса норм, касающихся оперативного управления и хозяйственного ведения, регулирует отношения между собственником (государством или муниципальным образованием) и созданным им юридическим лицом. Значит, вполне логично их размещение в той части кодифицированного закона, которая регулирует основные отношения с участием публичных образований.

Более того, участие публичных образований в обязательственных отношениях - это большая редкость, скорее исключение, чем правило. К данному выводу приводит анализ современных судебных актов, в которых обнаружить публичное образование в качестве стороны процесса практически невозможно. Причин этого множество, одна из них - намеренная "замена" в гражданских отношениях государства и муниципальных образований созданными ими же юридическими лицами - несобственниками. В свете сказанного размещение норм, регулирующих широко распространенные имущественные и организационные отношения с участием публичных образований и созданных ими учреждений и унитарных предприятий, в гл. 5 ГК РФ - совершенно логичное решение, придающее участию публичных образований в гражданских правоотношениях большую реальность, чем в настоящее время.

В-третьих, нужно выяснить, возможно ли воспринимать оперативное управление и хозяйственное ведение одновременно как правоотношения и как субъективные права на пользование имуществом. Ответ на данный вопрос, на наш взгляд, находится более в сфере языковой, чем в юридической. Использование одного и того же термина для обозначения различных правовых явлений или рассмотрения правового явления с нескольких сторон часто встречается в юридической науке.

Так, М.Я. Кириллова говорит об оперативном управлении в объективном и субъективном смыслах: "В объективном смысле это комплексный правовой институт, основное содержание которого составляют нормы гражданского права. Таким образом, институт права оперативного управления - это совокупность юридических норм, закрепляющих принадлежность имущества объединениям, предприятиям, организациям и регулирующих отношения по приобретению имущества, владению, пользованию и распоряжению им.

Право оперативного управления в субъективном смысле - мера дозволенного поведения управомоченного лица по владению, пользованию и распоряжению принадлежащим ему имуществом в пределах, установленных законом, в соответствии с целями деятельности, плановыми заданиями и назначением имущества"*(16).

Сейчас многие термины в отечественном законодательстве имеют несколько значений и далеко не всегда это вызывает проблемы в правоприменении. Например, законодатель ведет речь о "праве аренды" (п. 2 ст. 313, п. 3 ст. 335, ст. 340 ГК РФ), несмотря на существование юридической конструкции договора аренды, создающего для арендатора не только права, но и обязанности (гл. 34 ГК РФ).

Оперативное управление и хозяйственное ведение следует считать в широком смысле правоотношениями, а в узком - субъективными правами. Данный тезис подтверждается также закреплением в законе необходимости их регистрации. В том и другом смысле рассматриваемые термины могут использоваться в законе.

Надо заметить, что отнесение оперативного управления и хозяйственного ведения к числу прав, не являющихся вещными, образует другую, впрочем, решаемую проблему. В настоящее время регистрации подлежат все вещные права, а вот обязательственные права, допускающие пользование имуществом, в частности аренда и ранее упомянутое доверительное управление имуществом, предполагают регистрацию ограничений вещных прав*(17). Это означает, что при лишении оперативного управления и хозяйственного ведения легальной характеристики как вещных прав законодательство о регистрации необходимо будет изменить одним из двух способов: допустить регистрацию не только вещных прав или установить, что хозяйственное ведение и оперативное управление подлежат регистрации как обременение права собственности публичного образования. Скорее всего, в данном случае потребуется закрепить в законе, что одновременно регистрируется сделка: передача публичным образованием имущества учреждению или унитарному предприятию.

Системно-структурная модификация гражданского кодифицированного законодательства, т.е. приведение закона в соответствие с правовой природой хозяйственного ведения и оперативного управления, неизбежно повлечет необходимость содержательного изменения ряда правовых норм.

Bibliography

Ahmet'janova Z.А. К voprosu о sovershenstvovanii zakonodatel'stva о veshhnom prave 11 Ros. justicija. 2009. N 9.

Belov V.A. Ponjatie i opredelenie veshhnyh prav // Zakonodatel'stvo. 2009. N 6.

Belov V.A. Pravo sobstvennosti i ogranichennye veshhnye prava // Zakonodatel'stvo. 2009. N 12.

Grazhdanskoe ulozhenie Germanii: vvodnyj zakon k Grazhdanskomu ulozheniju / per. s nem.; wed., sost. V. Bergman; nauch. red. A.L. Makovskij i dr. 2-е izd., dop. M., 2006.

Kirillova M.Ja. Razvitie institute prava operativnogo upravlenija // XXVI s"ezd KPSS i problemy sovetskogo grazhdanskogo prava: mezhvuz. sb. nauch. tr. Sverdlovsk, 1982.

Suhanov E.А. О ponjatii i vidah veshhnyh prav v rossijskom grazhdanskom prave // Zhurn. ros. prava. 2006. N 12.

Suhanov E.A. Razvitie institute veshhnyh prav pri perehode k rynku // Grazhdanskoe pravo Rossii - chastnoe pravo / otv. red. V.S. Em. M., 2008.

Suhanov E.A. Ogranichennye veshhnye prava // Grazhdanskoe pravo Rossii - chastnoe pravo / otv. red. V.S. Em. M.,2008.

Suhanov E.A. Ponjatie i vidy ogranichennyh veshhnyh prav // Grazhdanskoe pravo Rossii - chastnoe pravo / otv. red. V.S. Em. M., 2008.

В.А. Болдырев,

кандидат юридических наук,

доцент Омской академии МВД России (Омск)

"Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2011 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Белов В.А. Понятие и определение вещных прав // Законодательство. 2009. N 6. С. 21.

*(2) Суханов Е.А. О понятии и видах вещных прав в российском гражданском праве // Журн. рос. права. 2006. N 12. С. 50.

*(3) Там же. С. 47.

*(4) Там же.

*(5) Белов В.А. Понятие и определение вещных прав. С. 21.

*(6) Пункт 1 ст. 3 и п. 3 ст. 18 Федерального закона от 14 ноября 2002 г. N 161-ФЗ "О государственных и муниципальных унитарных предприятиях" // СЗ РФ. 2002. N 48. Ст. 4746.

*(7) Суханов Е.А. О понятии и видах вещных прав в российском гражданском праве. С. 47.

*(8) Там же. С. 48.

*(9) Гражданское уложение Германии: вводный закон к Гражданскому уложению / пер. с нем.; введ., сост. В. Бергман; науч. ред. A.Л. Маковский и др. 2-е изд., доп. М., 2006.

*(10) Суханов Е.А. Развитие института вещных прав при переходе к рынку // Гражданское право России - частное право / отв. ред. В.С. Ем. М., 2008. С. 195.

*(11) Белов В.А. Право собственности и ограниченные вещные права // Законодательство. 2009. N 12. С. 14.

*(12) Ахметьянова З.А. К вопросу о совершенствовании законодательства о вещном праве // Рос. юстиция. 2009. N 9. С. 10.

*(13) Суханов Е.А. Ограниченные вещные права // Гражданское право России - частное право. С. 306. '

*(14) Суханов Е.А. Развитие института вещных прав при переходе к рынку. С. 195.

*(15) Суханов Е.А. Понятие и виды ограниченных вещных прав // Гражданское право России - частное право. С. 238.

*(16) Кириллова М.Я. Развитие института права оперативного управления // XXVI съезд КПСС и проблемы советского гражданского права: межвуз. сб. науч. тр. Свердловск, 1982. С. 112.

*(17) Пункт 1 ст. 4 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" // СЗ РФ. 1997. N 30. Ст. 3594.